Глава вторая

Валета вошла в небольшую, но уютную гостиную и беспомощно огляделась по сторонам.

Ей казалось, что со дня смерти матери эта комната почти не изменилась.

Раньше семья проводила в ней очень много времени. Поэтому именно здесь хранилось все самое ценное, самое дорогое и красивое, что только было в доме.

На столиках и полках тут и там стояли не только великолепные фарфоровые вазы, которые мать Валеты привезла из родительского дома, но также и маленькие безделушки. Их Валета либо делала когда-то сама, либо покупала на свои детские сбережения и дарила отцу и матери на дни рождения и Рождество.

На стенах висело несколько великолепных акварельных рисунков — некоторые в рамах, некоторые — без. Талант художника проснулся в Валете еще в детские годы.

Кроме того, в этой комнате хранились книги. Они стояли на полках красивого книжного шкафа, выполненного в стиле чиппендэйл, лежали на некоторых из столов, а также на стульях, которыми редко пользовались.

Валета обвела гостиную печальным взглядом. Мысль о расставании с сотней вещей, таких дорогих ее сердцу, показалась ей невыносимой.

Она обожала читать в гостиной. А еще в кабинете отца.

Книг там тоже было видимо-невидимо. Они лежали повсюду — на полу, на стульях, на столах, и попытки навести в кабинете порядок обычно заканчивались неудачей.

«Разве я смогу уехать из этого места? — спрашивала себя Валета. — И если смогу, то куда поеду?»

Каждая комната в этом доме являлась частью самой Валеты. Но теперь, после смерти отца, она не могла продолжать жить в усадьбе. И не знала, куда ей деваться.

Об этом они уже разговаривали с няней — женщиной, находившейся с ней рядом с самого ее рождения. Та сказала, что слишком стара для переездов.

— Но, няня, мы просто не можем здесь оставаться.

— Почему?

— За этот дом мы должны вносить ежемесячную арендную плату, а без папиной пенсии у нас будет слишком мало денег.

Ты ведь знаешь об этом не хуже, чем я.

Няня вздохнула:

— Если его светлости хватит порядочности, в чем я, конечно, сомневаюсь, то он позволит вам жить в этом доме бесплатно. Ведь если бы не его безумные затеи, то ваш отец не скончался бы в столь молодом возрасте.

Няня говорила об этом так долго и так эмоционально, что Валета не выдержала и вышла из кухни, не желая, чтобы кто бы то ни было видел навернувшиеся ей на глаза слезы.

— О, папочка! — шептала она, закрывшись в кабинете отца. — Что я буду делать без тебя? Теперь мне не с кем смеяться, не с кем разговаривать…

Вспомнив, что отец терпеть не мог женские слезы, она быстро вытерла глаза и щеки, прошла к большому окну и посмотрела сквозь прозрачное стекло в сад.

Он утопал в цветах. И матери, и отцу Валеты доставляло истинное удовольствие работать в саду. А старина Джейк тем временем занимался огородом — выращивал овощи и не тратил времени на «всякую чепуху».

Смерть жены отец перенес очень тяжело. Но он любил свою дочь, а она любила его, и вместе они, пытаясь скрыть друг от друга свои страдания, как-то справлялись с болью утраты.

— Теперь я осталась совсем одна, — прошептала Валета. — И обязана жить дальше. Надо найти в себе силы, надо быть такой же выносливой, как папа.

Отец Валеты отличался невиданной храбростью, когда служил в армии. И в обычной жизни проявлял себя как человек стойкий и мужественный. Превратности судьбы всегда старался встретить с высоко поднятой головой. Неудачам и бедам было не под силу сломить его твердый нрав.

— Папа умер из-за своей смелости, — пробормотала Валета, закусывая от желания не расплакаться нижнюю губу. А в горле стоял огромный ком, и слезы были совсем близко.

Послышался звук открывающейся двери, и на пороге кабинета появилась няня.

— К нам пожаловал маркиз Труна, — сказала она недовольным тоном. — Хочет поговорить с вами.

— Маркиз? — Валета изумленно вскинула брови.

— Вы еще удивляетесь! Ему следовало прийти к вам гораздо раньше, посочувствовать вам, поддержать!

Валета не слушала няню.

Она принялась поправлять платье и приглаживать растрепавшиеся волосы. А через минуту вышла из кабинета и направилась по небольшому коридору в гостиную. Няня проводила ее материнским взглядом.

Приблизившись к двери гостиной, Валета приостановилась, сделала глубокий вдох и выдох, на мгновение зажмурила глаза, окончательно прогоняя слезы, и взялась за дверную ручку.

Маркиз стоял у окна с выступом и так же, как Валета несколько минут назад, смотрел в сад.

Он думал о том, как великолепно играют лучи солнца между клумбами с ярко-красными розами, расположенными по кругу, как цифры на циферблате часов.

У небольшой белой беседки росла жимолость. Все цветы были настолько ухоженными и красивыми и так радовали глаз насыщенными красками, что любой художник, наверное, увидев это чудо, непременно решил бы запечатлеть его в картине.

Услышав, что в комнату кто-то вошел, маркиз повернулся и замер в изумлении: внешность Валеты произвела на него поистине сильное впечатление.

Сэр Чарльз был человеком весьма приятной наружности, поэтому маркиз предполагал, что его дочь симпатична. Но никак не ожидал увидеть перед собой такую красавицу.

Небольшое лицо вошедшей в гостиную девушки по форме напоминало сердце. Самыми примечательными в нем были серые прозрачные глаза, обрамленные густыми темными ресницами.

Ее нежная кожа напоминала фарфор, а в светлые волосы, казалось, были вплетены солнечные лучи.

Маркиз думал, что дочь Лингфилда появится перед ним в траурных одеяниях, но ошибся.

На ней было белое муслиновое платье — из ткани весьма дешевой, но прекрасно облегавшей ее стройную чудесную фигуру, напоминающую фигуры греческих богинь.

Единственным знаком, говорящим о перенесенной этой девушкой тяжелой утрате, являлись две черные ленты, по-видимому, лишь недавно нашитые на платье под грудью.

На протяжении некоторого времени ни маркиз, ни Валета не произносили ни слова. Она заговорила первой — нежным, спокойным голосом:

— Вы желали меня видеть, милорд?

Он кивнул.

Сделав маркизу реверанс. Валета прошла к камину. Гость последовал ее примеру.

Она выжидающе посмотрела ему в глаза, но сесть не предложила. Было что-то странное в выражении ее ангельского лица.

— На прошлой неделе я просил передать вам мои глубочайшие соболезнования, мисс Лингфилд, — сказал маркиз. — И послал вам карточку вместе с венком. Надеюсь, вы прочли ее?

Валета не ответила, лишь едва заметно кивнула.

Последовало напряженное молчание. Маркиз ждал, что собеседница все же что-нибудь скажет, но этого не произошло.

И он вновь заговорил:

— Я не приходил к вам в дом с визитом раньше лишь только потому, что хотел дать вам возможность немного оправиться от потрясения, мисс Лингфилд. Сегодня же решил навестить вас. Нам необходимо обсудить с вами кое-какие вещи.

— Я догадываюсь, о чем речь, милорд. Об арендной плате за этот дом, верно?

Маркиз удивленно повел бровью:

— Признаюсь честно, это мне пока даже в голову не приходило. Во-первых, я хотел поинтересоваться, почему вы вернули пятьсот гиней, которые ваш отец выиграл в скачках с препятствиями.

Наступила очередная тягостная пауза. На этот раз, посчитав, что все время молчать — слишком неучтиво, Валета гордо приподняла подбородок и ответила:

— Вы полагаете, милорд, я должна была принять деньги, из-за которых мой отец лишился жизни?

— Я подозревал, что вы именно так воспринимаете случившееся! — воскликнул маркиз. — Хотя очень надеялся на другое. Поймите, смерть вашего отца не связана напрямую с устроенными мною бегами. Во время соревнований сэр Чарльз был великолепен.

Он немного помолчал.

— Доктор Мурленд сообщил мне лишь недавно, что в последнее время у вашего отца было не все в порядке с сердцем.

— Правильно, милорд, — сказала Валета. — А объяснил ли вам доктор Мурленд, что папе не следовало подвергать сердце чрезмерным нагрузкам?

— Значит, с его стороны было неосмотрительно соглашаться принимать участие в скачках.

— Крайне неосмотрительно, — согласилась Валета.

В ее голосе прозвучали обвинительные, враждебные нотки.

— Скорее всего любовь к физическим тренировкам и стремление проверить свою смелость взяли в вашем отце верх над предосторожностью. И вы не должны считать меня виноватым в случившемся, мисс Лингфилд.

Маркиз посмотрел на нее с укоризной.

— А кого, как не вас, мне считать виноватым в этом? — мужественно выдерживая его взгляд, спросила Валета.

Он хотел что-то ответить, но она не дала ему такой возможности.

— Думаю, вы предвидели, милорд, что некоторые люди, например, мой отец, могут согласиться принимать участие в вашем безумном развлекательном мероприятии лишь по одной причине: из желания выиграть деньги! И, надеюсь, знали, что ваши скачки весьма опасны и что кому-то они могут стоить жизни!

Голос Валеты звучал осуждающе и жестко, глаза выражали злобу и отвращение.

Маркиз не привык, чтобы женщины, особенно молодые и красивые, смотрели на него с неприязнью, и в первый момент почувствовал себя ужасно дискомфортно.

— Мне кажется, ваше обвинение несправедливо.

— Но я говорю правду, милорд, — ответила Валета. — Согласитесь. Мой отец был бы сегодня жив, если бы вы не предложили столь огромную сумму за выигрыш в совершенно нелепом мероприятии. Даже не верится, что эта бредовая затея пришла в голову взрослому человеку!

— Значит, вы считаете, что устраиваемые мной скачки — бредовая затея, — пробормотал маркиз.

— Именно! — с чувством подтвердила его слова Валета. — Вы должны были подумать о людях, которых вовлекли в свою игру! — Она перевела дыхание. — Скажу больше: вы подаете ужасный пример всем тем, кто живет и работает на землях Трута.

Разговор был вполне обычным — никто не повышал тона.

Но так категорично, так горячо и так правдиво с маркизом не беседовала ни одна женщина.

Он чувствовал себя вдвойне неприятно не только потому, что дочь Лингфилда обладала на удивление красивой внешностью, но и потому, что была очень молода. От этого ему с трудом удавалось подбирать нужные слова, оставаться спокойным и соблюдать правила приличия, — Скажу вам прямо, мисс Лингфилд: я не привык оправдываться перед кем бы то ни было. К тому же нам с вами необходимо поговорить совсем о других вещах. Для вас эта беседа крайне важна.

— Не могу себе представить ничего более важного, чем тот факт, что мой отец умер из-за чужой глупости! — отпарировала Валета. — А «кровавые деньги», которые мне принесли, я не приняла бы ни при каких обстоятельствах, даже если бы умирала с голоду! И считаю серьезным оскорблением ваш вопрос о том, почему я отослала их вам!

— Какую чушь вы несете! — ответил маркиз. — Ваш отец добровольно согласился принять участие в моих скачках, пусть даже настоящей причиной тому послужила нужда в деньгах. К тому же он превосходно держался в седле и, я уверен, получил от мероприятия большое удовольствие.

Он окинул гостиную многозначительным взглядом и добавил:

— Для вас пятьсот гиней были бы совсем не лишними. Я считаю ваше нежелание принимать их просто абсурдным.

Хотя… решать вам.

— Мое отношение к этим деньгам останется неизменным, милорд, — твердо сказала Валета. — Единственное, что в настоящий момент для меня действительно важно, так это необходимость вносить арендную плату за этот дом. Мне, конечно, не хотелось бы выезжать из него. А со смертью отца я лишилась его пенсии. Если бы вы снизили сумму оплаты…

— Установлением цен на дома, располагающиеся на наших территориях, занимаюсь не я, мисс Лингфилд, — ответил маркиз.

— Но только вы имеете право влиять на тех, в чьем ведении они находятся. Я убеждена, что для некоторых из фермеров-арендаторов весьма затруднительно платить помногу…

Ее голос резко оборвался.

Маркиз понял, в чем дело: она намеревалась опять перейти на враждебные тона, но передумала.

— Если фермеров не устраивают мои цены, — ответил он подчеркнуто холодным тоном, который на всех его знакомых всегда действовал устрашающе, — то они имеют право побеседовать об этом с моим доверенным.

— Вряд ли ваш доверенный, милорд, осмелится по своему усмотрению распоряжаться деньгами, которые принадлежат вам.

— Мисс Лингфилд, я чувствую, что наш разговор заведет нас в тупик, — с оттенком раздражения в голосе воскликнул маркиз. — И потом, вас не должны волновать суммы, которые мне платят за жилье фермеры!

— Они должны волновать вас, милорд! — Прозрачные глаза Валеты гневно засверкали. — Мы живем вдалеке от Лондона, тем не менее знаем, какие большие деньги вы тратите на организацию там пирушек и развлекательных мероприятий! Догадываемся также, что и на недавние скачки, во время которых взрослые мужчины выступали перед вами в качестве клоунов, были затрачены огромные средства! А о том, что этот год неурожайный и что общине фермеров придется ой как нелегко, вы, наверное, ни минуты не задумались!

Из ее груди вырвался странный звук, похожий на приглушенный стон, но она закончила свою мысль:

— Имеете ли вы, ваша светлость, хоть отдаленное представление о том, как люди, у которых нет ничего, кроме надежды, наблюдают за вашей праздной жизнью и невообразимой расточительностью?

Она говорила агрессивно и злобно, но маркиз — наверное, потому что голос ее был необыкновенно мягким и мелодичным, а губы пухлыми и красивыми, — не пришел в ярость.

Вместо этого он просто опустился в кресло и положил ногу на ногу.

— Я пришел к вам, мисс Лингфилд, с намерением поговорить совсем о другом. О вашей дальнейшей жизни. А мы с вами все дальше и дальше уходим от этой темы.

— Вам нет необходимости беспокоиться обо мне, милорд, — ответила Валета, гордо приподнимая подбородок. — Если только это не касается арендной платы за дом.

— Есть необходимость, — ответил маркиз.

— Если вы считаете, что чем-то мне обязаны из-за того, что случилось с папой, и именно поэтому решили проявить к моей дальнейшей судьбе какой-то интерес, то спешу вас заверить, что не нуждаюсь в вашей помощи.

— А я настаиваю на том, чтобы мы все же побеседовали о вас, — не терпящим возражения тоном заявил маркиз. — Вы слишком молоды. Чем вы планируете заниматься теперь, когда остались без родителей? Есть ли у вас какие-нибудь родственники, к которым вы могли бы переехать?

— Не стоит задумываться обо мне, милорд, — сухо ответила Валета. — Я решу все свои проблемы самостоятельно. В данный момент я мечтаю о единственном — остаться в этом доме.

— Собираетесь жить в нем совсем одна? — Маркиз изумленно уставился на собеседницу.

Она поджала губы, безмолвно давая ему понять, что это его не касается.

Маркиз ждал ответа.

— У меня есть няня, которая воспитывала меня с раннего детства, — нехотя произнесла Валета. — Вместе мы как-нибудь проживем.

— Каким образом? — поинтересовался маркиз.

Валета не желала отвечать на его расспросы, но все же объяснила:

— Будем выращивать овощи, которых на двоих нам вполне хватит. А еще я попытаюсь зарабатывать деньги.

— Как?

Она окинула его возмущенным взглядом и промолчала.

— Я хочу знать, — не унимался маркиз. — И кстати, имею на это полное право.

— Право?

— Да. В этом-то и заключается вторая причина моего к вам сегодняшнего визита, — пояснил маркиз. — Перед скачками ваш отец составил завещание.

— Завещание? — Валета непонимающе моргнула.

По ее виду было понятно, что она совершенно сбита с толку.

— Некоторые из моих гостей написали завещания в шутку, а сэр Чарльз подошел к этому со всей серьезностью. И даже заверил свой документ подписями двух свидетелей — соседей по столу!

Некоторое время Валета о чем-то размышляла, растерянно глядя на маркиза, потом спросила:

— И что же… написано… в этом завещании?

— Ваш отец назначил меня вашим попечителем до тех пор, пока вы не выйдете замуж или не достигнете возраста двадцати пяти лет, — ответил маркиз.

Несмотря на то что маркиз уже сидел в кресле, Валета до настоящего момента продолжала стоять.

Услышав столь невероятную новость, она почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, шагнула к стулу, расположенному напротив кресла, и медленно опустилась на него.