Глава 12

Они доехали до реки, по которой проходила граница с Вестербальденом, меньше чем за два часа. Камилла отпустила поводья вспотевшей лошади.

— Мост — слева, вон огни, — проговорила она.

— Думаю, нам лучше держаться от него подальше, — ответил Хьюго. — Мы должны найти брод.

— Наверняка наш побег еще не обнаружен! воскликнула Камилла.

— Неизвестно, — остудил ее пыл Хьюго. — Когда лакей сообщил, что Харпен хочет срочно поговорить со мной, я как раз беседовал с маркграфом. На его лице отразилось любопытство. Уверен, что он заинтересуется причиной моего отсутствия. А когда обнаружат, что вы исчезли, он сразу заподозрит, что мы сбежали вместе.

— Ты думаешь, что в Мельденштейне немедленно бросятся на наши поиски?

— В этом нет сомнений, — мрачным тоном отозвался Хьюго. — Можно держать пари.

Он повернул лошадь и поехал вдоль берега вниз по течению, Камилла — за ним. Вскоре они нашли хороший спуск к реке. Хьюго тронул поводья.

— Скорее всего, здесь глубоко, и лошадям придется плыть. Но все же нам лучше выбраться из Мельденштейна. Держись покрепче за луку седла, чтобы не унесло течением.

Раньше Камилле не доводилось пересекать реку вброд верхом, но она была хорошей наездницей. Ей не составило труда уговорить животное войти в воду, затем она крепко прижалась к шее лошади, как ей велел Хьюго.

К счастью, им попались опытные лошади, которым уже случалось проделывать подобные вещи, и они легко переплыли на другую сторону. Там Хьюго и Камилла спешились, чтобы выжать воду из одежды и дать лошадям обсохнуть.

— Найдешь ли ты силы проехать еще, как минимум, два часа? — спросил Хьюго. — Нам нельзя мешкать.

— Конечно, — гордо ответила Камилла. Она не хотела, чтобы он счел ее слабой и никчемной.

Холодная вода освежила лошадей, и они снова взяли в галоп. Если бы не луна, то скакать с такой скоростью по холмам и оврагам было бы опасно. Пока для беглецов все складывалось удачно, и они стремительно удалялись от Мельденштейна.

Спустя какое-то время лошади устали и замедлили бег. Хьюго выбрал небольшой лесок для привала.

Камилла обрадовалась, когда Хьюго, наконец, остановился и снял ее с лошади. Оказавшись на земле, она внезапно почувствовала неимоверную слабость.

Минуту он держал ее в своих объятиях, словно не веря в то, что она — с ним. Затем нехотя отпустил ее и занялся лошадьми. Хьюго расстегнул подпруги и снял седла.

— Сколько мы пробудем здесь? — поинтересовалась Камилла, стаскивая с себя сапоги.

— Я придумал, как нам поменять лошадей, — проговорил Хьюго. — Тут невдалеке придорожная гостиница. Мне кажется, многие гости, проезжая в Мельденштейн, меняли в ней лошадей.

— Ты думаешь, тебе не опасно появляться там? — испугалась Камилла.

— Придется рискнуть. Я не собираюсь красть лошадей, а всего лишь возьму свежих в обмен на эту пару. Это будет честная сделка, — улыбнулся Хьюго.

— О боже! А если кто-нибудь заметит тебя?

— Я лишь выведу лошадей на выпас.

Он уселся под сосной позади нее и стянул с себя сапоги, чтоб вылить из них воду.

— Думаю, нам нужно развести небольшой костер.

А когда я уйду, ты можешь посушить одежду. Если ты сляжешь с лихорадкой, нам будет гораздо труднее уходить от погони.

— Я не первый раз промокаю, — улыбнулась Камилла.

— Ты — необыкновенная девушка! — нежно произнес он. — Но тебе нужно отдохнуть и набраться сил, чтобы опять скакать целый день. Это испытание под силу не каждому мужчине, не говоря уже о хрупкой женщине.

— Я выдержу, — мягко ответила она.

Он взял ее руку и поднес к губам. От его прикосновения она затрепетала. Ей хотелось снова оказаться в его объятиях и забыть обо всем на свете. Но она понимала, что им грозит страшная опасность.

— Если нас поймают, что нас ждет? — спросила она.

— Тебя отвезут обратно, в этом нет сомнений.

— А что сделают с тобой?

— Так как я британский подданный, то, скорее всего, погибну в результате несчастного случая.

При мысли об этом Камилла содрогнулась и сжала его руку.

— Нас не должны поймать, — прошептала она. Когда мы окажемся в безопасности?

— В британском посольстве в Амстердаме, — ответил он. — Но до него еще далеко, любовь моя.

— Путь не покажется долгим, если мы проедем его вместе, — отозвалась Камилла.

Он снова поцеловал ей руку. Сначала его губы остановились на ладони, затем перешли на запястье, в то место, где под белоснежной кожей в тоненькой голубой венке бился пульс.

— Нас могли бы обвенчать в Амстердаме? — мягко спросила Камилла.

— Ты знаешь, что я хотел бы этого больше жизни, — произнес Хьюго. — Но ты подумала, что это будет значить для тебя? Я не смогу помочь твоим родителям.

— Они поймут меня! — пылко воскликнула Камилла. — Уверена, что поймут. Они любят меня и не захотят, чтобы я принадлежала безумному демону, который будет избивать меня каждую ночь. Почему, господи, почему он стал таким?

— Я и сам думал об этом, — проговорил Хьюго. Возможно, потому, что его мать всегда была главой семьи. Она фактически правила Мельденштейном даже при жизни его отца. Должно быть, его неприятие матери с годами усилилось, а когда он попал на Восток, то обнаружил, что мужчина может иметь неограниченную власть над женщиной. Ты видела его любовницу. Думаю, она его по-своему любит, и убийцу в гостиницу, скорее всего, подослала она, так как хотела, чтобы ты никогда не приехала в Мельденштейн.

— А раньше ты не думал, что китаец в гостинице может иметь какое-то отношение к принцу? — спросила Камилла.

— Я слышал, что после пребывания на Востоке он изменился в худшую сторону, — ответил Хьюго. — И это было одной из причин, заставлявших меня ненавидеть тебя, любовь моя. Я считал, что ты продаешься ему. — Он помолчал и добавил:

— Но как ты знаешь, у меня это плохо получалось.

— Когда ты узнал правду о принце?

— В Вестербальдене маркграф рассказал мне, что у принца есть любовница, которую тот привез с Востока. Но я до сих пор не верю, что он был замешан в покушении на тебя.

— Возможно, и нет, но в таком состоянии, как вчера, он способен на что угодно.

— Полагаю, что именно китаянка приучила его к наркотикам. В своих интересах она потворствовала его худшим инстинктам — наследственной германской жажде власти над окружающими, презрению к женщинам и желанию их унизить.

Камилла содрогнулась.

— Слава богу… ты спас меня! — прошептала она. — В противном случае… моя жизнь превратилась бы в кошмар.

— Не будем думать об этом. — Хьюго поднялся. — Мы должны забыть о прошлом. Давай я разведу костер.

Он выбрал на поляне место, собрал сухой валежник, и через минуту пламя весело запылало. Затем Хьюго взял под узды лошадей и улыбнулся ей.

— Я не задержусь, — пообещал он.

— Умоляю тебя, будь осторожнее. Я с ума сойду, если с тобой что-нибудь случится.

— Я вернусь, — уверенно пообещал он и повел лошадей из леса.

Камилла сняла верхнюю и нижнюю юбки и разложила их возле костра для просушки. Она уже вылила воду из сапог и теперь придвинула ноги в мокрых чулках поближе к костру. У нижней юбки намок лишь подол, и она высохла очень быстро.

Камилла надела ее и легла у костра на мягкую, покрытую мхом землю. События последних двух суток измотали ее. После нервного напряжения и безостановочной четырехчасовой скачки она моментально уснула.

Когда Хьюго вернулся, она все еще крепко спала.

В свете костра она казалась совсем юной и невинной, почти ребенком. Ее светлые волосы разметались по земле, а руки были скрещены на груди.

Хьюго посмотрел на нее, и в его глазах засветились обожание и благоговение. Он мягко опустился возле нее и поцеловал ее в губы. Она ответила на его поцелуй, даже не проснувшись, а когда открыла глаза, увидела, что он сжимает ее в объятиях.

— Любовь моя, нам пора ехать, — проговорил он, и его голос выдал, как сильно он волновался за нее.

— Ты вернулся! — воскликнула она, обрадовавшись.

— Да, но нам нужно двигаться в путь. Луна будет освещать нам дорогу. — Он с трудом подавил в себе желание лечь рядом с ней, прижать ее к себе и говорить о том, как он любит ее.

Он помог ей подняться. Камилла сонно огляделась.

— О, я… заснула.

— Сон пошел тебе на пользу, — улыбнулся он. — Одевайся, любимая.

— О, моя юбка — смущенно воскликнула она и покраснела от мысли, что он увидел ее в таком виде.

— Я отвернусь, — пообещал он.

Он начал седлать лошадей.

— Я не заставила тебя ждать? — проговорила Камилла как раз тогда, когда лошади были готовы к отправке.

— Нет, — ответил он, — ты самая пунктуальная женщина, которую я знаю. Из тебя выйдет замечательная жена.

Она рассмеялась. Он посадил ее на седло, и они тронулись в путь. Свежие лошади бежали легко и резво. В жеребце Камиллы чувствовались арабские предки. Он был отлично обучен и слушался малейшего прикосновения ее руки и шпор.

Луна бледнела, над горизонтом занимался рассвет. Наступал новый теплый день, и Камилла спрашивала себя, что подумают люди, когда узнают, что свадьба не состоится. Во дворце, наверное, придут в ужас. Она жалела, что не научила Розу, что говорить.

Но потом она успокоилась, потому что Хьюго наверняка проинструктировал своего камердинера и тот ответит за обоих.

Они ехали почти три часа, пока Хьюго не остановил свою лошадь. Он указал Камилле на маленькую ферму, одиноко видневшуюся среди деревьев.

— Как ты думаешь, не попросить ли нам у них завтрак? — предложил он.

— Я только что размышляла, не покажусь ли я слишком слабой женщиной, если скажу, что хочу есть, — ответила Камилла.

— Я тоже голоден как волк, — признал он. — Поедем, придется рискнуть. Даже если мельденштейнская конница идет по пятам, не поверю, что нас станут искать в таком укромном месте.

Они свернули к ферме. Хьюго объяснил хозяйке, что им нужно. Их провели на большую кухню, где стоял хорошо вытертый стол, а на каменном полу не было ни пятнышка. На стенных полках стояли большие кастрюли, а с потолка свисали длинные гроздья лука. Скоро по кухне разнесся аппетитный запах яичницы с беконом.

— Никогда не ела ничего вкуснее, — проговорила Камилла, наблюдая, как ее любимый уплетает дюжину яиц с бесчисленным количеством кусков бекона.

Им также предложили золотистое масло и черный хлеб, который крестьяне пекут для себя. Хозяйка чрезвычайно обрадовалась, получив от Хьюго несколько золотых. А Камилла решила про себя, что удовольствие, которое они получили от простой, но вкусной еды, стоило гораздо больше.

Они снова сели на коней и скакали без отдыха почти до вечера, когда голод вынудил их остановиться на обед еще на одной ферме.

На этот раз им повезло меньше. Еда оставляла желать лучшего, а фермер пытался выведать у них, кто они такие и куда едут. Как поняла Камилла, он недолюбливал иностранцев. Он воевал на стороне Бонапарта и считал, что во всех бедах и лишениях солдат виноваты те, кто оказывал сопротивление победоносным французским армиям и затягивал войну.

— Неприятный тип, — выразил свое мнение Хьюго, после того как они покинули ферму.

Он объяснил Камилле, которая не поняла ни слова из их разговора, что фермер неустанно жаловался на невзгоды, которые пережила страна за время войны, но не понимал, что виновен в них прежде всего человек, начавший войну.

— Я думала, европейцы ненавидят Наполеона, — удивилась Камилла.

— Не все, — возразил Хьюго. — Многие восхищаются его храбростью и тем, что долгое время он выходил из всех сражений победителем. В жизни никому не хочется быть проигравшим, поэтому люди поддерживали его.

— Ненавижу войну и все, что с ней связано! — воскликнула Камилла. — Ты ведь не останешься в армии?

— На этот вопрос очень легко ответить, — улыбнулся он. — Даже если бы я и хотел, то не смог бы позволить себе такую роскошь. Ведь скоро у меня появится расточительная жена, и мне придется заботиться о ее расходах.

— Я — не расточительная, — вспыхнула Камилла, но тут же поняла, что ее поддразнивают. — Ты не пожалеешь, что увез меня?

Он покачал головой.

— Я хочу одного — быть с тобой рядом, — ответил он. — Я попытаюсь поступить куда-нибудь на службу.

Как только мы окажемся в безопасности, придется поломать голову над тем, как жить дальше.

— Я тоже думала об этом, — призналась Камилла. — У моих родителей достаточно денег, чтоб продержаться до конца года. Так сказал папа перед отъездом. Не думаю, что нам придется возвращать Мельденштейну те десять тысяч фунтов, которые они передали мне на приданое.

— Согласен, — ответил Хьюго. — Хотя сэра Горация придется убеждать в этом. Едва познакомившись с ним, я понял, что он человек чести.

— Я не разрешу ему возвращать деньги, — решительно сказала Камилла. — В крайнем случае мама убедит его в разумности такого поступка. Ей это всегда удается.

— Ты думаешь, тебе тоже удастся влиять на меня? — поинтересовался Хьюго, Она одарила его улыбкой, которая протянула между ними невидимые узы. Но на дальнейшие разговоры времени больше не было. Они снова оседлали коней, и те сразу взяли в галоп. Скоро усталость начала брать свое, да и лошади уже выбивались из сил.

Вскоре они увидели придорожную гостиницу.

Она находилась уже на территории Голландии, и Камилла с невыразимым облегчением подумала, что завтра они достигнут Амстердама. Хьюго отправился менять лошадей, а Камилла спряталась в небольшой рощице. Несмотря на усталость, в этот раз она не могла заснуть.

Она инстинктивно чувствовала, что ее любимому грозит опасность. Затаив дыхание, она ждала его возвращения и молилась. Он появился, и она с криком радости бросилась к нему на шею.

— Я так переживала за тебя! Я боялась, что ты не вернешься! — воскликнула она и вдруг ахнула от ужаса.

На лице Хьюго красовалась ссадина, а костяшки пальцев на правой руке кровоточили.

— Меня заметили, — объяснил он, — и пришлось как следует отделать этого парня. Можешь не сомневаться, он поставит на ноги всю округу. Вперед, нам нужно прибавить ходу.

Он оседлал свежих лошадей, и они снова пустились вскачь. Камилла всю дорогу прислушивалась, не слышно ли за ними стука копыт, криков или выстрелов.

Они скакали не меньше часа. Наконец Хьюго остановил коня. Он повернулся назад и постоял с минуту, внимательно вглядываясь в даль. Не увидев и не услышав ничего подозрительного, он обратился к Камилле:

— Мы допустили промах. Но что делать? Тебе нужно немного отдохнуть, такое напряжение не под силу женщине.

— Я могу ехать дальше, — заверила его Камилла.

Он не ответил, а подъехал к стогу сена и снял ее с лошади.

Камилла легла и почувствовала, что у нее болит все тело, а полосы, оставшиеся на плечах от ударов кнута, горят, словно ее обмотали горячими бинтами.

Тем не менее, она мгновенно провалилась в сон.

Ей казалось, что она лишь на минуту закрыла глаза, а Хьюго уже будил ее. Светало.

— Пора, — проговорил он.

Полусонная, Камилла уселась в седло. Лошади, которых Хьюго раздобыл прошлой ночью, были не такие хорошие, как предыдущие, но бежали неплохо. Вперед… вперед… вперед, наконец, к облегчению Камиллы, они остановились, чтобы напоить лошадей из ручья.

— Нам нельзя рисковать и задерживаться на завтрак, — произнес Хьюго. — Наши преследователи уже недалеко. Ты очень голодна, любовь моя?

— Я постараюсь не думать об этом, — улыбнулась Камилла. Вдруг она указала на землю:

— Смотри, вот наш завтрак!

Под ногами у них раскинулась плантация дикой земляники. Они спешились и жадно набросились на спелые сладкие ягоды, которые неожиданно оказались очень сытными.

— Если я вскоре не найду для тебя еды, — сказал Хьюго, поднимая Камиллу на лошадь, — то ты станешь такой легкой, что улетишь от меня. Ты продержишься еще несколько часов, пока мы не окажемся в безопасности?

— Конечно, — храбро пообещала Камилла.

Тем не менее она обрадовалась, когда Хьюго решил заехать в маленькую деревушку, расположенную в нескольких милях от дороги, и пообедать в гостинице.

— Не думаю, что наши преследователи догадаются искать нас здесь, — успокоил он Камиллу.

Несмотря на то что вся их одежда изрядно запылилась в дороге, по их виду владелец гостиницы понял, что перед ним знатные гости, и встретил их чрезвычайно любезно.

Камилла поднялась в спальню, чтобы немного привести себя в порядок. Увидев себя в зеркале, она вскрикнула от ужаса. Лицо было черным от пыли, амазонка забрызгана грязью, а волосы растрепаны.

Она быстро помылась, расчесала волосы и уложила их в прическу. Жена хозяина, восхищаясь богатым бархатом ее костюма, чистила его до тех пор, пока он не заблестел как новый.

Она бросала на Камиллу любопытные взгляды, но не задавала никаких вопросов. В любом случае Камилла чувствовала себя слишком голодной для разговоров и поспешила спуститься в маленькую гостиную, где их ждал великолепный ужин.

Они оба набросились на еду и с наслаждением поглощали все блюда, стоявшие на столе, пока Камилла со смехом не призналась, что больше не сможет проглотить ни единого кусочка. Хьюго с бокалом вина откинулся на спинку стула:

— Ты выглядишь бесподобно, словно только что пришла на бал. Удивительно, как тебе удается выдерживать такие физические нагрузки и выглядеть при этом такой хрупкой, будто твоих сил хватит лишь на то, чтобы сорвать несколько цветков на клумбе?

— Неужели я действительно так выгляжу? — улыбнулась Камилла. — Уверяю тебя, что в действительности я очень выносливая. Мы с моим братом часто скакали наперегонки, и всегда я его побеждала.

Мы уезжали на целый день, хотя мама считала это времяпровождение неподходящим занятием для леди, а когда возвращались, он уставал больше меня.

— Благодаря этим тренировкам ты смогла выдержать трехдневные скачки. О, любовь моя, я никогда не простил бы себе, что подвергаю тебя таким мукам, если бы это не было для твоего же блага!

— Тихо! Мы еще не в Амстердаме, — напомнила об осторожности Камилла.

— Осталось всего двадцать пять миль, — ответил он. — Хозяин гостиницы пообещал нам сменить лошадей, Бог знает, что это будут за лошади, но он клянется, что они свежие. Но может быть, ты предпочтешь ехать в экипаже по главной дороге?

— Ты с ума сошел, Хьюго! Ты ведь сам говорил, что на наши поиски брошена вся конная гвардия Мельденштейна. Поедем, нам нельзя мешкать.

— У меня язык не поворачивался сказать тебе, что пора ехать. Если ты упадешь, мне не будет оправдания.

— Нужно поторапливаться. Пока я не услышу английскую речь и не окажусь в посольстве на английской земле, я не смогу чувствовать себя в безопасности;

— Тогда пошли. — Хьюго поднялся из-за стола и протянул ей руку.

Она оперлась на нее и встала. Внезапно, подчинясь какой-то неведомой силе, они оказались в объятиях друг друга. Она прижалась к его груди, а он склонился и поцеловал ее в губы. На мгновение они забыли обо всем на свете. Камилла полностью отдалась новым ощущениям. Его прикосновения вызывали в ней волны восторга и наслаждения, она чувствовала, что полностью и целиком принадлежит ему, и от этого в ней все пело и бурлило.

— Я обожаю тебя, — с чувством произнес он.

Их губы вновь встретились и слились. Наконец Камилла заставила себя оторваться от него, и они отправились на ферму за лошадьми.

Теперь они ехали гораздо медленнее. Лошади передвигались неспешно, к чему их, очевидно, приучили, и ни уговоры, ни хлыст не могли заставить их бежать быстрее.

Ближе к вечеру Камилла почувствовала, что ее силы на исходе. Она не осмеливалась признаться Хьюго, что у нее нестерпимо болят спина и ноги и что она уже давно не садилась в седло.