Глава 1

Леди Ламбурн спокойно дремала в кресле, как вдруг сверху раздался сильный грохот, заставивший ее испуганно вздрогнуть.

— Боже милостивый, что еще могло случиться? — спросила она с тревогой в голосе.

Ее дочь, которая до этого сидела и шила в кресле у окна, поднялась и подошла к матери.

— Боюсь, мама, что в гобеленовой спальне обрушился потолок. Во время недавних дождей он стал протекать. Уитон предупредил нас, что штукатурка может обвалиться, но ремонт так и не сделали.

— Уже в третьей комнате! — воскликнула леди Ламбурн. — Дом разваливается прямо на глазах.

— Ремонт стоит денег, мама, — мягко произнесла Камилла, — так же как и все остальное.

Леди Ламбурн встревоженно посмотрела на дочь:

— Камилла, доченька, что же теперь будет? Нам больше нечего продать, а поездка твоего отца в Лондон, скорее всего, ничего не даст.

— Боюсь, что не даст, — согласилась Камилла, — но папа — неисправимый оптимист. Он ни секунды не сомневался, что случайно встретит кого-нибудь из старых друзей, который нас спасет.

— Сэр Гораций никогда не теряет веры в будущее, — с глубоким вздохом подтвердила леди Ламбурн, — даже когда все идет против него. Но сейчас положение просто отчаянное. Гервас найдет нас в долговой тюрьме, когда вернется.

— Нет-нет, мама, этого не будет! — попыталась приободрить ее Камилла.

— Мне снится это каждую ночь, — с горечью продолжила леди Ламбурн. — Ах, если бы не мои слабость и беспомощность, я обратилась бы к кому-нибудь из старых знакомых. Когда папа служил послом, в нашем доме бывало множество людей. Ни у одной женщины не было столько друзей, сколько у меня. Но где они теперь?

— Действительно, где? — печально отозвалась Камилла. — Но ведь не одни мы потеряли сбережения в прошлом году, когда закрылись банки. Пострадали тысячи людей. Папа говорит, что ужасная дата — 1816 год — будет высечена на многих надгробных плитах.

— К счастью, мы пока живы, — пробормотала леди Ламбурн, — но сколько еще протянем?

Камилла встала на колени подле матери и обняла ее:

— Не отчаивайся, мама. Может быть, Гервас вернется из плавания богачом, тогда ты сможешь поехать в Бат и подлечить ноги. Я уверена, что горячие источники тебе помогут.

— А я бы хотела, чтобы ты поехала в Лондон и развлеклась, как и положено девушке в твоем возрасте, — возразила леди Ламбурн. — Несправедливо, что тебе приходится сидеть здесь, как в клетке.

— Не беспокойся за меня, — перебила ее дочь, — ты знаешь, что мне не понравилось в Лондоне в прошлом году, хотя тетя Джорджина была, как никто, добра ко мне. Мне хочется лишь одного — жить здесь в покое с тобой и папой и знать, что у нас есть крыша над головой и вкусная еда на столе.

— Сейчас это вряд ли получится, — печально произнесла леди Ламбурн. — Мне невыносимо стыдно, что наши слуги уже полгода не получали жалованье. Я с трудом могу смотреть в глаза Агнес, когда она приносит мне чай. Бедняжка вынуждена чистить все столовое серебро одна, а ведь раньше за ним следили и дворецкий, и три лакея.

— О, Агнес не против, — улыбнулась Камилла. — Она проработала у нас всю жизнь и стала членом семьи. Знаешь, что она сказала мне вчера? «Когда мы снова разбогатеем, мисс Камилла, будем смеяться над нынешними горестями». Сейчас Агнес делит с нами печали. А придет время, разделит и радости.

— Лишь бы пришло то время! — воскликнула леди Ламбурн. — Не могу понять, почему отец так задерживается. Я молю Бога, чтобы он не вздумал занять денег у кого-нибудь и не решил попытать удачу в игорном клубе.

— Отец — не игрок, — заверила ее Камилла. — Ты хорошо знаешь, мама, что все деньги, скопленные на дипломатической службе, он вложил в ценные бумаги. Просто нам не повезло, что большая их часть оказалась во французских франках.

— Из-за этого чудовища Наполеона мы потеряли почти все, что имели, — леди Ламбурн всплакнула, — а потом еще разразился банковский кризис в Англии. Вместо того чтобы сделать нас богаче, победа принесла нам разорение. Судьба обошлась с нами жестоко, Камилла! Я чувствую себя такой беспомощной.

— И я тоже, мама. — Камилла поднялась с колен и поцеловала мать в щеку. — Нам остается только молиться. Помнишь, ты всегда говорила, что молитва поможет даже тогда, когда все остальные усилия будут тщетны.

— Раньше я всегда верила в это, — подтвердила леди Ламбурн, — но сейчас мне страшно, любовь моя.

Камилла чуть слышно вздохнула и отвернулась к окну. Лучи апрельского солнца, проникающие в комнату сквозь решетки на окнах, ласково грели ее осунувшееся лицо. В солнечном свете фигура девушки казалась совсем хрупкой, и при взгляде на дочь у леди Ламбурн сжалось сердце.

«Камилла такая худенькая», — подумала она. И это было неудивительно, так как их рацион питания уменьшался день ото дня. Они уже задолжали мяснику в деревне, и у них больше не было егерей, которые бы приносили из леса кроликов и кабанов, как прошлой зимой. Из слуг оставались лишь Агнес и старый Уитон, служивший им лет пятьдесят, полуслепой, разбитый ревматизмом так, что всю работу мог делать только в полусогнутом состоянии.

На мгновение леди Ламбурн закрыла глаза и представила высоких гостей, толпившихся в их лондонском доме накануне войны. Будучи послом, лорд Ламбурн являлся персоной grata для всех дипломатов при дворе короля Якоба, и они с радостью слетелись поприветствовать сэра Горация и его очаровательную жену, возвратившихся из Европы, а также узнать последние новости с континента.

Они приносили с собой дорогие безделушки для Камиллы, но девочка находила их менее интересными, чем старые игрушки, которые она любила и берегла с раннего детства. Она была красива уже тогда и походила на маленькую фею с золотистыми волосами и темно-синими глазами, серьезно смотревшими на всякого, кто говорил с ней.

Дипломаты предрекали, что она станет первой красавицей в Лондоне. «Скоро ваш дом начнут осаждать пылкие поклонники», — говорили они леди Ламбурн, и та признавала их правоту. С годами детская миловидность Камиллы превратилась в красоту, от которой захватывало дух. Но теперь у них не было ни дома в Лондоне, ни денег на модные наряды. Оставалось лишь старое поместье с полями, заросшими крапивой и бурьяном, и полуразрушенным особняком в елизаветинском стиле.

— Ах, Камилла, как я мечтала о твоем блестящем будущем. — Казалось, что этот крик вырвался у леди Ламбурн из самого сердца.

Камилла прислушалась к чему-то и взяла мать за руку, словно призывая замолчать.

— Вы слышите, мама? Это же — стук колес! — воскликнула она и выбежала из комнаты.

Леди Ламбурн, которая не могла спуститься вниз в своей инвалидной коляске, услышала, как Камилла пробежала через холл и отворила входную дверь.

— Господи, сделай так, чтобы мой дорогой муж вернул нам веру в завтрашний день! — молилась она.

Раздались голоса, затем дверь распахнулась, и в гостиную вошел сэр Гораций. Несмотря на пожилой возраст, он все еще оставался чрезвычайно привлекательным мужчиной. Его седые волосы были зачесаны со лба назад, что придавало ему особый шарм.

Изящно завязанный галстук нисколько не испачкался и не измялся за долгое путешествие. В плаще для верховой езды, который он не успел снять, лорд Ламбурн казался необычайно высоким и элегантным.

Он шел как триумфатор, его лицо сияло, и, едва увидев своего мужа, леди Ламбурн воскликнула:

— Гораций, любовь моя!

Он подошел и склонился, чтобы поцеловать ее.

Она протянула к нему дрожащие руки, чья форма все еще хранила остатки былой красоты. Она тщательно следила за своими руками, ногти ее всегда были отполированы, а запястья окутывало тонкое изысканное кружево.

— Поездка удалась? — Сердце леди Ламбурн билось так часто, что она едва могла говорить.

— Более чем, — провозгласил сэр Гораций, его голос звенел в комнате, словно праздничный колокол.

— О, папа, рассказывай скорее! — подбежала к нему Камилла, ее взгляд был устремлен на отца, а светлые кудряшки так и плясали от волнения.

Уныние и отчаяние, царившие в семье прежде, исчезли, каждый уголок дома озарила надежда и вера.

— Как ты себя чувствуешь, дорогой? — спросила леди Ламбурн. Этот вопрос она всегда задавала мужу, когда он возвращался из дальних поездок.

— Прекрасно! — заверил ее сэр Гораций. — Я и сам спешу рассказать вам все, но прежде, Камилла, вели слугам принести из моей кареты подарки, которые я вам купил.

— Подарки, папа? Какие подарки?

— Паштет для одной, баранью лопатку для другой, — ответил сэр Гораций, — ящик лучшего французского коньяка и немного чудесного, ароматного индийского чая для мамы.

— Замечательно! — воскликнула Камилла и выбежала из комнаты. Она знала, что Агнес и Уитону понадобится ее помощь, чтобы перенести пакеты с покупками. Кучер, скорее всего, будет занят лошадьми.

Сэр Гораций приложил руку жены к своим губам:

— С бедами покончено, дорогая.

— Но каким образом? Что же нас спасло? — спросила леди Ламбурн. — Если ты занял деньги, то ведь их надо будет отдавать?

— Нет, я не занимал, — начал сэр Гораций и внезапно осекся, так как в этот момент вернулась Камилла.

— Папа! — закричала она. — Там, на запятках кареты, сидит лакей и утверждает, что ты его нанял. Это правда?

— Конечно, — отозвался сэр Гораций, — у меня не было времени искать других слуг, но мы их потом наймем в деревне.

— Откуда же ты взял на все деньги? — спросила Камилла. Теперь, когда первое волнение поутихло, ее глаза смотрели на отца озабоченно.

Сэр Гораций снял плащ и бросил его на кресло.

— Я готов рассказать тебе все, Камилла. Но позволь мне сначала выпить глоток вина. Я мчался с такой скоростью, что не останавливался даже для того, чтобы напоить лошадей. Мне не терпелось рассказать маме и тебе о том, что случилось.

— Я принесу тебе бутылку твоего бренди, папа, — улыбнулась Камилла.

— Нет, — резко ответил сэр Гораций. — Пусть лакей принесет. Тебе больше не надо унижаться.

На губах Камиллы заиграла слабая улыбка.

— Я никогда не думала, папа, что унижаюсь, ухаживая за тобой.

Сэр Гораций, забыв о жажде, притянул ее к себе и поцеловал:

— Моя любимая дочь, новости, которые я привез, имеют прямое отношение к тебе, так же как и причина моего волнения. Садись и слушай.

Сэр Гораций устроился в кресле-качалке, а удивленная Камилла присела на низкий табурет перед ним.

— Я больше не выдержу ни минуты, папа, — взмолилась она.

— И я тоже, — поддержала ее леди Ламбурн. — Ты не представляешь, Гораций, что значит для меня снова видеть, как ты улыбаешься. Ты уехал несчастным, почерневшим от бед стариком, а вернулся молодым и веселым, как юноша.

— Я и чувствую себя молодым, — сообщил ей сэр Гораций.

— Но что же случилось? — спросила Камилла.

Сэр Гораций откашлялся и откинулся назад в своем кресле.

— Помнишь, я часто рассказывал тебе о княжестве Мельденштейн.

— Конечно! Принцесса, моя крестная, каждый год поздравляет меня с днем рождения. В прошлом году она прислала мне чудесную кружевную накидку, которую можно было бы надеть в оперу, просто у меня нет возможности ходить в театр.

— Теперь все изменится, дитя мое. Очень скоро тебе понадобится твоя накидка и другие такие же, даже лучше.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Камилла.

— Я расскажу все с самого начала.

В этот момент дверь приоткрылась, и показался слуга ростом не меньше шести футов в темно-красной ливрее с ярко начищенными пуговицами и подносом в руках.

— Я подумал, сэр, вы захотите выпить бокал вина с дороги, — почтительно произнес он.

— Благодарю, Джеймс, — ответил сэр Гораций и, повернувшись к жене, представил нового лакея:

— Дорогая, это Джеймс, я предупредил его, что несколько дней ему придется работать за пятерых, но потом мы восполним недостаток прислуги.

Лакей поставил поднос с графином рядом с сэром Горацием, наполнил бокал, поклонился леди Ламбурн и Камилле и вышел.

— Отличный парень, — похвалил его сэр Гораций после того, как дверь за лакеем закрылась. — Раньше он находился в услужении у герцога Девонширского и прекрасно обучен.

Леди Ламбурн не могла вымолвить ни слова, вначале она уставилась в немом изумлении на дверь, а затем повернулась к мужу.

— Я расскажу все с самого начала, — повторил сэр Гораций. — Добравшись до Лондона, я был в отчаянии. Ты сама знаешь, дорогая, что хотя я и пытался выглядеть бодро, но в душе чувствовал, что мы уже дошли до последней черты, и не мог придумать ничего, чтобы спасти семью от катастрофы. Я отправился в свой клуб, надеясь, что найду в Уайте хоть одного друга, к которому смогу обратиться с униженной просьбой о помощи.

— Бедный папа, представляю, как трудно тебе было просить милостыню, — пробормотала Камилла.

— Я думал только о тебе и о маме, — отозвался сэр Гораций. — Так вот, я встретил нескольких знакомых, но ни одного друга. Я размышлял, имею ли право заказать ужин и потратить те немногие деньги, что привез с собой, как вдруг чей-то голос воскликнул: «Сэр Гораций, вы-то мне и нужны!»

— Кто же это был? — живо спросила леди Ламбурн.

— Помнишь ли ты Людовика фон Хелма? — поинтересовался сэр Гораций.

Леди Ламбурн сморщила лоб.

— Кажется, припоминаю это имя. Да, конечно, мы виделись в Мельденштейне. Такой молодой честолюбивый придворный.

— Его честолюбие нашло выход, — сообщил ей сэр Гораций, — сейчас он — премьер-министр Мельденштейна.

— В самом деле? От Мельденштейна еще что-то осталось? Я думала. Наполеон стер все европейские княжества с лица земли.

— Фон Хелм рассказал мне, что по сравнению с другими государствами Мельденштейн почти не пострадал. Жители не делали попыток противостоять Наполеону, и поэтому его войска ничего и не разрушили. Их заставили расквартировать большое количество солдат, так как путь армии в Россию шел через Мельденштейн, но удивительнее всего то, что страна сохранила все свое довоенное богатство.

— Как такое возможно? — удивилась леди Ламбурн.

— Ты знаешь, дорогая, что принцесса — англичанка и государственные средства хранились в английских банках. Несколько раз они пережили тревогу, полагая, что Наполеон двинет свои войска на Англию. Но теперь он побежден, а деньги не только остались в целости и сохранности, но и приумножились за годы войны.

— Я рада, что хоть кто-то выиграл от этой войны, — горько заключила леди Ламбурн.

— Более того, принца Гедвига, помнишь его, дорогая, не было в стране. Фон Хелм рассказал мне, что, когда началась война, принц путешествовал по Востоку и смог вернуться только после битвы при Ватерлоо. А в его отсутствие княжеством управляла его мать.

— Но она же англичанка! Как мог Наполеон смириться с тем, что завоеванным им государством правит англичанка?

— Очевидно, принцесса очаровала его. Рассказы о том, что Наполеон очень восприимчив к чарам хорошеньких женщин, нисколько не преувеличены. Он позволил принцессе остаться во главе государства, при этом поставив своего человека во главе армии.

Тот же, в свою очередь очарованный принцессой, предоставил ей и ее стране множество концессий, которых были лишены менее удачливые соседи Мельденштейна.

— Слава богу, что для них все обернулось удачно. К тому же Элейн всегда оставалась нашим другом. Но скажи, какое отношение Мельденштейн имеет к нам?

— Самое прямое, потому что фон Хелм прибыл в Англию с поручением разыскать меня и спросить, не согласится ли наша дочь принять предложение руки и сердца его высочества принца Гедвига Мельденштейнского.

В комнате воцарилась полная тишина, а затем Камилла чуть слышным голосом спросила:

— Ты имеешь в виду, папа, что он хочет жениться на мне?

— Именно, и вы представляете, что значило для меня это предложение в тот момент, когда я чувствовал полное отчаяние. Я всегда считал Мельденштейн своим вторым домом, моя служба началась с назначения третьим секретарем британского консульства именно там. Принц и его красавица жена приняли нас с исключительной добротой. Затем я служил в Риме, Париже и вернулся в Мельденштейн будучи министром. То было самое счастливое время моей жизни.

— Но я никогда не видела его, — возразила Камилла.

— Он собирается приехать в Англию? — спросила леди Ламбурн.

Сэр Гораций несколько смутился.

— Ты должна понять, дорогая, его высочество не может сейчас покинуть страну, особенно если учесть тот факт, что он находился в отъезде во время войны. У него накопилось много дел. Ему необходимо узнать поближе своих подданных, хотя я не сомневаюсь в том, что их преданность и любовь к нему нисколько не уменьшились. Вот почему в Англию приехал фон Хелм. Сам премьер-министр оказал нам честь и явился собственной персоной, чтобы посватать тебя.

Камилла поднялась и подошла к камину.

— Ты принял предложение принца, папа? — спокойно спросила она, снова приведя сэра Горация в замешательство.

— Не думай, что я ухватился за это предложение, даже не обсудив его. Но у премьер-министра наготове был брачный контракт. Рассказать тебе его условия?

Камилла не ответила, поэтому сэр Гораций продолжил:

— В день свадьбы его королевское высочество собирается положить на счет своей невесты сто тысяч фунтов. Понимая, что подготовка к свадьбе повлечет крупные расходы, принц уполномочил премьер-министра вручить мне десять тысяч фунтов немедленно.

«Десять тысяч фунтов, — словно во сне повторила леди Ламбурн. — О, Гораций! Какая огромная сумма!»

— Ну, я нисколько не удивлен подобной щедростью со стороны Мельденштейна, — нарочито бодро проговорил сэр Гораций, одновременно внимательно наблюдая за дочерью. Камилла стояла спиной к нему. Она схватилась пальцами за мраморную каминную полку, словно ища опору.

На минуту все замолчали.

— Ты довольна, Камилла? — уже совсем другим тоном спросил сэр Гораций.

— Он никогда не видел меня, как он может хотеть жениться на мне? — проговорила девушка.

— Когда дело касается королевской семьи, подобные вещи всегда решаются таким образом, — ответил сэр Гораций.

— Но ведь жених и невеста должны познакомиться до того, как решение принято?

— Не всегда, — возразил сэр Гораций. — Как ты знаешь, принц-регент никогда не видел Каролину Брунсуик до того, как она пересекла Ла-Манш.

— И их брак стал катастрофой, — вставила Камилла.

Сэр Гораций понял свою ошибку.

— Разумеется, тут нельзя сравнивать. Мать принца Гедвига, твоя крестная, которая всегда оставалась нашим другом, — англичанка. А о его королевском высочестве я слышал, что он очень приятный молодой человек.

— Сколько ему лет? — поинтересовалась Камилла.

Снова минутная пауза.

— Тридцать восемь или тридцать девять, — с усилием заставил себя выговорить сэр Гораций.

— Почему же он Не женился раньше? — удивилась Камилла.

— Я ведь уже объяснил тебе, — с ноткой раздражения в голосе отозвался отец. — Он путешествовал по Востоку. Вряд ли можно было ожидать, что он там женится. Сейчас, по возвращении принца, его свадьба станет настоящим событием в Мельденштейне.

— И срочно потребовалось найти невесту, — тихо добавила Камилла. — Но ведь любая бы подошла, почему выбор пал на меня?

— Камилла, мне не нравится твой тон, — резко ответил сэр Гораций. — Нам оказана величайшая честь. Семья принца правит Мельденштейном почти тысячу лет. Уже три поколения королевской семьи следуют традиции выбирать невесту в Англии, благодаря чему у нас возникли тесные связи с этой страной. И я не знаю государства, где править легче, чем в Мельденштейне.

Камилла повернулась к отцу. Щеки ее побледнели. Глаза, наполненные страхом, казались слишком большими для ее хорошенького личика.

— Я нигде не желаю править, — пылко заявила она. — Ты прекрасно знаешь, папа, что я не подхожу для подобной жизни. Что я знаю о королевском дворе? Вы с мамой — совсем другое дело. Ты всегда занимал важные дипломатические посты и вращался в кругу королей и королев, был знаком с принцами и их семьями. А я выросла здесь, в тиши деревни. Только раз я ненадолго уезжала в Лондон, и чувствовала там себя не в своей тарелке. Меня не примут в высшем обществе. Я наверняка сделаю что-нибудь не так, и вам станет стыдно за мою неотесанность.

Сэр Гораций встал.

— Камилла, перестань говорить глупости.

Он подошел к дочери и обнял ее:

— Дорогая, ты очень красива. Где бы ты ни очутилась, мужчины будут преклоняться перед тобой, а женщинам придется признать тебя первой красавицей. Я знаю, что в Мельденштейне тебя ждет счастье.

Королевский двор там не так рьяно следует протоколу, как венский или испанский, где простой вздох может считаться грубым нарушением этикета. Жители Мельденштейна, от принца до последнего подданного, живут просто и счастливо.

— Но буду ли я счастлива с человеком, которого никогда не видела, который почти на двадцать лет старше меня и которому я могу не понравиться при встрече, так же как и он может не понравиться мне.

Сэр Гораций удивленно посмотрел на дочь, лицо посуровело.

— Та-ак, — ледяным тоном протянул он. — По-видимому, я ошибся, думая, что ты обрадуешься изменениям в нашем печальном положении. Я полагал, что ты предпочтешь стать правящей принцессой в Мельденштейне — одной из самых красивых стран мира, нежели умирать с голоду в полуразрушенном доме.

Сэр Гораций прошелся по комнате взад-вперед.

— Я ожидал, — продолжил он, — что ты будешь рада, если твоя мать поедет в Бат и облегчит свои страдания, что ты захочешь увидеть дом отремонтированным к приезду Герваса. Теперь я вижу, что заблуждался.

Сэр Гораций сделал паузу и продолжил еще более язвительным тоном:

— Тебя беспокоит то, что ты никогда не видела человека, готового повести себя благородно по отношению к твоей семье. В таком случае я напишу ему, что моя дочь считает его неподходящим претендентом на свою руку. Ведь в этот жизненно важный период в истории Мельденштейна он не захотел оставить свои королевские обязанности, пересечь Ла-Манш и упасть на колени перед привередливой девчонкой, которая, несмотря на свою хваленую красоту, еще не получила ни одного приличного предложения!

Сэр Гораций не повышал голоса, но его лицо побелело, а дыхание участилось, словно ему пришлось долго бежать. Он с трудом сдерживался.

— Камилла, будь любезна, прикажи лакею, жалованье которому я не смогу оплатить, принести мне перо и бумагу, чтобы написать его королевскому высочеству принцу Гедвигу Мельденштейнскому письмо с твоими извинениями.

Сэр Гораций замолчал, но казалось, что звук его голоса все еще слышен в комнате. Леди Ламбурн всхлипнула и закрыла лицо руками. Поколебавшись, Камилла сказала бесцветным голосом:

— Все в порядке, папа. Я выйду замуж за принца.

Ведь у меня нет выбора, не так ли?

— Выбор есть, и он — за тобой, дорогая. — Сэр Гораций поднял рюмку бренди и опрокинул ее, словно набираясь сил.

— Ты абсолютно прав, папа, — продолжила Камилла. — Нам оказана высокая честь, и я должна быть благодарной. По крайней мере, мы отремонтируем дом и починим потолки, чтобы они не протекали.

— Вот это речь разумной девушки. — К сэру Горацию вернулся естественный цвет лица. — Я так и думал, что здравый смысл возобладает в тебе. Сейчас нам придется поторопиться, так как премьер-министр уже вернулся в Мельденштейн. Через месяц к нам прибудет специальный эскорт, который сопроводит тебя, маму и меня на свадебную церемонию.

— Через месяц! — повторила Камилла. — Но я не успею так быстро подготовиться.

— Свадьба состоится в июне, — уточнил сэр Гораций. — В это время года в Мельденштейне очень красиво, и свадебные церемонии в королевской семье всегда проходят во вторую неделю месяца, которая традиционно считается благоприятной для подобных торжеств.

— Значит, премьер-министр уехал, получив твое согласие, — горько заключила Камилла. — И ты ни минуту не сомневался, что я соглашусь?

Одно мгновение казалось, что сейчас сэр Гораций обрушит на дочь весь свой гнев, но дипломатическая выдержка взяла верх, и он ответил ей терпеливо и даже ласково:

— Мое дорогое дитя, я хорошо представляю, что ты чувствуешь, но сама подумай: мог ли я дать другой ответ премьер-министру? Ты знаешь, что заставило меня отправиться в Лондон? Безысходность нашего положения. У меня не было ни пенни. Ты понимаешь, что значит, когда в банке нет денег и продано все, что можно?

Сэр Гораций взял жену за руку:

— Посмотри, твоя мать не носит колец. В буфете почти не осталось серебра, о картинах на стенах напоминают одни белые квадраты, из гостиной исчезла мебель, конюшни стоят пустые.

Он театрально простер руки:

— Ты не подумала, как стыдно мне было месяц за месяцем не платить жалованье даже Агнес и Уитону, что я испытывал, когда был вынужден отказаться от рабочих на ферме, садовников и лесничих! Старый Гроувз, прослуживший у нас сорок дет, не получил пенсию.

Сэр Гораций обнял Камиллу за плечи и мягко продолжил:

— Я никогда не был миллионером, дорогая, но раньше жил как джентльмен. И какое же унижение я испытывал, как страдал от сознания собственной нищеты! Поэтому, когда появилась возможность улучшить положение моих близких, за которых я несу ответственность перед Богом и людьми, я не сомневался, что ты одобришь и поймешь мой поступок.

Мягкость и убедительность, сквозившие в голосе отца, растрогали Камиллу до слез.

— Прости, папа, — пробормотала она. — Я просто внезапно испугалась того, что ждет меня в будущем.

Я выйду замуж хоть за дьявола, чтобы сделать счастливыми тебя и маму. Я люблю вас и наш дом. Я хочу, чтобы в нем сделали ремонт и чтобы к возвращению Герваса с флота он выглядел так же хорошо, как и раньше. Я думала только о себе, говоря все эти глупости.

Она повернулась к отцу лицом, и он заметил вдруг, как она похудела и осунулась. Сэр Гораций взял дочь за руку.

— Малышка моя. — Его голос дрогнул. — Ты знаешь, что мечта всей моей жизни — видеть тебя счастливой. Клянусь, что этот брак осчастливит тебя.

— Я уже счастлива, папа, — ответила Камилла, словно желая убедить саму себя в словах отца. — Просто сначала твое известие испугало и удивило меня. Сейчас уже все прошло. Пожалуйста, прежде чем мы начнем готовиться к свадьбе, заплати Агнес и Уитону и, если можно, отблагодари их сверх положенного.

Сэр Гораций притянул дочь к себе.

— Я рассчитаюсь с ними сию секунду. Я велю Агнес приготовить на ужин седло барашка, и мы все почувствуем себя лучше после вкусной еды.

Он поцеловал Камиллу в мокрую от слез щеку и вышел. Девушка посмотрела ему вслед, затем опустилась на колени подле матери и склонила голову ей на грудь.

— Прости, мама. Должно быть, я расстроила тебя.

— Нет, моя милая, — откликнулась леди Ламбурн. — Я понимаю, каково тебе. Мы все хотим встретить и полюбить мужчину своей мечты. — Она провела рукой по золотистым волосам дочери. — Надеюсь, ты пока никому не отдала свое сердце, любовь моя?

Голос леди Ламбурн выдавал некоторое беспокойство. После минутного колебания Камилла ответила:

— Нет… нет… конечно нет, мама.

Глава 2

Свечи в люстрах уже догорали, когда по мраморной лестнице, ведущей в зал для приема гостей, неторопливо поднялся изящно одетый джентльмен с откровенно скучающим выражением лица. Шум голосов, доносившийся из переполненной гостиной, по его мнению, походил на птичий гвалт в вольере для попугаев в лондонском зоопарке.

Сверкающие драгоценности женщин, одетых в полупрозрачный газ и золотистый муслин, оставляли его равнодушным. Мужчины, чьи камзолы украшали бесчисленные бриллианты, напоминали ему павлинов, прихорашивающихся перед спариванием.

Несколько человек пытались заговорить с ним, но он не останавливался и отвечал одним лишь кивком. Наконец он увидел хозяйку салона, окруженную дюжиной кавалеров. Каждая фраза, произнесенная леди Джерси, вызывала взрыв хохота и восторженные комплименты в ее адрес со стороны поклонников.

Хозяйка салона в совершенстве владела всеми женскими уловками обольщения. Она привлекала внимание, очаровывала и гипнотизировала мужчин, как удав кроликов. Невысокая и изящная, она походила на маленькую разряженную птичку. Благодаря своему упорству и настойчивости ей долгие годы удавалось удерживать внимание и привязанность регента.

Неожиданная роль жертвы, а не соблазнителя принесла регенту множество волнующих и новых ощущений. Когда же их affaire de cceur1 подошли к концу, у леди Джерси, которая все еще выглядела моложе своих дочерей, но была гораздо опытнее, оказалось множество обожателей, жаждущих пасть новой жертвой ее чар.

Несмотря на то что ее место при регенте заняла леди Гертфорд, леди Джерси оставалась самой влиятельной фигурой в обществе, и проигнорировать или обидеть ее было равносильно самоубийству.

Поэтому наш джентльмен приблизился к леди Джерси с любезной улыбкой на лице, галантно поклонился и поцеловал протянутую ему маленькую ручку.

— Хьюго Чеверли! — воскликнула леди Джерси. Вы заслуживаете хорошего нагоняя. Вы знаете, сколько сейчас времени?

— Я молю о пощаде, меня задержали.

— Полагаю, в каком-нибудь игорном доме, — ехидно заметила леди Джерси. — Я очень расстроена тем, что мой дом интересует вас меньше, чем возможность проиграть деньги.

— Ваша светлость ошибается, — промолвил Чеверли. — Я мчался как ветер и приехал бы раньше, если бы моя лошадь не потеряла подкову. Я раскаиваюсь и прошу о снисхождении.

Она недоверчиво посмотрела на него. Он смело встретил ее взгляд. Несмотря на то что она поздно ложилась спать, а интриги держали ее в постоянном напряжении, прожитые годы почти не оставили следа на ее лице. Внезапно леди Джерси легко стукнула веером по руке позднего визитера:

— Конечно, я прощаю вас, Хьюго! Какая женщина может устоять перед этим ленивым безразличием? О, это страшное оружие, направленное против бедных женщин! — Она обворожительно улыбнулась. Ее воздыхатели находили очаровательной эту быструю смену ее настроения.

Хьюго неожиданно заметил, что улыбается в ответ. В характере леди Джерси была какая-то искрометность и живость, находившая отклик в его сердце.