В городе царила мирная, оживленная жизнь, и мысль о войне на этом славном, красивом острове казалась нелепой.

К тому же успокаивал и вызывал чувство защищенности внушительный вид массивных оборонительных сооружений, которые прозвали «пышногрудыми защитницами», и остроконечных бастионов форта Святая Эльма, и тяжеловесного подъемного моста Порт-де-Бомбса.

Сегодня товары в лавках, когда она смогла спокойно рассмотреть их, выглядели еще разнообразнее и привлекательнее, чем в день ее первого посещения.

Корделия купила небольшой подарок своей хозяйке, оставшейся очень им довольной, старинный меч, рукоятка которого была отделана драгоценными камнями, для Дэвида, надеясь, что он понравится брату.

Глаза у нее разбегались от обилия и многообразия товара, и она долго прикидывала, что бы купить в подарок Марку. Корделия подозревала, что девушкам не принято подносить первым подарки мужчинам, но ей очень хотелось сделать Марку что-нибудь приятное.

В конце концов она пришла к выводу, что Марк может рассердиться на нее за такой поступок. При мысли о Марке на нее снова нахлынули приятные воспоминания о поцелуе, который, как ей казалось, все еще хранили ее губы.

Она многое готова была отдать, чтобы только узнать: а что значил этот поцелуй для Марка Стэнтона?

«Поцелуй только тогда может быть столь прекрасным, когда и мужчина, и женщина испытывают одинаковые чувства».

Совершенно не следующая в любви Корделия тем не менее сердцем почувствовала, что Марк был глубоко взволнован, когда их губы соединились.

«Я люблю его! Я люблю его!»— мысленно повторяла она бессчетное количество раз за день, хотя ей хотелось поделиться этой новостью со всем миром.

После легкого полдника семейство Малдука и Корделия предались традиционной для Среднеземноморья сиесте, когда жизнь в городе замирала и даже пения птиц не было слышно.

Графиня поднялась в свою спальню, но Корделия осталась в гостиной и прилегла на канапе у окна, выходившего в сад.

От полуприкрытых ставен в гостиной царил полумрак и было прохладно.

Прикрыв глаза, она с нежностью думала о Марке, о том, как он красив, как она полюбила его еще до отъезда из Неаполя, в чем не могла теперь не признаться себе.

Но Корделия не сразу поняла, что это была любовь, а его внимание к себе она считала обычными родственными чувствами.

Девушка сердцем и душой потянулась к нему после их ночного разговора в саду британского посольства, когда он с таким пониманием и простотой объяснил все, что приводило ее в смятение.

«Может ли быть на свете человек лучше его?»— спрашивала она себя.

Сильный, мужественный, благородный и одновременно понимающий, нежный, которому невозможно не доверять и отказывать в том, о чем он просил.

Корделия начала молиться за него — прося у господа его скорого и благополучного возвращения, веря, что ее молитва долетит до Марка через пространство моря.

Она представляла, как его корабль под парусами с мальтийским крестом несся по волнам, настигая пиратское судно, которое из-за сломанной мачты не может скрыться от преследователей.

Она была уверена, что, взяв в плен неверных, несмотря на их злодеяния и жестокость, Марк проявит к ним милосердие и доброту, о чем ей рассказывал капеллан.

«Я люблю его… Он настоящий мужчина и обладает всеми добродетелями! — снова и снова повторяла Корделия. — Он — истинный рыцарь, хотя не давал обета».

Мысль о том, что Марк не был связан обетом, радовала ее и в то же время заставляла заливаться краской смущения. Корделия одернула себя за то, что забегает далеко вперед, пусть даже в мыслях.

Неожиданно в соседней комнате раздались чьи-то громкие голоса.

Она услышала взволнованный голос графа, а через минуту дверь в гостиную распахнулась и вошла графиня в сопровождении мужа.

Одного взгляда на лицо хозяйки дома было достаточно, чтобы Корделия в тревоге вскочила с канапе.

— Что случилось? — спросила она.

— Французы! — воскликнула графиня.

Корделия, широко открыв глаза, посмотрела на графа.

— Это правда, леди Корделия, — подтвердил граф. — Неподалеку от острова французский флот.

— Чего им надо на Мальте? — сдавленным голосом спросила Корделия.

— Полагаю, воды, — ответил граф. — Мне сказали, что шлюпка с корабля «Ориент» уже входит в главную гавань! Девушка облегченно вздохнула.

— Это еще не означает, что они намерены захватить остров.

— Да, возможно, — согласился граф, — но, насколько мне известно, на острове объявлена боевая тревога.

— Сейчас же иди и разузнай все, что сможешь, — с мольбой в голосе обратилась графиня к мужу. — Как ты думаешь, это не опасно, если леди Корделия поднимется со мной на крышу посмотреть на корабли?

— Думаю, там вам ничто не угрожает, — ответил граф, — но лучше не выходите на улицу. Наверняка среди простого люда может начаться паника. Многие впадают в истерику от одного упоминания имени Бонапарта.

Граф торопливо вышел, а Корделия подошла к графине.

— Вероятно, я не могу сейчас… увидеться с Дэвидом? — спросила она.

— Объявлена боевая тревога, — ответила графиня. — Всех рыцарей, включая новичков, должно быть, уже отправили на диспозиции.

Девушка вздохнула.

— Мой муж многие годы твердит, что Мальта нуждается в новом оружии. И все это время ничего не делалось. Старое оружие почистят, подкрасят, чтобы оно выглядело как новое, а используют его только для торжественных церемоний.

— В Неаполе ни о чем другом не говорили, как о скорой войне и амбициях Наполеона Бонапарта, — сказала Корделия. — Странно, что рыцари оказались недостаточно подготовленными в такое тревожное время.

— Надо молиться, чтобы им не пришлось воевать, — взволнованно произнесла графиня. — У меня сложилось впечатление, что опытные французские солдаты, одержавшие победу в стольких кампаниях, будут грозным противником для нашей армии.

Когда они поднялись на плоскую крышу дома, Корделия убедилась в правоте слов графини.

С крыши открывался обширный вид на море. Множество самых разных кораблей покрывали его пространство на многие мили, а их мачты напоминали густой лес.

Зрелище могло быть прекрасным, если бы не было таким пугающим.

Не оставалось сомнений, что флот Бонапарта состоял из первоклассных кораблей, среди которых выделялся великолепный трехпалубный «Ориент», флагманский корабль Наполеона.

Корделия и графиня долго рассматривали открывшуюся их взорам картину, но не произнесли ни слова.

С мрачным видом они спустились в гостиную и стали ждать возвращения графа.

Когда он наконец переступил порог, то выглядел чрезвычайно взволнованным.

— Что происходит? Расскажи нам все, что тебе удалось узнать, — нетерпеливо сказала графиня, даже не дав ему времени как следует отдышаться.

— Я был прав, — ответил граф. — Офицеры с «Ориента» обратились к Великому Магистру с просьбой разрешить флоту пополнить запас воды. Фон Гомпеш назначил заседание совета на шесть часов. От моего друга, вхожего во дворец Магистра, я узнал, что члены совета намерены просить Магистра строго придерживаться того пункта договора, где сказано, что в гавань одновременно могут войти только четыре корабля.

— Очевидно, тогда на пополнение запасов воды целого флота уйдет много времени? — спросила Корделия.

— Так думает и мой друг, — кивнул граф. — Он говорит, что, если Бонапарт согласится на такие условия, его корабли надолго застрянут у берегов Мальты, и времени будет достаточно, чтобы к острову подошел британский флот.

— Британский флот? — воскликнула графиня и всплеснула руками. — Насколько мне известно, он держит в блокаде Тулон. Не могли же французы разгромить его в бою?

Графиня так разволновалась, что муж обнял ее за плечи, успокаивая.

— Не тревожься, дорогая, никакой битвы не было. Мой друг узнал от офицера с «Ориента», что французам удалось ускользнуть из Тулона, пока Нельсон пополнял запасы воды на своих кораблях в Сардинии!

Он криво улыбнулся и добавил:

— Мне рассказали, что французы очень довольны тем, как им удалось одурачить англичан. Они радуются, как школьники, сбежавшие от бдительного ока учителя.

Граф помолчал с минуту и уже серьезным тоном сказал:

— Французский флот производит устрашающее впечатление. Мне удалось узнать, что на одном только «Ориенте» находится тысяча человек команды и сто двадцать мощных пушек.

Графиня только всплеснула руками, услыхав такие цифры, а ее супруг напоследок прибавил:

— Говорят, на борту «Ориента» находится шестьсот тысяч фунтов стерлингов.

Граф пробыл дома недолго и отправился снова в город за свежими новостями. Вернулся он лишь спустя два часа после обеда.

Как он и предполагал, все члены совета, кроме одного, а именно испанца, настояли на том, чтобы Великий Магистр строго придерживался условий договора.

— Неужели ты думаешь, что генерал Бонапарт примет эти условия? — спросила графиня мужа.

Тот ничего не ответил, и Корделия поняла, что он мысленно подсчитывал, сколько времени займет доставка воды на такое количество французских кораблей.

В ту ночь Корделии было не до сна.

Она, мучимая тревогой, беспрестанно вскакивала с постели и начинала бродить по комнате, обеспокоенная тем, что ничего не знает о Дэвиде, не находила себе места от беспокойства за Марка, чей корабль, возвращающийся в родную гавань, мог столкнуться с французским флотом.

Одно успокаивало: корабли Наполеона приплыли с севера, а Марк, возвращаясь от берегов Африки, плыл к Мальте с юга.

Вместе с тем девушку ужасала разыгрывавшаяся на ее глазах великая драма, исход которой никто не мог предугадать.

На рассвете Корделия услышала звук орудийных выстрелов, раздавшихся совсем близко.

Она торопливо оделась и спустилась вниз, где увидела графиню, сообщившую ей, что граф только что покинул дом, чтобы разузнать, что происходит в городе.

— Я уверена, леди Корделия, — сказала графиня, — что Бонапарт не захочет терять время и ждать, когда его корабли получат необходимую им воду на тех условиях, что записаны в договоре.

— Я тоже не сомневаюсь в этом, — ответила Корделия. — Если бы мы только знали, что происходит! Меня больше всего мучает неизвестность.

— Нам нельзя покидать дом, — предупредила графиня. — Мой муж строго наказал, чтобы мы не высовывали носы за порог и крепко заперли дверь.

«Нет ничего тяжелее, чем сидеть взаперти, когда происходят такие события», — подумала девушка.

Ставни на окнах были закрыты, и женщины могли лишь слышать шум на улице, однако не осмелились нарушить распоряжение графа. Охваченные тревогой, они сидели в полумраке гостиной, вздрагивая при каждом звуке выстрела. Обеим казалось, что время остановилось.

— Что же случилось? Что происходит в городе? — снова и снова повторяла графиня, охваченная сильной тревогой.

Когда появился ее супруг, она бросилась к нему с плачем и обняла.

— Как долго тебя не было! Меня вконец извели страхи за тебя. С тобой все благополучно?

— Я цел и невредим, — ответил граф, — но в городе царит полная неразбериха, а народ охвачен паникой.

— Что же случилось? — в один голос спросили женщины.

— Как я и ожидал, — ответил он, — Бонапарт высадил свои войска на остров.

Графиня испуганно вскрикнула.

— Пять батальонов пехоты высадились на рассвете в заливе Святого Юлиана, — упавшим голосом рассказывал граф. — Их встретил огнем полк мальтийской армии, которому вскоре пришлось отступить.

Он помолчал, прежде чем продолжить. Плохие новости, казалось, не шли с его языка.

— Не знаю точно, что случилось потом, но мне рассказали, что другой отряд французов под командованием генерала Мармона высадился у Марса-Сирокко, не встретив сопротивления, и выбил наших стрелков с акведука Виньякур.

— Но рыцари, несомненно, оказывают французам сопротивление? — спросила Корделия, едва дыша.

— Трудно сказать с уверенностью, насколько сильным было в действительности сопротивление, — сказал граф, тон которого показался Корделии извиняющимся. — Значительная часть мальтийских солдат находится за земляным валом у стен Флорианы. Я также слышал, что французы были остановлены атакой овернских рыцарей на подъемном мосту у Порт-де-Бомбс.

— Их атака была успешной? — спросила Корделия.

— Боюсь, что нет, — ответил граф. — Генерал Мармон лично захватил штандарт Ордена.

— Не могу в это поверить! — воскликнула графиня. — Неужели наши войска могли допустить подобное?

— Ты должна понять, что все это пока только слухи, дорогая, — сказал граф. — Я слышал обрывки донесений, которые доставляют Великому Магистру во дворец. Но еще несколько часов мы не будем знать, правдивы они или нет.

— А что делает Великий Магистр? — раздраженно спросила графиня, недолюбливающая, как и многие другие, Фердинанда фон Гомпеша.

По виду графа Малдука было видно, что отвечать на этот вопрос супруги ему явно не хотелось.

— Ты обязан рассказать мне все, — настаивала графиня.

— Многие из известных жителей города и представители знати собрались на совет, на котором выразили свою неуверенность в том, что силы Ордена способны нас защитить. Резолюцию совета они намерены передать Великому Магистру и призвать его принять условия Бонапарта.

— Нет! Только не это! — возмутилась графиня. — Надо совершенно потерять стыд, чтобы решиться на такой поступок! Он опозорит Мальту в глазах всего мира! Ты не можешь… Ты обязан заявить, что не желаешь иметь ничего общего с этой резолюцией!

— Я обязан делать то, что подсказывает мне совесть, — с достоинством заявил граф.

Он погладил руку жены, пытаясь ее утешить, и сказал:

— Я вернулся лишь для того, чтобы сообщить вам, что происходит. Сию минуту я ухожу, чтобы быть в курсе всех последних событий и сделать все от меня зависящее для блага Мальты.

— Будь мужественным, дорогой! Будем надеяться на лучшее! — напутствовала мужа графиня.

— Какие тут могут быть надежды? — с горечью спросил граф. — Говорят, пороха для пушек недостаточно, да и тот отсырел, а пушки слишком устарели.

У графини вырвался крик ужаса.

— Улицы полны людей, — продолжал граф, — проклинающих и французов, и Великого Магистра и молящих всех святых спасти остров! Мне сообщили, что французские рыцари Ордена отказались стрелять в соотечественников.

— Этого следовало ожидать, — заметила Корделия.

Когда граф покинул дом, его супруга не выдержала и разрыдалась. Корделия тоже с трудом сдерживала слезы. Но она понимала, что в данной ситуации падать духом или поддаваться панике, подобно людям на улице, бессмысленно.

«Ради Дэвида я должна быть мужественной», — сказала она себе.

Ей нестерпимо было думать, что и Марк мог посчитать ее трусихой.

— Не начать ли нам рвать простыни на бинты? — предложила она графине. — Скоро наверняка появятся раненые, и их понадобится перевязывать. Возможно, и в госпитале запасы бинтов недостаточны.

Графине ее предложение пришлось по душе, потому что она была рада хоть чем-то занять время.

Она принесла несколько полотняных простынь, которые они сначала рвали на полосы, а затем аккуратно скатывали и складывали в корзинки, чтобы удобнее было воспользоваться ими при первой необходимости.

Час проходил за часом, но граф не появлялся, и наконец графиня настояла, чтобы девушка легла спать.

— Сейчас уже поздно, и мы уже ничего не можем сделать, леди Корделия, — сказала она, — а завтра, если понадобится наша помощь, то от нас, невыспавшихся и уставших, будет мало проку.

«Действительно, надо хоть немного отдохнуть. Кто знает, что ждет нас завтра», — подумала Корделия и, поддавшись уговорам графини, поднялась в свою спальню.

Дневные переживания немедленно сказались, и девушка, неожиданно для себя, быстро заснула.

Ее разбудили солнечные лучи, упавшие на подушку. Корделия оделась и, осторожно ступая, чтобы никого не разбудить в доме, спустилась вниз.

Подходя к прихожей, она услышала стук в дверь. Дом графа обслуживал небольшой штат прислуги, и приходилось обходиться без сторожа. В столь ранний час прислуга еще спала, и, когда в дверь снова постучали, Корделия отодвинула засов на двери и повернула ключ массивного замка, хотя понимала, что графиня посчитает ее поведение предосудительным.

За дверью стоял слуга ее брата Джузеппе Велла. Сердце Корделии екнуло от недоброго предчувствия. Она открыла дверь пошире, и слуга вошел в прихожую.

— Откуда вы? — шепотом спросила она. — Что-нибудь случилось с милордом?

— Я пришел к вам, как только смог, госпожа, — сказал Велла.

— Что случилось?

По скорбному выражению на лице слуги Корделия сразу догадалась, с каким известием он пришел.

— Господин… умер!

Корделия молча, дрожащими руками открыла дверь гостиной и вошла. Не в силах устоять на ногах, она опустилась в кресло.

После паузы она сделала над собой усилие и тихо попросила:

— Расскажите мне, как это… произошло.

— Господин был очень храбрым, — начал Велла, понизив голос. — Вместе с двумя овернскими рыцарями он атаковал французов на подъемном мосту у Порт-де-Бомбс.

Слуга перевел дыхание и продолжил свой печальный рассказ:

— Я был с ним, госпожа, и все видел. Солдаты испугались и не хотели идти в атакуй а господин призывал их сражаться и оказать сопротивление врагу.

Перед глазами Корделии ясно предстала картина: Дэвид с горящими глазами призывает солдат быть смелыми и решительными и храбро ведет их в атаку против французов.

— Шлюпки с французскими солдатами подплыли совсем близко к Порт-де-Бомбс. Ими командовал, как я понял, сам генерал Мармон.

Корделия без его дальнейших слов поняла, что произошло.

— Началась перестрелка, — продолжал Джузеппе Велла. — Генералу удалось захватить штандарт Ордена.

Корделия слушала его молча, боясь пропустить хоть слово из рассказа о последних минутах жизни брата.

— Тогда-то господин и бросился на него со шпагой. Слуга, взглянув на ее застывшее, словно окаменевшее, лицо, умолк.

— Дальше, дальше что было? — едва слышно спросила Корделия. — Я хочу знать все… до мельчайших подробностей.

— Генерал поднял шпагу, чтобы защититься, но в это время один из солдат в шлюпке выстрелил в господина и попал ему в грудь. Господин пошатнулся и, падая, крикнул:

«За Христа и за Орден!»

Корделия почувствовала, что слезы выступили на глазах, и нетерпеливым жестом смахнула их.

— Где он сейчас, Велла?

— Мне пришлось ждать до ночи, госпожа, чтобы найти кого-нибудь в подмогу. Мы перенесли тело господина в храм Святого Иоанна.

— Можете проводить меня туда? — спросила Корделия. Джузеппе Велла согласно кивнул, и она встала. Схватив из шкафа, стоявшего в прихожей, первую попавшуюся накидку, Корделия поспешила за слугой.

Накидка оказалась широкой и длинной, путалась под ногами и мешала идти, но Корделии было не до этого. Она накинула на голову капюшон и постаралась не отставать от Джузеппе Велла.

Они торопливо зашагали к храму при бледном свете утренней зари.

Улицы, прилегавшие к дому графа Малдука, были пусты, но чем ближе они подходили к густонаселенной части города, тем чаще им попадались группки встревоженных людей, собиравшиеся на перекрестках улиц.

— Вчера, госпожа, — сказал Велла, — церкви были переполнены напуганными людьми, молящими, чтобы произошло чудо.

— Мне понятны их страхи, — пробормотала Корделия, погруженная в свои мрачные мысли.

— Коридоры и залы дворца Магистра кишели рыцарями, — продолжал Велла, стараясь хоть как-то отвлечь молодую леди, — и повсюду шумно обсуждали поступавшие туда слухи. Никто толком не знает, достоверные ли они.

— Как я поняла, французские рыцари отказались сражаться.

— Сдается мне, что это правда, госпожа. Немало мальтийских солдат погибло, но ходят слухи, что некоторые побросали свое оружие и сбежали.

Корделия вздохнула, но промолчала. Сейчас ее не занимали военные события, происходящие на острове. Ее единственный брат, ее любимый Дэвид мертв. Она еще до конца не осознала эту страшную потерю.

Путь до храма был недолгим, но девушке показалось, будто он длился несколько часов.

Наконец она увидела две колокольни, возвышавшиеся над порталом храма, и они вошли в неф.

В храме пахло ладаном, а у алтаря слабо мерцали многочисленные свечи. Корделия прошла мимо украшенных драгоценными камнями плит, под которыми покоился прах знаменитых рыцарей Ордена, и у самого алтаря увидела неподвижное тело мужчины.

Еще не дойдя до него, она сразу узнала Дэвида.

Джузеппе Велла положил его лицом к алтарю, руки юноши сжимали шпагу, покоившуюся на груди.

Бледный утренний свет проникал сквозь цветные витражи окон и падал на чудесные золотистые волосы Дэвида, делая их похожими на нимб.

Корделия опустилась перед застывшим телом брата на колени.

Вглядываясь в его лицо, она не могла поверить, что он мертв.

Лицо сохранило восторженное выражение. Он, казалось, спал глубоким сном.

Улыбка застыла на его губах, и если бы Корделия могла заглянуть в его глаза, то увидела бы, в чем она не сомневалась, свет одухотворенности, которым они всегда зажигались, когда он говорил о своей вере.

Она долго смотрела на него, потрясенная и раздавленная горем.

Слова заупокойной молитвы сами собой полились с ее губ, и Корделия подумала, что Дэвид не исчезнет бесследно, что память о нем будет жить вечно.

Ее брат занял свое место среди рыцарей, чье присутствие она почувствовала, когда впервые побывала в храме, и теперь он был с ними, со своей верой, с которой жил и во имя которой умер, верой, такой же непоколебимой, как и вера давно почивших рыцарей.

Мечта Дэвида осуществилась, и душа его могла быть спокойной и довольной.

Корделия нежно прикоснулась к руке брата, и ей показалось странным, что она холодная, как мрамор. Она вглядывалась в красивое, молодое, родное ей лицо и не верила, что он уже никогда не откроет глаза.

Девушка посмотрела на крест, украшавший алтарь. «Смерти нет, — подумала она, — есть только вечная жизнь, и Дэвид жив потому, что остался верен своим клятвам».

Джузеппе Велла подошел и тронул ее за плечо.

— Нам надо идти, госпожа, — сказал он. — Скоро совсем рассветет, и на улицах будет небезопасно.

Корделия поднялась с колен и бросила прощальный взгляд на брата. Она покидала его, оставляя среди рыцарей, сражавшихся и умерших, как и он, за Христа и святого Иоанна.

Обратный путь они проделали в молчании. Время от времени Корделия замечала вдалеке французских солдат, и Велла поспешно сворачивал в боковые узкие улочки, чтобы их не заметили.

Впереди уже показался дом графа, когда Корделия остановилась и повернулась к слуге.

— Джузеппе, — сказала она решительно, — мы должны предупредить капитана Стэнтона о том, что здесь французы. Слуга удивленно посмотрел на нее.

— Но его нет на острове, госпожа.

— Знаю, — ответила Корделия, — он покинул остров вчера утром. Капитан намеревался перехватить пиратское судно, которое везет груз в Тунис. Капитан Стэнтон предположил, что это не займет много времени. Но если он вернется, а французы будут еще на острове, то они конфискуют его корабль или могут открыть по нему огонь!

Джузеппе Велла выслушал ее внимательно и сказал:

— Может, и такое случиться, госпожа, что они захватят капитана. Я попытаюсь разузнать в гавани, в каком направлении они отплыли.

— А можете ли вы достать лодку, чтобы еще в море предупредить его о том, что случилось на Мальте? Велла с минуту подумал и сказал:

— Это будет стоить денег, госпожа.

— Об этом не беспокойтесь, — ответила Корделия. — У меня есть довольно большая сумма денег да еще драгоценности.

Поскольку Велла молчал, девушка решительно сказала:

— Найди самую лучшую лодку, Джузеппе, потому что я намерена отправиться с вами!

— Вы, госпожа? Но это же очень опасно!

— Это меня не волнует, — поторопилась заверить его Корделия. — Главное для нас — предупредить капитана Стэнтона. Что бы ни случилось, он не должен возвращаться на Мальту, пока ее не покинут французы. А если они захватят остров, то возвращаться ему будет еще опаснее.

Велла понимающе кивнул.

Корделия вслух обдумывала план дальнейших действий.

— Сейчас я вернусь в дом, — сказала она, — вряд ли кто-нибудь там уже проснулся. Я отдам все свои деньги и драгоценности, которые надо будет продать. Сделав это, разузнайте в гавани все, что касается маршрута плавания капитана Стэнтона, затем возвращайтесь сюда, я буду ждать. Надеюсь, вам удастся все подготовить к нашему путешествию.

— Все сделаю, как вы пожелаете, госпожа. По тому, как Велла произнес эти слова, Корделия почувствовала, что может доверять ему.

Корделия покинула дом графа незадолго до полуночи, когда все его обитатели крепко спали, утомленные треволнениями, выпавшими на долю обитателей острова.

Вечером, сидя в своем любимом кресле в гостиной, граф признался жене, что совершенно вымотан спорами, не утихающими во дворце Магистра, и попытками представителей мальтийской общины склонить Великого Магистра к их точке зрения на ситуацию на Мальте.

Фон Гомпеш находился в полном смятении, соглашаясь с одними аргументами, отвергая другие, и в конце концов не отважился принять никакого определенного решения.

Он бездействовал, когда надо было быть решительным, и слухи о том, что мальтийские рыцари сдали остров французам, с каждым часом находили себе подтверждение.

В городе уже в открытую говорили о случаях дезертирства и неповиновения в армии, о нападениях на рыцарей Ордена, которые кончались убийством или тяжелыми ранениями, о стычках, происходящих на улицах, когда разъяренные, обезумевшие люди нападали друг на друга с кинжалами и дубинками.

Наконец на башнях форта Святого Эльма и форта Рикасоли были подняты в знак капитуляции белые флаги, а фон Гомпеш готовился принять эмиссаров Наполеона в зале совета.

Без лишних слов было подписано перемирие на двадцать четыре часа с условием, что Великий Магистр пошлет полномочных представителей на переговоры о сдаче острова.

— Среди этих представителей — четыре мальтийца, — ответил граф на вопрос своей жены о составе делегации, — и они уже отправились на баркасе к «Ориенту».

Рассказав все, что он знал, граф удалился в спальню, и Корделия заявила, что последует его примеру.

Ей было тяжело делиться своим горем даже с этими добрыми людьми и хотелось побыть в одиночестве.

Графиня с большим сочувствием отнеслась к ее потере и от души жалела Дэвида, но Корделии было трудно говорить с ней об этом.

Она решила быть мужественной и не поддаваться слезам и отчаянию, а постараться сделать все возможное, чтобы спасти Марка.

Ее охватывало безумное отчаяние при мысли, что она могла потерять возлюбленного, как потеряла любимого брата.

То, что она слепо доверилась Джузеппе Велла, казалось странным, как она позже призналась себе, но в ту минуту девушка не сомневалась, что он выполнит все, о чем она его просила.

Она без колебаний отдала ему все деньги и фамильные драгоценности, стоившие целое состояние.

Среди драгоценностей было редкое по красоте жемчужное ожерелье, принадлежавшее ее матери, две броши и браслет с бриллиантами, доставшиеся ей по наследству.

Даже учитывая тот факт, что торговцы попали в трудное положение из-за вторжения французов, не было причины сомневаться, что они высоко оценят прекрасные бриллианты и дадут за них хорошие деньги.

Джузеппе Велла обещал прийти за ней вскоре после полуночи, поэтому Корделия, не дожидаясь, когда церковные колокола пробьют двенадцать раз, осторожно вышла из спальни и спустилась вниз.

Она надела ботинки для верховой езды и закуталась в темную накидку, чтобы не привлекать ничьего внимания.

Стук в дверь, означавший приход верного слуги, был почти неслышным.

Корделия немедленно открыла дверь, и они молча вышли на улицу, боясь потревожить спящих в доме. Соблюдая все меры предосторожности, они быстро удалились от дома графа.

Девушка оставила на столике в гостиной письмо, в котором извинилась перед хозяевами дома за свое внезапное исчезновение и объяснила, что направилась искать Марка, не упомянув, однако, где он находился, из-за боязни, что письмо могло попасть в руки французов и ее с Джузеппе могли схватить по дороге.

Город в тревоге замер, везде было темно, и Корделии казалось, что повсюду таится опасность. В конце улицы их ждали две небольшие, но крепкие лошади. Их прозвали «берберами», потому что на остров они были завезены из Северной Африки, и мальтийцы, оценив их выносливость, предпочитали в дальнюю дорогу отправляться именно на них.

Лошадей держал за узды маленький оборванный мальчик, который, получив несколько монет за свои услуги, тут же скрылся в темноте. Корделия и Велла пустили лошадей в галоп по освещенным светом полной луны улицам спящего города.

— Вы достали лодку? — спросила Корделия, когда они приближались к окраине города.

— У моего двоюродного брата есть рыбачий баркас, госпожа, на юге острова. Он предупредил, чтобы мы как можно быстрее добрались до него, потому что выйти в море он хочет еще до восхода солнца.

Корделия догадалась, что такая поспешность вызвана желанием избежать встречи с французскими кораблями.

Но поскольку большинство французских кораблей стояли на якоре близ Ла-Валетты, то у южного берега острова, по ее предположениям, море должно было быть свободно от их кораблей.

Они беспрепятственно выбрались из города и теперь во весь опор скакали среди виноградников и оливковых рощ.

Корделия слышала от графа, что рыцари за время своего правления на Мальте много сделали для внедрения новых и развития старых ремесел, однако большинство населения по-прежнему занималось в основном земледелием.

Корделия не отставала от Джузеппе, который выбирал путь среди садов и рощ, избегая открытых пространств полей и пологих холмов из известняка.

Они миновали несколько небольших деревень, погруженных в тревожную тишину. Корделия невольно подумала, что большая часть коз и других домашних животных, которых выращивали местные жители, скоро будут зарезаны, чтобы пополнить провиант для французских кораблей.