— Я не могу… я не… поеду без н… него, — пролепетала Тина, поддаваясь панике.

— Разве у вас есть выбор? — рявкнула герцогиня — Я надеялась, нет, я верила, что в последний момент он окажется мужчиной и найдет какое-то решение, но ошибалась! И я еще любила этого молодого фата!

— Я люблю его, — почти неслышно прошептала Тина.

Герцогиня хотела сказать что-то жесткое и едкое, но, увидев выражение лица Тины, удержалась. Вместо этого встала, подошла к двери спальни, широко рас пахнула ее и громовым голосом позвала:

— Мистер Грейчерч!

Секретарь поспешно поднялся по лестнице.

— Да, ваша светлость?

— Возьмите карету, поезжайте в церковь и сообщите сэру Маркусу так, чтобы это слышали большинство прихожан, что его светлость нездоров и что я сама буду сопровождать мою протеже. Она пойдет по проходу под руку со мной!

— Слушаюсь, ваша светлость, — поклонился мистер Грейчерч и поспешил выполнять распоряжение.

Герцогиня повернулась к Тине:

— Ну же, дитя мое, вы сами выбрали свой путь, так следуйте им с высоко поднятой головой, как подобает благородной девушке, и помните, что гордость поддерживает там, где все остальное бессильно!

— Мне больше ничего не остается, не так ли? — тихо спросила Тина, затем подняла подбородок, чтобы подавить слезы, и начала медленно спускаться по лестнице.

Герцогиня последовала за ней, шурша шелковым платьем и колыхая красными перьями на белом парике.

Мистер Грейчерч стоял у подножия лестницы и держал в руках большой конверт с красной печатью.

— Мистер Грейчерч, почему вы не выполняете мой приказ? — удивилась герцогиня.

— Простите, ваша светлость, — ответил тот, — но этот пакет только что пришел от сэра Маркуса Уэлтона. Его светлость предупреждал меня о нем; он представляет большую ценность. Я должен положить его в сейф прежде, чем поеду в церковь.

— Отдайте его мне, — потребовала герцогиня, — и немедленно отправляйтесь!

Мистер Грейчерч нерешительно взглянул на герцогиню, но возразить ей не посмел. С выражением сомнения он протянул ей пакет и поспешил к карете.

Герцогиня повертела в руках запечатанный пакет.

— Вы заключили трудную сделку, дитя мое! Подозреваю, мистер Ламптон с нетерпением ждет эти деньги.

— Пожалуй, вы правы, — подтвердила Тина.

— Тогда я передам их ему сама, когда мы вернемся на праздник, — заявила герцогиня и позвала горничную. Передав ей пакет, она шепотом, чтобы не слышали лакеи, приказала положить его в сейф, где лежали ее драгоценности. — До моего возвращения ни на секунду не выходите из спальни! — приказала старая леди. — Понимаете?

Горничная побежала наверх, а герцогиня села в карету первой. За ней лакеи усадили туда же и Тину, осторожно поддерживая тяжелый шлейф ее платья. Абдул уселся рядом с кучером, предвкушая удовольствие от пирожных, желе и прочих сладостей, наготовленных для праздника.

Тине казалось, что все ее тело окаменело. Она думала, что ей будет мучительно страшно, захочется плакать или устроить истерику, но вместо этого стала неподвижной, как изваяние. Никаких чувств она не испытывала.

Они ехали молча. Похоже, герцогиня с несвойственной ей сдержанностью уже сказала все, что можно было сказать.

Проехав по Беркли-сквер, затем по Брютон-стрит и по Бонд-стрит, мимо манящих магазинов, они наконец подъехали к боковому портику церкви Святого Джорджа.

Церковь была заполнена обычной толпой зевак, пришедших посмотреть на чужую свадьбу. Под восхищенные вздохи толпы Тина вышла из кареты и огляделась. Может быть, в этот последний момент вдруг появится лорд Уинчингем и спасет ее? Ведь еще не поздно! Оставив их с герцогиней, кучер сыпал ругательствами в толпу, стоящую на его пути — ему предстояло отвести лошадей с каретой за угол.

Герцогиня протянула руку, закутанную в атлас и кружево, схватила за руку Тину и повела ее к двери церкви.

Когда они появились в проходе, сотни голов повернулись к ним, сотни жадных глаз принялись разглядывать невесту. Вероятно, прихожане терялись в догадках, почему ее сопровождает герцогиня. Конечно, ни кто из них не слышал объяснений мистера Грейчерча.

Опустив глаза, Тина шла по красному ковру. Один шаг… второй… третий… В глубине ее души еще теплилась надежда, что лорд ее не подведет.

Наконец, они остановились. Тина почувствовала, как кто-то подошел и встал рядом с ней. Не глядя, по одному лишь содроганию, которое вызвал у нее этот «кто-то», она все поняла. Служба началась.

Над ее головой произносились прекрасные слова свадебной службы, но Тина старалась не слушать их Наконец, был задан вопрос:

— Кристина Мэри Александра, берете ли вы в мужья этого мужчину?

Именно тогда ее словно ударили ножом в сердце и она поняла: все! Слишком поздно!

И тут услышала, как чей-то чужой голос, странный робкий, запинающийся, тихий, произнес:

— Беру.

Когда же сэр Маркус клялся быть с ней в горе и радости, в богатстве и бедности, пока смерть не разлучит их, в его голосе Тина услышала торжество собственника.

«Значит, я должна умереть!» — подумала она.

Ей даже показалось, что она чуть не произнесла это вслух, и потребовалась вся сила воли, чтобы не упасть в обморок.

Молодые расписались в метрической книге и под руку пошли по проходу. Только сейчас Тина осознала ужасную реальность, только теперь она поняла, на что обрекла себя.

Пока они вдвоем ехали в карете короткий путь от церкви до Беркли-сквер, она чувствовала, как жадные руки сэра Маркуса ощупывают ее тело. Его горящий взгляд пугал ее до полусмерти. Глубоким, густым голосом он страстно шептал:

— Теперь уже недолго, моя красавица! Скоро мы Достанемся вдвоем! Запомните, теперь я ваш муж!

— Мое платье… фата… вы их порвете… Не могу же я появиться перед людьми такой… помятой…

Плененная птичка робко пыталась выиграть время, а улыбка сэра Маркуса была улыбкой палача, который знает, насколько беспомощна его жертва.

Целый час они стояли, обмениваясь рукопожатиями, принимая поздравления, выслушивая тысячу раз повторяемые пожелания здоровья и счастья. Тина разрезала свадебный торт, и кто-то, но не лорд Уинчингем, которого не было в доме, провозгласил тост за новобрачных.

Наконец, герцогиня скомандовала, что Тине пора переодеться в дорожный костюм, и та убежала в свою спальню под шепот сэра Маркуса:

— Не задерживайтесь, дорогая! Я нетерпелив!

Пока горничные раздевали Тину, она стояла закрыв глаза. Чувство окаменелости проходило. Теперь она испытывала мучительный страх, от которого у нее дрожали руки и так колотилось сердце, что можно было только удивляться, что остальные этого не слышат.

Она замужем! Она леди Уэлтон! Горничные называют ее «миледи», а открыв глаза, она увидит на своем пальце сверкающее кольцо.

— Миледи была самой красивой невестой!

Из какого-то призрачного далека Тина слышала, как горничные герцогини осыпают ее комплиментами, но не потрудилась им ответить. Через некоторое время в комнату вошла герцогиня.

— Карета ждет, — коротко сообщила она, и Тина поняла, что старая леди тактично воздержалась от слов «ваш муж».

— Я готова, — ответила Тина и вдруг поняла, что медлить нет смысла. Нет причин откладывать неизбежное. Поэтому взяла перчатки, маленький ридикюль под цвет ее светло-голубого атласного платья и непроизвольно взглянула на себя в зеркало. Мягкие голубые страусовые перья, обрамляющие лицо, блистающие на шее бриллианты, тонкие кружева, украшающие платье… Она выглядела юной и беззаботной, хотя чувствовала себя старой и раздавленной ужасом, маячившим впереди.

Тина повернулась к герцогине и, подавляя рыдания, произнесла:

— Передайте ему, когда он… он вернется, что я была… м… мужественной, но мне его… не хватало!

Герцогиня кивнула, и Тина увидела, что старая леди тоже борется со слезами. Она прижалась мягкой щекой к старой, морщинистой щеке герцогини и прошептала:

— Вы были очень добры ко мне, благодарю вас!

— Если бы я могла помочь вам, дитя мое! — дрогнувшим голосом ответила герцогиня.

— Нет, тут никто ничего не может поделать! Как-то вы сказали про гордость! Вот что мне сейчас нужно! Гордость! — И Тина высоко подняла подбородок.

Затем, вежливо поблагодарив горничных, она спустилась в холл.

Прощание с гостями, ливень из лепестков роз, несколько зернышек риса, попавших ей в лицо… Наконец, молодожены сели в карету и тронулись в путь. Лошади легко поднялись на холм и поехали по Гроссвенор-сквер.

— Итак, леди Уэлтон?

Сэр Маркус сидел в углу кареты, и Тина благодарила Бога за то, что он пока не предпринимал попыток прикоснуться к ней. Она неохотно повернулась к : нему, но почему-то не нашлась что сказать. Все ее силы были сосредоточены на том, чтобы сдержать дрожь губ.

— Вы молчите, — упрекнул ее сэр Маркус. — Может быть, вы устали или не можете выразить словами свое счастье?

— Боюсь, я немного устала, — схватилась Тина за спасительную соломинку.

Тогда у нас нет причин засиживаться допоздна сегодня вечером, когда мы приедем в мой дом в Ньюмаркете, — с некоторым изумлением в голосе проговорил сэр Маркус и протянул руку. — Ну же, Тина, мы ведь женаты! Не бойтесь меня! Я могу вас побить, но я вас не съем! — Он засмеялся над своей шуткой, потом нарочито медленно, словно смакуя момент, привлек ее к себе. — Вы очень красивы, а ваш перепуганный вид способен пробудить в мужчине бешеное желание. Впереди у нас целая жизнь, моя любимая, давайте не тратить драгоценное время на всякие глупости!

Тина попыталась забиться подальше в угол, но безуспешно. Сэр Маркус, взяв ее за подбородок, повернул лицом к себе. Она увидела, как на мгновение зло сверкнули его глаза; сообразила, что его жадные губы ищут ее губы; а затем, словно нырнув в глубокий, темный пруд, почувствовала, что поддается его страсти.

Он был очень силен. Тина знала, что бороться с ним так же бесполезно, как освободиться воробышку, запутавшемуся в сетях. Она ощущала грубую силу его рук, страстность его нетерпеливых объятий и понимала, что бессильна, беспомощна и никогда больше не будет в безопасности.

Хотелось умереть, но Тина лишь дрожала, тряслась и чувствовала, как он лишает ее дыхания, увлекая в самые глубины унижения.

Вдруг, как раз когда она молила о смерти и о том, чтобы этот момент стал последним в ее жизни, раздался крик. Лошади внезапно остановились как вкопанные, а карета сильно накренилась на бок.

Сэр Маркус отпустил Тину. Оба удивленно уставились в окно. Дверца кареты распахнулась, и в ней появилась рука с ножом. Прежде чем Тина успела вскрикнуть, незнакомец в маске и широкополой шляпе, надвинутой на лоб, вонзил нож в сэра Маркуса. Тина услышала чей-то крик, но тут же поняла, что это кричит она сама.

— Видит бог, я тебя… — начал сэр Маркус, но тут кровь хлынула у него изо рта и потекла по подбородку.

Человек в маске, вытащив нож, снова и снова вонзал его в тело, оседающее на пол кареты.

Раздался еще один крик — крик ужаса. Впоследствии Тина припоминала, что пыталась встать, но тут открылась другая дверца, и двое мужчин, которых она не разглядела, накинули ей на голову темную тряпку и грубо вытащили на дорогу. Там ее связали веревкой, притянув руки и тряпку на голове к телу.

Тина пронзительно кричала, но через некоторое время затихла. Тряпка на ее голове дурно пахла, а : пыль вызвала кашель.

Она поняла, что ее подняли и перенесли в другую карету, где бросили на пол. Лошади тронулись.

— Но! Не теряй времени! Поторопись!

Как ей не было дурно, все же в голосе командовавшего она узнала голос Клода. Вне всякого сомнения, это был Клод Уинчингем!

Карета тряслась по неровной дороге. Тину, лежащую на полу, бросало из стороны в сторону, но, тем не менее, она старалась понять, что же произошло и что ждет ее впереди.

Зачем, по какой причине Клод убил сэра Маркуса? Ценностей у них при себе не было, а все их вещи заранее отправлены в Ньюмаркет со слугами.

Вероятно, Клод еще более сумасшедший, чем ей казалось раньше. Она сочла его ненормальным, когда он стрелял в лорда Уинчингема, но тогда у него, по крайней мере, был повод для подобного поступка.-Убийство же сэра Маркуса, безусловно, было бессмысленным, безумным и необъяснимым преступлением!

Однако следовало поразмыслить и о собственной участи. Клод, или кто-то другой, гнел лошадей так, что Тину бросало из стороны в сторону, и, вероятно, все ее тело будет покрыто синяками. Темная, вонючая тряпка затрудняла дыхание и чуть ли не душила. Она была уже почти в бессознательном состоянии, когда почувствовала, что ее подняли и осторожно понесли, похоже, по очень узкой лестнице, а Клод — у нее не было сомнений, что это он, — давал указания:

— Теперь осторожно… Несите ее в угол… так. Посадите на пол, сейчас я ее развяжу. Вот ваши деньги и поскорее убирайтесь! Осядьте в другом графстве. Никто ничего не заподозрит, увидев цыганский табор.

Тина услышала, как двое мужчин спустились по той же узкой лестнице, и почувствовала, как кто-то ощупывает веревки на ее теле. Вдруг с ее головы сорвали тряпку, и она увидела, что лежит на полу, а прямо над ней нависло искаженное лицо Клода Уинчингема.

Некоторое время Тина не могла произнести ни слова и только пристально смотрела на него. Потом начала растирать руки, освобожденные от веревки. Но

по-прежнему молчала, а Клод стоял и неотрывно глядел на нее.

— Я победил! — изрек он наконец.

Тело, покрытое синяками, болело, голова кружилась, но усилием воли Тина заставила себя сесть на полу.

— Вы окончательно сошли с ума! — произнесла она. — Чего вы надеетесь добиться убийством сэра Маркуса?

— Вас! — немедленно ответил Клод.

— Меня? — Тина уставилась на него, а потом медленно и неуверенно встала на ноги.

Они находились в какой-то маленькой и странной комнатке. Вдоль одной стены стояли старая кушетка и стол с двумя стульями. В маленькое окно под самым потолком проникал слабый солнечный свет. Сначала она ощутила такую слабость, что не могла ответить Клоду, но постепенно, по мере того, как налаживалось кровообращение в затекших руках, силы начали возвращаться. Тина огляделась, и ее взгляд невольно задержался на лице Клода.

Она ясно видела, что перед ней сумасшедший. В его глазах было что-то безумное, чего раньше она не замечала, а в улыбке, обнажившей его длинные зубы, появилось что-то лисье.

— Да, вас! — повторил он не дождавшись ответа. — Теперь вы моя!

— Зачем? — задала Тина глупый вопрос, решив, что этот безумец вообразил, будто любит ее.

— Из-за ваших денег! Я же говорил вам, что мне нужны деньги. И вот теперь они у меня есть.

— Из-за моих денег? — Тину охватил почти истеричный смех. Сэр Маркус погиб из-за ее денег! Однако инстинкт самосохранения подсказал ей, что не стоит провоцировать сумасшедшего. С ним надо быть спокойной и ласковой. И она тихо произнесла: — Послушайте, Клод, вы совершили страшную ошибку. Мне следовало сказать вам раньше, но это была не только моя тайна. Я вовсе не богатая наследница. У меня нет денег. Герцогиня была .введена в заблуждение, когда я появилась в Лондоне, и приняла меня за дочь моего богатого кузена. Мой отец был бедным человеком, он был военным и вместе с лордом Уинчингемом участвовал в войне, где спас ему жизнь. Но у него никогда не было денег. Именно поэтому ваш кузен представил меня в свете, чтобы я нашла себе богатого мужа. Но я бедна!

К ее удивлению, Клод запрокинул голову и разразился безумным, почти дьявольским хохотом.

— Бедна! — вскричал он. — Вот это да… бедна!

Она испугалась этого смеха и крепко сжала пальцы, но заставила себя сказать:

— Но это правда, Клод! Вы должны с этим смириться. У меня нет денег. Вообще нет.

Клод снова засмеялся, и его удивление стало еще сильнее.

— Бедна, говорит! — промолвил он наконец. — Бедна!

— Но это так, — возразила Тина.

— Вы были бедны, — поправил он. — Были, моя дорогая, и я обнаружил это только после того, как имел глупость сделать вам предложение. Да, я узнал. Я не так глуп, как обо мне думают. «Бедный Клод», говорили все. А теперь они перестанут смеяться. Не «бедный Клод», а «богатый Клод!».

— Не понимаю, — пробормотала Тина. — Извольте объяснить.

— Разумеется, объясню, дорогая. И объясню вам это очень просто. Вы станете моей женой, и станете ею сейчас же. Я вас ненадолго оставлю, пока схожу за священником.

— Но, Клод, что вы этим выиграете? — спросила Тина, твердо зная, что он все спланировал заранее и спорить с ним — все равно что биться головой о стенку. — Послушайте, Клод! У меня нет денег!

Он снова засмеялся, и на этот раз Тина почувствовала, что больше не сможет этого вынести. Она топнула ногой и закричала:

— Прекратите! Прекратите этот звериный смех и послушайте меня. Вы убили человека (она не могла заставить себя сказать «моего мужа»), и драгуны будут вас искать. Вам от них не убежать. Неужели, Клод, вам не ясно, что вы в опасности? Если вы хотите спастись, то должны бежать. Вам надо где-то спрятаться.

— Никто меня не найдет, — фыркнул он, — а если и найдет, я сумею купить себе прощение. Купить за ваши деньги, моя дорогая, за деньги моей жены!

Тина раздраженно вздохнула. Ей стало страшно! Он внушал ей ужас! И все же его необузданная страсть к деньгам невыразимо раздражала ее.

— У меня нет денег, — медленно повторила она, словно объясняясь с ребенком.

— Продолжайте так думать, — усмехнулся Клод. — Мне еще и легче. Мы поженимся и уедем на побережье. Все уже устроено. Вам не надо напрягать вашу маленькую глупенькую головку. Судно, отправляющееся во Францию, нас ждет. Мы будем жить там богато и комфортабельно, и у нас будет все, чего я всегда был лишен. Бедного Клода больше не будет.

Тина пожала плечами:

— Делайте что хотите, но я за вас не выйду.

— Да нет же, выйдете! — возразил он и вынул из кармана камзола длинный, зловещего вида стилет, на которые так падки путешествующие по Италии. — Вы это видите? — спросил он, и Тина со страхом в глазах отшатнулась от него. — Если вы начнете устраивать сцены и шум, я оставлю на вашем лице отметины — по огромному шраму на каждой щеке, на губах и на лбу. А может быть, даже разукрашу ваш нос, дорогая, и кто тогда вами заинтересуется? Клод, разумеется. Ведь в моих руках будут ваши денежные мешки, и до вашей внешности мне нет дела. Красавица или дурнушка, вы будете моей женой. Остальное меня не интересует.

Он снова хихикнул, как сумасшедший, и Тина, прислонившаяся спиной к стене, не знала, что ей делать. Он явно был не в себе, и она в неистовом отчаянии подумала, что единственным выходом было бы отпустить его и надеяться, что он, может быть, не забаррикадирует дверь снаружи и кто-то сможет прийти ей на помощь.

С проницательностью, свойственной всем неуравновешенным людям, Клод прочел ее мысли и хихикнул:

— Кричите, сколько вашей душе угодно, никто вас не услышит. Вы знаете, где находитесь?

— Нет, — ответила она, — скажите мне.

— Вреда не будет, если вы и узнаете, потому что вам отсюда не выбраться. Вы в церкви в Уинче; и никто добровольно не подойдет к этому месту, потому что здесь обитает привидение! Привидение, моя дорогая, привидение по имени Клод!

Тина вдруг вспомнила, как смотрела из окна лорда Уинчингема на длинную зеленую аллею, ведущую к прекрасной белой греческой церкви. В ней, наверное, и прячет ее Клод.

— А теперь я вас покину, — сообщил Клод, убирая кинжал обратно в карман. — Священник, которого я приведу, португалец, он плохо, очень плохо говорит по-английски; но если он откажется поженить нас из-за вашего сопротивления, что ж, тогда я изуродую ваше хорошенькое личико, увезу вас во Францию и там женюсь на вас. — Он злобно хихикнул. — Я все продумал. — И сделал шаг по направлению к низкой двери.

Собрав последние силы, Тина быстро подошла к нему и положила руку ему на плечо.

— Послушайте, Клод, вы поверите мне, если я поклянусь, что у меня нет денег? Это был розыгрыш, игра, мне надо было вызвать интерес в свете. Я бедна. Клянусь вам, это правда.

Он явно хотел опять рассмеяться безумным смехом, но сдержался и, насмешливо поклонившись ей, произнес:

— Вдова и наследница огромного состояния покойного сэра Маркуса Уэлтона, приветствую вас! Обещаю вам, вы недолго будете вдовствовать; ведь перед вами самый пылкий и страстный муж — Клод Уинчингем! — И с этими словами вышел в узкую дверь.

Тина слышала, как Клод запер дверь снаружи, потом его шаги застучали по узкой лестнице, затем он запер нижнюю дверь.

— Вдова сэра… Маркуса… Уэлтона!

Она поднесла руки к вискам. Ну конечно же! Клод прав. Вдова Уэлтона — богатая женщина. Очень богатая женщина! Она сама об этом не подумала, а он, несмотря на все свое безумие, не только все отлично сообразил, но и решил ее богатством воспользоваться! Этого нельзя допустить! Это не может быть правдой! Выйти за Клода или на всю жизнь остаться меченой и быть увезенной отсюда через Ла-Манш во Францию?! Тина тихонько вскрикнула, осознав весь ужас происходящего. Сэр Маркус убит, а ее привезли в это уединенное место, где Клод может сделать с ней все, что захочет. И хотя он сказал ей, что никто ее не услышит, она начала кричать:

— Помогите! Помогите! Спасите! — Ужас положения вдруг нахлынул на Тину с такой силой, что заставил ее потерять контроль над собой. — Спаси меня, о, Стерн, спаси меня! Спаси меня! — Она выкрикивала эти слова, напрягая всю силу своих легких, затем начала безрезультатно бить ногой в запертую дверь. — Помогите! Помогите! Кто-нибудь, помогите мне!

Тина понимала, что это безнадежно, но продолжала кричать, бить руками и топать ногами. И вдруг прогнившая от времени половица, на которой она стояла, резко треснув, провалилась, и ее нога оказалась зажатой в щели. Острая боль в лодыжке, казалось, переполнила чашу ее невыносимых страданий.

Она даже не попыталась выдернуть ногу, а только села на пол и начала плакать от безнадежности, как ребенок, которого заперли одного в темной комнате и которому страшно и одиноко.

Она кричала, и ей казалось, будто ее плененную ногу освещают последние лучи солнца, льющиеся через чердачное окно. Она смотрела, смотрела и смотрела на нее сквозь слезы.