— Очень сомневаюсь, — улыбаясь, ответила графиня. — Но время покажет. Подождем, нам некуда торопиться. А о приданом следует подумать заранее. Даже не пытайся отговаривать меня! На выбор одежды уйдет немало времени. Все будет отвечать и соответствовать вкусам и предпочтениям Эйдена.

Фиона не ожидала, что выбирать дорогие наряды доставляет столько удовольствия. А платья, которые они с графиней покупали в самых роскошных магазинах, представляли собой что-то невообразимое! Правда, и стоили эти шикарные вещицы целое состояние. Но графине доставляло истинное наслаждение наряжать будущую жену Эйдена. По ее словам, такое приданое достойно принцессы.

— Быть герцогиней не менее почетно, — развивала свою мысль графиня. — А вы — англичанка и прекрасно понимаете, что шотландцы отнесутся к вам с некоторой придирчивостью.

— Вы пугаете меня! Я все больше и больше нервничаю, — запротестовала Фиона. — А что если я не смогу соответствовать столь высокому званию? Если подведу герцога? Вдруг шотландцам я… вообще не понравлюсь?

Графиня рассмеялась.

— Я уверена, ваш муж все предусмотрит и обо всем позаботится. Он подскажет вам, как правильнее вести себя в той или иной ситуации. Все будет в порядке! А что касается придирчивости и критики… Да какая вам разница, что о вас подумают люди, если мужа вы будете во всем устраивать?

«А ведь она права», — думала Фиона.

В то же время дни проходили, а герцог так и не появлялся в Лондоне. И Фиона начала тревожиться. Ей в голову полезли невероятные мысли и опасения.

«Вдруг он вообще передумал и вовсе не приедет ко мне?» — замирая от волнения, размышляла она.

После похорон, прошедших с большой торжественностью, все собравшиеся в замке влиятельные персоны принялись выражать глубочайшее сочувствие герцогу, восхвалять его и превозносить.

Об этом подробно написал им граф.

По его словам, льстецы лезли из шкуры вон, пытаясь восстановить отношения с герцогом. Все выглядело настолько смехотворно, что было трудно наблюдать за происходившим без хохота. Герцога так и подмывало высказать «дорогим гостям» все, что он о них думает.

«Несмотря ни на что, Эйден держался с большим достоинством, — писал граф. — И ни словом, ни делом не показал, сколько боли и страдания принесли ему страшные подозрения, на протяжении долгих лет омрачавшие его жизнь. Надеюсь, большинство из наших соседей поняли свою ошибку и в будущем будут вести себя более рассудительно и благоразумно».

— Я тоже на это надеюсь, — сказала Фиона, когда графиня закончила читать. — Почти все люди из окружения герцога обошлись с ним отвратительно. Только поистине великодушный человек способен отреагировать на это так, как реагирует он.

— Я ничего другого и не ожидала от Эйдена, — ответила графиня. — А все, что касается покойной герцогини, должно быть оставлено в прошлом. Ты обязана помнить об этом. Жажда мести породит лишь новую вражду, а ее в Шотландии и так предостаточно.

— Вы правы, — согласилась Фиона. — Я постараюсь обо всем забыть, хотя мне очень трудно мириться с несправедливостью.

— Всем трудно, — заметила графиня. — Но, подобно Эйдену, тебе следует быть великодушной и принимать вещи такими, какие они есть. Не забывай об этом и не пытайся переделывать окружающих!

Фиона вздохнула. Она искренне желала соответствовать высоким стандартам, о которых вела речь графиня. Но главное, что ей было нужно сейчас, так это вновь увидеть герцога и убедиться, что он так же сильно любит ее, как она его.

«А вдруг, — раздираемая сомнениями, думала Фиона ночью, когда все давно спали, — обретя свободу, он решил вернуться в веселый светский мир, из которого его безмолвно исключили после исчезновения герцогини?»

Она не сомневалась, что там его приняли бы с распростертыми объятиями; на земле существует не так много богатых, красивых, молодых овдовевших герцогов. Наверняка заботливые влиятельные родители взрослых дочерей уже строили в его отношении далеко идущие планы.

«А я кто такая?» — думала Фиона, чувствуя себя бесконечно несчастной.

Но тут же вспоминала о минутах, проведенных с ним наедине. В те мгновения она ничуть не сомневалась в том, что его любовь к ней не менее сильна, чем ее к нему.

Они непременно должны быть вместе.

Все остальное блекло в сравнении с возможностью до конца дней своих наслаждаться друг другом.

Но сомнения все больше и больше не давали ей покоя. Графиня уже начала жаловаться, что она худеет и что купленные ими платья придется убавлять в талии, а это лишь ненужные хлопоты!

«Пожалуйста, Господи! Сделай так, чтобы его любовь не угасла!» — отчаянно молилась Фиона каждую ночь.

В этот день она сидела в гостиной, старательно вышивая салфетку, которую намеревалась преподнести хозяйке дома в качестве подарка.

Время близилось к вечеру. Графини и Мэри-Роуз, отправившихся в зоопарк, все еще не было, и Фиона начинала волноваться.

Послышался звук раскрывающейся двери.

— Наконец-то! — воскликнула Фиона, завершая стежок. — Я рада, что вы вернулись!

— Я надеялся, что услышу нечто подобное, — раздался из-за ее спины низкий мужской голос. Она вскрикнула от неожиданности и вскочила на ноги.

Это был герцог. Он стоял прямо посередине комнаты. В первое мгновение Фиону поразило в нем что-то незнакомое и необычное.

Но она сразу поняла, в чем дело: мало того, что герцог очень посвежел и помолодел, он был одет в совершенно непривычную для ее взгляда одежду. Вернее, в нетипичную для него одежду. Ведь раньше она видела его только в шотландских национальных нарядах.

В обычном костюме английского джентльмена он смотрелся сногсшибательно. Но ее несколько смущали в нем внешние перемены к лучшему.

Они долго смотрели друг на друга. Герцог вглядывался в ее лицо пристально, взволнованно, словно пытался увидеть ее душу.

Потом, не говоря ни единого слова, он просто протянул ей руки.

Из ее груди вырвался приглушенный стон. И, порывисто подавшись вперед, она побежала к нему. Ей хотелось лишь удостовериться, что он — реальность, а не видение, порожденное измученным воображением.

Герцог сгреб ее в свои объятия и прижал к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание.

Он коснулся ладонями ее лица и долго вглядывался в него, словно не веря, что видит не сон, а явь, потом жадно прильнул к ее губам.

В это мгновение сомнения Фионы в его любви к ней, опасения и страхи, терзавшие душу, бесследно исчезли.

Он целовал ее так страстно и так продолжительно, что ей без слов стало понятно: жить вдалеке от нее было для него так же невыносимо.

Она с головой окунулась в сладостное блаженство, блаженство, в считанные секунды унесшее ее в далекий, нереальный, восхитительный мир. То был рай, специально созданный их любовью для них двоих. Он всегда открывал перед ними свои волшебные ворота, как только они приближались друг к другу.

И вновь ее истосковавшееся сердце застучало в такт его сердцу, и опять их мысли, их души слились в единое, неразрывное целое.

«Я люблю тебя!» — хотела закричать Фиона, но в этом не было необходимости.

Лишь такая любовь — могущественная, всепоглощающая, божественная и величественная могла соединить их настолько бесповоротно, настолько крепко.

Наконец герцог поднял голову.

— Моя ненаглядная, моя милая! — воскликнул он, прерывисто дыша. — Ты еще любишь меня?

— Я… собиралась задать тебе… тот же самый… вопрос, — прошептала Фиона.

— Ты должна была все это время знать мой ответ. Если тебе показалось, что я не приезжал слишком долго, то поверь: я просто не мог вырваться.

— Я… пыталась… все понять правильно… но… мне… так хотелось увидеть тебя!

— А мне — тебя, родная моя!

Он опять принялся целовать ее, страстно, горячо, безудержно. В его глазах пылал огонь, и она осознала, что сомневаться в любви к ней этого человека было настоящим безумием.

Их поцелуй длился бесконечно долго, и когда Фиона полностью растворилась в объятиях герцога, когда реальность превратилась для нее в воплощение самых сладких грез, он медленно отстранился.

— Дай мне взглянуть на тебя. Ты стала еще красивее, чем была прежде. Как странно… Ведь тогда я считал, что большей красоты просто не может существовать на земле.

— Мне… очень хочется… быть красивой… для тебя, — смущенно ответила Фиона. — Если бы я знала, что ты едешь… ко мне… то постаралась бы… выглядеть… лучше…

— Ты выглядишь потрясающе, — нежно произнес герцог. — Ты настолько красива, что мне становится немного не по себе. Я не уверен, что вижу настоящую тебя, а не прекрасный сон! Я боюсь внезапно проснуться и понять, что тебя нет рядом.

— Я… вовсе не сон… Я очень даже реальна…

Фиона вновь потянулась к нему губами, и герцог привлек ее к себе, но целовать не стал.

— Нам предстоит еще очень многое узнать друг в друге, сделать столько открытий! Я считаю, что не имеет смысла тратить время впустую. Мы поженимся завтра утром! — торжественно провозгласил он.

— Завтра… утром?

— А потом я заберу тебя с собой!

— Куда? — От неожиданности глаза Фионы округлились, а щеки заалели.

— Сначала в Париж, потом в Рим!

Из груди Фионы вырвался взволнованный возглас. А герцог сказал:

— Это будет наш медовый месяц! Тебя устроит подобный маршрут для путешествия?

— Звучит… просто… великолепно! С другой стороны, я уверена… что буду счастлива… где угодно, лишь бы рядом находился ты, — ответила Фиона, все еще несколько растерянно.

— То же самое я могу сказать о себе, милая моя! — воскликнул герцог. — Я должен рассказать тебе о своих намерениях: мы пробудем за границей до самой осени, а о нашей свадьбе объявим лишь по возвращении.

Он прижался щекой к ее волосам.

— Когда мы вернемся в Шотландию, любимая, моя страна встретит тебя совершенно по-другому!

— Для меня ничто не представляет особого значения — ни в Шотландии, ни где бы то ни было, — спокойно ответила Фиона. — У меня есть ты, и мы вместе, все остальное… не столь важно.

— Ты уверена? — с улыбкой спросил герцог. — Знаешь, я люблю тебя так сильно, что зачастую не могу подобрать слов, чтобы выразить свои чувства!

Фиона прекрасно его понимала: на протяжении долгих лет он не имел возможности делиться с кем-то своими эмоциями и переживаниями, ему пришлось научиться быть безмолвно отвергнутым одиночкой, пришлось смириться с судьбой и замкнуться в себе.

Она знала: подаренная им Господом любовь согреет ласковым солнечным светом его измученную душу, исцелит кровоточащее сердце, покажет ему, что такое истинное счастье.

Фиона пришла в жизнь герцога, и все изменилось. Ей удалось разгадать жуткую тайну и преобразить его мир.

— Я люблю тебя, — пробормотала Фиона. — А когда я… стану… твоей женой, тогда… смогу рассказать тебе… насколько сильно я тебя люблю.

По выражению глаз герцога она догадалась: именно этих слов он и ждал от нее.

Их губы опять слились в жарком поцелуе.

— Какая красота! — воскликнула Фиона, восторженно качая головой.

— Для меня красота — это ты, моя радость, — ответил герцог.

Фиона оторвала зачарованный взгляд от окна, через которое любовалась на позолоченный рассветным солнцем город, повернула голову и улыбнулась мужу.

Они остановились на окраине Рима в палаце, любезно предложенном герцогу на время медового месяца одним его приятелем. Отсюда виднелись расположенные внизу Тибр, крыши Вечного Города и великий собор Святого Петра.

В прозрачном свете утреннего солнца панорама города сияла. Создавалось такое ощущение, что чья-то невидимая гигантская рука набросила на эти стены, эти крыши, эти улицы божественный покров. Стройные кипарисы в саду с устремленными к безоблачным небесам верхушками крон напоминали молящихся великанов.

Лежа на огромной резной кровати, покрытой светлой краской, герцог любовался женой. Она, по всей вероятности, не догадывалась, что на фоне яркого солнечного света ее ночная сорочка из тонкой ткани стала совсем прозрачной, сквозь нее соблазнительно проглядывало ее стройное тело.

Ни одна из мраморных богинь, украшавших это здание, по мнению герцога, не шла ни в какое сравнение с его красавицей-женой. При этой мысли его сердце сжималось от счастья, в реальность которого он до сих пор боялся поверить. Эта женщина волновала его так сильно, как ни одна другая из представительниц прекрасного пола.

Герцог был готов боготворить красоту Фионы. В то же время сознавал, что обожает ее за любовь к нему. Она любила искренне, беззаветно и преданно, дарила себя без остатка.

Никогда раньше он не думал, что столь великолепная женщина может принадлежать ему так всецело, и не подозревал, что это может быть настолько приятно.

С другой стороны, при всей своей преданности ему Фиона искусно сохраняла свою индивидуальность. По каждому поводу она имела свое мнение и могла достойно отстоять личную точку зрения.

— О, Эйден! Ты только взгляни на фонтаны, залитые солнцем! — воскликнула Фиона. — Они превращают сад в нечто невообразимое! Порой мне кажется, мы с тобой очутились в сказочной стране!

Она улыбнулась и добавила:

— Вообще-то так оно и есть! Мы в настоящей сказке. Иди же сюда, посмотри на это чудо!

— У меня есть дела поважнее, — ответил герцог.

Фиона резко повернула голову.

— Какие? — удивленно спросила она.

— Я скажу тебе, если ты подойдешь ко мне.

— Я хочу еще немного полюбоваться фонтанами.

— А я хочу полюбоваться тобой.

Она в нерешительности прищурила глаза. Сделать выбор между своим желанием и его было не так-то просто.

— Иди ко мне! — повторил герцог на этот раз более настойчиво, даже властно.

Не подчиняться ему Фиона не собиралась, поэтому с готовностью побежала назад к кровати. Как только она приблизилась к ней, герцог сгреб ее в свои объятия и крепко прижал к себе.

— Меня охватывает непонятная тревога, если тебя нет рядом! — прошептал он. — Даже столь небольшое расстояние, разделяющее нас, кажется мне огромной пропастью.

— О, любимый! Когда ты говоришь мне подобные слова, я чувствую себя такой счастливой, что готова расплакаться, — промурлыкала Фиона.

— Не надо, прошу тебя! Плакать в медовый месяц — это немыслимо, милая моя. Я буду сердиться, — шутливо-нежным тоном ответил герцог. — К тому же я не люблю женщин, которые по каждому поводу распускают нюни.

— Я все поняла, — озорно улыбаясь, пробормотала Фиона. — Обещаю, что моих слез ты не увидишь. По крайней мере в медовый месяц.

Герцог поцеловал ее в лоб.

— Открой мне один секрет, — попросил он. — Почему ты кажешься мне настолько неотразимой, настолько волнующей, что я забываю обо всем на свете?

— Даже о своей любимой Шотландии? — поддразнила его Фиона.

— В последние дни я почти не думаю даже о ней, — признался он. — Я отодвинул мысли о Шотландии куда-то на задний план. Меня интересуешь только ты. Твоя нежность, мягкость, аромат твоего тела, твоих волос — все это буквально сводит меня с ума. Я хочу целовать тебя, любить тебя, проводить с тобой в постели двадцать четыре часа в сутки.

Он говорил об этом настолько искренне, что Фиона умиленно рассмеялась, обняла его за шею и прошептала ему на ухо:

— Я люблю тебя. Только временами мне становится страшно: вдруг, беспрестанно повторяя это, я просто надоем тебе? — Она нежно поводила носом по его щеке. — Я думаю, мой любимый, прекрасный муж, скоро нам следует отправляться домой.

— Почему? — спросил герцог.

— Хотя для меня нет ничего более чудесного, чем этот сказочный отдых, чем эти дни — которые мы проводим здесь, вдвоем с тобой, — я прекрасно знаю, что тебя ждут дела. Их не в состоянии решить никто другой. Знаю также, что теперь, когда твои люди вновь принимают тебя всем сердцем, ты должен занять достойное место среди них.

Герцог понимал, что она права.

Но ее слова привели его в полное замешательство.

«Разве способна столь молодая и неопытная женщина быть такой разумной и рассудительной? — вглядываясь в ее голубые глаза, думал он. — Она первой заговорила о том, что должно занимать только его мысли».

— Откуда ты знаешь все эти вещи? — вырвалось у него. — Откуда в тебе такая осведомленность? Ты все больше и больше поражаешь меня!

— То, о чем я завела разговор, — твои обязанности, важная составляющая твоей жизни, — спокойно ответила Фиона. — Я люблю тебя, и хочу, чтобы у тебя все было в порядке. И готова пойти на любые жертвы ради нашего совместного будущего.

Она с чувством прильнула губами к его плечу, а через мгновение продолжила:

— Ты подарил мне столько радости! Все вокруг меня стало светлее и прекраснее — солнце, луна, звезды. Ты заставил меня поверить в то, что я самая счастливая в мире женщина! Теперь нам пора подумать о тебе.

— Шотландия представляется сейчас невероятно далекой, — пробормотал герцог, уткнувшись в ее волосы.

— Лучшего комплимента для меня тебе не придумать! — Она улыбнулась. — Тем не менее сейчас, мой любимый, ты как никогда нужен Шотландии. Мне кажется, теперь у тебя появится тысяча новых забот и обязанностей. Все очень изменилось. Кроме того…

Она замолчала.

— Кроме того что? — спросил герцог.

— У нас… есть… еще одна причина… чтобы скорее вернуться… домой!

Она произнесла это так тихо, что герцог едва расслышал сказанные ею слова.

Он крепче прижал ее к себе и спросил обычным спокойным тоном:

— Что это за причина?

Она не отвечала, и, подождав минуту, он произнес очень нежно:

— Можно я попробую угадать?

— О, Эйден! Знаешь… мой милый… мне так хочется, чтобы ты обрадовался этой новости.

— Обрадовался? Я на седьмом небе от счастья! А ты… уверена…

— Думаю, что да… Было бы просто потрясающе, если бы я смогла подарить тебе сына. Будущего вождя.

Герцог приподнялся, оперся локтем на кровать и пристально взглянул ей в глаза:

— Полагаю, все мужчины, — медленно заговорил он, — жаждут встретить однажды идеальную женщину, такую, какой она представляется им в мечтах. И все они цинично считают, что подобное невозможно. А мне несказанно повезло! Я получил невозможное! И обладаю идеалом!

— Я очень хотела… услышать от тебя когда-нибудь… такие слова, — ответила Фиона, — но прошу, будь снисходителен и не пытайся слишком добросовестно изучить меня, а то увидишь и недостатки… и разочаруешься во мне…

— Это не произойдет никогда!

Он стал целовать ее, и знакомая горячая волна с новой силой захлестнула их обоих, унося в далекий, бесконечно восхитительный мир.

Фиона, как обычно в такие моменты, почувствовала себя составной частью окружающей их красоты, частицей самой любви, трепещущей где-то между их сердцами. Любви, с каждым днем, с каждым часом, разрастающейся и крепнущей.

Она знала, что испытать подобное дано не каждому. Их огромное, уникальное чувство родилось не случайно: просто они были двумя половинками, судьбой предназначенными друг для друга.

Герцог становился более настойчивым, он ласкал ее и покрывал поцелуями, а в ней уже кипело то дивное ощущение — полуболь, полублаженство, которое неизменно вызывали его прикосновения.

Он испытывал нечто подобное, Фиона знала об этом. Ей казалось, оба они парят в том прозрачном небе, залитом рассветным золотом солнца, которое она недавно наблюдала из окна.

Эти чудеса творила любовь: лишь ей одной разрешено превращать людей в полубогов.

«Я люблю тебя!» — кричало ликующее сердце Фионы.

Она знала, что герцог твердит ей о том же, безмолвно, каждую секунду.

Они не нуждались в словах.

Им пришлось заслужить это счастье, выстоять перед испытаниями, побороть их.

В награду за стойкость они получили любовь, ни с чем не сравнимую, негасимую. Любовь, готовую впредь служить им опорой и подмогой на протяжении всей оставшейся жизни. Жизни вдвоем.

Примечания