Блэк-Хиллс, Южная Дакота, 30 июня, 21:30

Отряд скаутов разбил лагерь на лесной поляне. Четыре палатки выстроили по линеечке, а принадлежащую скаут-мастеру мистеру Легейту поставили посередине, но в стороне, футах в двадцати. Так, чтобы, откинув полог, руководитель мог охватить взглядом сразу все яркие нейлоновые треугольники, укрывающие его подопечных.

Обустроили кухню, с одной спички разожгли огонь, и теперь все собрались у костра. Вечерело, но солнце пока еще висело высоко, и поэтому языки пламени казались почти прозрачными.

Днем Саймон Баркли умудрился подстрелить самодельным арбалетом фазана, и из котелка аппетитно пахло дичью. Длинным прутиком Бесси Ашер сняла крышку и высыпала в котел мелко нарезанные перья дикого лука. Его следопыты набрали тут же, на поляне. Вообще-то охотиться в июле строжайше запрещено, птицы в это время ухаживают за птенцами, ii Боб Ле-гейт долго ругал мальчишку за бессмысленное убийство, а тот лишь непонимающе пожимал плечами.

— Да я нечаянно, — оправдывался Саймон, глядя на взрослого бесстыжими зелеными глазами, веснушки на его лице словно бренчали о полной невиновности. — Фазан как-то сам под выстрел подвернулся. Выскочил из травы прямо мне под ноги. Ну как бы я смог удержаться? Я и выстрелил.

После долгих споров и взаимных обвинений в жестокости и мягкотелости скауты все-таки решили пеструю птицу ощипать и сварить. Не пропадать же добру.

Неподалеку от места стоянки журчал ручей, за спинами подростков синели палатки, которые они ставили по секундомеру мистера Легейта. Мягко шелестели знаменитые блэкхильские ели. Выше их островерхих макушек друзами кристаллов торчали красные скалы — восточный массив Скалистых гор. Именно красные, хотя Блэк-Хиллс и означает «черные холмы». Но черными они станут позже, когда закатится солнце, и под звездами их каменные силуэты превратятся в зловещие зубы дракона с кровавыми потеками от лунных бликов. Загадочная и страшная гряда нависнет над головами, словно оскалившиеся челюсти фантастического зверя, угрожающего небесам.

Мэтти Рочестер взглянула на часы и сняла котелок с огня. Потыкала ножом в кусок фазаньего мяса и заявила, что похлебка готова. Мальчики и девочки, от нетерпения чуть ли не приплясывая, протягивали ей миски, а Мэтти черпаком разливала вкусно пахнущий супчик.

Подростки набросились на еду, будто их неделю не кормили. Хлебали так, что за ушами трещало. Лишь взрослый ел неторопливо. Не спеша, он подносил ложку ко рту и следил, чтобы она по зубам не стучала, хотя проголодался не меньше своего небольшого отряда. Четыре девочки и пять пареньков — вот и вся ватага.

Когда взошла луна, они все еще сидели у огня, слушая, как потрескивают сухие сосновые сучья. В темноте костер обрел плотность и пылал в ночи, как гигантский цветок мака. Теплый летний ветерок налетал порывами, и тогда в небеса мошкарой улетали алые искры.

Мистер Легейт попытался разогнать подростков по палаткам — пора спать, но уж больно интересный разговор завязался. Об индейцах и их неуязвимых воинах «ваканах», что означает «таинственные». Блэк-Хиллс — место исторических битв с племенами индейцев сиу или дакотов, что означает одно и то же. Городок, откуда сюда, в национальный сосновый лес, пришли скауты, носит имя генерала Кастера. Того самого генерала Джона А. Кастера, командира седьмого кавалерийского полка, который потерпел сокрушительное поражение от объединенных племен западных сиу в урочище Литтл-Биг-Хорн. 25 июня 1876 года Кастер потерял почти всех своих солдат, очень много лошадей и сам пал в битве, которую с индейской стороны возглавлял вождь Бешеный Конь. Бешеный Конь сражался, защищая лагерь объединенных племен сиу с севера, а в это время хункпап Ссадина бился с отрядами «синих мундиров» под командованием майоров Маркуса Рено и Фредерика Бейтина, отбивая их атаку с юга.

В память о неудачливом генерале остался не только городок его имени. На просторах Великих равнин многочисленных туристов теперь привлекает кусочек первозданных прерий, где пасутся стада бизонов и диких осликов — это так называемый Парк Кастера.

Не забыт и противник «синих мундиров» — вождь Бешеный Конь. В его честь воздвигнут мемориал. Из цельной скалы высечена его конная статуя. Высота скульптуры 173 метра, что на 27 метров выше пирамиды Хеопса, а ширина — 195,5 метра. Выдающийся вождь племени оглала-сиу был одним из неуязвимых ваканов. Скауты, как и все обитатели Блэк-Хиллс, гордились своими предками, изучали историю. Передавали друг дружке книжки о прошлом родных мест.

— В битве у Литтл-Биг-Хорп Бешеный Конь первым бросился навстречу врагу, — рассказывал подросткам, посверкивая в бликах костра своими темными глазами, Айк Синглтон, — пока те еще двигались в колонне и не успели развернуться для атаки. Он бесстрашно проскакал мимо колонны — с ее головы до хвоста. Синие мундиры, видя легкую добычу и радуясь своей удаче, принялись беспорядочно стрелять, не слушая команд офицеров. Залп, еще один! Выстрелы следовали один за другим — слаженными аккордами и одиночными выстрелами, раздирающими тишину. Эхо громыхало, катясь по ущельям, но ни одна пуля не ранила пи всадника, ни его лошадь. Бешеный Конь проскакал туда и вернулся, обогнав авангард. Он помахивал рукой, чтобы еще больше раздразнить и без того разозлившихся солдат. Но как ни старались стрелки, вождь оставался невредимым, хотя находился ярдах в десяти от кавалеристов… Он не раз проделывал подобные штуки. Его пытались убить в крупных сражениях и мелких стычках, несколько раз устраивали засады, даже подкупали индейцев, надеясь, что с неуязвимым вакапом справится соплеменник из черноно-гих или шайешюв, раз уж добрые свинцовые нули ему как слону дробина. Но ни одна пуля, ни одна стрела так и не пронзили его тела. Даже лошадь, на которой он скакал, никогда не была ранена…

— Да все про это знают! — перебил его Саймон Баркли.

— Не стану спорить, — легко согласился Айк. — Я же сам давал тебе книжку Стоячего Медведя «Мой парод сиу». Но я хочу рассказать о другом случае.

А случилось это в долине реки Роузбад, чуть ниже развилки нынешней дороги Форсайта, ведущей в Лейм-Дир и Эшленд. Ну, вы и сами знаете, о котором Форсайте идет речь, — на этот раз Синглтоп перебил сам себя. — Дорога названа именем полковника, который командовал тем же самым седьмым полком после гибели Кастера во время решающего разгрома сиу у ручья Вупдед-Ни. Именно тогда, через год после вступления штата Южная Дакота в состав США, они и восстали, требуя возвращения своих исконных территорий, — подросток ненадолго замолчал, глядя на сноп искр, взлетевших в небеса после упоминания имени Форсайта. — Не понравились индейцам дурные земли, которые выделили им под резервации федеральные чиновники. Но до того часа, когда индейцы сложили оружие и были усмирены, оставалось еще тринадцать лет…

— Бешеного Коня окружили четверо шайеннов, — продолжал подросток, руками показывая, как именно окружили его героя. — Дакотский вождь был один. Он, прислоняясь к стволу сосны, поил свою лошадь, которая, отфыркиваясь, хлебала воду из прозрачного ручья. Подкупленные лазутчиками генерала Кастера шайенны подобрались бесшумно. Даже тонкий слух оглала не сумел отличить шаги подкрадывающихся врагов от шелеста сосновых иголок.

Индеец Деревянная Нога окликнул его:

— Вот мы и пришли, Бешеный Конь. И теперь ты умрешь.

— Неужели вы позабыли необъятные просторы прерий, на которых веками жили наши предки? Неужели довольны жизнью на дурных землях, куда вас загнали бледнолицые? — тихо спросил вождь, лишь слегка повернув голову в сторону взявших его в полукольцо индейцев. — Отвечайте мне, братья-шай-енны.

Наемных убийц он узнал по боевой окраске. Для него они были предателями, но на лице Бешеного Коня не дрогнул ни один мускул. Он назвал их братьями, взывая к совести краснокожих, но на тех его слова не произвели никакого впечатления. Четверо соплеменников навели на него четыре ствола. Ружья у них были старого образца, однозарядные, и заряжались с дула.

Даже бесстыжие торговцы оружием, которые в погоне за прибылью не брезговали ничем, понимали: многозарядные карабины в руках индейцев — это многочисленные жертвы среди мирного белого населения. Деньги деньгами, но пострадают невинные женщины и дети, ведь индейцы регулярно нападают не только на отдельно стоящие дома фермеров, рискнувших выдвинуться на фронтир, но и на городки…

Не слушая, о чем им говорит вождь, убийцы нажали на курки. Раздался слаженный залп четырех ружей, лесную поляну заволокло дымом, и Бешеный Конь, упрятанный в занавеску из дымного пороха, пропал из глаз врагов. Не видя жертву, шайены напрасно вслушивались в звенящую тишину леса, потому что все птицы в округе, напуганные рукотворным громом, смолкли. Гордый вождь не застонал и не вскрикнул. А ведь должен был — с расстояния в десяток шагов индейцы не могли промахнуться.

Броситься вперед через пороховую гарь убийцы не решались: вдруг Бешеный Конь только ранен? Тогда он встретит врагов так, как и подобает воину — с ножом или томагавком в руках. Никому из четверых не хотелось смерти, и они только искоса поглядывали друг на друга. Вдруг у кого-то из четверки не хватит выдержки, и он первым ринется проверять: убит ли на месте храбрый дакот или только ранен? Нет, думал каждый из наемников, я дождусь, когда дым рассеется либо самый нетерпеливый рухнет на землю с раскроенным черепом. Я-то останусь жив, а если кто-то будет корчиться на хвое с перерезанным горлом, то меня это ничуть не огорчит. Зато награда оставшимся в живых увеличится на целую четверть. Или наполовину, если недобитый оглала сумеет справиться с двумя, прежде чем наемники успеют его прикончить и снять скальп, чтобы предъявить генералу Кастеру.

Но вот порыв ветра отнес в сторону дымную преграду, и взорам пораженных шайеииов предстал живой и невредимый вождь. Увидев расширившиеся от удивления глаза врагов, Бешеный Конь негромко рассмеялся, блестя на солнце своими не знавшими щетки и пасты «Бленд-а-мед» зубами.

— Со мной не так-то легко справиться, — бросил он в лицо убийцам.

Наемники задрожали от страха, понимая, что второй раз из однозарядных ружей им не выстрелить. Они попались, и попались глупо. Пока предатели станут заряжать свои винтовки, вождь легко перестреляет всех четверых. Шайенны отчетливо видели, что Бешеный Конь сжимает в руках многозарядный кавалерийский карабин, добытый в схватках с солдатами генерала Кастера. После стычек с «синими мундирами» и вездесущими золотоискателями многие индейцы вооружились винтовками убитых врагов.

Только что бывшие охотниками сами превратились в беззащитную дичь и теперь не знали, что делать: броситься ли на дакотского вождя или бежать без оглядки? Но как повернуться к нему спиной? Бежавший от схватки, убитый (а тем более — раненый в спину) сиу станет презреннейшим из воинов, о котором будут говорить у костров, сплевывая на землю. И койот — еще не самое обидное прозвище, которым наградят такого труса.

И пока наемные убийцы топтались на месте, не зная, что же им предпринять в такой дурацкой ситуации, Бешеный Конь, все так же прижимаясь спиной к сосновому стволу, неторопливо задрал ногу и, держа в правой руке готовый к бою карабин, левой стащил замшевый мокасин, украшенный бисером и иглами дикобраза. Бросил его на хвою рядом с собой. Потом дакот опустил левую ногу и задрал правую. Он переложил карабин из руки в руку, но ни один из шайенов не усомнился в том, что и с левой руки оглала станет стрелять так же метко, как и с правой. И глаз его не моргнет, и рука не дрогнет.

Вождь вроде бы и не глядел на наемников, но цепким и уверенным взглядом озирал окрестности за их спинами. Спокойно и деловито он стащил с ноги правый мокасин, затем нагнулся и, не меняя руки, поднял левый. Упер карабин прикладом в землю и зажал его коленями. Подхватил в каждую руку по кожаной обувке и, не спеша, чтобы шайены могли хорошо рассмотреть то, что он собирается им показать, перевернул мокасины голенищами вниз. Из них, шурша кожей, выкатились четыре сплющенные пули и мягко шлепнулись на сухие сосновые иголки.

Лишь тогда шайенны по-настоящему поверили, что пред ними вакан и пытаться его убить все равно, что стрелять в луну. Шаман Черный Лось, кузен Бешеного Коня, частенько бывал в племени шайенов и не раз проделывал похожие фокусы у них на глазах — поэтому в других доказательствах неуязвимости вождя оглала нападающие не нуждались…

Скауты слушали рассказ Синглтона, затаив дыхание, хотя о ваканах слышали, разумеется, все подростки.

Любой американец из третьего или четвертого поколения тех, кто эмигрировал в процветающую страну в надежде разбогатеть, хоть чуть-чуть, но знаком с историей завоевания страны. И никто из них не станет отрицать, что в летописи вооруженной борьбы отрядов пришельцев и коренных индейских племен осталось немало белых страниц, необъяснимых с материалистической точки зрения.

Но так или иначе — хитростью, коварством, превосходством в вооружении и снабжении — индейцев побеждали, брали в плен вождей объединенных племен, заставляя подписывать унизительные условия мира, и загоняли в резервации.

Для поселений коренных жителей Северной Америки выбирали самые неудобия. Недаром название заповедника Бэдлеидс, что в переводе означает «дурные земли», стало синонимом никуда не пригодной местности. Лунный пейзаж приречья Шайенны, почти лишенный почвенного покрова, — это скопление островерхих башен скал и гребней, ландшафт, изрезанный многочисленными ущельями, оврагами, мелкими речками и ручьями. В наши дни это экзотика, национальный парк, куда стекаются десятки тысяч туристов. А во второй половине девятнадцатого века ни о каких туристах никто и не думал. Бледнолицые пришельцы захватывали себе лучшие земли, а краснокожих сгоняли на дурные. На тебе, убоже, что мне не гоже.

Никто и подумать не мог, что эти бросовые пространства содержат в себе запасы то нефти, то редкоземельных либо каких-нибудь других, порой драгоценных металлов. Запасы эти были разведаны много позже, спустя десятилетия, иногда проходил целый век, прежде чем колонизаторы спохватывались. И если краснокожие не были полными идиотами — а дураками они никогда не были, просто высокомерным пришельцам и в голову не приходило, что охотники за скальпами имеют свою древнюю культуру, — то отправляли своих детей и внуков в университеты, и те осваивали хитроумные законы белых. Выпускники возвращались в резервации высокласс-ными геологами и юристами. Одни выискивали сокровища, которые валялись на их землях под ногами или прятались глубоко в недрах, другие следили, чтобы неграмотных отцов не обманули слетевшиеся вороньем любители поживы. Те племена, которые не позволили себя обмануть и обобрать, не купились на горсть-другую серебряных долларов, в наши дни процветают не хуже жителей нефтяных эмиратов.

Для племен сиу хорошим уроком послужила золотая лихорадка. Индейцы запомнили, как в 1874 году после открытия золота на территорию их резервации устремились старатели — отрядами, бандами и поодиночке. Путь, которым они шли, назвали Дорогой Воров. Не только сами индейцы, но и власти пытались остановить этих пронырливых и безжалостных свободных предпринимателей, но все попытки оказались тщетны. 1879 год вошел в историю молодой страны как «Великий дакотский бум». Городок Дедвуд, центр золотой лихорадки, остался памятником тем кровавым временам. Он внесен во многие туристические путеводители страны.

Нынешние индейцы юго-запада штата Южная Дакота живут на «дурных землях», где добывают золота больше, чем в любом другом штате США. Здесь имеется урановая руда, огромные запасы бериллия (сообщение об уникальной блэкхильской находке — кристалле берилла гигантских размеров — облетело весь мир) и содержащих литий пегматитов — сподуменов. Ежегодно отсюда вывозят не меньше пятисот тонн карбонатов лития.

В Блэк-Хиллс проложено две железнодорожные ветки — здесь, в горах, они и обрываются. Теперь это мирные земли, и ничего похожего на голливудские сцены «нападения индейцев на дилижанс» тут не случается — в вывозе рудных богатств заинтересованы и бледнолицые, и краснокожие.

А чуть более века назад на этих территориях гремели пушки, мчались кони, летали пули и стрелы, а противники снимали скальпы с неприятелей. И удача далеко не всегда оказывалась на стороне федеральных войск. Краснокожие, еще вчера не знавшие огнестрельного оружия, очень быстро освоили винчестеры, кольты и верховую езду. Все свои прежние ратные секреты они почти целиком перенесли на новые технические методы ведения войны. А белые уже много поколений назад перестали относиться к собственному оружию, как к живому существу, а к схватке — как логическому завершению магического обряда. Именно магия делала войну непонятной. Обычно федеральные отряды легко справлялись с индейцами, особенно когда заставали их врасплох за ритуальными обрядами. Но если сиу успевали завершить обряды по всем правилам, то начиналось необъяснимое: краснокожие вдруг становились просто неуязвимы для «синих мундиров».

В конце концов долгая война закончилась, победили в ней слепая сила и американское оружие. Но… Воины индейцев, как сторона проигравшая, просто обязаны были погибнуть, и вероятность такого исхода можно считать почти стопроцентной. Но многие индейские герои вопреки всякой логике оставались живыми в самых жестоких битвах. После долгой череды поражений индейцы вдруг, как бы ни с того, ни с сего, становились неуязвимыми.

О таких случаях и рассказывал у костра Айк Синглтон:

— И Бешеный Конь был не один, имелись и другие ваканы…

— Ну, конечно! — перебила его Элизабет Эттл. — Ты сам называл имя другого: шаман Черный Лось.

— Точно, — согласился подросток. — Черный Лось года за два до разгрома федеральных войск у Литтл-Биг-Хорн, в самом начале «Дакотского бума» пешком отправился к гребню, где выстроились солдаты седьмого кавалерийского полка генерала Джона Кас-тера, защищая Дорогу Воров. Голову дакотского шамана украшал военный убор из перьев пятнистого орла, на плечи была наброшена пестрая шкура, стянутая на талии поясом. Он подошел вплотную к подножию гребня и встал, скрестив руки на груди. Кавалеристы, как бешеные, принялись палить в него. Пули буквально вырыли яму у его ног, а Черный Лось стоял неподвижно, лишь презрительно ухмылялся. Потом, похоже, ему надоело злить стрелков, он махнул рукой в их сторону — дескать, что же с вас взять, — повернулся и спокойно удалился. Посвистывая, шагал среди града пуль, помахивая луком со спущенной тетивой.

Индейцы дождались его возвращения и окружили, спрашивая:

— Как же ты уцелел под таким огнем? А он в ответ лишь хмыкнул:

— А-а!

— Но в чем тут секрет? — спросил его индеец-оглала Железный Ястреб.

В ответ шаман развязал свой кожаный пояс, и из-под шкуры на землю посыпались пули. Десятки сплющенных свинцовых пуль. Черного Лося оберегала священная сила…

— Да что же это за священная сила? — перебил приятеля белокурый Джозеф Фриш, похоже, мечтающий о такой же неуязвимости.

— Вакан, — объяснил Айк. — Индейская тайна.

— Хватит на сегодня тайн! — решил взрослый и разогнал подростков по палаткам.

Мэйбл Келли проснулась от тихого посвистывания. Кто-то настойчиво вызывал ее на поляну. Почему она решила, что свистели именно ей, Мэйбл даже не задумалась. Она открыла глаза, но то ли проснулась, то ли нет, она и сама этого не понимала. Возможно, свист — это только сон, а во сне отношение к увиденному бывает крайне некритическим.

Повинуясь призыву, Мэйбл Келли тихо расстегнула спальный мешок и осторожно выбралась наружу, стараясь не разбудить спящую рядом Бесси. Хотела обуться, но потом решила, что если станет натягивать кроссовки, то в тесноте палатки непременно толкнет подружку. Рукой или ногой — неважно. Почему-то будить соседку нельзя было ни в коем случае. Никто ей этого не говорил, но следопытка откуда-то знала, что это обернется страшной бедой. Ладно, сейчас лето, земля теплая, решила девочка. Если я выйду босиком, то ничего страшного не случится.

Мэйбл расстегнула входную молнию и на четвереньках вылезла наружу. А когда выпрямилась, то ощутила ступнями, что трава не только теплая, но и мягкая. Она пружинит под ногами, и бродить по ней босиком — одно удовольствие. Словно ходишь по очень пушистому ковру.

Поляну заливал лунный свет, и черные в серебристых лучах ели торчали вверх, словно стрелы, нацеленные в небеса. Нет, поправила себя девочка, никакие это не стрелы. Не нравились ей военные сравнения. Войну, точнее, отчаянную перестрелку, она видела не в кино. «Славная битва», — говорил лежащий рядом бандит, лихо отстреливаясь от наседающих копов…

Ели похожи на кипарисы, решила Мэйбл, — такие же неподвижные. Зато сосны жили как будто сами по себе, безо всякого ветра они тихо-тихо шелестели длинными иголками.

И снова девочка услышала таинственный призыв. Кто-то тихонько насвистывал, но звуки не складывались в мелодию. Не были они и пронзительным разбойничьим свистом. Нет, это был сигнал, который манил ее в лес. Туда — в сторону ручья, за которым стеной стояли чистые, без сучьев, стволы сосен. Их кроны начинались много выше ее головы, даже рукой не достать, даже не допрыгнуть. Келли бездумно развернулась к журчащему потоку, а зубцы Блэк-Хиллс и пять палаток остались у нее за спиной.

Вот он, ручей. Мэйбл отодвинула ветку нависшей над руслом смородины и шапгула в темную струю, намочив лосины у щиколоток. Но даже холодная вода не привела ее в чувство. В пальцы ног тыкались какие-то водные существа. Келли так и не очнулась с тех пор, как вышла из палатки — поэтому так механически подумала о мальках лосося: «водные существа». Она брела по ледяному потоку, не чувствуя онемевших голеней, затем шагнула на песчаный мысок у противоположного берега и замерла, прислушиваясь.

Свист раздавался чуть левее, мягкий, манящий — фью-ить, фыо-ить. Девочка двинулась вдоль стволов, желая увидеть, кто же ее так настойчиво зовет. Но никого она так и не увидела. Огромные волосатые руки с длинными когтями возникли из листвы, словно из ниоткуда, легко подняли Мэйбл и засунули в огромную, сплетенную из ветвей корзину. Сверху опустилась крышка. Корзина качнулась и, покачиваясь, поплыла. Невыносимо воняло диким немытым зверем, и девочка потеряла сознание — просто от страха.

Пропажу Мэйбл обнаружили только утром. Бесси Ашер, проснувшись, заметила, что соседки в палатке нет, а ее спальник валяется, скомканный. Мелькнула мысль, а почему это обычно аккуратная подружка не свернула свою постель. А раз так, решила Ашер, значит, Келли просто выскочила на минутку и вот-вот вернется из кустиков. Бесси залезла в кармашек палатки и достала пакет с мылом и зубной щеткой, набросила на плечо полотенце и отправилась умываться.

Ярко светило летнее солнце, у костровища раздували огонь Уолтер и Джозеф.

— Привет, — сказала девочка и помахала им свободной рукой.

Ребята поздоровались и помахали ей в ответ.

У ручья она встала на камешек, тщательно намылила руки, потом умыла лицо. Набрала воды в пластмассовую кружечку, выдавила на щетку зеленый червячок пасты и принялась чистить зубы, посматривая на себя в ручное зеркальце. Долго расчесывала золотистые волосы, спускавшиеся чуть ниже плеч. В конце концов подмигнула себе, вполне довольная тем, как выглядит. Она, Бесси, — очень даже симпатичная девчонка четырнадцати лет, и мальчики на нее засматриваются.

В палатку она вернулась через полчаса и удивилась тому, что Келли до сих пор не появилась. Куда же она подевалась?

— Эй, мальчики! — крикнула она, высунув голову. — Вы не видели Мэйбл?

— Нет, — откликнулся Джозеф, подбрасывая толстые сучья в разгоревшееся пламя. — Я думал, она еще спит.

— Да нет же, — слегка раздражаясь, сообщила Бесси Ашер. — Когда я проснулась, то ее в палатке уже не было. Я подумала, что она ушла умываться, но если она умывается, то почему же ее не видно? Далеко от лагеря она бы не пошла. Зачем?

— Незачем, — согласился Джозеф. — Умыться можно и тут, рядом.

— А вы встали намного раньше меня?

— Минут на десять-пятнадцать раньше, — отозвался обстоятельный Уолтер. Он взглянул на часы. — Где-то в восемь ноль пять. А сейчас без десяти девять.

Из палаток начали выбираться остальные члены их небольшого отряда. Они перекликались звонкими голосами — но, как оказалось, никто из них Кел-ли не видел.

— Чего шумим? — спросил, выбравшись наружу и сладко потягиваясь, Роберт Легейт.

— Мистер Легейт, Мэйбл куда-то пропала, — сообщила руководителю Бесси.

— В каком это смысле — пропала? — насторожился Боб.

— Я проснулась, а ее нет.

— И куда же она могла подеваться?

— Если бы я знала, то не беспокоилась бы.

— А давно она исчезла-то? — спросил Легейт.

— Не знаю. Когда я проснулась, ее уже не было.

— А вещи ее на месте?

Девочка осмотрела палатку. Умывальные принадлежности Мэйбл так и лежали в кармашке с левой стороны, где валялся расстегнутый спальник Келли. И щетина зубной щетки оказалась сухой. Значит, зубы с утра соседка не чистила. У входа стояли кроссовки Мэйбл. Неужели она бродит по лесу босиком?

Кроссовки, оставленные у входа, убедили Легей-та в том, что с его подопечной и вправду что-то случилось. Он собрал скаутов, проинструктировал их, и следопыты двинулись по поляне, тщательно осматривая траву.

Отпечаток босой ноги на песчаном мыске, там, где ручей резко поворачивал на север, первым обнаружил Дин Биллер.

— Мистер Легейт! — закричал он. — . Я отыскал следы Мэйбл!

Через минуту уже весь отряд собрался около обнаруженного следа. После недолгих споров скауты решили, что Мэйбл прошла здесь часа три назад. Ну, в крайнем случае, четыре — никак не раньше. Только вот куда она пошла дальше и зачем? Кто же суется в лес босиком? Там же всякие сучья, колючки. А еще и змеи водятся.

Подростки и взрослый перебрались по камешкам на другую сторону ручья. Они чуть ли не тыкались носами в землю, осматривая, куда сдвинуты опавшие хвоинки. Проследили путь Бесси до кустов краснотала и тут…

В земле отпечатался другой след. Босая нога… Нет, ногой назвать этот чудовищный отпечаток не поворачивался язык! Оставила его огромная лапища — раз в пять больше девичьей ступни. Кому мог принадлежать такой след? Да только великану! . Именно поэтому Боб Легейт стал смотреть не только вниз, но и вверх. И через пяток минут обнаружил клок шерсти, намотавшийся на сосновый сучок На высоте примерно десяти футов! .

Йети! Снежный человек, вот кто тут побывал!

Взрослый понял, что дело нешуточное. Он вздохнул, снял с пояса мобильный телефон и принялся тыкать в кнопки, вызывая Службу спасения.

Штаб-квартира ФБР, Вашингтон, округ Колумбия, 2 июля, 11:00

Специальный агент ФБР Фокс Молдер сидел перед экраном монитора. По столу были разбросаны принтерные распечатки, но все сообщения о встречах со снежным человеком, которые он сумел отыскать в Интернете, не имели никакого отношения к делу. Конечно, забавно было проглядеть материалы с фотографиями гигантских следов, их слепков, рисунков со стрелочками и пояснениями: как выглядели шкура или череп, добытые там-то и там-то, и чем именно череп гоминида отличается от черепа современного гомо сапиенса. Но гораздо забавнее было читать опровержения, потому что все эти сенсации на час непременно оказывались фальшивками.

Памир и прочую заграничную экзотику Молдер сразу же отбросил. Его интересовали встречи только внутри страны — и то не везде, а лишь в Скалистых горах, в их восточной части. Конечно же, среди лунных пейзажей Бэдлендса йети непременно должен был отыскаться. Он и нашелся. И в 1952 году, и год спустя. И еще, и еще. Раз в год снежного человека видели, чуть реже — успевали зарисовать, а то даже и сфотографировать, хотя и весьма нечетко. Его шкурами и черепами чуть ли не торговали сувенирные лавочки городков в холмах Блэк-Хиллс. Намного реже в той или иной резервации сиу обнаруживали крупное племя йети с первобытным многоженством (иногда, правда, матриархатом) и кучей снежных человечков мал-мала меньше. Дакоты или шайены уважительно называли их старшими братьями и делились гнилым мясом, потому что «братья» свежего терпеть не могли. Фотоаппараты и видеокамеры в присутствии снежных людей тут же выходили из строя, поэтому показать их «вживую» было почти невозможно, зато корреспонденты с мест точно знали, какие именно сорта виски предпочитают представители параллельной ветви развития человека. Некоторые йети жить не могли без джинсов «Монтана», другие не желали видеть никакого кофе, кроме низкосортного «Монтеррея».

Короче, девяносто девять процентов информации, собранной Молдером, оказались беспардонной рекламой тех или иных товаров, а потому и не представляли для специального агента никакого интереса. Затратив уйму времени, Призрак лишний раз убедился, что никаких снежных людей в природе не существует. Правда, в этом случае оставалось совершенно непонятно — как тогда объяснить происхождение гигантских следов длиной два фута пять дюймов, найденных именно там, где за последние две недели пропали три девочки-подростка.

Кто мог совершить эти похищения? И главное — зачем? Но кто бы это ни был, свои преступления он пытался свалить на мифического снежного человека. Именно поэтому на месте исчезновения отроковиц оставлялся очень четкий отпечаток босой ступни чудовищного размера. Собаки, пущенные по следу, неизменно теряли его, как будто похититель вдруг обретал крылья и взмывал в небеса.

Молдер прикрыл глаза, пытаясь мыслить рационально. Следует откинуть всякую мистику и постараться представить рациональную причину похищений. Чего добивается преступник или группа лиц? Хотят запугать? Кого? Туристов, посещающих национальный лес? Скажем, чтобы отвлечь их от какого-то определенного места. Мол, сюда соваться опасно. Но при чем тогда гигантские следы? Отвлекая, следует либо создать впечатление, что в других местах гораздо интереснее, либо представить все так, чтобы казалось — именно тут совершенно нечего делать. Тут скучно, и вы, явившись сюда, лишь попусту потеряете время.

Молдер хмыкнул. Хороший способ отвлечь внимание — следы йети! Да там скоро повернуться негде станет от полчищ туристов, желающих заснять на видеокамеру или даже изловить таинственного гоминида.