ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ

Хорнг сидел напротив крошечного, хрупкого создания с микрофоном в руках, провода которого были подключены к автопереводчику. Он медленно моргал своими огромными глазами, его давно атрофированные губы с трудом мямлили слова языка, которым его раса не пользовалась вот уже тридцать тысяч лет.

«Кор был… является… Бог… Знание». Он старался донести смысл этих слов до сознания этих мелких созданий, наводнивших его мир, но они никак не могли понять смысл этого. Их примитивно устроенные мозги тщетно пытались постичь историческую память древней расы его народа.

Вот сейчас они снова будут пытаться докопаться до указаний Кора, которые нельзя выдавать. Хорнг каким-то далеко упрятанным, давно окаменевшим слоем своей памяти вспомнил предупреждение. Их следует остановить! И если ему придется это сделать, он раздавит эти создания, называющие себя «людьми».

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

РАЙНАСОН: Присущая ему любознательность подвела его слишком близко к опасному секрету.

МАННИНГ: Его планы колонизации этой планеты не предусматривали сохранение ее собственной цивилизации.

МАЛЬХОММ: Этот хулиганствующий проповедник мог бы быть тем, кому бы все верили.

МАРА: Она стремилась спасти гуманоидную расу; но была ли эта раса согласна, чтобы ее кто-то спасал?

ХОРНГ: В укромных уголках его мозга находился ключ к мертвой цивилизации — или, возможно, реальной живой угрозе?..

КОР: Был ли он просто легендой? Или королем? Или вещью? Или ловушкой из другой галактики?

Глава 1

Ли Райнасон, сидя на выветрившемся сидении из красного камня, подался немного вперед, чтобы лучше видеть перо самописца машинного переводчика, выводившего труднопереводимый смысл того, что с таким заиканием и натугой выдавливал из себя сухой, состоящий из одной кожи, атрофированный рот этого сидящего напротив массивного серого создания, пытавшегося перевести свои воспоминания в слова, которыми представители его народа не пользовались на протяжении вот уже тридцати тысяч лет. В разреженной атмосфере Хирлая самописец беззвучно скользил по поверхности пластисиновой бумаги; единственными звуками, которые были слышны в этом старинном здании, являлись неожиданные для такого массивного создания высокие и тонкие нотки его голоса, которые оно издавало с большими паузами, заполняемыми лишь звуками тщательно сдерживаемого собственного дыхания Райнасона.

Он не вслушивался в звуки голоса аборигена — к этому времени он уже достаточно его наслушался, и сейчас его высокий неприятный тон, напоминавший хруст старого пергамента, лишь вызывал раздражение. Он наблюдал лишь за прерывистыми движениями самописца, который бесстрастно выводил:

«Теброн Марл был наш… священник король герой… не священник, но тот, кто знает… это называется священник».

Райнасону, худощавому светловолосому мужчине, было под тридцать.

Глубокий шрам от удара ножом прочертил резкую линию на лбу как раз над правым надбровьем. Его глаза, цвет которых был карий, а, возможно, и зеленый — освещение на Хирлае было весьма обманчивым — выглядели добрыми, но сейчас они сузились от внутреннего напряжения. Он взял микрофон и спросил:

— Как давно это было?

Перо самописца прочертило и вопрос землянина, но Райнасон не следил за этим. Он взглянул снизу вверх на массивную фигуру аборигена, отмечая, как его глаза медленное закрываются — настолько медленно, что это движение даже нельзя было назвать морганием, свидетельствующим о том, что существо поняло суть вопроса. Автопереводчик мог ввести вопрос непосредственно в мозг этого обладающего телепатическими возможностями аборигена, но тогда не было бы никакой гарантии, что он аборигеном понят.

Глаза, неотрывно смотревшие на Райнасона, медленно закрылись, потом так же медленно раскрылись снова, и через некоторое время послышался сухой голос хирлайца:

«Великий век был восемнадцать поколений тому назад… семь тысяч лет тому назад».

Райнасон быстро перевел эти данные в 8200 стандартных лет Земли, затем, произведя вычитание, подсчитал, что это соответствовало примерно семнадцатому веку. То есть, примерно периоду Реставрации в Англии, когда происходила колонизация западного полушария Земли. А на Хирлае этот отрезок означал восемнадцать поколений. Он продиктовал эти данные в микрофон для записи, сел поудобнее и распрямился.

Они сидели среди руин просторного зала. Каменный пол вокруг них был покрыт толстым слоем пыли. Сухие, жесткие растения пробивались из трещин и разломов в каменных стенах, пересекаясь с тенями, прочертившими все запыленное внутреннее пространство здания. Время от времени маленький, проворный зверек мог спрыгнуть со стены, чтобы беззвучной стрелой пересечь зал и скрыться в тени.

Над Райнасоном нависал огромный, построенный в чисто хирлайском стиле купол; на фоне лазурного небосвода он смотрелся как мрачная тень. Линии созданных когда-то давно обитателями этой планеты архитектурных сооружений были обманчиво простыми, но Райнасон уже успел обнаружить, что, если пытаться следовать логике линий и углов, то голова идет кругом. В этих старинных архитектурных линиях присутствовало какое-то свойство, которое являлось непостижимым для сознания землян; казалось, что древние жители Хирлая, создавая их, руководствовались геометрическими законами, которые слегка отличались от действовавших на Земле. В частности, гипнотически привлекали взгляд Райнасона изгибы силуэта арки. Вот и сейчас он поймал себя на том, что не может оторвать свое внимание от этих причудливых форм; чтобы избавиться от этого геометрического наваждения, он энергично потряс головой и повернул ее в сторону сидящего напротив аборигена.

Имя этого создания, если его перевести на алфавит землян, было Хорнг.

Голова аборигена была серой и лысой, с обветренной кожей. Легкие провода переводчика спускались на пол с того места на этой голове, где они были прикреплены зажимами в глубоких выемках на висках. Массивные костлявые выступы, окружавшие спрятанные в тень глаза, были посажены низко, прямо над широким ртом, который отвисшая нижняя его часть делала постоянно открытым; такое устройство дыхательных путей позволяло этому коренному жителю планеты Хирлай заглатывать воздух глубокими судорожными вдохами.

Две атрофированные ноздри располагались симметрично по сторонам лица-морды чуть ниже глаз. Шея была настолько толстой и массивной, что ее практически не было совсем; поэтому голова непосредственно переходила в плечи и далее в туловище, на котором высохшая кожа была настолько тонкой, что Райнасон мог даже разглядеть массивные кости грудной клетки. Две короткие, согнутые внутрь руки свисали с плеч, заканчиваясь четырехпалыми ладонями, на которых тупые пальцы были расположены в два находящихся друг против друга ряда; Хорнг постоянно двигал ими, что Райнасон машинально рассматривал как нервную привычку. Нижнюю часть туловища составляли две ноги с сильно развитой мускулатурой, сочлененные таким образом, что имели возможность двигаться как вперед, так и назад. Ноги заканчивались четырьмя пальцами, выглядевшими как обрубки; они расходились в разные стороны от центра.

Хирлаец носил свисавшее с головы и подвязанное бечевкой ниже груди темное одеяние из чего-то, напоминавшего вискозу. С момента прибытия на планету и в течении трех недель, Райнасон, входивший в бригаду археологов из пятнадцати человек, интервьюировал Хорнга почти каждый день, но до сих пор ему требовалось прилагать значительные умственные усилия для того, чтобы помнить, что он имеет дело с обладающим интеллектом существом. Хорнг был настолько медлительным и необщительным, что казался кучей кожи, или ставшего ненужным хлама, скапливающегося обычно по чердакам. Но он действительно обладал интеллектом, и было похоже, что в его сознании была сосредоточена вся история его расы.

Райнасон снова взял в руки микрофон автопереводчика:

— Теброн Марл был королем Хирлая?

Глаза Хорнга медленно закрылись и снова раздвинулись. Самописец записал его ответ:

«Теброн Марл был правитель вождь в районе шахт. Он объединил всех хирлайцев и был священник правитель».

— Как он объединил планету?

«Теброн жил в конце века варварства. Он завоевал планету насилием и изгнал древнюю касту священников из замка».

— Но правление Теброна Марла запомнилось как эра всеобщего мира.

«Когда он был священник король он сохранял мир. Он покончил с эрой варварства».

Райнасон вдруг подался вперед, следя за тем, как самописец регистрирует этот ответ.

— Выходит, Теброн покончил с войнами на Хирлае?

«Да».

Райнасон вдруг ощутил, как все его существо охватило возбуждение. Это было именно то, что они пытались найти все это время — ту самую точку в истории планеты, когда было покончено с войнами, когда хирлайцы полностью перешли к мирной жизни. Он уже знал, что этот переход носил резкий и единовременный характер. Это был последний знак вопроса в краткой истории планеты, которую составляла прибывшая бригада исследователей. Загвоздка заключалась в получении ответа на вопрос — как хирлайцам удалось так резко и внезапно установить на своей земле эру мира, которая вплоть до настоящего времени ни разу не прерывалась.

Трудно было даже мысленно представить этих огромных, неповоротливых созданий в роли воинов. Но когда-то они были воинами, причем на протяжении тысяч лет, постепенно создавая свою культуру и науку до тех пор, пока резко, практически сразу, не прекратились войны. С тех пор хирлайцы в своей неторопливой манере продвигались в своем мирке, становясь по мере ухода в прошлое старых поколений все более самодовольными, пассивными и, в конечном счете, пришли в упадок. И вот к настоящему времени от всей этой расы осталось что-то порядка всего двух дюжин.

Они обладали телепатическими способностями, эти обтянутые собственной кожей аборигены, и за этими затененными глазами сохранялась историческая память всего их народа. Опыт всех поколений на протяжении веков телепатически передавался каждому индивидууму; образовался банк памяти, который делил каждый оставшийся в живых хирлаец. Они, конечно, не могли объединить в своих собственных умах весь этот огромный объем информации и четко разобраться, что она представляет собой. Но как бы там ни было, все воспоминания были при них.

Все это было как для Райнасона, так и для остальных членов бригады одновременно и благодатью, и тяжким испытанием. Да, они были опытными археологами… натасканными в этом предмете настолько, насколько им давала возможность работа в этом далеком секторе удаляющегося от планеты Земля Края, как называли границу того, чего достигла во Вселенной экспансия землян. Райнасон умел не только работать с портативными карбоновыми самописцами, которыми была экипирована бригада, но и ремонтировать их; он владел тонкостями извлечения предметов обихода и искусства из пластов культурного слоя почвы чужих планет и их восстановления. Он имел уже такой опыт в анатомии инопланетян, что мог по крайней мере высказать обоснованное суждение о реконструкции существ по фрагментам окаменелых остатков или не полностью сохранившихся скелетов… или того, во что эти скелеты превратились со временем.

Но на Хирлае была ситуация, с которой они до этого никогда не сталкивались. Здесь Райнасону пришлось иметь дело не с остатками мертвых цивилизаций, но с живыми представителями одной из них. Здесь работа заключалась не в просеивании и анализе фрагментарных свидетельств о науке, ремеслах и обычаях, не в склеивании в единую картину отрывочных свидетельств, которые удавалось найти, как это они делали, например, с предметами быта Пришельцев извне — неизвестных существ, оставивших руины своих сторожевых постов и поселений на шести галактиках, уже исследованных и заселенных землянами; все, что требовалось от археологов здесь — только правильно ставить вопросы и получать на них готовые ответы.

Находясь здесь под массивным куполом, напротив этих устрашающе спокойных глаз сидящего напротив аборигена, Райнасон не мог полностью подавить в себе ощущения комичности создавшейся ситуации. Проблема заключалась в том, что на хирлайцев нельзя было положиться в том, чтобы они выдавали нужную для исследования серию фрагментов памяти из глубин своего мозга; вся информация, которая относилась к исторической памяти расы, была расположена в мозге неупорядоченно, поэтому все, что оставалось делать исследователям, — только пробовать наугад различные фрагменты памяти до тех пор, пока не удавалось случайно наткнуться на нужный участок, и уже от него следовать дальше. В результате получаемая информация была не всегда надежной и зачастую носила не относящийся к делу характер.

Но теперь, казалось, он подобрался к чему-то определенному. Поработав три недели с Хорнгом, постепенно познавая особенности его чужеродного для человека менталитета, он наконец напал на что-то, что могло оказаться поворотным пунктом в истории цивилизации Хирлая.

Хорнг говорил, и Райнасон повернулся посмотреть, что выводит движущееся по бумаге перо электронного переводчика.

«Теброн всю свою жизнь посвятил объединению хирлайцев. Сначала путем завоеваний, а затем… законом о вожде. Он запретил… науку исследования поиски которые разъединяли хирлайцев».

— Что это были за науки?

Хорнг снова закрыл и открыл глаза.

«Многие из них забыты».

Райнасон взглянул на аборигена, который сидел на грубом камне, отдаленно напоминавшем что-то похожее на лавку.

— Но ваша раса не забывает.

«Части памяти находятся очень глубоко и их трудно разыскать. В отношении некоторых видов памяти никогда не было попыток извлечения».

— Но ты можешь вспомнить их, если попытаешься?

Голова Хорнга склонилась в сторону, что являлось характерным для него движением, которое Райнасон пока еще не мог никак интерпретировать.

Затененные, морщинистые глаза медленно закрылись.

«Вся память на месте. Это учение Кора. Многое из него является наукой о войне».

— Ты уже однажды упоминал Кора. Кто это?

«Кор был бог знание».

Райнасон нахмурился. Переводчик автоматически переводил термины, которые не имели надежной параллели в языке землян, путем выдачи двух или трех слов со смежными понятиями, и обычно смысл был достаточно ясен. Но в данном предложении это было не так.

— Бог и знание в нашем языке являются разными понятиями, — сказал он.

— Можешь ли ты более полно разъяснить значение этого термина?

Хорнг тяжело переместился на своем сидении, его короткие пальцы стали более энергично биться друг о друга.

«Кор был есть существо которое мы почитаем восхищаемся подчиняемся следуем. Также сущность концепция знания науки поиска».

Райнасон, следя за движением самописца, сжал губы.

— Хм, — произнес он неуверенно, сопроводив это междометие пожатием плеч. Было очевидно, что Кор являлся каким-то из видов божества, но переводчик, казалось, был не в состоянии передать смысл термина более точно.

— В чем заключалось учение Кора?

Когда перо закончило прочерчивать свой путь по бумаге, записывая вопрос Райнасона, наступила тишина. Райнасон посмотрел на Хорнга. Глаза аборигена были закрыты, постоянное движение обтянутых сухой кожей пальцев остановилось; он сидел неподвижно, напоминая всем своим видом гигантскую статую, являясь как бы составной частью интерьера зала и всего покрытого куполом здания. Райнасон ждал.

В сухом воздухе пустого зала зависло молчание. Углом глаза Райнасон увидел, как через зияющее окно пролетел стрелой маленький темный мусорщик.

В наступившей тишине ему показалось, что он даже слышит шум временного городка, который земляне соорудили на расстоянии чуть меньше мили от руин Хирлая, и где бродяги, искатели приключений и непоседы успели воздвигнуть нагромождение сборных металлических зданий.

— В чем заключалось учение Кора? — повторил свой вопрос Райнасон, пытаясь отвлечься от мысли о всем дешевом и грязном, чем был примечателен этот пост землян на краю мира и который был самым беспорядочным образом застроен в такой близости от куполов Хирлая.

Он почувствовал, как спокойный, отягощенный многими веками взгляд Хорнга остановился на нем.

«Они были есть теми науками поисками которые Кор объявил проинформировал являлись священной частью существования».

— Частью Кора?

Голова Кора склонилась в сторону.

«ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО ТАК».

— Как это стало известно? Теброн лишил жрецов власти, не так ли?

«Теброн заменил жрецов. Знание было передано Теброну».

— Включая информацию о том, что эти знания запрещены?

Хорнг подался вперед, при этом создалось впечатление, что пришел в колебание массивный каменный блок. Его пальцы быстро задвигались и успокоились.

«Память спрятана глубоко. Теброн объявил этот запрет вскоре после контакта с Кором».

Голова Райнасона резко отпрянула от автопереводчика:

— Теброн разговаривал с Кором?

После наступившей паузы наконец раздался резкий голос Хорнга:

«Приблизительно так. Это был… контакт по каналам связи. Теброн был король жрец».

— Выходит, Теброн объявил о запрете от имени Кора. Когда это произошло?

«Запрет на знание было передано хирлаю когда теброн принял власть право».

— В тот же день?

«На следующий день. Теброн связывался с Кором сразу после смещения замены жрецов».

Райнасон следил за ответами Хорнга, как только их успевал фиксировать автопереводчик; он нахмурился. Получается, что этот король незапамятной эры вступал в контакт, возможно, телепатический, с богом Хирлайцев. А не мог ли он просто обмануть, что якобы вступал в такой контакт, с целью упрочить свою власть? Но тот факт, что все представители расы обладали телепатическими способностями, делал такое предположение сомнительным.

— Имеется ли в памяти содержание беседы Теброна с Кором? — спросил он.

Глаза Хорнга закрылись и открылись в знак понимания вопроса, но вместо ответа этот абориген вдруг встал на ноги. Он медленно прошел мимо Райнасона к основанию длинного, изгибающегося пролета лестницы, которая вела вверх к пустому куполу; провода переводчика потянулись за ним.

Райнасон двинулся было, чтобы отключить фишку с проводами, но Хорнг остановился у основания лестницы, устремив свой взгляд вверх вдоль изгибающегося пути вверх, туда, где он обрывался резким разломом примерно на расстоянии двух третей от начала. Под тем местом, где лестница обрывалась, была большая куча обломков.

Райнасон наблюдал, как серая фигура Хорнга смотрит вверх вдоль разломанной лестницы, и мягко спросил его:

— Что ты делаешь?

Хорнг, все еще глядя вверх, склонил голову набок:

«В этом нет никакой цели».

Затем он повернулся и медленно направился назад к своему каменному сидению.

Райнасон криво усмехнулся. Он уже начал привыкать к таким нелогичным поступкам Хорнга, мышлению которого, казалось, недоставало последовательности. Было похоже, что восприятие этим аборигеном действительности было таким же неупорядоченным, как и бессистемное нагромождение в тайниках его мозга блоков исторической памяти. Да и что с него возьмешь, с этого старого нагромождения сухой кожи…

Но он, конечно, не был безумцем; просто его мышление протекало в соответствии с законами, незнакомыми землянину. Райнасон постепенно начинал если не понимать такой странный для него способ мышления, то, во всяком случае, относиться к нему с уважением.

— Имеется ли в памяти содержание беседы Теброна с Кором? — снова спросил он.

«Теброн связывался с Кором сразу после изгнания жрецов. Это произошло в храме».

— Имеется ли память о том, о чем они говорили?

Хорнг сидел молча; казалось, что он пребывает в глубоком раздумье. На протяжении нескольких минут от него не поступало никакого ответа. И вот наконец:

«Память спрятана глубоко».

— Можешь ли ты вспомнить, что именно было сказано?

Голова Хорнга снова склонилась набок в его обычной странной манере;

Райнасон видел, как в том месте, где голова плавно переходит в туловище, нервно задергался мускул.

«Эти блоки памяти спрятаны так глубоко. Я не могу добраться до них».

Райнасон пристальным, задумчивым взглядом смотрел на бумагу самописца, пока перо прочерчивало на ней этот ответ. Что в процессе беседы могло произойти такое, что могло повлиять на память и загнать ее блоки так глубоко?

— Можешь ли ты найти в каком-нибудь другом блоке памяти Теброна какие-либо его мысли о Коре?

«Да. Теброн вспоминал о том, что вступал в контакт с Кором, но эти блоки нечеткие. Нет ничего ясного».

Хирлайца вдруг бросило в дрожь, все его огромное тело вибрировало от какого-то внутреннего напряжения, которое даже передалось через автопереводчик, из-за чего перо самописца задрожало и прыгнуло вперед, вычерчивая на бумаге зубчатую линию. Райнасон уставился на аборигена, ощущая, как по спине пробежал какой-то холодок, который, казалось, проникает вглубь его тела, достигая грудной клетки, легких. Это массивное создание дергалось, как бы предвещая сильное землетрясение; его глаза с каким-то диким выражением выглядывали из теней глубоких глазниц. Райнасон физически ощущал, что этот взгляд давит на него как тяжелое, темное одеяло. Он медленно поднял микрофон переводчика.

— Ваша раса не забывает, — мягко произнес он. — Почему ты не хочешь вспомнить содержание этой беседы?

Хорнг крепко сжал вместе свои четырехпалые ладони, от чего мощные сухожилия на его массивных запястьях проступили мощными глыбами; это человеко-животное так тяжело и долго втягивало в себя воздух, что звук его дыхания наполнил весь огромный объем помещения под куполом.

«Ничего не ясно. Ничего не ясно».

Глава 2

Поселенцы-земляне, не мудрствуя лукаво, присвоили своему городку имя Хирлай, потому лишь, что там располагался космопорт. Это был новый городок, которому от роду было всего несколько месяцев, но отблескивавшие поначалу металлические сплавы, из которых были сделаны стены крыши домов, уже успели покрыться толстым слоем пыли и царапинами — следствием частых в этих местах пылевых бурь. Проходы между домами были завалены мусором; хотя источаемый им запах из-за особенностей состава воздуха на этой планете имел свой специфический характер, все же он был таким же отвратительным, как на любой другой свалке любой планеты, куда успели добраться люди.

Мелких юрких животных было здесь изобилие; они искали и находили себе пропитание на улочках, а также на окраинах города, где улицы либо упирались в огромные кучи мусора и новые кладбища, либо естественно переходили в пустыню без каких-либо дорог — там обычно совершали посадку звездолеты.

Сейчас улицы были заполнены землянами — подвыпившими, ссорящимися, дерущимися, смеющимися и ругающимися нецензурной бранью, спорящими из-за денег, из-за власти, а иногда — из-за женщин. Женщин, обитавших в этом городке, трудно было назвать нежными и ранимыми; нет, они были, как правило, весьма самостоятельными, к чему их приучило постоянное следование путями космической экспансии землян. Они привыкли брать от жизни все, что, как они считали, им было положено по праву слабого пола; кроме этого, также и то, что в других ситуациях считалось бы исключительно прерогативой мужской половины. Магазины делали здесь неплохие деньги, взвинчивая на все цены до умопомрачительной отметки в периоды между прибытиями транспортов из внутренних миров. Бары и игорные дома были открыты всю ночь; дешевые меблированные комнаты, харчевни и прачечные объявляли о своем предназначении вывешенными снаружи наспех написанными от руки вывесками.

Райнасон с трудом пробился сквозь плотную толпу, скопившуюся на улице у входа в бар. Его вызвал сюда для разговора его начальник — руководитель исследовательской группы Райс Маннинг, который, едва ступив на почву Хирлая, пытался любой ценой ускорить ход исследовательских работ. Маннинг был тяжелым в общении и амбициозным — созданный специально для руководства другими, иронически подумал Райнасон, осматривая столики, которыми был плотно заставлен затемненный зал бара. Полом бара служил грязный сплав металла с пластиком, уже изрядно поцарапанный, а местами покрытый пятнами крови. Столики, какие можно было увидеть в любой забегаловке миров, снабжавшихся из космоса, были изготовлены из дешевых, легких металлов, что делало их весьма неустойчивыми.

Помещение с низким потолком было заполнено почти до отказа. Райнасон не знал многих по имени, но большинство лиц уже были ему знакомы. Эти типичные для краевых миров личности, которым хотя и недоставало денег, образования, а зачастую — ума и, как правило, манер, имели по крайней мере одно качество — они не вписывались в те полдюжины более удобных для нормальной жизни центров, которые устраивали обладавших более развитой культурой граждан цивилизованных внутренних миров, обустроенных Федерацией Землян. Эти люди были слишком свободолюбивы, чтобы подчиняться групповым интересам, правившим центрами империи, а покрывавшие их лица шрамы и морщины наглядно свидетельствовали о грубом характере этих индивидов.

Из всей компании подобного сорта сразу можно было узнать человека, которого все знали как Ренэ Мальхомма; Райнасон сразу же заметил его в одном из углов зала. Его рост составлял шесть с половиной футов, он обладал сильно развитой мускулатурой и несколько диковатым взглядом; его тронутые сединой волосы свисали на грязный лоб и закрывали уши. Его как всегда окружала компания смеющихся и что-то выкрикивающих мужчин;

Райнасону трудно было определить на расстоянии, вел ли этот человек свой обычно жаркий спор по вопросам религии, или оседлал своего второго конька — бахвальство бесчисленными историями, связанными с женщинами, которых он, по его собственному выражению, «причащал». Сейчас он размахивал над головой плакатом с написанным черными буквами словом «ПОКАЙТЕСЬ!»; хотя, впрочем, так он делал всегда.

Райнасон обнаружил Маннинга сидящим в глубине зала под дешевой копией картины Пикассо, изображавшей обнаженную женскую натуру с преобладанием холодных цветовых тонов — в худшем вкусе заведений подобного рода. Маннинг был не один. Райнасон узнал эту женщину — Мара Стефенс, отвечавшая в их группе за связь и снабжение. Она была странной девицей — погруженной в себя, хотя ее нельзя было назвать нелюдимой; во всяком случае, она держала себя со спокойным достоинством. Странно, что могло быть общего между нею и этим типом?

Проходя к столу, он заказал официанту порцию выпивки. Мальхомм заметил его:

— О, кто к нам пожаловал! Ли Райнасон! Иди сюда и составь мне компанию в покаянии! Отдай свою душу Богу, а деньги бармену, ибо, как сказал пророк, я высох! Иди к нам!

Райнасон криво усмехнулся и покачав головой, прошел мимо. Он придвинул один из стульчиков из легкого металла и сел рядом с Марой.

— Вы хотели видеть меня, — обратился он к Маннингу.

Маннинг посмотрел на него с деланным удивлением.

— Ли! Ах, да! Садись. Сейчас я закажу тебе выпивку.

Стало ясно, что сейчас он был в игривом настроении.

— Я уже заказал, — ответил Райнасон. — Так в чем же наши проблемы на этот раз?

Маннинг в широкой улыбке показал все свои зубы:

— Никаких проблем, Ли. Совершенно никаких. По крайней мере, если ты сам не захочешь создать какую-нибудь. — Он приветливо улыбнулся, что явно свидетельствовало о том, что на такое он не рассчитывает. — Сегодня я получил хорошее известие, слава Богу. Расскажи ему, Мара.

Райнасон повернулся к девушке, которая улыбалась вымученной улыбкой.

— Я только что проходила мимо аппаратной телесвязи, — сказала она. — Маннинг имеет неплохие шансы на губернаторство в этом городке. Ожидается, что Совет объявит это решение в течение двух недель.

Райнасон безо всякого выражения на лице посмотрел на Маннинга:

— Поздравляю. Как это случилось?

— У меня есть некоторые связи. Один из моих приятелей знаком кое с кем из больших боссов. Устраивает приемы, всякое такое. И он то тому, то другому замолвил за меня слово. — По-моему, это не совсем по вашей части, не так ли? Маннинг откинулся на спинку стула. Это был крупный человек с густыми темными волосами и грубыми чертами лица. Его борода была подстрижена таким образом, что образовывала тонкую линию под подбородком.

Такой стиль был в моде во внутренних мирах, но его редко можно было встретить здесь, на Краю.

— Это — по моей части, — ответил он. — Боже, именно к этому я стремился, когда взялся за эту проклятую работу. Исследовательские группы идут здесь по десять центов за дюжину, Ли. Это — не работа для настоящего мужчины.

— Но здесь мы столкнулись с особым случаем, — стараясь, чтобы его голос звучал бесстрастно, произнес Райнасон, глядя почему-то на Мару. Она улыбнулась ему. — Нам прежде никогда не приходилось встречаться с внеземной расой, обладающей интеллектом.

Маннинг снисходительно рассмеялся и сделал большой глоток из своего стакана.

— Двадцать шесть паршивых лошадиных морд, и ты считаешь это важным открытием! Нет, Ли, это мелочь. Кстати, где гарантия, что кто-то кроме нас уже не встретился с другой обладающей интеллектом расой где-нибудь на другом конце Края? Ведь связь не совсем надежная, и мы можем просто не знать об этом. Все, что мы обнаружили здесь, значит ничуть не больше, чем весь этот хлам и пепел, который оставили нам Пришельцы.

— Да, но то, что обнаружено здесь, все же уникально, — вставила свое слово Мара.

— Я тебе сейчас объясню, насколько это уникально, как ты говоришь, — ответил Маннинг, наклонившись вперед и со стуком поставив свой стакан на стол. — Это ровно настолько уникально, насколько я изображу его в своем отчете в Совет, и не больше. Я могу сделать так, чтобы все это звучало немного впечатляюще. Вот в чем его важность, и ни на каплю больше.

Райнасон сжал губы, но ничего не сказал. Официант принес его выпивку; он бросил на стол зеленую монетку, которую тот успел подхватить до того, как она перестала кувыркаться. Затем, облокотившись о спинку стула, взял в руки стакан и немедленно выпил.

— И это должно стать вашим козырем перед Советом? — задал он прямой вопрос своему начальнику. — Значит, вы докладываете им, что Хирлай является важной археологической зоной, Совет поэтому назначает вас губернатором?