Повелитель войн Кор

— Разве это справедливо, Маннинг? — прокричал он. — Неужели вы считаете, что будете иметь право на жизнь после того, как перебьете хирлайцев?

Маннинг выругался сквозь зубы и сделал быстрый шаг в сторону Райнасона; его черная массивная тень четко вырисовалась на противоположной стене.

— Да! Это дает мне любое право, которое я только смогу сам переварить!

Все произошло быстро и неожиданно. Теперь Маннинг был совсем рядом с массивной фигурой Хорнга; в гневе он ослабил силу захвата Мары. Он поднял дезинтегратор и направил его в сторону Райнасона. И в это время огромный кулак Хорнга выбил его из руки Маннинга.

Маннинг так и не успел понять, что с ним произошло. Еще до того, как он сообразил, что дезинтегратора у него уже нет, Хорнг схватил его. Одной своей могучей рукой он вцепился ему в горло, другой — в плечо. Абориген легко поднял его в воздух. Он настолько сильно скрутил Маннинга своими руками, что Райнасон даже слышал, как трещат кости.

Хорнг поднял неподвижное тело над головой и швырнул его на пол с такой силой, что голова Маннинга раскололась на части; на полу лежало неподвижное, скрюченное туловище того, кто только что намеревался устроить массовую бойню.

В комнате наступила мертвая тишина, не считая отдаленного шума ветра, бьющегося о наружные стены здания. Хорнг стоял и смотрел своим обычным безучастным лицом на валявшееся у его ног переломленное тело Маннинга.

Мара с неподдельным ужасом смотрела на стоявшего рядом с ней огромного аборигена.

Райнасон медленно подошел к микрофону, лежавшего рядом с аппаратом и поднял его.

— Оказывается, старый кожаный мешок, ты можешь действовать быстро, когда для этого есть причины, — нашел в себе силы пошутить он.

Хорнг повернулся к нему лицом и молча склонил голову на бок. Смысл этого жеста загадкой для Райнасона уже не являлся.

* * *

Райнасон поднял труп Маннинга и вынес его из здания к верхней ступеньке лестницы. Мара вышла вместе с ним, неся в руке фонарь; ее руки дрожали, и поэтому время от времени вопреки ее желанию свет качался из стороны в сторону и с грубой откровенностью выхватывал из темноты то, что осталось от Маннинга. Остановившись вверху огромной крутой лестницы, Райнасон стал ждать. Ветер яростно трепал его волосы вокруг головы… но голова Маннинга превратилась в окровавленный бесформенный ком. Через некоторое время из укрытий вышли люди Маннинга и остановились у подножья лестницы, не зная, как им поступать в такой ситуации.

Они тоже чего-то ждали.

Райнасон взвалил мертвое тело на одно плечо, взял в руку дезинтегратор. Затем начал медленно спускаться вниз.

Когда он достиг основания лестницы, стоявшие кольцом мужчины отступили назад. Они были обеспокоены и подавлены… но они уже успели убедиться в мощи дезинтегратора, а теперь к тому же они увидели и бесформенное тело Маннинга.

Райнасон наклонился и сбросил труп на землю. Затем, посмотрев холодно на лица головорезов, сказал:

— Один из хирлайцев сделал это своими руками. И больше ничем — просто голыми руками.

На мгновение все замерли… Мертвую тишину нарушил быстрый рывок одного из горожан, который выскочил из толпы вперед, возбужденный, с огромным ножом, который он держал впереди себя. Он остановился в том месте, где как раз заканчивался белый световой круг от фонаря, все также держа нож впереди себя. Райнасон с холодным лицом, которое представляло собой мертвую от напряжения и усталости маску, молча поднял дезинтегратор и навел его на смельчака.

Человек остановился в нерешительности.

И вот в этот критический момент, который решал, наступит ли сейчас конец всей печальной эпопеи, или кровь будет литься еще, из толпы выступила вперед еще одна фигура. Это был Мальхомм с искривленными от отвращения губами. Ребром ладони он нанес удар по шее смельчака чуть ниже уха; тот мешком упал на землю и остался лежать без движения.

Мальхомм некоторое время смотрел на него, затем повернулся к толпе.

— Хватит! — прокричал он. — Я сказал — хватит!

Он посмотрел сердито на изуродованное тело Маннинга:

— Закопайте его!

Толпа не пошевелилась. Мальхомм грубо схватил двоих и вытащил их из толпы. Они часто и нерешительно переводили взгляд то на Мальхомма, то на дезинтегратор в руках Райнасона, затем все-таки наклонились, чтобы поднять труп Маннинга.

— Это — естественное деяние общечеловеческого милосердия, — сказал Мальхомм ядовито. — Оно заключается в том, что мы по крайней мере не отказываем в похоронах друг другу. — Его пристальный взгляд, устремленный в толпу, ярость во взгляде привела ее, наконец, к нужному решению. Бормоча что-то, пожимая плечами и качая головами, люди стали расходиться по-двое и по-трое, ища за обломками стен защиту от песка, которым все время осыпал их ветер.

Мальхомм повернулся к Райнасону и Маре; теперь, наконец, его лицо расслабилось, жесткие линии вокруг рта превратились в грустную улыбку.

Обняв Райнасона за плечи, он сказал:

— Нам следует найти укрытие в одном из домов до утра. Ты должен отдохнуть, Ли Райнасон — вид у тебя такой, как если бы ты только что выбрался из преисподней. А вам, мадемуазель, я попытаюсь наложить временную шину.

Они нашли неподалеку дом, крыша которого давно обрушилась, но стены были еще крепкими и хоть как-то предохраняли от пронизывающего ветра.

Обрабатывая поломанную руку Мары, Мальхомм ни на минуту не переставал говорить; Райнасон не мог понять — то ли он пытался отвлечь Мару от боли, то ли ему просто было необходимо дать выход эмоциям.

— Я так давно проповедую этим людям, что у меня в горле давно образовалась мозоль. И теперь, похоже, они сами узнают, о чем я им говорю, и мне не придется больше напрягать голосовые связки. — Он пожал плечами. — Ну, а если совсем по-честному, то жить станет совсем неинтересно, если у меня не будет повода кричать. Когда-нибудь, Ли, спроси у своих друзей-аборигенов — много ли они выиграли, выбрав мир?

— Они его не выбирали.

Мальхомм скорчил гримасу:

— Я был бы сильно удивлен, если бы узнал, что кто-то где-то по своей воле выбрал мир. Возможно, Пришельцы, но их нет рядом с нами, чтобы расспросить их об этом. Это довольно интересный вопрос, над которым стоит подумать, особенно когда нечего выпить. Что ты станешь делать, когда вдруг не станет с чем или за что сражаться?

Он поднялся. Шина на руке Мары была готова. Он усадил ее в кучу песка, пытаясь создать при этом столько удобств, столько позволяли неординарные обстоятельства.

— У меня есть еще один вопрос, — обратился к нему Райнасон. — Что ты делал в толпе этого сброда, который пытался убить меня на ступеньках к Храму?

На лице Мальхомма разлилась широкая улыбка.

— Это был самоубийственный поход в защиту твоей головы, Ли.

Глупейшая, но безотказная тактика… сила которой заключается в том, что она сориентирована на психологию самого слабого труса в этой толпе. Все, что требуется сделать в такой ситуации, так это просто кому-то первому встать и продемонстрировать откровенное бегство, и тогда каждый с готовностью не замедлит последовать этому примеру. Поэтому-то мне и было так легко остановить штурм.

Райнасон не мог сдержаться, чтобы не засмеяться при этих словах. И, раз начав смеяться, он уже не мог сдержать выход того адского напряжения, которое держало его в тисках на протяжении последнего времени. И этот выход нашел форму своего выражения в глубоком, до колик в животе хохоте.

— Ренэ Мальхомм, — сказал он сквозь смех. — Это — как раз та самая форма руководства, в которой нуждается население этой планеты.

Мара послала лучезарную улыбку с той кучи песка и пыли, в которой она лежала:

— Знаете, — сказала она, — теперь, когда Маннинг мертв, им придется поискать кого-то другого на место губернатора.

— Не смешите меня, ради Бога, — ответил, смутившись, Мальхомм.