Дочери Альбиона (№3) - Ведьма из-за моря

— Мне очень приятно, — сказала я, — что я спасла этот корабль. Той ночью кто-то забыл зажечь светильники. Слава Богу, что какое-то чувство послало меня туда как раз вовремя.

Сенара и Мэри пристально посмотрели на меня.

Мэри сказала:

— Значит, это были вы?

— Однако, — воскликнула Сенара, — тогда вино должно быть твои! — Потом она добавила:

— Но если ты расскажешь об этом отцу, будут неприятности.

Что она имеет в виду? Конечно, будут неприятности: то, что светильники были не зажжены, означало, что кто-то не выполнял своих обязанностей. Такой промах мог стоить многого, а мне не хотелось новых порок во внутреннем дворе башни.

Через неделю пришла новость из Лайон-корта. Моя бабушка захворала и вспомнила, что уже давно не видела меня. Отец сказал, что я могу поехать навестить ее, и впервые Сенара не настаивала на том, чтобы сопровождать меня. Я объяснила это так: если бы она поехала, то не смогла бы совершать свои теперь регулярные визиты в Лейден-холл и скучала бы по Дикону.

Я нашла бабушку слабой, но она изрядно взбодрилась, увидев меня. В Девоне весна наступает рано, и мы могли сидеть в саду. Я была счастлива, что вижу ее, но мне было грустно, когда я вспоминала, как мама любила кормить павлинов, как они подходили к ней, чтобы с высокомерным видом взять горох, который она предлагала им.

Бабушка хотела знать о жизни в замке, и я с удовольствием рассказала ей, как обнаружила, что светильники на башне не зажжены и как своим поступком спасла корабль. Бабушка посчитала эту историю замечательной и заставила меня повторить ее несколько раз. Она спросила про отца и мачеху, счастливы ли они вдвоем? Я считала, что счастливы. Отец — не тот человек, который будет страдать молча, а что касается мачехи, то по ней ничего невозможно понять, но она выглядела, как обычно.

— А Сенара?

— Сенара интересуется семейством пуритан, поселившихся неподалеку от нас.

— Сенара и пуритане? Это невозможно!

— Сенара такая странная. Иногда мне кажется, что я совсем не знаю ее.

— Но все же вы очень любите друг друга.

— Да, как сестры.

— Ты с ней ближе, чем с Коннеллом?

— Я думаю, это потому, что Коннелл — юноша. У нас с ним никогда не было ничего общего.

— А Мелани?

— Она мне все больше нравится: она всегда такая добрая и мягкая. Я надеюсь, что Коннелл со временем будет хорошо с ней обращаться.

— А он плохо с ней обращается?

— Они редко бывают вместе: Коннелл охотится или проводит много времени с отцом.

— А нет каких-нибудь признаков будущего ребенка?

— Не замечала.

— Думаю, Мелани надеется на это. А как Фенн Лэндор?

Я промолчала.

— Он приходил в замок?

Я посмотрела мимо бабушки на высокую изгородь, отгораживающую сад с прудом.

— Нет, — ответила я, — он не приходил в замок. Она нахмурилась:

— На это должна быть причина.

— О, я думаю… просто предположение. Возможно, ему это не понравилось.

— Предположение?

— Да, — сказала я дерзко, — насчет меня. По-видимому, все считали, что мы поженимся… все, кроме Фенна.

— Что-то случилось! — воскликнула бабушка. — Я клянусь, что он был влюблен в тебя.

Я покачала головой.

— Давай не будем говорить об этом, бабушка! — сказала я.

— Если ты будешь отметать то, на что больно смотреть, то ничего хорошего из этого не выйдет.

— Такое случалось много раз, — закричала я. — Два человека становятся друзьями, а все вокруг считают, что они должны пожениться.

— А ты как считаешь, Тамсин? Я не могла найти подходящих слов, чтобы объяснить, и было очень трудно не выдать свое волнение.

Бабушка продолжала:

— Я хотела, чтобы это случилось: это было бы таким вознаграждением для меня. Я так хотела, чтобы твоя мать вышла замуж за его отца, и, когда появился Фенн, казалось, что вы так подходите друг другу…

Я холодно произнесла:

— Он ушел в море, не дав мне знать, а когда вернулся, не пришел повидать меня. Все ясно, не так ли?

— Нет! — твердо сказала бабушка. — Должна быть причина.

— Мне все ясно! Фенна отпугивают намеки на женитьбу.

— Я пошлю к нему просьбу навестить меня.

— Если ты это сделаешь, — резко ответила я, — то мне придется вернуться в замок до того, как он появится здесь.

Бабушка поняла, что я сделаю это, так что потом мы просто сидели и говорили о старых временах, и она рассказывала мне о том, как мать была маленькой девочкой. Когда бабушка уставала, он задремывала. Она любила, чтобы я сидела рядом, так что я не уходила, пока она не просыпалась, и часто я видела, что в первый момент, проснувшись, она путает меня с моей матерью.

Мне казалось, что бабушка, пока я гостила у нее, пыталась заинтересовать меня другими юношами. Она организовала несколько званых ужинов, на которые приглашала молодых людей. Некоторые из них работали в «Трейдинг компани»и знали Фенна, его имя упоминалось не раз. Мне стало ясно, что он — чрезвычайно уважаемый человек в этой компании, как я, впрочем, и ожидала.

Среди этих людей было несколько мужчин старшего возраста, в основном моряков, работавших на кораблях моего дедушки. Меня удивляло, как все они любили говорить о прошлом.

— Жизнь стала пресной, — сказал один из них, мой сосед за ужином, — Вот во времена старой королевы была настоящая жизнь.

Другой человек его возраста добавил:

— А ведь это было время перед поражением Армады.

— Мы были тогда в большой опасности.

— И это было хорошо для нас. Каждый был готов сделать все, что в его силах, чтобы защищаться от врага. Теперь люди не такие: они эгоистичны и везде ищут выгоду.

Я не могла не заметить, что люди всегда были такими, тогда они стали с большим воодушевлением говорить о старой королеве, о ее характере, ее суетности, несправедливости и величии.

— Не было и никогда больше не будет такого искусного монарха! — было их заключение.

Они, действительно, не питали такого же уважения к правящему королю. Они говорили, что он неаккуратен, всегда нечесан и не умеет вести себя за столом. И его недостаток в том, что его привели к власти шотландцы.

— Хотя о его матери, — сказал пожилой джентльмен, — говорили, что она самая элегантная и красивая женщина, какую когда-либо видел мир.

Затем они принялись вспоминать прошлые времена, как королева Шотландская плела интриги, чтобы посадить нашу королеву на трон, но наша королева всегда была на голову выше Марии.

— Мария была прелюбодейкой, — сказал один.

— И убийцей, — заявил другой.

Они тут же обсудили убийство ее второго мужа, лорда Дарнлея.

— Его должны были взорвать в церкви О'Филдс, и мы знаем, кто планировал это. Но со взрывом не получилось, и тогда его нашли на земле… мертвым, но без следов на теле, указывающих, отчего он умер.

Я внезапно заметила, что слушаю очень внимательно.

— Предъявить было нечего… Я почувствовала, как мое сердце забилось быстрее, когда я спросила:

— Как же это возможно?

— О, это возможно! — был ответ. — Есть такой метод, и все негодяи его знали.

— Какой метод? — спросила я настойчиво.

— Если закрыть рот мокрой тряпкой и крепко держать, пока жертва не задохнется, на коже не останется следов насилия.

После этого я почувствовала, что мне трудно сосредоточиться. Эти слова плясали в моем мозгу: ведь на теле моей матери не было следов насилия так же, как на теле лорда Дарнлея.

Я хотела было поговорить с бабушкой, но не решилась. Она выглядела такой старой и хрупкой, что мне не хотелось огорчать ее. Я решила вернуться в замок. Теперь я была уверена, что мама чего-то боялась. В ту ночь, когда я оставила ее одну, она умерла… и на ее теле не было следов насилия.

Кто-то убил ее. Более того, она подозревала, что кто-то пытается ее убить! Если она записала события каждого дня, она должна была написать что-то, что считала секретным, раз она хотела это спрятать. Я должна найти эти бумаги.

Когда я вернулась в замок, был уже апрель. Войдя в нашу спальню, я обнаружила, что вещи Сенары исчезли. Тут она подбежала и крепко обняла меня.

— Ну, вот ты и вернулась! Честно признаюсь, без тебя жизнь совсем другая!

— Где твои вещи?

Она наклонила голову набок и посмотрела на меня с улыбкой:

— Я подумала, что пора нам с тобой иметь отдельные комнаты: в замке их достаточно. Жить вместе было хорошо, когда мы были маленькие и боялись темноты.

Я была слегка задета. Я думала о нашей приятной привычке поболтать перед сном, о том, как Сенара всегда была недовольна, если меня не было рядом, например, когда я ездила к бабушке.

— Я перешла в Красную комнату! — выпалила она.

— Почему? Ведь есть и другие!

— Она мне нравится. Я пожала плечами:

— Нет, я не понимаю, почему ты решила, что это так уж необходимо?

Она таинственно улыбнулась, и я поняла, что у нее есть причина. Но почему она выбрала именно Красную комнату? Я знала, какая Сенара дерзкая и безрассудная. Например, ее любовь с Диконом: я была уверена в этом. То, что свадьба с ним была невозможна, делало эту связь особенно привлекательной. А ведь скоро Дикон уедет, потому что когда уедут Димстеры, и он — с ними, ведь теперь он — один из пуритан. Он поедет сначала в Голландию, а затем присоединится к проекту обоснования в Америке, если до этого дойдет дело!

Тут мне в голову пришла мысль. Не потому ли Сенара выбрала Красную комнату, что, если слуги услышат доносящиеся из нее голоса, они решат, что это духи, и побоятся войти? Неужели Дикон приходит к ней по ночам? Совсем не пуританское поведение, но насколько это искренне… у них обоих? Я подумала, что они, наверное, страстные любовники. Это был очень неприятный момент. Что будет с Диконом, если он действительно навещает Сенару и если родители узнают об этом?

Лорд Картонель еще не прекратил свои визиты:

Сенара и Мария пили с ним вино. Мне казалось, что он собирается просить руки Сенары; если да, то я не сомневалась, что ее заставят принять предложение этого солидного джентльмена: о таком муже для своей дочери, я думаю, мачеха всегда мечтала.

Что до меня, то я снова взялась за поиски бумаг. Но где мне искать? Где я еще не смотрела? От этих мыслей меня отвлек рассказ о колдовстве, которое происходило после моего отъезда. Мэри была этим очень взволнована.

— Правду говорят, госпожа, — сообщила мне она, — что у них тут шабаш, и вовсе недалеко. Одни говорят — там, другие — здесь. Жуткие вещи происходят! Ведь они поклоняются самому дьяволу, и он сидит там среди них в виде рогатого козла.

— Это ужасная чепуха, Мэри!

— Не надо так думать, госпожа, уж вы простите, что я вам возражаю. Одна девушка-служанка шла поздно, и она видела их. Она подглядела, и все они были, в чем мать родила, и так дико плясали, как… как будто возбуждали друг друга на преступные дела, вот как.

— Как девушка-служанка поняла, что они вели себя преступно? Если она невинна, как она сразу распознала эти преступные действия?

— Ну, луна светила, и они сорвали с себя одежду и вместе плясали; а как выдохлись, так легли все вместе, и тут-то было самое скверное.

— Я бы хотела расспросить эту девушку.

— О, она не против, госпожа, только она не у нас служит. Она так волнуется теперь. Ведь она боится, что они заметили, как она за ними наблюдала. Понимаете, будто они продались дьяволу, а ведь, говорят, дьявол могуч… как Господь, только наоборот.

— Мэри, — сказала я строго, — ты же знаешь, что ничего хорошего от этой сплетни не будет.

— Говорят, хорошо будет, только когда всех ведьм перевешают.

Я уже хотела уйти, но решила, что должна узнать правду.

— Я думаю, что девушке все это показалось. Во всяком случае, что она-то делала ночью?

— Она ходила к своей матери, которая заболела, и ей пришлось ждать, пока не пришла помощь. Она видела знакомые лица на шабаше, госпожа. Она теперь знает, чье лицо было лицом самого дьявола.

— Она не сказала, кто это?

— Нет, она побоялась. Каждый раз, как она открывает рот, чтобы сказать, ее дрожь забирает. Но ее скоро заставят сказать. Будет сбор… всех, кто хочет покончить с ведьмами, и они заставят ее говорить. Это будет, госпожа: госпожа Джелина потеряла ребенка… Он родился мертвеньким, и ужасная болезнь напала на коров ее соседа…

Я поняла, что слуги наблюдают за мачехой. В глубине души они верили, что она принесла в замок колдовство. Прошло уже несколько лет с тех пор, как она появилась у нас, но люди никогда не забудут, как она появилась. Страшная мысль пришла мне в голову: если люди в округе поднимаются на поиски ведьм, как, говорят, уже происходит в других частях страны, в первую очередь они будут искать в замке.

А Сенара, похоже, окончательно впала в безрассудство. Я чувствовала, что она несчастна из-за того, что Дикон уезжает. Конечно, нельзя себе представить, что они могли бы пожениться, но, будучи Сенарой, она могла сделать и это. Однажды она сказала:

— Со мной все возможно, — и она, действительно, имела это в виду.

Она была тише, чем обычно. Я знала, что она часто ездит в Лейден-холл, и была почти уверена, что Дикон пробирается в замок по ночам.

Я слышала, как слуги говорили о домашних духах:

«Скорее всего, кот или мышь. Это дьявол в обличье животного. Он разговаривает с той, к кому приходит, и говорит ей какое зло она должна сделать».

«Неужели, — думала я, — они слышали голоса в Красной комнате?»

Я любила Сенару, хотя временами она сводила меня с ума. Я не понимала ее, но между нами была крепкая связь. Меня огорчала ее беспечность, я хотела, чтобы она была осторожнее. Но это было последнее, что она стала бы делать. Она знала, что ее обсуждают, она знала, что, как дочь своей матери, она вызывает подозрение. И все же она, казалось, испытывала удовольствие от того, что вызывала у людей страх и подозрение.

Однажды она вернулась поздно. Я знала, что она была в Лейден-холле, потому что ее глаза возбужденно блестели, как это часто с ней бывало после посещения пуритан.

Я сказала ей:

— Ты сейчас скакала на Бетси? Она вспыхнула:

— Конечно! На чем же мне еще ехать? На помеле? И слуги слышали этот разговор.

«ЗУБЫ ДЬЯВОЛА»

Поразительно, что дневник мой матери нашелся, когда я уже и не искала Я собиралась написать письма бабушке и, сидя в маминой комнате, выдвинула из стола сандаловый ящичек, которым часто пользовалась. В нем, в углублении сбоку, лежала бумага, и, когда я попыталась ее вытащить, видимо, дотронулась до какой-то пружины. Откидная доска упала на пол, и из ящика начали падать бумаги.

Я посмотрела на эти листы в изумлении и взяла в руки одну страницу. В это невозможно было поверить! Мое сердце возбужденно забилось. То, чего я так настойчиво искала, само упало мне в руки.

Я рассортировала бумаги — их было гораздо больше, чем, как можно было предположить, могло бы поместиться в тайнике сандалового ящика, — и принялась читать. Вот оно — встреча мамы с отцом Фенна, возможность того, что они поженятся, а затем — встреча в гостинице с моим отцом и все последствия. Я все знала, это было не ново для меня — и в то же время, пока я читала, я спрашивала себя, — разве я это знаю? Я думаю, люди по-разному ведут себя с разными людьми. Они изменяются, чтобы соответствовать окружающему, как хамелеон на дереве.

Вот я прочла о появлении мачехи. Это я тоже знала: она появилась в канун «Дня всех святых», и мама нашла ее. Эту историю часто рассказывали. А затем… мама узнает о профессии отца.

Этого я не могла вынести. Лучше бы я не нашла дневник! Оказывается, в ночной шторм отец заманивал корабли на скалы. Внезапно я все поняла: той ночью, когда я зажгла огни на башне, они специально были потушены. Вот почему во дворике Морской башни была порка. Слуга был виноват в том, что зажег огни той ночью, слуга, который должен был следить, чтобы огни были погашены.

«Что же мне делать? — спрашивала я себя. — Я не могу оставаться здесь. Я не останусь здесь. Я должна уехать. Я должна положить конец тайному ремеслу отца. Но как?»

Я могла бы сообщить о нем. Но кому? Я была совершенно неопытна в этих делах. Что, если я скажу Фенну? Я могла бы пойти к нему и рассказать, что случилось, и он прекратит это. Но отец Фенна в той могиле.

Я почувствовала себя неуверенно и одиноко. К кому мне еще пойти? У меня есть бабушка, я могла бы пойти к ней. Она мудрая женщина, она скажет, что мне делать. Потом я вспомнила ее, хрупкую, хворающую, и спросила себя, могу ли я возложить на нее такую ношу?

Но я должна найти выход. Я должна быть уверена, что светильники всегда будут посылать свои лучи на море. Пусть огонь гасят, но я буду следить за тем, чтобы они загорались снова. По крайней мере, это я могу сделать. Я уже спасла однажды корабль и сделаю это снова.

Конечно, они все узнают. Что они сделают со мной? Что сделает отец? Он — жестокий человек, и, если он может утопить сотни людей ради груза, которые они везут, на что он еще способен? «Убита. Октябрь 1590». Перед глазами у меня стоял камень на маминой могиле. В волнении и ужасе я продолжила чтение.

Мать боялась, она что-то подозревала. Ей было спокойно в моем присутствии, но меня не было рядом в ту ночь, когда она умерла.

Я много узнала из дневника, но не совсем то, что собиралась узнать. Как умерла моя мать? Но в свете того, что я теперь знала, я была убеждена, что ее убили.

То, что я теперь знала, трудно было скрыть. Сенара что-то заметила.

— Что случилось? — спросила она. — Я вижу, что-то случилось.

Я покачала головой.

— Я вижу, — настаивала она. — Я уже два раза обратилась к тебе, а ты не отвечаешь. Ты о чем-то мечтаешь все время, или тебя что-то тревожит, Тамсин? В чем дело?

— Тебе кажется, — ответила я. Но она не поверила мне и не собиралась этого так оставлять:

— По-моему, ты что-то узнала. Что? Почему Фенн не приходит к тебе?

— Этого я не хочу узнавать. Почему он должен приходить ко мне чаще, чем к кому-то другому?

— Потому что между вами были особенные отношения.

— Это тебе померещилось.

— Ладно, если это не Фенн, то что? Я знаю: ты нашла дневник, который искала.

Я вздрогнула и, очевидно, выдала себя.

— Итак, ты его нашла! — заявила Сенара.

— Дневник по-прежнему в своем тайнике. И это была правда: я положила бумаги обратно в сандаловый ящик. Я буду держать их на старом месте, чтобы никто не заметил, что что-то изменилось: это самый безопасный способ.

— Думаю, что ты видела его, — сказала Сенара. — Ты прочла какие-то разоблачения, и они привели тебя в состояние такой задумчивости. Ты не умеешь хранить тайны, Тамсин, и никогда не умела.

— Ты бы удивилась, если бы узнала, какие тайны я могу хранить.

— Если ты нашла эти бумаги и не покажешь их мне, я никогда не прощу тебя.

— Я проживу и без твоего прощения.

— Ты меня с ума сведешь, но ты нашла их, я знаю. Я буду преследовать тебя до тех пор, пока ты не скажешь мне, где они.

Тут в комнату вошла Мэри. Хотела бы я знать, что из нашего разговора она слышала? Удивительно, до чего трудно хранить тайны в доме, где много людей. Я понимала, что уже несколько человек знают, как и Сенара, что я нашла дневник матери. *** В тот день я чувствовала себя неуютно. Я знала опасную тайну. В нее было вовлечено несколько человек — мой отец, отдававший приказы, люди из Морской башни, помогавшие ему в этом разрушительном деле, и моя мачеха, которая, возможно, была любовницей моего отца еще при жизни мамы и стала его женой через три месяца после маминой смерти.

Самая большая вина лежала на отце, и именно эта мысль ужасала меня. Я не могла пережить, что он, по-видимому, был убийцей матери: ведь именно у него была причина это сделать, хотя, зная о его «ремесле», она поначалу простила его. Меня удивляло, что она это сделала, но, возможно, я чего-то не понимала. Он был нужен ей, хотя я не могла понять, любила она его или нет: у меня не было достаточного опыта, я была слишком молода, слишком идеалистична. Я знала, что бабушка осуждала разбойные дела дедушки — он часто хвастался испанцами, которых убил, — но все же и она любила его, и, когда он умер, казалось, что ее жизнь остановилась. Как я могла понять сложные чувства между мужчинами и женщинами? Я испытывала некое чувство к Фенну Лэндору, но достаточно трезво оценивала его, чтобы понять, что я еще только на пороге настоящей любви. Он отверг меня, а возможно, что я полюбила бы его так же, как бабушка любила дедушку, а мать любила отца. Я не могла осуждать мать за то, что она старалась не замечать ужасные занятия отца: он был ее мужем, и она обещала повиноваться ему.

Тем не менее, я уверена, что мама была убита, и догадывалась, каким способом это было сделано. Знаменитый человек умер, способ, которым его умертвили, известен, и его могли вспомнить. Я думала о лорде Дарнлее, об этом доме у церкви О'Филдс и о том, как этот человек избежал смерти, когда порох уже был готов взорваться, о том, как убийцы схватили его в саду и задушили с помощью мокрой тряпки — не в кровати, как они собирались, а в саду, куда он сбежал. Люди долго обсуждали, как он умер, как на его теле не обнаружили следов насилия, и поэтому этот метод могли запомнить и повторить. В каком-то смысле все наши жизни связаны.

Одно мне было ясно: в замке живет убийца. Я знаю опасную тайну — я не знаю только, насколько опасен этот человек: самое простое, что он может сделать — это убрать меня, чтобы я не мешала, вот почему я боялась. Мне казалось, что и мама предупреждает меня. У меня было устойчивое ощущение, что она наблюдает за мной.

Благодаря случайному совпадению я услышала тот разговор в доме бабушки, и это изменило мои представления. Этот метод был вполне возможен… единственно возможен, и это было доказано весьма успешно. Будет ли это и теперь повторено?

Я ясно представляла себе все: Мэри придет утром и увидит, что я лежу, спокойная и холодная, как моя мать лежала несколько лет назад. На теле не будет никаких следов, указывающих на то, отчего я умерла. И люди скажут: «Это таинственная болезнь, которую она, должно быть, унаследовала от своей матери: ведь та умерла точно так же!»

Я знала, что опасность грозит мне ночью. Сама не понимаю, как я прожила тот день. Если бы только был кто-нибудь, кому я могла открыться! Может быть, мне все-таки поехать к бабушке?

Ночные тени окутали замок. Я сидела у окна и смотрела на «Зубы дьявола». На них виднелись мачты разбитых кораблей. Правда ли, что иногда по ночам на этих скалах слышны голоса мертвых?

Я поднялась в башню, чтобы убедиться, что светильники зажжены. Но они были погашены. Возможно, было еще недостаточно темно, но я решила зажечь их.

Когда я залезла на стремянку, появился Джон Левард. Я вздрогнула, услышав шум в комнате.

— Что вы тут делаете, госпожа? — спросил он. — Я пришел зажечь светильники.

— Я подумала, что их забыли зажечь, — ответила я.

Джон странно посмотрел на меня.

— Нет, госпожа, просто еще рано.

Интересно, знал ли он о том, что это я в прошлый раз зажгла огни, благодаря чему один из его друзей «заработал» порку?

Я спустилась в свою спальню и не пошла на ужин. Я чувствовала, что не смогу сидеть за столом с отцом и мачехой и не выдать свои чувства. Я отговорилась головной болью.

Дженнет вошла с одним из своих лечебных напитков. Я неохотно выпила, чтобы избавиться от нее, но, когда, она ушла, я подумала, что было очень глупо с моей стороны ссылаться на болезнь. Разве это не предоставляло кому-то удобную возможность расправиться со мной тем же способом, что и с матерью?

Я подумала: «Если это должно случиться со мной, то это скоро произойдет, и как раз в то время, пока я буду спать. Я должна быть мудрой и спокойной: надо вести себя так, как будто не случилось ничего необычного, что разговор о найденных бумагах — всего лишь болтовня слуг».

Но, видимо, я была недостаточно сильная. Я разделась, пошла ложиться, но совершенно не собиралась спать. В любом случае я не смогла бы заснуть. Я не чувствовала ни капли сонливости. «Это может произойти сегодня ночью, — думала я. — Если кто-то пытается избавиться от меня, он должен это сделать побыстрее. Ведь каждую минуту, которую я еще живу, я могу обнародовать что-нибудь из того, что обнаружила в мамином дневнике».

Я не должна сегодня спать. Я подложила под голову подушку и принялась ждать. Луны не было, и было совсем темно. Мои глаза привыкли к темноте, и я могла разглядеть знакомую мебель в комнате.

Так я ждала и снова обдумывала все, что прочла в маминых бумагах. Я дала себе слово, что если выживу, то опишу свой опыт и добавлю эти записи к маминым, что мне нужно так же, как она, внимательно посмотреть на себя со стороны, потому что это важно. Нужно уметь видеть себя, нужно уметь говорить себе правду, ведь только тогда можно быть честным с другими.

Пока я ждала в полутьме спальни, я услышала, как часы во внутреннем дворике пробили полночь. Теперь я почувствовала, что мои веки отяжелели; захотелось спать, но внутреннее напряжение спасло меня от этого.

Я была твердо уверена, что если засну, то никогда не проснусь и никогда не узнаю, кто убил мою мать. Я должна быть готова.

И тут это случилось… Очевидно, была половина первого, когда я услышала в коридоре шаги, замедлившиеся у моей двери. Медленный скрип задвижки…

«О, Боже, — подумала я, — это случилось!»И страстная мольба вырвалась из моего сердца: «Только бы не отец!»

Дверь открылась. Кто-то вошел в комнату — темная фигура, двигающаяся все ближе к моей кровати. Я вскрикнула:

— Сенара?

— Да, — проговорила она, — это я. Я не могла заснуть, я должна была прийти и поговорить с тобой. Она оглянулась.

— Где моя кровать?

— Ее унесли. Кажется, она в алькове. Я вся дрожала, наверное, от облегчения. Она подошла к деревянному стулу и подвинула его к кровати.

— Мне нужно поговорить с тобой, Тамсин. В темноте легче разговаривать.

— Хорошее время для визитов, — ответила я, возвращаясь в свое нормальное состояние. Про себя я подумала: «Когда придет убийца, нас будет двое».

— Да, — сказала она. — Когда я спала здесь, это было проще, да? Я бы просто разбудила тебя, и мы бы поговорили, а теперь мне пришлось идти к тебе.

— Зачем ты пришла?

— Ты знаешь.

— Дикон? Значит, он ходит к тебе?

— Ты удивлена?

— Меня многое удивляет.

— Ты имеешь в виду бумаги?

— Я имею в виду то, что связано с тобой.

— Я не могу объяснить то, что я чувствую к Дикону. Он ведь не очень отличается от слуги, правда?

— Считай, что ему повезло: он немного образован — так же, как и ты, — хорошо поет и танцует.

— Он больше не поет и не танцует: он — пуританин.

— И при этом ходит к тебе по ночам?

— Он пытается быть пуританином. Он хочет, чтобы я вышла за него замуж.

— Но это невозможно!

— Они же хотели выдать меня за лорда Картоне-ля.

— После Дикона Картонель может уже не захотеть этого.

— Дикон уезжает, они отплывают через неделю. Я больше не увижу его. Я не вынесу этого, Тамсин, если не поеду с ним.

— Сенара, ты сошла с ума! Тебе придется быть пуританкой! Как будто ты когда-нибудь была на это способна!

— Я могла бы попытаться… как Дикон пытается. У меня были бы промахи… но я подозреваю, что они есть у всех пуритан.

— Я должна выбить эту дрянь из твоей головы.

— Я хочу быть хорошей, Тамсин, и должна признаться тебе насчет Фенна Лэндора. Я не могла бы пережить, если бы ты вышла замуж и уехала. Это было бы как раз для тебя, правда? Его приняли в семье, и он такой хороший, из благородной семьи, и тебе пришлось бы жить недалеко отсюда, он был бы таким хорошим мужем. Это было несправедливо.

— Что ты хочешь этим сказать, Сенара?

— Ты такая глупая, Тамсин! Всегда веришь в лучшее в людях и просто не знаешь, какова жизнь на самом деле. Ты — вечная мать, а мы все — твои дети. Мы очень злые, но ты думаешь лучше про нас. Фенн Лэндор тоже вроде тебя. Ты проходишь по жизни, не видя мира вокруг себя. Посмотри, где ты живешь, что здесь творится.

— А ты знаешь?

— Конечно, знаю. Я многое разузнала, я подсмотрела, что происходит в башне Изеллы. Я видела людей, выходящих оттуда, когда огни на башне погашены. Я знаю, что они заманивают корабли на «Зубы дьявола»и не спасают выживших. Я хочу высказать свою догадку: ты нашла эти бумаги. Твоя мать знала обо всем, и она это описала, а теперь ты знаешь. И не понимаешь, что тебе делать. Правильно?

Я помолчала. Она права: я не вижу, что творится вокруг меня, я верю в то, что все хорошие. Но с этим покончено, и я знаю, что кто-то в этом доме собирается убить меня.

— Почему ты мне ничего не говорила? — спросила я.

— О нет! Я и не собиралась этого делать, но я это использовала… Вот что я собиралась тебе сказать. Видишь ли, когда Джона Леварда высекли, он возненавидел твоего отца, и Мэри тоже. Они хотели когда-нибудь навредить ему. Я расспросила их о том, что подозревала, и они рассказали мне очень много. Они сказали, что рядом с могилой твоей матери находится могила отца Фенна Лэндора. Они рассказали мне, как его корабль потерпел крушение, и он сам был выброшен на берег. Мы поставили этот камень на могилу — это была моя идея. Все подумали, что это — месть твоему отцу, но я хотела это сделать для Фенна Лэндора. Я хотела, чтобы он испытал большое потрясение, потому что я чувствовала каждой косточкой — ты знаешь, что я немного ведьма! — что он собирается в этот вечер просить твоей руки. Я должна была остановить это. Отчасти потому, что я не хотела, чтобы у тебя все было хорошо и правильно, и, кроме того, я не хотела тебя потерять. Так что я это сделала. Потом мы поставили этот камень на могилу своей матери, а когда я увидела, что ты принесла камень домой, я выбросила его в море: он сослужил свою службу. Затем я послала Джона рассказать Фенну Лэндору о том, что здесь происходит, и он думает, что ты все знаешь.

— О, Сенара!

— Да, Фенн презирает тебя и твоего отца, и он что-нибудь сделает с ним, я уверена. Он будет здесь во время очередного кораблекрушения и схватит твоего отца на месте преступления. Тогда посмотрим, что будет. Вот почему он держится подальше от тебя. Джон сказал ему, что в той могиле похоронен его отец, и это тоже не останется без последствий, вот увидишь.