Дочери Альбиона (№13) - В разгар лета

Мы только что вошли в Гайд-Парк, и Питеркин указал мне на Апсли-хаус, дом герцога Веллингтона.

— И, — продолжал он, — в качестве компенсации за то, что ты не сможешь его увидеть и засвидетельствовать свое почтение, здесь есть огромная статуя Ахилла, возведенная в честь герцога.

Массивная фигура Ахилла, которая должна была символизировать мощь и величие мужского тела, олицетворяла также силу великого герцога.

Я прочитала надпись, которая гласила, что статуя посвящена Артуру Уэлсли, герцогу Веллингтону, и его храбрым товарищам по оружию. Она была отлита из пушки, которая использовалась в самых знаменитых сражениях герцога, включая Ватерлоо, и была создана на пожертвования женщин Англии, чтобы воздать должное воинской доблести.

— Вокруг нее было много споров, — сказал Питеркин. — Некоторые считают ее вульгарной, другие же говорят, что это работа гения.

— Не так ли всегда бывает с произведениями искусства? — сказала я. — Большинство из них подвергаются критике, а когда они объявляются произведениями гения, каждый соглашается, как будто другого мнения никогда и не бывало.

— Когда я смотрю на нее, я думаю о том, чтобы пойти в армию, — сказал Питеркин.

Елена заметила:

— Несколько дней назад ты думал о парламенте.

Питеркин недовольно поморщился:

— Идти по стопам отца? Каждый скажет:» Он не то, что его отец!»

— Может быть, ты будешь лучше, — предположила я.

— Это невозможно!

Как раз в этот момент прогуливающейся походкой к нам подошли два молодых человека, и, прежде чем нас представили, я уже поняла по выражению лица Елены, что один из них был Джон Милворд.

— Какая неожиданная встреча! — сказал он, но по тому, как он смотрел на Елену, я поняла, что их появление было совсем не случайно, к тому же я вспомнила, что именно Елена настаивала на том, чтобы я посмотрела статую Ахилла, и по ее желанию мы так долго здесь пробыли.

— Аннора, — сказала она, — это лорд Джон Милворд.

Он склонился к моей руке. Да, в нем было что-то очень приятное, но что поразило меня больше всего, так это его молодость. Он выглядел еще моложе Питеркина, а тот был на два года моложе Елены. Мне он показался несколько хрупким, но у него были огромные карие глаза и доброе лицо. Возможно, я слишком долго смотрела на Ахилла? Он улыбался Елене, и я подумала:» Он действительно влюблен в нее «.

Я была представлена другому молодому человеку, и, как только я услышала его имя, я вспомнила: Джо Крессуэл. Это значило, что он был сыном того человека, которого мой отец в шутку назвал противником дяди Питера.

Питеркин объяснил, что мы гуляли по парку, чтобы показать кузине Анноре некоторые достопримечательности. Джо Крессуэл заинтересовался, и я сказала ему, что приехала из Корнуолла. Мы немного поговорили о тех местах, о которых он знал не слишком много.

Мы шли впереди с Питеркином и Джо Крессуэлом, Елена и Джон Милворд — сзади. Мы прогуливались, и Питеркин объяснял мне, что это место было когда-то названо Рингом и собирало модных щеголей, которые демонстрировали свои блестящие туалеты.

Джо Крессуэл сказал:

— Я должен тебе что-то сказать, Питеркин: я собираюсь выставить свою кандидатуру на ближайших следующего года еще долго. Я надеюсь, вы еще не скоро уедете в Корнуолл?

— Думаю, что пробуду здесь еще две недели.

Он улыбнулся с удовлетворением:

— Тогда, я надеюсь снова увидеть вас… скоро.

Елена и Джон Милворд вернулись, и мы решили, что пора нам возвращаться.

Это было замечательное утро. Елена была наверху блаженства, и я вынуждена была признать, что и мне доставила удовольствие неожиданная встреча с Джо Крессуэлом, сыном второго кандидата на высокую должность.

Этот вечер был одним из немногих, когда дядя Питер ужинал с нами. Во время ужина была упомянута встреча в парке.

Дядя Питер подмигнул нам:

— Не кажется ли тебе, что Джо очень приятный молодой человек, Аннора?

— Да, дядя. Мне он показался очень интересным.

Он повернулся к тете Амарилис:

— Нам нужно позвать Крессуэлов на ужин.

— До того… как все станет ясно?

— Думаю, очень скоро, дорогая. Я не хочу, чтобы люди думали, что между нами существует какая-то неприязнь только потому, что его шансы выше. Мы же, в самом деле, прекрасные друзья, но политика требует своего. Вы — злейшие противники в коридорах министерства, но как только вы его покидаете, вся враждебность испаряется. Да, давай пригласим их на ужин в ближайшее время, Крессуэла и его жену.

Он взглянул на меня:

— А ты можешь пригласить молодого Джо.

Через три дня они пришли. Это был очень приятный вечер. Мистер и миссис Крессуэл мне очень понравились. Он был достаточно серьезный, даже педантичный, а она — полная противоположность своему мужу: милая, добрая, очень домашняя и заботливая.

Тем не менее, казалось, они идеально подходят друг другу. Мне было приятно встретить Джо снова. За ужином мы с ним сидели рядом, чтобы мы могли поговорить побольше, и я много узнала о его стремлениях пойти по стопам отца.

Дядя Питер благосклонно смотрел на нас, как будто ему было очень приятно, что мы находим общий язык.

Потом мы развлекались музицированием. Елена пела, я сыграла несколько пьес на пианино, Джо переворачивал для меня ноты.

Я думала, как здорово, что дядя Питер и мистер Крессуэл, несмотря на оспаривание важного поста, так дружны между собой, в их отношениях не было и тени неприязни и вражды.

Потом заговорили о поместье Крессуэлов в Суррее.

Миссис Крессуэл сказала, что иногда там собирается молодежь. У Крессуэлов была большая семья — три дочери и три сына, Джо был младшим.

Миссис Крессуэл, должно быть, заметила, что мы с Джо находим общий язык, потому что сказала:

— Вы должны посетить нас, мисс Кадорсон, до отъезда в Корнуолл.

— Это будет, вероятно, скоро, — сказала тетя Амарилис. — Сэр Джейк — человек, который принимает мгновенные решения. Он вполне может приехать на следующей неделе и объявить, что все должны вернуться в Корнуолл, чтобы подготовиться к поездке в Австралию.

— Австралия, — повторил Джо. — Это интересно.

— У моего отца есть там довольно обширные земли.

Он жил там когда-то , много лет назад.

Тетя Амарилис посмотрела на меня с беспокойством, а дядя Питер явно наслаждался ситуацией.

— Хорошо, тогда мы назначим поездку на ближайшее время, — сказала миссис Крессуэл. — Как насчет этого воскресенья?

Я посмотрела на тетю Амарилис.

— Почему бы и нет? — сказала она. — Если ты хочешь, Аннора.

— Конечно, — продолжила миссис Крессуэл. — Елена и Питеркин будут сопровождать вас.

Так все устроилось.

Я видела Джо достаточно часто, даже до поездки.

Он мне нравился, но я не могла не вспоминать о Рольфе. Я сравнивала их: несмотря на то, что Джо был очень славным, он не выдерживал сравнения.

Думаю, все это оттого, что Рольф до сих пор остался моим идеалом. В нем была какая-то сила, которая, как мне кажется, должна быть главным в мужчине. Такая сила была у моего отца, ею в большей степени обладал и мой дедушка, даже в преклонном возрасте Джо ее не доставало, он казался уязвимым О них любой мог подумать, что они совладают с обстоятельствами, что бы ни случилось. Правдой было и то, что Джо казался мальчишкой. Для меня не было никакого сомнения, что, несмотря на страхи, которые родились во мне в ту ужасную ночь, я испытываю глубокое чувство к Рольфу.

Джо интересовался мной. Во всяком случае так думала Елена, а также, я полагаю, дядя Питер и тетя Амарилис. Тете Амарилис нравилось, когда молодые люди счастливы вместе, особенно если они подходят друг другу, по мнению родителей.

Так наступило это воскресенье, которое оказалось для меня одним из самых приятных за долгое время.

Имение Крессуэлов находилось в Суррее, среди зеленых полей, которые так отличаются от Корнуолла, с его диким ландшафтом. Здесь поля выглядели так, словно были недавно скошены, а деревья пострижены, и на них не обрушивались весенние льды, как на наши.

Во всем здесь ощущалось процветание. За время пути мы проехали несколько небольших деревень, со старыми церквушками и богадельнями, и во всем была видна заботливая рука хозяина. В наших корнуоллских деревнях нечего было и думать о благосостоянии и хорошей планировке.

Рольф однажды сказал, что существует разница между англосаксонской дисциплиной и кельтской беспорядочностью.

Дом Крессуэлов был большой, а комнаты удобные.

В огромной гостиной, французские окна которой выходили на зеленую лужайку, везде лежали книги, даже на полу. Там был большой камин и перед ним — длинная скамеечка для ног. Входя сюда, каждый чувствовал облегчение, потому что понимал, что здесь можно чувствовать себя как дома.

Миссис Крессуэл вышла нас приветствовать. Она тепло обняла нас и сказала, что очень рада нашему приезду Она сообщила, что приехала Френсис, чего она не ожидала, и спросила, не возражаю ли я против того, чтобы разделить комнату с Еленой.

— Милая Френсис! — воскликнула она. — Она всегда так занята. Так приятно видеть ее здесь.

Меня представили присутствующим членам семьи.

Две дочери Крессуэлов были замужем — одна жила в Суссексе, другая — на севере Англии. Флора, что жила на севере Англии, приехала с двумя славными детьми.

Она была очаровательной молодой женщиной. Брат Джо, доктор, практиковал недалеко отсюда, и он заехал с женой только на ужин. Более всего меня интересовала встреча с Френсис Крессуэл Она была очень серьезна, и уже в эту первую нашу встречу мне стало ясно, что у нее есть цель в жизни.

Она, как и Джо, придерживалась взглядов отца на жизнь.

— Это моя сестра Френсис, — представил ее Джо с гордостью;»

— Очень рада познакомиться, — ответила я.

— И я, — ответила она. — Джо мне много говорил о вас.

К нам присоединился Питеркин:

— Френсис занимается благородным делом. Френсис, ты просто чудо!

Джо. Он, правда, играет не так хорошо, но постарается. Потанцуйте с Джо.

Мистер и миссис Крессуэл присели, пока молодежь танцевала. Я часто вспоминала потом, как они, смеясь и притоптывая ногами в такт музыке, смотрели на свое семейство и гостей с удовлетворением.

Когда все разошлись спать, Елена и я долго лежали без сна, вспоминая этот вечер.

— Правда, было славно? — спросила Елена.

— Правда, — согласилась я. — Особенно для тебя, когда прибыл твой обожаемый воздыхатель.

— Это все миссис Крессуэл. Она пригласила его специально для меня.

— Она замечательная женщина!

— Мистер Крессуэл совсем другой, но очень милый.

— Он очень хороший человек и достоин своей семьи.

В конце концов, мы сами создаем свое счастье, не так ли?

— Иногда вмешиваются другие.

— Это наше дело, — сказала я.

Так ли? Я подумала о. Елене, как появился у нее Джон Милворд. Для нее то было чистой случайностью.

Если бы он не появился в ее жизни, она всегда оставалась бы робкой, скромной, считающей себя непривлекательной, так что и другие уже начали считать так же.

Но я слишком устала, чтобы долго думать об этой проблеме, и незаметно соскользнула в сон.

Утром все отправились в церковь. Мы сидели на скамейках семьи Крессуэлов, заполнив их до отказа.

Церковь тринадцатого века, с мемориальной надписью на стене, которая гласила, что здесь молились все поколения семьи Крессуэлов.

После службы я сказала, что мне хочется посмотреть местное кладбище. Кладбища всегда интересовали меня: мне нравилось читать надписи на надгробиях и представлять себе, какими были эти люди при жизни: старики, молодые, вырванные из жизни в юности, и дети. Мне нравилось быть одной, чтобы впитывать тишину кладбища и спокойствие воздуха. Казалось, это возвращает прошлое, и я чувствовала себя живущей много столетий назад.

Я бродила неподалеку от всех и, обходя здание, столкнулась лицом к лицу с викарием, который только что вышел из боковой двери. На нем еще была одежда священника.

Он улыбнулся мне:

— Вы здесь с Крессуэлами, я полагаю?

— Да, — ответила я, — Я осматривала кладбище.

Надписи на могильных камнях возбуждают мое воображение.

Он кивнул.

— У Крессуэлов часто бывают гости. Очень приятно их всех видеть в церкви. Мы здесь очень многим обязаны мистеру Крессуэлу.

— Они известны здесь на протяжении многих поколений.

— Здесь всегда жили Крессуэлы, в течение четырехсот лет, я думаю. Они всегда отличались добротой к людям, но теперешний мистер Крессуэл превзошел всех, по моему мнению. Мы им гордимся. Он — растущий политик. Здесь все скажут вам, что он должен быть премьер-министром. Очень многие считают, что он сможет сделать больше, чем лорд Мельбурн.

— Я вижу, у него здесь много сторонников.

— И это произойдет. Он получит почести, которых заслуживает: на очереди — должность председателя комиссии. Когда он ее получит, для него откроются большие возможности. Очень важно, чтобы нами правили порядочные люди. Мы хотим, чтобы наши кормчие были умными, проницательными и обладали высокими моральными качествами. К несчастью, многим не хватает последнего.

— Вы совершенно правы.

— Ну, мне пора. Моя жена побилась об заклад, что я обязательно по дороге прочту проповедь. Было очень приятно побеседовать с вами. Надеюсь, вы хорошо проведете оставшееся время в наших местах.

Я услышала, что меня зовет Джо, и пошла в церковь. Потом все вернулись домой.

За обедом много говорили и долго сидели за столом, не в силах оторваться от беседы. В середине дня мы отправились на прогулку — Джо, я, Питеркин, Елена и Джон Милворд. Мне нравилось видеть Елену такой счастливой: она была очень разговорчива и даже пыталась острить. Как меняет людей любовь!

Вечер был похож на предыдущий, за исключением танцев. Джо и я играли дуэты, а вся компания исполняла печальные и смешные гимны и баллады.

Когда мы шли к себе, Елена сияла Она не сказала ни слова, пока мы не легли в постели. Потом она прошептала:

— Аннора, ты не спишь?

— Нет, сплю.

Она рассмеялась этому как веселой шутке.

— Иди сюда, — сказала я, — и расскажи мне все.

— Ты догадалась?

— Я догадалась, что что-то произошло. Ты выглядишь так, как будто только что поцеловала лягушку, которая превратилась в принца.

— Он просил моей руки, Аннора!

Я выскочила из кровати и, прыгнув к Елене, стала ее обнимать.

— О, Елена, я так рада!

— Это случилось во время сегодняшней прогулки.

Он предложил мне выйти за него замуж! Я не могу в это поверить.

— Зато любой другой поверит. Стоит только увидеть вас вместе, чтобы сразу стало ясно, куда дует ветер.

— Это так очевидно?

— Это ясно, как белый день!

Я поцеловала ее и вернулась в свою постель.

— Знает ли его семья?

— Нет еще, и мы собираемся подождать.

— Он боится, что они не согласятся?

— Джон не думает, что возникнут проблемы, но это такая гордая семья… один из самых старых родов.

Конечно, они не богаты…

— Твой отец будет доволен.

— Я тоже так думаю: здесь не будет никаких проблем. Отец мечтает о подобном еще со времен моего первого выхода в свет. Он потратил много денег на мое представление, и, кажется, не совсем напрасно.

— Ты говоришь об этом как о сделке.

— Таков и есть выход в свет., в каком-то смысле.

Но когда люди влюбляются…

— Да, это другое дело, сделки существуют только для их родителей. Говорил ли тебе отец, что он разочарован твоим представлением?

— Нет, но я догадалась. Я почувствовала, что он презирает меня.

— Да, теперь придется ему переменить мнение.

Великий Милворд, а?

— Младший сын, — сказала Елена с усмешкой и горячо добавила.

— Слава Богу!

— Все будет в порядке. С наследником рода было бы по-другому, но младший волен влюбляться — О, Аннора, разве это не чудесно? Но пока ни слова никому. Ты не скажешь, правда?

— Можешь на меня положиться, но скоро это выйдет наружу. Мое чутье никогда меня не обманывает.

— О, Аннора, я так рада, что ты осталась с нами.

Я надеюсь, ты еще не уедешь?

— Я тоже надеюсь, — заверила я ее.

Еще некоторое время мы не спали, продолжая болтать. Мне было жаль, что надо уезжать на следующее утро.

О предложении Елене больше не было сказано ни слова. Джон Милворд, очевидно, выжидал подходящего момента, чтобы поговорить со своим отцом. Я всегда чувствовала, что он робкий человек.

Мне было интересно, догадалась ли тетя Амарилис.

Возможно, нет, потому что повсюду царило всеобщее оживление по поводу коронации королевы.

Улицы заполнились народом со всей страны. За несколько дней до события люди устраивались на ночь прямо на тротуарах, таким сильным оказалось желание увидеть процессию.

Дядя Питер участвовал в работе нескольких комитетов, и мы почти не видели его в эти дни.

Городской дом Крессуэлов находился на Сент-Джеймс-стрит, по которой должна была проходите процессия. Меня, Елену и Питеркина пригласили присоединиться к их семье, чтобы наблюдать за происходящим из окон.

Какое это было впечатляющее зрелище! Колокола звонили во всем Лондоне. Я была глубоко взволнована при виде процессии. Много иностранных гостей прибыло, чтобы принять в ней участие, и особенно выделялись немецкие родственники королевы. Странно, но маршал Солт, наш недавний враг, представлял Францию. Меня удивило, как его приветствовала многоголосая толпа. Но самый волнующий момент настал, когда мы увидели королеву, казавшуюся такой юной в облачении из ярко-красного бархата и золотых кружев, с алмазной диадемой на голове. Я не видела ее возвращения из аббатства, но могла представить себе, как она ехала по улицам к Бэкингемскому дворцу в полном облачении, со скипетром и державой в руках.

Это был день великого ликования. Я радовалась, что осталась в Лондоне по такому случаю, но мне было жаль, что мои родители его не видели. После их возвращения нам предстоит отправиться в Корнуолл, а этого мне совсем не хотелось, потому что меня заняли дела Елены. Я хотела присутствовать на официальной церемонии предложения руки, и, кроме того, меня интересовала семья Крессуэлов, особенно Джо.

Дружба между нами крепла.

Елена была очень возбуждена, потому что собиралась на один из официальных балов, которые давались в честь коронации.

— Мне жаль, что ты не можешь пойти, Аннора, — сказала она.

Я улыбнулась: «Совсем недавно она поздравляла бы меня с этим обстоятельством».

Она надела новое бледно-розовое платье, и никогда раньше она не казалась мне такой милой: не столько бледно-розовый цвет был ей к лицу, сколько счастье.

Я знала, что Джон Милворд будет на этом балу. Я надеялась, что он скоро поговорит со своим отцом, долгое ожидание начало казаться мне угрожающим. Я думала, что все зависит от того, как много денег им нужно, и достаточно ли богат отец Елены, чтобы устроить торжества, которые удовлетворили бы их тщеславие.

Вместе с сестрой Френсис пришел Джо. Я обрадовалась.

— Я думала, что вы будете на балу, — сказала я Джо.

— Мои родители там, они представляют семью.

Френсис сказала, что для балов у нее нет времени.

Она приехала, чтобы добиться согласия владельцев заводов повысить зарплату своим рабочим.

— Я подумала, что во время эйфории по поводу коронации они будут в более великодушном настроении.

— И что они? — спросил Джо.

— Отказ! Мне, вероятно, придется прибегнуть к решительным действиям: обратиться к прессе или еще что-нибудь.

— Вы видите, что моя сестра — довольно воинственная леди? — сказал мне Джо.

— Вы навестите нас, не так ли? — спросила она меня.

— Я собираюсь пригласить Аннору на следующей неделе, — сказал ей Джо.

— Хорошо, пригласи и Питеркина. Он проявляет неподдельный интерес. Это славный дом, не так ли?

Там такие большие комнаты, как раз то, что мне нужно.

Только очень тесно. Если бы у меня был еще один дом…

— Как насчет денег? — спросил Джо.

— Отец очень щедр. Я хочу поговорить с ним о том, чтобы некоторые члены парламента оказали нам поддержку. Многие из них декларируют свою озабоченность положением бедных, но их сочувствие обычно не заходит настолько далеко, чтобы потревожить их кошельки.

— Я надеюсь, ваш отец получит поддержку, — сказала я.

— Мы не смогли бы много добиться без его помощи. Сколько комнат в этом доме?

— Хочешь осмотреть?

— Мне бы очень хотелось, — сказала Френсис. — Что бы я из него сделала!

Так я показала им дом. Мы дошли до самого верха.

Осталась последняя комната, к которой вела небольшая лестница.

— Что там, наверху? — спросила Френсис.

— Кабинет дяди. Он вне досягаемости, никому не позволяется входить туда, кроме тети Амарилис, которая убирает комнату.

— Она сама убирает ее?

— Да, дядя не хочет впускать туда больше никого.

Он говорит, что слуги портят вещи. Исключение делается только для тети Амарилис, она убирает там два раза в неделю.

— Как это странно. Там, наверное, хранится что-то важное?

— О, только его архивы и документы, но комната всегда заперта. А там мансарды для слуг.

Мы спустились вниз и скоро заговорили о коронации и о том, какое оживление внесла новая королева в жизнь страны.

Я еще не спала, когда Елена вернулась с бала. Я села на кровати и посмотрела на нее. Она вся светилась от счастья.

— Все прошло чудесно! Герцог и герцогиня были там, и они приняли меня очень любезно. Папа и мама говорили с ними, они все довольны. Все в порядке, Аннора! Все устроилось. Джон официально просил моей руки. Об этом будет объявлено в газетах через день-два. Я думаю, венчание состоится, как только будут завершены все приготовления. Аннора, ты должна остаться на венчание.

— Как удивительно! Просто сказка!

— Гадкий утенок, который превращается в лебедя.

— Нет, принцесса, которая не знает, как она красива, пока не появляется принц и не говорит ей об этом.

— О, Аннора, ты говоришь такие чудесные вещи.

Я рада, что ты здесь, ты принесла мне счастье!

— Какая ерунда! Ты сама его добилась. Теперь вам с Джоном только «жить-поживать и добра наживать».

— Я не хочу спать! Мне хочется только лежать и думать об одном.

Мне тоже не удалось уснуть. Я лежала и слушала, как она рассказывает о прибытии на бал, о благосклонном приеме со стороны герцога и герцогини, и каждый выражал уверение, что это самая замечательная пара, которую он когда-либо видел.

Мне не удалось увидеть миссию Френсис Крессуэл, потому что неожиданный удар обрушился на нас.

Это произошло спустя два дня после бала, посвященного коронации. Когда я спустилась к завтраку, то увидела тетю Амарилис и Питеркина, которые были поглощены чтением утренних газет.

— Интересно, кто это может быть? — говорила тетя.

— Сказано, «видный и уважаемый политический деятель».

— Думаю, его имя скоро станет известно?

— Они держат это в тайне, чтобы возбудить у публики интерес. А что думает папа?

— Вряд ли он что-то может знать о таком человеке.

— О ком идет речь? — спросила я.

Питеркин, который как раз в это время брал для себя что-то с сервировочного столика, ответил:

— Настоящий скандал! Кто-то попал в переделку.

Что ты будешь есть, Аннора? Ветчина очень вкусная.

Газеты полны подробностей. Прошлой ночью этого человека поймали с женщиной очень сомнительной репутации. В ее комнате разразился скандал, а другой… заявивший, что является ее мужем, стал разбираться с ним. Вызвали полицию и всех арестовали.

— Ненавижу такие вещи, — сказала тетя Амарилис. — Такая грязь!

— Невидимая для других сторона жизни время от времени дает о себе знать, — сказал Питеркин. — Между прочим, Аннора, тебя устраивает пятница, чтобы посетить миссию Френсис?

В этот же день газеты сообщили имя человека, о котором уже говорили все.

Я услышала выкрики мальчишки-газетчика на улице и сбежала вниз, чтобы узнать новость. Один из слуг уже нес газету, и у него были такие глаза, как будто они готовы выскочить из орбит.

— Кто это? — крикнула я.

— Они назвали его, мисс. Это невероятно… но это мистер Джозеф Крессуэл.

Я не могла поверить своим ушам. Такое не могло быть правдой, здесь какая-то ошибка.

Тетя Амарилис была совершенно расстроена. Она все время твердила:

— Это опечатка. Они написали не то имя. Только не этот милый, добрый, умный мистер Крессуэл. Должно быть, какой-то другой Крессуэл.

Мы все были убеждены, что произошла какая-то ошибка, и ждали дядю Питера, чтобы узнать его реакцию. Когда он явился, все собрались вокруг него.

Он выглядел потрясенным и повторял то же, что и мы:

— Это, несомненно, ошибка. Это не может быть Правдой.

— Как же у них оказалось его имя? — спросил Питеркин.

— Единственное, что приходит мне на ум, что настоящий виновник назвал не свое имя, а первое, которое пришло ему в голову В конце концов, его имя широко известно в обществе.

Тетя Амарилис облегченно вздохнула:

— Конечно, это все объясняет. Ты попал в самую точку, Питер.

— Я надеюсь, что это недоразумение, — сказал дядя Питер, — но оно уже причинило ему немало вреда.

— Но ведь, если будет доказано, что его имя употреблено случайно, он, наоборот, поднимется в глазах общества, потому что ему причинили вред, — предположила я.

— Дорогая моя, — ответил дядя Питер, — это всего лишь мое предположение.

Но вышло совсем не так. Человек, который был замешан в том, что газеты назвали «скандалом в публичном доме», был действительно Джозефом Крессуэлом. История звучала так: его экипаж сбил на Пэнтон-стрит молодую женщину. Он вышел убедиться, что с ней все в порядке, и, поскольку она показалась ему слишком потрясенной, проводил ее домой.

Он действительно вошел в ее комнату, но провел там не более пяти минут, как вдруг туда ворвался мужчина и обвинил его в аморальном поведении.

Я поверила. История показалась мне правдоподобной. Поскольку экипаж, в котором он ехал, сбил женщину, простой вежливостью было довести ее до дома. Мне легко было представить, как это случилось.

Конечно, Крессуэл отвел ее, чтобы убедиться, что не осталось никаких болезненных последствий, но в какую ужасную ситуацию он попал!

Молодую женщину звали Хлоя Кит, она была известна как проститутка. Ее квартира соседствовала с мужским клубом не очень хорошей репутации, а мужчина, который ворвался в комнату, не являлся мужем Хлои, но, по ее словам, был близким другом.

Было похоже на то, что этот шантаж становится неординарным событием. В конце концов, это была не такая уж необычная ситуация, но она получила такую широкую огласку потому, что в ней был замешан хорошо известный политик. Он должен был предстать перед судом.

— Безумие, — говорил дядя Питер, — провожать домой такую девицу.

— Он же не видел в этом ничего дурного, — отвечала тетя Амарилис. — Джозеф должен был это сделать, поскольку именно его экипаж сбил ее.

— К несчастью, это так. Теперь уже неважно, чем все кончится, ясно одно, что многие люди поверят в самое плохое, а Джозеф Крессуэл зарекомендовал себя защитником добродетели. Председательское кресло в этом комитете… а комитет должен был заниматься искоренением греха.

— Об этом месте уже не может быть и речи! — воскликнул Питеркин.

— Едва ли это возможно теперь, я думаю, — согласился дядя Питер.

— Значит, ты… — начала тетя Амарилис.

— Дорогая, давай не будем говорить на такую тему сейчас. Это трагедия для Крессуэла. Я бы много отдала, чтобы подобное не случилось. Мне бы не хотелось воспользоваться его положением в таких обстоятельствах — Конечно, я понимаю, — ответила тетя Амарилис. — Извини, что я заговорила об этом, но почему-то мне пришло в голову… Конечно, именно так ты и должен себя чувствовать.

— Теперь все изменится и для Джо, наверное, — заметил Питеркин. — Вряд ли он будет избран кандидатом на ближайшие выборы. Это трагедия для всей семьи, если не докажут, что все сфабриковано этой Хлоей. Почему бы ей и не…

— Вероятно, это шантаж, — заключил дядя Питер, — и они плохо его разыграли.

— О, Боже! — вздохнула тетя Амарилис. — Какими злыми могут быть иногда люди. Мне так жаль милую миссис Крессуэл и всю семью.

Я продолжала думать о них, вспоминая то счастливое воскресенье, и мне тоже было грустно. Я думала, как все может отразиться на судьбе Джо.

Питеркин сказал мне:

— Пойдем навестим Джо. Я хочу, чтобы они знали, что я нисколько не сомневаюсь в том, что мистер Крессуэл говорит правду.

Я обрадовалась, потому что как раз хотела предложить сходить к Крессуэлам. Мы шли к дому на Сент-Джеймс-стрит, и по дороге нам встретилось несколько продавцов газет.

— Читайте о любовниках Хлои! — кричали они.

Я сказала:

— Они все о том же.

— Так всегда бывает. Если бы Крессуэл не был хорошо известной личностью, мы ничего бы не узнали.

Шторы на окнах дома были задернуты. Мы прошли в ворота и поднялись по ступенькам, минуя двух каменных львов, которые, как часовые, стояли по обе стороны двери.

Несколько прохожих остановились, наблюдая за нами из любопытства: кто мы такие, что решились прийти в дом стыда.

Дверь неожиданно открыла служанка, которая сначала посмотрела на нас сквозь стекло.

Питеркин сказал:

— Доброе утро. Дома ли мистер Джо Крессуэл?

— Нет, сэр. Никого нет. Все уехали, и это все, что я могу вам сказать.

Пока мы говорили, я услышала стук, а затем звук разбитого стекла.

— Уже третий камень попадает в окно. Я думаю, вам лучше уйти. Могут подумать, что вы имеете отношение к этой семье.