ПУТЕШЕСТВИЕ В НЕИЗВЕСТНОЕ

Они отнесли нас в заранее подготовленную лодку. Я ясно видела лицо Ричарда Рэккела в свете фонаря, который он держал.» Предатель!»— хотела закричать я, но спазм ярости сжал мне горло.

Меня опустили в лодку и оставили беспомощно лежать. Они положили возле меня Хани, затем Дженнет. Ночь была темной, и мы не различали лиц друг друга. Луны не было, только неясное мерцание звезд в разрывах облаков.

Я пыталась думать о том, как убежать. Я догадывалась, что случилось с нами. Нас похитили, как и многих женщин во все времена. Пираты нападали на землю: они грабили, жгли деревни и забирали женщин для развлечений.

Если бы я могла поговорить с Хани! Если бы могла думать о том, как убежать! Но я была беспомощна, связана и находилась на борту быстро уходящей в море лодки, управляемой чужестранцами и двумя мужчинами, выдававшими себя за конюха и священника, которые следили за нами.

Дикая фантазия пришла мне в голову.» Вздыбленный лев» может появиться внезапно — неожиданно вернуться из плавания. Галион будет обнаружен. Джейк Пенлайон возьмет его на абордаж. Я видела его сверкающие глаза, видела стоящим здесь с широко расставленными ногами, с запачканной кровью абордажной саблей.

Но это были лишь мечты.

Лодка неотвратимо приближалась к испанскому галиону.

Мужчины сложили весла. Мы прибыли, и не было никакого «Вздыбленного льва», спасающего нас, никакого Джейка Пенлайона, разрубающего путы.

Джон Грегори склонился надо мной. Он разрезал веревку на моих лодыжках и вытащил кляп изо рта. Он поставил меня на ноги, так как мои руки оставались еще связанными за спиной.

Я стояла, пошатываясь. Галион неясно вырисовывался около нас. Хани и Дженнет со связанными руками тоже стояли рядом.

— Хани, — сказала я, — нас предали.

Она кивнула. Мне снова захотелось спросить, видела ли она тело Эдуарда. Бедный Эдуард, такой кроткий и добрый!

Я сознавала, что свадьбы Дженнет не будет.

С корабля сбросили веревочную лестницу.

— Подымайтесь, — сказал Джон Грегори.

— Без помощи рук, предатель? — спросила я.

— Я развяжу вас сейчас, но не пытайтесь противиться, подымайтесь по лестнице.

— Почему?

— Вас увидят.

— Ты негодяй! — закричала я. — Ты пришел в наш дом… Ты обманул нас… Он мягко сказал:

— Сейчас не время говорить, мистрис. Вы должны слушаться!

— Подняться на корабль? Зачем? Это испанец.

— Пожалуйста, не заставляйте меня применять силу.

— Применять силу! Не силой ли вы привели меня сюда… и ты говоришь о том, что применишь силу!

— Не горячись, Кэтрин. Это не поможет, — произнесла Хани.

В ее голосе слышалась безнадежность, и я подумала, что она видела Эдуарда во дворе.

— Ты не священник, — гневно сказала я Джону Грегори.

Он не ответил, а, развязав мне руки, подтолкнул к лестнице.

Ричард Рэккел ждал, чтобы препроводить меня к лестнице. Я различала наверху лица смотрящих на нас людей.

Кто-то окликнул нас по-испански, и Джон Грегори ответил на том же языке.

Корабль накренился. Было непросто взобраться по этой лестнице. Я посмотрела вниз на темную воду и подумала о смерти. «Возможно, это было бы хорошим, — подумала я, — но не лучшим выходом. Я буду цепляться за жизнь». Мне в руки вложили веревку, и я начала подниматься. Когда меня вытянули на палубу, около меня я разглядела темные лица и услышала возбужденное бормотанье. Затем наступила тишина. Вперед выступила темная фигура. Раздался повелительный голос — возможно, приказ: двое схватили меня и потащили вперед. Человек, отдавший приказ, последовал за нами. Меня привели в каюту, где мрак разгонял тусклый свет горевшей свечи.

Дверь закрылась, и я осталась одна. И даже сейчас я не знала, от поднявшейся ли температуры или от страха меня била дрожь. Невероятно, но еще вчера Хани и я спокойно строили планы о свадьбе Дженнет, а теперь все мы оказались пленницами на пиратском корабле.

Они схватили нас — трех женщин — и у нас не было сомнений, для чего. Но почему только троих, и почему они не сожгли дом и не ограбили нас? Вероятно, они так и сделали. Возможно, они захватили нас первыми. Я боялась, что они убили Эдуарда. Не в первый раз побережье подвергалось набегу. То же самое Джейк Пенлайон и его люди вытворяли в других странах.

Я никогда больше не вернусь в Девоншир. Мне следовало оставаться дома.

Я видела свое будущее, которое, судя по всему, не судило мне ничего хорошего. Меня, которая так противилась замужеству с Джейком Пенлайоном, теперь используют для удовлетворения мужчин — любых мужчин, — долго находившихся вдали от дома и нуждающихся в развлечениях.

Эта перспектива убивала меня. Не поступила бы я разумнее, отказавшись подняться по лестнице и выбрав смерть.

Пол был застлан ковром. Я опустилась на него, так как ноги мои дрожали. Корабль покачивался на воде, и я лежала, наблюдая за движениями фонаря в такт с кораблем.

Я думала о своей матери и о том, что она будет делать, когда узнает о моем похищении. Как она настрадалась! И теперь еще это. И не только со мной, но и с Хани. А она так нежно любит нас обеих.

Я думала о Хани, красивой, благородной Хани, которая носила ребенка Эдуарда. И то, что она подвергалась сотням оскорблений, ранило меня так же глубоко, как и сознание собственной судьбы. Я буду бороться. Я буду драться и кричать. Если бы я только смогла найти нож, то защитила бы себя. Я, конечно, не устою против сильных мужчин, но сделаю так, что они никогда не будут чувствовать себя в безопасности около меня. Даже во сне они не будут уверены, что я не вонжу им в грудь нож или не брошу яд в их эль или питье.

Меня поддерживали мысли о том, что я сделаю.

Дикой кошкой меня прозвал Джейк Пенлайон. Они узнают, что дикие кошки опасны.

Покачивания судна изменились. Я поняла, что мы подняли якорь и выходим из гавани.

Дверь каюты открылась, и втолкнули Хани. Она, тоже в одной ночной рубашке, стояла, вцепившись в нее. Я увидела, что ее рубашка спереди порвана.

«Уже», — подумала я.

Дверь за ней закрылась, я вскочила, мы бросились друг к другу и стояли, крепко обнявшись.

— О, Хани, Хани, — плакала я. — Что они сделали с тобой?

— Ничего, — произнесла она. — Один человек… — Она вздрогнула. — Провел меня в такое же место и сорвал рубашку с моих плеч. И тут он увидел «Агнца Божьего». Я всегда ношу его на шее. Он отпрянул, как будто испугавшись, и меня отвели сюда.

— Хани, — сказала я, — это ужасно. Это не может быть правдой.

Она не ответила.

Она была спокойна, но вдруг закрыла лицо руками. Это был жест отчаяния.

Я нежно прикоснулась к ее руке.

— Эдуард пытался остановить их, — сказала я. — Где были остальные домочадцы? Не предатели же они, как Джон Грегори и Ричард Рэккел? Что нам делать, Хани? Что мы можем сделать? Они привели нас сюда, чтобы мы сопровождали их в море. Кроме того, они действовали сообща. Нас увели насильно. Они будут пользоваться нами… пока мы не надоедим им. Затем, скорее всего, нас вышвырнут за борт. Может, будет лучше обмануть их, бросившись первыми?

Она не ответила, а только глядела вперед. Я знала, что сейчас она снова видела Эдуарда лежащим в луже крови на мощеном дворе.

Я продолжала, потому что должна была выговориться:

— Возможно, именно теперь Дженнет вынуждают покориться… кто знает, чему?

Я могла представить Дженнет — большие глаза, смотрящие с ожиданием. Возможно, он делает набеги на чужие порты и захватывает женщин, как захватили нас.

О, почему он появился так рано? Почему он всегда присутствовал, чтобы досаждать мне, когда я не хотела его видеть? И так далеко сейчас, когда он нужен?

— Хани, — просила я, — ответь мне, Хани.

— Они убили Эдуарда. Эдуард пытался спасти меня, и они убили его. Я уверена.

— Может быть, он не умер. Может быть, он следует за нами. Они поднимут тревогу. Они будут искать нас. Нас спасут. Если Джейк Пенлайон вернется…

— Он ушел в долгое плаванье. Пройдут месяцы, прежде чем он вернется.

— Мы можем встретить его в море. — Я снова видела его берущим испанский галион на абордаж, глаза его сияли. Он убил бы на месте каждого, прикоснувшегося ко мне.

— Никто не проходил к тебе, Кэтрин? — спросила она.

— Нет. Меня оставили здесь.

— Они ждут, пока Англия не скроется из виду.

— И затем, ты думаешь?

— Откуда мне знать. Я спаслась, потому что католичка. Ты должна притвориться, что исповедуешь эту же веру, Кэтрин. Случится несчастье, если ты не сделаешь этого.

— Я не буду притворяться.

— Будь разумной.

— Я чувствую, что теряю рассудок. Я схожу с ума.

— Это обычная вещь. Ты должна понять это. Пиратство становится все более и более обыденным. Сокровища и женщины. Вот что ищут мужчины на море.

— Мы должны подумать, что нам делать.

— Я спаслась, и ты должна спастись. Этот человек напал на меня, когда я молилась Божьей матери, и он испугался. Джон Грегори как раз проходил мимо и вынужден был сказать, что у меня будет ребенок — ребенок-католик, — и он отстал. И Джон Грегори привел меня сюда. Я верю, он будет нам другом.

— Другом… который нас предал!

— Он предал, да, но я верю, что ему было нелегко сделать это.

— Нелегко. Он лгун!

— Попридержи язык, Кэтрин. Помни, нам нужны любые друзья, которых мы сможем найти. Я беспокоюсь о тебе. Я думаю, ты предназначена кому-то… возможно, капитану. Тебя забрали от нас и привели сюда. Если это так, то постарайся поговорить с ним. Возможно, он знает наш язык. Попроси его не поступать опрометчиво. Скажи ему, что любой вред, причиненный тебе, будет отомщен.

— Это может подтолкнуть его.

— Скажи, что ты перейдешь в католичество, и это будет твоей платой.

— Конечно, — сказала я, — предать мои убеждения, встать на колени и умолять этих собак относиться к нам с уважением. Это не поможет, я уверяю тебя, Хани. Если ты предложишь мне повесить на шею «Агнца Божьего», я не возьму его. Если бы я только могла получить оружие! Если я не найду нож, я, по крайней мере, воспользуюсь огнем.

— Это будет бесполезно. — Она уставилась во мрак. Выражение отчаянья было на ее лице, и я чувствовала, что она думает об Эдуарде.

Я не знала, как долго мы лежали в этой каюте. Кажется, я спала, обессилев от тревог. Я проснулась, не понимая, где нахожусь. Покачивание судна и скрип балок быстро заставили меня вспомнить все.

Я с трудом различила фигуру Хани возле меня. Рожок фонаря покачивался из стороны в сторону, свет его был слабым. И ужас нашего положения снова навалился на меня.

Я знала, что Хани проснулась, но мы лежали в молчании. Мы не могли ничем утешить друг друга.

Кажется, было утро. Как мы могли знать это? Нам не по чему было определить время. Язык был сухим, а губы запеклись. Возможно, я и была голодна, но мысли о еде вызывали отвращение.

Мы пролежали, вероятно, час или более, когда дверь, наконец, открылась.

В ужасе мы вскочили. Это был человек, который нес миски с чем-то похожим на суп.

Он произнес: «Olba podrida!»— и указал на миски. Я хотела схватить их и бросить ему в лицо, но Хани сказала:

— Поешь! Мы почувствуем себя лучше, когда поедим. И сможем вынести то, что нам еще предстоит.

Я знала, что она думала о своем неродившемся ребенке.

Мы взяли миски. Пища пахла приятно. Человек поклонился и вышел. Хани уже принялась за еду. Ее аппетит усилился с тех пор, как она забеременела. Она привыкла говорить, что это голодный ребенок требует питания.

Я тоже попробовала еду. Она была острой и теплой и понравилась мне.

Мы поставили миски на пол и с тревогой стали ждать. Прошло немного времени, когда появился другой посетитель. Это был человек, которого, как я слышала, называли капитаном.

Он вошел в комнату и остановился у дверей, разглядывая нас. В нем чувствовались благородство и учтивость, что внушило мне оптимизм.

На плохом английском он произнес:

— Я капитан судна. Я пришел поговорить с вами. Я ответила:

— Лучше скажите, что все это значит.

— Вы на борту моего судна. Я взял вас в плаванье.

— Для чего? — спросила я.

— Этой вы поймете позже.

— Вы похитили нас из дома! — закричала я. — Мы благородные женщины, не привыкшие к грубому обращению. Мы…

Хани положила руку на мою, удерживая меня. Капитан заметил это и одобрительно кивнул.

— Незачем протестовать против того, что сделано, — сказал он.

— Однако я протестую. Вы совершили безнравственный поступок.

— Я пришел не для того, чтобы говорить о таких вещах и попусту тратить время. Я пришел сказать вам, что я повинуюсь приказам.

— Чьим приказам?

— Одного из тех, кто командует мной.

— Кто, умоляю?

Хани снова удержала меня.

— Не торопись, Кэтрин, — сказала она.

— Вы умны, — сказал капитан. — Мне жаль, что вас захватили. Этого не должно было случиться. — Он прямо посмотрел на Хани. — Ошибка, понимаете?

— Если вы объясните, что все это значит, мы будем вам благодарны, — сказала Хани смиренно.

— Я могу заверить вас, что если вы будете вести себя осмотрительно, с вами на корабле ничего дурного не случится. Здесь находятся матросы, которые в море уже много месяцев… вы понимаете. Они могут быть грубы. Поэтому вы должны быть осторожны. Я не хотел бы, чтобы вас подвергли оскорблениям на моем корабле. Это против моих желаний и желаний тех, кто командует мной.

— С нами были схвачены и другие — Дженнет, моя служанка. Что с ней? — спросила, я.

— Я выясню, — пообещал он мне. — Я сделаю все, чтобы обеспечить вам удобства… всем вам.

Я с интересом взглянула на него. Он продолжал смотреть на Хани известным мне взглядом. С волосами, рассыпанными по плечам, она была само очарование. Она выглядела необычайно беззащитной, и все мужчины всегда испытывали желание охранять ее. Мне кажется, это касалось даже испанских капитанов пиратских кораблей.

— Вам неудобно здесь, — сказал он. — Мы продолжим разговор в более подходящих условиях. Пойдемте со мной и поедим. Мне кажется, вы съели совсем немного.

Хани и я обменялись взглядами. Манера, в которой капитан разговаривал с нами, немного успокоила меня. Он не был грубым матросом, обращался с нами, как будто мы были гостями на его корабле, что вселяло надежды.

Запах топленого сала и стряпни распространялся по коридору. Галион кренился так, что нам приходилось цепляться за перила, которые тянулись от одного конца коридора в другой. Спотыкаясь, мы шли за капитаном. Он открыл дверь и посторонился, пропуская нас вперед.

Это была его каюта. Она оказалась довольно просторной, с обшитыми панелями переборками и походила на маленькую комнатку. Везде находились книги и инструменты. Основное место занимал длинный привинченный к полу стол. Я заметила также стоявшую на лафете пушку, смотрящую в амбразуру. Одна из панелей была украшена гобеленом, изображавшим сдачу Гранады королеве Изабелле и королю Фердинанду.

Я поразилась, увидев, что на корабле могло быть столько удобств.

— Прошу садиться, — сказал капитан, придерживая кресла. — Я позабочусь о еде.

Мы сели, босоногий матрос вошел и накрыл на стол. Вскоре принесли дымящиеся тарелки с чем-то, похожим на бобы с соленым мясом.

— Возможно, вы и не проголодались, но неплохо перекусить еще, — сказал он.

— Не можете ли вы сказать мне, почему убили моего мужа? — спросила Хани.

— Не могу. Я не покидал корабля.

— Знаете ли вы других похитителей?

— Это было целью нашей миссии.

— Грабить наше побережье, чтобы захватить женщин… — начала я.

— Нет, — возразил капитан. — Взять вас. Вы все поймете в свое время.

Затем Хани мягко сказала:

— А вы тоже должны понять, что мы сбиты с толку. Мы хотим знать, что все это значит. Мы боимся, что вы доставили нас сюда, чтобы…

Он вежливо улыбнулся ей:

— С вами ничего плохого не случится на моем корабле, если вы будете подчиняться моим приказам. Я приказал команде не трогать вас. — Он смотрел на меня, затем повернулся к Хани:

— Я прикажу, чтобы вы тоже были неприкосновенны.

— Она уже подвергалась домогательствам.

— Я обещаю…

Хани потрогала «Агнца Божьего».

— Это спасло меня, — сказала она. — Это и Джон Грегори.

— Любой человек, который отважится тронуть вас, заплатит за это своей жизнью, — пообещал капитан.

— Тогда я хочу знать, для чего нас привели сюда, — сказала я.

— Это вы узнаете позже.

— Вы оторвали нас от дома… — начала я, но Хани снова удержала меня.

— Ради Бога, Кэтрин. Дай нам хоть немного разобраться. Капитан стремится помочь нам. — Беременность сделала Хани спокойной, что при данных обстоятельствах казалось неестественным. Она думала о своем ребенке и пыталась выиграть время.

Он печально улыбнулся ей:

— Я обязан следить, чтобы с вами ничего плохого не случилось, и я выполню свой долг. Вы никогда не должны гулять без сопровождения. Грегори будет с вами. Не выходите на палубу без него! Люди будут предупреждены, но невозможно постоянно следить за ними. И хотя они знают, что рискуют своими жизнями, среди них могут оказаться достаточно горячие головы, чтобы выразить свое отношение к вам.

— Куда мы плывем?

— Я не имею права говорить об этом. Путешествие не будет долгим. Вы все поймете, когда мы прибудем на место, и узнаете о цели вашего плавания. Если вы разумны, то забудете, что случилось, и смиритесь. Что касается этого корабля, я предлагаю свою защиту и любые удобства, какие только смогу вам предоставить. Корабль похож на крепость, как говорят некоторые, плавающую крепость. Но это далеко не так, как вы понимаете. Мы в море. И жизнь в море не похожа на жизнь на земле. Мы не можем позволить себе роскошь. Однако хочу, чтобы у вас были все удобства, которые я могу дать. Одежда, например. Вы плохо подготовлены для плавания. Я постараюсь найти для вас ткани, и, возможно, вам удастся сшить одежду. Вы будете есть в этой каюте. Иногда со мной, иногда одни. Мой совет — смириться с тем, что случилось, смириться со спокойствием и пониманием, что на этом корабле, если вы последуете моим советам, ничего дурного с вами не случится.

Он положил на свою тарелку мясо и бобы. Как и Хани, я только притронулась к еде.

Я отказывалась верить, что это действительно произошло со мной. «Скоро настанет пробуждение, — обещала я себе, — испанский галион превратится во» Вздыбленного льва «, а капитан — в Джейка Пенлайона. И это будет совершенно иной сон, который уже снился мне, об этой властной натуре».

Но этот сон, этот ночной кошмар повторялся и повторялся, в то время как реальность постепенно увядала.

Скоро Хани почувствовала себя плохо. Это было неудивительно. Мы не привыкли к качке корабля, измучились душой и телом, ничего не понимали и разуверились в будущем. Кроме того, Хани была беременна.

Я ухаживала за ней. Это было хорошо, потому что помогало забыться. Но я боялась, что она умрет.

Джон Грегори был всегда рядом. Как я ненавидела этого человека, кто хитростью вошел в наш дом под видом священника, кто привел к нам врагов. Шпион! Изменник! Что может быть хуже? Сейчас же он был нашим защитником. Я не могла заставить себя смотреть на него без презрения. Но он был полезен.

— Боюсь, вы убьете мою сестру, — сказала я ему. — Вы знаете о состоянии ее здоровья. Этот удар оказался более тяжелым для нее, чем можно было ожидать. Хотелось бы верить, что те, кто дружески относился к нам, не предадут, но я ошиблась. Мы окружены лжецами и изменниками. — Когда я говорила с ним, он стоял предо мною с потупленным взором. В каждом его жесте сквозило раскаянье. Хани все время пыталась остановить меня, но я не могла удержаться. Выговорившись, я почувствовала облегчение.

На второй день, когда Хани стало хуже и возникли опасения за ее жизнь, я сказала Джону Грегори:

— Мне нужна служанка. Она поможет ухаживать за сестрой.

Он ответил, что переговорит с капитаном, и очень скоро Дженнет присоединилась к нам.

Она почти не изменилась. «Возможно ли, — спрашивала я себя, — смириться так быстро?»

Она была в старом платье, которое схватила до того, как ее похитили, и уже приобрела полную безмятежность, которая всегда отличала ее.