Дочери Альбиона (№2) - Лев-триумфатор

По-моему, я узнала эту фигуру. Роберто!

Я поспешно спустилась вниз, отперла обитую железом дверь и вышла во двор.

— Роберто! — позвала я.

— Мама! — он чуть не плакал. Я обняла его.

— Любимый мой, — успокаивала я его, — ты — дома. Но почему ты явился тайком?

Он прошептал:

— Никто не должен знать, что я здесь. Мне нужно многое рассказать тебе.

— Ты попал в беду, Роберто?

— Не знаю. Очень может быть.

Страшно боясь поднять шум, я велела ему снять сапоги, чтобы как можно тише пройти в мою спальню. Я мысленно благодарила Господа, что Джейка нет дома.

Мы благополучно достигли спальни.

— Ты голоден? — спросила я.

— Я поел в трактире у Тави стока, — ответил он.

— Расскажи мне, что случилось. Он сказал:

— Мама, мы должны возвести на престол истинную королеву, свергнуть незаконную Елизавету.

— О нет! — воскликнула я. — Только не это, умоляю тебя! Елизавета — наша добрая и законная королева.

— У нее нет прав на трон. Нет прав… Кто она такая? Незаконная дочь Анны Болейн. А Мария — королевская дочь.

— Елизавета — дочь великого короля.

— От его любовницы. Королева Мария — законная и легитимная наследница. Она восстановит в Англии истинную веру.

— А, — сказала я, — так это католический заговор…

— Это желание и твердое намерение восстановить истинную веру. Испания за нас. Она готова выступить. Ее верфи работают день и ночь. Испанцы снаряжают такую великую Армаду, какой еще свет не видел. Никто не сможет противостоять ей.

— Мой дорогой Роберто, мы сможем противостоять. Не думаешь ли ты, что когда-либо найдется флот, пусть даже с самыми могучими кораблями в мире, который сможет победить таких людей, как твой отчим, как Карлос и Жако?

— Все они — жалкие хвастуны! — Как исказилось его лицо презрением и ненавистью, когда он говорил о Джейке! — Когда они увидят испанские суда, идущие на них, то поймут, что проиграли.

— Никогда этого не будет.

— Ты не понимаешь, какой это могучий флот, мама. Нет, я очень хорошо понимала мощь одного испанского галиона…

— Придет день, теперь уже скоро. Мы проиграли… но мы не всегда будем проигрывать.

— Что привело тебя сюда? — спросила я с тревогой. — Ты в опасности?

— Возможно. Я еще не уверен, известно ли, что я замешан в заговоре. Я решил, что благоразумнее пока скрыться. Никто не знает, где я. В любой момент могут обнаружить мою причастность к заговору. Трокмортон в Тауэре. Если его будут пытать…

— Трокмортон I — сказала я. — Так ты в этом замешан? О, Роберто, что же ты наделал?

— Я получил свой пост по рекомендации лорда Ремуса и это может спасти меня. Ремусу доверяют, а он поручился за меня. Вот поэтому я подумал, что лучше на время исчезнуть. Но, мама, вдруг они будут искать меня здесь…

Я сказала поспешно:

— Как мы можем скрыть твое присутствие?

— Только на время, мама… пока мы не будем уверены…

— Благодари Бога, что твоего отчима нет дома, — промолвила я. Она засмеялся:

— С каким удовольствием он бы выдал меня Вальсингаму.

— Вальсингам! — воскликнула я.

— Его шпионы повсюду. Это благодаря ему раскрыли заговор.

— Все это — как страшный сон. Больше всего я боялась конфликта в семье. Моя мать страдала от этого… очень. И вот теперь…

В глазах Роберто появился фанатический блеск. Он взял меня за руки.

— Мама, — сказал он, — мы должны принести истинную веру в эту темную страну.

— Расскажи мне, как ты в это ввязался? Что произошло?

— Френсис Трокмортон открыто ездил в Испанию. Он разговаривал с очень влиятельными людьми и видел, какие готовятся силы. Из Мадрида он поехал в Париж, встретился с агентами королевы Марии. Семья королевы — Гизы — предложила поднять армию. Трокмортон вернулся в Лондон и поселился в доме Поля Варфа. Там он получал письма из Мадрида и Парижа, которые переправляли королеве Шотландской.

— О, Боже, Роберто, зачем ты в это впутался!

— Ради блага этой страны. Ради того, чтобы вернуть народ к святости, к вере и…

— И погибели для себя…

— Мама, я готов умереть за великую цель, и что значит моя жизнь, если эта цель будет достигнута? Я сказала гневно:

— Для меня это очень много значит. Мне нет дела до каких-то целей! Мне важен мой сын… моя семья. Что мне до того, какая вера восторжествует? Я верю лишь в одно: нужно любить друг друга. По-моему, важно, чтобы человек вел себя как добрый христианин.

— Ты судишь как женщина.

— Если бы во всем мире думали также, то мир стал бы более счастливым. Он сказал:

— Шпионы Вальсингама видели, как Трокмортон посещал испанского посла. Его арестовали, обыскали дом и нашли список английских католиков, которые готовились принять участие в акциях по восстановлению подлинной религии.

— И твое имя было в списке?

— Возможно. Я была в ужасе.

— Мы должны спрятать тебя, Роберто. Но надолго ли? Пока домочадцы не заподозрят неладное, мы спрячем тебя.

— Мануэла поможет, — сказал он. Я знала, что он прав.

— Я позову ее. Но никто не должен знать, зачем. Оставайся здесь. И не выходи из этой комнаты. Я запру тебя снаружи.

Я спустилась в комнату, где спали Мануэла и Дженнет. Как удачно, что легкомысленная Дженнет по обыкновению не ночевала дома. На всякий случай я приготовилась спросить у нее средство от зубной боли, но это не понадобилось.

— Мануэла, — прошептала я, — Роберто здесь. Она живо поднялась с постели, ее лицо засияло.

— Он вернулся?

— Ему грозит опасность.

Она кивнула, когда я ей все объяснила.

— Мы должны спрятать его на время, — сказала я. — Ты должна мне помочь.

Я не сомневалась в ее помощи.

Мы вернулись ко мне и открыли дверь. Мануэла крепко обняла Роберто. Она нежно заговорила с ним по-испански. Суть ее слов состояла в том, что она бы с радостью умерла за него.

Она обернулась ко мне.

— На краю сада есть хижина. Там хранятся старые садовые инструменты. Туда мало кто ходит.

— А садовники? — спросила я.

— Нет, не ходят. Все, что им нужно, они держат в садовом домике. Эта хижина заросла сорняками и высоким кустарником. Если мы навесим замок, то можно там спрятать Роберто… на время.

— Так и сделаем, пока не придумаем что-то получше, — сказала я. — Мануэла, никто, кроме нас двоих, че должен знать, что Роберто здесь.

Она истово кивнула, и я знала, что могу положиться на нее.

— Надо принести ему теплое одеяло и горячую еду.

Ты можешь это сделать.

— Вы можете положиться на меня, я позабочусь о Роберто, — сказала она.

Я это знала. Кроме того, что действительно любила его, она тоже была католичкой и мечтала увидеть на престоле королеву Марию.

Я вдруг вспомнила:

— Ты приехал на лошади. Где она?

— Я привязал ее на стоянке. Мы с Мануэлей переглянулись.

— Надо завести ее в конюшню. Пусть это выглядит так, будто она заблудилась.

— Этому поверят? — спросил Роберто.

— А что еще мы можем сказать? Там оставить ее нельзя. Кроме того, она всегда будет наготове, если вдруг тебе понадобится.

— Я присмотрю за ней, — сказала Мануэла. Она выполнила обещание, и хотя на конюшне немного посудачили о невесть откуда взявшейся чужой лошади, но не слишком удивились. Мол, хозяин объявится. А пока пусть стоит с нашими лошадьми.

Следующие две недели я жила в постоянном страхе. Я не могла заставить себя держаться подальше от хижины. Мы уговорились о том, чтобы он открывал дверь только на мой условный стук, — и никому больше. Я просыпалась ночью в холодном поту — мне казалось, что во дворе у нас люди королевы. Я ни минуты не чувствовала себя спокойно. Даже за едой я, бывало, вздрагивала при звуке лошадиных копыт.

— Что тебя беспокоит, мама? — спрашивала Линнет. — Ты вскакиваешь при каждом звуке.

Счастье еще, что не было Джейка, при нем прятать Роберто было бы невозможно.

Линнет беспокоилась обо мне. Ей казалось, что я заболела. Мне хотелось рассказать дочери, что у нас скрывается ее брат, но я не могла себе этого позволить. Я доверяла ей, но решила не впутывать в наши дела.

Две недели мы прятали Роберто в хижине. Теперь я не могу себе представить, как нам это удалось. Мануэла оказалась прирожденным конспиратором. Она нашла ключ от хижины и запирала Роберто снаружи. Там вверху было оконце, через которое, в случае необходимости, он мог бы спрыгнуть в высокие заросли кустарника. Мануэла все предусмотрела. Она чудесно все спланировала и ревностно ухаживала за Роберто.

Эдвина принесла новость, что Трокмортон казнен в Тайбурне. Его трижды пытали, и он признался, что составлял списки английских католиков, готовых поддержать королеву Шотландскую, а кроме того, у него нашли подробные планы английских морских портов. Итак, Трокмортон мертв, а что же с теми, чьи имена находятся в списках?

Вальсингам был из тех людей, которые работают всегда в тени. И если даже он выследил кого-то из участников заговора, того вполне могли не сразу арестовать, а установить слежку в надежде вытащить больший улов.

Поэтому мы не знали — есть Роберто среди тех людей, кто нужен Вальсингаму, или его имени в черных списках нет.

По крайней мере, пока им никто не интересовался.

Уже прошло достаточно времени с тех пор, как он оставил свой пост, и, разумеется, если бы он попал под подозрение, то первым делом его стали бы искать в собственном доме.

Он сам это отлично понимал и решил, что надо уходить.

Однажды вечером, когда все домашние отдыхали, мы с Мануэлей прошли в конюшню и оседлали для Роберто гнедую кобылу.

Мы с Мануэлей надеялись, что наутро слуги скажут, что как пришло животное, так и ушло.

— Береги себя, сынок! — сказала я на прощание.

Спустя несколько месяцев после отъезда Роберто я однажды, проснувшись утром, увидела в бухте незнакомое судно.

На причале собралась небольшая толпа посмотреть на это судно. Такого у нас еще никогда не видывали. Оно было длинным, с одним единственным парусом, на котором были начертаны незнакомые знаки. Похоже, что это гребное судно со множеством гребцов — рабов.

Все решили, что это арабское судно.

Но кто-то сказал: «Нет, турецкое».

Когда я видела на берегу народ, я неизменно спешила туда в надежде узнать, нет ли каких новостей о Джейке.

Я смотрела, как лодки подходили к берегу, и внезапно случилось чудо. Я увидела Джейка! Я стояла, пораженная, и пристально смотрела на него. Наши взгляды встретились, и словно тысячи голосов запели триумфальные гимны!

Джейк вернулся домой.

ПОКУШЕНИЕ

Он стоял передо мной… изменившийся, да, изменившийся. Он так похудел, что казался выше ростом; от солнца его волосы выгорели почти добела, а лицо стало бронзовым, с глубокими морщинами, но глаза остались прежними — пронзительно голубыми. Я упала в его объятия, и дикая радость овладела мной.

Он долго удерживал меня, а затем слегка отстранил и посмотрел мне в лицо долгим изучающим взглядом.

— Все та же Кэт, — сказал он.

— О, Джейк, — ответила я, — сколько времени прошло!

Мы пошли домой. Он в изумлении смотрел на дом, трогая камень, восхищаясь и любуясь им.

Как он, должно быть, мечтал долгие годы о доме, о нашей жизни здесь, обо мне!

— Мы не подготовились к встрече, — начала я. — Если 6 мы только знали, устроили бы такой праздник…

— Ладно, — ответил он. — Достаточно того, что я дома.

Нам было, о чем поговорить, так много рассказать друг другу. Постепенно, по кусочкам я восстановила целиком историю того, что приключилось с Джейком в течение этих долгих лет.

Я узнала, как они столкнулись с испанцами и Джейк, преследуя один из галионов, отстал от остальной флотилии — Испанец удрал, а «Вздыбленный лев» получил серьезные повреждения. Чувствуя, что судно не может выдержать долгого плаванья, Джейк был вынужден искать подходящее место для ремонта. Это оказалось нелегкой задачей на побережье, где в любой момент могли появиться испанцы. Джейк знал этот берег и полагал, что угрозами и уговорами может заставить туземцев помочь ему починить судно.

О, это была история о крушении надежд, невзгодах и лишениях.

Я могла почувствовать всю силу ярости, которую он испытал, когда, покинув судно и продвинувшись в глубь материка на какие-то пятьдесят миль, он и его люди попали в руки испанцев.

Гордый Джейк! Попасть в их руки — это должно было привести его в бешенство.

Он не сразу рассказал всю историю целиком. Я узнавала отдельные эпизоды, собирая их по кусочкам. Я обещала себе: «Я раскрою во всех подробностях эту ужасную историю о том, что удерживало его вдали от нас все эти годы».

Я слушала урывками о том, как их сковали и повели сквозь джунгли, о мучивших их москитах, о пиявках, впивавшихся в конечности, когда они пытались, чтобы успокоить боль, охладить их в воде. Но хуже всего было знать, что они — рабы испанцев.

Ему пришлось провести в джунглях два года, прежде чем их отправили морем в Испанию. Джейка заключили в тюрьму и-с ним около тридцати членов его команды, остававшихся к тому времени в живых. Они знали, что их ждет… инквизиция. Не могли ждать снисхождения люди, которые плавали по морям для того, чтобы грабить и разорять испанцев и уничтожать их.

К счастью для Джейка — хотя в тех обстоятельствах это было трудно назвать счастьем — их галион столкнулся в Средиземном море с несколькими турецкими пиратскими судами, и в схватке галион был разбит. Джейк и его люди, закованные в трюме испанского судна, попали в плен к туркам.

Мой бедный Джейк, проданный в рабство! Но один маленький счастливый случай все же был: его взяли , вместе с уцелевшими членами команды на галеры, где 1 они, прикованные к веслам, провели многие годы.

Он потерял счет дням, но всегда с ним оставалась уверенность, что придет день, когда он вырвется из плена. Он внушал своим товарищам: настанет день, когда им предстоит вернуться в Англию.

Он говорил мне, как мечтал о возвращении домой, ни на миг не позволяя себе усомниться в этом.

Из его живых рассказов я узнала и о беспрерывном каторжном труде, и о зловонье бараков, о гонге, зовущем на работу, и плетке надсмотрщика, занесенной над ослабевшим.

— О, Джейк, — стонала я, — что они с тобой сделали!

Нет, он остался прежним. Он возвратился, не так , ли? Все моряки, покидая дом, знают, что они идут навстречу опасности. Ему на море всю жизнь сопутствовала удача до того злополучного дня, когда он погнался за испанцем и на свою беду отправился в глубь суши искать помощи у туземцев на территории, занятой проклятым врагом.

— Я постоянно старался выкроить какое-то время, — говорил он. — Я рассчитывал каждую рабочую минуту. Иногда мы отдыхали от кандалов, ведь никто не хотел нашей смерти. У меня добрые и преданные друзья, и мы не теряли времени даром.

Потом он мне все расскажет, все кошмарные подробности. Но сначала мне хотелось узнать, как он попал домой.

Он и еще около пятидесяти рабов напали на турецкого капитана. Они завладели судном и после многих приключений на море пришли, наконец, в Плимут.

Я сказала, что теперь я никуда его не отпущу. Ему нужно поправить здоровье, я буду ухаживать за ним.

На это он со смехом ответил, что вполне здоров и что тяжелая работа никогда не вредна для мужчины.

Тем не менее казалось, что пребывание дома вполне устраивает его. «Вздыбленный лев» потерян, и нужно строить новое судно. Он хотел сам следить за его строительством.

Он очень обрадовался, узнав, что его мальчики плавали с Дрейком, и сказал, что им уже пора командовать собственными судами.

Думаю, что я никогда прежде не была счастливее, чем в эти дни. Я обрела покой. Возможно, я приукрашивала Джейка в его отсутствии. Теперь мне придется привыкать к нему заново. Я забыла, каким он может быть грубым и требовательным, к тому же он не утратил любовь к ссорам. Хотя в душе я очень радовалась его возвращению, но в то же время мы бесконечно спорили.

Он по-прежнему упрекал меня за то, что я не приношу ему сына, а я сердилась на него, потому что он пренебрегал Линнет, а ведь она такая хорошенькая и так похожа на него. Она тоже невзлюбила его. Думаю, что по моим рассказам она его себе представляла совсем иначе и, увидев, была разочарована. Они постоянно пререкались.

К моей великой радости вскоре по возвращении Джейка я забеременела. На этот раз у меня обязательно будет мальчик.

Как я ждала рождения сына! Он родится у новой Кэтрин, живущей в гармонии с миром и благодарной судьбе. Джейк возвратился ко мне, и что бы мы ни говорили друг другу под горячую руку, я была абсолютно уверена, что без него никогда бы не нашла подлинного счастья.

Осознание всего этого приносило мне постоянную радость. И теперь я безумно хотела сына.

Джейк серьезно занялся строительством нового судна. Он с удовольствием принял в компанию Карлоса и Жако, а тринадцатилетний сын Ромелии Пенн буквально боготворил его.

Проходили месяцы. Джейк часто рассказывал о своих приключениях, и мало-помалу вырисовывались ясная картина его жизни в те годы.

Однажды я спросила его:

— Может быть, теперь, когда ты дома и в безопасности, тебе уже никогда не захочется выйти в море? Он взглянул на меня с изумлением и разразился смехом:

— Ты что, с ума сошла? Зачем же я строю мой чудесный корабль? Как может моряк бросить море? Я собираюсь утопить еще не одного испанца. У меня к ним свой счет…

Он немного изменился.

Он часто говорил о нашем будущем сыне.

— Наш сын, — говорил он, — будет лучшим из моих детей. Мы назовем его по отцу — Джейком.

Я сказала, что и не думала назвать его по-другому. Он уже придумал имя для своего судна. Ну конечно же, «Торжествующий лев»— ведь этот молодой лев должен отомстить за старого. Этот лев будет более могучим, его когти будут острее, а зубы крепче. Ему предстоит очистить море от испанцев.

Все было приготовлено к родам. Повивальная бабка поселилась в доме за неделю до рождения ребенка. Мы не могли рисковать.

И вот мой ребенок родился.

Я лежала в том странном состоянии, которое знакомо каждой матери — изнеможения и триумфа одновременно. И тут я узнала правду: мой ребенок появился на свет живым и безупречным во всех отношениях — за исключением того, что это была девочка.

Вошел Джейк. Я увидела недовольную гримасу на его лице.

— Девочка! — проворчал он. — Еще одна девочка! У меня на глазах навернулись слезы и потекли по щекам. Я чувствовала себя такой слабой после тяжкого испытания, что видеть его злое, недовольное лицо было выше моих сил.

Линнет стояла у моей постели.

— Мама, это так чудесно! — радовалась она. — У меня появилась сестренка… любимая маленькая сестренка. Поправляйся скорее, дорогая мамочка!

Она наклонилась и поцеловала меня, и следом за Джейком вышла из комнаты.

Я услышала ее голос:

— Ты злой, жестокий человек! Она так страдает, а тебе наплевать. Ненавижу тебя!

Затем раздался звонкий шлепок, и я подумала: «Он ударил ее».

Я попыталась встать, но не смогла. Повивальная бабка подхватила меня и сказала:

— Я принесу вам ребеночка. Такая прелестная маленькая девочка!

Девочка лежала в моих руках, и я чувствовала, как люблю ее.

Я решила назвать ее Дамаск в честь моей матери.

Впоследствии Джейк попросил у меня прощения. Просто он из тех людей, кто не умеет притворяться, и поэтому не смог тогда у моей постели скрыть своего горького разочарования.

Он пришел взглянуть на ребенка и не мог притворяться, увидев сморщенное ярко-розовое личико моей второй дочери.

— Похоже на то, что нам с тобой не дано иметь сыновей, — сказал он.

— Видимо, да, — ответила я. — Ты совершил ошибку. Ты говорил, что выбрал меня, чтобы я рожала тебе сыновей. Вышла промашка. Тебе не следовало выбирать меня.

И вдруг он засмеялся.

— К чему теперь горевать, что сделано, то сделано.

— Мы должны расплачиваться за ошибки, — согласилась я.

— Черт побери, наконец-то у нас согласие. Итак, я получил еще одну девчонку, которая, безусловно, вырастет такой же, как ее сестра. — Он тронул свою щеку. — Маленькая чертовка, — продолжал он. — Она ударила меня. Выругала меня за плохое отношение к тебе, и не успел я глазом моргнуть, как она залепила мне пощечину. Надо будет пару раз проучить эту маленькую женщину.

— Смотри, как бы она тебя не проучила.

— Мало того, что жена не может дать мне сыновей, к тому же я заполучил сварливую дочь. О, Господи, в этом доме все против меня! — Тут он резко стукнул себя кулаком по левой ладони. — Я хочу парня, — сказал он. — Больше всего на свете я хочу иметь парня.

Между тем, мальчик в доме был — Пенн, сын Ромелии, и с тех пор, как родилась Дамаск, интерес Джейка к Пенну возрос. Пени был славным, смелым парнишкой и очень интересовался кораблями и морем. У Джейка сохранилась модель «Вздыбленного льва», и однажды обнаружилось, что мальчик разобрал ее на части. Его следовало строго наказать за это, но Джейк отнесся к проступку снисходительно и позволил мальчику попускать кораблик. Было забавно видеть, как они испытывали эту изящную модель в садовом пруду.

Ромелия раскраснелась от удовольствия. Я нашла ее у водоема, сжавшую руки как бы в экстазе, от того, что видит их вместе, — Джейка и своего отчаянного Пенна. Ручаюсь, она надеялась, что Джейк сделает для ее сына то же самое, что сделал для Карлоса и Жако. Я была уверена, что так и будет. Пенн родился с морем в крови, потому что его дед — как не раз говорил Джейк — был одним из лучших капитанов, с которыми он плавал.

С каждым месяцем все больше и больше говорили о возрастающей мощи Испании. Пленница — королева Шотландская — представляла постоянную угрозу. Все время ходили слухи о заговоре с целью возвести ее на престол и обратить Англию в католическую веру.

Королева оказывала почести своим морякам. Беспрерывно обсуждались новости о гигантском флоте, который снаряжает Филипп Испанский. Народ с воодушевлением приветствовал английские корабли, когда они входили в Ла-Манш, видя в них своих защитников от террора, который может обрушить на нас Испания.

Об испанцах судачили и старые моряки в порту. Некоторые из них побывали в плену. Был там один, который даже перенес пытки инквизиции и каким-то чудом избежал смерти на костре. Ему было, что порассказать. Народ уверовал в то, что Испанская Армада принесет с собой не только пушки и армию, но также и орудия пыток, в сравнении с которыми дыба, кусачки и даже «Дочь мусорщика» покажутся детскими игрушками.

Джон Грегори, который все еще оставался с нами, пребывал в полном страхе. Не знаю, что сталось бы с ним, попади он в руки испанцев второй раз.

В то время между Англией и Испанией уже почти в открытую шла война. Филипп приказал задерживать все без исключения суда, находящиеся в испанских территориальных водах. Елизавета ответила ударом на удар. В отместку за ущерб, нанесенный лично ей и ее бравым морякам, она снарядила флот из двадцати пяти военных судов, командовать которым был назначен не кто иной, как великий сэр Френсис Дрейк. С огнем мщения в груди он возглавил опасный поход.

Мы слушали рассказы о его подвигах, как он наводил панику в испанских портах и забирал богатую добычу. В Вирджинии Дрейк созвал на конференцию колонистов, отправленных туда еще сэром Уолтером Рэлеем.

Вскоре после этого в Англию привезли две очень интересных новинки. Во-первых, картофель, который оказался очень вкусным, особенно приготовленный с мясом. Во-вторых, табак — зелье, листья которого сворачивают и курят, и в этом, как ни странно, многие находят удовольствие.

Настали нелегкие времена. Мы никогда не были уверены, что однажды, выглянув из своих окон, не увидим несущуюся на нас Испанскую Армаду. Джейк говорил, что это — чушь, что мы подготовились к обороне. Сэр Френсис Дрейк и люди, подобные ему, всегда на страже. Нам нечего бояться. Испанцы еще не готовы напасть на нас, а если они, не дай Бог, придут, то мы их встретим, как надо.

Сам же он решил, пока не прояснится ситуация, оставаться дома. Он предоставил свое судно в распоряжение королевы. Конечно, он был не прочь совершить пару-другую набегов на испанские гавани, но его долг — находиться под рукой на случай серьезной военной конфронтации.

Джейк немного изменился. Казалось, он доволен жизнью и становится более домашним. Он не обращал внимания на Дамаск, но стал более внимательным к Линнет, и ее презрительное отношение явно забавляло его. Пенн боготворил его и, бывало, следовал за ним на почтительном расстоянии, пока Джейк не прогонял его или не перекидывался с ним парой слов.

По-моему Джейк успокоился: он казался удовлетворенным. Он смирился с тем, что у нас не будет сына.

Он подарил мне на день рождения крест, украшенный рубинами. Это была изумительная вещица. Интересно, где он его взял, наверное, в каком-нибудь испанском доме, но я не спрашивала — ведь это подарок.

Я часто надевала этот крест, потому что Джейку это нравилось.

Через несколько дней после того, как он мне его подарил, у меня появились внезапные головные боли, и в таких случаях я обычно ела в своей комнате. Еду мне приносила Дженнет, так как, несмотря на наши разногласия, как горничная она меня вполне устраивала.

Джейк не сочувствовал моим недомоганиям. Сам он никогда не болел, а недостаток воображения не позволял ему понять другого.

Когда я себя плохо чувствовала и оставалась у себя, Линнет забегала поболтать со мной. Она всегда была нежна и ласкова, а ее заботливое отношение забавляло меня, поскольку я всегда была в состоянии сама позаботиться о себе.

Однажды Дженнет принесла мне тарелку супа с новинкой — картофелем, мясо и какое-то грибное блюдо.

Все было очень вкусно, но ночью я почувствовала себя плохо. Меня лихорадило и тошнило, я подумала, что пища была некачественной.

Я спросила кухарку, но та ответила мне, что другие ели то же самое и никто не отравился. Я видела, что на кухне перепугались, как бы я не заболела всерьез.

Я сказала, что встречаются поганки, очень похожие на съедобные грибы. Не могло ли случиться, что одна из них попалась во вчерашних грибах?

Кухарка была возмущена: если она за двадцать лет поварской работы не научилась отличать поганки от хороших грибов, то пусть ее повесят, утопят или четвертуют.

Понадобилось несколько дней, чтобы я поправилась, но спустя неделю я уже забыла об этом случае, пока он не повторился.

Я ела у себя в комнате курицу с хлебом и запивала элем. И вдруг явственно почувствовала, что у него какой-то странный запах.

Я немного отпила, но решила больше не прикасаться к нему, потому что в этот момент мне пришла в голову ужасная мысль.

Я ела суп, но и другие ели его, стало плохо мне одной. Суп принесли в комнату. Что же случилось с ним по дороге?

Я понюхала эль — безусловно, он был плохим. Что-то подмешали в него, пока несли ко мне. Но кто мог это сделать?

Я нашла бутылочку и отлила в нее немного эля, а остальное выплеснула в окно.

Я чувствовала себя нехорошо и была уверена, что эль отравлен.

Неужели кто-то в этом доме пытался отравить меня?

Я достала бутылочку из ящика, где она хранилась, и понюхала. На дне образовался осадок.

О, Боже! Значит, кто-то действительно хочет убить меня. Кто-то в этом доме. Но кто же это?

Джейк!

Но почему именно он прежде всего пришел мне на ум? Не потому ли что муж чаще других стремится избавиться от жены? Когда-то Джейк выбрал меня. Да, для того, чтобы я рожала ему сыновей. А если он так сильно хочет иметь сына, что… Нет, я не могу в это поверить!

Для такого человека, как Джейк, жизнь ничего не стоит. В моей памяти ожила сцена из прошлого, когда Джейк пронзил шпагой тело Фелипе. Скольких он убил? Мучила ли его совесть когда-нибудь? Но то были враги. Испанцы! А я — его жена.

Но если я мешаю ему…

Я села у окна. Я боялась встретится с ним. Впервые я чувствовала себя беззащитной. Прежде он нуждался во мне. Сейчас я сомневалась в этом.

Я подошла к зеркалу и посмотрела на себя. Уже не молода… Сорок пять — это не тот возраст, когда можно рожать сыновей. Мы не замечаем, как стареем. Чувствуешь себя, как будто тебе двадцать… скажем, двадцать пять, ну, и ведешь себя соответственно. Но жизнь оставляет свои метки — морщины у глаз и у рта…

Да, я не молода. Но ведь он тоже не юноша. Правда, такие мужчины, как Джейк, никогда не чувствуют своего возраста. Они хотят обладать молодыми женщинами и уверены, что имеют на это право.

Я вернулась на свое место у окна.

Неслышно открылась дверь, и я увидела Линнет — Мама, что ты здесь делаешь?

— Смотрю в окно.

— Тебе нехорошо? — Она внимательно посмотрела на меня. — Ты заболела?

— Нет, нет! Немного болит голова.

Эту бутылочку с элем я отнесла к аптекарю, ч, о в переулке около пристани.

Я его хорошо знала. Он приготовлял для меня духи, кроме того, я покупала у него травяные настойки Я спросила, нельзя ли поговорить с ним наедине, и он провел меня в заднюю комнату, где с перекладины свисали пучки сухих трав и стоял приятный крепкий запах.

— Скажите, пожалуйста, вы не могли бы определить, что содержится в этом эле? — спросила я.

Он посмотрел на меня с удивлением.

— Он мне показался не совсем обычным, и я подумала, что вы в состоянии объяснить мне, в чем дело. Он взял бутылочку и понюхал.

— Кто варит вам его?

— Я думаю, что пивовар к этому непричастен, вся остальная бочка — хорошая.

— Да, сюда что-то добавили, — сказал он. — Но сразу я сказать ничего не могу. Вы не могли бы оставить мне это для исследования?

— Пожалуйста, — ответила я. — Я зайду через пару дней.

— Думаю, ответ к тому времени будет готов.

Я возвращалась домой, и неожиданно Лайон-корт показался мне зловещим. Сторожевые львы глядели на меня с портика лукаво и вместе с тем жестоко, враждебно и значительно. Я чувствовала, что за мной наблюдают из окна, но не знала, из какого именно.