– Я не рассказывал вам, – возразил комиссар, – потому что, как мне казалось, ясно дал понять – я сам ничего не знал, пока перед ленчем не вернулся в Уайтхолл после нашего первого визита в «Удольфо». Да, Кит может оказать некоторую помощь, хотя, не исключено, у него ничего не получится. Кроме того, Нигел Сигрейв сам назвал имя Джима Карвера. Так что...

Холодный ветреный сумрак сгущался; кучеру пришлось слезть с облучка и прежде, чем трогаться в путь, зажечь светильники по обе стороны экипажа. На лицо полковника Хендерсона падал слабый отсвет лампы с правой стороны, и, сделав паузу, он продолжил:

– Кит, сержант Забади Фентон является весьма ценным сотрудником уголовного отдела. Он еще довольно молод, но стал хорошим другом старшего инспектора Гоба. Даже для отъявленных преступников сержант Фентон является авторитетом. Насколько я знаю, он из Ланкашира, из простой семьи. Но выглядит джентльменом. Он знает, как носить хорошую одежду; он даже умеет говорить на изысканном языке, пока не забывается и не возвращается к простонародному наречию.

– Ну и что, сэр? Какая связь между сержантом Фентоном и делом, которое вы расследуете?

– Откровенно говоря, никакой; просто я помню о нем. Тем не менее это напоминает, как в полицейской работе случай помогает справиться с помехой.

– Каким образом, сэр? Полковник Хендерсон задумался.

– По возвращении в Скотленд-Ярд, одолеваемый сомнениями или, точнее, опасениями по поводу действий Нигела Сигрейва, я дал Гобу указание возвращаться в «Удольфо», взяв с собой Хакли. Они должны, не попадаясь на глаза, вести пристальное наблюдение. Если наш искатель приключений сделает вылазку, они должны последовать за ним и позаботиться, чтобы с ним ничего не случилось. Я даже сказал им взять кеб. Вскоре после того, как они отбыли, сержант Фентон попросил разрешения поговорить со мной о деле, которое, по его мнению, может оказаться достаточно важным. Гоб рассказал своему молодому коллеге о деле Сигрейва, и, похоже, достаточно подробно; как ни странно, но порой даже старший инспектор может быть чрезмерно болтлив. Сержант Фентон представил интересный, но достаточно путаный рапорт.

– Насколько я понимаю, – вмешался Уилки Коллинз, обращаясь к Киту, – какое-то время полиция пыталась войти в доверие к человеку с множеством лиц, который крепко досаждал приличному обществу и здесь, и в Париже. Его настоящее имя Джук. По последней информации, Джук снова в Лондоне, и по пятам за ним следовал человек, крещенный как Забади Фентон. В пятницу вечером сержант Фентон оказался в отеле «Лэнгем»...

– Наверно, удивляться этому не стоит, – сказал Кит, – но, черт побери, именно сейчас! Аферист, играющий на доверии, в «Лэнгеме»?

Полковник Хендерсон продолжил рассказ:

– Это может случаться, Кит, и это случается. Хотя Фенто-ну не удалось разыскать Джука, он подслушал обрывок разговора двух лиц в малом зале. Возможную важность того, что услышал, он осознал только сегодня, когда Гоб остался вести наблюдение за Сигрейвом.

– Полковник Хендерсон, – настоятельно спросил Кит, – в какое время в пятницу вечером все это происходило?

– Примерно в половине восьмого, может, чуть позже. Вас же тогда не было в малом зале?

– Скорее всего, нет, сэр. Нигел с женой, как вы знаете, отправились на Чаринг-Кросс, к поезду в 7.30. Я пошел обедать. Кто же были эти два человека, чей разговор сержант подслушал?

– Мы не можем быть уверены относительно даже одного из них; они не пользовались именами. Фентон сказал, что они выглядели скорее как гости, чем как постояльцы отеля. Как бы там ни было, выслеживая Джука, он почти не обращал внимания на все остальное. Те, о ком идет речь, были (я цитирую Фентона слово в слово) «красивой рыжеволосой леди, цвета одежды которой ей явно не подходили» и модным молодым джентльменом с изысканной речью, которого, между нами говоря, Фентон описал как «ла-ди-да».

– Ну и, сэр?

– Женщина сказала: «Мюриэль? Она была здесь, но она ушла. Как всегда, со своим американским спутником». Молодой человек сказал, что он должен спешить к обеду. Вот и все. И сержант Фентон занялся своими делами. Тем не менее...

– В свете того, что Гоб должен был рассказать ему сегодня, – уточнил Кит, – Фентон не мог не удивиться. Имя Мюриэль встречается не так уж часто. У нас есть только одна Мюриэль, которая имеет отношение к покушению прошлого вечера. Так?

– Так. – Комиссар полиции развел руки. – Давайте вернемся к краткому изложению событий этого дня. Когда Нигел Сигрейв направился в город с Гобом и Хакли по пятам, и его экипаж, и их кеб остановились из-за какого-то дорожного происшествия в районе Чок-Фарм. Из почтового отделения на Аделаидской дороге Гоб послал мне телеграмму, в которой сообщил о ходе преследования. Поскольку я уже ознакомился с рапортом Фентона и обдумывал его куда дольше, чем полагается человеку действия, я отправил Коллинзу записку с предупреждением, что наш неустрашимый искатель приключений порвал путы и выбрался из дому. Наконец я решил нанести в «Удольфо» еще один визит. Подняв Коллинза, который только собирался уютно расположиться в постели...

Здесь мистер Коллинз издал неприличный звук.

– Мы явились в «Удольфо» вскоре после возвращения миссис Сигрейв. Она была заметно расстроена, но смогла рассказать нам, что ее муж должен быть в Музее мадам Тюссо вместе с Китом, который и доставит его домой. Кроме того, мы встретили миссис Обер во время ее второго визита за день. И разрешите мне повторить, Кит: мы не можем с уверенностью утверждать, что той самой женщиной в отеле «Лэнгем» была именно миссис Обер, несмотря на ее описание и несмотря на недвусмысленное сообщение Фентона. «Эта женщина, сэр, знает или хочет знать почти все почти обо всех!» Если бы я стал расспрашивать ее о событиях пятницы или вечера субботы, она могла бы резонно ответить мне, что это не мое дело. Вспомните, что Коллинз пытался поднять ту же тему, но не успел он толком задать вопрос, как она ускользнула от этого разговора. Что же до молодого джентльмена «ла-ди-да», который тем вечером тоже был в «Лэнгеме»...

– Ставлю пятерку, это был Харви Туайфорд! – уверенно заявил Кит. – Харви обладает способностью появляться в любом месте и обычно в самое неподходящее время. Что-нибудь еще, сэр?

– Мальчик мой, дело, с которым миссис Обер явилась в гостиницу, – заверил его полковник Хендерсон, – скорее всего, забота полиции. Теперь добавим к уже имеющимся у нас знаниям то, что нам удалось выяснить о некоем Джиме Карвере.

Когда Коллинз, Гоб и я утром говорили с Сигрейвом, он упомянул лишь, что молодой майор Карвер, американский приятель Кита, прошел мимо, не обратив внимания на приветствие Кита. Да вы и сами не так давно слышали вспышку эмоций жертвы. Правда, он отказался делать выводы...

– Хотя, – сказал Уилки Коллинз, – предоставил право делать выводы нам. Есть ли что-либо между хрупкой миссис Сигрейв и родовитым янки, который обнажил свой меч в защиту дела Юга? Может, это crime passionel[17], из-за которой гнусный ренегат и покусился на жизнь ее мужа! – Он посмотрел на Кита: – Есть что сказать?

– Только одно, – резко ответил Кит, – что я не верю ни одному слову, черт побери!

– Вы не верите, что ваш американский друг мог иметь отношение к этой истории?

Кит обратился к своим воспоминаниям:

– Я знавал Джима, когда он был на другой стороне. Он неудержимо привлекал к себе женщин. Они просто висли на нем, и, да позволено мне будет вульгарно выразиться, он на них тоже. Не будем исключать, что он мог впутаться в любое сумасшествие. Но пойти на такое – ни за что на свете!

– Вы хотите сказать, что он никогда не стал бы обнажать свой меч против какой-то личности?

– Реши Джим выступить с мечом в руках против Нигела, он бы вручил ему другой клинок, и их стычка превратилась бы в дуэль. Он не стал бы подкрадываться к нему как наемный убийца времен итальянского Возрождения. Нет никаких убедительных свидетельств, что Джим когда-либо встречался с этой женщиной; Нигел сам называет их смутными предположениями!

– А миссис Обер, – пробормотал детектив-любитель, – называет себя ученицей Жан Жака. В какой мере, хотел бы я знать. Тут есть несколько любопытных черточек, включая мысль, которая наводит на размышления, – но ею совершенно не занимались. Конечно, вы правы: нет ровно никаких доказательств связи молодого Карвера и миссис Сигрейв. Тем не менее, полковник, предполагаю, вы займетесь этой темой?

– О да. – У полковника Хендерсона был усталый голос. – Мой предшественник, покойный сэр Ричард Мейн, однажды громогласно объявил, что некое преступление будет «полностью расследовано». Но из-за корректорской невнимательности проскочило выражение «глупо расследовано»[18], которое вдохновило юмористический журнал «Джуди» привести его как еще один пример искренности официальных инстанций. Я должен быть осторожен в своих высказываниях; общество мне этого не простит.

– Но в одном смысле, полковник, оно должно испытывать к вам огромную благодарность.

– Благодарность, говорите? За что же?

– За чувство юмора, которым наделен комиссар полиции. Все трое замолчали; каждый погрузился в собственные мысли. Они высадили Уилки Коллинза у порога его дома на Глочестер-Плейс, отклонив предложение зайти в гости.

– Мой рабочий день, Кит, – едва ли не простонал полковник Хендерсон, – еще далеко не кончен. Я должен вернуться в Уайтхолл. Подбросить вас в «Лэнгем» или куда-то еще?

– Лучше в «Лэнгем», если вы не против. Я хотел увидеться с Пат Денби, но это может подождать. Время бежит себе, и за те немногие часы, что еще остались от понедельника, нас вряд ли ждут новые потрясения.

И снова он ошибся. Оказавшись в тепле и спокойствии холла «Лэнгема», Кит первым делом направился к стойке администратора.

– Вам сообщение, мистер Фарелл, – сообщила молодая стройная дежурная. – И еще вас несколько раз спрашивали.

– Кто именно?

– Сначала джентльмен, сэр, американский джентльмен с военной выправкой. Затем дама... но она была не очень настойчива. Назвать себя они отказались. Ваш конверт, сэр...

Кит вскрыл небольшой конверт.

«Пытался найти тебя, но безуспешно. Надеюсь, ты достаточно свободен, чтобы уйти на ночь. Во всяком случае, ради старых времен попытайся найти меня ближе к восьми часам, что меня устроило бы. Адрес ты знаешь: Кларидж-стрит, 24. Первый этаж, один пролет наверх. Всего наилучшего! Карвер».

Очередные неприятности?

Рассматривая телеграмму, Кит пришел к неизбежному выводу. Ее писал не Джим Карвер и вообще не американец. Американец прибегнул бы к следующему выражению: «второй этаж, один пролет наверх». Конечно, нельзя исключать, что за срок своего временного пребывания здесь Джим обрел привычку пользоваться британскими выражениями.

Хотя во время их краткой встречи в Музее восковых фигур Джим ничем не дал понять, что изменился.

«Осторожнее! – шепнул внутренний голос Кита. – Ты готов слепо лезть в любую ловушку, стоит ей только заявить о себе, – и далеко не один раз это могло плохо кончиться. Хотя бог знает, что к чему. Это может быть каким-то розыгрышем, но может быть и западней».

Итак?

Кто бы ни прислал это приглашение, он, очевидно, знал, что Кит отправится на Кларидж-стрит, потому что никогда не мог сопротивляться вызову, откуда он ни исходил. Но Кит и не думает посвящать ему всю ночь. Он собирается пообедать с Пат, если удастся заманить ее в какой-нибудь ресторан.

Значит, первым делом приодеться для этого вечера. Оказавшись в своем номере, он, заинтригованный и обеспокоенный, переодеваясь, одновременно набросал телеграмму Пат. Попросив составить ему компанию для позднего вечера в городе, он предупредил ее, что она должна ждать его дома, куда он предполагал позвонить в половине девятого. Звонком он вызвал посыльного, чтобы отправить послание. Едва минуло четверть восьмого, Кит, при белом галстуке и всех регалиях, взял кеб и отправился к месту встречи с Джимом... которая могла или не могла состояться. Его мелодраматическое воображение разыгралось вовсю. Сейчас оно было обращено не столько к «Удольфским тайнам», сколько к «Парижским тайнам», этому сенсационному роману о французском уголовном мире, чья опасность простиралась далеко за границы страны. И когда кеб свернул с Пикадилли на Кларидж-стрит, воображение дало ему понять, что в каждом втором подъезде кроется зловещая фигура с ножом в кармане или дубинкой в рукаве. Но Кит не собирался отступать.

«Вздор!» – сказал он себе.

Почему из всех мест он оказался именно на Кларидж-стрит? В этом спокойном жилом квартале, который обрел известность еще в XVIII столетии? Здесь жила леди Гамильтон, возлюбленная адмирала Нельсона; здесь Байрон сиживал за ужином с банкиром Кинниардом; сюда Чарльз Джеймс Фокс возвращался домой из «Брукса»[19]. Здесь чувствовалось дыхание изысканности и моды. Слабо освещенная редкими уличными фонарями, эта короткая улица тянулась на север, к такой же короткой Карзон-стрит, и из-за плотно зашторенных окон на нее падали слабые блики света.

Допуская, что его может ждать какая-то, пусть даже гипотетическая, ловушка, Кит, покидая отель, оставил несколько слов, информируя, по какому адресу после восьми часов его можно будет найти. Страховка, конечно, сомнительная, но он не был уверен, что она вообще ему понадобится.

Номер 24 располагался на восточной стороне улицы. Солидное здание красного кирпича с тщательно протертыми ступенями, что вели к парадным дверям, было погружено в полную темноту, если не считать освещенного овального окна над дверью. И стоило ему потянуть ручку звонка, как створки дверей открылись.

В проеме дверей скромно стоял мужчина средних лет, ливрея которого давала понять, что он исполнял обязанности мажордома, о чем говорил и полосатый жилет, потертый, но аккуратный и чистый; за его спиной, в глубине виднелся проход в подвальный этаж дома. Кит вежливо обратился к нему:

– Будьте любезны, мне нужен мистер Карвер.

– Да, сэр. А вы, должно быть... Кит назвался.

– Очень хорошо, сэр; вас ждут. Но меня попросили не объявлять о вашем появлении. На первый этаж, сэр, вот по этой лестнице. Затем, если вы дадите себе труд пройти вперед и постучать вот в эту дверь...

– Да, конечно. Благодарю вас.

– Это я благодарю вас, сэр!

Сняв шляпу, Кит тем не менее не стал расставаться ни со шляпой, ни с пальто. Он прошел сквозь богатую обстановку нижнего холла, поднялся по широкой лестнице в столь же роскошный верхний вестибюль; и в том и в другом было по единственному газовому светильнику. Когда он постучал в указанную ему дверь, женский голос пригласил его войти.

Располагавшаяся за дверью гостиная, освещенная тремя лампами, отличалась современной обстановкой, от буфета и стульев красного дерева до софы с черной волосяной бортовкой. Два плотно зашторенных окна выходили на Кларидж-стрит. Слева от камина на стене висело боевое знамя конфедератов – знаменитые звезды и полосы проигранного дела. На каминной полке стояло бронзовое изображение вьючного мула, который тащил свою двадцатифунтовую пушку.

В камине извивались и трещали языки пламени. В кресле, придвинутом к самому очагу, в серебристом вечернем платье сидела Патрисия Денби.

– Патрисия! – бросив на софу пальто и шляпу, громко воскликнул он.

Пат резко повернулась к нему.

– Все в порядке, Кит! – заверила она его. – Знаешь, Джим Карвер здесь неподалеку; скоро он присоединится к нам. Кит, ту телеграмму послала тебе я – Джим попросил сделать это для него.

– Я и не знал, что ты была знакома с Джимом. Не говоря уж о том, что знакомство было таким близким, что ты исполняешь роль хозяйки его дома.

– Я не играю роль хозяйки. Я здесь вообще не хозяйка! До сегодняшнего дня я никогда не встречалась с Джимом, хотя довольно много слышала о нем.

– Но вряд ли от меня, не так ли?

– Нет, конечно нет! Всему есть свои причины, и ты скоро поймешь! Кит, о той телеграмме...

– Так вот, говоря о телеграмме...

– Да?

– Поскольку в Англии их доставляют допоздна, не в пример Америке, как раз около семи часов я послал тебе телеграмму. Я спросил, можешь ли ты пообедать со мной сегодня вечером, и пообещал, что встречусь с тобой примерно в половине девятого, если Бог и обстоятельства это позволят. Ты получила мое послание?

– Дорогой мой, сегодня с пяти часов меня вообще не было дома. Я лишь зашла переодеться к вечеру и снова ушла. Я была очень занята.

Она потянулась к нему, и он сжал ее протянутые руки.

– Так что ты скажешь? Может ли состояться обед, Пат, чтобы отпраздновать то, что нас больше всего устраивает?

– Послушай, Кит. Пришло время откровения, – выдохнула она, – и, может даже, момент сделать тебе признание, о котором я до сих пор боюсь и думать. Чтобы между нами больше не было секретов! Если, выслушав кое-какие вещи, ты по-прежнему будешь желать моего общества или захочешь быть где-то рядом со мной... чего бы ты ни захотел, Кит, я от всей души пойду тебе навстречу! – И затем она, мягко высвободив руки, отпрянула от него. – Симпатичные комнаты, ты не находишь? Джим арендовал их со всей обстановкой у какой-то дипломатической шишки, которая отбыла за границу. А вот военные украшения принадлежат Джиму. – Она скользнула взглядом по стене над камином. – Я всегда сочувствовала Югу и знаю, что ты тоже. Строго говоря...

Но Кит отказался удаляться от темы.

– Давай вернемся к твоему предложению! – настоятельно потребовал он. – Ты сказала – больше никаких секретов между нами. Очень хорошо! Так в чем дело? Какие загадочные открытия ждут меня и много ли их?

– Первым делом, Кит, я должна попросить у тебя прощения... за несколько моментов.

– Надеюсь, ты не собираешься убегать?

Пат показала на свою меховую шубку, которая висела на спинке соседнего кресла:.

– Убегать? Вот уж нет! Это последнее, что я сделаю! Я никуда не уйду из этого дома. Даже не покину этаж. Но знаешь, это трудно. Дело в эмоциях, в тонкости чувств.

– Эмоции? Тонкость чувств?

– Мы все зависим от наших эмоций, не так ли? Если бы ты только мог видеть свое лицо, когда вошел и обнаружил меня здесь! Нет, я ничего не имею против, строго говоря, я польщена. Но это трудно. Тут есть кое-кто, с кем бы мне хотелось, чтобы ты встретился, а также другой, который подтвердит эту историю. Сначала я должна немного поговорить и убедиться, что эмоции не выйдут из-под контроля. Теперь ты видишь, к чему это ведет?

– Начинаю думать, что да. И тем не менее...

– Честное слово, это займет не больше чем несколько минут! Попытайся проявить терпение, Кит. Садись, устройся поудобнее. Или полистай книжки. Всего через несколько минут...

Скользнув мимо него в шорохе кринолина своего серебристого платья, Пат открыла дверь, что вела в широкий верхний холл, куда выходили еще несколько других дверей, и, выйдя, прикрыла ее за собой.

Кит осмотрелся. В центре комнаты на столе он увидел принадлежности для курения и пепельницу. Но если Пат вернется, как она и обещала, через несколько минут, лучше оставить сигары в покое. По другую сторону от камина вдоль стены тянулись подвесные книжные полки. Он подошел поближе, чтобы присмотреться к рядам книг.

Часть из них представляла научные труды или технические справочники, в которые Кит не испытывал ни малейшего желания заглядывать. Другая часть была представлена романами или биографиями, чтение которых всегда доставляло Киту удовольствие. Выяснилось, что здесь есть и последняя новинка: два тома ирландского историка Леки. Он уже потянулся за первым томом, как откуда-то издалека раздалось слабое, слабее, чем на Девоншир-стрит, звяканье дверного колокольчика.

«История европейской морали», Лондон, 1869. Кит посмотрел на титульный лист и пробежал взглядом по содержанию. Он не слышал, как открылась входная дверь. Секунд через тридцать, когда он слушал вполуха, до него донесся гул мужских голосов, которые то ли спорили, то ли ругались.

Вернув Леки на полку, он подошел к дверям гостиной и открыл их. Нет, голоса раздавались откуда-то снизу, и шум не прекращался. Снизу тянуло прохладным сквознячком.

Кит бесшумно преодолел покрытую ковром лестничную площадку и осторожно спустился на несколько ступенек.

Он увидел странную картину. В нижнем холле, полутемном из-за единственного газового светильника, лицом к открытой входной двери стоял мажордом, встречавший его. Он не спорил, а кого-то увещевал. Новый гость уже стоял в холле; освободившись от пальто и шляпы, он бросил их на руки мажордому. Казалось, он на что-то гневался, но на самом деле его громкий голос был полон издевательской насмешки. Гостем этим был Харви Туайфорд.