На запретном берегу

      - Да, возможно, - согласилась королева. - Если только она все еще пребывает в теле смертной женщины. Она из стигийцев, а ты знаешь, сколь искусен этот народ в темном чародействе. Говорят, они остаются живыми и после смерти, утрачивая тело, но не магическую силу. Если жрецы Сэта допустили ее в свой Черный Круг, она должна быть способна и на большее. Я мало знаю об их делах, но слышала, что над ними не властна даже смерть...
      Конан нахмурился - он не любил разговоров о подобных мерзостях.
      - В таком случае зачем тебе надобен я? Найди какого-нибудь святого старца из жрецов Митры - их Сэт боится больше всего. Или могущественного мага, если, конечно, считаешь, что можно довериться магу - хоть черному, хоть белому, хоть серому. Я-то ведь не владею колдовством...
      - Да, Конан, я знаю. Но ты можешь помочь иным образом. - Прекрасные глаза королевы смотрели на воина с мольбой и надеждой. - Если ты только согласишься... Каспиус, королевский лекарь, изучил за это время множество книг и, кажется, нашел выход. Он расскажет тебе об этом лучше, чем я. Руфия поднялась с подушек, по-прежнему удерживая руку Конана в своих маленьких ладонях. - Теперь пойдем, я должна сменить Афратеса. У постели принцессы всегда дежурит кто-нибудь из нас троих - либо я, либо король, либо наш лекарь.
      Из висячего сада она вывела Конана в большой зал с двойным рядом высоких колонн из розового мрамора. В нише у дальней стены вела наверх витая лестница, поднимаясь сквозь этажи к пестрому мозаичному куполу. Обойдя его по внутренней узкой галерее, Конан и Руфия миновали высокую арку и оказались на огороженном мраморной балюстрадой карнизе, окаймляющем вдоль крыши весь дворец. Стоявшие здесь стражи вытянулись перед королевой, отсалютовав обнаженными саблями.
      - Как можно помыслить о каком-либо черном колдовстве, глядя на это ясное небо? - вздохнула Руфия, поднимая взгляд. - Но посмотри туда, Конан! Она протянула руку, указывая на птиц, вычерчивающих круги над городом. - Это не просто птицы. Они никогда не снижаются, ни днем, ни ночью не прекращая своего зловещего полета. Никто так и не видел их вблизи.
      - Может, они и не птицы? - пробормотал Конан. Шагнув к одному из стражников, он требовательным жестом протянул руку к его луку и колчану со стрелами.
      - Ваше величество?.. - Удивленный стражник вопросительно посмотрел на королеву. Та кивнула, и воин снял с плеча длинный тисовый лук.
      Вынув из-за пояса перчатку и надев ее на правую руку, Конан снял тетиву с верхнего конца лука, пристроил нижний конец в небольшую щель меж каменных плит пола и укоротил тетиву. Затем одним стремительным движением согнул тугой лук и быстро надел стальной колпачок с тетивой на верхний конец. Проверив, достаточно ли туго натянулась тетива, он вынул стрелу из колчана стражника, с интересом наблюдавшего за всеми этими приготовлениями.
      - Будь осторожен, твой выстрел может случайно ранить кого-нибудь внизу, если ты промахнешься, - заметил воин, глядя, как Конан оттягивает тетиву к самому уху. - Я, к примеру, не попал ни разу.
      - Это неудивительно, ведь я слыхал, что вы не можете выспаться уже почти месяц, - дипломатично заметил Конан и выстрелил вертикально вверх. Стрела исчезла, растворившись в потоке солнечного света.
      Все уже успели перевести дыхание, устав ждать, когда где-то в вышине раздался хриплый карк и одна из черных птиц стремительно полетела вниз. Она ударилась о черепицу крыши совсем рядом с карнизом и, прокатившись, застряла в водосточном желобе. С того места, где они стояли, был хорошо виден изуродованный стрелой труп: черные грязные перья, лысые голова и шея, огромный, хищно загнутый клюв. А с порывом ветра донесся и запах: отвратительная вонь разлагающейся плоти. В несколько мгновений из-под встопорщенных перьев выползли белые гнусные черви и обглодали гниющий труп до самых костей - смерть, порожденная смертью.
      - Какая гадость! - сморщилась королева и отвернулась. Закрыв лицо рукавом, она поспешно направилась вперед по карнизу к дальней двери в одной из дворцовых башен. - Хотела бы я знать, убил его твой выстрел или застал уже таким вот, гниющим и неживым? Это хуже, чем стервятники, кружащие над трупом! Что же будет, когда они все попадают на нас? Как бесчеловечно жестока эта ведьма!
      - Не уверен, что Зерити вообще свойственно что-то человеческое, пробормотал Конан себе под нос. Вернув лук восхищенному стражнику, он быстро зашагал вслед за королевой. Они миновали несколько галерей, спустились двумя этажами ниже, прошли новой галереей с высокими стрельчатыми окнами, из нее попали в затемненный коридор и вошли в дверь, ведущую в спальню принцессы.
      Прямо посреди комнаты, напротив большого раскрытого окна, выходящего во внутренний двор, стояла широкая и низкая кровать под массивным позолоченным балдахином. Королева торопливо подошла со словами: - Ну что, ей не лучше?
      - Нет, все по-прежнему, - ответил ей шепотом сидевший у изголовья седобородый человек с темными и умными глазами, похожими на глаза выдры. Его смуглая кожа казалась еще темнее из-за белых одежд и седины. Руфия подошла ближе, заглянула за кисейную занавеску. - Но сейчас она спит спокойно, лишь изредка просыпается ненадолго. Один раз мне показалось, что она даже узнала свою спальню и меня. Я попробовал с ней заговорить, но она снова заснула.
      - Митра всемогущий, ну почему я не оказалась здесь в этот миг! - тихо воскликнула королева. - Но все равно, благодарю тебя, Каспиус. - Она отошла от постели и села в большое кресло, изящно поджав ноги. - Каспиус, это Конан из Киммерии, - представила она своего спутника, вошедшего и остановившегося у дверей. - Он оказал мне в прошлом неоценимую услугу. Быть может, его приезд и есть долгожданный ответ на все наши молитвы. Ему тоже снились эти сны, хотя он был в десяти днях пути от Баалура.
      Лекарь, внимательно разглядывавший Конана, сделал ему знак подойти ближе. Когда варвар приблизился, Каспиус взял его руку и повернул вверх ладонью сильным, уверенным движением кисти.
      - О, это могучая и умелая рука, - сказал он с улыбкой. Конан отметил про себя, что цепкие пальцы врача, хоть и ослабевшего от напряжения и бессонницы последних дней, обладают силой едва ли не меньшей, чем его собственная. - К тому же гибкая и ловкая, - продолжал лекарь. - Вы, несомненно, человек большой силы, искушенный в воинском ремесле. Мы рады приветствовать вас в нашем многострадальном городе.
      - Муж мой и повелитель, к нам прибыл Конан из Киммерии, - сказала вдруг королева, вставая и низко склоняя голову, так что завеса волос совсем скрыла лицо.
      В маленькую спальню вошел высокий темноволосый человек с окладистой, вьющейся бородой и сонным лицом. Едва кивнув всем присутствующим, он устало опустился в кресло, только что оставленное королевой. Его богатая, зеленого бархата, шитая золотом одежда выглядела такой же помятой, как и он сам. На голове у него был золотой обруч, подобный обручу королевы, только шире и с большим, ограненным в виде пирамиды изумрудом.
      - Северянин, - сразу определил король, изучающе разглядывая смуглого и синеглазого гиганта. - Причем в великолепной форме - не то что мои несчастные воины. Руфия часто говорила мне, что ты один из немногих, кому можно полностью доверять. Если Каспиус даст добро, а ты исполнишь возложенную на тебя миссию, тебя ждет щедрая награда.
      Не дожидаясь ответа, Афратес поднялся, снова едва кивнул всем троим и вышел.
      - Он всегда был суровым правителем, а сейчас, в эти черные дни, бремя власти особенно тяжело, - сказала Руфия, словно извиняясь, когда за королем закрылась дверь. - Подойди сюда, Конан. Взгляни на нашу дочь.
      Киммериец приблизился к постели и, отведя в сторону невесомую занавеску, увидел на подушках хорошенькую, но очень худую и бледную девочку. Среди белого шелка простынь она выглядела как призрак, уже наполовину не принадлежащий этому миру. Ее припухлые, нежного рисунка губы беззвучно шевелились, а зрачки беспокойно двигались под тонкими, выпуклыми веками она блуждала среди нездешних равнин. Тонкие детские пальцы теребили пушистый мех одеяла. Королева, повинуясь какому-то безотчетному порыву, опустилась на бархатную подушку перед кроватью и взяла влажную ладошку девочки в свои, пытаясь дыханием согреть холодные пальцы. Принцесса шевельнулась, повернула лицо к онемевшей матери и вдруг открыла глаза. На какое-то мгновение в них промелькнула искорка понимания. Исмаэла перевела взгляд на Конана, словно намереваясь спросить, кто этот огромный незнакомый человек. Но искра, вспыхнув, тотчас же погасла, расширенные в ужасе глаза закатились за веки: какое-то чудовище из сновидений вновь утащило принцессу в темные воды небытия.
      Вздох, больше похожий на стон, вырвался из груди королевы.
      - Ты видишь, она умирает! - Конан невольно отвел глаза, избегая смотреть на бледное лицо девочки и почти такое же бледное - ее матери. Помоги нам! Право, это будет подвиг, достойный твоей славы, не менее достойный, чем битва у горного перевала! Я пошла бы сама, но что я могу, слабая, несчастная женщина? И я не могу отойти от дочери ни на час... По-прежнему коленопреклоненная, она уронила голову на скрещенные руки. Если ты согласен поговорить с Каспиусом, ступайте в его или мой кабинет. Исмаэла и так спит неспокойно, и я боюсь, что громкий разговор потревожит ее еще больше.
      - В самом деле, пойдемте, - кивнул Конану лекарь. Они вышли, и галерея показалась им особенно солнечной и светлой после душного полумрака спальни. Каспиус вышагивал сгорбившись, словно старый нахохлившийся белый ворон.
      - Для нас это большое горе - видеть маленькую принцессу в таких мучениях. Для меня она, помимо наследницы престола, еще и просто друг, ведь я знаю ее с пеленок. Чудесный ребенок, живой и сообразительный - по крайней мере, она была такой совсем недавно. - Он помотал головой, словно отгоняя наплывающую дремоту - вид у него был усталый и сонный. - И к тому же обещает вырасти редкой красавицей. - Он взглянул на Конана с неожиданным лукавством: - У нее к прекрасным волосам, унаследованным от матери, ярко-синие глаза, что редко встречается у шемитов. Особенно если учесть, что у ее отца глаза карие, а у матери - скорее зеленые, чем синие.
      Они вышли из галереи и пошли через анфиладу больших парадных залов.
      - Не удивительно, что ребенок красив, ведь ее мать - женщина редкой красоты, - заметил Конан, шагая рядом с лекарем.
      - О да,- энергично кивнул Каспиус. - Вы ведь, кажется, уже знали Руфию, когда она впервые приехала в Баалур? Мне говорили, что Афратес влюбился в нее без памяти, как только увидел. Взял в свой гарем, а меньше чем через год она родила ему долгожданную наследницу престола. До тех пор у короля не было детей ни от одной из жен. - Он снова взглянул на Конана с едва заметным лукавством.
      Но киммериец не заметил этого, слишком погруженный в свои мысли.
      - Да, я помню, ей очень понравился ваш город, - сказал он.- Я же нашел его слишком сытым, даже, пожалуй, самодовольным - и быстро уехал, оставив Руфию здесь.
      - Насколько я знаю, вы тогда оба бежали из Асгалуна, где бушевало восстание, верно? - Дойдя еще до одной витой лестницы, Каспиус начал спускаться вниз.
      - Да, там было жарковато, - усмехнулся Конан. - Взбесившиеся подмастерья перерезали глотки половине асгалу некой знати и почти всем купцам. Деваться было некуда от пожаров и погромов, горел весь город.
      Еще не зная, как вести себя с дворцовым лекарем, Конан умолчал о своей роли в этом восстании. Не стал он упоминать и о том, что кровопролитие произошло и по более весомой причине, - киммериец опасался, как бы власти не опознали в нем Амру, грозного пирата южных морей.
      - Как бы там ни было, ваш друг Маздок, севший в результате этой заварушки на трон Асгалуна, оказался неплохим королем, - заметил Каспиус, и Конан понял, что лекарь знает большую часть того, о чем киммериец предпочел умолчать. - Наш король с тех пор состоит с ним в военном и торговом союзе.
      Ну да, - подумал Конан, - и конечно же, по-прежнему вожделеет прекрасную супругу союзника. Интересно, знает ли этот лекарь, что однажды Маздок переспал-таки с будущей королевой Баалура?
      Вслух же он проговорил:
      - Я увез оттуда Руфию ради ее же собственой безопасности.
      - И колдунья по имени Зерити больше не могла преследовать ее, поддакнул Каспиус, - поскольку ревнивая ведьма умерла. Или не совсем умерла? - Дойдя до конца лестницы, лекарь свернул в новый коридор, открыл низкую дверь и жестом пригласил киммерийца войти. Конану пришлось нагнуть голову, чтобы не стукнуться о притолку.
      - Послушай, приятель, - раздраженно сказал он, - еще с юных лет я раз и навсегда положил себе зарок: по возможности не иметь дело с колдунами, духами и призраками. Я никогда не видел эту ведьму прежде! Мы единственный раз встретились с ней в час ее смерти - или несмерти, раз уж ты так хорошо осведомлен о делах своей королевы. Я терпеть не могу всяких магов и колдунов, и если ты один из них...
      Оглядевшись вокруг, варвар понял, что старик наверняка занимается чародейством. Каспиус привел его в холодную, полутемную, с низким потолком и лишенную окон комнату, сильно смахивающую на погреб. Здесь громоздились один на другой сундуки со свитками - старыми, пожелтевшими от времени, и совсем новыми, почти белыми. Несколько десятков книг лежало по углам, низкий дубовый стол был погребен под рукописями. В целом комната весьма походила на логово колдуна. Киммериец пожал плечами.
      - Во всяком случае, если Зерити сжигают ее темные страсти и после смерти, то ревнует она не меня, - сказал он. - Ее сумасшедший муж, Ахиром, бывший король Асгалуна, всегда ее нежно любивший, обратил вдруг свой королевский взор на бедную Руфию, вовсе того не желавшую. Для него это безумство оказалось последним. Ну а если ведьма сумела как-то сохранить способность видеть этот мир и после смерти, она, конечно же, должна грызть свой саркофаг от злости, глядя, как ее соперница, став королевой, купается в роскоши, тогда как сама Зерити превратилась в прах.
      - Да, выслушав рассказ королевы, я пришел к такому же выводу, согласился Каспиус. - И, боюсь, рождение наследницы - прекрасной принцессы, любимой всеми от мала до велика, - вызвало у ведьмы зависть еще большую, чем беспечальная жизнь соперницы. Именно поэтому избрала она невинное дитя первой жертвой. Ревность - темное чувство. Страшно подумать, на что оно может толкнуть злую колдунью.
      С тяжким вздохом безмерно уставшего человека лекарь сел на большой узкий ларь с наваленной на него кипой одеял.
      - Сядьте куда-нибудь, Конан, прошу вас. Мне трудно задирать голову, вы слишком высоки для моей старой шеи. - Конан уселся на какой-то пыльный сундук, оставив кресло у стола хозяину. Каспиус благодарно кивнул. Извините меня за вопиющий беспорядок, но я обо всем позабыл за эти дни, даже сплю здесь, чтобы не ходить туда-сюда через весь дворец. Все старые свитки хранятся в этом погребе, поскольку здесь прохладно и сухо, а это необходимо для старых пергаментов.
      - Что ценного можно сыскать среди такого хлама? - удивился северянин, оглядывая горы рукописей. - Сколько лет надо потратить, чтобы прочесть все это?
      - О, меньше, чем вам кажется, - ответил лекарь. Подавшись вперед, он выхватил из кипы свитков лист таким жестом, каким воин выхватывает из ножен меч. - В наших архивах встречаются очень занятные документы. Пытаясь найти противоядие этой колдовской чуме, я прочел описание множества непонятных и трудноизлечимых случаев...
      Конан поворошил носком сапога хрустко шуршащую кипу исписанного пергамента на полу.
      - Мне приходилось встречаться с магией такого сорта - ее называют белой, - заметил он. - Но цена за нее, как правило, не менее высока, чем за черные чары. Так что будь осторожнее со всем этим, старик.
      - Я вижу, вы все же имели немало дел с магией, и потому мне будет ценно любое ваше замечание, - пробормотал Каспиус, уткнувшись в свой лист. - Я вообще очень нуждаюсь в ваших советах, чтобы суметь подготовить все как должно...
      Конан вскочил на ноги, глаза его горели уже настоящей яростью.
      - Я же сказал тебе, что не желаю иметь никакого отношения к колдовским штучкам! Если ты задумал побить ведьму при помощи всего этого, поищи кого-нибудь другого! Я воин, дерусь мечом и секирой, а не пожелтевшими от собственного яда свитками!
      - Нет, нет, Конан, вы неправильно меня поняли, - замахал на него руками старик. - Я совершенно не ожидаю, что вы превзойдете Зерити в колдовстве! Нам нужна совсем иная помощь. Только физической мощью можно добыть лекарство от этих кошмаров, которые снятся теперь почти всему городу... - Он зевнул. И мне в том числе... Пожалуйста, ущипните меня, если я начну задремывать. Я очень устал...
      - Как, даже тебе? - спросил Конан, смягчаясь. - Даже королевскому лекарю?
      - Мне еще худшие, чем другим, уверяю вас, - кивнул седой головой Каспиус. - Я думаю, вы и представить себе ничего подобного не можете... Во всяком случае, надеюсь, что не можете.
      - Но ты сказал, есть какое-то средство? Почему же ты не испробуешь его на себе - да и на всех желающих?
      - Да, я нашел средство против чар. - Каспиус порылся в изголовье своей импровизированной постели и вытащил особенно старый и затрепанный свиток. Нет ничего в этом мире, что бы не повторилось в прошлом или грядущем. Этому свитку уже не одна сотня лет. Здесь описаны чары ночных кошмаров.
      Придерживая рукой нижний край, он осторожно развернул свиток на коленях. Чернила рукописи выцвели и местами стерлись, но в целом запись была в неплохом состоянии.
      - Здесь говорится, - пояснил лекарь, - что сон вызывает любое сильное чувство. Кошмары же вызываются только злыми чувствами. Колдун может наслать очень жуткий морок, но лишь действительно могущественный волшебник способен заставить, скажем, население целого города видеть один и тот же, с небольшими вариациями, страшный сон. Колдуны часто пользуются этим оружием обычно, желая отомстить кому-нибудь. - Он пробежал глазами несколько строчек, беззвучно шевеля губами. - Вот! .
      - Лепестки лотоса! - расхохотался Конан. - Дайте мне хороший корабль, и я привезу вам столько лотоса, что хватит засыпать все улицы города! В Вендии его продают в любой лавке!
      Каспиус печально улыбнулся и покачал головой:
      - Вы напрасно думаете, что мы не пытались его найти. Прежде чем королева в отчаянье послала за вами, мы обшарили все базары Вендии и Иранистана и везде потерпели неудачу. Но посмотрите сюда.
      И он развернул перед Конаном свиток до конца. В нижней части манускрипта были начертаны разноцветные линии, отчетливее всего виднелась голубая, ведущая почти строго с юга на запад. Очевидно, это была карта какой-то местности.
      - Согласно древним травникам, - пояснил Каспиус, - не белый, а именно серебряный лотос слишком нежен и прихотлив, чтобы выращивать его на продажу. Никто из нынешних торговцев даже не слышал о том, чтобы его специально разводили или вывозили откуда-нибудь. Он растет на диких озерах в землях, лежащих еще дальше к югу за Черными Королевствами, где живут одноглазые пигмеи-людоеды.
      Лекарь постучал тонким пальцем по голубой линии на карте.
      - В наши дни, Конан, - тихо и раздельно произнес он, - этот цветок растет поблизости только в одном месте. В дельте реки Стикс.
      Глава 4
      ВОЕННЫЙ СОВЕТ
      Впервые с тех пор, как он прибыл в зачумленный Баалур, Конан расхохотался: закинув голову, разметав по плечам гриву черных волос, киммериец смеялся во весь голос, от души, так, что какое-то из нагромождений книг в глубине подвала обрушилось на пол, подняв тучу пыли.
      - Верховья реки Стикс, клянусь Кромом! Старик, ты хоть знаешь, о чем говоришь? Отправиться в земли, которых нет ни на одной карте, за какими-то мифическими цветочками!
      Но лекарь продолжал смотреть на северянина без тени улыбки на морщинистом лице.
      - Ох, Каспиус, - выдохнул Конан, отсмеявшись. - Ни одному человеку - ни одной армии, если на то пошло, - не под силу добраться до этих краев и вернуться живым. На такой путь может уйти не одна жизнь! Если в твоих древних свитках говорится, что единственное средство от кошмарных снов растет в верховьях Черной реки, так там должно быть и написано, что добыть его - задача, непосильная для простого смертного! Верная гибель, конечно, хорошее средство от ночных кошмаров, но зачем же за ним так далеко ходить?
      Каспиус терпеливо ждал, пока у гостя не иссякнет неожиданный поток красноречия.
      - Конечно же, вы правы, - сказал он, когда Конан наконец замолчал. - Но у нас нет иного выхода. Вы - последняя наша надежда, ибо только вам осмелился бы я предложить подобное путешествие. К тому же я слышал, что в своих странствиях на юге вы побывали дальше, чем любой из ныне живущих. Разве вам прежде не доводилось подниматься к верховьям Стикса?
      Нахмурясь, Конан шевельнул черной бровью.
      - Да, я побывал там однажды, - с неохотой признал он. - И зашел достаточно далеко, чтобы подтвердить твои слова: верховья Стикса лежат в самых далеких и диких от нашего мира землях. Я видел, как он несет воды через Пунт, Кешан и Черные Королевства, чьи границы каждый год меняются из-за постоянных войн. Когда Стикс разливается, даже в верховьях его русло широко и глубоко, а течение столь сильно, что человек не в силах удержаться на поверхности, попав в стремнину. Но оттуда, где я был, до истоков Черной реки - если только у нее есть истоки - оставалось не менее сотни лиг еще дальше к югу. А может, к западу или востоку - не знаю... Послушай, старик, а если ее истоки кроются под землей и надо быть водяной крысой, чтобы добраться до них?..
      Опустив глаза, киммериец коротко выдохнул и дернул углом рта.
      - Когда я был там, я видел множество белых лотосов, Каспиус, - негромко сказал северянин. - Просто целые заросли. Но ни разу не встречал серебристых, ни одного цветка.
      Каспиус оживился.
      - Да, да, здесь говорится, что он растет вместе с обычным лотосом, только немного выше по течению! - с жаром воскликнул он. - Вы были совсем близко! А что до трудностей пути... мне кажется, Конан, вы преувеличиваете. Как бы ни был он черен, через какие бы страны ни нес свои воды, Стикс всего лишь река. И если она так широка и глубока, как вы говорите, разве это не означает, что по ней пройдет хорошо оснащенное судно? И разве не плавают уже сотни лет в его низовьях торговые корабли? Дело всего лишь в расстоянии...
      - В расстоянии, ха! - оборвал его Конан. - Что ты знаешь о расстояниях, старик, никогда не покидавший своего тысячестенного города? Никогда не видевший бури на море или песчаного смерча в пустыне, которые проглатывают, как маслины, эти самые торговые корабли и караваны! - Киммериец презрительно фыркнул. - Пф! Да такой домосед, как ты, не пройдет в глуши расстояния отсюда до противоположной стены! А ведь помимо пустошей и непроходимых зарослей, на юге есть вещи и похуже: ядовитые болота, пропасти, ни с того ни с сего возникающие у тебя прямо под ногами, гиблые топи, издали похожие на солнечные зеленые лужайки. Я уже не говорю о хищниках и воинственных дикарях, обитающих там!
      Перечисляя все эти напасти, Конан один за другим загибал пальцы на своей широкой руке. Потом помахал перед лекарем сжатым кулаком.
      - Столько довольно? Нет, это безумие, говорю тебе, самое безумное безумие из всех безумий, хуже, чем ваши кошмары! Ты предпочел бы любые страшные сны той долгой и мучительной смерти, которой умрет всякий, сунувшийся в те края! Если ты знаешь какой-нибудь волшебный способ перенести меня туда, где растет лотос, а потом так же вернуть обратно, я готов и целиком в твоем распоряжении. Но если нет - забудь об этом!
      - Вы сказали ? - молвил Каспиус задумчиво. - Но ведь именно долгой и мучительной смертью умирает наша принцесса. А вместе с нею и половина города. Да мы шутя наберем сотню добровольцев, которые пойдут хоть в обитель Нергала, только бы избавиться от черных снов Зерити. Был бы от меня в таком путешествии малейший прок, я пошел бы первым... - Старик вздохнул и устало прикрыл глаза. - А что касается вас, Конан, - продолжал он,- вы - тот смертный, который уже единожды бывал в тех местах и вернулся живым. Королева рассказывала мне о ваших бесчисленных подвигах. Если хотя бы половина из ее рассказов - правда, вы сумеете провести невредимым отряд туда, где еще не ступала нога детей Митры. И привезете единственное спасение для всех жителей нашего несчастного города. Мне кажется, сам ваш приход сюда не случаен. Это знак судьбы.
      Конан, сидевший молча и опустив голову, кинул на седого лекаря насмешливый взгляд из-под спутанных черных волос.
      - Скажи-ка мне, Каспиус, а с чего ты так уверен во мне? С чего так уверена в моей помощи королева? Ведь, получив в свое распоряжение большой отряд вооруженных людей и множество требуемого для столь долгого и трудного пути добра, я могу просто улизнуть. Сколотить шайку разбойников, а то и захватить какой-нибудь город, сесть в нем правителем и забыть о вашем существовании. Вы так доверяетесь мне - почему вам не приходит в голову, что можете больше никогда меня не увидеть?
      Каспиус встретил его взгляд со снисходительностью родителя, наблюдающего шалости ребенка.
      - Вы когда-то принесли Руфии клятву верности, если можно так назвать данное вами обещание помочь ей в любой беде, - сказал он, улыбнувшись. Видите, я знаю и об этом. А из того, что я слышал о вас от других людей, я заключил, что такие клятвы - не пустой звук для Конана-киммерийца. А помня, как страдает королева и ее бедное дитя, которое, если выживет, унаследует корону и все богатства Баалура, вы, мне кажется, не повернете назад. Узы крови подчас оказываются крепче стальных цепей...
      Конан хмыкнул и мотнул головой.
      - Я должен был догадаться, что с тобою бесполезно играть в кошки-мышки, - сказал он. - Что ж, будем честны друг с другом. - Он огляделся вокруг и понизил голос до шепота. - Даже не имей этот ребенок ко мне никакого отношения, я не смог бы смотреть спокойно, как мучается малышка. Но с другой стороны, стоит ли спокойный сон моего ребенка сотни, а быть может, и тысячи жизней ни в чем не повинных людей? И затраченных городом средств на постройку или покупку флота? Ибо, если ты еще не подумал об этом, придется действительно строить корабль, а быть может, и не один. Пойдет ли на это город? И король?
      - Король Афратес считает эту девочку своей, - так же тихо ответил Каспиус. - И потому потратит последний грош если не ради спасения города, то ради спасения единственной наследницы. Если понадобится, он пошлет за лотосом всю свою армию до последнего человека.- Лекарь снова развернул на коленях древний свиток. - Но помимо сострадания, какое могут вызвать больная дочь и ее рыдающая мать, вступая в эту битву, помните, Конан, что это не просто поход за лотосом, а поход против ведьмы Зерити. Она мстит нам, обрушив первый удар на невинное дитя, но, боюсь, не остановится, пока не убьет здесь всех до последнего человека - медленно и мучительно. Кто знает, как далеко простираются ее планы. Но уверен, что и вы, и королева занимаете в них не последнее место.
      Конан кивнул, соглашаясь:
      - Ты прав, старик. Быть может, нам удастся придушить ее планы еще в зародыше и спасти город, а то и всю страну от худших бед. Стигийские колдуньи обычно жаждут обладать не меньше, чем всем миром... Лишь бы твой лотос действительно помог снять чары... - Он вдруг рассмеялся: - А ты умеешь находить убедительные доводы, Каспиус!
      - Самый убедительный довод из всех - это вы, Конан, - рассмеялся в ответ лекарь. - Едва ли найдется человек, более достойный возглавить столь опасное предприятие.
      Он поднялся с сундука, зябко кутаясь в свою белую мантию.
      - А теперь, если мы все обсудили, нас ждет аудиенция у короля Афратеса, - сказал Каспиус, направляясь к выходу. - Там убеждать будете уже вы.
      - Сообщил ли тебе, варвар, наш дворцовый лекарь, что путь к растению, потребному для снятия чар, может быть долог и труден?
      Говоря это, Шалманзар, верховный военачальник армии Баалура, сохранял на длинном ухоженном лице надменное выражение. Борода его, тщательно расчесанная, благоухала розовым маслом, а черные маслины глаз с презрительным недоверием разглядывали киммерийца. Стоя у самого подножия высокого трона в зале королевского совета, он словно подчеркивал этим свою близость к власти и королю. Помимо него, Конана и Афратеса, в пышно убранном зале находились также Каспиус и несколько верховных сановников королевства.
      - Сообщил, - ответил Конан, не обращая внимания на надменный тон Шалманзара. - А я ему на это сообщил, что, по-моему, затея провалится.
      Военачальник поднял и без того высокие брови:
      - Да? Но как бы там ни было, мы должны попытаться. Король намерен отправить большой отряд на юг, чтобы там либо найти серебряный лотос диким, либо купить его у местных племен. Этому отряду нужен проводник. А ты, как я понял, уже бывал в тех землях.
      Конан не стал еще раз объяснять, почему он считает этот поход безумием. Он просто спросил:
      - Как велик отряд, который ты собираешься выслать?
      Шалманзар поморщился: он не ожидал, что варвар вмешается, как только возникнет пауза.
      - Я полагаю, что хватит двадцати или тридцати человек - разумеется, верховых и с вьючными лошадьми. Начать подниматься по течению можно будет из одного из южных речных портов, а может, по караванному пути...
      - Если этот отряд поведу я, - заявил Конан, - то в нем должно быть не менее пяти сотен человек. - Все глаза в зале в изумлении уставились на него, и, пользуясь этим, он продолжал: - Еще лучше, если их будет тысяча. Причем это должны быть обученные и выносливые воины, потому что нам придется пройти через пустыни и джунгли, не говоря уже о плавании вверх по реке. Помимо оружия, нам также понадобятся всякие меновые безделушки, чтобы суметь договориться с туземцами, если придется с ними столкнуться. Вожди дикарей очень любят все яркое и блестящее...
      - О чем он толкует, этот варвар? - вскричал Шалманзар, обретя наконец утраченный дар речи. - Я сказал, что отряду потребуется проводник, а не военачальник! В нашей армии достанет сотников, которые могут возглавить такой поход и без описанных тобою излишеств.
      С этими словами он повернулся к молодому воину, стоявшему у него за спиной. Юноша был высок и хорошо сложен, и золотые шнуры на его кожаной куртке, такие же, как у Шалманзара, говорили о высоком посту в баалурском воинстве.