Русь Мiровеева (опыт "исправления имен")

«Биография Рюрика непроста. По „профессии“ он был варяг, то есть наемный воин. По своему происхождению — рус. Кажется, у него были связи с Прибалтикой. Он якобы ездил в Данию, где встречался с франкским королем Карлом Лысым. Позже, в 862 году он вернулся в Новгород, где захватил власть при помощи некоего старейшины Гостомысла».

Отношение Л.Н.Гумилева к Рюрику и Рюриковичам достаточно негативно. Это связано с его концепцией об их сотрудничестве с Хазарским каганатом, что, как мы увидим дальше, есть ошибка нашего крупнейшего историка (сотрудничали не Рюриковичи, а лишь одна из частей их дружины во главе с Аскольдом и Диром). Но нам важны здесь не пристрастия того или иного автора, а констатация им исторической действительности.

В этом случае и посольство 839 года объясняется очень просто — речь шла о неких династических связях, скорее всего, в рамках одного рода или сословия (русского, то есть военно-царского). Иначе говоря, о призвании (выборе, разумеется не в нынешнем демократическом понимании этого слова) князя, в высшей степени легитимного с точки зрения «права крови», в чем, естественно, были заинтересованы обе стороны. Разумеется, и политический интерес Карла Лысого — распространение своего влияния — сбрасывать со счетов мы никак не можем. Но он никак не противоречил тогдашней «геополитике» северо-восточных Россов, тех же самых троянских потомков.

Любопытен пассаж современного автора, постигающего историю с явным креном в интуитивный метод, в противовес академическому позитивизму, что имеет свои плюсы — невероятную, почти патологическую зоркость! — но и очевидные минусы. Данный автор (В. М. Кандыба) стоит на позициях неоспиритуализма и «украинофильства», что порождает оценки, за которые мы здесь не берем ответственности на себя, равно как и за «кондово-советский» язык. Нам важны не вкусовые оценки господина Кандыбы, а «структурная концепция», которую он излагает. Итак:

«Тем временем, Винетский Князь Рурик, сын Князя Годлава (? — В. К.), прославившись на всю Европу жестокостью, решил воспользоваться ослаблением Киева и по совету франкского короля Карла Лысого (sic! — В. К.) овладеть должностью Новгородского Князя и попытаться противопоставить его Киеву, захватив власть в северной части Империи. Воплощая задуманное, Рурик организовал усилиями своего влиятельного в Новгороде родного деда — Гостомысла, чтобы на очередных выборах Князя прошла его кандидатура. Впоследствии Рурик уничтожил все документы и следы своей прошлой жизни […] Свою дружину из Винеты Рурик переселил в Изборск, а всех остальных расселил на Ладоге и Белоозере. Правил Рурик 17 лет и за это время полностью подчинил финно-угров, балтов и значительно расширил контроль Новгорода над дальними северными и северо-восточными территориями, показав себя умным и дальновидным политиком. Накопив достаточно военных сил, Рурик начал готовить поход на столицу…»

Отметив (на данный момент вскользь), что Киев не был тогда «столицей», все же укажем, что несколько иная, хотя и очень близкая, история Рюрикова призвания изложена у В. М. Татищева, основывавшегося, как известно, не на Несторовой, а на более древней Иоакимовской летописи (архиепископ новгородский Иоаким умер в 1030 году). Согласно Татищеву, в глубокой древности родные братья Славен и Скиф воевали на юго-востоке, затем осели на Дунае с большим войском, часть которого двинулась на север и основала город Славенск (о нем, как о древнейшем русском городе, мы уже говорили). Славенский князь Ванадал оставил после себя трех сыновей — Владимира, Избора и Столпосвята. От Владимира — девять колен до князя Буривоя, который вел войны с варягами за обладание Бярмией (Биармией или Великопермией, землей, географически точно совпадающей с будущей Землей Святой Софии). В конце концов он потерпел поражение, однако люди испросили у него сына на княжение «в Велицеграде» (видимо, Новгороде-Славенске). Этим сыном и был Гостомысл, который, разбив варягов, заключил с ними мир. Далее, по Татищеву, Гостомысл, не имеющий сыновей, призывает на новгородское княжение своего зятя Рюрика — основателя Русского Царского Дома. В данном случае речь идет не о прямом родстве (дед-внук), а о свойстве, однако в любом случае можно говорить о едином родовом клане Северной Европы — Руси. Исходя из уже сказанного о Вагрии как Старой Франкии, речь идет в данном случае о совершенно естественном воссоединении, «аншлюссе» Старой Франкии и Старой Руси, что… одно и то же!

Анализируя Несторову летопись, исследователь начала прошлого века Герман Фридрих Голлман (кстати, хотя и немец, решительный противник переводов и толкований Байера, Миллера и Шлецера), писал:

«Афетова также поколеная и сии Варяги, Шведы, Норвежцы, Датчане (Руссы, Англичане, Испанцы, Поляки), Италианцы, Римляне, Немцы и пр. или в Несторовом языке Варяги, Свеи, Нурмани, Готе, Русь, Агляне, Галичане (почему ж не Французы?), Волохи, Римляне, Немцы. Г. Шлецер даже и здесь хочет опустить слово Русь; потому что оно находится между датчанами (Jutten), Англичанами и Испанцами (Французами)». Согласно Голлману, Варягами назывались все германские поколения обитателей Балтийского и Северного морей, а также и моря Средиземного — это последнее у арабского писателя Абулфеды называется море Warank. Сопоставляя это свидетельство как с Младшей Эддой, так и с материалами по истории франков, мы легко отождествим «варягов» с потомками троянских царей как по Энеевой, так и по Приамо-Антеноровой нисходящим линиям. «Итак, — пишет Голлман, — тех самых Варяго-Русов, которые пришли в Новгород, должно искать в весьма обширной прибрежной стране; только они прибыли из-за моря, а не с ближайших приграничных берегов. Они пришли из отдаленной страны. Теперь спрашивается: из какой же именно вышли они страны, Варягами обитаемой?»

Какой же ответ нашел исследователь на свой вопрос?

«Читая Ютландское уложение (Lowlok), я находил, что дошедшие законы имеют также весьма большое сходство с нашими древними Фрисландскими и Саксонскими законами, а сии во многих местах сходствуют с нашим Рустрингским уложением Азега (Asegabuch) и другими собраниями как сей, так и прочих стран Северной Германии; так что, чего в одном нет, то в другом находится, будучи представлено в различном виде, смотря по месту, времени и обычаям. Содержание сих законов одинаково; и если сравнивать Leges Anglorum et Verinorum, о коих упоминает Виарда в своей Истории Восточной Фрисландии: тогда бы открылось в оных еще больше сходства с древними Российскими законами, кои собраны Ярославом Владимировичем».

Г. Ф. Голлман обнаруживает даже сходство древнерусского языка с древне-фризским. Напомним, кстати, что по мнению германо-фризского ученого XX века Германа Вирта, фризская культура сохранила прямую связь с древнейшей гиперборейской, с изначальным «нордическим протохристианством», более того, именно ей принадлежат ставшие известными впоследствии так называемые Хроники Ура-Линда. Во всяком случае, «исходя из Несторова перечисления, — утверждает Г. Ф. Голлман, -…мы должны искать первобытных Руссов между Ютландией, Англиею и Франциею, и, следовательно, отечество Варяго-Руссов надлежит полагать на берегах Немецкого моря, простирающихся от Ютландии до пределов Франции, откуда пришли они в Новгород и сделались сперва в Новогороде, а потом по всей России господствующим народом».

Напомним, это исконные исторические владения Меровингов до того, как стали они так себя именовать (в германской традиции они — Вельсунги, те же самые потомки троянских царей). Именно где-то здесь, в низовьях Рейна и произошло, согласно легенде, знаменитое «посещение» уже беременной жены короля Клодио кентавром (мы говорим здесь, разумеется, о мифе, а не о «реальном» историческом событии, то есть не о видимом «проявлении» мифа).

Напомним, согласно этому мифу, королева, жена короля Клодио или Клодиона, сына короля Дидиона (Дадона) и внука полулегендарного Приамова потомка Фарамонда, также короля салических (то есть приморских, а также солнечных или «пропитанных солью») франков, будучи уже, по-видимому, беременной, купаясь в море, оказалась преследуема неким то ли кентавром, то ли китом с бычьей головою (Кит Тур Аз = Китоврас, то есть тот же кентавр). Согласно русской апокрифической «Повести о Еве», такое же чудовище (Коутур или Кутувр) преследовало в раю согрешившую Еву, а «Повесть о Соломоне и Китоврасе» называет его Соломоновым братом, сыном Царя Давида и Матери Сырой Земли. Через девять месяцев королева родила сына, которого назвали Меровеем или Мiровеем — по старо-французски Merevei также чудо или диво (monstre). Этот «дважды рожденный» царь и стал, согласно легенде, родоначальником Меровингов. Подобные средневековые символические легенды сопровождали рождение многих героев и царей. Так, нечто подобное переживала мать Императора Юстиниана. Позднее, чисто моралистическое, сознание воспринимало такие легенды в сугубо «инфернальном» ключе, однако мы должны помнить о сакральном и сугубо христианском смысле средневекового бестиария, образы которого всегда «двоятся». Так, лев одновременно символ и Христа и антихриста, единорог — ярости и фаллической похоти и одновременно строгого целомудрия и т. д. Впрочем, рассуждение на эту тему уведет нас очень далеко. В случае же Меровингов дело обстоит особым образом. Изначальное пребывание Китовраса в раю и таинственное родство его с царем и псалмопевцем Давидом знаменует прикровенное христианское освящение троянской династии еще до ее официального Крещения.

Запомним только это обстоятельство: оно еще очень пригодится нам, когда мы будем говорить об описаниях византийскими авторами походов Олега Вещего. Но не умолчим о важнейшем факте. Под обличием бестиария часто скрывалось смешение династических кровей. Хронисты отмечают у франкских королей после Меровея родовую метку — крест на груди или между лопатками. Одно из наиболее распространенных толкований этого — кровь троянской династии неким образом смешалась с кровью бежавшей в Европу первохристианской общины — с одной стороны еще более (неизмеримо!) возвышает в глазах христианского мира этот факт и так высочайший род, с другой — породило в истории многовековую интригу, о которой пойдет речь в заключении нашего исследования. Но пока все это еще впереди. Сейчас нас интересует движение династии на Восток.

Итак, не мог ли исчезнувший меровингский Рюэрг тогда и быть нашим Рюриком? Не отправлялся ли он «на страну далече» именно как законный представитель этого особого царского рода? И не была ли «встреча» его с Карлом Лысым в Дании прощанием и взаимным напутствием перед дальним путешествием, в которое Рюэрг отправлялся с согласия царствующего короля (пусть и не весьма легитимного) к их общим родичам, потомкам троянцев, собственно, всегда и жившим в Новгороде-Словенске? Положительный ответ воспринимается как вполне естественный, если мы вспомним еще некоторые, весьма знаменательные, свидетельства.

Хорошо известно о «передвижках» географических названий в истории. «Двигались» Троя, Рим, Болгария, в новое время Каледония, Зеландия, Йорк, даже Петербург, Москва и Сталинград… Чрезвычайно любопытно наблюдение все того же Василия Передольского, связанное, по-видимому, с передвижениями выживших после катастрофы гиперборейцев с севера на юг:

«Самая Сибирь известна под именем Искер и Искор. Мы имели случай заметить, что Катфраж и его последователи выводят первоначальников Европы из Сибири; наши Коломецкие находки говорят о сношениях Ильменцев с племенами, ветви и потомки которых жили, а некоторые и теперь еще живут в Сибири; Катфраж ведет первоначальников из Сибири чрез всю Россию на запад Европы и во Францию. Таким образом, дорога от Алтайско-Уральских пределов чрез Россию к Франции проложена с незапамятных времен; не мудрено, что в имени одной значительной реки Франции Оbе слышим нашу Сибирскую Обь».

Но не менее, если не более, значимы и передвижения, так сказать, обратные. В 1471 году новгородская рать была побита московской у стен города, возле реки Шелони. Это было началом конца новгородской вольности, что, впрочем, естественно — к этому времени республиканское правление уже окончательно превратило прежде царственный Град Святой Софии в «скорлупу пустого ореха». Но вот что пишет об этом современный новгородский историк В. М. Золин:

«Шелонская битва 1471 года привычно отмечаемая в школьных учебниках истории России, произошла на реке Шелони под Новгородом и способствовала присоединению Новгородской республики к Москве. Шалонская битва 451 года чаще отмечается в учебниках по средневековью (во многих странах мiра) как битва при Кат-алаунских полях, окружающих равнины Шалони у Сены, недалеко от Парижа и Реймса. Кат-алауны (ранее Шалонь) — памятка о готах и аланах, вышедших сюда из Скифии с IV в. н.э. […] Поселения „росо-монов“ у Реймса были влиятельны и устойчивы […] Эти последние оказывались влиятельными и в Испании, где есть своя Каталония. Шалонь в начале эры сложилась в тех местах, куда примерно пришли от Скифии норики (нарцы: праславяне) и их союзники. Битва на полях Шалони шла между разными кланами народов Скифии за утверждение своего короля в Галлии. Высоких, белокурых и голубоглазых франков наука зачастую относит к германцам, почему-то лишая другие народы своих статных блондинов. Фактически правивший Римом алан Аэций с верными ему аланами и союзниками поддерживал младшего сына Клодилия Меровея, уже как своего приемного сына. Боготворивший Меотиду и святой скифский меч Аттила, правивший Европой и более дальними землями от севера нынешней Румынии, сделал ставку на старшего сына (т. е. такого же нордически-троянского потомка и внука Фарамонда, но не „дважды-рожденного“ — В. К.). По мере приближения к Галлии перед ним пали Вормс, Майнц, Трир, Страсбург и еще десятки городов. На призыв Аттилы откликнулись многие цари и народы Германии и Скифии, от берегов Волги… Победили „западники“ Аэция, дав Франции династию Меровингов. Ратники Аттилы отступали, грабя Милан, Турин, Венецию и подобные места. Вскоре многие из них ушли в Скифию, когда умер Аттила и по наущению дворни император Валентиниан убил отважного Аэция. Шалонская битва символизировала закат славы древней Скифии (Сарматии) и рождение средневековой державы „князя Роша“ (выделено нами — В.К.), которую на середину V века н.э. отмечает работа арабского автора VI века и другие источники».

А вот еще более любопытное свидетельство о Каталаунском сражении. Принадлежит оно уже упоминавшемуся нами Юрию Ивановичу Венелину, исследовавшему события эпохи «великого переселения» не только по летописям и хроникам, но и преданиям собственного народа — русинов — сохранившего в памяти предания своих непосредственных предков — русов-венедов (или франков-венедов, что, как мы здесь видим, одно и то же):

«В то время (448 г.) скончался верховный правитель Вандальских владений во Франции или, быть может, настоящий Монарх над Вандалами, Клодовой или Кладовой (Cladoveus), оставя двух сыновей, Мировою (Meroveus) и Кладовлада (Cladovaldus, Klodobalolus, пишут Латины). Римскими же владениями в Галлии управлял храбрый Аетий „…“ молодой князь Мировой посещал Аетия и дажюе поехал было в Рим». Далее Ю.И.Венелин пересказывает в целом ту же версию разделения среди франков — Кладовлад (Хлодобальд) переходит на сторону гуннов, Меровей — тогда еще единой (она падет в 476 г.) Римской Империи (мнение Венелина об Аттиле как о «русском царе», хотя и может представляться многим привлекательным, лишено достаточных оснований). При этом, однако, интересен конечный вывод ученого:

«Не известно, куда девался претендент Вандальского престола во Франции, Кладовлад; убит ли на сражении, или, может быть, пренебрежен Аттилою, или вознагражден чем-либо; подробности Вандальской современной Истории до нас не сохранены. Известно, по крайней мере, что Мировой (Miroveus, Meroveus), cогласившись на требования Аттилы и перешед от Римлян (другая версия! — однако, такое балансирование естественно, ибо и римляне, и гунны венедам-франкам были чужды в одинаковой степени — В.К.) остался на престоле, на коем царствовал довольно хорошо еще 10 лет. Потомки его, под именем Мировичей, царствовали с 458 по 754 г. Черноволосые писатели, Италианского происхождения или учения, называли сей дом как могли. Вандальское Мирович они писали в ед. Merovix, род. Merovigis, множ. Meroviges; но, по своей породе, они любили говорить в нос, для этого именно нужна буква n, которую они и всунули в это слово, и так произошло Merovinges, Merovingi (кстати, именно так и произносят в южной Франции — В.К.). Заметьте, что во время Аттилы сей народ называли Вандалами и Аланами; сей же самый Царский дом и народ впоследствии переименовали во Франков». Римско-меровингский союз V в. Венелин называет очень прямо и просто: «Римляне и союзные Россы». Конечно, это кажется экзотичным. Но до сих пор и европейские историки не могут определить истоки и происхождение своей первой расы — до такой степени, что неоспиритуалисты выдумывают самые странные гипотезы, например, о том, что Меровинги — «внеземные существа». Конечно, это более привлекательно, чем признать общие корни с Царским домом «русских медведей»…

Не будем настаивать. Но отметим для начала, что не только Шалонь и Шелонь созвучны. Так же точно двоятся (даже, с учетом испанской Каталонии, троятся) Кат-алаунские поля: южнее Новгорода, в нынешней Тверской области находятся Алаунские высоты. Самое интересное то, что именно на этих невысоких, поросших папортниками, горах, произошло посажение на княжение двенадцатилетнего — по древнему меровингскому обычаю — Игоря Рюриковича, что засвидетельствовано жившим там долгое время поэтом и археологом Федором Глинкой, обнаружившим в окрестностях родового имения своей жены (урожденной Голенищевой-Кутузовой) каменные диски IX века с надписью: «Зде Ингмар подъят на щит». Разумеется, предметом дальнейших исследований, очень многое проясняющих, могло бы явиться — какое название Шелони (Шалони) и Алаунских полей или высот возникло раньше, то есть, перенес ли Меровей новгородские имена на Запад, или, напротив, Рюриковичи «воспевают» в Русской земле победы Меровея, давая их рекам и горам? Как бы то ни было, византийская загадка, о которой мы говорили в самом начале, оказывается вовсе никакой не загадкой. Вот, оказывается, почему, как мы уже говорили, для Патриарха Фотия, Народ??? и «таинственный», «темный» — ибо таинственно само рождение «князя Роша» Меровея! — и в то же время, оказывается, «общеизвестный», «пресловутый» — кто же в X веке не помнил об аланах, скифах, Аэции и Аттиле… Упоминавшийся нами в самом начале М. Сюзюмов уточнял: «Обратим внимание на то, что, говоря о Русских, Фотий все время приводит библейские цитаты из пророчеств, имеющих у византийских церковных комментариев определенное эсхатологическое значение: из „Иезекииля“, „Иеремии“, „Апокалипсиса“. В применении к русским эти эсхатологические пророчества имеют смысл только в том случае, если под словом ’???’ понимался одновременно и библейский народ Иезекииля, и русский народ. Отсюда понятно, что если русский народ до начала IX века и был общеизвестен византийской общественности, то под библейском ROS понимался одновременно и библейский народ, и LAKIS FRYGGOYMENON. Созвучие „русь“ и ROS давало основание говорить о недавно появившемся на исторической арене русском народе как о таинственном, неизвестном, и в то же время всем столь хорошо знакомом библейском народе».

Отметим, что по мере развития узурпации на всех уровнях (прежде всего политическом и религиозном) в Европе постепенно складывается не только сознательная, но и подсознательная ненависть (и страх) ко всему, что хоть как-то напоминало о европейской же «державе князя Роша». Предельно четкий анализ отношения Запада к «державе князя Роша» (хотя и в ином аспекте и по иному поводу) содержится в книге А.Г.Дугина «Основы геополитики» (ранее, еще в советское время этих же вопросов, хотя и менее удачно, касались А.А.Яковлев и П.Г.Паламарчук. Существовала также работа — едва ли не первая на эту тему — Алексея Ивановича Казакова, ходившая в Самиздате еще в период гонений. К сожалению, у нас утеряны как работа, так и следы автора, активного участника русского крыла диссидентского движения, ушедшего в последние 15 лет в сугубо частную жизнь и живущего вне столиц). Напомним, что речь идет о знаменитой 38 главе пророчества Иезекиилева, повествующей о нашествии на Иерусалим князя Роша, Мешеха и Фувала (варианты: Рос, Мосох, Фовель). Отрицать то, что Пророк Израилев действительно говорит об уничтожении Иерусалима множеством народов, объединенных именем Гога и Магога во главе с Рошем (ROS) или ARKHON ROS, Русь, описываемая константинопольскими хронистами, как это, увы, делает П.Г.Паламарчук (это, на наш взгляд, наиболее неудачная из историософских работ нашего покойного друга, написанная в запальчивости), дело совершенно бессмыссленное. Дело в том, что подлинность отождествления державы князя Роша с Россией засвидетельствована Православной Церковью через преп. Серафима Саровского: «Грозное и непобедимое царство всероссийское, всеславянское — Гога Магога, пред которым все в трепете будет. И все это, все верно, как дважды два — четыре» (текст, найденный в бумагах о. Павла Флоренского, предположительно полученный им от С.А.Нилуса, который в свою очередь нашел его в бумагах «Служки Божией Матери и Серафимова» Н.А.Мотовилова. Для пророка эти народы являются воплощением зла, хотя сам Рош — это еще и передняя стража Господня (Иез., 38, 1, 6). Здесь, не входя в сложные богословские построения, мы можем только констатировать: да, Православная традиция может в некоторых своих аспектах (быть может, особенно в историософии) не совпадать с библейско-авраамической, поскольку Христос иерействует по чину Мелхиседекову, по чину «царя Салима» (т.е. Царя Мира), который выше Авраама, и последний лишь «платит ему десятину» и получает благословение (Евр., 7, 1-6) «Без всякого же прекословия меньший благословляется большим» (Евр., 7, 7).

Какую же историософскую схему предлагает авраамическая (но не мелхиседекова) версия истории в связи с линией «князя Рош»?

«Как бы то ни было, — пишет геополитик А.Г.Дугин, — начиная с ХVII века (мы, правда, полагаем, что еще с VIII! — В.К.) Русь выступает как главный идеологический, цивилизационный противник Европы. „…“ Cуществует особое протестантское эсхатологическое учение, которое называется диспенциализмом, от латинского слова „dispensatio“, что можно перевести как „промысел“, „замысел“. Согласно этой теории, у Бога есть один „замысел“ относительно христиан-англосаксов, другой — относительно евреев, а третий — относительно всех остальных народов. Англосаксы считаются потомками десяти колен Израиля не вернувшихся в Иудею из Вавилонского пленения. Эти десять колен „вспомнили о своем происхождении, приняв протестантизм в качестве своей основной конфессии „…“ Перед концом времен должна наступить смутная эпоха „…“ Главным отрицательным героем „смутной эпохи“, tribulation, является царь Гог (в других вариантах — царь Роша, князь Рош). Этот персонаж устойчиво и постоянно отождествляется в эсхатологии диспенциалистов с Россией“. Далее диспенциалистский сценарий развивается примерно так. При наступлении войны, предсказанной (лже)пророком Нострадамусом, силы Востока (Гог и Магог) во главе с князем Рошем (или Гогом) начинают войну на Ближнем Востоке, в то время как англосаксонские христиане будут взяты неким „космическим кораблем“ или НЛО и переждут войну русских с Израилем, в которой русские потерпят поражение. Второе пришествие будет пришествием „Христа“ вместе с англосаксами, после чего израильтяне примут протестантизм и установится „единый мир“ и „открытое общество“. В настоящее время теория диспенциализма является официальной доктриной Республиканской партии США, опирающейся на протестантское „моральное большинство“, составляющее, по опросам, около 60% населения страны. Любопытно, что создатели этой теории не ответили на несколько главных вопросов: отождествляют ли еврейские, прежде всего, израильские, историки утерянные 10 колен собственно с англосаксами? Считают ли религиозные евреи (в особенности хасиды, каббалисты и т.п.), что протестантизм хоть в чем-то совпадает с их воззрениями? Готовы ли израильтяне отождествить протестантского „Христа“ с Машиахом и вообще принять протестантизм? Ответов на это, разумеется, нет. Ясно, что диспенциализм есть не только обоснование борьбы Запада с Россией, но и „последнее слово“ многовековой практики цареборчества, начавшейся в VII-VIII веках.

Эти сведения нам еще понадобятся. Пока что важно иное. Первым исторически известным властителем «державы князя Рош», то есть Русским Царем, оказывается тот же Меровей, основатель первой и единственно легитимной королевской династии Европы. Можно, конечно, сколько угодно говорить о запальчивости современного историка и писателя Ю.Д.Петухова, но невозможно отрицать или по крайней мере не учитывать действительно запальчиво, но искренне им произнесенного:

«Руси — именно русы — дали княжеские и царские династии всей Европе и части Азии (я не беру, разумеется, в расчет династии наполеоновские — только истинные!). Пусть потом эти династии свергали, пусть казнили их последних представителей, пусть на смену русским Меровингам (основатель франкской династии Меровей, его насоледник Хлодвиг и пр. — князья русов) приходили их прихлебатели-мажордомы „…“ — исконная. Естественная и легитимная власть в Европе была власть русов».

Но тогда нам становятся гораздо понятнее слова русско-германского ученого ХIX в. Егора Классена, легко оппонировавшего своим соотечественникам:

«Но как сношения Германцев с Руссами не представляют никакого исторического материала, из которого бы можно было вывесть, что Руссы заимствовали у них всю свою гражданственность, то Байер и Шлецер укрыли свою мысль под эгидою Скандинавов, причислив к ним, как к соплеменникам своим, и Варягов-Руссов. Этим они думали оживотворить свою неподвижную, тяготеющую во мраке произвола идею, предсозданную исследователям и своду Русских летописей. Они, конечно, забыли Мiровея-Винделика, родоначальника Меровингов, введшего славянский алфавит у побежденных им народов и старавшегося ввести и самый язык славянский».

Речь, разумеется, не идет ни об одном из ныне распространенных языков, равно как и том славянском языке, который устойчиво связан для нас с именами святых Кирилла и Мефодия. И, поскольку интересующие нас в данный момент события произошли на территории нынешней Франции, обратимся вначале к французским исследователям, многие из которых вообще не считали латынь основой французского языка. Так, в частности, утверждал знаменитый аббат Эспаньоль, а широко использовавший его наследие А. Шампроке наотмашь отрезал мнимые с его точки зрения латинские корни всей старой французской культуры, ибо латынь, по его мнению, есть «дерзкий синтез зачаточных языков Азии, своего рода занавес, опущенный перед мiровой сценой путем подлога, подмены фонетики». Такой же точки зрения придерживается и особое течение французского языковедения нашего столетия, у истоков которого стоял загадочный Фулканелли, известный также и как замечательный лингвист. Исследуя парижское арго с его древнейшими корнями, Фулканелли выявляет его готическую природу (argotique = art gotique, готическое искусство), прямо называя этот язык соединением греческого и пеласгского, то есть именно троянского. Между прочим, и Уоллес-Хэдрилл указывает на некий особый язык, на котором говорили между собой Меровинги, язык, отличавшийся как от латыни, так и от кельтских и германских наречий. Именно такой язык и стал основой так называемого «языка птиц» или «фонетической кабалы», о которых ученик Фулканелли Эжен Канселье писал:

«Между прочим, не следует смешивать кабалу (cabale), о которой мы говорим, с каббалой (kabbale), наукой чисто гебраистической. Орфографические различия указывают на совершенно различную этимологию. Первая происходиМежду прочим, не следуе?, kabales, что означает конь (cheval), вторая — от еврейского kabbalha — традиция. Уставы и род занятий древнего конного строя (chevallerie, рыцарства, конницы) как в духовной, так и во временной жизни предполагали взамоизъяснения в форме языковых загадок, каждая из которых была герметическим воспеванием герба».

Сabale проистекает, согласно Канселье, «из материнских языков» (langues matrices) и пришла во французский из пеласгского и греческого. Основы этого искусства, согласно Канселье, содержатся в умении заключать предложение в одно слово и наоборот. В этом смысле онтологически этот язык действительно славянский, словенский в изначальном смысле, так как в основу свою полагает «самовитое слово» (В. Хлебников). Это язык принципиально не для всех, язык варново-сословный, язык «первых», оберегаемый от «внешних». Но эти «первые», по вывороченной наизнанку сакральной логике, стали в Европе «последними», «королями, лишенными наследства»: каролингско-папская узурпация «латинизировала» Европу и вытеснила ее корневые наречия в арго, в речь «клошаров», «отверженных», «безумных философов», «проклятых поэтов». Но совершенно неожиданно «выплывает» и чисто «славяно-русская» версия. Что касается пеласго-этрусского языка, то здесь дело обстоит следующим образом. Тот же Егор Классен, расшифровывая древние пеласго-этрусские надписи, в частности, надписи намогильные и так называемые гностические камеи, обнаружил поразительное сходство их не столько даже с церковнославянским, сколько с современным русским языком. Так, в частности, сделанная «чертами и резами» надгробная надпись в честь троянского царя (правда, «римской», а не «франкской» ветви) Энея, о котором уже много позже писал латинскую поэму Вергилий, найденная близ Кречио, в северной Италии, в 1846 году, гласит:

Рески вес Бог, выш Вима и Дима, Езменю Расией,

Им— же опеце (мой) дом и децес, ленейен Езмень!

Екатезин далечим, до дому зем поежею,

Тоци вероверо ес! Какоей Еней цар-роде.

Сидеиз с Дадоим в Елишом, Лейты поймез, забивлаез,

Ой! дороги, хороши!

ЛАТИНСКИМИ БУКВАМИ:

Reski wes Bog, wyz Wyma i Dima, Лzmмnju Rasiмj;

Jmze opмce (moj) dom i deиes, lepмjen Лzmen!

Ekatezin daleczim, do domu ziem pojezeju;

Toi wмro-wмro мs! Kakoмm Enмj car-rodм,

Sydмz s Ladoim w Eliszom0, Leity pojmмz zabywlaмz,

Oj! dorogi, chorosziy!

НА РУССКОМ:

Райский всех Боже, выше Вима и Дима, Езмень ты России,