Борька яростно заработал щётками.

— Да ещё и руки нечем вымыть будет, — пожаловался он.

— Вас что, не предупреждали об отключении? — спросил Профессор, наблюдая за сноровистыми действиями шустрого пацана.

— В том-то и дело. — Борька отложил щётки, взял бархатку и принялся наводить глянец.

— Похоже, где-то авария, — сказал Профессор. — Ну, будем надеяться, что управятся быстро. Вокзал без воды надолго не оставят.

Старик вынул из кармана мелочь и щедро сыпнул ему в блюдечко.

— Без сдачи. Это в порядке компенсации за вынужденный простой.

— Спасибо, — улыбнулся Борька. Старик направился к выходу, откуда слышались возбуждённые голоса.

— А я говорю: «Закрыто!» — это Валентина Степановна. — Непонятно, что ли?

Воды нет. Туалет не работает.

— Ты-ы е-е-о? — услышал Профессор тягуче-хриплое мычание.

— Иди отсюда! Ну что ж ты такой упёртый? Нельзя сюда.

— На-а-о.

— Надо? Вон туда, на улицу. И там делай своё «надо».

Войцех Казимирович вышел наружу. Валентина Степановна воевала с Крысой, одним из «привокзальных». Крыса был немым. А кроме того, он ещё был тупым, ленивым и жестоким. Поэтому «вокзальные» немые его в свою компанию не пускали.

Впрочем, Крысу это не слишком заботило, ему никто не был нужен. Он обитал где-то между складскими помещениями и свалкой. Постоянного места у него, насколько было известно Профессору, не имелось. Иногда он забирался в чьё-то жилище, выгоняя хозяина. Но только в том случае, если обитатель был слабее его.

Крыса любил издеваться над слабыми, и те боялись его как огня. И в то же время он старался лизать ноги всем, кто сильнее. Самая гадкая, по мнению Войцеха Казимировича, порода людей.

Ходили слухи, будто он ловит и ест крыс, тех, что живут на складе. Может, из-за этого он и заработал своё прозвище. Зная его, Профессор не считал эти слухи совершенно беспочвенными.

У Крысы были рыжеватые волосы. Но не светло-рыжие, как у Шурика, а тёмные, с грязноватым оттенком, вечно скатанные в неопрятные сосульки.

— В чем дело? — осведомился Профессор, останавливаясь. — По какому поводу шум?

— Да вот, объясняю-объясняю, никак не могу втолковать, что сюда сейчас нельзя. Закрыты мы.

— Туалет не работает, — пояснил старик Крысе, чётко и внятно выговаривая слова.

Тот пригнулся, как бы собираясь сказать: «А почему?», — потом, видимо, решил, что с Профессором не стоит так себя вести, ухмыльнулся и, повернувшись, затрусил прочь.

Войцех Казимирович попрощался с Валентиной Степановной и направился к выходу из зала ожидания. У него оставалось ещё два часа свободного времени, и он намеревался провести их в парке со своими белками.

Но не успел Профессор пройти и пяти шагов, как его планы оказались полностью разрушены. Он как раз посторонился, давая дорогу прихрамывающему парню в синей бейсболке с надписью «California» и большой дорожной сумкой в руках, когда позади него послышался густой низкий голос:

— Профессор! Подожди…

Войцех Казимирович обернулся. С противоположного конца зала к нему спешил Коля Мамонт, продвигаясь в толпе пассажиров, подобно королевскому крейсеру среди китайских джонок. Человеку, рост которого превышает метр девяносто, а вес зашкаливает за один центнер, проделывать такое не составляло особого труда.

— Ф-фу! — Мамонт, отдуваясь, поравнялся со стариком. — Здравствуй, Профессор. — И, не дожидаясь его ответного приветствия, сказал:

— Поехали. Тебя Король зовёт.

Вот тебе и белки.

Коля Мамонт был правой рукой Короля. А теперь, когда Король оказался обездвижен, он стал его олицетворением. Ну а Король… Это Король. И этим все сказано. Поэтому, когда Король предлагал что-то делать, это следовало выполнять беспрекословно. Все так и поступали. В том числе и Профессор. Но он делал это не столько из-за сложившегося порядка вещей, сколько из чувства уважения к личности этого человека. Уважение это обуславливалось многими причинами.

Во-первых, Король — умный, а таких людей не так уж и много. Войцех Казимирович не знал, кем был Король в «первой» жизни. У всех у них была когда-то «первая» жизнь. Ну, по крайней мере, почти у всех. Некоторые помнили только ту «вторую», которой они сейчас жили. Но зато все без исключения, даже самые пропащие, верили, что рано или поздно наступит «третья». Настоящая. Все её представляли по-разному, но для большинства она ассоциировалась с той, «первой», но только в улучшенном, исправленном варианте.

Так вот, Войцех Казимирович не знал, кем был Король в «первой» жизни. И никто этого не знал. Хотя ходило много слухов. Каждый считал своим долгом эти слухи поддерживать, но, по мнению Профессора, ни один из них не соответствовал истине. Говорили, например, что он был одним из крупнейших цеховиков, ещё во времена Брежнева заработавшим многомиллионное состояние. Но он будто бы попал под следствие, исчез, когда дело начало попахивать расстрелом, был объявлен во всесоюзный розыск и вынужден, вследствие этого, скрывать своё прошлое. Другие были убеждены, что Король — талантливый учёный, когда-то работавший в одной из секретных лабораторий, где создал новое мощное оружие. Когда военные наложили лапу на его изобретение и где-то его использовали, он понял, какое чудовище выпустил на свободу, бросил все и начал другую жизнь. Вот это уже чуть больше походило на правду. Их город являлся одним из главных центров химической промышленности, и засекреченных точек в его окрестностях действительно хоть пруд пруди. Но только уйти оттуда и исчезнуть в реальной жизни было невозможным. Тебя бы начали искать и нашли, даже если бы ты зарылся в землю.

Ходила даже версия, что Король когда-то входил в состав правительства. Не этого, что сейчас, а того, что заправляло Союзом. Будто что-то случилось с его сыном, одни говорят — передозировка наркотиков, другие — автокатастрофа. В общем, после этого он ушёл от них и пришёл сюда. Бред, конечно. Но людям нравится. И рассказывали они такие истории, понижая голос и делая вид, что все это известно лишь им и ещё узкому кругу посвящённых. И Профессор их не винил.

Потому что эти истории — часть их жизни. Из них рождались легенды и предания, которые они передадут своим детям.

Но вернёмся к Королю. Как уже говорилось, во-первых, он был умным человеком. А во-вторых, он не был сволочью. По мнению Войцеха Казимировича, этих двух качеств уже было достаточно, чтобы уважать человека. Король не пользовался своим положением в корыстных целях, хотя мог бы. Тем более что суммы, которыми он оперировал, были настолько внушительны, что любой коммерсант позавидует. Все «вокзальные» платили налоги. Каждый вносил посильную сумму, в зависимости от ежедневного заработка. Даже «помойные» каждый день несли свои копейки в общую кассу. Это закон. Иначе им было не удержаться здесь и вообще не выжить. У Короля эти деньги расходовались строго по назначению — на содержание их братства. И начальство вокзала, и милиция прикармливались оттуда. Поэтому «вокзальных» не трогали, хотя и показывали при случае, кто они есть и где их место. Король старался найти работу для тех, кто ещё мог и хотел работать.

Профессор лично знал нескольких человек, которые сейчас имели нормальный дом и семью. И все это благодаря Королю. И даже дом для престарелых, открытый в их районе, появился при его деятельном участии. Войцеху Казимировичу было неизвестно, на кого из городского начальства Королю пришлось выходить и сколько денег он им отвалил, но дом построили, и многие их старики жили сейчас там, а остальные знали, что им будет где найти приют в старости.

Поэтому, когда Мамонт передал Войцеху Казимировичу распоряжение Короля, он не стал сокрушаться по поводу нарушенных планов, а только спросил:

— Поедем или пойдём пешком?

Король лежал сейчас во Второй городской больнице, находившейся недалеко отсюда. Он выбрал именно её, чтобы быть поближе к своим людям, хотя в других больницах условия были не в пример комфортнее, например, в Пятой, бывшей ранее закрытой обкомовской и расположенной в лесной пригородной зоне. Король давно страдал почками, и только немногие из «вокзальных» знали, что это обострение последнее и надежды выбраться у него уже нет.

— Поедем, — сказал Мамонт, — пока он хорошо себя чувствует. Днём его опять начнут колоть, поэтому Король просил тебя приехать побыстрее.

Старик с великаном вышли на залитую весенним солнцем привокзальную площадь. Стоянка такси находилась слева, поэтому, не теряя времени, они спустились по ступенькам и направились в ту сторону. Позади них остались шумные торговки сдобой и беляшами, Роман и Славик, разложившие на столиках свежую прессу, Борик в своей белой «шестёрке» с прикреплённым на ветровом стекле объявлением «Куплю золото». Этот человек, между прочим, имел здесь очень неплохой профит. Борис Александрович весьма ловко пользовался и моментом, и состоянием клиента. Кстати, покупал он не только золото. Об этом все знали — и вокзальное начальство, и линейная милиция, — но Борю не трогали. Он работал под «крышей» Яцека, местного уголовного авторитета, который держал весь здешний район.

Боря поприветствовал проходивших мимо Профессора с Мамонтом ленивым кивком, продолжая сидеть в машине в ожидании клиента. Сейчас он как никогда напоминал паука, притаившегося в центре сплетённой им паутины.

Таксисты, собравшиеся кучкой, травили анекдоты, не забывая простреливать местность глазами в поисках пассажиров. С подошедшими к ним «вокзальными» они поздоровались нестройным хором, все на этом пятачке знали друг друга достаточно хорошо.

Их усадили в «Москвич», стоявший первым от края. Водитель, балагур Жора с толстыми выпяченными губами, которые всегда были растянуты в улыбке от уха до уха, запрыгнул на своё место, и машина, заворчав стареньким мотором, двинулась с места.

Обогнув несколько кварталов, «Москвич» затормозил у больничного корпуса, обсаженного елями. Жора широким жестом отмахнулся от предложенных денег.

Профессор с Мамонтом вышли.

Они подошли к двери, ведущей в стационар. Но это был не главный вход, предназначенный для посетителей, а, вероятно, служебный, для персонала. Внутри им, однако, никто не чинил препятствий и даже не останавливал. Женщина лет тридцати двух в белом халате, медсестра или санитарка, лишь мельком глянула на них, оторвавшись от чтения любовного романа. Мамонта, по-видимому, здесь хорошо знали.

Они прошли каким-то коридором, свернули налево, чуть не налетев на пожилую нянечку, катившую тележку с судками, и, миновав застеклённые двери, оказались на довольно широкой лестничной площадке.

— Туда, — сказал Мамонт, неопределённо мотнув головой, и начал подниматься, перешагивая через две ступеньки.

— Он в урологии? — спросил Профессор, стараясь не отставать от Коли.

— В хирургии.

— Вот как, — заметил старик. Значит, Королю собираются делать операцию.

Это, конечно, серьёзно, но, с другой стороны, и хорошо. Безнадёжных больных не оперируют. Им дают возможность спокойно отмучиться оставшиеся дни.

— Когда операция? — спросил он.

— Дня через два-три, — пожал плечами Коля, останавливаясь на площадке.

Здесь на третьем этаже находилось хирургическое отделение.

Мамонт прошёл по коридору до самого конца и остановился у двери с табличкой «321». Он поднял мощный кулак и размеренно четырежды стукнул костяшками по слою белой масляной краски. Это было похоже на первые такты 5-й симфонии Бетховена. «Так судьба стучится в дверь», — вспомнились Войцеху Казимировичу слова самого композитора.

— Войдите, — голос если и принадлежал больному человеку, то все-таки сохранил присущую Королю силу и уверенность.

Мамонт повернул ручку. Дверь открылась, и они шагнули внутрь.

Он лежал под капельницей, выпростав из-под одеяла худую, жилистую руку.

Глаза Короля лихорадочно блестели на истощённом землистого цвета лице. Войцеху Казимировичу показалось, что Король потерял килограммов пятнадцать веса.

— Здравствуй, Профессор.

— Здравствуйте, Король, — тихо ответил старик. Лежавший посмотрел на Колю.

Мамонт молча кивнул и вышел за дверь.

— Бери стул, присаживайся, Войтек. — Король пошевелился, пытаясь придать себе подобие сидячего положения.

Профессор подошёл к простенькому столу, находившемуся возле окна, поставил на него свой портфель, взял один из двух стульев с мягкой обивкой и вернулся к кровати. Он установил его рядом с капельницей и сел, опираясь на трость так, чтобы они с Королём могли хорошо видеть друг друга.

— Что говорят врачи? — спросил Войцех Казимирович.

— Ерунду. Хотят резать, обещая при удачном раскладе положительный исход операции как один к двум.

— Хорошие шансы. — Старик говорил, не отводя взгляд от Короля. Тот тоже смотрел прямо на Профессора, в его глазах не было ни слабости, ни растерянности. Перед Войцехом Казимировичем лежал человек, твёрдо знавший, что ему предстояло сделать в ближайшее время, пусть даже это время будет последним из отпущенного ему срока.

— Хорошие шансы, — повторил Король и кивнул. — В моем положении просто отличные. Лично я буду бороться до самого конца. Но старуха с косой, согласись, Войтек, — противник серьёзный. Поэтому нужно учитывать все варианты.

— Вы постоянно обдумывали свои ходы, — сказал Профессор, — во всех случаях. Вы сильный человек, Король, а такие обычно добиваются своего. Я всегда верил в вас и верю сейчас, что все обойдётся.

— Всякая сила рано или поздно встречает ещё большую, Войтек. Предел наступает всему, и главное — быть к этому готовым. Поэтому мне и понадобилось увидеть тебя.

Профессор кашлянул в кулак. Сегодня ночью был сильный ветер, и из окна вагона изрядно сквозило. Похоже на начало простуды.

Смысл их встречи с Королём был ему в целом понятен. Трезво оценивая своё состояние, Король готовил себе замену. Он был не из тех, кто цепляется за власть до последнего вздоха. И вот теперь, выбрав своего преемника, Король хотел удостовериться, что тому будет оказана соответствующая поддержка.

Наверняка Профессор не был первым из доставленных сюда для разговора с Королём.

А если все-таки начали с него, то за ним, безусловно, последуют другие, обладавшие весом и влиянием среди «вокзальных» людей.

И ещё в одном был уверен Войцех Казимирович: Король сделал правильный выбор. И человека, которого он сейчас ему назовёт, нужно будет поддержать.

Потому что это мнение Короля, а тот уже давно и бесспорно доказал правильность своих поступков и своих решений.

— Моя вина, — сказал Профессор, — мне нужно было давно зайти…

Король взмахнул левой рукой, свободной от капельницы.

— Пустое. Речь не об этом. Сейчас ты здесь, и это главное. Нам нужно обсудить серьёзный вопрос.

— Я внимательно слушаю.

— Если верить врачам, шансов после операции пятьдесят на пятьдесят.

Отбросив сантименты, давай поговорим о второй половине.

Профессор, в отличие от большинства «вокзальных», не был суеверен, поэтому трижды плевать через левое плечо не стал. Но пальцы на рукояти трости все же скрестил. Пусть бы Король жил. Войцеху Казимировичу этого очень хотелось. Даже если его желание на этой земле ничего не меняло.

— В общем, — продолжил Король, — если все окончится… не совсем удачно, меня нужно будет сменить.

Профессор кивнул, думая о том, кого Король хочет оставить вместо себя.

Коля Мамонт, Шнур или Алмазов. Это были самые толковые люди из «вокзальных».

Хотя старик Алмазов уже в возрасте, а Шнур отдалился. Он женился, у него теперь имелись и дом, и даже работа. Коля был ближе всех к Королю, вероятно, разговор пойдёт о нем. Ну что ж, Войцех Казимирович всегда считал Мамонта правильным человеком, а если ещё такое решение примет сам Король… По крайней мере, со своей стороны Профессор мог гарантировать Коле посильную поддержку.

— Для этого нужен умный, решительный человек из наших, — сказал Король. — Человек, пользующийся достаточным уважением и симпатией большинства, имеющий силу и способность вести за собой других.

— Согласен с вами, — сказал Войцех Казимирович. — Честно говоря, этот разговор претит мне, Король, но вы правы — вопрос нужно решить. Я знаю вас достаточно долго, достаточно хорошо и полностью доверяю вашей голове. Ведь вы уже выбраличеловека? Правда? Так вот, на меня вы можете положиться, и если ему будет нужна моя помощь…

Профессор остановился, уловив лёгкое изменение в лице Короля. Что-то такое мелькнуло в его взгляде… Уголки губ чуть-чуть приподнялись.

Войцех Казимирович откинулся на стуле.

— Мне нужна твоя помощь, Профессор. — Король левой рукой пригладил волосы.

— Мне нужно твоё согласие.

Все-таки с возрастом соображать начинаешь хуже, чем раньше, подумал Войцех Казимирович. Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что сейчас скажет Король. Пальцы его непроизвольно сжали рукоятку трости так, что костяшки побелели.

Король продолжал смотреть на Профессора, не отводя взгляда.

— Меня должен будешь сменить ты, — сказал он.