На скорости передвижения эшелона сказывалась разруха, господствовавшая на железнодорожном транспорте. Сидя целыми днями у раскрытых дверей теплушки, следил Рокоссовский за тем, как постепенно, по мере приближения к Уралу, менялась окружающая природа. После станции Чусовая поезд, пыхтя и вздрагивая, стал подниматься к перевалу по склонам Уральского хребта. Вдали, подернутые синеватой дымкой, виднелись горы, обросшие щетинистым лесом. Миновали ночью границу Европы и Азии. Состав, то скрываясь в тоннелях, то снова появляясь на поверхности, двигался к Екатеринбургу.

На Урале развернулись упорные бои, в которых красногвардейские части, несмотря на самоотверженность и готовность их бойцов сражаться, терпели поражения и несли большие потери. Главной причиной этого было то, что отряды, в подавляющем большинстве состоявшие из добровольцев-рабочих, не имели никакой военной подготовки. Добровольцы, безусловно преданные, сознательные люди, как правило, вовсе не имели понятия об оружии, а к инструкторам, посланным из центра, подчас относились с предубеждением. Отряды не имели внутренней организации, средств передвижения, питания и связи. Начальники отрядов в большинстве случаев были такими же рабочими, не обладавшими самыми элементарными сведениями об управлении войсками в бою.

Только в ходе сражений командиры и рядовые красногвардейских отрядов учились искусству войны, приобретали необходимый боевой опыт, но давался им этот опыт нелегко и стоил немало крови.

В борьбу, развернувшуюся под Екатеринбургом, Каргопольскяй отряд вступил во второй половине июля 1918 года, когда положение города было уже критическим. Несмотря на упорное сопротивление красных войск, противник 25 июля овладел Екатеринбургом в продвинулся значительно западнее. Отступил на запад по железной дороге Екатеринбург—Кунгур в сильно поредевший после боев отряд Юшкевича.

На Кунгурском направлении Рокоссовский участвовал в ожесточенных боях августа—сентября 1918 года. Линия фронта проходила здесь в районе Сылвенского завода и станции Шаля. Станцию занимал Верхде-Исетский красногвардейский батальон, а левый фланг позиции поручено было защищать каргопольцам вместе с красногвардейцами расположенного поблизости Сылвенского завода. Но задержать противника надолго не удалось. Под напором чехословацких и казачьих отрядов Верхне-Исетский батальон оставил станцию, каргопольцы и сылвенские красногвардейцы оказались отрезанными. Удержать Сылвенский завод в таких условиях было невозможно, и с тяжелым сердцем сылвенские красногвардейцы, оставлявшие во власти белых свои семьи, вынуждены были отступить.

Единственный путь отступления вел через болото в деревне Дикая Утка. Всю ночь гуськом, по еле заметной тропке медленно пробирались по болоту люди и лошади. То и дело приходилось вытаскивать из трясины бойцов, имевших неосторожность ступить чуть в сторону от тропи. К утру, когда большая часть отряда уже достигла края болота, оступилась и упала в воду лошадь с навьюченным на нее пулеметом «максим», который каргопольцы возили с собой со времени расставания с полком. Едва Константин Рокоссовский с группой бойцов принялся спасать верного товарища, не раз выручавшего каргопольцеа, как раздался крик:

— Казаки!

Казачий отряд внезапно, почти рядом с красногвардейцами выскочивший из-за леса, очевидно, имел хороших проводников, указавших ему более короткий и менее трудный путь через болото. Появление его было столь неожиданным, что среди сылвенских красногвардейцев готова была уже вспыхнуть паника, но ее в самом начале погасила спокойная уверенность опытных бойцов-каргопольцев.

— Спокойно! Слушай мою команду! В цепь! — раздался зычный голос Юшкевича.

Бойцы залегли в цепь, грохнул один залп, другой, третий... Прицельный огонь заставил казачий отряд отступить, а том временем Рокоссовский с бойцами сумели вытащить из трясины пулемет. Под огнем казаков красногвардейцы начали отходить к опушке леса, где и скрылись от преследования. К вечеру отряд Юшкевича соединился с основными силами красных.

На всем протяжении фронта, несмотря на недостаточную организованность и обученность, молодые красноармейские отряды сражались упорно, с огромной самоотверженностью. Многие пункты по нескольку раз переходили из рук в руки, и за каждый шаг продвижения и та и другая стороны платали дорогой ценой. Временным было отступление красных войск и под Сылвенским заводом.

Через две недели Константин Рокоссовский в пешем строю шел в наступление на Сылвенский завод. Прежде чем начать атаку, пришлось каргопольцам вместе с бойцами других отрядов потрудиться при наведении моста через реку Сылву у деревни Шигаевой. Стремительное течение довольно глубокой и широкой, в этом месте реки и крутые скалистые ее берега делали эту задачу нелегкой, но переправа прошла быстро и организованно. Со стороны завода доносился колокольный звон — в этот день праздновался спас, и население поселка сходилось к церкви. Поэтому цепи красных сумели подойти незамеченными почти вплотную к заводу. Атака их была неожиданной. После первого замешательства белые оказали серьезное сопротивление. С церковной колокольни, и господствующей над поселком Сокольной горы по красным цепям начади бить пулеметы, все более организованным становился ружейный огонь. Из заводских прудов была спущена вода, что сделало невозможным обход противника — единственный путь в поселок вел теперь через плотину, а именно около нее и укрепились белые.

Все же чаша весов клонилась на сторону красноармейцев: их единственное трехдюймовое орудие, стрельбой которого руководил матрос Попов, несколькими выстрелами заставило замолчать пулеметы белых, на заводе вспыхнул пожар. Рокоссовский и его товарищи, дойдя до первых строений поселка, вели перестрелку с казаками, засевшими в заводских зданиях, а по плотине в панике уже бежали белые солдаты. Исход боя решило активное вмешательство чехословацкого батальона, цепи которого были поддержаны интенсивным пулеметным огнем. Не выдержав удара, понеся большие потери, красноармейцы вынуждены были отступить за реку Сылву, и мост оказался весьма кстати.

Возобновили наступление красноармейские отряды через несколько дней, на этот раз оно было лучше организовано и подготовлено, и 30 августа станция Шаля, Сарга и Сылвенский завод были заняты красными войсками.

В конце июля — в августе 1918 года на Восточном фронте, протянувшемся с севера на юг на 2 тысячи километров, произошли важные организационные перемены. «Отрядный» период гражданской войны кончался. Было очевидно, что для победы над врагом необходимо создание регулярных, правильно организованных частей и соединений. На Восточном фронте войска Красной Армии были разделены на пять армий. Отряды, сражавшиеся на Кунгурском направлении, вошли в состав 3-й Уральской дивизии 3-й армии. Одновременно с организацией армейского управления отдельные отряды и отрядики сводились в батальоны и полки, а те, в свою очередь, в дивизии. Вскоре наступил черед и Каргопольского отряда.

К сентябрю в нем едва насчитывалось сорок бойцов. Командование решило объединить Каргопольский отряд с конными Верхне-Исетским, Сылвенским и Латышским отрядами, и с середины сентября 1918 года в составе 3-й Уральской дивизии появляется 1-й Уральский кавалерийский полк.

Принятые в тот период командованием Восточного фронта энергичные меры имели в виду организацию кавалерии типа «ездящей пехоты». Для формирования кавалерии, обладающей способностью к удару в конном строю, требовались обученные люди и подготовленные (выезженные) лошади. И тех и других в распоряжении командования Восточного фронта было очень мало. Кроме того, организапия такой кавалерии требует значительного времени на обучение и подготовку в тылу. Покупая же лошадей у местного населения и сажая на них находившихся под рукой рабочих-красногвардейцев, командование Восточного фронта рассчитывало создать «ездящую нехоту», способную маневрировать на коне, а драться в пешем строю. Конечно, только спустя долгое время такие бойцы, овладев искусством верховой езды, становились настоящими кавалеристами.

Если опытные рядовые кавалеристы в то время в Красной Армии были в большом дефиците, то в кавалерийских командирах она нуждалась в еще большей степени. Естественно поэтому, что бывалые драгуны Карго-польского полка, имевшие к тому же полугодовую практику гражданской войны и проявившие себя в ней с самой лучшей стороны, получили во вновь создаваемом кавалерийском полку руководящие посты. Адольф Юшкевич становится командиром полка, Константин Рокоссовский получает под командование эскадрон.

В начале октября 1918 года 1-й Уральский кавалерийский полк находился еще в процессе формирования. Насчитывал он всего 195, как тогда говорили, «активных сабель» и два пулемета.

Критическое положение на фронте не оставляло командованию 3-й армии времени на длительное обучение новых частей, и с середины октября Константин Рокоссовский в составе 1-го Уральского кавалерийского полка, насчитывающего теперь около 500 человек, дерется с белыми, рвущимися к Кунгуру, на левом фланге 4-й Уральской дивизии. В ноябре эта дивизия получает порядковый номер 30. Под этим номером она и вошла в историю Красной Армии. Ее бойцам и командирам предстояло свершить немало славных дел.

Достойным дивизии оказался и командир 1-го эскадрона 1-го Уральского кавалерийского полка Константин Рокоссовский. Свое боевое крещение как командир эскадрона он получил во время ноябрьского контрнаступления 3-й армии. В результате ожесточенных боев, в которых полк Юшкевича принял активное участие, белые войска к 17 ноября вновь были отброшены за реку Сылву.

Сражаться кавалеристам приходилось в условиях малопригодных для действия кавалерии: сильно пересеченная болотистая местность ограничивала возможность маневра конницей. С ноября передвижение кавалерии затруднялось и выпавшим обильным снегом.

Мороз и снег были весьма серьезным противником для частей Красной Армии. Теплого обмундирования в 30-й дивизии не хватало, нелегким было и продовольственное положение. Сложившаяся ситуация хорошо охарактеризована в докладе военкома 5-й бригады 30-й дивизии Ионова (1-й Уральский кавалерийский полк в тот период входил в состав этой бригады). 17 ноября военком докладывал начальству: «Район нашего нахождения мы весь объели, надежды же на получение из отдела снабжения штаба дивизии необходимого фуража и продовольствия у нас нет. Теплого обмундирования не хватает. Перчаток, теплых портянок нужно страшно, у многих их нет, отдел снабжения не дает, а выдал вязаные, как это кавалеристам носить — неделю, и все порвались... Нет у многих шинелей, когда пришла пора ходить в шубах, а у некоторых ни того, ни другого, и таких порядочно в полках, сапоги развалились, и чинить их нечем, кожи подошвенной дают десятую часть необходимого. Сапог нет, в 4-м номерном полку ходят некоторые в лаптях, одежда рвется; маленькая дырка, которую можно бы зашить, с быстротой превращается в большую — нечем зашить, ниток не дают... Холода, заболеваемость отражаются сильно. Болеют массами во всех полках». Болели и люди и лошади. Однако, несмотря на чрезвычайно тяжелые условия борьбы, боевой дух кавалеристов оставался все время высоким, что полностью подтвердилось во время ноябрьских и особенно декабрьских боев.

Население деревень в большинстве своем сочувственно относилось к красноармейцам, помогало им, чем могло, но часть жителей, особенно зажиточная прослойка, недовольная продразверсткой, нетерпеливо ожидала прихода белых войск. В этом бойцам 1-го эскадрона однажды пришлось убедиться самым наглядным образом.

Кавалеристы, как и подавляющее большинство бойцов 3-й армии, не имели зимнего обмундирования. Единственное, чем своевременно смогла снабдить бойцов хозяйственная часть полка, — это теплыми папахами, которые работник хозчасти Кузьма Ширинкин закупил на весь полк во время поездки в Кунгур.

Во второй половине ноября 1918 года эскадроны полка расположились ио деревням северо-восточнее Кунгура, в трех-пяти верстах от передовых частей неприятеля. Между эскадронами была установлена телефонная и постоянная конная связь, каждый эскадрон выставил сторожевые посты. Поэтому, когда часов в 12 дня 2-й эскадрон подвергся внезапному нападению неприятельской конницы, Константин Рокоссовский во главе своего эскадрона немедленно бросился на выручку товарищей.

На обратном пути, довольные успешным боем, кавалеристы оживленно обсуждали его ход. Постепенно возбуждение, вызванное боем, стихало, а мороз к вечеру окреп, и конники сильно продрогли. Уж поблизости от деревни, где стоял эскадрон, навстречу колонне попался мужичок, несший за плечами увесистую с виду котомку. Поравнявшись с ехавшим впереди командиром эскадрона, мужичок, пристально вглядевшись во всадников, вдруг скинул шапку и низко, чуть не до земли, поклонился кавалеристам. Рокоссовский придержал коня:

— Ты что, дед?

— Здравствуйте, братцы! Вот по всему уж видать, что вы беленькие: лошадки дородные, да и сами-то в белых шапочках.

Кто-то из наезжавших сзади бойцов уже хотел выразить свое возмущение, но Рокоссовский жестом остановил его.

— Ну и что же?

— А я здесь неподалеку живу, — и мужик показал в сторону от дороги. — В гости приглашаю, хлеба-соли отведать, да от большевиков избавить. Версты за полторы от меня стоит полк красноголовиков...

— Ты это точно знаешь, дед?

— А как же? Я ночью проведу вас по тропам к ним в тыл и укажу, куда гнать их надо, всех там перебьем.

Кровь застучала в висках у бойцов от подобной речи, а командир эскадрона казался невозмутимым.

— Что ж, отчего и не поехать? Погреемся... Поехали. В просторную избу вместилось человек тридцать. Хозяин дома немедленно приказал домашним тащить все, что есть в доме, и гостям оставалось лишь удивляться, откуда только это взялось у него: и гусятина, и поросятина, и сметана, и молоко, и самогон.

Никто из бойцов не пил и не ел. Каждый думая о том, что, окажись этот щедрый кулак днем раньше на пути настоящих белых, вряд ли бы кто-нибудь из них был сейчас жив. Молча сидели бойцы, молчал и их командир. Наконец он встал.

— Ну, хватит! Крепко ты ошибся, дед! Не белые мы, а красные.

Недоумение, недоверие, а затем испуг промелькнули на лице кулака, он наконец понял, упал на колени.

— Пощадите, ради бога!

— Возьмите его, ребята, с собой, — хмуро бросил уже в дверях Рокоссовский. — Отведем в особый отдел, там разберутся.

Остаток пути эскадрон сделал молча.

К зиме боевые действия на Восточном фронте стали более ожесточенными, и немалую роль в этом сыграл процесс консолидации контрреволюционных сил, происходивший в тылу белых войск. 18 ноября 1918 года в далеком Омске директория была свергнута. На смену директории пришла диктатура адмирала Колчака, принявшего титул «верховного правителя России».

Через несколько дней после переворота Колчак отдал приказ о начале решительного наступления на Пермь — Вятку, все с той же целью: соединиться с войсками американо-английских интервентов, двигавшимися с севера. 29 ноября войска Колчака перешли в наступление, и положение 3-й армии сразу же стало очень серьезным. Особенно грозным оно выглядело на левом фланге, где оборонялись 29-я дивизия и особая бригада. Под напором врага они вынуждены были отходить, и командование 30-й дивизии, чтобы помочь своему левому соседу — особой бригаде, сформировало отряд во главе с командиром Красногусарского кавалерийского полка Фандеевым; в отряд вошел и 1-й Уральский кавалерийский полк. Основные силы отряда 3 декабря сосредоточились в селе Сосновском. Полк Юшкевича был отправлен в авангард.

Весь короткий зимний день 3 декабря полк двигался по направлению к деревне Сая, где, по свидетельству разведки, можно было встретить разъезды одного из полков особой бригады. Движение по заснеженной дороге было чрезвычайно утомительным и медленным. Лишь к вечеру на горизонте появились дымки деревни Сая. Она действительно оказалась занятой бойцами особой бригады. Полк расположился на ночевку в деревне, а 1-й эскадрон Константина Рокоссовского, несмотря на наступивший вечер и усталость бойцов и лошадей, получил приказ выдвинуться в направлении деревни Матвееве, откуда предполагалось появление противника. Продвинувшись вперед на несколько верст, эскадрон, в котором к этому времени насчитывалось едва 70 бойцов, остановился на ночевку в небольшой деревушке.

Люди и лошади падали от усталости, но командир эскадрона выставил сторожевое охранение и отправился спать в избу, битком набитую сморенными усталостью бойцами, не прежде чем убедился, что все необходимое для безопасности сделано. Несколько раз за ночь он поднимался проверять посты и чуть свет был уже на ногах. Нелегко, очень нелегко давалась Рокоссовскому военная наука. Командиром эскадрона он стал в чрезвычайно сложную пору, учиться водить людей в бой приходилось на полях сражений, во время непрерывных и тяжелых столкновений с врагом. Но «так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат». К тому же Рокоссовский неизменно ощущал товарищескую поддержку и помощь Юшкевича, заботливо руководившего становлением молодого командира.

Осторожность оказалась нелишней. Противник находился поблизости и, едва рассвело, начал движение по Кунгурскому тракту со стороны деревни Матвееве. Эскадрон встретил колонну противника ружейным и пулеметным огнем, и, как только стало ясно, что силы несоразмерны, командир отдал приказ отступать к деревне Сая. Здесь к этому времени находились 1-й Уральский кавалерийский полк и батальон 1-го морского Кронштадтского полка; совместными усилиями они остановили колчаковцев. Весь день 4 декабря прошел в артиллерийской и ружейной перестрелке. Как выяснилось позднее, колчаковцы ожидали подхода основных сил.

С утра 7 декабря два полка 2-й Сибирской дивизии и офицерский батальон, обойдя на лыжах левый фланг красных войск, атаковали деревню Сая с севера. Одновременно подвергся атаке и правый фланг позиции группы Фандеева. Выход лыжников во фланг был неожиданным, но оборонявшие этот участок кавалеристы Юшкевича и кронштадтские моряки не дрогнули. Шесть раз за день белые атаковали деревню Сая и шесть раз, напоровшись на огонь пулеметов, вынуждены были отступать. Когда стали опускаться сумерки, белые, чтобы не ночевать в открытом поле в жестокий 30-градусный мороз, отошли на восток к соседним деревням. Перед позициями кавалеристов остались лежать в снегу несколько десятков трупов сибирских колчаковских пехотинцев.

На следующее утро бой возобновился. Теперь батальоны Томского полка, по-прежнему на лыжах, сумели обойти позицию красных еще глубже и атаковали ее не только с севера, но уже и с запада. Тем не менее они встретили организованное и стойкое сопротивление, причем в этот день красноармейцы не ограничивались обороной. Позволив противнику приблизиться вплотную к своим позициям, кронштадтцы открыли огонь, а затем перешли в контратаку. На заснеженном поле в яростной рукопашной схватке они сумели одолеть колчаковцев, и те стали пятиться по направлению к деревне Магиной. В этот момент в бой вступил 1-й эскадрон. В открытом поле снег был не столь глубок, и, используя это, кавалеристы атаковали отступающих врагов в конном строю. Теперь колчаковцы уже побежали. Преследуя их, бойцы Рокоссовского достигли окраины деревни Магиной, но ворваться в нее на плечах отступающего противника не удалось: в. полутораметровом снеговом покрове лошади вязли, из-за строений деревни по наступающим цепям моряков и конникам безостановочно бил пулемет, вырывая из их рядов одного за другим бойцов.

— Назад, ребята! — разнесся над полем голос командира эскадрона. Пришлось под огнем противника возвращаться на прежние позиции. Выбиваясь из сил, Жемчужный вынес уже своего хозяина на дорогу, и в этот момент пуля пробила коню голову — Константин Рокоссовский едва успел выпростать ногу из стремени и соскочить с падающей лошади. Только кавалерист знает, что значит потерять коня. Это был друг, верный товарищ. И вот этот друг лежит у твоих ног, большие глаза подернулись смертной пеленой. И всадник невольно проводит но лицу рукавом шинели... Идет бой. С теплого еще коня снимают седло, сбрую, освобождают удила из костенеющего рта. Идет бой. И его надо выиграть.

Вокруг Рокоссовского один за другим собирались разгоряченные боем кавалеристы, но многих, слишком многих недосчитались они. В наступающих ранних зимних сумерках на снежной равнине, куда ни глянь, темнели пятна: это вперемежку с колчаковскими солдатами лежали боевые товарищи Рокоссовского, кавалеристы и моряки.

Итог двухдневного боя был не в пользу колчаковцев; несмотря на большие потери, они не смогли уничтожить или хотя бы отбросить противника. Правда, н командование 80-й дивизии не в состоянии было использовать успех в оборонительном бою. Красноармейские части также потеряли немало, причем к убитым и раненым добавились и обмороженные. Докладывая вечером 8 декабря командующему армией о положении, командир и комиссар 30-й дивизии особенно подчеркивали, что бойцы ударной группы не имели зимней обуви и теплой одежды и что без лыж при снежном покрове в 1,5 — 2 метра действовать крайне затруднительно. Наступление решено было отложить до 14 декабря, когда ожидался подход резервов.

Как ни тяжелы были для бойцов 30-й дивизии боевые действия в начале декабря 1918 года, худшее ожидало их еще впереди. Колчаковское командование, подтянув части 7-й Уральской дивизии, 13 декабря возобновило наступление севернее железной дороги Екатеринбург— Кунгур. Яростные атаки колчаковцев, во время которых неоднократно дело доходило до штыкового боя, днем 13 декабря были отбиты, во в ночь на 14 декабря лыжники белых обошли расположение кронштадтцев и кавалеристов Юшкевича и атаковали их с тыла в деревнях Верхние и Нижние Исады. В последовавшем ожесточенном ночном бою бойцы 1-го Уральского кавалерийского полка благодаря выдержке и решительности своих опытных командиров сумели прорвать кольцо окружения, 1-й же морской Кронштадтский полк полностью погиб. В эту ночь во встречном бою понесли тяжелые потери и другие стрелковые полки ударной группировки. О наступлении думать уже не приходилось. Под напором превосходящих сил противника, пытавшегося все время обойти левый фланг 30-й дивизии, слабые численно кавалерийские части стали отходить на запад, к Кунгуру.

Последующие две недели декабря 1918 года части 30-й дивизии были вынуждены отступать. После упорного боя, многократно выливавшегося в рукопашную схватку, 21 декабря был оставлен Кунгур. Еще хуже обстояли дела на северном фланге 3-й армии. Здесь 24 декабря колчаковцы захватили Пермь. Между 29-й и 30-й дивизиями образовался большой разрыв, и противник стремился это использовать. Находившийся на левом фланге 30-й дивизии сильно поредевший 1-й Уральский кавалерийский полк все время должен был бороться с попытками врага обойти его с фланга.

Снежная уральская зима, непроходимые лесные чащи до предела сужали возможность применения кавалерии в конном строю, поэтому бойцы, как правило, сражались спешенными. Боевые действия в основном сосредоточивались около населенных пунктов. Из-за малочисленности подразделений и большой протяженности фронта командованию красных войск не удавалось создать сплошную линию обороны, и потому постоянно приходилось считаться с возможным обходом противника с флангов и тыла. Командирам Красной Армии неизвестен был в то время термин «круговая оборона», но боевая действительность заставляла их применять именно этот тактический прием. Занимая для обороны какой-нибудь населенный пункт, батальоны и полки Красной Армии располагали свои огневые средства не только в наиболее угрожаемом направлении, но учитывали и возможность появления противника со всех сторон и соответственно этому строили план обороны.

Много раз во время боев на протяжении зимы 1918 года командир 1-го эскадрона 1-го Уральского кавалерийского полка, как и другие командиры Восточного фронта, применял тактический прием, основанный на дисциплинированности, выдержке и храбрости бойцов, полностью уверенных в своих командирах. Как правило, эскадрон, обнаружив наступление противника, не проявлял большой активности, не открывал сильного огня и давал возможность противнику приблизиться к линии обороны на максимально короткую дистанцию. Атаковать противнику приходилось почти везде по глубокому снегу, и он не мог передвигаться достаточно быстро. Обороняющийся же, внезапно введя в действие все свои огневые средства, расстреливал наступающего в упор, вслед за этим бойцы во главе с командиром поднимались в контратаку, и бой заканчивался. Часть колчаковцев трупами застывала в снегу около позиций эскадрона, взятые живыми конвоировались в тыл, а захваченные винтовки и пулеметы шли на пополнение запасов вооружения эскадрона. За зиму 1918 года бойцы 1-го эскадрона захватили немало пулеметов, и не о всех из них знало начальство: чтобы иметь возможность оставить у себя захваченные пулеметы, командиры подразделений нередко преуменьшали в донесении свои трофеи.

Правда, в дни декабрьского отступления трофеев кавалеристам Рокоссовского удавалось брать мало. Сражаться приходилось в невероятно тяжелых условиях. Двигаться можно было только но дорогам, и достаточно было сделать несколько шагов в сторону от дороги, как и люди и лошади утопали в снегу. Лыж почти ни у кого не было. Уральские морозы свирепствовали весь декабрь, и по-прежнему красноармейцы страдали от холода. Но еще хуже было с питанием. По нескольку дней подряд получали только по четверти фунта овсяного, колючего и вдобавок к тому же промерзлого хлеба на человека. Случались дни, когда люди ничего не ели и бывали рады любой пище, будь это отруби или мясо убитых лошадей. Измученные ежедневными боями, страдающие от холода и голода, бойцы нередко ложились на снег и говорили: «Не в силах стоять на ногах, тем более не можем ходить, устали, кончайте с нами, товарищи», — и командиру эскадрона, который от голода и усталости сам еле держался на ногах, стоило немало сил, чтобы заставить красноармейцев подняться и продолжать путь.

Отступающие, измотанные, теряющие бойцов, части 30-й дивизии тем не менее не были разбиты противником. Цепляясь за каждый удобный рубеж, они не давали возможности врагу опрокинуть себя. В чудовищно тяжелых боях зимы 1918/19 года закалялись и крепли бойцы и командиры будущей победоносной 30-й дивизии, а среди них рос и мужал командир эскадрона Константин Рокоссовский...

Начало нового, 1919 года части 30-й дивизии, как и вся 3-я армия, встречали в положении, близком к катастрофе, что и было отмечено прибывшей в армию комиссией ЦК РКП (б), возглавляемой Сталиным и Дзержинским. Проинформировав ЦК РКП (б) и Ленина о создавшейся ситуации и необходимости срочной помощи войскам 3-й армии, комиссия приняла также ряд мер для стабилизации положения. Помощь войскам армии могла поступить лишь в середине января 1919 года. Тем временем противник продолжал наступление, и 30-я дивизия не могла сдержать его. Вместе с другими частями через Юговский завод, отражая наседавших лыжников, устраивая засады, отходили к Оханску проселочными дорогами среди бесконечных сугробов и кавалеристы 1-го Уральского полка. Собственно говоря, и полком-то назвать его уже было нельзя: за ноябрь — декабрь 1918 года он лишился большинства бойцов, и на 2 января 1919 года в строю числилось лишь 60 сабель. Кроме убитых и раненых, имелось немало обмороженных н больных.

В ночь на 10 января оставшиеся в строю кавалеристы, ведя в поводу немногих сохранившихся еще лошадей, по льду реки Камы стали переправляться на ее западный берег. В кромешной тьме январской ночи двигаться приходилось на ощупь, и не мудрено, что уже в самом начале переправы в полынью попали двое бойцов вместе с лошадью. Не раздумывая долго, бросился на помощь товарищам Константин Рокоссовский и, несмотря на то, что сам тут же провалился в воду, сумел вытащить одного из них. В мокрой одежде после купания в ледяной воде командир эскадрона прошел еще несколько верст до ближайшего населенного пункта, но к вечеру он заболел и настолько серьезно, что его пришлось эвакуировать в тыл.

В госпитале, размещавшемся в здании школы в городе Глазове, Константин Рокоссовский пробыл недолго. Его могучий организм быстро справился с болезнью.

После отступления за Каму части 30-й дивизии сумели остановить противника, попытки колчаковцев овладеть Оханском не удались, с 19 января дивизия, получившая к тому времени подкрепление людьми и, главное, валенки и полушубки, перешла в наступление. Но в нем 1-й Уральский полк уже не участвовал.

В распоряжении командования 30-й дивизии имелось несколько столь же малочисленных кавалерийских частей, и оно решило объединить их. В середине января 1919 года полк Юшкевича был отведен в тыл для переформирования и размещен на Нытвенском заводе. В конце января в него был влит 1-й кавалерийский полк имени Володарского, также насчитывавший несколько десятков бойцов, а в начале февраля — эскадрон 1-го Кунгурского полка. Новая часть получила название Сводного Уральского имени Володарского кавалерийского полка; в годы гражданской войны такие красочные и несколько пространные наименования воинских частей не были редкостью.

Командиром нового полка остался Юшкевич, большинство других командных должностей завяли его боевые товарищи. 1-м эскадроном, состоявшим из старых бойцов полка, по-прежнему командовал Рокоссовский, к тому времени уже выздоровевший и возвратившийся в родной полк.

В феврале 1919 года из тыла прибыло значительное пополнение, и количество бойцов в полку увеличилось до 750 человек. Особо нужно отметить, что в волку, как и в большинстве других частей Восточного фронта, было много коммунистов: в середине марта партийная организация полка насчитывала более 300 человек. В подавляющем большинстве армейские коммунисты времен гражданской войны состояли из рабочих и крестьян. Эти люди первыми шли в цепях в атаку, последними отступали. В плен они не сдавались. Коммунисты цементировали ряды молодой Красной Армии,

Опираясь на коммунистов, командный состав полка за короткое время сумел сколотить боеспособную часть, что и было отмечено в приказе по 3-й армии: «30-ю стрелковую дивизию в Нытвенском заводе на параде в день годовщины существования Красной Армии представляли сводный кавалерийский имени Володарского полк, отдельная Богоявленская сотня и батарея и другие части 1-й и 3-й бригад. Перечисленные части радовали своим прекрасным видом, строевой подготовкой и бодростью...» Уже в ближайшие недели полк Юшкевича в боях доказал, что боеспособность его вполне соответствовала его хорошему внешнему виду.