Плацдарм был удержан, но бои продолжались здесь вплоть до 11 октября. Потеряв более 400 танков и много солдат, немцы 12 октября перешли к обороне. Теперь настал черед войск Рокоссовского. Измотав противника, Рокоссовский сконцентрировал на плацдарме свежие соединения, и 19 октября предпринял наступление, в результате которого плацдарм вдвое увеличился. Левее 65-й армии за Нарев была переправлена 70-я армия, и теперь можно было думать об использовании плацдарма для броска в глубь Польши, к границам Германии.
В середине октября большой и дружный коллектив штаба фронта, возглавляемого Рокоссовским, уже начал отрабатывать элементы новой фронтовой операции. Рокоссовский предполагал нанести главный удар с Пултуского плацдарма на Нареве в обход Варшавы с севера, а с плацдармов южнее Варшавы — в направлении на Познань. Но осуществить этот план ему не пришлось.
Вечером 12 ноября он вернулся на КП фронта из поездки на Пулавский плацдарм за Вислой и пошел в столовую ужинать. Не успел командующий фронтом сесть за стол, как дежурный офицер доложил, что его вызывает для разговора Ставка.
— Вы, товарищ Рокоссовский, назначаетесь командующим 2-м Белорусским фронтом.
— Вы ошибаетесь, — Сталин как будто ждал этого вопроса, — этот участок входит в общее Западное направление, и от тесного взаимодействия 1-го и 2-го Белорусского, а также 1-го Украинского фронтов зависит успех предстоящей решающей операции. На подбор командующих мы обращаем особое внимание. На ваше место назначен Жуков. Как вы смотрите на эту кандидатуру?
— Кандидатура вполне достойная.
— На 2-й Белорусский мы возложим очень ответственную задачу, усилим его, разумеется, соединениями и средствами. Если не продвинетесь вы и Конев, то никуда не продвинется и Жуков.
— Я понимаю, товарищ Сталин. — Рокоссовский все же был разочарован, и Сталин это чувствовал.
— Если вы считаете необходимым, можете взять с собой на новое место тех работников штаба, которые вам нужны.
— Этого я не хочу. Сейчас на всех фронтах штабы хорошие.
На следующий день Рокоссовский, не дождавшись приезда Жукова, выехал к месту нового назначения. Ему не суждено было стать освободителем Варшавы.
В Германии
XIII века на побережье Балтийского моря, между Вислой и Неманом, на исконных славянских и литовских землях, обосновались «псы-рыцари» Тевтонского ордена. С течением времени они превратили Восточную Пруссию в мощный, выдвинутый на восток плацдарм для осуществления «Дранг нах Остен» — пресловутого «Натиска на Восток». Отсюда на протяжении семи столетий одно за другим следовали вторжения на земли соседей. Много горя и страданий принесли нашему народу эти вторжения, много раз объединенные силы русских, поляков и литовцев отбрасывали врагов. Но они приходили все вновь и вновь, влекомые бредовой идеей установления господства над нашими народами. Однако всему бывает конец.
Осенью 1944 года Восточная Пруссия, важный военно-промышленный район Германии, оказалась осажденной войсками Красной Армии: с востока и северо-востока на ее территорию ворвались армии 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов, с юга же, в пределах польской области Мазовии, держали оборону войска 2-го Белорусского фронта, которым теперь и командовал Рокоссовский.
Еще в первых числах ноября 1944 года при разработке планов осенне-зимней кампании советское Верховное Главнокомандование пришло к убеждению, что для успешного наступления на главном — Берлинском — направлении необходимо разгромить восточнопрусскую группировку противника и тем самым развязать руки войскам 2-го Белорусского фронта для действий на этом основном направлении. Успех операции стратегически был очень важен и во многом определял ход завершающей кампании Великой Отечественной войны.
Об этом и говорил новому командующему Белорусским фронтом Сталин во второй половине ноября в Ставке.
— Вы должны все время помнить о необходимости тесного взаимодействия с 1-м Белорусским фронтом, — и Сталин красным карандашом вывел на карте, представленной ему Рокоссовским, красную стрелу, нацеленную во фланг противника. — Тем самым вы поможете Жукову, если наступление его войск замедлится.
Завершая беседу, Сталин сказал:
— Еще раз подчеркиваю, что ваш фронт — один из трех важнейших. 1-му и 2-му Белорусскому и 1-му Украинскому — именно этим трем фронтам, вероятно, и предстоит завершить войну в Германии.
Рокоссовский возвратился на фронт. Вскоре он получил директиву Ставки:
«1. Подготовить и провести операцию с целью разбить пшаснышско-млавскую группировку противника и не позднее 10—11 дня наступления овладеть рубежом: Мышинец, Вилленберг, Найденбург, Дзялдово, м. Бежунь, м. Бельск, Плоцк, иск. Петркувек. В дальнейшем наступать в общем направлении Ново-Място, Мариенбург.
2. Главный удар силами четырех общевойсковых армий, одной танковой армии и одного танкового корпуса нанести с Рожанского плацдарма в общем направлении на Пшасныш, Млава, Лидзбарк. Оборону противника прорвать силами трех армий на участке 16—18 км по фронту.
На участок прорыва привлечь три артдивизии и создать плотность артиллерии и минометов (от 76 мм и выше) не менее 220 стволов на один километр фронта прорыва...
3. Второй удар силами двух общевойсковых армий и одного танкового корпуса нанести с Сероцкого плацдарма в общем направлении Насельск, Плоньск, м. Бельск.
Для содействия 1-му Белорусскому фронту в разгроме варшавской группировки противника частью сил левого крыла фронта... нанести удар в обход Модлин с запада с целью не допустить отхода варшавской группировки противника за р. Висла и быть в готовности форсировать р. Висла западнее Модлин...»
Поскольку 2-му Белорусскому фронту предстояла, как и обещал Верховный Главнокомандующий, очень важная операция, Ставка начала проводить усиление его войсками и техникой. Когда Рокоссовский принял фронт, в него входили 3, 48 и 50-я армии. Но вскоре из 1-го Белорусского фронта под командование Рокоссовского перешли 70-я и 65-я армии вместе со своими участками, а из резерва Ставки были выделены 2-я ударная, 49-я общевойсковые армии и 5-я гвардейская танковая армия. Таким образом, к началу января 1945 года в распоряжении Рокоссовского имелось семь общевойсковых армий, одна танковая, одна воздушная, танковый, механизированный и кавалерийский корпуса, несколько артиллерийских дивизий прорыва, в целом вместе с тыловыми учреждениями более 880 тысяч человек, 2195 танков и САУ, более 11 тысяч орудий в минометов, полторы тысячи самолетов.
Войска 2-го Белорусского фронта к началу января держали оборону на 288-километровом участке, по восточному берегу Августовского канала, рекам Бобру и Нареву до Сероцка включительно. На западном берегу Нарева они удерживали два плацдарма.
Руководствуясь директивой Ставки, Рокоссовский принял решение прорвать оборону врага силами 3, 48 и 2-й ударной армий и 5-й гвардейской танковой армии на Млавском направлении с плацдарма у Ружан. Южнее, с плацдарма за Наревом, у Сероцка, на 10-километровом участке, должны были нанести удар 65-я и 70-я армии, для развития успеха которых намечалось ввести в прорыв 1-й гвардейский танковый корпус. Находившаяся на правом фланге 50-я армия активными действиями должна была сковывать силы врага.
Рокоссовский предусматривал, что прорыв главной полосы обороны войска фронта осуществят при темпе 10—12 километров в сутки, а в дальнейшем будут продвигаться со скоростью до 15 километров в день.
Чтобы привести в действие такую махину, как 2-й Белорусский фронт, чтобы обеспечить успешное наступление, требовалась самая тщательная подготовка, и Рокоссовский с первых же дней но вступлении в командование принялся за нее. Здесь, на 2-м Белорусском фронте, он нашел дружный, сплоченный и опытный коллектив работников штаба, работать с которым было легко и приятно.
Как и на 1-м Белорусском фронте, Рокоссовский по-своему, несколько необычно, построил работу штаба. Вот как об этом писал он сам: «...я применял оправдавшую себя систему работы на командном пункте. У нас имелась, как мы ее называли, штаб-квартира, где мы сообща обдумывали планы, принимали решения, заслушивали информация офицеров-направленцев, обсуждали всевозможные предложения, обменивались мнениями об использовании различных родов войск, об организации взаимодействия между ними. Тут же отдавались необходимые распоряжения. В результате руководящий состав фронта постоянно был в курсе происходящих событий, и мы быстро на них реагировали. Мы избавлялись от необходимости тратить время на вызов всех руководителей управлений, родов войск и служб и на заслушивание длинных и утомительных докладов. То, что было приемлемо в мирное время, не оправдало себя в условиях войны. Начальник штаба фронта генерал А. Н. Боголюбов, очень педантичный, как и свойственно хорошему штабисту, сначала морщился: не по правилам! — но потом признал, что установленный мною порядок действительно лучше отвечает боевой обстановке».
На протяжении декабря 1944 и начала января 1945 года командующий, как и всегда, посещал одну за другой армии фронта, на месте знакомясь с соединениями и их командирами, с обстановкой и местностью, где его войскам скоро предстояло наступать. Спокойно, без излишних волнений и тем более шума и криков разбирался Рокоссовский в решениях, принятых командующими армиями, и, если это было нужно, искусно исправлял, уточнял решения, но делал это так, чтобы не задеть самолюбия своих подчиненных.
Командующий 48-й армией генерал П. Л. Романенко должен был провести частную наступательную операцию, с тем чтобы улучшить позиции своих войск. На время этой операции Рокоссовский выделил ему артиллерийский корпус прорыва, некоторые части которого из-за распутицы не смогли вовремя прибыть в назначенные им районы. Хотя командующий артиллерией армии докладывал о невозможности переброски артиллерии в отведенные сроки и необходимости отложить операцию на два-три дня, генерал Романенко не захотел с этим считаться и заявил, что откладывать операцию он не собирается и потребовал «во что бы то ни стало» обеспечить готовность артиллерии. Это было явно невыполнимое требование, и Рокоссовскому стало известно о нем.
Командующий фронтом связался с командармом-48 и начал разговор, как всегда, спокойно и дружелюбно:
— Как ваши дела, Прокопий Логвинович?
Голос командарма был бодр:
— Завершаем подготовку, товарищ командующий, все в порядке. Завтра точно в срок начнем.
— А как с артиллерией? Корпус прорыва собрали?
— Да нет, только он один и подводит, еще не все бригады подошли. Но я отдал приказ, чтобы завтра точно в назначенный срок они все были готовы к открытию огня по плану.
— Прокопий Логвинович, а к чему вы торопитесь? Дороги, вы сами знаете, сейчас плохие, артиллеристы могут и запоздать. Я бы на вашем месте не торопился.
— Товарищ командующий, а вы разрешите дня на два отложить операцию?
— А почему нет? Ведь это ваша армейская операция, я вас жесткими сроками не связываю.
Романенко явно обрадовался.
— Спасибо, товарищ командующий. Мы со штабом все подсчитаем, и я вам доложу.
— Хорошо, Прокопий Логвинович. Желаю успеха.
Командующий положил трубку и мягко улыбнулся окружающим: вот, мол, и вся проблема!
Тщательно контролируя исполнение своих приказаний, Рокоссовский в то же время не проявлял ненужной подозрительности и полностью доверял своим подчиненным, если был убежден, что они знают свое дело. И. И. Федюнинский, командующий 2-й ударной армией, только что прибывшей из резерва Ставки, немедленно явился к Рокоссовскому, с которым они вместе начинали войну в Западной Украине, и доложил о состоянии армии.
По окончании доклада он спросил:
— Товарищ маршал, вы будете проводить смотр войскам?
— А дивизии у вас хорошие? — поинтересовался Рокоссовский. — Боевой опыт есть?
— Да, все дивизии имеют боевой опыт, укомплектованы полностью.
— Ну что ж, тогда я пока смотреть их не буду. Распорядитесь, чтобы ваш начальник штаба и командующий артиллерией приехали сюда, надо начинать готовить наступление с Наревского плацдарма.
Декабрь 1944 года прошел в подготовке. Все, от генерала до рядового, прекрасно понимали, что наступают завершающие месяцы войны. И повсюду Рокоссовский видел высокую сознательность своих подчиненных, проявлявшуюся даже в мелочах.
Вместе с командующим 2-й ударной армией он ехал ночью на плацдарм за Наревом. Ночь была очень темной, дорога — скверной, и Рокоссовский разрешил шоферу включить ненадолго фары. Но сразу же у какого-то мостика машину остановила девушка-регулировщица и начала выразительно отчитывать шофера за нарушении светомаскировки. Ее не смутило присутствие генералов в машине, она лишь сказала с укоризной:
— Эх, товарищи генералы, отдаете приказы, и сами же их нарушаете!
Рокоссовский смеялся:
— А ведь она права!
— Это так, но зачем же ругаться? — заметил Федюнинский девушке.
— А что мне прикажете делать с вашим шофером? Он нарушает приказ!
— Молодец! — продолжал смеяться маршал. — Хорошо несете службу.
— Служу Советскому Союзу! — регулировщица откозыряла и на прощание приказала шоферу: — Свет ты все-таки выключи!
Наступил январь 1945 года. Внезапно Ставка потребовала ускорить подготовку и перейти в наступление на шесть дней раньше, 14 января. Причины такого изменения срока были внешнеполитическими: в конце декабря 1944 года немецкие войска нанесли мощный удар по англо-американским войскам в Арденнах, там складывалось катастрофическое положение. В специальном послании Уинстон Черчилль просил Сталина ускорить начало наступления, и Советское правительство, верное своим союзническим обязательствам, немедленно откликнулось. Этих шести дней очень не хватало Рокоссовскому — еще не все было готово, в связи с перегрузкой транспорта еще не прибыло долгожданное пополнение. Тем не менее 2-й Белорусский фронт перешел в наступление 14 января.
За день до этого начали операцию по разгрому восточнопрусской группировки врага войска 3-го Белорусского фронта, руководимого И. Д. Черняховским. В эти же дни пришли в движение и другие фронты: 1-й Украинский перешел в наступление 12 января, 1-й Белорусский — 14 января. Удар сокрушительной силы обрушился на врага.
Давно известно, что разбойник, отправляясь на грабеж, загодя готовит себе надежное убежище, куда можно будет перетащить захваченную добычу и где можно отсидеться в случае неудачи. На протяжении столетий немецкие милитаристы укрепляли свою разбойничью цитадель — Восточную Пруссию. Особенно рьяно принялись они за это с конца XIX века, в предвидении предстоящей войны с Россией, а военные теоретики прусского милитаризма — Шлиффен и Мольтке-младший — разрабатывали планы операций в Восточной Пруссии. Уже к началу первой мировой водны Восточная Пруссия, по сути дела, представляла собой единый мощный укрепленный район, справиться с которым оказалось не под силу русской армии в 1914 году. В последующие десятилетия строительство оборонительных укреплений продолжалось, и к началу 1945 года здесь была создана, казалось, непреодолимая оборона. Сотни мощных долговременных (железобетонных) огневых точек, траншеи, противотанковые рвы, бетонированные наблюдательные и командные пункты, различные проволочные препятствия (проволочный забор, спираль «Бруно», малозаметные препятствия), противопехотные минные поля, бетонные и деревянные надолбы, металлические «ежи», форты многочисленных крепостей, каменные строения в городах и деревнях, приспособленные к обороне, — думается, что достаточно только перечислить все это, чтобы представить, какую оборону предстояло прорвать советским солдатам. Вдобавок фашистские солдаты, и всегда оборонявшиеся упорно и до последней возможности, здесь, на границах собственной земли, дрались с отчаянием обреченных, сознавая, что пришло время расплаты за все содеянное на советской земле за долгие три года войны.
На направлениях ударов Рокоссовскому удалось создать мощные группировки: войска 2-го Белорусского фронта превосходили здесь противника в живой силе в 5 раз, в артиллерии — в 7—8 раз, в танках — в 9 раз. Поэтому, когда началась артиллерийская подготовка, командующий фронтом был спокоен: его войска должны, не могут не прорвать обороны врага. Досадно было только, что действия авиации в этот день исключались: во всей полосе фронта густой туман и обильный снегопад ограничивали видимость до 150—200 метров.
85 минут артиллерия обрабатывала позиции врага, и в первые часы боя активность его войск была незначительной. Но в дальнейшем они стали оказывать яростное сопротивление, а с утра 15 января перешли в контратаки, введя в бой все дивизионные и корпусные резервы и пытаясь ликвидировать трещины, образовавшиеся в обороне. Продвижение войск замедлилось, а местами и вовсе прекратилось. В такой обстановке Рокоссовский принял решение ввести в бой танковые корпуса, что сразу изменило ход сражения. Оборона противника была прорвана, и войска 2-го Белорусского фронта устремились к Бромбергу, Грауденцу и Мариенбургу. К утру 19 января они прорвали фронт обороны противника на протяжении 110 километров и углубились на Млавско-Эльбингском направлении до 60 километров, то есть продвигались по 12 километров в сутки, как и предполагалось планом операции.
20 января произошло знаменательное событие — войска 3-й армии вступили в пределы Восточной Пруссии. На следующий день Рокоссовский получил директиву Ставки:
«Ставка Верховного Главнокомандования приказывает: 1. Войскам фронта продолжать наступление в общем направлении на Дойтш-Айлау, Мариенбург и не позднее 2 — 4 февраля овладеть рубежом Эльбинг, Мариенбург, далее на юг р. Висла, Торн, отрезая противнику все пути из Восточной Пруссии в Центральную Германию.
По выходе на р. Висла захватить плацдармы на западном ее берегу к северу от Торн.
Одновременно правым крылом фронта овладеть рубежом Иоганнесбург, Алленштайн, Эльбинг.
2. Иметь в виду в дальнейшем вывести большую часть сил фронта на левый берег р. Висла для действий в полосе между Данцигом и Штеттином. 19 армия, сосредоточивающаяся в районе Острув-Мазовецки, с 1 февраля будет передана в состав войск 2 Белорусского фронта».
Войска 2-го Белорусского уже 21 января выполняли предписания директивы Ставки. В этот день они овладели многими восточнопрусскими опорными пунктами, в том числе и Танненбергом.
Походная машина Рокоссовского летела по автострадам Восточной Пруссии мимо покинутых населением чистеньких немецких городков. Вот и Танненберг. Сложные чувства овладевают Рокоссовским. Всем, кто изучал военную историю, известно название этого городка. Здесь 15 июля 1410 года под Грюнвальдом у Танненберга объединенные русские, польские, чешские и литовские полки наголову разбили войско тевтонских крестоносцев. Здесь же, западнее Мазурских озер, в августе 1914 года примерно в том же направлении, что и армии Рокоссовского, наступала 2-я русская армия генерала А. В. Самсонова. Тогда она вторглась в Восточную Пруссию и достигла поначалу значительного успеха, но затем вследствие несогласованности действий русских войск была наголову разбита. Погибло много русских солдат, генерал Самсонов застрелился. Немецкие историки назвали это сражение Танненбергским. В честь Гинденбурга, с именем которого связана победа, гитлеровское правительство соорудило огромный мемориальный комплекс.
Отступая, немецко-фашистские войска взорвали памятник. Теперь командующий 2-м Белорусским фронтом стоит перед его развалинами. Советские солдаты идут вперед безостановочно. Война пришла и на немецкую землю. Три с половиной года Рокоссовский видел разрушенные и сожженные города и села нашей Родины и соседней Польши, три с половиной года он твердо верил: настанет пора — и наши солдаты придут сюда. Он верил в это в июне 1941 года, когда догорали последние танки его корпуса, он был уверен в этом, когда его бойцы с гранатами в руках бросались навстречу врагу под Волоколамском, он был убежден в этом в приволжских степях, в виду пылающих развалин Сталинграда. Да, он верил в то, что завершит войну на земле агрессора, что ему, солдату с тридцатилетним стажем, удастся все же прийти сюда, на немецкую землю. И не только он верил в неизбежность такого поворота событий, в это верили и те, кто шел в огонь по его приказу на Днепре и Волге, на Дону и Десне, на Буге и Висле. И вот это свершилось!
Рокоссовский стоял перед взорванным памятником Гинденбургу, и на память ему приходили строчки совсем недавно прочитанных в газете стихов:
За горе, за все страдания,
Что видел наш мирный дом,
Плати по счетам, Германия,
Молись! По тебе идем!
Но то, что позволительно поэту, не может быть дозволено ему, советскому полководцу и политическому деятелю. Красная Армия ведет войну не против немецкого народа, она взялась за оружие, чтобы разгромить агрессора и уничтожить в Германии фашизм и милитаризм, принесшие так много несчастья соседям Германии, да и самому немецкому народу. В отличие от гитлеровских захватчиков, сеявших смерть и разрушения на оккупированной земле, воины Красной Армии должны вести себя с достоинством, свято хранить честь защитника социалистического государства, и он, Рокоссовский, сделает все, что в его власти, чтобы солдаты его фронта помнили: гитлеры приходят и уходят, а Германия, а народ германский остается!
Вступление в Восточную Пруссию солдаты и офицеры фронта Рокоссовского встретили с величайшим подъемом. «Вот она, берлога немецкого зверя, — говорили они. — Теперь мы отомстим гитлеровцам за все их злодеяния, совершенные ими на нашей земле». В сознании многих солдат вначале не укладывалось, как после тех зверств, что творили фашистские захватчики на советской земле — и это солдаты и офицеры на протяжении трех с половиной лет видели собственными глазами, — можно относиться великодушно к немцам. На этот счет в «Истории Великой Отечественной войны» говорится: «...не все советские бойцы правильно понимали, в чем должна выражаться месть и как надо вести себя в Германии. В первые дни боевых действий на территории Восточной Пруссии были отдельные факты нарушения норм поведения». Этого нельзя было допустить, командование и политуправление фронта позаботились о том, чтобы каждому солдату и офицеру была ясна сущность гуманной советской политики в отношении мирного немецкого населения. Был издан специальный приказ, партийные и комсомольские организации войск в течение одного-двух дней разъяснили воинам требования этого приказа. И воины 2-го Белорусского фронта оказались на высоте — больше Рокоссовскому не приходилось встречаться с подобными нарушениями воинского кодекса, хотя по дорогам Германии его войска проделали немалый путь.
Войска 2-го Белорусского фронта, гоня перед собой объятые паникой и потерявшие управление соединения 2-й немецкой армии, быстро продвигались к Балтийскому морю. То, что было не под силу солдатам Самсонова в августе 1914 года, солдаты Рокоссовского сделали быстрее всех намечавшихся сроков. Не 2—4 февраля, как предписывала Ставка, а вечером 23 января танкисты передового отряда 31-й танковой бригады под командованием капитана Г. Л. Дьяченко ворвались в Эльбинг. Появления их никто не ждал, Эльбинг жил обычной жизнью тылового города: работала электростанция, ходили трамваи, по улицам гуляли горожане. И вдруг — советские танки! С зажженными фарами, стреляя по вражеским автомашинам, промчались советские танкисты по центральным улицам города. Поднялась паника, а танкисты, не задерживаясь в городе, устремились к берегу Балтийского моря, к заливу Фришес-Хафф, и вскоре уже были на его побережье.
С выходом войск 2-го Белорусского фронта к этому заливу все сухопутные коммуникации восточнопрусской группировки врага были перерезаны. С 14 по 26 января армии фронта продвинулись с боями на 200—220 километров, овладели крепостями Модлин, Млава, Фордон, Мариенбург и окружили крепость Торн. За эти 12 дней они освободили территорию северной Польши площадью до 20 тысяч километров и заняли около 14 тысяч квадратных километров территории Восточной Пруссии.
Однако с 27 января оперативная обстановка в полосе наступления 2-го Белорусского фронта осложнилась. Немецко-фашистское командование предприняло контрудары, имевшие целью отбросить советские войска от залива и деблокировать свою восточнопрусскую группировку. Контрудар гитлеровцев начался в ночь на 27 января.
Эта ночь хорошо запомнилась Рокоссовскому. С вечера поднялся ураганный ветер, и разыгралась метель. Одно за другим в штаб-квартиру командующего поступали тревожные сообщения: командующий 48-й армией: докладывает, что противник наступает большими силами, и возникает опасение, удастся ли его сдержать. Командующий 5-й гвардейской танковой армией В. Т. Вольский докладывает Рокоссовскому, что неприятель приближается к его командному пункту, и просит разрешения со штабом перейти в расположение войск 2-й ударной армии И. И. Федюнинского. Действовать надо быстро, и Рокоссовский перебрасывает на угрожаемое направление стрелковый, механизированный и два танковых корпуса, основные силы кавалерийского корпуса, механизированную бригаду, пять истребительно-противотанковых бригад и стрелковую дивизию.
Вскоре мимо окон командного пункта на галопе стали проноситься кавалеристы корпуса Н. С. Осликовского. Сам командир корпуса заскочил в штаб и доложил, что его головной полк уже в районе действий, ведет бой с прорвавшимися в расположение 48-й армии войсками противника.
Метель тем временем не ослабевает, на дорогах возникают сугробы, и в таких условиях кавалеристы Осликовского имеют неоспоримое преимущество перед пехотой. Снежные заносы мешают и врагу. Советские части, обойденные в населенных пунктах, занимают круговую оборону и сопротивляются до конца. 28—30 января бои идут с переменным успехом, но к 31 января гитлеровские войска вынуждены отойти на исходные позиции. Деблокада восточнопрусской группировки не состоялась.
Только сумел Рокоссовский справиться с этой угрозой, как положение обострилось на другом участке. В районе города Торна (Торунь) 70-я армия блокировала группировку гитлеровцев. По оценке командарма-70 в ней было всего 5 тысяч солдат, и потому для ее ликвидации выделялась лишь ослабленная стрелковая дивизия и один полк без достаточного количества артиллерии. На самом же деле в гарнизоне Торна насчитывалось около 30 тысяч солдат и этот просчет привел к необходимости вести тяжелые бои.
Вечером после ужина в штаб-квартире к Рокоссовскому обратился начальник тыла фронта И. М. Лагунов:
— Товарищ командующий, из Торна пришло несколько поляков. Они говорят, что в городе полно солдат, у них танки, бронемашины, артиллерия.
— А где были задержаны эти поляки?
— Да никто их не задерживал, товарищ командующий, просто они зашли к нам в госпиталь и сказали, что на пути никого из наших солдат не встретили. Это встревожило начальника госпиталя, он и позвонил мне.
Рокоссовский с начальником штаба только начали обсуждать, какие силы следует выделить для ликвидации торунского гарнизона, как комфронта вызвали к телефону.
Говорил командарм-70 Попов:
— Товарищ командующий фронтом! Противник прорвал кольцо и движется на север, к Грауденцу. Войск у него гораздо больше, чем мы предполагали.
— Что вы предприняли?
— У меня нет войск под руками, противник приближается к моему командному пункту. Прошу вашего разрешения перенести его.
— Хорошо, переходите в ближайшую дивизию и немедленно принимайте меры к ликвидации противника. Я сейчас позвоню Батову и прикажу ему переправить на восточный берег войска навстречу немцам.
Рокоссовский связался с командующим 65-й армией, войска которой вели бои за расширение плацдармов на западном берегу Вислы в нижнем ее течении:
— Павел Иванович, противник вырвался из Торна и движется по тылам 70-й армии к вашим переправам и к Грауденцу, где немцы еще сохранили переправы. Надо принимать меры! Что у тебя есть на восточном берегу?
— Дивизия и полк.
— Этого мало! Переправь обратно с плацдарма минимум две дивизии, иначе их не сдержать.
Батов немедленно начал исполнять приказ Рокоссовского. Объединенными усилиями двух армий прорвавшаяся группа войск гитлеровцев была окружена на правом берегу Вислы, к востоку от Хелмно, уже на открытой местности, а не в городе-крепости. После нескольких дней боев группировка была разгромлена, 12 тысяч фашистов попали в плен и лишь около 3 тысяч сумели переправиться через Вислу.
Отражая попытки врага деблокировать восточнопрусскую группировку, уничтожая гарнизоны немецких крепостей в своем тылу, войска левого крыла фронта одновременно расширяли свои плацдармы на левом берегу Вислы в готовились к наступлению в Восточной Померании.
Это наступление началось без оперативной паузы и явилось, по существу, продолжением наступательных действий войск 2-го Белорусского фронта, но с новыми целями и задачами. Уже в ходе боев в Восточной Пруссии Рокоссовский, своевременно информированный Ставкой о дальнейшем развитии событий на правом крыле советско-германского фронта, сумел правильно оценить обстановку и произвел некоторую перегруппировку своих войск. Не ослабляя внимания к боям в Восточной Пруссии, он постарался усилить левое крыло фронта и к моменту получения директивы Ставки имел здесь группировку, позволявшую развивать наступление без паузы. Таким образом, Рокоссовскому удалось обеспечить непрерывность ударов по противнику и их нарастающую силу.
8 февраля Ставка приказала Рокоссовскому перейти в наступление с целью разгрома восточнопомеранской группировки врага. Силы левого крыла фронта и его центра должны были начать наступление 10 февраля. Четыре своих правофланговых армии Рокоссовский должен был передать 3-му Белорусскому фронту, на который Ставка возложила завершение разгрома врага в Восточной Пруссии. В тот же день Рокоссовский отдал приказ, формулировавший ближайшие задачи армий фронта. Вскоре он направил в Ставку свои соображения о дальнейших действиях войск. Учитывая состояние войск фронта, Рокоссовский предполагал уменьшить пространственный размах операций, заменить намечавшийся фронтальный удар по всей восточнопомеранской группировке маневром на окружение ее части путем отсечения 2-й немецкой армии.