1943 год

Он проснулся, когда самолет шел на посадку. Приземлились на Центральном аэродроме. Воронов, поднявшись во весь свой богатырский рост, направился к выходу. Уже стоя на ступеньках трапа, он обернулся к Рокоссовскому:

— Смотрите! Туда ли мы попали!

— А что такое? — Рокоссовский выглянул из самолета.

Вид встречавших был необычным для того, кто прослужил более четверти века в Красной Армии, — на плечах у командиров блестели золотые погоны! И Воронов и Рокоссовский знали, что уже несколько месяцев советское командование рассматривает вопрос, об изменении формы и введении погон в войсках Красной Армии. Они читали в газетах от 17 января приказ об этом[13], но одно дело читать и совсем другое — увидеть воочию. Рокоссовский носил уже погоны четверть века назад. Теперь предстояло надеть их снова. Внешний вид погон остался во многом таким же, как и двадцать пять лет назад; то же золотое шитье, просветы, звездочки... Боевые традиции надо сохранять, видимо, даже во внешних проявлениях. Погоны были похожи, но армия стала другой! Навсегда исчезла пропасть, отделявшая «нижнего чина» от «его благородия». Исчезла, ибо в Советской стране народ уже не делился на сословия и на враждебные классы. И Красная Армия, надевшая традиционные русские погоны, осталась армией победившей революции, армией, защищающей трудящихся всего мира.

Встречавшие окружили Воронова и Рокоссовского плотным кольцом. Радостные и возбужденные, они приветствовали победителей, и кто-то даже спросил:

— Паулюс прибыл с вами или в другом самолете?

Пришлось разочаровать жаждавших увидеть пленного фельдмаршала. В тот же день Рокоссовский и Воронов были приняты Сталиным в его рабочем кабинете.

Когда Рокоссовский и Воронов вошли, Сталин против обыкновения не остался за письменным столом, а, не ожидая, пока генералы по-уставному доложат о прибытии, пошел к ним навстречу, протягивая руку:

— Поздравляю вас, поздравляю с успехом! — Видно было, что он очень доволен. Разговор, в котором Верховный Главнокомандующий делился своими соображениями о будущем ходе событий, продолжался долго. Как и почти всегда во время бесед, Сталин ходил по комнате, время от времени останавливался, приближался к собеседникам и смотрел им прямо, очень пристально в глаза. В завершение беседы Сталин сказал Рокоссовскому: — Мы дадим вам новую задачу, многое зависит от того, насколько успешно вы ее решите. В Генеральном штабе вам все объяснят подробно. Желаю успеха!

В этот же день Михаил Иванович Калинин вручил Воронову и Рокоссовскому ордена Суворова I степени[14].

Посещение Верховного Главнокомандующего и беседа с ним и в этот раз оставили по себе долгую память. «Не могу умолчать о том, — писал Рокоссовский позднее, — что Сталин в нужные моменты умел обворожить собеседника теплотой и вниманием и заставить надолго запомнить каждую встречу с ним».

Калинин принял Воронова и Рокоссовского тепло и сердечно. Вручив ордена и сфотографировавшись с награжденными, он также долго беседовал с ними о событиях битвы на Волге.

Задача, которую поставили перед Рокоссовским в Генеральном штабе, была действительно очень важной. Штаб и управление Донского фронта переименовывались в Центральный фронт и срочно перебрасывались в район Ельца. Новый фронт, развернувшись между Брянским и Воронежским фронтами, должен был нанести удар во фланг и тыл орловской группировки противника. В состав нового фронта должны были войти 21, 65 и 70-я общевойсковые, 2-я танковая и 16-я воздушная армии.

Для организации удара, однако, у Рокоссовского было слишком мало времени. Согласно директиве Ставки Центральный фронт должен был начать действия 15 февраля, и к этому времени предполагалось перебросить войска, все еще находившиеся под Сталинградом. Заранее можно было ожидать, что эта переброска будет невероятно сложной и потребует от командующего фронтом немалых усилий.

В Москве он пробыл очень недолго. К этому времена семья его уже находилась в столице. Юлия Петровна активно участвовала в деятельности Антифашистского комитета советских женщин, а Ада готовилась стать разведчиком-связным.

Свидание с близкими было коротким. Рокоссовский вылетает под Сталинград, чтобы убедиться на месте, как идет погрузка войск, техники и тылов, а затем возвращается в Елец, куда и должны были сосредоточиться войска фронта.

С самого начала выяснилось, что перевозка войск будет представлять исключительные трудности. Графики движения не выдерживались: «Наш доклад обо всех этих ненормальностях, — писал Рокоссовский, — только ухудшил положение. Принять меры для ускорения переброски войск было поручено НКВД. Сотрудники этого наркомата, рьяно приступившие к выполнению задания, перестарались и произвели на местах такой нажим на железнодорожную администрацию, что та вообще растерялась. И если до этого существовал какой-то график, то теперь от него и следа не осталось. В район сосредоточения стали прибывать перемешанные соединения. Материальная часть артиллерии выгружалась по назначению, а лошади и машины оставались еще на месте. Были и такие случаи, когда техника выгружалась на одной станции, а войска — на другой. Эшелоны по нескольку дней застревали на станциях и разъездах. Из-за несвоевременной подачи вагонов 169 тыловых учреждений и частей так и оставались под Сталинградом. Снова пришлось обратиться в Ставку. Попросил предоставить железнодорожной администрации возможность самостоятельно руководить работой транспорта. Наша просьба была удовлетворена, последовало соответствующее указание. Но нам еще долго вместе с железнодорожниками пришлось разбираться, где и какие части выгружены».

Единственная железная дорога Касторное — Курск, с короткой рокадой Ливны — Мармыжи, работала лишь до станции Щигры и не справлялась с перевозкой большого количества войск, техники, военного имущества. Район сосредоточения оказался неподготовленным для приема такого большого количества войск. Кроме того, в спешке дорожные части и дорожная техника были оставлены на Волге, и это еще более затрудняло продвижение войск к фронту.

Части, выгруженные из вагонов в Ельце и Ливнах, должны были сделать пеший переход в 150—200 километров по единственной автогужевой дороге Елец — Ливны — Золотухине. Весь февраль бушевали метели. Заносы были настолько велики, что на некоторых участках приходилось вместо грунтового пути использовать железнодорожную насыпь. Утопая в огромных сугробах, пехотинцы и артиллеристы упорно шли вперед, солдаты несли на себе станковые пулеметы, противотанковые ружья, иногда и минометы. После таких маршей солдаты нечеловечески уставали, на остановках же в пути они не имели возможности отдохнуть как следует. В районах, только что освобожденных от гитлеровских оккупантов, очень трудно было и с жилищем и с питанием, а службы тыла фронта не успевали снабжать войска своевременно всем необходимым.

Советские граждане — жители курской земли — делали все, что могли, для солдат-освободителей. Они делили с ними и немногие уцелевшие жилища, они снабжали их последними запасами хлеба. С их же помощью в значительной мере была решена и транспортная проблема — тысячи подвод и саней, запряженных крестьянскими лошаденками, от села к селу перевозили военные грузы.

И все-таки войска Центрального фронта не успевали развернуться к сроку. После обстоятельного доклада Рокоссовского Ставка сочла возможным перенести начало наступления на 25 февраля. Это несколько облегчало задачи фронта, но не более. И к 25 февраля Рокоссовский не располагал всеми войсками, входившими в состав фронта: к этому сроку начать наступление могли лишь 2-я танковая армия А. Г. Родина, растерявшая в снегу по пути к фронту большинство танков, часть войск 65-й армии Батова, 2-й кавкорпус В. В. Крюкова и две лыжно-стрелковые бригады.

Тем не менее наступать войска Рокоссовского начали. Обстановка на южном крыле советско-германского фронта к этому моменту была сложной. Продолжая успешно начатое в январе наступление, войска южного соседа Рокоссовского — Воронежского фронта 8 февраля освободили Курск, 9 февраля — Белгород, а 16 февраля после нескольких дней ожесточенных боев — Харьков. В то же время гитлеровское командование готовило контрудары. 19 февраля оно начало встречное наступление против войск Юго-Западного фронта. В такой обстановке появление на сцене новых соединений Центрального фронта и их успешное наступление на Брянск могло иметь важные последствия.

65-я армия, поддержанная справа частью сил 70-й армии, начала наступление на Михайловку, Литиж, левее наступала на Севск 2-я танковая армия, и на крайнем левом фланге в направлении на хутор Михайловский, Новгород-Северский двигались кавалеристы Крюкова.

Начало было успешным. Войска 65-й и 2-й танковой армий сломили сопротивление 2-й танковой армии гитлеровцев и к 6 марта продвинулись на 30—60 километров. Кавалеристы корпуса Крюкова, не встретившие особого сопротивления, вырвались еще дальше, приближаясь к Десне у Новгород-Северского.

Угроза глубокого охвата орловской группировки испугала противника. Вскоре перед войсками Рокоссовского стали появляться пехотные и танковые дивизии, подошедшие из-под Ржева и Вязьмы. Сопротивление врага все время усиливалось. Положение конно-механизированной группы Крюкова сделалось угрожающим. Рокоссовский еще до этого требовал от Крюкова: приостановить продвижение на запад, закрепиться на рубеже реки Сев и держаться до подхода частей 65-й армии. Но было уже поздно. 12 марта немцы нанесли удар по флангам войск Крюкова и Родина, они оказались в мешке и были вынуждены с боями отходить к Севску.

Рокоссовский вызвал Батова и, объяснив обстановку, отдал ему приказ:

— Закрепить захваченную кавалерией и танкистами территорию не удается. Резервы отсутствуют. Войска отступают. Я решил: левое крыло фронта должно закрепиться по реке Сев. Вам предстоит немедленно занять этот рубеж. Войска кавкорпуса и 115-й бригады после выхода передам в ваше подчинение. Приказываю действовать быстро, в противном случае противник форсирует реку.

Благодаря развернутым по реке Сев дивизиям 65-й армии продвижение противника удалось остановить. Для оценки действий корпуса Крюкова и бригады И. И. Санковского Военным советом фронта была создана авторитетная комиссия, пришедшая к выводу, что отход войск был неизбежен, так как они, не имея резервов, занимали оборону на широком фронте при очень низкой плотности боевых порядков. Рассмотрев результаты расследования, Рокоссовский вынес резолюцию: «С выводами согласен. Предавать суду нет оснований».

После доклада Рокоссовского о невозможности продолжать наступление на Брянск — Смоленск Ставка 7 марта изменила задачу Центрального фронта. Теперь войскам 65, 70 и 21-й армий следовало наступать в северном и северо-восточном направлениях, помогая Брянскому фронту в разгроме орловской группировки врага. Рокоссовский предполагал, что и эта операция не сулит успеха. Так и вышло. Вступавшие в бой с ходу, неорганизованно, по частям, соединения 70-й армии не могли продвинуться вперед. Это было тем более обидно, что 70-я армия была сформирована из великолепных солдат-пограничников, хорошо подготовленных для ведения боя в любых условиях.

Желая разобраться в причинах неудачи, Рокоссовский отправился в армию. Добраться в штаб армии Рокоссовскому и члену Военного совета фронта Телегину стоило большого труда: сначала они ехали по дороге на машине, затем по просеке на санях, а последние 15 километров шли по снежным сугробам на лыжах. Можно представить, каково было воевать здесь, если такую прогулку пришлось совершить командующему фронтом!

Знакомство с 70-й армией показало Рокоссовскому, что многие ее неудачи объясняются неопытностью старших командиров, впервые руководивших войсками в столь сложной обстановке. Штаб армии требовалось укрепить и в первую очередь заменить командарма. В таком духе Рокоссовский и составил доклад в Ставку. Но что очень показательно для него, так это то, что он не снимал вины в неудачах 70-й армии и с себя. Не слишком часто в мемуарах военачальников мы встречаем фразы, подобные следующей: «Возлагая ответственность за неудачные действия армии на ее командование и штаб, не могу снять вины с себя и со своего штаба: поспешно вводя армию в бой, мы поставили ей задачу, не проверив подготовку войск, не ознакомившись с их командным составом. Это послужило для меня уроком на будущее».

Как говорится, век живи — весь учись! Кто бы ни был виновен в неудаче, приказа об отмене наступления Рокоссовский не получал, и оставалось надеяться, что положение изменится со вступлением в бой 21-й армии, соединения которой наконец стали прибывать на Центральный фронт из-под Сталинграда. Но и здесь Рокоссовского ждала неприятность: он только начал размышлять, как лучше употребить войска 21-й армии, чтобы потеснить противника, и в этот момент последовало приказание Ставки немедленно направить в сторону Курска 21-ю армию, чтобы «не позднее 13 марта армия выдвинулась южнее Курска, перехватила магистральное шоссе и начала ускоренное движение в сторону Обояни».

Это приказание объяснялось просто. 4 марта 1943 года ударная группировка гитлеровских войск перешла в контрнаступление против левого крыла Воронежского фронта, и вскоре положение стало там угрожающим. 15 марта наши войска оставили Харьков, а 18 марта — Белгород. Советское командование вынуждено было бросить на это направление все имевшиеся резервы, и 21-я армия предназначалась для этого. С ее уходом попытки Центрального фронта продолжать наступление были бесперспективны. Рокоссовский ясно видел это и постарался доказать во время очередного доклада Сталину.

— Наше положение не улучшается, — говорил он. — Выделенные фронту войска и их тылы все еще прибывают, многие в пути. В связи с тяжелым транспортным положением нам никак не удается наладить снабжение войск материальными средствами. В то же время враг существенно усилил свою группировку против войск фронта, а после того как ушла 21-я армия, соотношение сил и вовсе не в нашу пользу.

Доклад Рокоссовского возымел действие. Ставка приняла решение прекратить наступление на Орел, и с 21 марта войска Центрального фронта перешли к обороне на рубеже Городище, Малоархангельск, Тросна, Литиж, Коренево, образовав вместе с войсками Брянского фронта северный фас Курского выступа. В конце марта стабилизировалось положение и на Воронежском фронте, и в районе Курска образовалось своеобразное начертание линии фронта в форме огромной дуги, обращенной в сторону противника. Эта знаменитая Курская дуга стала летом 1943 года ареной грандиозного сражения. Пока же на советско-германском фронте наступило затишье, которому суждено было длиться три месяца.

Пауза была использована обеими воюющими державами для выработки новых стратегических решений и подготовки к летней кампании 1943 года. Перспективы, открывавшиеся перед гитлеровским командованием, были весьма мрачными. Все более становилось очевидным даже гитлеровским генералам, что война будет проиграна, если... если каким-то чудом не удастся вдруг переломить ее ход! Не понимая того, что война уже давно проиграна, Гитлер и его генералы решили еще раз испытать судьбу и постараться вырвать стратегическую инициативу у советских войск.

После длительного обсуждения и колебаний 15 апреля 1943 года Гитлер отдал оперативную директиву № 6:

Таким образом, войскам Центрального фронта предстояло вместе со своим южным соседом — Воронежским фронтом — отразить главные удары гитлеровцев в 1943 году.

Перед советским командованием также встала необходимость определения места, на котором противник соберется нанести удар, и не менее сложная задача — выбор способа борьбы на лето 1943 года. Нужно сказать, что уже в начале апреля, задолго до того, как гитлеровцы изготовились к переходу в наступление, советские военачальники правильно определили место, на котором предстояло развернуться решающим схваткам 1943 года. 8 апреля Жуков направил Верховному Главнокомандующему доклад, в котором имелась и следующая фраза: «...Исходя из наличия в данный момент группировок против нашего Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов, я считаю, что главные наступательные операции противник развернет против этих трех фронтов, с тем чтобы, разгромив наши войска на этом направлении, получить свободу маневра для обхода Москвы по кратчайшему направлению». Далее в докладе Жукова подробно рассматривались мероприятия, необходимые для того, чтобы предотвратить нежелательные для нас последствия ударов гитлеровских войск.

Ознакомившись с докладом, Сталин дал распоряжение запросить мнение фронтов, тут же позвонил Рокоссовскому и Ватутину и попросил их к 12 апреля представить свои соображения о действии фронтов. Уже на следующий день в Генеральный штаб поступил ответ из штаба Центрального фронта. Позволим себе процитировать этот документ, показывающий, насколько конкретно и правильно командование Центрального фронта оценивало сложившуюся обстановку.

Как видно из этого обстоятельного документа, командование Центрального фронта еще до появления директивы Гитлера от 15 апреля оказалось в состоянии предугадать замысел противника, его группировки и направление главных ударов, а также и то, что перейти в наступление враг не сможет ранее конца мая. 12 апреля в Ставку поступил аналогичный доклад командования Воронежского фронта.

Вечером 12 апреля на заседании в Ставке Верховного Главнокомандования после тщательного анализа обстановки было принято предварительное решение вести преднамеренную оборону. В связи с этим командующим фронтами было дано указание строить прочную, глубоко эшелонированную оборону на всех важнейших направлениях, и в первую очередь на Курской дуге. Советское командование намеревалось, встретив врага мощной обороной, обескровить его войска, а затем, перейдя в контрнаступление, окончательно его разгромить. Одновременно с планом преднамеренной обороны командующим фронтами было приказано разработать и план наступательных действий.

Рокоссовский и его штаб приступили к работе. К апрелю в состав фронта входили следующие армии: 48-я армия генерал-лейтенанта П. Л. Романенко, 13-я генерал-лейтенанта Н. П. Пухова, 70-я генерал-лейтенанта И. В. Галанина, 65-я генерал-лейтенанта П. И. Батова и 60-я генерал-лейтенанта И. Д. Черняховского. В резерве у Рокоссовского находилась 2-я танковая армия генерал-лейтенанта А. Г. Родина, один стрелковый и два танковых корпуса. С воздуха войска фронта прикрывала авиация 16-й воздушной армии генерал-лейтенанта С. И. Руденко.

Со второй половины апреля на фронте развернулась огромная работа по созданию глубокоэшелонированной, непреодолимой, противотанковой и противопехотной обороны. Войска Рокоссовского построили шесть основных оборонительных полос, большое количество промежуточных рубежей и отсечных позиций. На направлениях вероятного наступления противника на 1 километр фронта главной полосы обороны было подготовлено до 10 километров траншей и ходов сообщения. Всего за апрель — июнь 1943 года солдаты Рокоссовского при помощи местного населения отрыли около 5 тысяч километров траншей и ходов сообщения.

Советскому командованию было известно, что фашистские войска намерены атаковать с применением массы танков, основную ударную силу которых должны были составить новые тяжелые танки — «тигры», средние — «пантеры» и самоходные орудия «фердинанд». Учитывая это, командующий Центральным фронтом особое внимание обращал на подготовку противотанковых рубежей, создание всевозможных противотанковых заграждений. Когда в июле немецкие войска перешли в наступление, они встретили на своем пути противотанковую оборону глубиной в 30—35 километров и не смогли преодолеть ее.

Наиболее вероятным участком предстоящего наступления Рокоссовский считал основание Орловского выступа, нависавшее над правым крылом фронта. Здесь он и решил создать плотную группировку своих сил, сюда же предусматривалось разместить и основные фронтовые резервы.

Сознательно идя па определенный риск, Рокоссовский концентрировал на угрожаемом направлении высокие плотности сил и средств. На правом фланге своего фронта, в полосе протяжением 95 километров, он сосредоточил 58 процентов всех стрелковых дивизий фронта, 70 процентов артиллерии и 87 процентов танков и самоходно-артиллерийских установок. Здесь же Рокоссовский держал войска второго эшелона и фронтового резерва. Поступая так, командующий фронтом был уверен, что враг и на этот раз начнет наступление излюбленным способом — ударом главными силами под основание выступа.

Главное беспокойство Рокоссовского вызывала 13-я армия, прикрывавшая наиболее угрожаемое направление вдоль железной дороги Орел — Курск. Для усиления этой армии был выделен артиллерийский корпус прорыва, насчитывавший 700 орудий и минометов. В результате в армии была создана невиданная дотоле ни в одной оборонительной операции плотность артиллерии — около 92 орудий и минометов калибром от 76 миллиметров и выше на 1 километр фронта. Это было в полтора раза больше, чем смог создать для своего наступления противник.

К лету 1943 года дивизии Рокоссовского получили значительное пополнение людьми. На 1 июля средняя численность стрелковой дивизии фронта составляла 7400 человек.

В напряженной подготовке проходили неделя за неделей. В начале мая Ставка Верховного Главнокомандования предупредила командующих фронтами о возможности начала наступления гитлеровцев и потребовала принять ряд новых мер по усилению обороны. Но в начале мая на Курской дуге по-прежнему было тихо.