В личной беседе при подаче рапорта Жмурилкин – парламентер от дознавателей – совершенно разошелся, потерял связь с реальным миром и даже начал угрожать Желдаку тем, что в случае неоказания срочной материальной помощи сотрудникам они будут вынуждены компенсировать отсутствие средств путем выхода на проверку Черкизовского рынка с целью добычи требуемой суммы "известным способом".
      Желдак пообещал решить проблему и отправил дознавателя восвояси.
      – Слышь, майор, – обратился он к Слобожану, – этому новенькому, как там его, Караваеву, надо найти какое-нибудь дело.
      – А он не засланный? – предположил сообразительный не по годам майор.
      – Кем? – прищурился многоопытный Желдак.
      – От ССБ…
      – А зачем?
      – Для профилактики, – изрядно потрепанный прошлыми проверками, но непобежденный Слобожан развил показавшуюся ему интересной мысль.
      – Думаешь? – полковник нервно побарабанил пальцами по столу.
      – А почему нет, Гриш? – майор шмыгнул носом.
      – Наш директор… да будет славно имя его и занесено в скрижали истории, – Слобожан с придыханием изрек стандартное и утвержденное на самом верху славословие главе ведомства, которое полагалось произносить всякий раз, как в разговоре упоминалось первое лицо, – говорил, что уэсбэшники теперь будут действовать нестандартно…
      – Возможно, – Желдак откинулся на спинку кресла и поднял глаза к потолку.
      – Тогда надо принять контрмеры, – спустя минуту проворчал он.
      – Какие? – спросил Слобожан, предпочитая получать ценные указания от непосредственного руководства, нежели самому проявлять вредную инициативу и вызывать в свой адрес ненужные подозрения в желании казаться умнее начальника.
      – Какие-какие? – недовольно бормотнул подполковник. – Что, сам не знаешь? Пошлем его на повышение квалификации, пусть учится. Главное, чтобы в отделе пореже появлялся…
 

***

 
      В самом начале карьеры на полицейском поприще судьба решила сразу бросить Караваева в пекло юриспруденции, предоставив прекрасную возможность оценить все прелести предстоящей профессии.
      Первые шаги на непростом поприще заключались в приеме заявителей.
      Контингент был соответствующий. В основном пенсионеры из окрестных домов. Кого-то обманули ушлые продавцы-кавказцы, кто-то не мог поделить имущество с бывшими мужьями, а иногда и с собственными детьми, кому-то не вернули долг, продали бракованную вещь… Таких дел были десятки и сотни. Люди приходили раздраженные, уставшие от бесконечной беготни по различным инстанциям в поисках правды. Каждого необходимо было выслушать, утешить, помочь. Телефоны трезвонили, и людской поток шел непрерывно, в результате Караваев был завален работой.
      При этом характерных, запоминающихся образов клиентов было столько, что он легко мог подкинуть начинающим актерам прекрасные этюды. Многие граждане стали завсегдатаями в райотделе, приходили по несколько раз, да еще и приводили знакомых и родственников.
      Но была среди заявителей одна дама, чье имя он вряд ли сейчас вспомнит, но вот образ ее будет долго являться ему в кошмарных снах и передаваться из уст в уста многих собратьев по профессии.
      Это была дама преклонного возраста, которая появлялась в райотделе почти ежедневно и ходила к ним, как на работу.
      Основной достопримечательностью данной дамочки была ее шапочка "а-ля берет" неровной формы, но восхитительно алого цвета, видного издалека. Посему полицейские, злоупотребляющие курением на крылечке, могли заранее "обрадовать" Витька ехидным предупреждением о ее приближении. Именно из-за данного аксессуара само собой родилось соответствующее прозвище.
 
      Даже если к зашивающемуся Караваеву стояла очередь, Красная Шапочка терпеливо ждала, когда он освободится, чтобы "осчастливить " разруливанием своей очередной проблемы.
      Она жаловалась на водителей троллейбусов, нерадивых соседей и родственников, продавцов магазинов, врачей поликлиники, работников химчистки, коммунальных служб и сотрудников прочих органов и организаций, которые ей доводилось посещать. Целыми днями ее оскорбляли, обсчитывали, обвешивали и обманывали всяческим иным образом. Казалось, она родилась под несчастливой звездой и этот жестокий мир просто-таки "отрывается " на ней. Иногда Витька даже посещали мысли, что и ходила она по этим организациям лишь для того, чтобы завязать впоследствии долгие тяжбы с их работниками.
      Она мучила его несметным числом жалоб, претензий и заявлений подчас такого глупого характера, что он еле сдерживался, предаваясь их прочтению.
      Когда Красная Шапочка появлялась в дверях кабинета, его начинала бить нервная дрожь, меж тем другие сотрудники давились смешками, предчувствуя очередной "цирковой" номер. Вечерами все пытались предугадать, с чем она придет завтра, пытаясь даже спорить и делать ставки, но фантазии никогда не хватало на предвидение ее вопросов.
      Уже через месяц Витек реагировал на Красную Шапочку, как на красную тряпку или сигнал светофора того же цвета: давление подскакивало, а сердце начинало учащенно биться. Засыпая, он явственно видел ее образ, и сны были соответствующие, а по утру состояние было таким разбитым, будто он всю ночь разгружал вагоны.
      Два месяца пролетели незаметно, и вот наконец на утреннем совещании Караваеву был зачитан приказ о присвоении ему звания капитана налоговой полиции и направлении новоиспеченного капитана на курсы повышения квалификации.
      Вечером того же дня Витек, Шура, Валерик и приглашенный на правах старшего товарища майор Слобожан, закрывшись в кабинете, на скорую руку сервировали стол.
      Руководил процессом Слобожан.
      – Дверь закрывайте! – прикрикнул он на оперов. – не дай бог, дедушка Ау придет.
      – Кто это? – живо заинтересовался Караваев.
      – Да Свиньин. Еще узнаешь, – улыбнулся Слобожан.
      Он вскрыл пузырек с водкой и разлил по высоким бокалам для вина. Потом откупорил пиво и распенил его по стаканам для воды. Опера строго следили за манипуляциями майора, словно он сдавал экзамен. соблюдая армейский канон, Витек встал, выпил и представился коллегам в новом звании капитана налоговой полиции.
      – В армии служил? Это хорошо, – прогудел Слобожан.
      – Да… пожалуй, нигде не пьют так, как это делают в армии, – добавил он после доброго глотка пива. – Почему-то считается хорошим тоном вмазать после рабочего дня, да не по одной, да в коллективе. А если принять во внимание тот факт, что рабочий день в части может продлиться далеко за полночь, то процесс поддержания славной традиции зачастую заканчивается только под утро, когда идти домой уже нет никакого смысла, потому что скоро развод, да и в квартиру жена все равно не пустит. Особых слов заслуживают плановые попойки. В нашем полку их было вот сколько: день защитника отечества, день дивизии, день полка, день пограничных войск.
      Опера вежливо слушали, и Слобожан, которого эта тема задела за живое, принялся ее развивать.
      – Сначала все идет в соответствии с представлением об офицерах девятнадцатого века. Все в парадной форме одежды, при медалях и значках, жены там, подруги всякие… Поздравления, полные собственного достоинства: "Товарищи офицеры!" Это пришел командир полка. Далее идет спич, в котором тем, кто еще не догнал, объясняется, зачем все собрались. После этого переходим к массово-затейной части. На этот период полковой оркестр превращается в полковой ВИА. Неплохие, в общем, парни, один может даже на горне сыграть зарю. И для затравки играется песенка какого-то Газманова "Господа офицеры".
      Лично я так и не понял, почему бездарная, в сущности, песня так полюбилась военным. Видимо, потому, что никто не слушал внимательно слов, а если слушал, то каким-то образом уловил в них некий глубинный смысл. Вот приведу припев:
      Офицеры! Офицеры!
      Ваше сердце под прицелом
      За свободу, за Россию, до конца.
      Офицеры! Россияне!
      Пусть свобода воссияет,
      Заставляя в унисон стучать сердца.
      По порядку: мы что, до сих пор от кого-то освобождаемся? Что значит фраза "Под прицелом до конца"? И наконец, стучать можно в такт, но не в унисон. Я поэт, зовусь я Цветик, от меня вам всем приветик. И вот под эту хрень все встают и изо всех сил делают соответствующие моменту лица.
      Слобожан сделал второй нешуточный глоток и продолжил:
      – Тем временем народ нешуточно напивается. И под конец на ступает тот момент, о котором хорошо сказал наш Желдак: "Пьянку нельзя сорвать, ее можно только возглавить".
      В стельку пьяные военные. Куча таких же жен, в которых проснулись давно забытые навыки древнейшей профессии. Тут надо пояснить, почему в контингенте офицерских жен так велик процент шлюх. Дело в том, что они, будучи еще молоденькими шлюшками, толкались вокруг военных училищ, где их активно снимали курсанты.
      Да и потом, кого курсанту можно…быстро….пригласить на какойнибудь там вечер в училище? Он же никого из женщин не знает, сплошная казарма! А потом эти дамы брюхатеют, и вот вам, пожалуйста, получи, дружок, к погонам и жену с дитем. И почесали в часть. А что она умеет делать такого нужного для части и одновременно интересного для нее? Да ничего. Она там нафиг никому не нужна. Ее не призывали. И ей скучно. А от скуки можно дойти до многого. И все, поголовно все, начинают тужить-горевать и жалеть себя, несчастных, изо всех сил… Больше-то жалеть их, эх, некому.
      – Пиво лучше было бы вообще вылить в графин, – заметил Шурик. – Да только оно выдохнется быстро.
      Слобожан прервал затянувшийся рассказ о тяжестях армейской жизни и встрепенулся.
      – Хватит мудрить! – поднял он стакан. – Опрокинем за родину!
 
      – Родина нас не забудет, но хрен вспомнит! – добавил Караваев известный каждому военному тост.
      Ударили в стол пустые бокалы. Пиво хлынуло в горло, освежая вкусовые рецепторы. Слобожан подцепил вилкой кусочек щуки в томатном соусе и зажевал алкогольный букет. Опера расхватали по тарелкам закуску.
      У Валерика и Шуры завязался теологический спор на тему: какую надо подавать команду, если в помещении не только офицеры, но и прапорщики? "Встать-смирно" или "Товарищи офицеры"?
      "Товарищи офицеры" победили.
 

***

 
      Караваев прибирался в столе, готовясь завтра убыть на курсы.
      Мыслями он был уже там, предвкушая трехнедельный отдых от повседневной суеты.
      Плавный ход событий прервал опер из розыска местного ОВД. Присев на подоконник и закурив, он пожаловался, что в соседнем магазине его вчера обвесили и еще извиняться не хотели.
      Он попросил принять соответствующие меры. Что ж, товарищу помочь – святое дело.
      Сначала на разведку отправился Шура. Его доклад гласил следующее.
      В магазине продавец, возможно, производит обвес, каким способом – точно установить не удалось.
      Для выяснения следует сделать несколько негласных закупок.
      Если обвес подтвердится, то надо будет найти несколько покупателей и устроить контрольную закупку. Чтобы общая сумма обмана достигла "подсудной" величины, возможно, придется поставить в очередь 57 своих покупателей. Работы всего дня на три плюс следствие и суд.
      Услышав это, Валерик только вздохнул и отправился в магазин сам.
      – Все ясно, – заявил он, вернувшись через двадцать минут. – Весы с "секретом", примитивная конструкция типа "педаль", обвес 50 грамм на каждого покупателя. Обвешивает, гад, грамотно – через одного, так что контролька ничего не даст. Тем более никаких трех дней у нас нет. Ладно, пошли, сделаем по-другому. Дешево и сердито.
      Дальше развернулось такое представление.
      Решительным шагом опера зашли в магазин, светанули ксивами, вытащили продавца из-за прилавка.
      – У вас в магазине левый товар!
      Струхнувший поначалу продавец, услышав это дурацкое обвинение, сразу развеселился и радостно сообщил, что никакого левого товара у них нет.
      – А вот! – Валера ткнул пальцем в первый попавшийся лоток.
      – Это фрукты киви.
      Продавец спокойно предъявляет накладную.
      – Здесь указано 100 килограммов, – продолжил придирки Валера.
      – А у вас в наличии больше.
      Ни продавец, ни стоявшие рядом Витек и Шура не соображали, к чему весь этот заведомо бесполезный наезд.
      – Сколько указано в документах, столько и в наличии, – уверенно заявляет продавец.
      – А вот мы сейчас проверим!
      Приглашаются понятые, магазинное начальство, и Валерик, встав за весы, начинает под протокол перевешивать киви. Тут-то и до продавца доходит, в чем шутка.
      Валерик что есть силы топчет ногой приспособление для обвеса, а продавец молча скрипит зубами. В итоге общий вес достигает 250 кг.
      С победным видом он отбирает разрешение на торговлю и, шепнув продавцу кое-что на ушко, торжествующе удаляется в контору.
 

***

 
      Ровно в назначенное время руководители всех служб с мрачными лицами стояли под кабинетом начальника райотдела. Каждое совещание полковник полиции Желдак превращал в серьезное испытание нервной системы присутствующих. Сам же полковник был уверен в том, что чем громче он орет на подчиненных, тем плодотворнее они будут работать, и чем больше навесить на них дисциплинарных взысканий, тем выше будут показатели.
      Подобный стиль руководства сохранился с приснопамятных советских времен.
      – Свиньин, доложите, кого нет на совещании, – Желдак тяжелым взглядом обвел всех присутствующих.
      – Нет начальника следствия, – доложил сорокалетний майор с водянистыми глазами.
      – Он статкарточки в ИЦ повез, я знаю, остальные-то на месте?
      – Да, товарищ полковник!
      – Тогда начнем. Что у нас там по первому вопросу?
      – Отчет по операции "Недоимка"!
      – Тогда начинайте, прошу! – раздраженно посмотрел он на майора.
      Этого Свиньина навязал ему сам замначальника управления, хотя Желдак и попытался было возражать. Но плюгавый майор приходился то ли родным племянником генералу, то ли родственником его сварливой жены, и Свиньина назначили без всяких согласований.
      – На сегодняшний день у нас имеется одна интересная наработка… – заунывно начал он.
      – Это по рынку, что ли? – нетерпеливо перебил его полковник.
 
      – Почему же до сих пор не реализовали? – рявкнул Желдак, теряя терпение. – Неделю уже идет операция, соседний райотдел вон уже тридцать фактов неуплаты налогов раскрыл, а мы два никак до ума довести не можем!
      – Так соседи ж мухлюют, товарищ полковник, а у нас материал железный! – начал оправдываться Свиньин.
      – Железный, говоришь, ну смотри, попробуй мне только сегодня сводку не дать, разорву! – "обрадовал" его Желдак.
      Он был явно не в духе. Два часа назад он точно так же блеял перед городским руководством, что за день-другой руководимый им райотдел вырвется наконец с позорного последнего места.
      Но заверить – одно, выполнить – другое. Нужно мухлевать, как все, иначе показатели не вытянуть, это уже ясно. Где же набраться этих идиотских показателей, если заявлений нет?
      "Ох, еще икнется нам эта операция, проверь прокуратура наши материалы!" – сокрушенно думал Желдак, представляя, какие маты разразятся в его адрес по окончании операции.
      – Будет сводка, товарищ полковник! – пообещал майор и повернулся за поддержкой к сидящему справа от него Баранову.
      – Сделаем! – подтвердил тот заверения Свиньина.
      – Ну смотрите, не подведите, мне завтра утром генералу докладывать! – строго предупредил Желдак, в глубине души не веря им ни на йоту: сам знал, как все эти показатели фабрикуются.
      Он устало посмотрел на подчиненных. "Засранцы, – подумал он, – куда им до чекистов, ни черта поручить нельзя, все завалят!
      "
      – Так, ОБНПиНДО все понятно, а что нам поведают другие службы? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнес он.
      "Другие службы" дружно понурились.
      – Да вас уже в шесть часов на работе никого нет. после приема, значит, раскрывайте! – громыхнул кулаком по столу начальник.
 
      – Помилуйте, у меня ж одни бабы в подчинении, куда этих дур можно послать без охраны-то? Их ограбят в первой же подворотне и ксивы позабирают!
      – Так ты на своих кобыл толстозадых пару дел оформи, вот тебе и будут показатели! – съехидничал Желдак.
      Все присутствующие, включая и начальника паспортной службы, заулыбались, понимая, раз полковник изволил шутить, то на сегодня, пожалуй, пронесло…
      Начальник райотдела, напротив, оставался мрачным. Оно и неудивительно: отдел успешно удерживал последнее место по раскрытию преступлений. Получив очередной строгач в личное дело, опера опускали руки, хотя по гениальному замыслу начальников все должно было быть как раз наоборот. Руководство полагало, что жесткая дисциплинарная практика прекрасно взбадривает личный состав и давно уже стала основным направляющим стимулом в работе. и как итог столь мудрой политики – почти каждый сотрудник имел по взысканию.
      Парадокс состоял в том, что на все резонансные преступления создавались непременно группы, и каждый начальник отдавал в эти образцово-показательные группы, годами расследующие то или иное зависшее преступление, самых бесполезных в отделах сотрудников (наиболее подготовленных и опытных, как того требовали телефонограммы). Откровенным разгильдяям срочно снимались все выговора, спешно печатались распре красные аттестации (приказ-то выполнять нужно), и "сбродные" команды бросались на раскрытие особо сложных преступлений, выполняя в основном работу подай-принеси.
      На этой неделе заканчивалась операция "Недоимка", и Желдаку нужно было доложить об успехах в работе уже сегодня вечером. Завтра утром его вызывают на ковер к начальнику управления, и тот пообещал: если не будет показателей, разжаловать любого руководителя до простого опера! Полковник в опера, естественно, не хотел и поэтому под операцию провел одну хитроумную комбинацию.
      С чего начинаются такие банальные операции? да с элементарного и обыденного: где-то, кто-то, что-то недоплатил государству, и тут появляются доблестные стражи госказны, берут его под белые рученьки и отправляют на отдых, чаще всего, правда, непродолжительный.
      Вот и здесь случилась такая же банальная история. администрация одного из рынков, состоящая из горячих грузинских парней, напрочь оборзела и перестала платить налоги: выручку занижает, аренду за торговые места собирает вчерную и совершенно безбожно кладет себе в карман, не поделившись с государством и обделив таким образом детей, учителей и прочих пенсионеров. Такое непотребство, ясно дело, вызвало негативную реакцию в среде доблестных защитников российского бюджета. было решено прекратить это безобразие, и один из лучших умов райотдела приступил к разработке операции.
      И вот в час Х двадцать оперативников, шифрующихся под бомжей, покупателей и прочую рыночную публику, с нетерпением ждут, когда же случится момент истины и можно будет взять за жабры нарушителей закона. В машине неподалеку сидит начальник отдела с группой телевизионщиков, а замначальника шифруется на рынке вместе с операми. час проходит, два, три, а сбор денег так и не начинается. Все расходятся злые, телевизионщики уезжают недовольные.
      На следующей неделе повторяется такая же картина, телевизионщики "посылают" всех со своими операциями, больше они не приедут, а жаль, все должно было быть красиво. Но, как говорится, бог любит троицу, и в третий раз еще через неделю весь отдел, включая начальника, шифруется на рынке. и вот он, момент истины: наши южные братья вместе с охраной рынка собирают свою черную дань с бедных торговцев.
      Но ее величество фортуна, как известно, ветреная дама. Начинается тихая паника. До боли знакомая машина останавливается у стоянки рынка. В принципе ничего страшного, но только не для оперов. Это подъехал заместитель начальника управления, только так и не как иначе, Дмитрий Иванович. Только не это! Иваныч вразвалку идет на рынок, может, он только купит пиво и свалит, но нет, не пронесло, заметил.
      Подходит к одному из ребят:
      – Какого лешего на рынке шляешься, да в таком виде, почему не на службе?
      – Дык, на службе я, вон все наши здесь.
      – Так, что здесь проводится? – грозно сдвинув брови, спросил главный опер. – ах, спецоперация. Ну, тогда ладно. где начальник отдела?
      – Так вон он – у пивного ларька.
      – У пивного ларька! пиво пьет! во время операции! да вы совсем распустились, пошел за мной! Так, что делаем? Администрацию рынка берем? вы ее уже в третий раз берете! ну ладно, где личный состав? Почему время теряем, чего ждете?! – зам увеличил громкость до предела, торговый люд стал оборачиваться.
      – Я, сынки, научу вас работать, – вымолвил сию грозную поучающую фразу Иваныч и в три прыжка оказался у входа в администрацию рынка. грозно помахивая своим удостоверением, он громогласно оглашает помещение:
      – Я полковник налоговой полиции Дмитрий Иванович! где здесь у вас черная касса? вы все попали, я вас всех посажу! а ну, все документы на стол.
      Вслед за ним врываются опера, он гордо поворачивается к ним, показывая на кипы документов. и, уходя, говорит:
      – Все, дальше сами…
      Тушите свет, занавес.
      Главное, чтобы сводка прошла, а там пройдут положенные десять дней, материал откажут, за это время операция закончится, начнется новая, и о проваленном рейде никто потом и не вспомнит.
      Получалось, что и волки сыты, и овцы целы. Слишком уж все было шито белыми нитками.
      Караваев возвращался домой за полночь. После рейда на рынке опера засиделись, подшивая материалы. Улица, в самом конце которой он жил, была темна и пуста.
      Впрочем, сзади вдруг послышалось едва слышное стрекотание двигателя автомашины. Капитан оглянулся и увидел, что за ним медленно движется милицейский уазик. Он обернулся и в свете фар приветливо помахал рукой. Уазик прибавил скорость и тормознул рядом. Из кабины выскочили два милиционера – один с автоматом, другой с дубинкой.
      – Ну, куда торопимся, а? – лениво выговорил автоматчик, поглаживая ствол.
 
      "За алкаша приняли, – сразу сообразил Витек. – Ничего, сейчас разберемся…" Он полез в карман куртки за удостоверением, но, к своему удивлению, ничего там не обнаружил. И вдруг вспомнил, что оставил ксиву в камуфляжке, которую всегда таскал на проверках.
      – Парни, все нормально! – зачем-то сказал он.
      – Что – нормально, волчара? – удивился автоматчик. – Документ есть?
      – Да нету, в отделе оставил… Я рядом живу, вон в том доме.
      Потеряв бдительность (ведь не на службе), он не обратил внимания на второго, с дубинкой. Тот уже был сзади, а через мгновение – перехватил этой дубинкой Караваеву горло.
      Витек увидел перед глазами звездное небо: звезды становились все больше и больше, одна из них расплылась огненным пятном, которое навалилось на него сверху и выжгло память.
      Очнулся капитан в кустах. Правая рука как будто не существовала, он не мог ни пошевелить пальцами, ни согнуть ее в локте.
      Голова гудела как чугунный котел. Он ощупал ее: голова была влажной и липкой. Бросил взгляд на руку – кровь. "Хорошо, что документы оставил в отделе", – почему-то подумал Караваев, не сообразив даже, что, может быть, с документами не влип бы в такую историю. Кое-как, пошатываясь, он выбрался на улицу, название которой прочитал на табличке ближнего строения. До собственного дома надо было проехать остановок пять-шесть на автобусе, но время, видимо, было позднее. Уточнить время тоже не получилось: часов на запястье не было, осталось лишь ощущение металлического браслета. Часы были дорогие – подарок командира части, которые тот, в свою очередь, приобрел в Кабуле. Витек часами дорожил и считал их чуть ли не талисманом.
      В общем, часов не было. Впрочем, поездка на автобусе, решил Караваев, может закончится новым неприятным эпизодом. Это было уже чересчур: завтра кровь из носу нужно было находиться на Маросейке.
      Дворами, прячась от запоздалых прохожих, добрался наконец до родного дома. Пришлось звонить соседям – ключи тоже остались в куртке. Соседка, открывшая дверь, вовсе не удивилась появлению Караваева. Она тут же показала ему его куртку, часы и даже деньги. Объяснила, что в дверь позвонили, а когда она открыла, то увидела на пороге объемистый сверток, в котором и находилась вся мануфактура. Было это минут двадцать назад, она, конечно, успела поволноваться и даже позвонила в милицию. скоро, видимо, будет здесь. Действительно, пока соседка, охая и причитая, промывала Витьку разбитую голову, подъехали коллеги. Следом подкатило УСБ, внеся свою лепту в общую сумятицу.
      Но дело окончилось ничем, как ни старались. Опознать Караваев никого не смог. Начальник окружного ОВД объяснил ему, что на их территории частенько разбойничают патрульные машины из других округов: тут место, богатое на подвыпивших и денежных прохожих, так что искать тут нечего, надо хоть радоваться, что коллеги оказались не лишены благородства – вернули деньги, вещи, мобильный телефон…
      Витек порадовался, но заявление все же оставил. На что начальник скептически захмыкал.
 

***

 
      До конца недели Караваев писал объяснительные, рапорты, устно докладывал большому руководству о случившемся.
      К началу занятий на курсах переподготовки он опоздал дней на пять, поэтому, добравшись до места назначения, сразу направился определяться на постой.
      Принято считать, что провинциальные гостиницы в государстве российском дрянь, и если присваивать им по западному обычаю "звездочки", то надо это делать со знаком минус. Например, ежели по отелю губернского масштаба бегают только рыжие тараканы, то считать его "минус однозвездочным", ежели черные – то "минус двухзвездочным", а если те и другие – то…"….минус трехзвездочным ".
      На звание "минус четырехзвездочной" стала бы претендовать гостиница, где в дополнение к вышеперечисленным бесплатным постояльцам прилагаются еще и клопы, а к "минус пятизвездочным " следовало бы относить такие, где можно повстречать в коридоре крысу или хотя бы мышонка.
      Впрочем, времена реформ все же внесли свои коррективы.
      Кое-какие элементы цивилизации добрались и до русских отелей, поскольку господа, которые ими завладели, материально заинтересованы, чтоб в этих заведениях могли жить не только командированные инженеры и снабженцы, но и более приличные клиенты. Даже импортные, ибо дорогие зарубежные гости – особенно в "посткириенковский" период! – довольно часто наведывались в областные центры с целью изучения всякого там спроса и предложения на необъятном и неподъемном российском рынке.
      Поскольку помещать их на те гостиничные площади, которые имелись в доперестроечный период, было просто опасно – когонибудь из европейцев мог от ужаса хватить инфаркт при посещении санузла! – то пришлось срочно приводить все в относительный порядок. То есть добиваться хотя бы того, чтоб в умывальнике вода лилась в раковину, а не фонтанировала в потолок, ну и чтоб в унитаз не надо было из ковшика поливать…
 
      Поэтому с началом перестройки и демократических реформ гостиницу решили подогнать под мировой уровень. Поменяли сантехнику, мебель, заменили старые советские телевизоры "Радуга " на более-менее новые японские JVC, оборудовали в ресторане бар, и… на этом деньги кончились. Но в общем и целом гостиница с не очень оригинальным названием "Турист", располагавшаяся неподалеку от исторического центра города, была приведена в относительный порядок. Правда, заявить, что она сильно процветает, сейчас никто бы не решился. Туристического бума в области что-то не наблюдалось, научные симпозиумы и конференции давно не проводились в связи с отсутствием средств, а зарубежные инвесторы слиняли сразу после 17 августа 1998 года. Впрочем, их и прежде было с гулькин нос. Не иначе романтики-альтруисты, которые не верили вполне обоснованным слухам о том, что вкладывать деньги в русскую промышленность примерно так же эффективно, как в горящую печь. Вложить можно, а вынуть – уже нет.
      Поэтому спустя год после кризиса в гостинице проживал люд попроще, которого в принципе никакими тараканами и туалетами не испугаешь.
      Днем в гостинице обычно царила тишина. Постояльцы расходились по делам и появлялись только к вечеру. Немногочисленный персонал скучал на рабочих местах, оживляясь лишь в тех редких случаях, когда новые жильцы появлялись сразу в большом количестве.
      Шел второй час дня. В пустом холле на первом этаже, в застекленной будочке сидела немолодая администраторша, вывязывая носочки для внучки, – время было самое спокойное.
      Перед входом в гостиницу прохаживались два рослых подтянутых молодца в камуфляжной форме с милицейскими дубинками и пистолетами на поясе, так что и вторжения извне какихлибо злодеев опасаться не приходилось.
      Получив от администратора ключ от номера с прицепленной к нему на манер брелока массивной деревянной гирькой, Караваев направился к лифту. Кабина привезла его на пятый этаж, где столь же безмятежно, как и администраторша, вязала дежурная по этажу.
      – Здравствуйте! – вежливо поздоровалась она, поспешно спрятав вязанье в верхний ящик своего столика. – Пятьсот одиннадцатый – это прямо по коридору, по левой стороне. Если будете уходить, оставьте мне ключик. Вас проводить?
      – Спасибо, я не заблужусь! – ответил Витек и решительно покатил свой чемодан по потертой ковровой дорожке, проложенной вдоль длинного коридора, отделанного лакированной фанерой "под дуб".
      Большая комната на семь кроватей, круглый стол в центре, на столе мешок вяленой рыбы, под столом две канистры с пивом, вокруг стола трое – майор в расстегнутой до пупа рубахе, небритый старлей и прапор в камуфляже.
      – Свободная койка где?
      – Эта, эта и эта заняты, остальное твое.
      – Тогда здесь.
      – Пиво пьешь?
      – И не только.
      – Садись, здравствуй!
      – Давай, капитан, дернем лекарственную, – майор с необыкновенной скоростью разлил водку по невесть откуда взявшимся стаканам.
      – Мы живем в замечательной стране, где у каждого гражданина три отпуска в году: первый – твой собственный, второй отпуск жены и третий – начальника. Плюс командировки.
      Ближе к полуночи процесс подошел к своему логическому концу – закончилось горючее.