После смерти хана Эрзе на на белоордынский престол ступил Мубарек-ходжа. Он первый нарушил порядок, установленный в системе удельных отношений, и начал чеканить свою монету. Известно, что на мусульманском Востоке чеканка монеты, особенно серебряной была прерогативой суверенных правителей, таким образом, этим актом Myбарек-ходжа объявил о своей независимости от Золотой Орды и от сарайского хана. Это вызвали естественный протест золотоордынского хана Узбека, да и в среде самой ак-ордынской кочевой в военной аристократии начались по этому вопросу разногласия и споры. Академик А. Ю. Якубовский
      Курултай собрался в обширном шатре хана Мубарека-ходжи, обставленном для этого случая в соответствии со старыми обычаями Ак-Орды. На полу, закрывая его почти сплошь, был расстелен толстый белый ковер, с вышитыми на нем черными драконами; на стенах, тоже убранных дорогими коврами, висели щиты и сабли, а прямо напротив входа, на высоком древке, стояло овеянное славой боевое знамя левого крыла орды Чингисхана: семь хвостов тибетских яков, укрепленных на двух поперечинах.
      Под этим знаменем,– величайшей святыней ак-ордынской династии и символом власти царствующего хана,– на невысокой стопке белоснежных овечьих шкур, сидел великий хан Мубарек-ходжа, в своем любимом бухарском халате и в тюбетейке. Если не считать золотого перстня, с крупным рубином, на среднем пальце его левой руки, – реликвии, некогда принадлежавшей первому ак-ордынскому хану Орду-Ичану,– на нем не было никаких драгоценностей. Этим Мубарек-ходжа желал подчеркнуть, что нынешний курултай имеет особое значение и созван в исключительной обстановке, когда столица государства находится руках врага, и каждому, от верховного повелителя до простого воина, следуетдумать не о праздной роскоши, а о боевом походе.
      По правую руку великого хана, на квадратных шелковых подушках, расположились царевич Булак-оглан и все улусные ханы. Слева поместились ханские сыновья, Хисар-мурза, эмир Суфи-ходжа и Василий, которого Мубарек тоже пригласил на курултай, имея на то свои причины, как будет видно из дальнейшего. Напротив них, по обеим сторонам входа, заняли места несколько темников, из числа наиболее влиятельных эмиров и нойонов. Ханши, обычно принимавшие участие в курултаях наравне с мужчинами, на этот раз отсутствовали, ввиду чисто военного характера предстоящего совещания.
      Каждый из тех, в ком текла кровь Чингисхана, прежде чем занять свое место, низко кланялся великому хану, прикладывая руку ко лбу и сердцу. Таким же образом приветствовал его и князь Василий. Все остальные опускались на колени и целовали ковер у ног Мубарека. Впрочем, одного из темников, – пожилого и славного воина,– хан до этого не допустил, велев ему подняться, едва он преклонил колени. Когда закончились эти приветствия и все участники курултая молча уселись на свои места, Мубарек-ходжа сказал, что ему отрадно видеть в своем шатре столько прославленных воинов и родственников, собравшихся сюда по его приглашению. Не удержавшись, с некоторой горечью он добавил, что если бы все так дружно откликнулись на его призыв три года тому назад, в Сыгнаке не сидел бы сейчас сын и ставленник золотоордынекого хана Узбека.
      – Но об этом я более вспоминать не буду,– присовокупил он, чтобы несколько смягчить свой упрек. – Я знаю, о наши ханы за свою ошибку платят сейчас дорогой ценой, ибо много страдают от злобы и жадности Тинибека. Думаю, что теперь каждому стало ясно, что лучше подчиняться своему старшему родственнику, как то предначертал мудрый справедливый Аллах, чем зависеть от неразумного выскочки чужого ханского рода. Ханы южных улусов, к которым относились эти слова, тяжело вздохнули,– Тинибек их действительно не баловал. Было видно, что Урус-хан порывается что-то сказать, но по молодости ему не подобало говорить раньше старших. Поерзав на подушке, он в упор уставился на своего отца, и все остальные тоже невольно обратили свои взоры на хана Чимтая. Последний, видя, что все ждут его слова, еще раз вздохнул и сказал:
      – Ты изрек истину, великий хан: под пятой Тинибека нам живется не сладко. Но за его спиной стоит Узбек, чтобы прогнать Тинибека, надо иметь достаточно сил для войны со всей Золотой Ордой. А она очень сильна.
      – Когда, одиннадцать лет тому назад, я отказался повиноваться воле Узбека, Золотая Орда была много сильнее, чем сейчас. И все-таки Узбек не осмелился на меня напасть. Как трусливый шакал, он ожидал более семи лет и, только воспользовавшись нашими раздорами, захватил Сыгнак. Если мы снова все соединимся и будем действовать дружно, он нам не страшен.
      – У него тридцать два тумена,– промолвил Чимтай.– А если этого окажется мало, он может сделать так, что Мавераннахр ударит нам в спину.
      – Туменов у нас меньше, чем у Узбека, – вставил Урус-хан, не глядя на отца,– но если мы нападем первыми, перевес будет на нашей стороне.
      – Истинно так,– сказал Мубарек-ходжа, одобрительно поглядев на Уруса.– Великий Чингис имел совсем мало воинов, когда начал свои завоевания, но Аллах помогает храброму, и он покорил почти весь мир. А Мавераннахр сейчас более страшен Узбеку, чем нам: мы для него всегда были добрыми соседями. Потому же тамошний хан Касан очень хорошо знает, что если он выступит в большой поход, за его спиной восстанут все эмиры и обратно его не впустят. А если он все же будет настолько глуп, что поднимет против нас оружие,– у меня приготовлен для Мавераннахра другой хан, которому мы поможем сесть на место Касана, и тогда Мавераннахр выступит на нашей стороне, против Узбека. – С этими словами Мубарек указал рукой на Хисара-мирзу, который при этом горделиво надулся и окинул всех присутствующих таким взглядом, словно он уже сидел на чагатайском троне, а не на обыкновенной подушке, в чужом шатре.
      – Позволь добавить к твоим мудрым словам, великий хан,– кланяясь, сказал Суфи-ходжа,– что если ты выступишь против Узбека, весь Хорезм будет на твоей стороне. Я имею о том самые верные сведения.
      – Сердцем Хорезм будет на нашей стороне,– промолвил Чимтай,– но против Узбека он не выступит, ибо там стоят Узбековы тумены. И они поспешат на помощь к Тинибеку как только мы двинемся на Сыгнак.
      – В этих туменах больше половины хорезмийцев. И скорее они ударят Тинибеку в спину, чем пойдут против нас. От Ак-Орды им никогда обиды не было.
      – Да поможет Аллах осуществиться твоим словам, эмир,– не сдавался Чимтай.– Но пока это всего лишь слова и благоразумнее думать, что обстановка может сложиться совсем не так, как нам хочется.
      – Нам нужно не ожидать, как она сложится, а самим сложить ее! – запальчиво воскликнул Урус-хан.
      – Я согласен с тобою, почтенный Чимтай,– промолвил Мубарек, снова бросив на Уруса благосклонный взгляд, – Мы де должны полагаться на то, чего мы только желаем, но в чем не имеем уверенности. Поэтому, я не рассчитываю на прямую помощь Хорезма. Но мы можем быть вполне уверены в том, что Хорезм, так же как и Мавераннахр, против нас не выступит и он свяжет несколько туменов Золотой Орды, которых нельзя будет вывести из Хорезма и послать против нас. Узбек знает, что если он это сделает, хорезменцы воспользуются нашей войной и сбросят его власть.
      – Это истина, великий хан,– вставил молчавший до этого хан Кидырь, – они только и ждут такого случая. Я думаю, сейчас хорошее время для того, чтобы вернуть Сыгнак. И было бы неблагоразумно им не воспользоваться.
      – Меня радует, что ты это видишь, брат,– сказал Мубарек.– И я надеюсь, что не ты один.
      – Время благоприятно не только для того, чтобы прогнать Тинибека из владений Ак-Орды, но и для того, чтобы самого Узбека выгнать из Сарая,– горячо заговорил Урус-хан.– Я думаю, что именно к этому нам нужно стремиться. Если мы только освободим Сыгнак и на этом остановимся, то будем подобны человеку, который лег спать возле логовища титра! Узбек соберет большую силу, дождется удобной» случая и снова бросится на пас. Мы должны взять власть над Золотой Ордой, если не хотим, чтобы она властвовала над нами. Аллах будет на нашей стороне, ибо мы имеем на это Священное право: наш род, род Орду-Ичана, выше, чем род Бату-хана. И нам надлежит повелевать и царствовать над всем улусом Джучи!
      Предельная прямота и ясность, с которой высказался Урус-хан, озадачили даже Мубарека. Точно так же думал и он сам, но здесь, на курултае, говорить этого не отваживался, чтобы не отпугнуть недоверчивых ханов, которые могли заподозрить, что им руководят не общие интересы, а только собственное честолюбие. Но за слова Уруса он не отвечал и потому решил, в пределах благоразумия, использовать этот случаи, неожиданно пришедший к нему на помощь.
      – Воля Аллаха была именно такова, если он создал Ичана старшим братом, а Бату младшим, – сказал он. – И мы должны стремиться к тому, чтобы Его священная воля исполнилась. Но большие дела всегда начинаются с малого. Сейчас мы должны думать о том, чтобы отобрать у Узбека наши города и пастбища, а дальше будет видно, что делать. У нас, кроме Узбека, врагов нет, а у Золотой Орды враги кругом. Если они не захотят воспользоваться удобным случаем,– мы пока возьмем то, что нам принадлежит, и на этом остановимся. Но если они тоже поднимут оружие, мы можем пойти вперед и остановиться только в Сарае.
      – Позволено мне будет спросить, великий хан,– осведомился Чимтай,– о каких врагах Узбека ты говоришь?
      – Не только я, но и другие уже говорили здесь о Хорезме и о Мавераннахре. Но есть у него и более опасные враги. Один из них – это ильхан, на лучшие земли которого все время посягает Узбек. Хулагиды знают, что если ничто не ослабит Золотую Орду, то Азербайджана им не удержать. Другой враг – это Русь, которой Узбек причинил много зла. Русы многочисленны и храбры. Вы все знаете, как трудно было покорить их даже великому Чингису, который шутя сметал со своего победного пути целые народы. Русь попытается сбросить власть Узбека, если ей представится удобный случай. Здесь, среди нас, сидит князь Карачей, – добавил Мубарек-ходжа, указывая на Василия и называя его так, как обычно называли все татары, которые не могли выговорить трудного для них слова «карачевский». – Это один из великих русских князей. Он бежал сюда, спасаясь от злобы и несправедливости Узбека, и сам вам скажет, насколько сильна сейчас Русь и какой помощи мы можем от нее ожидать.
      Василий, и не помышлявший о том, что ему придется говорить об этом на курултае, почувствовал некоторое замешательство. Он хорошо понимал, чего хочет Мубарек: ему нужно, чтобы он заставил ханов поверить, что Русь готова к восстанию против Золотой Орды и ждет лишь подходящего момента. Но он не хотел утверждать того, во что сам не верил, и в то же время не желал своим выступлением повредить Мубареку, которому искренне сочувствовал. И потому он сказал:
      – Ты молвил истину, великий хан: Русь сильна и каждый наш воин за любимую отчизну свою готов идти на смерть, но на Руси нет еще единства и согласия. Немало у нас князей, которые хотели бы подняться против Узбека, но они знают, что другие их не поддержат, ибо есть среди них и такие, которые только Узбековой милостью держатся на своих княжениях. Вот, к примеру, был у нас совсем недавно случай, когда один великий князь восстал на Узбека, а другой, вместе с татарскими темниками, снова привел его в покорность. Однако, если на Золотую Орду пойдут войной другие ее соседи, может статься, что и русские князья, позабыв свои распри, договорятся меж собой, чтобы вместе освободить родную землю. Промеж моим княжеством и Золотой Ордой лежат улусы других князей, но если они пойдут против Узбека, за своих людей я отвечаю: все, как один, встанут по моему зову. Моя же сабля ныне принадлежит тебе, великий хан, и только лишь против отчизны своей, я ее никогда не подниму.
      *Ильхан. что означает «повелитель народов»,– титул царствующего хана династии Хулагидов. Между их государством и Золотой Ордой шла непрерывная борьба за обладание Азербайджаном.
      – На Русь опасно рассчитывать,– после короткого молчания сказал Хисар-мурза, – Она ненавидит не одного золотоордынского хана, а всех нас, татар. И если мы дадим ей случай освободиться от власти Узбека, нам придется снова ее завоевывать.
      – Коли не завоевывать, а оставаться добрыми соседями будет лучше для обеих сторон,– возразил Василий.– Воли ищет каждый народ, и такую страну, как наша, все одно навеки не поработить никому.
      – Не о том сейчас речь,– вмешался Мубарек-ходжа, строго поглядев на Хисара. – Из всего здесь говоренного каждому, кого Аллах не обидел разумом, ясно, что Золотая Орда не имеет ни одного соседа, который не хотел бы свести с нею счеты. Но это еще не все: там и внутри назревает смута. У Узбека много сыновей, и каждый из них мутит темников и воинов. И при первой же военной неудаче начнется резня за ханский престол.
      – Это так,– промолвил хан Кидырь.
      – В том, что все сложилось столь благоприятно,– продолжал Мубарек,– виден перст Аллаха, указывающий вам путь. Нынешнее лето уже на исходе. Но если к началу следующего мы будем готовы в поход и выступим все сразу,– к осени мы не только возвратим свое, но и добудем новые обширные пастбища, которые я по справедливости разделю между улусными ханами, оказавшими мне повиновение и помощь.
      Этот ход Мубарека был хорошо рассчитан: у Чимтая и у Шейха-Орды, – поддержка которых была ему особенно нужна,– людей и коней было много, а удобных пастбищ не хватало. Их улусы лежали в песчаных и солончаковых землях, где к середине лета палящее солнце выжигало почти всю растительность, и тогда начиналась беда.
      *Здесь имеется в виду восстание Твери против золотоордынского наместника Чол-кана, в 1326 г., подавленное московский князей Иваном Калитой.
      Лошадей приходилось сосредоточивать в редких оазисах, где они едва могли прокормиться в период засушья, а иногда не спасало и это; надо было униженно просить и задаривать более счастливых соседей, чтобы они позволили перегнать часть голодающих коней на свои земли. Поэтому Шейх-Орда, до сего времени хранивший каменную неподвижность и не произнесший ни звука, при последих словах Мубарека заерзал на подушке и пробормотал:
      – Что же, если все разом выступим, тогда конечно… Время как будто подходящее.
      Но Чимтай, который был миролюбив и считал, что с Золотой Ордой, пока она сильна, лучше ладить по-хорошему и добиваться от нее послаблений путем хитрости и переговоров,– поборол соблазн и сказал:
      – Я думаю, ты прав, великий хан, в том, что мы сейчас могли бы одолеть Узбека. Но эта победа стоила бы нам больших жертв, ибо Золотая Орда еще очень сильна. Зачем сегодня платить дорогой ценой за то, что завтра и так будет наше? Узбек скоро умрет, и тогда Тинибек ни одного дня не останется в наших степях: он уйдет сам, со всеми своими людьми, чтобы захватить ханский престол в Сарае. И ты, не потерявши ни одного воина, возьмешь обратно Сыгнак и все свои южные земли. А когда между сыновьями Узбека начнется драка за ханский трон,– кто знает еще, не достанется ли он тебе или кому-нибудь из нашего рода, если мы к тому времени не растратим зря своих сил и если Аллах будет к вам милостив?
      Эти слова произвели на всех присутствующих заметное впечатление. Только лишь Урус-хан почти с презрением взглянул на отца и сказал:
      – Аллах бывает милостив к отважным. И большие победы никому не доставались даром, так же как никто еще не приходил к цели, оставаясь стоять на месте.
      – Ты молод и неразумен,– строго сказал Чимтай.– Кто тебе говорит, что всегда надо стоять на месте? Бегать и прыгать умеет каждый мальчишка, но опытный охотник никогда не выскочит из засады и не побежит навстречу сайгаку, если видит, что сайгак сам приближается к нему!
      – Это истина,– вздохнув, промолвил Шейх-Орда.
      – Наверное, к следующему лету Узбек уже умрет,– сказал хан Кидырь,– А если нет, то все равно он долго не протянет. Один-два года можно и подождать.
      – Если мне позволено будет сказать,– промолвил молодой хан Туй-ходжа,– зачем воевать с Золотой Ордой? Дешевле и легче будет, живя с нею в мире, подарками купить нескольких темников и с их помощью посадить на золотоордынский престол кого-нибудь из нашего рода. Тогда без всякой воины и Золотая Орда станет нашей.
      – А через год ее снова отберут золотоордынские ханы,– вставил Темир-ходжа. – Лучше покончить с нею одним ударом и сразу истребить родичей Узбека, всех до единого! – добавил он, сверкнув злыми рысьими глазами. Но на его слова никто не обратил внимания.
      Мубарек понял, что, за исключением Урус-хана да, может быть, Темира-ходжи, все склонны поддержать предложение Чимтая. Поэтому он счел более благоразумным прекратить сейчас обсуждение этого вопроса, надеясь до следующего собрания, путем личных переговоров и обещаний, договориться с каждым ханом в отдельности. Сделав вид, что он сам поколеблен, Мубарек-ходжа произнес:
      – Во всем, что сказал почтенный хан Чимтай, тоже есть много разумного. Будет лучше, если мы сейчас не станем спорить. Пусть каждый хорошо подумает над тем, что сегодня слышал, а через несколько дней мы снова соберемся вместе и продолжим этот разговор. Аллах поможет нам принять правильное решение. Пока же будем праздновать и веселиться. – С этими словами хан поднялся с места, вполголоса отдал какие-то распоряжения своему везиру, а затем направился к выходу из шатра.

      Старайся, о сын, не влюбляться, ни в юности, не под старость. Но если случится, слишком к этому не привязывайся и не занимай сердца постоянной любовной игрой, ибо повиноваться страсти – не дело разумных. Кей-Кавус ибн-Искендер, среднеазиатский писатель и мыслитель XI в.
      Вслед за великим ханом все участники курултая, потягиваясь и разминая ноги, затекшие от долгого сидения, молча вышли наружу. На зеленой поляне, перед ханским шатром, слуги уже жарили на вертелах молодых барашков и готовили плов из Дичи. Тут же, на смазанных жиром медных листах румянилась баклава, а в объемистых круглых противнях шкварчали в бараньем сале благоухающие специями чебуреки. На коврах, расстеленных под тенистым деревом, были разбросаны подушки и расставлены низкие круглые столики. Чуть в стороне стояло десятка два рабов и рабынь, готовых прислуживать пирующим и разливать кумыс, вино и прохладительные напитки из высоких, серебряных и глиняных кувшинов, для охлаждения обернутых мокрым войлоком и выстроенных рядами тут же, под деревом.
      Мубарек– ходжа прошелся по поляне, поглядывая на вся эти приготовления, и, видимо, остался доволен, ибо никому не сделал каких-либо замечаний. Затем не спеша направился под дерево и сел на ту же пышную связку белых овечьих шкур, которую слуги к этому времени принесли из шатра. По старому ордынскому обычаю, в походной обстановке такое сиденье заменяло великому хану трон и было исключительно его прерогативой.
      Пока не сел Мубарек, все остальные тоже оставались на ногах, сосредоточившись вокруг ковра и храня молчание. Теперь все принялись занимать свои места,– старшие и наиболее почтенные ближе к великому хану, а молодежь и те, кто не принадлежал к роду Чингиса, подальше. По знаку Мубарека слуги принялись разносить гостям еду в серебряных мисках и наполнять кубки.
      Еще раньше, чем все уселись и началось пиршество, сюда подошли жены и дочери участников курултая, одетые по-праздничному и украшенные драгоценностями. Их было душ двадцать. С любопытством оглядев всех, Василии невольно задержался глазами на двух молодых женщинах, пришедших вместе и одетых почти одинаково. Обе они были очень красивы и тонкими, правильными чертами своих лиц совершенно не походили на монголок.
      Старшей на вид было немногим больше двадцати лет, она была высока, смугла и черноволоса, являя собой образец красоты скорее всего арабской. Младшая – стройная и легкая в движениях девушка, тоже темноволосая, отличалась от подруги более светлым цветом кожи и глазами, синими, как глубокие горные озера. Прелестную головку ее украшала низкая шапочка из малинового бархата, расшитая жемчугом. Такого же цвета шальвары, завязанные у щиколоток, виднелись из-под золотисто-розового шелкового халата, почти скрывая под своими складками сафьяновые туфельки, на высоких красных каблуках. Женщины о чем-то оживленно разговаривали, и Василию показалось, что обе они исподволь поглядывают на него.
      – Кто эти двое? – спросил он, указывая на них стоявшему рядом эмиру Суфи.
      – Старшая – это Кудан-Кичик, жена Туй-ходжи-оглана,– ответил эмир. – Она хорезмийка и моя дальняя родственница. А младшая – его сестра Фейзула, дочь хана Чимтая. Не правда ли красавица?
      – Да,… В кого только она удалась, такая синеглазая?
      – Ее мать тоже хорезмийка, но бабушка была из Грузии,– наверно, оттуда эти глаза и светлая кожа. К счастью для Фейзулы и для ее будущего мужа, внешностью она ничего не унаследовала от своего отца, хана Чимтая. Хочешь, подойдем к ним?