— А слежка за тобой? Разгромленный офис? Или все еще подозреваешь меня?
Михаил чувствовал, что тонет все глубже и глубже. Некое, грузило тащит его на дно. И это «грузило» зовется деньгами. Теми самыми, которые ссудила офицерам-компаньонам богатая бизнесменша и которых снова не хватает.
— Уже не подозреваю, — устало признался он. — Одна просьба — избавь меня от участия в твоих криминальных делах… Пойми, нас связывают чисто деловые отношения, — помедлил и со значением добавил. — А теперь — не только деловые… Давай оставим все остальное «за кадром». Честно говоря, страшно хочу избавиться от криминальной действительности, мне она не по зубам…
— Может быть, и от общения со мной тоже желаешь избавиться? — с туманной угрозой спросила Красуля. — Зря барахтаешься, сазанчик, из моей сети тебе не выбраться.
Неожиданно она набросилась на любовника и повалила его на не успевшую остыть постель. Растегнула рубашку, стащила брюки… У поверженного Михаила мелькнула дурацкая мысль: сейчас вырвет из груди сердце и сожрет его. Жадные руки женщины теребили, гладили, возбуждали. Федоров чувствовал — теряет сознание.
— Сюда могут войти, — не проговорил — пролепетал, он. — Давай запрем двери.
Она не слушала, не желала слышать.
— Значит, хочешь избавиться от меня? Значит, я тебя не устраиваю?… Ну, погоди, сейчас проверю — правду говоришь или пытаешься позлить дуру, которая тебе отдалась!
Наконец, усилия дамочки увенчались успехом. Она навалилась на обнаженного любовника, будто он был женщиной, а она — мужиком-насильником.
Все вокруг поплыло по морским волнам — трюмо, стулья, кресла, шкафы… В какой-то момент показалось — в спальню заглянул Петенька. Потом исчезла и комната, будто сгорела в жарком пламени…
Наконец, Красуля, продолжая стонать, свалилась на пол, не в силах подняться, осталась лежать на ковре. Федоров дрожащими руками набросил на себя скомканный халат.
— Убедилась? — с необиднлй насмешкой спросил он стонущую женщину. — Или нужны дополнительные доказательства?
Она скрестив ноги, села на ковре, покачала головой.
— Не стыдно обманывать маленькую девочку? Ты ведь мой и моим, пока мы живы, останешься. Так и быть, разрешаю не учавствовать в моих делах, но ты всегда будешь рядом. Так, чтобы я чувствовала тепло твоего могучего тела… А ты — ограничимся ремонтным бизнесом, не хочу вмешиваться в твою жизнь… Надо же сказать такое! Да мне на твою вонючую фирму — наплевать и растереть. Понял? Мне нужен только ты. На прогулке, за столом, в постели…
Она лениво поднялась с пола, потянулась, выгнув спину. Будто кошка вволю поевшая молока.
— Поспи, бычек, отдохни. Обмоюсь — снова наведаюсь.
Не скрывая наготы, медленно ушла в ванную комнату. Вскоре послышались звуки льющейся из душа воды, женское пение.
Федоров взял трубку радиотелефона, набрал свой домашний номер. Сейчас, после того, как схлынуло страстное напряжение, он снова ощутил чувство вины перед женой.
— Оленька, доброе утро. Как спала, есть ли письма от сыновей? Как самочувствие?
Старался говорить максимально бодро и по обыкновению самоуверенно, не давая возможность жене задать один-единственный вопрос: где он ночевал? И все же этот вопрос всплыл на поверхность — утопить его так и не удалось.
— Где ночевал? У приятеля. А у тебя, небось, разные страхи в голове. Все нормально, все гладко. Думаю, завтра к обеду появлюсь…
— Почему завтра? Слушай, Мишка, перестань придуряться. Позови к телефону своего «приятеля», сама с ним поговорю.
— Не могу, Оленька, Костя ушел в магазин…
Невразумительный разговор длился минут пятнадцать. От напряжения и стыда за невольное вранье Федоров вспотел. Он изворачивался, мучительно придумывая все новые и новые причины, не позволяющие ему немедленно приехать домой. В ход пущены, якобы, возникшие трудности с оформлением документации, какой-то таинственный чиновник, которого приходится «подкармливать».
— Ладно, возвратится Костя, что-нибудь придумаем, — наконец, туманно пообещал он и отключил трубку.
Повернулся в сторону ванной и увидел нагую любовницу, которая, не обращая внимание на стекающие по телу капли воды, пристально смотрела на него.
— С женой советовался?
Кто дал право этой женщине контролировать поступки компаньона? Сумасшедшая ночь и не менее сумасшедшее утро? Чушь собачья! Мало ли женщин он пропустил через себя, если каждая станет указывать, как вести себя мимолетному любовнику — жить не захочется.
— Не советовался, а просил не волноваться. Улавливаешь разницу?
Разницу Сотова не уловила, зато резкий, почти грубый тон подействовал на нее. Мужчина есть мужчина, обращаться с ним нужно максимально осторожно, водить его на невидимом поводке, незаметно подталкивая в желательную сторону. Злить — все равно, что рубить сук, на котором сидишь.
— Твоя жена — твои проблемы. Лежи, милый, в постельке, наслаждайся. Мне нужно позвонить в одно место, — примирительно промяукала она, вытираясь банным полотенцем.
Ощутив сладость победы над взбаламошной, гордой любовницей, Михаил не стал спорить. Отвернулся, натянул по горло спасительную простынь и демонстративно издал первый храп. А сам до звона в ушах прислушивался к телефонной беседе…
Звонок в «одно место» продиктован тревогой, поселившейся в Красуле. Слишком гладко все складывается, такого не бывает. Жетона и его братвы она не опасалась, а вот как бы не появились на поляне менты, как бы не повязали обе враждующие группировки? Пусть Сергей — на крючке, но его ведь еще не повязали, он еще банкует в своей уголовке.
В разработанном на «военном совете» плане ликвидации жетоновской группировки и освобождении похищенной дочери Красули остался один единственный опасный пунктик. Если на месте разборки появятся сыскари и омоновцы, все полетит в преисподнюю.
Красуля позвонила на квартиру Сергея Тимофеевича. Разговор тщательно продуман, если домашний телефон «жениха» и прослушивается, ничего путного слухачи не получат.
К телефону подошел Купцов — больше подходить некому. После смерти жены, подполковник жил один. Ожидал согласия Красули.
— Езе раз здравствуй, Сереженька, — промурлыкала Надежда Савельевна, прищурив хитрые глазки. — Придумал что-нибудь, голубок?
В трубке — тягостное молчание.
— Почему молчишь? — с металлом в голосе спросила Сотова. — Я рассчитываю на твою помощь. Если она не последует…
Фразу можно не заканчивать. И без этого мент должен понимать, что ему грозит. Влюбленный до полной тупости «старичок» больше в квартире обольстительницы не появится. Будет звонить до изнеможения, ночевать под дверью, клянчить один единственный ласковый взгляд.
— Мне пообещали, но… Ты ведь сама должна понимать — моя власть не беспредельна… Повторяю, сделаю все, что смогу.
— Мне твои «могу», «не могу» до фени. Сам знаешь, чем я рискую. Вот и сделай выводы. Поможешь — дорога ко мне открыта. И в прямом, и в переносном смысле слова. Я слов на ветер не бросаю…
От долгожданного обещания у Купцова закружилась голова… * * *
До полуночи подполковник не спал. Ходил по комнатам, лихорадочно придумывая и тут же пугливо отвергая разнообразные варианты. Выполнить просьбу-приказ Красули необходимо, но как это сделать? В лоб — не получится, слишком опасно, друзья-приятели вмиг подставят, суда и многолетнего срока тогда не избежать.
Говорят, предателями становятся, в основном, по двум причинам: желание обогатиться и стремление к вершинам власти. Эти причины гасят опасность разоблачений, заставляют идти на самые мерзкие поступки.
Купцов стал предателем по третьей, нестандартной, причине. Он влюбился. Желание обладать красивой, но неприступной женщиной заставило начисто позабыть о позоре, лишении высокого звания и положения, о солидном сроке, который грозит ему, если предательство откроется.
Красуля искусно играла на страстных порывах немолодого ловеласа, приманивала щедрыми обещаниями, иногда почти «сдавалась», но во время выскальзывала из об"ятий. Все имеет свою цену, твердила она, любовь — тем более. В старые времена рыцари завоевывали своих дам на турнирах, сейчас турниров нет, но возникли другие, более приземленные возможности. Докажет подполковник свою любовь делом, а не словами, — дверь в ее спальню автоматически откроется.
Купцов «доказывал». Красуля с интересом вчитывалась в абсолютно секретные протоколы совещаний в уголовке, заранее знала о засадах и проверках. Но каждый раз «доказательств» не хватало и дверь в спальню оставалась закрытой.
И вот вдовцу, наконец, предоставлена реальная возможность открыть ее. Может быть — последняя.
Несколько раз подполковник снимал трубку телефона и снова, будто обжегшись, бросал ее. За время службы в милиции у него появилось множество друзей и знакомых.
Позвонить, например, в ГАИ: так и так, окажи услугу, друг, убери завтра утром часика на два своих шестерок из-под Дмитрова. Зачем — сказать не могу, но для меня — важно. Окажешь услугу — можешь рассчитывать на ответную. Жизнь милицейская непредсказуема, мало ли какие ситуации появятся.
Или — заместителю начальника Дмитровского горотдела. С аналогичной просьбой… Или — в Министерство… Нет, в Министерство не стоит, слишком для него высокий порог, недолго споткнуться о каверзные вопросы.
К двум часам ночи Купцов понял — никому звонить не станет. Ибо не с"умеет отыскать правдоподобных ответов. А это может завершиться провалом. Самые верные друзья услышавв необычную просьбу, неминуемо насторожатся. А от настороженности до выдачи «друга» — один единственный шажок. Нередко, не шажок даже — едва заметное шевеление.
Остается шаткая надежда: авось, таинственная операция, затеянная Красулей, завершится благополучно и тогда он припишет себе, якобы, оказанную любимой женшине помощь. А уж разрисовать упомянутую мифическую «помощь» подполковник сможет, набил руку при составлении всяческих рапортов и донесений. Не зря ведь благодарное начальство присвоило недавнему майору очередное звание досрочно.
Но как он узнает об успешности красулиной акции? Дожидаться ее телефонного звонка — глупо и ненадежно. Сотова — эмоциональна и непредсказуема, может и не позвонить. Хотя бы из-за женской обиды.
Значит, единственный выход — поехать под Дмитров самому. И причина имеется — посмотреть, как идут дела в Дмитровской уголовке, почему так много нераскрытых преступлений? Может быть, тамошние сотрудники, вместо борьбы с преступностью, жрут водку и щупают баб.
Отлично! Повод для официальной поездки найден. Остается правдоподобно подать его руководству.
В восемь утра подполковник доложился начальству, продемонстрировал служебное рвение. Начальство согласилось с его доводами, разрешило поездку в Дмитров.
Он не знал о том, что вот уже больше месяца находился «под колпаком». Слежка проводилась так скрытно и талантливо, что самый опытный криминалист, а Сергей Тимофеевич считал себя именно таким сыщиком, даже помыслить о ней не мог. Все это время под разнообразными благовидными предлогами подполковника «освобождали» от участия в служебных совещаниях, а их протоколы, которые он по долгу службы внимательно читал, ничего общего с действительными протоколами не имели.
Все были довольны. Купцов терпеть не мог совещаний-заседаний, Красуля бегло просматривала бумаги в день их составления, начальство не испытывало тревоги за судьбу разработанных оперативных мероприятий.
Купцов не знал, даже не догадывался о том, что в ту ночь, когда он маялся, не зная, как поступить: выполнить просьбу-приказ Красули или потерять надежду попасть в ее спальню, в кабинете начальника управление состоялось сверхсекретное совещание с участием самых доверенных, привлеченных к проведению операции сотрудников.
Речь шла не о ликвидации очередной банды и не о поимке перевозчиков наркоты — стоял вопрос о задержании подполковника Купцова, видного работника уголовного розыска. Это вам не гаишник, получивший в зубы взятку от нарушившего Правила автолюбителя и не сержант, который за солидное вознаграждение охраняет безопасность «работающих» проституток, — человек посвященный в самые сокровенные тайны сыска.
— «Мальчик» сообщил: завтра утром под Дмитровом состоится разборка. Противодействующие «силы» — группировка Красули и банда Жетона. Купцову отведена роль прикрытия.
— Не пора ли взять Серегу за известное место? — пробормотал начальник управления, обозленный тем, что именно в его учреждении завелся мерзкий «клоп». — Страшно даже представить себе, как нам навредил мой помощничек, скольких людей подставил. Возможно, гибель Яркова и Безверхова тоже на его совести… Я за то, чтобы немедля повязать и посадить в камеру…
— Простите, но лично я — против, — не отрывая взгляда от ползущей по столу мухи, возразил заместитель, ведающий внутренней безопасностью. — Об"ясню причину. Красуля — умная баба, она сразу поймет — утечка информации и примется перебирать по одному своих шестерок. Самых приближенных и самых доверенных. Может добраться и до «Мальчика». Не резон ради нескольких недель подставлять своих агентов.
— Я тоже так считаю, — поддержал еще один из участников секретного совещания. — После того, как мы по наводке «Мальчика» вычислили предателя, он стал абсолютно безопасен. Мало того, с помощью Сереги мы подсовываем криминальным структурам выгодную для нас информацию… Пример? Ради Бога. Разве Купцов не «помог» нам в ликвидации группы фальщивомонетчиков? Разве не он «вывел» нас на грабителей, похитивших ценные коллекции Смирнова?… Честно говоря, если бы предатель отсутствовал — его нужно было придумать.
— К тому же, что у нас имеется против Купцова? Сообщения агента? Но это еще не факты, а пролог к ним. К тому же, не станем же мы выводить «Мальчика» из игры?
— Кажется, я остался в одиночестве, — начальник обвел взглядом участников совещания. Помолчал. — Ну, что ж, будь по вашему. Потерпим еще недельку… А как нам поступить утром? Загрести сразу и Красулю и Жетона — слишком заманчиво, чтобы отказаться…
Неодобрительное молчание сыщиков продемонстрировало, что и на этот раз начальник остался в одиночестве.
— Обстановка покажет, — туманно проговорил первый зам. — Очень уж не хочется выводить из игры Мальчика.
— Почему выводить? Он «спасется» и переберется к тому же Ахмету…
Глава 7
До позднего вечера Федоров отсыпался. Неутомимая Красуля выкачала из него все силы. Еще не открыв глаза, Михаил потянулся к телефонной трубке — позвонить домой, успокоить жену, но во время отпрянул. Что он может сказать Оленьке? Наворочать очередные глыбы вранья? Она с первых слов поймет и сделает выводы. Если уже не сделала.
Часов в одинадцать вечера решился. Продолжительные безответные гудки напоминают камни, падающие в пропасть. Минут десять прождал, а потом позвонил Савчуку.
Трубку сняла Машенька.
— Добрый вечер, Машук, — вежливо поздоровался Михаил, сдерживая нетерпеливое желание сразу же спросить о жене.
— Добрый, гулена, — недоброжелательно ответила женщина. — Слава Богу, жив. И то — ладно.
— Где Ольга? Целых два часа добиваюсь, — на всякий случай приврал он.
Долгое молчание. На фоне привычных помех прослушивается мужской голос — Фимка уговаривает половину, убеждает ее в чем-то… Неужели, произошло несчастье?
— Отстань, бесов советчик! — басом рявкнула Машенька на мужа. — Все вы — паршивые бабники, вонючие козлы… Слышишь, что говорю, Мишка? — более тихо спросила женщина в трубку.
— Слышу, не глухой…
— Так вот, вычислила тебя Ольга, помогли добрые люди. В обед собрала вещички и поехала на вокзал. Холостяк ты теперь паршивый, можешь валяться с кем душе заблагорассудится.
Трубка с таким грохотом обрушилась на аппарат, что тот наверняка, если и не развалился, то треснул. Федоров положил свою тихо и бережно. Будто боялся причинить боль. Вот и закончилась семейная жизнь отставного офицера… А может быть она только начинается?
Михаил попытался выбросить из головы мусор семейных неурядиц, сосредоточиться на предстоящей разборке. Ничего не получилось — Оленька прочно устроилась в сознании мужа и ни за что не хотела уступать насиженное место сопернице.
Михаил спрыгнул с постели и заходил по комнате. Развратник, сексуально озабоченный козел, половой безумец, тряпка — крестил он себя самыми обидными прозвищами. Будто делал профилактические прививки, которые помогут при появлении Красули.
Трудно сказать, дали ли эти «прививки» какой-нибудь эффект — Надя так и не появилась. Часа в три ночи Федоров задремал, суеверно скрестив во сне пальцы. Чур меня, нечистая сила, сгинь бесово создание!
В шесть утра его разбудили. Не голосом и не легким пошлепыванием по щекам — ласковым поглаживанием по груди и поцелуем. Возле кровати в полном боевом снаряжении — черное трико, такой же берет — стоит Надежда Савельевна. В руках — аналогичный наряд, отличающийся от надетого на нее разве что размером.
— Поднимайся, дружок. Позавтракаем и поедем. Все готово.
— Ты где спала? — по детски потирая заспанные глаза кулаками, задал он идиотский вопрос. — Почему не со мной?
Женщина засмеялась. Закинула голову, от чего вкрадчиво шевельнулись под блузой груди, открыла рот, показав мелкие, хищные зубки.
— А ты представляешь себе полководца, спящего перед генеральным сражением? Лично я — нет. Готовила свою «армию», освободилась часа в четыре, решила тебя не беспокоить — прикурнула на диване… Прийти к тебе — повторить…
Не договорила и покраснела. Удивительная способность — упоминать о самых интимных проблемах и… краснеть.
— Быстро одевайся. Под блузу пристегни кобуру. В нее вложи вот эту машинку, — протянула она плоский, будто игрушечный, пистолетик. — Не смотри на величину — убойная сила до пятидесяти метров, скорострельность, как у «калашникова». Последнее слово нашей загнившей оборонки. Обычно пистолетик пристегивают к ноге, в паху… Вот здесь…
Она положила руку Михаилу на колено, крадущимся движением провела ладонью вверх. До паха. Напряглась, пальцы задрожали. Посмотрела на любовника, будто ожидала ответной ласки. У Федорова задергалась нога, помутнело в голове… Сейчас она повалит его на кровать и…
Не набросилась. Рука отдернулась.
— Жаль, времени нет, — пробормотала женщина, отходя к двери. — Быстро одевайся! — повторила она. — Любовью займемся после того, как освежуем борова…
Через полчаса «мерседес» летел по Дмитровскому шоссе. За рулем — сумрачный Петенька, рядом — угрюмый Хвост. Будто не на разборку едут — на кладбище. Может быть, действительно — на кладбище? Кто знает, как пройдет операция по ликвидации банды Жетона? Вдруг тот опередит красулинских боевиков, отыщет дополнительные силы, окружит поляну вторым кольцом? Тогда, как любят выражаться бандиты, кранты.
Ну, ладно, Петенька и Хвост привыкли к такой жизни, а что делать в ней отставному офицеру? Тоже стрелять и глотать ответные пули?
Красуля прижалась плечом к любовнику, повелительно забросила его руку себе на плечи, свою приложила к ноге. Туда, где пристегнута кобуру с пистолетом.
— А где «главные силы»? — утихомиривая сразу же возникшее желание, невнятно поинтересовался Михаил. — Что-то я не вижу четырех обещанных машин, двадцати боевиков…
— Хватился, дружок! Они уже на месте, замаскировались в кустах вокруг поляны и ожидают сигнала… Какой ты сильный, родной, какой могучий мужик, — лепетала Красуля, продолжая тискать мужскую ногу. — Настоящий дуб… Вот вернемся домой, раздену тебя, всего обцелую… За что только дал мне Бог такое счастье!
— Перестань! Мы не одни!
— Кого мне стыдиться? — презрительно покривилась Красуля, не прекращая садистской ласки. — Даже если бы ты и завалил меня в машине — сделают вид — ничего не видят и не слышат
— Кому сказано — перестань!
Продолжая ворковать и умиляться, Надя все же убрала руку и даже отодвинулась. Мишенька прав: впереди — опасная разборка, с неизвестными последствиями, нельзя растрачивать силы ни ей, ни любовнику.
— Все, родной, извини и успокойся. Больше не буду… Разделаемся с боровом — за все отыграюсь…
Снова покраснела и воркующе засмеялась. Видимо, представила себе сценку «отыгрыша»… * * *
Жетон тоже готовился к предстоящей схватке. Если Красуля собрала «военный совет» из четырех человек, то за столом в квартире Жетона — всего двое: он и Свистун. В основном говорит босс, советнику отведена роль слушателя и ценителя полководческого таланта хозяина.
— Думаю, пятерки накачанных парней достаточно. Отберешь, проверишь, побазаришь. «Калашниковы» — под плащами, «макаровы» — за поясами. Пусть на всякий пожарный захватят ножи. Вдруг дойдет до рукопашной — будет чем подкалывать красулиных пехотинцев. — помолчал и неожиданно выпалил. — Тебя там не будет.
Впервые за время инструктажа Свистун недоумевающе вздернул голову. Обычно, босс не обходится без услуг верного телохранителя, всегда держит его впереди себя. Или — сзади, смотря на то, откуда ожидается опасность. А тут — не будет? Что бы это означало?
Жетон насмешливо глядел на «советника».
— Удивляешься, сявка? Неужто от водки прохудились мозги, не можешь понять простой истины?
Что до водки — зря хозяин упрекает, две язвы: одна в какой-то двенадцатиперстной кишке, вторая — в желудке заглушили у парня питейные сооблазны. Оприходуешь четверть стакана — будто два шила впиваются и раздирают внутренности.
— Где скажешь — там и буду…
— Вот-вот, кажется, начинаешь банковать… Пока красулино отродье в наших руках — бояться нечего. Поэтому отправишься на загороднюю хазу и вместе с двумя пехотинцами ни на шаг не отойдешь от Вики. Она спит на кушетке, вы — на полу. Ест за столом — вы рядом, писсает…
— Мы тоже рядом? — с ехидством подсказал Свистун.
— Ну, ну, не очень-то. Испортишь дорогой товар — подвешу к потолку за согрешившее место.
Шутливая угроза не так уж шутлива, как может показатся на первый взгляд. Жетон любит не глушить угрозами — подавать их под вуалью смешливости. Дескать, ничего особенного сказать не хочу, просто — пошутил, развеялся.
— А ежели по доброму согласию? — шуткой на шутку отреагировал Свистун.
— Плохо телку знаешь, у нее добиться «согласия» трудней, чем сорвать с неба звезду. Точь в точь матушка, чтоб ее черти в аду пробовали.
Дождавшись, когда Свистун ушел, босс задумался. Он отлично понимал — идет на верную смерть, пятеро или даже десяток пехотинцев не защитят от целой армии красулиных парней. Единственное спасение — выехать попозже, когда разборка уже закончится. Пусть противник насытится кровью подставленных шестерок Жетона. Не жалко — отыщутся другие пацаны, нашпигованные мечтами о романтическом будущем и россыпях баксов.
Главное — самому остаться в живых…
Вечером, часов в десять босс вышел из дому к машине.
За рулем черной «ауди» — молодой парнишка. Черноволосый, красивый. Долго подбирали ему кликуху, так и не придумали. Есть такие — ни одно имя, кроме собственного, полученного при рождении, не подходит, отторгается, как организм отторгает инородное тело. Вот и оставили «профессиональную» кликуху — Водило.
— Куда едем, босс?
— Сейчас — в бордель, к бабке Евдокии. Я там оттоварюсь по мужской нужде, тебе тоже разрешаю выбрать подходящую шлюшку. Оплачу. Утром позавтракаем и поедем в Дмитров.
Говорить о разборке не стоит, парень может струсить, а держать за рулем одуревшего от страха фрайера — лучше сесть самому. Гораздо надежней и, главное, безопасней приказать: едем в Дмитров и — все.
Поездка в бордель — тоже «лечебное» средство: сбросить напряженность, подкачать самоуверенность. К тому же, ночевка в бордели — предохранение от возможного наезда на квартиру. Такое уже однажды с ним было. Перед разборкой в дом заявился конкурент. Естественно, с пехотинцами. Изрешетили мебель автоматными очередями, прошили пулями постель. Жетон отсиделся на толчке.
Как бы хитроумная Красуля не повторила «подвиг» Василя…
«Под рукой» Жетона — солидный бордель, приносящий немалый доход. Казалось бы, добра от добра не ищут, лучше провести ночку в своей собственности. А вот полюбилось пузатому авторитету чужое заведение, регулярно один раз в неделю наносит «визит» к девочкам бабки Евдокии.
Евдокия — вовсе не бабка, ей просто приклеили такую кликуху — миловидная маленькая женщина, годков сорока, не больше. Во время запарки, когда «личный состав» борделя не управляется с потоком посетителей, ложится сама. И так ловко действует — молодым не угнаться. Но когда бордель работает в обычном режиме, бережет себя, по пустякам не растрачивается. Сколько раз Жетон пытался завалить хозяйку, пощупать, что она носит между ног — не давалась, стерва, подставляла одну из телкок.
А какая, спрашивается, разница между бабами, не особенно расстраивался отказом Жетон, все они пошиты по одной мерке, разница — в толщине и высоте. Взять ту же Красулю. Ежели бы не ее богатство и доходные «предприятия», разве добивался бы он дурацкой взаимности? Да, не в жизнь! Появится желание попрыгать на лярве — езжай к бабке Евдокии, Марфе-монашке или к Оторвихе, плати денежки и заваливайся на всю ночь. Слава Богу, нынче — полная свобода, подпертая демократий, не старый, проклятый режим то ли социализма, то ли полукоммунизма…
Бабка Евдокия гостей встретила радушно. Знала, с кем придется иметь дело. Жетон никогда не был жадюгой, ему доставляло удовольствие пускать пыль в глаза, показывать свою удачливость и щедрость. Осмотрит издали «товар», вытащит пухлый бумажник, раскроет его. Да так «неловко», что зеленые бумажки разлетаются по полу, вызывая у зрителей обильное слюноотделение.
Поэтому в гостиной полуподвального помещения мигом появился накрытый стол с шампанским, коньяками и неплохой по нынешним временам закуской. Бабка Евдокия тоже старалась не скупиться, показать хлебосольство и душевный размах.
Невесть каким образом прознав о приезде щедрого гостя, в общую комнату сбежались свободные проститутки. Одни — наряженные в модные платья, с нитками дорогих бус и с пальцами, унизанными кольцами и перстнями. Другие — только-что освободившиеся от клиентов, не накрашенные, с синяками в подглазьях, в наспех наброшенных халатиках.
Посмеиваясь и перешептываясь, сгрудились в углу возле атласного диванчика, метали на клиента поощрительные взгляды. Дескать, возьми меня, милый, доволен останешься.
— На вечерок или — до утра? — спросила румянощекая хозяйка, многозначительно подмигивая девицам. — Девочки соскучились по настоящим мужчинам — мигом обслужат… Оставайтесь на ночку, а?
— Смотря чем порадуешь. Если вот этими, — презрительно ткнул он пальцем в проституток, — сразу отвалю. У Оторвихе «товар» не в пример лучше.
— Зря вы так, — обиделась хозяйка борделя. — Таких массажисток, как у меня, нигде не найдете. Возьмите, к примеру, Настеньку — мертвого из могилы достанет. А Клавочка? На днях завернул к нам депутат Госдумы, пожаловался, импотенция замучила, свет не мил. Всего полчаса понадобилось Клавочке, чтобы мужик почувствовал себя мужиком…
Жетон огладил набитое едой пузо, ехидно усмехнулся.
— Это у депутатов — импотенция да запоры. Дай мне не хлипких скелетин — за что можно поддержаться.
— И такие тоже в моем заведении имеются. Вчера навестил меня худющий банкир, в чем только душа держится. Видите ли, понадобилась ему девица весом не меньше девяносто килограммов. Такая у него появилась прихоть… Нашли ведь… Если хотите — покажу.
— Ну, ну, поглядим на девяностокилограммовую, — заинтересовался посетитель. — Моему Водиле тоже подбери соответственно. По моему, он больше любит… туберкулезных, — захохотал Жетон, похлопывая себя по животу.
Бабка Евдокия выбежала в коридор мелкой рысью. Она ни за что не упустит такого клиента, не подойдет Ленка — сама ляжет. Вот только цену заломит такую, что придется лечить Жетона от заикания. Возвратилась с толстой девахой. Ноги — будто колонны Большого театра, груди рвут тельняшку. Если не все девяносто, то килограммов восемьдесят — с ручательством.
— Подойди ближе, толстуха. Побазарим.
Ленка опасливо приблизилась. Многотрудная жизнь вокзальной проститутки, потом — уличной, откуда бабка Евдокия сманила ее к себе поварихой, научила телку бояться мужиков. Толстых и тонких, ласковых и грубых, интеллигентных и матерщинных.
Босс, сыто рыгая, ошупал ее прелести, похлопал по пышному, будто у кобылы, задку. Загоревшись, бесстыдно полез за пазуху.
— Иди, крошка, готовься. Сейчас изобразим с тобой миниземлетрясение…
Бабка Евдокия одобрительно кивала и довольно улыбалась. Слава Богу, сегодня ей не придется подменять свой «личный состав». В том, что Ленка сработает как надо — ни грамма сомнений, баба опытная и сообразительная, знает, где бывает сладко, а где — горько. Обещанные ей за Жетона полсотни баксов на земле не валяются, в мусоре не находятся…
Утром босс и его водитель встретились в гостиной. Жетон вроде похудел, Водила вообще качался на подгибающихся ногах.
— Ну, как, понравились мои девочки? — ревниво спросила бабка Евдокия. — Может быть и этим вечерком заглянете?
— Ты что, вобла замороженная, решила меня спровадить на тот свет! — заорал Жетон. — Это не девка — слон в юбке, пока доберешься до самого того места — потом изойдешь. У ней что — температура? Прыгал, будто на вулкане… Сказала бы заранее — взяли бы одну на двоих.
— Отдохните, покушайте, — спрятала довольную улыбку Евдокия. — А вечерком — милости просим… Не понравилась Ленка — Клавка постарается.
— До вечера еще дожить нужно, — поскучнел Жетон, доставая из кармана пухлый бумажник. — Во сколько оцениваешь паршивую жратву, отвратное пойло и «вулкан» вместе с «туберкулезницей»?
Евдокия засмущалась. Так с ней всегда при расчете — будто стыдится запрашиваемой суммы. Но никогда не отступает, ни на одну тысячу не снижает «прейскурант».
Услышав во сколько ему обойдется «отдых для состоятельных мужчин», Жетон утробно икнул и вытаращил на хозяйку борделя водянистые глаза. Может быть, он ослышался или бабка Евдокия оговорилась? Пригласить в машину вокзальную проститутку не старше четырнадцати годков обошлось бы в сотню раз дешевле.
Но торговаться не стал, выложил требуемую сумму. Про себя поклялся: впредь прежде, чем звонить в колокола, будет заглядывать в святцы. Если, конечно, выберется невредимым из-под Дмитрова.