Господи, зачем ей такая мука? Несколько раз женщина направляла на телеэкран пульт — погасить будоражащие сознание картины чужой любви, но каждый раз медлила и откладывала пульт в сторону. Вот досмотрит этот фильм до конца, а с завтрашнего дня — все, конец, завяжет!
Думала, твердо решала, но подсознательно уверена: ничего не изменится, «завязать» можно только в том случае, когда она будет спать не одна — рядом на огромной мягкой постели появится сильный симпатичный мужчина. С серыми глазами и выступающим подбородком.
Странно, но ей виделись не только картинки любви — мысленно она разговаривала с Федоровым, слушала его рассказы о службе на берегах Амура, о стройках, армейских буднях. В свою очередь описывала далекое детство в Ярославской области, вспоминала родителей. В промежутках между рассказами — опьяняющие об"ятия…
В одинадцать в дверь спальни постучали. Тихо, нерешительно, будто извиняясь. В квартире — один Петенька. Сколько раз, измученная борьбой с неукротимыми приступами желания, Красуля была готова поманить к себе «верного оруженосца». Как легко это сделать! Распахнуть халатик, улечься поверх простыней и несколько раз повести полусогнутым пальчиком.
Что— то мешало Сотовой решиться на последний шаг. Она знала много женщин, покинутых мужьями, которые наслаждаются в об"ятиях своих телохранителей, слуг, секретарей. Жирные, с расплывшимися фигурами, вялыми грудями, не рассчитывая на любовную взаимность мужчин своего круга, они просто покупают сеансы секса, как на рынке приобретают овощи. На вес или количество.
После появления в ее жизни Михаила, рыжеволосый красавец решительно отвергнут. В конце концов, она не самка и не сексуально озабоченная баба!
Вторичное постукивание в дверь оторвало женщину от раздумий.
— Можешь войти.
Петенька вощел, заранее отводя загоревшийся взгляд от прозрачного, ничего не скрывающего, халатика.
— Прости, хозяйка, офицер пришел.
— Проводи в гостиную. Сейчас выйду.
Обычные, официальные слова. Никому не дано узнать, что стоит Надежде Савельевне спокойное их произнесение, сколько невысказанных желаний завихрилось в ее душе. Наверно, Мишенька таинственным образом подслушал мысли женщины, вот и появился в такой поздний час.
Женщина поспешно сбросила халат, голая заметалась по спальне. Из шкафов на постель, на кресла, на ковер полетели платья, костюмы, самые модные и самые откровенные. Вдруг остановилась. Нет, нельзя показывать слабость, мужчин горячит сопротивление, равнодушие.
Наряды убраны в шкафы. Надежда Савельевна набросила халатик, подошла к зеркалу, разлохматила прическу, стерла с губ остатки губной помады. Все в порядке, она — в полной боевой готовности…
Федоров расхаживал по гостиной, стараясь успокоиться, разглядывал картины в дорогих резных рамах. Подошел к горке, уставленной хрусталем, равнодушно провел ладонью по ладье, потрогал кувшин. Ничего не скажешь, богато живет хозяйка. Только вот, какими средствами заработано все это богатство? Впрочем, какое ему дело до источника доходов, пусть этим интересуется налоговое управление, либо — уголовный розыск. Его ночной визит носит чисто деловой характер. Выяснит с какой целью Надежда Савельевна организовала слежку, зачем нацелила на фирму рэкетиров и поедет домой к Оленьке.
Конечно, появляться в доме одинокой женщины в такое позднее время не совсем удобно, но вынуждает обстановка. Сотова должна понять его.
Позади негромко хлопнула дверь. Михаил повернулся и застыл на месте, не в силах вымолвить хотя бы одно слово. Прозрачная ткань халатика подчеркивала самые интимные места женского тела. Не в силах оторвать бесстыдный взгляд, Федоров смотрел на точенную фигурку, на упругие груди с багрово-красными сосками, на округлые бедра и… наслаждался. Будто он стоит в картинной галлерее.
— Что случилось?
Сухой, недовольный голос будто спугнул заманчивое видение, прикрыл розовым туманом женскую фигуру. Ему дали понять — появление ночью в квартире бизнесменши может быть оправдано только извержением вулкана, пожаром, сожравшим полмосквы или подобными же катаклизмами на территории России, так или иначе затрагивающие интересы ее бизнеса.
— Ничего… То-есть, действительно случилось… Я хочу сказать… — запинаясь, невнятно забормотал отставник. — Нам нужно окончательно определиться…
Сотова про себя удовлетворенно усмехнулась. Подействовало на мужика сочетание фактической наготы и сухого тона. Вон как растерялся, двух слов связать не может! Но особенно пугать нельзя — пуганные птицы улетают, собаки прячутся в конуру — Федоров может попрощаться и уйти.
Красуля раздвинула розовые губки в приветливой улыбке. Легкий приглашающий жест — садитесь. Сама удобно устроилась в кресле, подобрав под себя голые ноги. Так умело, что обтянувший тело халатик вообще потерялся, а округлые колени так и притягивали к себе жадные мужские взоры.
— Успокойся, дорогой компаньон. Извини меня за появление в таком виде, — подергала она за воротничек халата, от чего декольте сделалось еще глубже и выразительней. — Ты поднял меня с постели… В чем нам предстоит определяться? Что тебя не устраивает в нашем содружестве?
Неожиданное обращение на «ты» создало обстановку слегка завуалированной интимности. Каждое слово получило второй смысл, каждый взгляд откровенен, как голое тело. И эта двухсмысленность вызывает у Федорова приятное головокружение.
В начале сбивчиво, потом — более выразительно он рассказал о слежке, которая, судя по признанию топтуна, организована Красулей. Поведал о разгроме офиса фирмы, организованным, якобы, тоже по ее распоряжению.
— Честно говоря, не знаю что и подумать. Непонятно, зачем давать нам деньги на организацию фирмы и, одновременно, громить ее? Почему ты правой рукой подписываешь договор о сотрудничестве, а левой подталкиваешь топтуна? Нам нужно определиться, поговорить откровенно. Я ничего не понимаю.
Лицо Красули изменилось — пропала приветливость, скулы обострились, в глазах появился какие-то мрачные огоньки. Пальцы, сжимающие подлокотники кресла, напряглись, побелели.
— Зато мне все ясно. Проделки Жетона. Завтра же со всем этим будет покончено.
— Как это — покончено? — не понял Федоров, вернее, сделал вид, что не понял. — Разборка?
Легкая улыбка раздвинула пухлые губы женщины. В глаза возвратилось кокетство, замешанное на сожалении и доброте. Вот, дескать, какой же малыш этот почти сорокалетний мужик, самые простые реалии нынешней жизни до него не доходят.
— Разборка? Зечем? Обычное выяснение отношений. Как торгуются на рынке: цену называет продавец, оспаривает покупатель. И так далее. До тех пор, пока не соглашаются… Хочешь поприсутствовать?
Федоров заколебался, но ласковый, требовательный вгляд Сотовой, будто подстегнул решение.
— Любопытно.
— Вот и порешили. Только переночевать тебе придется в моей квартире. Ехать домой не стоит — опасно. Позвони жене, предупреди, пусть не волнуется.
Не женщина — колдунья! Федоров будто лишился воли, поступал бездумно, автоматически. Поднял трубку, набрал номер домашнего телефона. Ответили сразу, словно жена сидела рядом с аппаратом, ожидала звонка загулявшего мужа. А может быть и сидела, и ожидала, виновато подумал Михаил. Какой же он, все-таки, мерзавец, какая скотина!
Красуля думала о своем. Странно, ранее она так скоропалительно не меняла уже принятых решений, а сейчас… Никаких сыскарей, которых смутно пообещал подобрать ей Купцов — только разборка. Ибо толстый боров посягнул не только на ее дочь, но и на любовь, на Мишеньку. Такое не прощается, нанесенной оскорбление можно смыть только кровью.
— Оля, ночевать не прийду. Не волнуйся — дела.
— Какие могут быть дела ночью? Что ты выдумываешь? Бери такси и приезжай!
Действительно, о каких делах он говорит? Права Оленька — вызвать такси и помчаться домой. Но стерегущий взгляд Сотовой давил, подсказывал ответы, заставлял изворачиваться… Колдунья, настоящая колдунья!
— Не могу… Бизнес заставляет работать и днем, и ночью… Приеду завтра к обеду.
Теперь положи трубку, приказали глаза Надежды Савельевны. Федоров все так же автоматически выполнил. Мало того, вопросительно поглядел на «колдунью» — так ли он поступил?
— Пойдем, покажу твою спальню, — Сотова легко поднялась с кресла. — Как спишь — со снотворным или без него?
— Нормально…
Она шла впереди по коридору обширной квартиры, распахнув халатик и откинув голову. Гордо и покорно. Будто предупреждала: не вздумай диктовать свою волю, будет намного лучше, если приказывать буду я.
Открыла предпоследнюю дверь.
— Вот твоя комната. Моя спальня — рядом, — смущенно потупилась она, впервые за этот вечер покраснев. — Пижама — в шкафу, ванная — по соседству. Спокойной ночи.
Часа полтора Михаил вертелся, пытался уснуть. Ничего не получилось. В голове — распахнутый халатик, рассыпанные по белоснежным плечам волосы. Зажег торшер, выбрал на полке какое-то чтиво, принялся листать страницы. На каждой — Сотова, Красуля. То сооблазнительно улыбается, прикрыв ладошками груди, то сбрасывает халатик, то гневно хмурится, то кокетливо грозит пальчиком.
С раздражением бросил на пол книгу, но выключить торшер не успел.
— Почему не спишь?
В дверях — таинственно улыбающаяся хозяйка. Прозрачный халатик сделался еще прозрачней, вернее — исчез.
— Не могу уснуть, — по детски пожаловался Федоров. — Дурацкие мысли лезут в голову…
— Может быть, убаюкать?
Дрожащий от сдерживаемой страсти голос, румянец покрыл щеки и грудь. Не ожидая согласия либо отказа, Надежда решительно сбросила халатик и, не погасив торшер, скользнула под простынь. Прижав ладонями плечи Михаила, она несколько мгновений всматривалась в его лицо, потом со стоном прильнула губами к его губам.
Федоров — далеко не святой, в его жизни, кроме Оленьки, было много других женщин. Молодых и не очень молодых, красивых и уродливых, умных и глупых. Одни мелькали падающими звездами, исчезали из жизни офицера утром, с тем, чтобы больше не появляться. Другие задерживались на неделю-месяц.
Но таких, как Сотова, он не знал. Настоящий шторм в море, когда многоэтажные волны швыряют огромный корабль, будто легкую лодочку. Разрушительное землетрясение. Извержение камчатского вулкана, которое ему пришлось наблюдать. Все это по сравнению с лавиной обрушивщихся на него ласк — легкое волнение, не угрожающее земной тверди.
Надя стонала, плакала, покрывала тело партнера укусами, царапала ему спину и грудь. Иногда ему казалось, что не он — ведущая скрипка, а — женщина, что его просто используют, насилуют. Будто подслушав мысли мужчины, Надежда преображалась в послушную овечку, обвивалась на подобии лозы, вьющейся по могучему дубу…
Ушла от него под утро. До того вымотала — Михаил не уснул — провалился в черную пропасть…
Глава 6
Надежда Савельевна разбудила Федорова в шесть утра. Легко потрясла за плечо. Открыв заспанные глаза, Михаил недоуменно огляделся. Где он находится, почему рядом нет прикроватной тумбочки с настольной лампой и телефоном?
Возле кровати — Красуля. Халат — нараспашку, голые, не скованная бюстгалтером, груди целятся в любовника бордовыми сосками, впалый живот так и манит испробовать его упругость. В смеющихся, озорных глазах — задорные огоньки. Дескать, видишь, я тебя совершенно не стесняюсь и не боюсь. Потому что — мой, весь мой, от пальцев ног до макушки.
— Жив, компаньон? — насмешливо промолвила она. — Не уходила тебя ночью?
— Живой, — Так же насмешливо ответил Михаил. — Как себя чувствуешь, разбойница?
— Нормально… — неожиданно жарко покраснела и тихо призналась. — Мой мужик, моя собственность, никому тебя не отдам!
Федоров ощущал приятную легкость. Никогда раньше после любовного общения с женщиной такого с ним не бывало: усталость — да, удовлетворение — конечно, а вот легкости…
— Так уж и не отдашь?
— Ни за что! — с едва прослушиваемой жесткостью твердо заявила женщина. — Поднимайся, любовничек, позавтракаем и займемся делами.
— Какими делами? — спросил Михаил, не решаясь в присутствии Красули выбраться из-под простыни.
— Жирной квашней, мозгляком — Жетоном… Э-э, да ты, кажется, изволишь стесняться? — удивилась она. — Впервые встречаю стеснительного мужика. Как правило, все они — вонючие, наглые козлы, — еще больше распахнула халат, демонстративно развалилась в глубоком кресле. Оперла изящный подбородок на раскрытую ладошку и с вызовом уставилась на лежащего любовника. — Одевайся, милок, а я полюбуюсь твоей статью. После этой ночи мы с тобой, дружок, одно целое, поэтому прятаться — глупо.
Михаил решительно отбросил простынь, соскочил с постели. Широкоплечий с выпуклой грудью, поросшей курчавыми волосками, с узкими бедрами и сильными, в узлах мускулов, ногами, он нравился женщинам и отлично это знал.
У Надежды Савельевны перехватило дыхание, в теле появилась знакомая слабость, предваряющая любовную истому. Сузившимися глазами она страстно оглядывала красивого «бычка», бесстыдно разглядывая его нагое тело. Начиная со ступней ног, твердо стоящих на ковре и кончая выступающим подбородком.
— В шкафу… халат, — нашла она в себе силу вымолвить обычные, казалось бы, слова.
Михаил прошел к шкафу, достал халат, набросил на плечи, затянул узлом пояс. Красуля глубоко вздохнула, всхлипнула. Занавес закрылся, нужно прийти в себя. Еще бы несколько минут и она не выдержала бы, сорвалась с «тормозов» и упала к ногам любовника. К черту — дурацкую гордость, для женщин любовь гораздо важней всей этой мишуры.
— Пойдем застракать. Петенька уже накрыл стол.
Действительно, в столовой все готово. На столе — тарелки с нарезанной колбасой, сыром, судки с подливами, блюда с тушеной рыбой, жаренным мясом, винегретами.
— И это ты называешь завтраком? — ошеломленный изобилием, спросил Федоров. — Да тут целому взводу хватит на обед!
— Как полопаешь, так и потопаешь, — Сотова выдала траченную молью пословицу. — А нам с тобой не мешает компенсировать затраченную энергию, — пряча глаза и покраснев, тихо добавила она.
Удивительный человек, новая его подруга! В постели — бесстыдная до предела, не чурается самых откровенных ласк; в общении — двуликий Янус: то балансирует на грани приличий, то выражается с намеками, которые редко используют самые от"явленные матерщиники, то краснеет по самой, казалось бы, невинной причине.
Пока хозяйка и ее гость завтракали, Петенька стоял в стороне, бросая на Надежду Савельевну обиженные взгляды, одаривая удачливого «соперника» — злобными. Вот я и нажил еще одного врага, равнодушно подумал Федоров. Будто речь шла о невкусном твороге либо ненастной погоде.
Неожиданно вспомнил жену. Недавней легкости как не бывало, она исчезла, вместо нее появилась тяжесть, давящая на душу.
— Сейчас займемся вонючим дерьмом, — об"явила Красуля после завтрака. — Последние часы доживает, падло.
— Кого ты имеешь в виду? — удивился Михаил. Он успел забыть о предстоящей расправе с красулиным конкурентом.
— Жетона… Петенька, вызови ко мне Хвоста. Организуем «военный совет».
Рыжеволосый слуга кивнул и вышел из столовой.
Надежда Савельевна сняла трубку, набрала номер. Подумав, бросила на Федорова лукавый взгляд и переключилась на громкоговорящую связь.
— Слушаю, — раздался хриплый, недовольный мужской голос, похожий на угрожающее ворчание разбуженного зверя.
— Привет, Жетон, — благожелательно поздоровалась Сотова. — Узнал, кто с тобой говорит?
— Красуля, — более мягким тоном ответил Жетон. — Я тебя даже по запаху узнаю, не только по голосу. Потому-что ты в любви банкуешь, издеваешься над бедным старичком… Почему так рано звонишь? Всю ночь забавлялась с любовником?
— А вот это тебя, дружан, не касается. Забавляться с мужиками или не забавляться — мои проблемы. Ты мне не папенька с маменькой и не секретарь партийной организации.
Вот это выдала! Михаил слушал и радовался. Гордая ему попалась женщина, не чета мягкой и слезливой жене, заподозрит измену — не станет плакать и выпрашивать любовного подаяния — мигом отправит на тот свет. Мысль о возможной измене показалась ему настолько нереальной, что он удивился. Сколько раз они с Надеждой встречались? Всего два или три свидания, чисто деловых, без намека на об"яснения и признания. А вот — свершилось: они стали любовниками. И по велению тел и по душевному велению.
С Олей все было по-другому…
— Похоже, наши с тобой отношения зашли в тупик, — продолжала резкий монолог Красуля. — Настало время встретиться и поговорить.
— О чем предстоящий базар?
В хитрости Жетону не откажешь. Знает, старый пройдоха о чем пойдет речь на разборке, точно знает. И боится.
— Не стану скрывать. Почему организовал слежку за моим человеком? Да еще сослался, якобы, на мое распоряжение? Это — первое. Теперь — второе. Зачем разгромил офис федоровской фирмы, и опять же подставил меня? По какому праву похитил мою дочь и держишь ее у себя в заложницах? Вот эти три обвинения — основные. Об остальном скажу при встрече.
— Понятно, — хрипло протянул Жетон. — Может быть, побазарим по матюгальнику? Понимаешь, дел у меня много, нет свободного времени.
— Не хитри, боров, не получится.
— Ну, если не получится… Где и когда? Давай — на моей дачке в лесу.
— Нет, старый хитрун, не выйдет. Я — лицо обиженное, мне по закону положено назначать время и место встречи. А на свою дачку приглашай проституток.
Жетон не может не понимать, что речь идет не об обычной дискуссии — о разборке, обильно смоченной кровью. Ему не хочется рисковать собственной башкой, но другого выхода не существует — в случае отказа у Красули развязаны руки, она имеет право взять штурмом бандитскую хазу. И никто ее не осудит, наоборот — поддержат.
— Если ты так хочешь — назначай.
— В городе не получится — сыскарей развелось, как тараканов на кухне у хозяйки-неряхи. Помешают нашей… беседе… Давай, дружок, приезжай ровно в девять утра на известную тебе полянку рядом с Дмитровским шоссе. Там и побазарим. Приедешь или мне придется навестить тебя?
— Приеду…
Красуля выключила связь. Повернулась к Михаилу и улыбнулась. Ласково и нежно. Будто малышу-несмышленышу.
— Сам видишь, сегодня не получается — только завтра утром. Придется тебе еще одну ночку провести у меня… — многозначительная пауза. — Что до мерзкого борова, то сразу мочить его не собираюсь — перед смертью он должен выложить, где прячет дочку… А сейчас потерпи, милый, мне нужно позвонить, не сердись.
На этот раз громкоговорящая система не включена, имя абонента не упомянуто.
Купцов грмпповал, лежал дома. Неужели прослушивается и домашний телефон? Вряд ли, слишком большую должность занимает подполковник, а обстановка такая, что приходится рисковать. Колебания длились не больше пяти минут, победило благоразумение.
— Как чувствуешь себя, дружок? Температуру меряешь? Лекарства принимаешь?
— Нормально чувуствую, — прокашлявшись, просипел больной.
— Встретиться не хочешь?
Очередной приступ кашля.
— Очень хочу. Приезжай. Буду рад.
— Навестить твою квартиру не получится. Мало ли что могут подумать окружающие и сослуживцы? Если здоровье тебе позволяет, через полчаса ожидаю рядом с домом.
Наверно, умирай пожилой влюбленный — на четвереньках пополз бы к ножкам обольстительницы!
В коннату вошли Петенька и Хвост.
— После завтрака полезна прогулка по свежему воздуху, — менторским тоном оповестила собравшихся Красуля. — Петенька, подгони тачку. Как всегла, ты — за рулем, рядом Хвост. Мы с муженьком — на заднем сидении. Одно условие — не подглядывать, не поворачиваться!… Пойдем, Мишенька, переоденемся — не в халатах же гулять по городу?
Переодевание много времени не заняло, через четверть часа «молодожены» в сопровождении шестерок ехали к назначенному месту. Головка Надежды Савельевны лежала на плече «супруга», дрожащая ручка оглаживала его колено. Хвост не оборачивался, скучающе изучал давно ему известные уицы и переулки. Петенька попрежнему лихачил.
Не успел белый «мерс» припарковаться к тротуару неподалеку от жилого пятиэтажного дома сталинской постройки, к нему подошел Купцов. Носовой платок прижат к лицу, несмотря на теплую погоду, шея обмотана шерстяным шарфом. Не спрашивая разрешения и не здороваясь, уселся рялом с Красулей. Недоуменно оглядел сидящего по другую сторону от него мускулистого мужчину.
— Не подумай плохого — новый мой компаньон, — промурлыкала женщина. — Ты не забыл о моей просьбе, дружок?
— Нет, не забыл. Но пока ничего обнадеживающего сказать не могу…
— Спасибо, за то, что помнишь. А теперь — забудь. Тогдашнего разговора между нами не было. Зато выполни еще одну, взамен прежней…
— Я уже говорил — сделаю все, что в моих силах! — с некоторым надрывом просипел подполковник.
— Спасибо, еще раз спасибо, дорогой. Какая просьба? Меньше моего мизинца. Устрой так, чтобы завтра утром на Дмитровском шоссе не было ни патрульных, ни местных ментов… На каком километре? Забыл, дружочек, — укоризненно покачала Красуля головкой, одновременно послала любовнику воздушный поцелуй. — В прошлом месяце мы с тобой проезжали мимо и устроили на полянке легкий перекус… Вспомнил?… Хочешь сказать, мало времени для выполнения моей просьбы? Так это — твои проблемы, мужские. Хочешь пообщаться со мной — сделаешь.
Емкое словечко «пообщаться» выдано почти по буквам. Федоров насторожился. Ревность выпустила скользкие щупальцы с острыми коготками и принялась царапать едва зародившееся в сознании чувства «первопроходца». По возврашению он не выдержал.
— С кем говорила?
Красуля поколебалась, но все же ответила.
— С ментом. Но об этом тебе лучше не знать.
— Почему?
— Есть причины… Не ревнуй, милый, — рассмеялась Надежда Савельевна, увидев вытянутую физиономию компаньона. — Ничего мент у меня не получит. И не только он — все мужчины, кроме тебя. Нет их, понимаешь, выпали в осадок, растворились в других бабах, провалились в преисподнюю… Один только ты — мой повелитель.
Красуля говорила долго и горячо и сама все больше и больше возбуждалась. Лицо пылает румянцем, на шее и верхней части груди расцвели красные пятна, в глаза будто капнули масло.
— Мент, с которым говорила, — нужный человек. Не мужчина — типичная баба, но много знает из того, что варится на кухне в уголовке… А ты — настоящий мужик, сильный, могучий, гордый… Хочу стать былинкой у твоих ног, лозой, обвивающей твой стан… И днем. и ночью…
Кто знает, чем закончился бы завтрак — скорей всего дамочка перетащила бы недавно обретенного любовника на диван. Помешало появление Петеньки и Хвоста. * * *
— Я хочу, чтобы от моего мужчины не существовало секретов, — пришла в себя Красуля. — Поэтому познакомься — мои ближайшие советники и помощники. А это, — положила по-хозяйски ладошку на плечо Михаилу, — считайте, мой супруг.
Федоров ограничился легким кивком в сторону «советников». Они ответили тем же. Знакомство состоялось. Хвост воспользвался тем, что хозяйка отвела взгляд в сторону окна — подмигнул отставнику. Дескать, молоток офицерик, не выдал, не трекнул про ночную встречу. Петенька даже не улыбнулся. Видимо, водителя-слугу больно задело слишком быстрое сближение офицера и Красули.
Подчеркивая отстраненность от мафиозных делишек собравшихся, Михаил пересел на диван. Надежда Савельевна недовольно поморщилась — она ожидала другой реакции, но настаивать, выражать недовольство не стала. Ссора с человеком, сделавшимся ее любовником меньше суток тому назад, могла разрушить с такии трудом созданную «семью».
— Завтра утром предстоит разборка с Жетоном. На знакомой вам поляне под Дмитровом. Самого Жетона мочить нельзя — прежде чем пустим его под молотки, он должен назвать место, где прячет Вику. Хвост, что предложишь?
Хвост, низкого роста, раздавшийся в ширину, с узким лбом дегенерата и вечно мокрыми губами, нерешительно поглядел в лицо хозяйки. Будто определял нужно ли говорить откровенно или предварительно узнать, что от него хочет Красуля?
— Говори, говори, — подбодрила она его. — Сегодня я добрая.
Похоже, заверения в «доброте» не очень-то воодушевили приближенного. Хвост, так же, как и Петенька, отлично изучил «необ»езженный" норов хозяйки, непредсказуемость ее поведения. В любой момент доброта может смениться приступом злости, воркующий голосок, напоминающий перезвон малиновых колокольчиков — скрежетом металла.
Поэтому он несколько минут помолчал. Выискивал наиболее безболезненную форму «доклада».
— Думается, много пехотинцев брать с собой нет необходимости. Два десятка, если ты разрешишь, вполне достаточно. Захватим гранатомет, все — с автоматами, три тачки… Окончательное решение за тобой… Мы с Петькой — шестерки, как скажешь, так и сделаем. Банкуй.
Благожелательный кивок «полководца» показал: мнение Хвоста принято во внимание.
— А ты, что побазаришь, Петенька?
Рыжеволосый — более раскован, не стал просить взглядом разрешения говорить откровенно. Если Хвост — редкий гость у хозяйки, то слуга и телохранитель всегда рядом. Отсюда — почти родственные отношения, исключающие любые недоразумения.
Пригладил растрепанную прическу.
— Одна поедешь или с… фрайером? — мотнул головой в сторону Федорова.
— С ним, — твердо проговорила Красуля. — Только не фрайер он — мой муж. Не хочешь иметь неприятности — больше так не называй. Понятно или повторить?
Петенька будто уменьшился в росте, метнул на хозяйку испуганный взгляд. Как беззащитный петушок на пикирующего с неба ястреба. Федоров про себя усмехнулся. Вот это дисциплинка, вот это вышколила мать-командирша своих «солдатушек».
— Ясно… Не три машины — четыре. Три с пехотинцами пойдут передом, окружат поляну. Затаятся. Ты с… мужем, — слово «муж» выдавлено с трудом, — приедешь со мной для базара. Поглядим, что припас Жетон, кто с ним?
— Как думаешь, не замочит он нас, прежде чем появятся мои пехотинцы? Сам знаешь, с кем придется иметь дело.
— Так наши заранее приедут, — удивился Петенька непонятливости хозяйки. — Да и я буду рядом… И Хвост…
Красуля прошлась по столовой, от буфета с вычурными столбиками до горки, уставленной хрусталем, и обратно. Задумчиво поглядывала на любовника, кусала припухшие губки. Будто примеривала Федорова на роль защитника, решала брать его с собой или лучше оставить дома.
— Порешили… Ты говорил, среди жетоновских шестерок имеешь кореша. Так?
— Имею, — нехотя подтвердил Петенька, снова бросая на «мужа» хозяйки опасливый взгляд.
— Вот и поразведай у него — сколько пехотинцев возьмет с собой Жетон, что у них, кроме автоматов. Мужики ныне пошли непредсказуемые — вполне могут нацелить на нас ракету класса «земля-земля»…
— Не нацелит. А пехотинцев у него кот наплакал, комар пописал.
— Учти, нас прикроет сыскарь…
— Подполковник? Меченный он, хозяйка, засвеченный. У меня в уголовке тоже имеются кореши… Высчитали твоего Купцова, держат заместо приманки — кто клюнет… Как бы нам с тобой ромсы не попутать…
Красуля застыла посредине комнаты. Неожиданная новость поразила ее до такой степени — ни ногой, ни рукой не шевельнуть. Привыкла бизнесменша находиться под прикрытием Сереженьки, опираться на доставляемые им сведения, корректировать свои планы в соответствии с советами сотрудника угрозыска. И вдруг — прокол? Болезненный, сулящий обильное «кровотечение».
— Понятно, — задумчиво прокомментировала она неожиданную новость, — Ништяк, дружан, пробьемся, преждевременно не штормуй… А с ментом придется расстаться. Так расстаться, чтобы — ни пылинки, ни задоринки. Но это — мои проблемы, сама разберусь.
Хвост понимающе улыбнулся, пошевелил толстыми обрубками пальцев. Будто проверял их готовность придушить приговоренного к смерти человека. Петенька равнодушно кивнул. Дескать, все решает хозяйка.
Федоров чувствовал, что Красуля сознательно втягивает его в свои дела… С какой целью? Покрепче привязать к себе? Но он и без того уже привязан, после бешенной ночи его от Нади не оторвать. Разве только — с кровью. Она ему дала всего за несколько часов столько наслаждения, сколько он не получил от законной супруги за долгую семейную жизнь.
— А ты как думаешь? — неожиданно села на диван Сотова и положила руку на колено своей «собственности». — Правильно мы решили?
— В вопросах тактики и стратегии — полнейший профан, — пожал плечами отставник. — Вам лучше знать.
— Но ты ведь носил погоны подполковника, — напомнила Красуля, поглаживая его колено. — Тебе и карты в руки.
— Военный строитель, — уточнил Федоров. — Бетон, раствор, фундаменты, стены — ради Бога, моя епархия, а вот, что касается автоматов и гранатометов…
Он повторно пожал плечами.
— Но ты поедешь со мной?
Федорову страшно захотелось отказаться. Дескать, дел невпроворот: нужно открыть счет в банке, внести арендную плату за офис и склад, подумать над рекламой. Мешал презрительный взгляд рыжеволосого и угрюмый — Хвоста. В этих взглядах. презрение и угроза. После того, как Федоров оказался посвященным в секртетные планы криминальной группировки, отказ учавствовать в их проведении — более чем подозрителен.
— Поеду.
Повелительным кивком Красуля выпроводила из столовой шестерок. Придвинулась вплотную к Михаилу, так близко, что он ощутил на своем лице ее взволнованное дыхание. Сердце в груди компаньона тревожно застучало о ребра, будто о прутья клетки, в глазах появилась мелкая рябь.
Такое уже было ночью, но тогда на них не было одежды, лежали в постели, что само по себе располагало к близости. Сейчас зовущее женское тело затянуто в трико, на нем — выходной «костюм»: брюки и безрукавка.
— Во всех, без исключения, семьях серьезные вопросы разрешаются в спальнях… Пойдем?
Они перешли в спальню. Федоров устроился на кушетке, Сотова — поодаль в кресле. Сидит, задумчиво покусывает пухлые губки, задумчиво смотрит на компаньона.
— Прости, Миша, но мне показалось — ты устраняешься от общего нашего дела.
— Какое «общее», Наденька? Мы с тобой заключили договор о совместной эксплуатации ремонтно-строительной фирмы. Ради Бога! Разборка с людьми Жетона никакого отношения к этому бизнесу не имеет…