Глава 5

Оформление разнообразных бумаг, справок, лицензии, платежных документов заняло массу времени. Компаньоны до того уставали — к вечеру с трудом передвигали ноги. Но эта усталость — сладкая, ибо является преддверием будущей обеспеченной жизни.

Через две недели они разделились. Савчук остался в офисе — формировал аппарат, принимал претендентов на роли плотников, маляров, обойщиков, плиточников. Федоров зачищал оставшуюся документацию.

В последние дни у Михаила отчаянно чесалась спина. Будто по ней мурашами бегали чьи-то назойливые взгляды. Сыщик из отставника — как из только-что родившегося телка взрослый бык. Но не привитые жизнью качества с лихвой восполнялись книгами и телевидением, где — и выслеживания, и погони, и схватки.

Кажется, его пасут.

Отставник научился, идя по улице, неожиданно останавливаться; рассматривая витрины, исподволь оглядывал тротуар; завязывая шнурки на туфлях, изучал прохожих. Короче постигал азы сыщицкой науки.

Вроде, все благополучно, ни одного подозрительного человека. Вот только девчонка-скромница бросает на него заинтересованные взгляды да бомж-алкаш пытается выманить деньги на бутылку отравы. Нет, от этих людей чуткая спина чесаться не станет.

Доморощенный детектив продолжил наблюдения за окружающими его людьми.

И вот однажды твердо убедился — липучие взгляды исходят от юркого бодрячка с хитрыми глазками. Ходит следом, почти натыкаясь на выслеживаемого. Стоит под окнами, с блаженством выкуривая сигарету за сигаретой. В автобусе притирается вплотную, будто ощупывает карманы жертвы.

Короче — пасет. Бесстыдно, безбоязненно, отлично зная — никто не осадит, не придерется, ибо нигде не обозначен закон, запрещающий слежку. А если преследуемому не по вкусу «общение» с топтуном — ради Бога, пусть привыкает, обижаться или не обижаться — его проблемы. Свистун отрабатывает немалый «гонорар», которое посулил ему Жетон.

Этим сказано все.

А уж в смысле выслеживания жетоновская шестерка — мастак. Не зря знающие его кореши прозвали парня Мегре. Валерий искусно менял внешность, превращаясь то в наивного школьника, то в горюющего пенсионера. Для этого хранил в специальном чемоданчике множество париков, бород, усов, грима.

Но не только в этом таится талант Свистуна. Он преображался внутренне. Будто не только менял «маски», но и подгонял под них характер. Показная наивность вызывала у дам умиление, горесть полуголодного пенсионера — жалость и стремление помочь.

При слежке за офицериком Валерка мастерски преобразился в безработного бедолагу, мечтающего либо о щедром меценате, либо о сердобольной бабушке. Федоров сделал вид — ничего не заметил. Помахивая сорванной с дерева веточкой, он завернул под первую же попавшуюся по дороге арку. Когда туда же свернул Свистун, он оказалася скованным почище браслетов-наручников. Перехватив руки пастуха, Михаил безжалостно сжал ему горло. С такой силой, что тому оставлена единственная возможность — дышать. Да и то не постоянно, а по желанию садиста.

— Почему следишь, мразь болотная? Кто поручил?

Железные пальцы на горле слегка раздвинулись.

— Да ты что, мужик, сбрендил? Не за тобой топчусь — за телкой. В этом доме проживаеет, хата — на восьмом этаже. Красивая, центровая… Не дави на горлянку — больно же!

На глазах навернулись крупные капли слез, из-под их прикрытия на «палача» глянули невинные мальчишеские глаза. Дескать, за что мучаешь, дядя, меня мамочка с бабушкой ожидают, работу ищу, чтобы их прокормить, а ты… Девушка с восьмого этажа пообещала помочь, ее отец — какой-то бизнесмен. Что до жаргона, то теперь все ботают по фене, время такое…

Михаил сжал горло, отпустил, снова — сжал:, снова отпустил. Будто наигрывал невесть какую мелодмю.

— Лапшу на уши не вешай, мозгляк! Когда ты еще пешком под стол ходил, я на границе вкалывал… Не ответишь честно — придушу, как нашкодившего щенка… Кто послал следить за мной?

Свистун демонстративно помялся, пожевал мокрыми губами. Сообразил — никакие мамочки-бабушки вкупе с прекрасными девушками его не спасут. Все равно придется открываться.

— Красуля…

Не сказал — прошептал. На губах — обиженная недоверием улыбочка, в глазах — испуг и просьба о пощаде.

От неожиданности Федоров снял руку с горла. Впору чесать в затылке. Что же это творится? С одной стороны, заключает договор о содружестве, щедро наделяет деньгами для приобретение фирмы, с другой — посылает топтуна.

— Брешешь? — неуверенно спросил он. — Гляди, сявка, зубы через задницу повыдергиваю.

— Истинный крест — правда, — забормотал «перепуганный» Свистун, про себя посмеиваясь над доверчивым фрайером. — Вызвала и послала — паси, мол, днем и ночью паси… Не выполнишь, дескать, задания — на куски порежу и собакам отдам… А я ведь еще молодой, мне жить хочется. У мамочки инфаркт будет, когда узнает о смерти любимого сыночка…

Хитроумный посланец Жетона настолько правдиво изобразил наспех придуманную версию, что сам поверил в нее. Даже выжал строго отмеренное количество слезливых капелек, даже горестно поднял к верху арки тоскующий взгляд.

Федоров и верил и не верил. Если топтун сказал правду, впору поиграть на горлянке «благодетельницы»… А зачем, спрашивается, парнишке наводить тень на плетень, какую выгоду он получит от вранья?

— Хочешь жить — не попадайся мне на глаза, — честно предупредил он. — А с твоей хозяйкой сам разберусь… Двигай ходулями и не оглядывайся.

Он с такой силой вышиб Свистуна из-под арки, что тот не удержался на ногах и растянулся на тротуаре.

Позабыв о намеченном визите в префектуру, о незаконченных делах, свежеиспеченный бизнесмен заторопился в офис. Встретиться с Фимкой, посоветоваться. Шел и чувствовал — злость буквально распирает его. Повстречай сейчас красивую предательницу — не только высказал бы ей все, что думает о мерзком поведении, но и придушил бы, как недавно собирался придушить топтуна.

Постепенно успокаивался. Где доказательства вины Сотовой? Мозгляк вполне мог солгать. Хотя бы ради того, чтобы избавиться от сжимающей горло руки. Вряд ли шестерка осмелился бы вывести Федорова на своего босса.

Михаил изо всех сил уговаривал себя не верить болтовне «пастуха», но ничего не получалось — женщина-бандитка способна и не на такую мерзость. Другой вопрос — какую цель она преследует, чего добивается? Какую выгоду ищет?

К дому, на первом этаже которого располагался офис, Михаил подощел энергичной походкой знающего себе цену бизнесмена. Ничего страшного не произошло, уговаривал он сам себя, после совершенной «процедуры» парень не решится продолжить слежку. А Сотова убедится, что с новым компаньоном шутить опасно, и успокоится.

То, что увидел президент фирмы, переступив порог помещения, ошеломило его. Обстановка — копия той, которую покупатели увидели при первом знакомстве с женой убитого предпринимателя. Мебель изломана, бумаги застилают пол, полуоторванная дверца шкафа напоминает сломанную руку избитого человека, телевизоры и компьютеры выпотрошены. Посредине комнаты, прижимая намоченный платок к солидному фингалу под глазом, сидит компаньон.

— Чьих рук работа? — угрожающе, сжимая пудовые кулаки, спросил Михаил.

— А я знаю?… Ворвались трое…

… После того, как президент отправился в очередное путешествие по чиновничьим кабинетам, Савчук завершил беседу с двумя столярами. Опытные, знающие парни не соглашались получать два куска в месяц, требовали три плюс процент от договорной суммы за срочное выполнение работ. Переговоры были изнурительными и беспредметными: после оплаты за фирму и разнообразные сборы, в кармане компаньонов едва можно наскрести пяток тысяч. На все, про все.

Пришлось сослаться на отсутствие президента и вежливенько попросить пожаловать для окончательного разговора завтра к обеду.

Оставшись в одиночестве, Савчук обоими руками вцепился в и без того растрепанную прическу. Принялся фантазировать. Все трудности, о которые они с Мишкой спотыкаются, отойдут, слиняют. Главное — они имеют свою фирму, дальнейшее развитие которой зависит только от сноровки и работоспособности владельцев.

Сладкие размышления нарушили три крепких парней. Без дурацких чулков на мордах и без ножей или пистолетов. Походили по комнатам, полюбовались на новенький компьютер, пощелкали выключателями люстр.

— Здорово обжились ребятки, — похвалил золотозубый, не глядя на ошеломленного генерального директора. — Просто завидно. Одни хрустальные люстры чего стоят!

— А зеркальные шкафы? — подхватил второй, пощелкав по чисто вымытым дверцам. — А полированная мебель?

Наглядевшись, посетители расположились на стульях рядом с овальным письменным столом Савчука.

— Молотки фирмачи, все сделано — о, кэй, — одобрил деловую хватку хозяев интеллигентный парень с очками, оседлавшими крючковатый нос. — Дело у таких пойдет.

— Мы подмогнем, подтолкнем, — посмеялся второй, вороша белокурые волосы. — А может — тормознем.

Третий помалкивал.

— По какому делу пожаловали? — спросил Фимка после того, как компания навосторгалась и наболталась. — Нужны маляры, плиточники, штукатуры.

— Не кочегары мы, не плотники… — с издевкой запел третий парняга, но очкарик — видимо, главарь — жестом приказал ему замолчать.

— Сколько платить собираетесь? — деловито обратился он к генеральному директору. — Прежний хозяин скупым оказался, вот сейчас и «торгуется» на том свете. Ежели сговоримся — в накладе не останетесь. Мы ведь понимаем: удойную корову забивать — дурью маяться. Поэтому поначалу много не возьмем — по соглашению, а вот когда войдете в силу — пять процентов с дохода…

Только тут Фимка понял — рэкетиры. Опытные, подковавшие уже не одного предпринимателя. Их на пустых обещаниях не прокатишь.

— У нас — крыша, — заикнулся он. — Крыше мы платим…

Парни переглянулись. Очкарик насмешливо передернул плечами, с притворным огорчением вздохнул.

— А мы-то думали — по мирному. Посидим, раздавим пузырек, сговоримся. А ты — крыша, уже платим, — мастерски изобразил он растерянного генерального директора, даже голос подделал. — Жаль, конечно, портить добро, но иного выхода не вижу… Приступим?

Рэкетиры закатали рукава рубашек, поплевали на ладони и принялись неторопливо и методично громить офис. Выпустили наружу требуху у компьютеров, перебили красивые, белоснежные телефонные аппараты, переговорное устройство. Вооружившись ножками, выломленными из покареженных стульев, с наслаждением колотили ими по хрустальным люстрам, зеркальным дверцам шкафов.

Памятую судьбу прежнего хозяина фирмы, Савчук не вмешивался. Сидел в кожаном полукресле, будто его привинтили к сидению.

— Гляжу, научен, — одобрительно оценил поведение Фимки очкарик. — Наука — великое дело. Не согласитесь на наши условия — вообще уничтожим: и офис, и, заодно, его хозяев.

— Это разве не уничтожение? — обвел рукой разгромленную обстановку генеральный директор. — Последние деньги выложили, а за компьютеры даже не рассчитались… Это же варварство!

Именно после непродуманного выражения — «варварство» очкарик и приложился к левому глазу отставника. Судя по развороту плеч и мускулистой груди — вполсилы.

На прощание буркнул: «Привет от Красули!»…

Опять — Сотова! На этот раз — не признание полузадушенного дохляка. Рэкетир будто штамп пристукнул, визитку приколол.

— Вызови жен, наведи порядок, — угрюмо распорядился президент. — Скоро вернусь.

— Уже сделано… Оленька, Машенька!

Заплаканные женщины вошли в кабинет. Остановив уходящего мужа, Оленька поглядела в его глаза. Пристально, вопрошающе.

— Опять — к ней?

— По делу, — неохотно оправдался Федоров. — Ты, вот что, оставь ревнивые разборки для кухонных разговорчиков. Сейчас мне не до твоих идиотских переживаний… * * *

Оленьку мучили подозрения. Муж ей изменяет! Нагло, бесстыдно. Столько лет прожили вместе, без упреков и возражений она ездила с ним по глухим гарнизонам, кормила злющих комаров, недоедала и недосыпала. Ради чего? Ради какой-то потаскухи, заманившей Федорова в постель?

Что же делать? Уехать к родителям? Но это значит, обречь детей на безотцовщину… И она принялась выискивать оправдания Мишеньке. Где факты его неверности — не подозрения и предположения, а именно факты? Как же можно отца своих детей подозревать в мерзких поступках? Да, Мишенька встречается с «благодетельницей», но эти встречи носят чисто деловой характер. С таким же успехом можно приревновать его к дворничихе, с которой он недавно разговаривал, к продавщице комка, где он покупает сигареты.

И все же наспех придуманные оправдания носили блеклый характер. В то время, как подозрения били прямо в цель.

Спасибо неожиданному знакомому — подсказал, надоумил.

Знакомство с разворотливым Свистуном произошло после разборки под аркой. Неугомонный топтун действовал сразу на двух фронтах: издали следил за отставником и пытался настроить соответствующим образом его жену. Подходить близко к Федорову побаивался, поэтому и переключился на Оленьку.

Главный источник информации, конечно, — дворовые бабки. Они знают все до тонкостей. Стоит только потерять пару часов дорогого времени, посидеть на лавочке, посочувствовать болящей бабке Насте либо старухе Прасковье. Потом, ощутив встречный поток доброжелательности, дать легкий толчок в нужном направлении. Даже не толчок — едва заметное дуновение ветерка.

— Несчастная судьба у женщин, — вздохнул парень, только-что подав добрый совет, как облегчить радикулитную боль. — Особо, у кого муженьки слабы до женского пола…

— И не говори, касатик! — вдохновенно проглотила приманку недавно приехавшая из глухой деревушки бабка Неонила. — Мужики — ядовитое племя, кусучее до крови. Таких добрых, как ты, считай, почти не бывает. Вывелись.

— Ну, вы скажете, бабушка! — стыдливо потупился жетоновская шестерка. — Но что верно, то верно, среди мужиков разные типы встречаются: алкаши, лентяи, наркоманы. А больше всего тех, кто под чужие подолы заглядывают.

Подкинул идейку и замолк, предоставив собеседницам развивать и углублять ее. Чем они и занялись. С опытностью заядлых сплетниц и с горячностью борцов за женские права.

Не прошло и пятнадцати минут, как Свистуна посвятили во все тайны жильцов прилегающих ко двору зданий. Ему стали известны имена и беглые биографии алкашей, номера под"ездов и квартир, где живут тунеядцы и матерщиники. Особый упор, как и предполагал хитрый топтун, сделан на изменщиках.

Мысленно отбросив девяносто процентов фамилий, он, наконец, поймал имя предпринимателя Федорова, который только тем и занимается, что спит с чужими бабами.

— А женка у него, распроклятого, — чистая красавица, — захлебывалась от наслаждения бабка Неонила. — Конешное дело, худовата, но где ей набрать жиры при таком кровопийце. А еще говорят — подполковник, солдатиками бедными командовал…

— Болеет, верно офицерская женка? — осторожно подбросил в затухающий костер полешко Свистун. — Бледная, немощная… Нет, нет, лично с ней я не знаком, просто предполагаю, — во время спохватился он. — Не может жена треклятого изменщика быть здоровой женщиной… Так мне жалко ее, бабули, словами не передать… Я бы этого бабника поставил на место, он бы у меня попрыгал!… Узнал бы, как мучить женщину!

До того вошел в роль, что поднялся со скамьи, замахал руками. И вдруг испуганно огляделся. Не дай Бог, услышит офицерик или передадут ему угрозы щуплого паренька, узнает «старого знакомца» — подстережет и снова ухватит за горлянку.

А бабки подхватили почин «ангелочка» и хором стали советовать, какими методами «перевоспитать» кровопийцу. Усевшись рядышком, Свистун снова принялся поддакивать и направлять беседу в желаемое русло. Правда, не таким громким тоном, как недавно.

На второй день общения с «информаторшами» произошло то, чего добивался хитрый парень. Из под"езда с двумя пустыми сумками в руках вышла Оленька. Через два квартала располагался мелкооптовый рынок, к нему и направилась женщина.

— Вот она, болезная, — оживилась бабка, предчувствуя очередной виток разговора. — Чистая раскрасавица…

— Чудная дамочка, — торопливо подтвердил Валерий. — Ну, мне пора, бабушки, хозяин заругает.

Обойдя вокруг дома, жалостливый парень пошел вслед за Федоровой.

Оленька не заметила слежки, шла, не обращая внимания ни на прохожих, ни на сидящих на скамейках стариков.

Вот и рынок. Многоголосый, обильный, будто срисованный со стариных гравюр.

Свистун остановился возле распахнутых ворот, рядом с двумя «муниципальщиками». Молодые парни бездумно щелкают семячки, весело заигрывают с торговками.

По неизвестным причинам появление юркого парнишки насторожило их. Ничего особенного во внешности Свистуна не просматривалось — обычный парень, одетый в вытертые джинсы и рубашку, завязанную узлом на животе. Скорей всего, менты решили малость позабавиться.

Увидев направляющегося к нему «муниципальщика», Свистун не на шутку испугался. Черт его дернул остановиться на виду, вполне мог пристроиться к очереди за дешевым молоком, либо припаяться к комку, разглядывая узорчатые зарубежные «пузыри» с ядовитым пойлом. Дать деру? Поздно. К тому же второй охранник перекрыл улицу с другой стороны. Капкан!

— Ожидаешь кого? — почти дружелюбно спросил мент. — Или высчитываешь рублики для покупок? Ежели так, нечего тебе делать на рынке, шагай в столовку для нищих.

Свистун одобрительно улыбнулся, согласно закивал. Действительно, рублевками на рынке не обойтись, он понимает это, но у него совсем другие намерения.

— Женщина знакомая должна выйти с тяжелыми сумками, вот и решил пособить…

— А чего с ней не пошел?

— Терпеть не могу торгашей. Тошнит, с души воротит, — честно «признался» Свистун. — Сам работаю грузчиком в торговой фирме, насмотрелся и нанюхался.

Полуправда всегда походит на двоюродную сестру — полную правду. И тем не менее, бдительный страж порядка не отстал.

— Документы имеются?

Свистун с готовностью извлек из заднего кармана паспорт и трудовую книжку. Паспорт — действительный, с пропиской, печатями, витиеватыми росчерками. А вот трудкнижка сработана за солидную плату одним знакомым «специалиста». Числится по ней Соколов Валерий Трифонович работником торговой фирмы с ограниченной ответственностью в должности грузчика.

Зацепит мент ксиву — прощай свобода, примутся следователи ковыряться в клубке, разыскивая кончик, за который можно потянуть — вволю попаришься на хате, похлебаешь сечки. Валерка напрягся, незаметно для дотошного мента выбирая лазейку, в которую можно юркнуть. Пожалуй, самый лучший путь — между двумя комками, с поворотом к месту стоянки большегрузных машин. Затеряться там — раз плюнуть.

Разморенному жарой «муниципальщику» не хотелось утруждать мозги, значительно лучше болтать с молоденькими торговками. Сверив наклеенную в паспорте фотографию с оригиналом, бегло изучив трудовую «ксиву», он разочарованно почесал в затылке и отошел к вертлявой бабенке, торгующей семячками.

Оленька вышла с территории рынка, поставила на асфальт громоздкие сумки, набитые овощами, молоком, дешевой требухой. Вытащила носовой платок, промокнула лицо, вытерла шею.

В это время и подошел к ней «пай-мальчик», по всему видно — в школе еще учится, отличник. Не то, что современные хулиганы. Доброжелательное отношение усилилось едва уловимым сходством Свистуна со старшим сыном Оленьки. Такой же щуплый, видимо, плохо питается, с такой же прической и наивными глазами неудачника.

— Тяжело же, тетенька, — посочувствовал он, попробовав поднять одну из сумок. — Надорваться недолго… Вам куда идти?

В голове Федоровой — ни капли подозрения. Решили ограбить? А что взять с бедной женщины, кроме запаха пота и жалких грошей, оставшихся в кошельке после покупок? Да и внешний благообразный вид «помощника» подкупает. По ее мнению, преступники должны выделяться из среды честных людей особым «запахом», тупой физиономией и узким лбом. Поэтому она показала в сторону многоэтажных домов, из одного из которых час тому назад вышла.

— По дороге! — «обрадовался» Свистун. — Разрешите… Не бойтесь, тетенька, я не ворюга, просто увидел вас и пожалел.

Он подхватил одну сумку, смешливо наклонился в сторону — не годится, придется, дескать, для равновесия прихватить вторую. Женщина раздвинула в улыбке сухие губы, глаза еще больше подобрели. Может быть, старший сын в Прибалтике тоже помогает женщинам и старикам.

По дороге они оживленно беседовали. «Носильщик» ненавязчиво спрашивал, не ожидая ответов, рассказывал о себе. Федорова все больше и больше открывалась. Все, без исключения, женщины по своей природе — болтушки, кто меньше, кто больше, но любят поговорить, посплетничать. Оленька — не исключение. К тому же, угрюмое молчание мужа, короткие слова, которыми он обрезал любое откровение жены, любую ее попытку пооткровенничать, создали в доме предгрозовую атмосферу — невероятную духоту и напряженность.

И вот рядом с ней идет внимательный собеседник, милый молодой человек, в меру разговорчивый и любознательный. Как не открыться, не поговорить, не пожаловаться на судьбу?

— Однажды видел вас с мужчиной-здоровяком. Он шел впереди, а вы плелись за ним. Простите, будто обиженная несправедливым наказанием собаченка… Наверно — муж?

— Да… Вы верно подметили — собаченка… Разными бывают семьи, у кого как сложатся отношения, — пытаясь оправдать мужа, забормотала Федорова. — Да и у супруга — сплошные переживания. Он с другом покупает фирму. Деньги — ужасные, а тут еще — рэкетиры…

Свистун внимательно выслушал давно известную ему историю вторичного наезда рэкетиров, убийства прежнего ее владельца. Сочувственно поддакивал, жалостливо морщился.

— Вдова — совсем еще девчонка, хрупкая, беззащитная…

— Кажется, я как-то видел ее вместе с вашим мужем в «мерседесе». Какая же она молоденькая и хрупкая! Лет тридцать, не меньше. Но красивая, ничего не скажешь, фигуристая…

Женщина вспомнила девичью фигурку «продавщицы», с едва развитой грудью и мальчишескими бедрами. И «мерседеса» у вдовы тоже не было — приезжала, по ее словам, на общественном транспорте. Значит, Валерий видел мужа не со вдовой, с другой женщиной! С богатой «благодетельницей», не иначе.

Они остановились на перекрестке. Оленька со слезами на глазах призналась в своих подозрениях. Все сходится к тому, что муж ей изменяет. Скорей всего, не по велению сердца — по необходимости. Бинесменша просто-напросто купила себе за огромные деньги сожителя, вот и приходится Михаилу возвращать долг натурой.

Она и обвиняла и оправдывала мужа. Без денежной подпитки приобретение фирмы осталось бы неосуществленной мечтой, а сыновья подрастают, их необходимо одевать-обувать, кормить-поить, да еще учебу сделали платной…

— Бывает, тетенька, — рассудительно прокомментировал Свистун. — Такая уж у нас мерзопакостная житуха. И все же лично я поведение вашего муженька не одобряю. Ежели не одумается, уезжайте к родителям. Не навсегда — хотя бы для вида. Пусть поймет…

— Спасибо, дорогой юноша, — расчувствовалась Оленька. — Может быть я и последую вашему совету…

Вечером Свистун выложил на стол босса добытые сведения.

— Значит, офицерик клеится к Красуле, — задумчиво прокомментировал Жетон. — Придется мочить, — поставил он «резолюцию». — Не хотелось бы, конечно, еще раз попадаться на крючок к рыбакам, но еще больше не хочется упускать из рук красулину «территорию»… Хорошо бы мочкануть чужими руками, так, чтобы — ни малейшего следа в нашу сторону… Подумать надо. Ты тоже думай… * * *

Надежда Савельевна засыпала поздно и трудно. Бессоница — главная ее болезнь, которая не поддавалась лечению. Ничего не помогало — ни таблетки, ни микстуры, ни вечерние прогулки в обществе Петеньки и Хвоста. А отказаться от просмотра увлекательных телевизионных фильмов сексуальной направленности она не могла.

Именно в этих фильмах дорогостоящий доктор видел основную причину бессоницы пациентки.

Вот и сегодня, возвратившись с об"езда своих «предприятий», Сотова плотно поужинала, отпустила на отдых телохранителей и улеглась в постель перед экраном телевизора.

Передавали чудовищную смесь секса и убийств. Главный герой расправлялся с преследующей его мафией, обнимался в постели сразу с двумя женщинами, при этом об"яснялся в любви по телефону третьей. Кровь текла рекой, секс демонстрировался со всеми подробностями.

Надежда Савельевна извертелась на простынях, представляя на месте сопостельниц героя себя. Так явственно, что по телу бегали мурашки. А герой походил на отставного офицера — такой же белозубый, широкоплечий, с прищуренным взглядом серых глаз и крупным, выступающим подбородком.