Глава 9

После памятной ночевки в придорожном леску Родимцев ни разу не вспоминал Симку. Даже боль обиды, прочно поселившаяся в его сознании, как-то рассосалась, почти исчезла. И сейчас, глядя на изящную фигурку девушки, он не ощущал ни радости, ни горя.

— Коленька! Сколько лет, сколько зим! — ворковала хитрая притвора, косясь на сопровождающего её толстячка. — Честно говоря, соскучилась. Даже Антон заметил, приревновал… А ты вспоминал меня?

Огорошенный неожиданной встречей, парень ограничился пожатием плечами. Говорить он был не в силах.

— Познакомьтесь, мужички, — во всю веселилась Симка, одной рукой цепко держа за локоть улыбающегося фээсбэшника, другой поглаживая по плечу брошенного любовника. — Думаю, дуэли не будет. Отошли старомодные привычки… Так ведь, Антон?

Толстяк вежливо кивнул. Если он даже не согласен — не стоит демонстрировать свое отношение к происходящему. К тому же, нечто похожее на дуэль уже состоялось — шрам на щеке Родимцева сам за себя говорит.

— Прекрати резвиться, Симка! Прогуляйся, оставь нас одних! — недовольно приказал он и девица сразу отступила. Отошла в сторону, отвернулась и принялась изучать витрину ближайшего комка. — У нас — мужской разговор. Не возражаешь? — снова улыбнулся он сопернику.

— Нет, — буркнул Николай, ощупывая за брючным ремнем пистолет. — Не возражаю.

— Тогда оставь в покое пушку и выслушай меня. То, чо между нами было, прошло и, надеюсь, больше не возвратится. Я собираюсь жениться на бывшей твоей любви. Иначе не получается, — развел он руками. — Сима беременна.

Знакомая картинка, опомнившись, подумал Родимцев. Сколько раз хитрая телка в постели, не смущаясь и не краснея, признавалась ему в беременности. Говорила — для нормального развития плода ей необходимы витамины и, вообще, особое питание. Включая мартини, дорогие конфеты, «мальбору», золотые серьги м кольца, непременные букеты цветов.

Посколько и витамины и «питание» требует денег, Родимцев обязан каждый день приносить в дом по сто баксов. Как он их добудет — чисто мужская проблема. Не может устроиться на высокооплачиваемую работу — пусть занимается грабежами, убийствами, разбоем, рэкетом. Ее это не колышет.

Наверно, сейчас, под маскировочным прикрытием беременности, хитроумная телка во всю потрошит нового своего сопостельника.

— Беременность этой твари меня не интересует, — брезгливо поморщился отставной любовник. — Женишься ты на ней или продолжишь трахать без официальной регистрации — твои проблемы. Что требуется от меня?

Родимцев изо всех сил старался разозлить симкиного хахаля, вывести его из себя. Судя по доброжелательному выражению лица, отсутствию гневного румянца на толстом лице, ничего у него не получилось. Антон сохранял полное спокойствие профессионала.

— Здесь не место для серьезного разговора. Возьми мою визитную карточку, завтра позвонишь — сговоримся.

Из магазина, наконец, выпорхнула Вавочка. С привычной улыбочкой на накрашенных губках. Судя по потяжелевшей сумочке, одним колье не обошлось. Подбежала к «фордику», ласково провела ладошкой по плечу водителя.

Перехватила его взгляд на Симочку. Две женщины с неприязнью и открытым вызовом оглядели друг друга. Будто обменялись первыми ударами.

Антон взял под руку Симку и повел её к входу в подземку.

— Кажется, судьба свела меня с самым настоящим сексуальным маньяком, — об»явила банкирша, устраиваясь за рулем. — Не успела оставить тебя одного — прибомбил красотку. Можно поинтересоваться, из какого она зверинца?

— Гуляет с мужем, — попытался вывернуться Николай.

— Значит, с мужем? А почему тогда так смотрит на тебя, будто мечтает проглотить?… И как она в постели? Активная или — кусок мяса? Ужасно люблю любовные истории!

— Никакой любовной истории нет, — упрямо отбивался Николай. Сексуальная откровенность банкирши была для него не просто неприятной — отвратной. — Лучше скажи, куда едем?

— На кудыкину гору, — разочарованно проинформировала девушка. — Зря ты считаешь меня правоверной пионервожатой, из этого возраста давно вышла… Впрочем, не хочешь признаваться, младенчик — твое право… Сейчас заглянем в знакомый тебе ресторанчик, перекусим. После — домой. Отдохнем перед вечерним выездом.

И угрюмо замолкла. Вертела баранку, переключала скорости, бесстрашно мчалась под запрещающее мигание сфетофоров и — ни гу-гу. Будто телохранитель обидел её, даже — оскорбил.

Родимцев заволновался. Ко всем его несчастьям нехватает испорченых отношения с самолюбивой хозяйкой!

Неизвестно, как выстроится наметившаяся связь с Ольховым, как тот расценит подслушанные признания? Но хозяин — далеко, он занят другими, финансовыми делами, а его дочь — под боком. Одно недовольство, другое и — прощай удобный особняк, высокооплачиваемая работа.

— Обиделась? — примирительно спросил он, когда предупредительный ресторанщик проводил желанных гостей в уже знакомый Родимцеву кабинет. — Зря. Действительно, та девчонка — бывшая моя любовница… Я уже говорил тебе о ней…

Слово за словом, признание за признанием — Николай поведал Вавочке более или менее подробную историю своей, по его признанию — первой, любви. Конечно, не в сексуальном плане — в более возвышенном. Несмотря на все мытарства в следственном изоляторе и на зоне, Родимцев сохранил частицу внедренной в него матерью нравственной чистоты.

Услышав про постоянные вымогательства денег, Вавочка возмущенно покривилась.

— Оказывается, есть ещё такие вонючие твари! Как только ты мог терпеть столько времени!

— Хотел семейной жизни.

— А как глядела на твои мучения мать?

— Мучилась вместе со мной… Кстати, ты не разрешишь мне с»ездить к матери? Она уже, небось, похоронила меня.

— Не только разрешу — погоню… Знаешь, мне в голову пришла отличная идея: давай вместе навестим её, а? И для меня развлечение и ты выполнишь сыновий долг! Захватим еду повкусней, напитки, купим подарки. Как звать твою родительницу?

— Ольга Вадимовна.

— Сегодня же вечером и поедем!

— Не получится — вечером. Предварительно я должен позвонить. У матери слабое сердце, нельзя её волновать…

Вавочка нехотя согласилась. Болезнь мактери личного телохранителя — преграда, которую не взять штурмом.

Официант принес горячее и разговор прервался.

И по пути в ресторан, и во время беседы с хозяйкой Родимцев думал не о ней и не о матери. Тем более — о Симке. Перед мысленным взором — толстая, прыщавая физиономия фээсбэшника.

Что ему нужно от загнанного в угол несчастного беглеца? Почему настаивает на встрече наедине? Мало того, не назначил места и времени — отдал на откуп Родимцеву. Как поступить: согласиться, позвонить по телефону на визитке или плюнуть и забыть?

Пожалуй, лучше согласиться. Антон все равно не отстанет, найдет другие, более опасные для Николая ходы.

В конце концов, так ничего и не решив, парень заставил себя на время выбросить из головы Симку вместе с её непонятным сопостельником. Вот навестит мать, потом — будет видно…

Родимцев, конечно, не знал, даже не догадывался о выволочке, которую получил от начальства капитан через неделю после перестрелки в жилом доме. Употребление Ольховым острого словца «втык» ни о чем ещё не говорит.

Неприятная для Антона беседа состоялась в обширном кабинете начальника Управления.

— Окончательно распоясался, капитан! Мало ли ходят по Москве мерзких слухов о продажности и причастности к криминалу наших сотрудников — решил добавить, да? Только-что мне позвонил господин Ольхов, просил прищемить тебе хвост… Подумать только, пошел на явное преступление ради девки! И кто — один из лучших моих сотрудников!

Генерал не волновался, не кричал, не бегал по кабинету — говорил коротко, отслеживая с»уженными глазами реакцию провинившегося офицера. В такт словам выстукивал на столе маршеобразную мелодию.

Антон молчал. Оправдываться, каяться — бесполезно, в Управлении это не принято. Знал — его не отправят на пенсию, не разжалуют и не понизят в должности — слишком много висит на нем уже раскрытых или близких к раскрытию дел.

— Твой противник… Николай Родимцев по нашим данным поступил на службу к олигарху. Я пообещал Ольхову, что ты извинишься перед ним. Выполняй. Заодно попробуй завербовать парня — свой человек в ближайшем окружении банкира нам не помешает. Но сделай это максимально осторожно, профессионально. С»умеешь или мне подключить к вербовке другого сотрудника?

— Сделаю, товарищ генерал!

Этим же вечером Николай присел в холле к столику с телефоном. Дежурный охранник покосился, но не запретил. Аппарат, можно сказать, общественный, единственный в особняке, которыми разрешено пользоваться. А парень — свой, уже прописанный и зарегистрированный.

Один звонок, второй, третий. Квартира не отвечала. Ничего страшного, уговаривал Николай сам себя, мать пошла к подруге, в магазин, просто прогуляться по свежему воздуху. Она любит прогулки. Тем более, по заросшим тропкам бывшего колхозного яблоневого сада. Одичавшего, рождающего маленькие кислые дички.

В десять вечера снова набрал знакомый номер. И опять гудки падали в пустоту, как капли воды из испорченного крана.

Все об»яснимо, все понятно. Обычная ночная смена. Мать любит работать по ночам, когда в лаборатории никого нет, можно поразмышлять о несложившейся своей судьбе. Муж бросил, ребенок превратился в преступника — ни семьи, ни налаженного быта.

Окончательно обнищавший научно-исследовательский институт все ещё подавал признаки жизни. Будто безнадежно больной, приговоренный к смерти человек цепляется за любую, призрачную возможность выздороветь. Появляются на свет Божий приборы-уродцы, склепанные из отходов металла. Водружаются на испытательный стенд, выдают нужные параметры. У заказчика внезапно «сгорают».

Сидит сейчас мать, снимает показания, попивает любимый ею кофе. Домой появится не раньше двенадцати следуюшего дня. И сразу, не завтракая, — в неразобранную постель.

В десять утра, по обыкновению не постучав, в комнату влетела Вавочка. На этот раз в цветастом халатике, с полуоголенной грудью.

— Матери позвонил, младенчик, или забыл?

«Младенчик» стало третьим именем парня. Первое, присвоенное родителями — Николай, вторым наградил хозяин — Шавка. Родимцев не возмущался, не отстаивал свои права — смирился. Пусть кличут, как им хочется, зато он — в безопасности и при деньгах.

— Квартира не отвечает. Наверное, мать работала в ночную, скоро образуется.

— Она толстая или худая? По росту — высокая или маленькая?

Все понятно без перевода — приготовлен подарок. Платье или костюм от щедрот хозяйки сына. Извлеченное из забитой вещами костюмерной.

— Почти такая же, как ты. Только грудь побольше… Ну, и вообще…

Обсуждать физические достоинства или недостатки матери как-то неудобно. Николай про себя поежился, но внешне — послушный и верный слуга, не имеющий другого мнения, кроме мнения своих хозяев.

Повертевшись возле зеркала, демонстративно огладив ладошками груди и живот, кокетка развернула принесенный сверток. Вопросительно поглядела на слугу. Нравится или отправить назад в костюмерную?

Вот это придумала! Коротенькое, сверкающее блестками, платьице. В комплекте — великолепная брошь с бриллиантами. Лакировки.

— С ума сошла! — не выдержал Николай. — Крыша поехала? Сама подумай, матери — за пятьдесят, разве она наденет этот наряд?

— Женщина в любом возрасте — женщина, — привычным менторским тоном выдала очереднную цитату девушка. — А мужики, тоже в любом возрасте — ничего не понимающие вонючие козлы… Скушал? Приятного аппетита!…

— Но — возраст…

— Подумаешь, возраст! Послушаешь тебя — нарядится Ольга Вадимовна в байковый халатик и разношенные тапочки… Фи!

Небрежно свернула платье, засунула в него лакировки. Походила по комнате.

— Ладно, так и быть, подберу что-нибудь другое… Пока не дозвонишься — никуда не поедем. Договоришься с мамочкой — сразу ко мне…

Когда в двенадцать тедефон снова не ответил, Родимцев заволновался. Все причины, надуманные и реальные, исчерпаны. С матерью что-то произошло. Заболела и попала в больницу? Сбила машина?

А может быть заночевала на даче подруги?

Торопливо, сбиваясь, Николай набрал номер телефона Егоровой. Несмотря на разницу в возрасте и в семейном положении — женщина моложе, замужем за богатым коммерсантом — подруги поддерживали постоянные контакты.

— Надежда Викторовна?

— Да… Можешь не представляться — узнала. Какое несчастье, Коленька, какое горе! — неожиданно запричитала Егорова.

— Что случилось? — с трудом удерживаясь от более резких выражений, заорал в полный голос Родимцев.

— Ты ничего не знаешь?… Прости меня, мальчик… На мать напали грабители. Она шла в магазин. Вырвали из рук сумку, ударили чем-то тяжелым по голове. Жильцы соседнего дома вызвали скорую…

— Жива?

— В реанимации… В Кунцевской больнице… Травматология, — лепетала материнская подруга слезливым голосом. — Не вздумай ехать, все равно не пустят!

Права Егорова — не пустят! Рядового гражданина быстро спровадят. Но сейчас Родимцев — не рядовой россиянин, он владеет всесильным пропуском. Зовется этот «пропуск» именем широко известного банкира, мультимиллионера Ольхова.

Лишь бы согласилась банкирша!

Раскинувшись в глубоком кресле, Вавочка со вкусом смотрела по видаку японский эротический фильм. Не терпела однообразия, сменила цветастый халат на короткие обтягивающие бедра штанишки и мужскую безрукавку.

— Договорился? Сейчас поедем. Присаживайся. Такой попался фильм — пальчики оближешь. Понимаешь, мужик прибомбил сразу трех телок. Утром трахается с толстой, в обед — с изящной, ночь проводит с опытной давалкой, перевалившей за пятидесятилетний порог… Здоров, козел, ничего не скажешь…

Родимцев невежливо завладел лежащим на подлокотнике кресла пультом, выключил видак.

— Не до эротики! Мать — в больнице…

— Что случилось?

— Едем. По дороге расскажу…

На этот раз Николай сам вел машину. До того рискованно, что Вавочка взвизгивала. Заодно короткими фразами передал услышанное от Егоровой. На женщину напали трое парней, ударили по голове. Падая, мать угодила на камень бордюра. Все той же головой.

— Подонки! — гневно отреагировала Ольхова. — Мелкие щипачи! Давить их, как давят блох!… Не волнуйся, Коленька, все будет хорошо. Вылечим твою мать. Завтра же перевезем в кремлевскую больницу, устроим консилиум лучших врачей. При необходимости отправим самолетом в Германию.

Со стороны все эти заверения выглядели насмешкой. Пусть дочь мультимиллионера, пусть наследница огромного, по российским меркам, состояния, но что они, эти деньги, по сравнению с травмой головного мозга?

Однако, Родимцев догадывался — Ольхов известен не только накачанными финансовыми мускулами, он вхож не только в кабинеты — запросто посещает квартиры и дачи высокопоставленных деятелей государства. Тот же Рекс рассказал о дружбе хозяина с дочерью Президента. Что ему стоит вызвать зарубежных светил, пустить в ход недоступные для рядового россиянина лекарства? Или, на самом деле, закупит самолет и переправит мать в зарубежную клинику…

В реанимацию посетителей, конечно, не пустили. Не подействовал даже Вавочкин высокий статус дочери известного всей стране банкира. Удивительно, но не сработали и сотенные баксы.

Поколебавшись, охранник переправил настырную парочку к врачу. Дескать, я здесь — обыкновенная шестерка, скажут пропустить — ради Бога, последствия меня не колышут, запретят — надолбой стану у дверей.

Пришлось навестить врача, замещающего ушедшего в отпуск начальника отделения. Худой, прозрачный мальчишка в белом халате, со стетоскопом на груди. Видимо, недавно закончил институт, заполучил место в Москве, поэтому ни за что не пойдет на нарушения.

— Больная Родимцева без сознания. Ушиб мозга — это вам не синяк на руке. Никаких посещений. Полный покой. Любой стресс может привести к летальному исходу.

— А если — без стрессов? — проворковала девушка, выразительно доставая из сумочки пачку долларов. — Кто ведет больную?

— Я, — признался парнишка, не сводя глаз с выложенного перед ним сказочного богатства. — Пока начальник в отпуску… В принципе, могу разрешить посмотреть на больную со стороны коридора, через остекленную перегородку. Но — никаких контактов.

Вавочка выразительно убрала в сумочку половину пачки. Дескать, через стекло — совсем другая цена.

— Да, поймите же вы — больная без сознания. Все равно ничего не услышит и не увидит. Сегодня дважды звонили из прокуратуры, пришлось даже им отказать.

Банкирша убрала в сумочку оставшиеся баксы. Переложила её со стола на колени. С этим желторотиком договариваться бесполезно.

— Пострадавшая транспортабельна?

— Исключено…

Разочарованный исчезновением заманчивых баксов эскулап принялся сыпать медицинскими терминами. Будто поливал из лейки осунувшиеся цветы.

— Разрешите воспользоваться вашим телефоном? — перебила его Вавочка, придвигая аппарат. Из сумочки показалась записная книжка. — Сейчас мы все решим.

Последняя фраза относится не к врачу — к Родимцеву. Он ответил благодарным кивком.

— Владлен Маркович? Здравствуйте. Вас беспокоит Вера Борисовна Ольхова… Да, да, вы не ошиблись, дочь Бориса Моисеевича…

Через несколько минут — новый звонок. Какому-то Игорю Валентиновичу. Потом — Светозару Гавриловичу.

К двум часам к под»езду больницы начали причаливать «мерседесы» и «бээмвушки». Из них неторопливо выбирались медицинские светила с дипломатами и портфелями. В сопровождении светил рангом пониже.

Ошеломленный парнишка метался между знакомыми по учебникам профессорам и академикам, угодливо кланялся, что-то бормотал. Проводил в палату.

Через остекленную перегородку Николай и Вавочка наблюдали за тем, как медики осматривали неподвижно лежащую женщину. Выслушивали сердце, проверяли зрачки. Изучали результаты анализов, электрокардиограмм.

Потом удалились в кабинет главврача больницы. О чем-то спорили, что-то доказывали.

Наконец пришли к согласию и пригласили «родствнников».

Заключение — малоутешительное. Но подано оно под приправой обнадеживающих словечек и множества непонятных простому смертному медицинских терминов.

Как понял сын, все зависит от природы, она бывает и целительной, и губительной. Неплохо, конечно, перевезти больную в престижную клинику, в тот же израильский центр, но в настоящее время её нельзя трогать — опасно.

Опустив голову, Родимцев согласно кивал. Действительно, все зависит от природы… Да, мать нетранспортабельна — сразу видно… Конечно, когда она малость окрепнет, можно — и в Израиль, и в Германию.

На самом деле парень не думал о перспективах трудного лечения, вообще ни о чем не думал. Его охватила холодная ярость, руки машинально сжжимались в крепкие кулаки, заиграли желваки на скулах. Попадись ему сейчас подонки, напавшие на мать — порешил бы их без суда и следствия, каждого разодрал бы пополам!

В заключении короткого собеседования Ольхова выложила перед медицинскими светилами солидную пачку долларов. В уплату за участие в консилиуме и за предстоящее лечение. Деньги вызвали неодинаковую реакцию: одни скромно отвели в сторону глаза, даже покраснели, другие, не смущаясь, принялись делить пачку на равные доли.

— Отдельно — на лекарство, — снова открыла бездонную сумочку банкирша. — Пусть вас не смущают бешенные цены.

Облагодетельствованные профессора раз»ехались. Кто — в руководимые ими клиники и институты, кто — на дачи. В кабинете главврача остались сын пострадавшей и его хозяйка. Парнишка-доктор понял — им необходимо побыть одним и побежал по палатам.