Ловушки смыслов

Губит нас потеря смыслов — многие слова стали пустыми. Мысль людей, у которых произошел разрыв смысла и слова, ходит по кругу, не находит выхода и не становится силой. Беда всей оппозиции в том, что не хотели уделить ни минуты «починке смыслов», а кинулись «решать проблемы». И нас не трудно водить за нос, подбрасывая нам маленькие «победы». Восстановление смысла понятий и устранение противоречий в рассуждениях — кропотливая работа. Идет она трудно и медленно.

На выборах в Думу КПРФ одолела некоторую вершину. С нее можно двинуться выше и выше, а можно и покатиться вниз. Пока что партию подталкивала «снизу» страшная реальность демократии с лицом Черномырдина. Теперь этого мало, людей интересуют и содержательные утверждения. Хочется понять, что стоит за словами на знамени. Что, например, значит «народовластие»? После выборов Г.Селезнев заявил, что КПРФ — «за парламентскую республику». Как это понимать? Значит, долой советскую власть?

Я не агитирую за советы, я даже не уверен, что их сегодня можно восстановить, мне просто странно, что такие заявления делают походя. Ведь парламент и советы — два типа власти, лежащие на разных траекториях цивилизации, за ними тысячи лет истории. За одним — римский Сенат, борьба партий, тори и виги, дуализм западного мышления. За другим — вече, соборы, сельские сходы, холизм (чувство единства бытия) Византии.

Вспомним, что писал Чаянов: «Развитие государственных форм идет не логическим, а историческим путем. Наш режим есть режим советский, режим крестьянских советов. В крестьянской среде режим этот в своей основе уже существовал задолго до октября 1917 года в системе управления кооперативными организациями». Мы исторически переросли советский тип власти и можем «перепрыгнуть» к парламенту? Может быть, но это — вовсе не тривиальное утверждение. Но я подозреваю, что Селезнев, которого я люблю как прямого и открытого человека, просто ни о чем таком и не думал. Какая, мол, разница — советы, парламент. Главное, Ельцин надоел.

Но этот случай я взял для затравки, как совсем уж очевидный. А сказать хочу о вещи посложнее, которую за тридцать лет так вбили всем в голову, что и спорить почти безнадежно. А надо. Речь — об уравниловке. КПРФ не раз заявляла, что то общество, к которому она зовет, будет свободно от уравниловки. В предвыборной платформе это доведено до крайности: «Кто не работает, тот пусть и не ест».

Отметим противоречие: признается смешанная экономика — и тут же отрицается. Ведь если частная собственность, то законен доход на капитал, а не только по труду. А на этот доход можно есть в три горла, не работая. Чему же верить, какому пункту?

Важнее, что отказ в еде — это устранение права на жизнь. Тот, кто не работает (отвергнут рынком труда), должен умереть — вот смысл этого лозунга при отступлении к рынку. А это есть и отказ от социализма даже в версии социал-демократов, ибо они говорят: каждый пусть ест — и добиваются пособий по безработице.

Как же это получилось? А просто вырвали красивый лозунг из исторического контекста. В Евангелии эта формула означала пророческий запрет на рынок рабочей силы, потому-то капитализм мог возникнуть лишь на волне Реформации. Пролетарии вновь подняли этот лозунг уже как отрицание дохода на капитал. А когда мы отступаем, сдавая одну позицию за другой, лозунг становится оружием капитала.

Что означает принцип «оплаты по труду» (без уравниловки)? Капитализм в чистом, «диком» виде. Его обуздание достигается лишь наложением условия: «От каждого — по способности». Это и есть социализм, устранение рынка рабочей силы. Если же мы, проиграв битву, утрачиваем это условие, то главным прибежищем остатков социальной справедливости остается именно уравниловка — распределение не только по труду, а и по едокам.

Давайте разделим две вещи: образ идеального будущего, к которому зовут разные партии, и нынешний этап острого кризиса, который мы должны пережить. Посмотрим, что означает «кто не работает, тот не ест» сегодня. Означает немедленную голодную смерть десятков миллионов человек. Сегодня в РФ десять миллионов явных и тридцать миллионов «скрытых» безработных. Они и их дети живы только потому, что получают «не по труду», а на уравнительной основе. По сути, рабочие парализованных заводов получают не деньги, а карточки — ибо все они покупают один и тот же набор продуктов и благ, обеспечивающий выживание. У всех он настолько одинаков, что эти «зарплаты» можно было бы заменить талонами.

Как ни парадоксально звучит, но при том, что прослойка «новых русских» гребет немыслимые доходы, основная масса населения живет гораздо более уравнительно, чем при советском строе — почти в условиях военного коммунизма. Уравниловка — условие биологического выживания, и правительство не решается ее сломать. И хочется, и колется. Два года грозят применить закон о банкротстве — закрыть заводы, которые, не производя, подкармливают людей. Боятся и Черномырдин, и Чубайс. А Гайдар счастлив, что улизнул. А что значат все эти угрозы «продолжить реформы»? Ведь, кажется, все получили — чего же еще? Да вот этого — слома уравниловки. Перехода к рынку рабочей силы, которого нет как нет.

Таким образом, об устранении уравниловки на этапе кризиса и речи быть не может в программе левой партии. Сегодня лозунг противоположный: каждый человек в России имеет право есть; никто не должен умереть с голоду!

А что же с образом будущего? Здесь доведенное до логического конца устранение уравниловки — бессмыслица, распад любого общества. Не будем уж о Швеции или ФРГ, возьмем страну самого чистого капитализма — США. Здесь каждый едок, хоть в негритянском гетто, хоть в особняке Рокфеллера, на абсолютно уравнительной основе получает ежегодно 300 долларов в виде субсидий на продовольствие. В виде благ от науки, финансируемой государством, каждый американец в среднем получает по 500 долл. в год, и т.д. Более того, крайний неолиберал Фридман предлагает даже платить каждому американцу, чьи доходы не достигают некоторого минимума, «отрицательный налог» — доплачивать до этого минимума. И в этом нет ни капли социализма, просто забота о сохранности общества.

Если же говорить о социально ориентированном капитализме, то здесь уравнительная компонента просто огромна. И это — Запад, где индивидуализм охраняется, как зеница ока. Об Азии и говорить нечего, здесь капитализм вырос на основе общинности, и уравниловка использовалась как фактор экономического роста и спасения от Запада. Это — не только Тайвань или Корея, но и самая «западная» страна, Япония.

А что же Россия? Здесь — община христианская, и уравниловка заложена в подсознание, в корень цивилизации. Здесь «право на жизнь» всегда рассматривалось как естественное право. Потому-то русские сохранились в империи Чингис-хана, а потом органично овладели этой империей и стали Россией — до Тихого океана. Вспомним Марко Поло. Что поразило его, европейца-рыночника, в этой империи? Вот свидетельства XIII века: «Делал государь вот что: случалось ему ехать по дороге и заметить домишко между двух высоких и красивых домов; тотчас же спрашивал он, почему домишко такой невзрачный; отвечали ему, что маленький домик бедного человека и не может он построить иного дома; приказывал тут же государь, чтобы перестроили домишко таким же красивым и высоким, как и те два, что рядом с ним».

Или еще: «Поистине, когда великий государь знает, что хлеба много и он дешев, то приказывает накупить его многое множество и ссыпать в большую житницу; чтобы хлеб не испортился года три-четыре, приказывает его хорошенько беречь. Случится недостача хлеба, и поднимется он в цене, тогда великий государь выпускает свой хлеб вот так: если мера пшеницы продается за бизант, за ту же цену он дает четыре. Хлеба выпускает столько, что всем хватает, всякому он дается и у всякого его вдоволь. Так-то великий государь заботится, чтобы народ его дорого за хлеб не платил; и делается это всюду, где он царствует». Когда мы читали Марко Поло в детстве, на такие главы не обращали внимание — этот образ действий казался естественным. Но ведь здесь еще социализмом и не пахнет — это еще Чингис-хан и Хубилай.

За социализм, причем с большой долей общинности, мы можем взять советский строй. КПРФ в будущем обещает перенести из него все лучшее. А уравниловку — выкинуть. И что же останется? Да ничего. Уравниловка и была корнем советского строя. На ней мы провели индустриализацию, на ней устояли в войне, на ней вышли в Космос. Только благодаря уравниловке люди согласились отсрочить получение «по труду» и скопить средства на все эти прорывы.

А как это было обосновано? Почему на это соглашались «сильные»? Почему это было не благотворительностью, а правом? Потому, что был общественный договор о собственности. Она была общенародной. Значит, каждый член народа получал с нее «доход с капитала», а не по труду. Это и было экономической основой солидарности. Все это подкреплялось и культурой: делом чести было потрудиться для общества. Антропологи узнали удивительную вещь: во всех общинных цивилизациях самые сильные и ловкие работали больше, а ели меньше, чем остальные, особенно слабые. Это было доблестью и оплачивалось любовью племени. Совсем наоборот, нежели при рынке.

И ведь в России это сохранилось, так глубоко, что мы этого даже не замечаем! В «Новом мире» была повесть Рыбаса о том, как вводился НЭП на шахтах Донбасса. Против «хозрасчета» выступали самые сильные забойщики — те, кто как раз должен был выиграть от ликвидации уравниловки. А когда реформу провели, именно самые сильные шахтеры умерли от голода — они старались поддержать слабых. Рыбас даже привел список умерших с одной шахты. А вспомните фильм «Место встречи изменить нельзя». Там бандит спасает своего бывшего командира Шарапова за то, что он «не ел свой офицерский доппаек под одеялом, а делил его поровну с солдатами». Подумайте, насколько уравнительным должно было быть мышление, если офицер, съедавший дополнительные крохи пищи, считался выродком. Если он это и делал, то тайком, под одеялом! А ведь эта добавка была не только законной, но и разумной, она хоть немного компенсировала перегрузки офицера. И ведь сценарий — либералов Вайнеров! Даже они не заметили, что написали.

Что эту глубинную суть России, на которой и привился наш социализм, хотят сломать Гайдар с Чубайсом — понятно. Но почему это обещает КПРФ? Может, партии приходится следовать за мнением трудящихся? Да нет, в предчувствии реформы это мнение стало жестко уравнительным. В октябpе 1989 года на вопpос «Считаете ли вы спpаведливым нынешнее pаспpеделение доходов в нашем обществе?» 52,8 пpоц. ответили «не спpаведливо», а 44,7 пpоц. — «не совсем спpаведливо». Что же считали неспpаведливым 98 пpоц. жителей СССР? Hевыносимую уpавниловку? Совсем наобоpот — люди считали pаспpеделение недостаточно уpавнительным. 84,5 пpоц. считали, что «госудаpство должно пpедоставлять больше льгот людям с низкими доходами» и 84,2 пpоц. считали, что «госудаpство должно гаpантиpовать каждому доход не ниже пpожиточного минимума». Hо это и есть четкая уpавнительная пpогpамма.

Сколько благ распределялось у нас через уравниловку? Минимум. Уровень потребления людей с низкими доходами был действительно минимальным — на грани допустимого. Равенство в потреблении, которое якобы нас губило — ложь, сознательно вбитая в наш мозг.

В 1989 году люди с доходом до 75 руб в месяц потребляли мяса и рыбы почти в 4 раза меньше, чем люди с доходом свыше 200 руб. Пусть политики скажут не туманно об уравниловке вообще, а прямо: они-де считают, что потребление людей с низкими доходами надо было снизить, а то они объедали справных работников. И если они придут к власти, обещают и эту скромную уравниловку искоренить: пусть люди с низкими доходами в будущем едят в десять раз меньше мяса, чем «средний класс» — так справедливее. Да такого не осмелится сказать никакая Хакамада.

В чем же дело? Ведь антиуравнительные обещания КПРФ противоречат всей ее идеологии — идее справедливости, типу нашей цивилизации и даже массовому общественному мнению. Зачем же эти декларации? Думаю, это — обычная ловушка, в которую завел нас ловкий противник. Стремясь сломать уравнительный принцип как хребет нашего социализма, противник представил его ложным понятием. Уравниловка — это, мол, когда хороший токарь получает столько же, сколько лентяй и неумеха. Фундаментальная вещь подменена дефектом сугубо организационным, совсем другого уровня. Никакого отношения к общественному строю, к конкурентному или солидарному типу жизни этот дефект не имеет. Над его искоренением в США бьются так же, как и в СССР, с теми же трудностями и неудачами. Это — вообще другая проблема. В этом вопросе А.Яковлев нас просто перехитрил, подсунул фальшивку так ловко, что, стреляя в нее, мы ранили себя в грудь.

1995

Ненаписанная книга

У меня вышло две-три статьи, где я ставил под сомнение способность марксизма объяснить наш кризис и даже сами обозначения «правые» и «левые». Была вялая критика и масса писем. Критика в печати, на мой взгляд, бесполезная — для галочки. Критики не снизошли до разбора конкретных положений, не указали на ошибки в подборе фактов или изъяны в логике. Их раздражил «ревизионизм» пары статей, а ведь за ними — еще почти сотня статей, где с разных сторон говорится то же самое. На них-то никакого ответа! Само это молчание подобно крику.

Иное дело письма. Их так много (и всем спасибо), что можно сгруппировать по аргументации. Серьезные упреки, и разговор я разделю на две статьи.

Многие отвергают попытки поставить под сомнение правильность деления на «левых» и «правых» (а я вижу в этом делении ловушку). Насчет «левых» — каюсь. Хотя ответа по существу я не получил, но аргумент весомый: людям трудно на ходу менять слова и смыслы, не надо уж их путать. Раз даже лидерам некогда вникнуть, и они говорят «мы левые, а дело наше правое», давайте так и думать. По мне, так лучше бы использовать передышку для очистки языка, но раз трудно — молчу. Левые так левые.

Каюсь, ранил я ненароком и святые чувства к некоторым словам. Товарищ Н. пишет: «Не называйте события 1989-91 гг. революцией! Никакая это не революция. Контрреволюция! И не отождествляйте „демократов“ с большевиками! Мол, и те революционеры, и эти… Я это воспринимаю как личное оскорбление. Чем Вы в таком случае лучше „демократов“, утверждающих, что „коммунизм и фашизм — одно и то же“?». Упрек принимаю, газета — не научный журнал. Хотя, если говорить строго, а не эмоционально, то в 1991 г. произошла именно революция — глубокое изменение политического строя, передел собственности и смена официальной идеологии. Причем это был вовсе не возврат к старому, дореволюционному («контрреволюция») — возник совсем иной порядок. Но и тут спорить не хочу, если в подсознание вошло, что революция — Добро, а контрреволюция — зло, то пусть будет контрреволюция. Что же до коммунизма и фашизма, то как раз при строгом подходе видно, что это принципиально, по самой сути разные явления — а эмоционально их как раз можно ставить на одну доску. Мол, и там и там концлагеря. Потому-то «демократы» избегают строгих определений, а давят на эмоции.

По вопросу теории — сложнее. Иногда формулируют четко: я занимаюсь умышленной фальсификацией истории нашей Родины в целях укрепления ельцинизма. Предупреждают: «Не советую Вам заниматься ревизией марксизма. Учение Маркса всесильно, потому что оно верно». Иногда душевно просят «не ревизовать» — марксизм, мол, и так едва держится. С большим сожалением вынужден ответить этим товарищам: не обновлять идейного оснащения нельзя. Даже если люди с горя снова вызовут коммунистов к власти, тут же появится новый Горбачев и опять приведет к краху. Еще Андропов сказал: «Мы не знаем общества, в котором живем». Так надо же узнать! А Маркса-то уже нет, надо самим думать.

Жаль, что в письмах, которые просто отвергают всякую возможность «ревизии марксизма», совсем нет самоанализа. Все они — рассказ о неприятном открытии. Мы, мол, с удовольствием читали статьи С.Кара-Мурзы, а теперь он «раскрылся». Ну а если бы я не «раскрылся», а так бы и писал «правильные» статьи? Так бы их и читали с удовольствием? И не замечали бы, как с каждой статьей я вливаю в их сознание яд ревизионизма? Ведь это значит, что эти мои оппоненты, верные учению, по какой-то причине не могут распознать вредные идеи, если они приятно упакованы. Значит, ими легко манипулировать, они беспомощны против горбачевых. Ну кому же нужна сегодня такая «руководящая сила»! Но этого противоречия авторы писем просто не замечают.

Тревожит меня в письмах, беседах и молчании «начальства» одна вещь, унаследованная от КПСС. Вместо того, чтобы разобраться в вопросах, которые я ставлю весьма четко, мне отвечают, отечески похлопывая по плечу: «Хороший ты парень, Серега, но сколько же у тебя мусора в голове!». Вот и весь ответ.

Не подумайте, что мне обидно — не тот уже возраст. Тут я вижу опасную уверенность, что принадлежность к партии (к «учению») дает, без всяких усилий, верное знание о сложных явлениях. Абсолютно так же уверены вышедшие из КПСС «демократы» — они только прилепились к другой сияющей партии, по имени «Запад».

Что имеют в моем лице оппоненты-марксисты такого, чем могли бы объяснить себе наличие в моей голове «мусора»? Я получил нормальное образование (химфак МГУ) и выдублен в строгой науке. Читал Маркса. Конечно, не могу, как талмудист, проткнуть том Маркса иглой и угадать, на каком изречении остановился ее кончик. Но, думаю, основные идеи от меня не ускользнули. Оставил в 1968 г. любимую химию, чтобы понять причины увядания нашего социализма. Учился двадцать лет, с каждым годом теряя иллюзии легкого понимания, с которыми начал. Многие мои друзья из АН СССР не могли себе этого позволить, так и вошли в перестройку с этими иллюзиями и абсолютным непониманием — стали «демократами». С 1988 г. стал бывать на Западе и там учиться уже лихорадочно: новые для нас работы марксистов, новые теории человека и общества вне марксизма, личный опыт социал-демократов и коммунистов, переживших кризис еврокоммунизма и крах своих компартий. Возврат к коммунизму видных философов — уже с опытом краха СССР. Возврат на новом уровне понимания и самого коммунизма, и мирового кризиса.

Уже с этим запасом стал писать в «Правде», чтобы донести просто крупицы огромного запаса знаний, от которых мы были отрезаны нашими «обществоведами». Знаю, что пишу слишком много, в ущерб качеству. Посчитал, что ликбез полезнее. Но ведь упреки — не за изъяны в качестве, не за грех упрощений, ради экономии строк. А как раз за крупицы якобы «ненужного» знания. Они и есть «мусор».

Я понимаю, если бы критики сказали: этот человек исходит из чуждых нам идеалов, поэтому все у него в голове перемешалось, вот и получился мусор. Но этого не говорят, да так и не думают. Значит, отрицают просто как догматики, даже не объяснив себе истоки моих ошибок. Вот это и беспокоит. Если это не изменить, то неизбежную тягу молодежи к социальной справедливости направят в свое русло социал-демократы. А коммунистическая идея не переживет ее нынешних носителей-ветеранов. Что и требуется Гайдару. А Россия распадется, социал-демократы ее удержать никак не смогут, да и не захотят, их идеал — государство-нация. Г.Попов и А.Сахаров это четко выразили.

Я спросил бы оппонентов: назовите мне современную книгу марксиста с анализом фундаментальных вопросов бытия, которую средний образованный юноша мог бы прочитать с интересом. Вряд ли назовут. А я бы назвал марксиста Томсона, «Формирование рабочего класса Англии» — страсти и блеск шекспировские. Но — крамола! По этой книге выходит, что у нас рабочего класса нет, даже революцию делали «фабричные крестьяне». А уж вне марксизма, но необходимых для понимания марксизма книг — масса. Хотя бы наш Л.Н.Гумилев. А М.Вебер, К.Леви-Стросс, К.Лоренц, Э.Фромм — они как будто заранее объясняют нам суть нашего кризиса. Если бы «директором КПРФ» был я, издал бы массовым тиражом маленькую книжку антрополога М.Сахлинса «Употребление и злоупотребление биологией». После нее вся рыночная пропаганда бессильна — на свое место встает и частная собственность, и смысл «свободного индивидуума». Разве эти авторы антимарксисты? Нет, они ученые. Они потому и уважают марксизм, что не делают из него религиозного учения, а видят ценную теорию с ограниченным полем приложения — как всякая теория.

А взять небольшую книгу французских социологов «Школа капиталистического общества». Ведь почему-то уже двадцать лет ее ежегодно переиздают в разных странах. Там нет ни слова об СССР, но через выявление сути западной школы она говорит о советского строя больше, чем вся наша прошлая пропаганда. Ведь наши отцы своим проектом школы совершили прорыв в будущее, в будущую цивилизацию. Почему этот проект выродился — иной вопрос, и его надо ставить. Я же здесь указываю на другое: почему наших левых не интересует сам смысл того проекта, сама великая советская утопия? Ведь шум поднимают лишь по вопросу платности образования. А если у нас создаваемую «западную» школу сделают бесплатной, то все о-кей? На это мы согласны? Разве кто-нибудь из «начальства» левых поднял вопрос о том, что без ведома народа меняют сам тип школы — через нее меняют сам тип народа (вернее, ликвидируют народ как единое культурное тело)? Вот о чем речь — о равнодушии к фундаментальным вещам и переключении всего внимания на проблемы конкретно-социальные. Для парламентской партии этого достаточно, но партией спасения она в России не станет.

И ведь для такого идейного самоограничения нет внешних причин. В целом, уже есть запас «глав» той еще не сложенной книги, которая объяснила бы нам суть кризиса и указала неразрушительные пути его преодоления. Но левая интеллигенция не только не складывает эту книгу, но даже не желает читать отдельные главы.

В то же время наш противник, не нуждаясь во всей книге, тщательно изучил те главы, в которых указаны уязвимые точки России. По ним он и ударил, очень квалифицированно. А мы четко защитить эти точки не можем, вслепую машем руками. И терпим поражения при том, что имеем поддержку подавляющего большинства народа и даже скрытую поддержку почти всего государственного аппарата — вот что значит не понимать оружия и тактики противника.

1995

Где мы теряем избирателей?

Многие из тех, кто отвергает режим «демократов», связывают большие надежды с выборами. Считают, что в общественном сознании произошел перелом в пользу КПРФ. Эти ожидания подогреваются и самой президентской ратью, да и самим Ельциным. Есть опасность, что это породит в левой оппозиции иллюзию слабости противника в выборной кампании. Ложное ощущение, будто избиратель, на своей шкуре познавший прелести «рынка и демократии», уверовал в программу КПРФ. А значит, можно не утруждать себя объяснениями по поводу висящих в воздухе проклятых вопросов.

На мой взгляд, это ошибка. Умолчание никогда к победе не приводит, а проклятые вопросы потому и называются проклятыми, что сами собой из головы не выходят. И если партия на них не отвечает, значит, их в самый неудобный момент задаст противник. А простые люди про себя все равно их задают.

Когда я формулировал такие вопросы (которые вовсе не я придумал) в своих статьях, это вызывало неудовольство «в партийных кругах», но ни разу не привело к попытке совместной выработки ответа. А ведь мне никакой радости не доставляет раздражать «партийные круги». Так поделюсь мыслями прямо с читателями, которые, работая «внизу», никак не могут уйти от объяснения с людьми.

Вот, в политическом шоу с Любимовым выступал на ТВ С.Бабурин, идущий в блоке с Н.Рыжковым. Ему задали совершенно естественный вопрос, на который он ответил, по-моему, неудачно. А ведь Бабурин — блестящий и остроумный полемист. Его спросили: «Не мучают ли Рыжкова кошмары по ночам? Ведь именно его правительство разработало и провело законы, сломавшие хребет советской экономической системе. Ведь он одобрил Декларацию о суверенитете РСФСР, положившую начало развалу Союза. Как же коммунисты, не объяснившись по этим вопросам, вновь выдвигаются в лидеры?». Я бы еще добавил: коммунисты, составлявшие большинство Верховного Совета РСФСР, почти поголовно проголосовали за ратификацию беловежских соглашений о роспуске СССР. Всего 6 голосов против!