14

В Таласкуле они застали только группу Салыка. Шанау и Куспана еще не было. Сказали в местном аулсовете, куда отправляются, сели на коней и двинулись к Тущикаре.

По дороге Баймагамбет в нескольких словах рассказал о стычке в юрте Нигмета, высказал предположение, что люди, которые там находились, кроме Кошыма и Нигмета, вполне могли оказаться приспешниками бандита, хотя, занятый больше Кулбатыром, он их не очень-то рассмотрел.

До Тущикары они доскакали быстро — расстояние небольшое, верст шесть. Салык приказал взять оружие на изготовку, с налету окружить юрту Нигмета и предложить бандитам сдаваться.

Завидев галопом приближающихся всадников, из юрт высыпал весь аул. Кошым тоже высунулся из своей юрты и, с удивлением заметив среди скачущих Баймагамбета, поднял в приветствии руки.

— Еще раз добро пожаловать, сват! — крикнул он.

— Спасибо, сват, — на ходу ответил Баймагамбет. — Кулбатыр еще там?

Кошым усмехнулся:

— Так он будет вас дожидаться! Скрылся, как только вы уехали.

Верховые осадили коней.

— Один? В какую сторону? — разгоряченно выспрашивал Киикбай.

Кошым подумал.

— В направлении Ханкуля, — сказал уверенно. — И был он один.

— Один-то один, но вооружен до зубов, — загалдели собравшиеся вокруг старики.

— А Нигмет?

— Что Нигмет? У себя. Куда ему деваться?

Нигмет в самом деле был у себя и, заслышав приближающихся конных, вышел навстречу. Появились и двое, сидевших за дастарханом, когда в юрту заходили Баймагамбет и Киикбай. Но что было неожиданным, вместе с ними вышел и тот самый бородач с глубоко посаженными глазами, которого они встречали еще в Кулакчие.

— Куда отправился Кулбатыр? — жестко глянул на Нигмета Салык.

Нигмет развел руками:

— Бог послал гостя, я его встретил и накормил. О путях-дорогах не расспрашивал.

По всему чувствовалось: Нигмет знает достаточно, чтобы навести отряд на верный след, но он ничего не скажет. И Салык, проклиная его про себя и давая клятву разобраться с этим типом, когда все кончится, велел своим скакать в указанную Кошымом сторону и сам пришпорил коня.

До Ханкуля было километров пятнадцать, не меньше. Аул расположился вдоль вытянутого озера, рожденного небольшой речонкой. Зимой земли вокруг него пустовали, зато с наступлением лета население увеличивалось в несколько раз. Людей тянули сюда обильные пастбища, раскинувшиеся на большие расстояния по ту и другую стороны реки и озера.

В дороге Салык размышлял: «Кулбатыр, как выяснилось, был в Тущикаре один, поэтому можно было предположить, что остальные как раз и дожидаются его в Ханкуле. Но ведь могло быть и по-другому. Вполне вероятно, что, обнаружив погоню, Кулбатыр своих людей распустил, а жену отправил домой. Какой же из вариантов верен? — спрашивал себя Салык. — Если второй, то поиски значительно усложнятся. Одному бандиту скрыться куда легче, чем группе».

Солнце уже склонялось к закату, когда на горизонте они увидели поблескивающее озеро Хан. Далеко позади остались небольшие песчаные барханы, окружавшие Тущикару, давно уже началась ровная, будто укатанная степь с такой разнообразной растительностью, что здесь действительно было раздолье и для овец, и для лошадей, и для коров.

До аула оставалось минут десять хорошего хода. Преследователи так торопились, что Салык совершенно позабыл о находящемся неподалеку, чуть в стороне, мазаре. И возможно, не вспомнил бы о нем, если бы случайно не оглянулся.

— Стоп! — скомандовал он Сагынгали и Абдулле. — Надо осмотреть его. Остальным вперед!

Сагынгали и Абдулла отделились от группы, другие же поддали плетей и без того мчавшимся наметом лошадям. Но неожиданный резкий хлопок заставил резко осадить их. Пока поворачивали коней, пока соображали, что и где, раздался еще хлопок и следом за ним полный боли и отчаяния крик Абдуллы.

Нога Абдуллы застряла в стремени, испуганный конь волок тело хозяина по земле. Сагынгали, настегивая своего жеребца, мчался во всю прыть от опасного места и что-то нечленораздельно кричал. Наконец до скачущих ему навстречу уже внятно донеслось:

— Назад, назад! Там — Кулбатыр!

Лишь минуту растерянность владела Салыком, в следующую, как не раз бывало с ним в прошлом, когда приходилось ходить в конные атаки, он уже полностью владел собой.

— Ловите коня! — приказал он.

Сам же, на лету выхватив карабин из рук Сагынгали, соскочил на землю и, петляя, побежал к мазару, залег на расстоянии выстрела и открыл беглый огонь по входному проему.

Мазар был старый, с потрескавшимися от времени стенами, сложенный из глиняных с конскими волосами кирпичей. От времени он пришел в такую ветхость, что готов был, казалось, рухнуть под напором первого ветра. Но еще стоял и вот теперь давал прибежище бандиту.

Перепуганного коня бойцы вскоре поймали. Баймагамбет полоснул ножом по кожаной привязи, к которой крепилось стремя, и освободившаяся нога Абдуллы бессильно упала на землю. Киикбай глядел на окровавленное тело милиционера, и злые слезы ползли у него по щекам.

В это время сзади послышался конский топот. Им на помощь мчались Шанау и Куспан. Оказалось, еще издали услышали выстрелы и повернули сюда. Они были возбуждены, встревожены, а увидев тело убитого, невольно опустили головы.

Расстреляв обойму, к отряду вернулся Салык. Он понимал, что теперь начнется длительная осада. Бандит просто так не даст себя повязать. Оставалось одно: держать под прицелом вход, не давая Кулбатыру возможности высунуться. Рано или поздно он нарвется на пулю.

— Отвези в Ханкуль, — показав глазами на тело убитого, приказал Баймагамбету Салык. — Остальным залечь на расстоянии выстрела и не спускать со входа глаз.

Баймагамбет взвалил на спину коня тело погибшего и уехал. Отряд рассыпался цепью и пополз к мазару. С разных сторон стали раздаваться хлопки выстрелов, лишь ружья Куспана и Киикбая ухали, как пушки.

Местность была открытая, но мазар служил отличным убежищем Кулбатыру.

Вскоре стало ясно, что днем его не взять — слишком опасно: стоит более или менее приблизиться — и Кулбатыр перещелкает всех по одному. Нужно было выждать.

— Прекратить стрельбу, — по цепи передал Салык. — Стемнеет, подберемся поближе, и тогда он никуда от нас не денется.

Бойцы, залегшие друг от друга в пятнадцати — двадцати шагах, молчали: не выходила из памяти гибель Абдуллы и еще разбирала злость, что Кулбатыр постоянно уходит от расплаты. Только за последние дни он убил уже троих, а его пока даже не царапнуло. У Киикбая сердце немело от отчаяния, что никак не удается рассчитаться с бандитом.

День кончался. Солнце, казалось, никак не хотело уходить с горизонта. В другое время скрывается, точно монета, брошенная в воду, а тут, как назло, висело и висело в небе, будто позабыв, что его ждут в других местах.

Спрятавшийся в мазаре вместе с конем, Кулбатыр не подавал признаков жизни. Было понятно: он тоже прекрасно видел, что близко никому не подобраться, и теперь сквозь щели мазара наблюдал за теми, кто был перед ним. Сам же оставался совершенно невидимым.

Салык догадывался: Кулбатыр тоже ждет не дождется темноты, чтобы улизнуть. Но что он может придумать в этой ситуации? Салык ставил себя на место затаившегося Кулбатыра, но придумать решительно ничего не мог.

«Нет, на этот раз ему не уйти. Может, конечно, убить еще кого-то, но со всеми справиться, даже при его ловкости, не удастся».

Долго, очень долго в этот день наступали сумерки. Но и они пришли наконец. И Салык приказал бойцам, пользуясь надвигающейся темнотой, понемногу продвигаться к мазару.

Ползли медленно: метр-два — и остановка. Пристально всматривались во входной проем мазара, но оттуда не доносилось ни звука. Салык медлил, приказывая подобраться поближе, ждал, когда совсем сгустится тьма. Вот он, зияющий проем, почти сливающийся с надвигающейся ночью. Совсем близко. Салык уже поднял руку, чтобы скомандовать: «Огонь! Вперед!» — как в ту же секунду из мазара, точно демон, выскочил огромный конь с припавшим к его шее всадником и бросился прямо на подползших людей.

— Уходит, уходит, стреляйте! — кричал вскочивший на ноги Шанау и выпустил вслед заряд.

Началась беспорядочная стрельба. Внезапно конь взвился на дыбы, потом раздалось его протяжное ржание, и тут же он ударился о землю.

Все бросились к нему, держа оружие наготове. Конь был еще жив, взбрыкивал ногами, голова его поднималась и обессиленно падала. Рядом лежал человек. Он не шевелился. К нему-то в первую очередь и поспешили.

Но то, что представлялось человеком, когда конь вылетел из мазара, теперь, пока к нему бежали люди, оказалось просто коржуном, замотанным в попону и привязанным к седлу и гриве коня. Салык застонал от досады и в сердцах хлестнул по траве камчой.

Кто-то бросился к мазару, кто-то бежал отвязывать уже коней, но Салык знал: все бесполезно. Кулбатыру и на этот раз удалось обмануть их.

15

Велико было разочарование. Упустить бандита, который, по существу, был уже в руках! Салык от бешенства скрежетал зубами.

Ясно: пешком Кулбатыр далеко не уйдет. Что же он попытается предпринять? Напрашивался лишь один ответ: ему во что бы то ни стало необходимо добыть коня. А потому он должен направиться в один из ближайших аулов и либо выпросить лошадь у кого-то из знакомых, либо просто украсть ее.

Салык послал Шанау и Куспана в Кулакчий, Киикбая — в Ханкуль, сам же и Сагынгали отправились в Тущикару. План был прост: поднять активистов и выставить охрану у всех трех близлежащих аулов. Где-то ведь должен обнаружить себя бандит!

Несмотря на поздний час, весь Ханкуль был взбудоражен убийством Абдуллы. Баймагамбет успокаивал людей, говорил, что на этот раз бандиту деваться некуда, больше ему не позволят бесчинствовать. Каково же было его изумление, когда от Киикбая он узнал, что произошло в степи у мазара!

Теперь действительно ничего не оставалось, как собрать активистов и выставить вокруг аула посты.

Ночь прошла без сна. Кулбатыр не появлялся. Очевидно, он направился куда-то в другое место.

Измученных бессонницей людей председатель аулсовета пригласил к себе на чай. Оставалось ждать вестей из Тущикары или из Кулакчия.

Однако не успели гости выпить и по пиале, как в юрту ворвался Мусир. Ночью этот молодой парень из местной комсомольской ячейки стоял вместе со всеми в карауле.

Парень был возбужден. И сначала все посмотрели только на него, никто не заметил, что за спиной Мусира мнется пожилой мужичонка. Парень отступил в сторону и подтолкнул его вперед.

— Вот он... это наш родственник, — сбивчиво заговорил Мусир. — Он только что вернулся из Егиндикуля... По дороге видел Кулбатыра.

Это была неожиданность. От Ханкуля до Егиндикуля не менее сорока верст. Кому же могло прийти в голову, что Кулбатыр попрет в такую даль пешком?

— Расскажи-ка все потолковее, — попросил Баймагамбет. — Где ты его видел, когда?

Мужичонка повел рассказ неторопливо, обстоятельно, чем немало раздосадовал Баймагамбета и Киикбая. Заговорил о том, как утром, совсем рано, чтобы добраться сюда до наступления жары, он выехал из Егиндикуля. Отъехал примерно километров пять, и тут же ему показалось: кто-то кричит. Огляделся и увидел человека на вершине холма. Хоть и далеко было, но слышно, что человек кричал и махал руками — звал на помощь. Мужичонка рассказывал, что он было тронул к незнакомцу свою телегу и даже подъехал довольно близко, когда увидел в руках махавшего винтовку. Вот тут ему и стало все подозрительным: как это в такое раннее утро человек без коня в пустой степи, да еще с оружием. Сразу же вспомнил слухи о том, что в Каратюбинской волости появились какие-то бандиты, что убили кого-то. Испугался и поскакал прочь. Приехал в аул, а тут, оказывается, вон что творится: милиционера убили. Слава аллаху, надоумил его не поддаться жалости и не подъехать, ведь точно это Кулбатыр — кому же еще быть!

Попросив председателя аулсовета сообщить родственникам о смерти Абдуллы, Баймагамбет с Киикбаем немедленно отправились в Тущикару.

Салыка они встретили в пути. С ним была и группа Шанау. Услышав от Баймагамбета новость, они тут же повернули коней к Егиндикулю.

По дороге обсуждали вчерашнее происшествие.

— Жаль, черт побери, — с досадой говорил Шанау. — Не ушел бы он вчера, сегодня уже по домам бы все разъехались... И луна, как назло, появилась слишком поздно.

— Да чего сваливать на луну? — сердито отозвался Баймагамбет. — Сами виноваты. Все было на нашей стороне. Некуда ему было деваться. И все-таки проворонили.

Это «проворонили» Шанау принял на свой счет, полагая, что Баймагамбет намекает на то, как он всполошил всех вчера: «Стреляйте, стреляйте, уходит!» — но, вопреки ожиданиям, возмущаться не стал.

— Верно, верно, все из-за меня, — со вздохом признался он. — Но откуда было знать, что на скакуне вовсе не человек? Кто мог предположить, что он такую хитрость придумает? У всех ведь уверенность была — никуда не деться ему. Разве не так? Деваться ему и в самом деле было некуда.

— Ладно. Хватит пустой болтовни, — прервал излияния Шанау Салык. — Все мы виноваты, нечего все на себя взваливать. Знали же, есть у него на плечах голова, он это уже не раз доказал. А мы были слишком самоуверенны. И попали впросак. Как опростоволосились и сегодня. Опять ведь простаком его посчитали — решили, что обязательно сунется в ближайший аул. А он понял, что именно так мы и подумаем, взял да и махнул в Егиндикуль. — Он помолчал. — Мне вот что не дает покоя: какого беса ему нужно было в Ханкуле? Просто отвлекающий маневр: мол, уведу в Ханкуль, им и в голову не придет, что ждут меня в Егиндикуле. А тут — мазар на пути. Если бы мы проехали мимо него, Кулбатыр дождался бы ночи, и тогда — ищи ветра в поле.

Слова о мазаре всколыхнули в памяти воспоминания о гибели Абдуллы.

— Нелепо погиб, — сказал Баймагамбет, покачав головой.

— Что поделаешь, — думая об Абдулле, задумчиво сказал Салык. — Мы знали, на что идем. Он погиб за благородное дело...

— Да не о том я толкую, командир. Мне больше всего жаль, что Кулбатыр врасплох его застал...

— Не забывай, мы воюем, — откликнулся Салык. — Пусть это маленькая война, но все равно — война. А на войне без смертей не бывает...

Наконец-то остались позади вытянувшиеся к северу пески. Отряд пришпорил коней. Хотя людям и не удалось отдохнуть ночью, лошади под ними были свежими...

К полудню верховые уже въезжали в Егиндикуль. Аул был небольшой — несколько десятков юрт, и жители обрадовались приезду красного отряда. Они видели в этом спасение свое. Оказалось, утром появлялся вооруженный человек, самым беспардонным образом надел узду на самого лучшего коня, пасущегося невдалеке от одной из юрт, быстренько снял путы, вскочил на него — и был таков.

Пока Нурсеит, хозяин коня, хватился пропажи, бандюга ушел далеко. Однако Нурсеит не из тех, кто спускает обиду. Этого коня он держал для скачек. Они с братом оседлали других лошадей, взяли ружье и кинулись в погоню.

— В сторону Мыншункыра они ускакали, — подсказывали жители.

Отряд снова пустился в путь, нещадно настегивая коней.

Окрестности Мыншункыра изобиловали холмами и оврагами. Казалось бы, за зиму скапливалось немало снега, а значит, и влаги было много, однако природа вела тут себя странно: растительность бедная, ни деревца вокруг, лишь чахлая трава да кое-где кусты таволги.

Салык понимал, что бандиту здесь не спрятаться, да и в Мыншункыре он вряд ли остановится, и все-таки надо было заехать в аул: кто-нибудь видел же!

Оказалось, и в самом деле видели. Мужчина лет тридцати пяти — сорока, со смуглым лицом и глазами, от взгляда которых всякому становилось не по себе, подъезжал к крайней юрте. Напился айрана и тут же уехал. Сивый конь под ним был, похоже нурсеитовский, и вскоре это подтвердилось, потому что почти следом прискакали Нурсеит с братом Нурсултаном. Расспросили, куда скрылся смуглолицый, и бросились следом.

Отряд пересек несколько сопок и оказался в долине, где старик с внуком пасли стадо коров.

— Дед, — обратился к старику Салык, — не встречал ли ты тут конных?

— Как же, как же, все видел, все слышал! — заохал старик. — Тут такое творилось...

Он рассказал, что около часа назад услышал неожиданно выстрелы. Заподозрил неладное, решил подняться на сопку и потихоньку посмотреть, что происходит. Сразу же увидел двух всадников. К этому времени выстрелы уже прекратились. Пригляделся — знакомые: Нурсеит и его брат Нурсултан. Спросил, когда приблизились, чего это они стрельбу подняли, а те стали жаловаться, что какой-то конокрад прямо из-под носа увел сивого скакуна. Они гнались, а вот тут, неподалеку, он устроил засаду. У него — винтовка, а у Нурсеита с братом — дробовики, попробуй тут потягаться! В общем, братья решили не рисковать головами и отправились в Актайский аулсовет, чтоб попросить помощи и вернуть скакуна. Издалека видел старик и того одинокого всадника, устраивавшего засаду. Он поскакал в сторону Таскудука.

До Таскудука было рукой подать. Сытые и свежие кони быстро оставили позади несколько верст. Преодолев очередной перевал, бойцы увидели вытянувшиеся заплатками по степи пятна песков и впритык к ним стоящие юрты аула. Увидели они и другое, что значительно больше заинтересовало их, а именно уходящих в сторону песков всадников.

— Смотрите, смотрите, это они! — воскликнул Куспан, вглядывавшийся в даль из-под ладони, приставленной козырьком к бровям.

— Четверо! — не удержался Киикбай, хотя и все остальные это видели.

Бойцов настолько распалила близость врага, что они, не дожидаясь команды Салыка, погнали коней в долину.

— Нажимай!.. Не отставай!.. Не уйдешь, гадюка!.. — неслись крики взволнованных преследованием людей.

Беглецы тоже заметили их и тоже наддали. За ними поднялось облако пыли. Оно тянулось за ходко удаляющимися бандитами, ясно указывая их путь.

Погоня бросилась напрямик, аул остался у них слева. Бандиты стремились уйти в пески. Но шли они не так быстро, как им хотелось, а потому расстояние между погоней и беглецами быстро сокращалось.

Впереди на высоком сивом коне скакал Кулбатыр. Его издали можно было отличить по молодцеватой посадке. Ему все время приходилось сдерживать своего резвого жеребца, потому что его спутники заметно отставали. Следом за ним скакала женщина. Ее можно было отличить по белому платку на голове. Наверняка Аккагаз. Кто были двое других — разобрать трудно.

Бойцы приготовили оружие. Вскоре они были уже так близко от бандитов, что их стало возможно достать выстрелом. Салык вскинул на скаку карабин и нажал на спусковой крючок. Сделали по выстрелу и другие. Но пули прошли мимо. Никто из уходящих не пострадал.

Беглецов крепко напугали эти первые выстрелы. Об этом нетрудно было догадаться: их кони стали кидаться из стороны в сторону. И все-таки преследуемые вскоре достигли первых барханов и скрылись за ними.

Салык хотел было удержать свой отряд, но не успел и рта открыть, как из-за бархана грохнул залп. Застонав от боли, Сагынгали уткнулся в гриву коня, а когда тот остановился, свалился на землю. Он был ранен.

Но все это преследователи увидели лишь мельком. Вырвавшись на бархан, преследователи дали по уходящим ответный залп. Пуля вырвала из седла одного из бандитов и кинула на землю.

Беглецы резко повернули коней и стали уходить по узкой извилистой лощине, прячась за барханами. Преследователи разделились на две группы, чтобы охватить их с флангов.

Баймагамбет, Шанау и Киикбай двинулись слева и через несколько секунд оказались возле убитого. Это был Раис. Выпавший из его руки наган воткнулся стволом в песок, который медленно всасывал алую горячую кровь, текшую из разорванной вены на шее Раиса.

Они задержались, казалось, лишь на мгновение возле убитого, но Салык и Куспан тем временем ушли далеко вперед.

Баймагамбет и остальные, нещадно настегивая лошадей, вскоре выскочили на один из гребней и ударили по скакавшим в лощине бандитам. В то же мгновение прозвучали выстрелы Салыка и Куспана. Но на этот раз беглецам повезло — смерть обошла их стороной.

Преследователи возобновили погоню, пытаясь взять бандитов в тиски, не дать им выйти из лощины.

Баймагамбет с товарищами внезапно наткнулся на бархан, преодолеть который коням оказалось не под силу. Пришлось объезжать его. Когда же они сделали это, глазам их предстала неожиданная картина: бархан, который они только что обошли и въехали на него по пологому склону, оказывается, преградил путь и беглецам: лощина кончалась тупиком, и бандитам ничего не оставалось, как повернуть обратно. Тут-то они и нарвались на пули Салыка и Куспана.

Сползавшую с седла женщину подхватил Танат. Его преследователи узнали еще после первой стычки. Он перекинул ее тело перед собой и помчался дальше.

Увлеченный погоней, Баймагамбет не сразу заметил, что конь Салыка остался без хозяина. Увидел он это лишь через несколько секунд и сразу же повернул к командиру. За ним последовал и Шанау.

Тем временем бандиты уходили все дальше и дальше. И гнался за ними лишь Куспан. На какое-то мгновение он остановился, прицелился в Кулбатыра, подзадержавшегося, чтобы пропустить вперед Таната и Аккагаз. То ли старенькое ружье дало осечку, то ли кончились патроны, только в следующую секунду ружье полетело в сторону, а парнишка выхватил из ножен саблю и, помахивая ею над головой, пустился за бандитами. Конь его шел карьером, и всадники быстро сближались.

Кулбатыр то и дело оглядывался, но ходу намеренно не прибавлял. Киикбай догадывался о замысле врага, но даже крикнуть не мог, чтобы остановить Куспана — не услышал бы парень его крика.

Куспан мчался вперед, охваченный азартом погони и, конечно же, даже не подозревал, что ему готовит бандит. Но в тот момент, когда их лошади поравнялись и Куспан уже занес для удара саблю, из-под руки Кулбатыра высунулся короткий ствол карабина и тут же изрыгнул короткую вспышку.

Медленно-медленно падала из рук Куспана сабля. Да и сам он так же медленно и неуклюже сползал с седла кружившей на месте лошади.

К другу подскакал Киикбай. Куспан был еще жив. Прерывисто, всхлипом втягивал в себя воздух открытым ртом, юное лицо его, с нежным пушком над верхней губой, все больше серело и, казалось, вытягивалось, теряя привычную округлость.

Киикбай зажал рану в боку друга собранным в комок подолом рубахи. Ему чудилось, когда он вглядывался во вздрагивающие веки Куспана, что парень вот-вот придет в себя. Но тело Куспана содрогнулось, начало вытягиваться и в следующую секунду обмякло в руках Киикбая. Куспан больше не дышал.

Баймагамбет и Шанау еще оставались возле тяжело раненного командира, Киикбай же никак не мог прийти в себя, поддерживая коленом и руками уже мертвого Куспана.

Бандиты скрылись в песках.

16

Как только окончательно оторвались от преследования, Кулбатыр приказал Танату остановиться. Тот смотрел на вожака расширенными от страха глазами и тяжело дышал.

Кулбатыр бережно снял с его коня жену и осторожно положил ее на песок. Потом сдернул с себя бешмет, свернул его и подсунул ей под голову.

Все время, прикрывая Таната с тыла, он думал лишь об одном: хоть бы рана оказалась неопасной! Но теперь, склонившись над женой, он понял: жить ей осталось недолго. Пуля вошла в грудь, и вся одежда на Аккагаз пропиталась кровью. Губы ее, еще недавно такие сочные, взялись мелкими морщинками и казались обветренными, ссохшимися. Кулбатыр достал из кармана платок, смочил его водой из бурдюка и приложил ко рту Аккагаз.

Танат, не дожидаясь команды, поднялся на вершину ближайшего бархана, откуда вся округа просматривалась как на ладони.

Погоня отстала. Мирно белели под лучами уходящего солнца пески, где происходила недавняя схватка; повсюду, куда доставал глаз, было тихо и пусто.

Танат прислонил берданку к довольно высокому кусту караганника, уселся на землю и принялся чистить песком испачканную кровью одежду. Недавний страх прошел. Танат чувствовал себя опустошенным.

...Аккагаз умирала тяжело. Ее, видимо, мучили боли, и она постанывала, страдальчески морща лоб, покрытый бисеринками пота.

Кулбатыр перевязал рану вытащенной из коржуна разорванной рубашкой — больше он не в силах был помочь ей ничем — и теперь сидел рядом, зажимая в себе рвущиеся наружу рыдания и опустив голову. Время от времени он неожиданно вскидывался, ударял себя кулаком в лоб, а потом долго в отчаянии мотал головой.

— Милая ты моя, — шепотом говорил он не слышавшей его Аккагаз. — Погубил я тебя, солнышко ты мое. Думал, для счастья увожу тебя с собой, а увез к беде... Нет мне прощенья, голубка моя... Не будет мне и счастья больше...

Когда начало смеркаться, Танат оставил наблюдательный пост и спустился вниз. Бросил беглый взгляд на бесцветное лицо женщины, побежденной болью, и тихонько, будто собирался сообщить тайну, позвал:

— Сотник.

Кулбатыр отчужденно повернул голову и посмотрел на Таната такими глазами, будто видел его впервые.

— Сотник, а что, если мне привезти лекаря? — вкрадчиво спросил Танат.

Кулбатыр смотрел на него все так же отчужденно и, казалось, не понимал, о чем говорил стоящий перед ним человек. Потом произнес:

— Где ты его найдешь?

— Конечно, дело трудное, — заторопился Танат. — Но попытаться стоит. Тут, в Актае, у меня родственник, он знает, где в этих краях лекарь есть.