Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ведьмин дом

ModernLib.Net / Ужасы и мистика / Каплан Виталий / Ведьмин дом - Чтение (стр. 5)
Автор: Каплан Виталий
Жанр: Ужасы и мистика

 

 


Хотя они, друзья эти, заложили тебя и губы платочком вытерли. Знаешь, что я тебе скажу? Если бы ты не был рабом, я бы с тобой подружился. Мне ж одному скучно здесь. Все кругом взрослые, у всех свои дела, даже в индейцев поиграть не с кем… Слушай, может, ты есть хочешь? Только кивни — я сейчас. Люди мигом принесут.

Серега молчал. Яркий свет ламп слепил глаза, текли по щекам острые злые слезы, катились мутными дорожками. Огромное пространство комнаты медленно поворачивалось в себе самом, какие-то струи бурлили, крутились в горячем воздухе. А стены незаметно клонились вниз. Но Серега знал, что они не упадут.

Санькин голос доносился откуда-то издалека, хотя сам Санька стоял прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки. Сейчас, когда он не ругался и не бил, а говорил настырно-ласковым голосом, Сереге было особенно противно. Потому что добрым Санька быть не может, он гад. Просто сейчас он что-то замышляет. Но что именно? Или просто издевается перед тем, как дать приказ палачам?

— Не хочешь есть? Ну что ж, не надо. Ты, главное, не стесняйся. Передумаешь — скажешь. И вообще, ты, Серый, меня не бойся. Я же тебя очень строго наказывать не буду. Так, для порядка. Порядок-то должен быть, как ты считаешь?

— Я, что ли, этот порядок устанавливал? — огрызнулся Серега. Пусть Санька не думает, что он сдался.

— Ну, не будем спорить, — улыбнулся Санька. — Я понимаю, ждать наказания всегда противно. Вот ты и борзеешь со страху. Ладно, давай уж сразу с этим делом покончим — и обратно в барак потопаешь. Я ведь тебя только так, для порядка. Эй, номер четвертый, — крикнул Санька, куда-то повернувшись, — принеси-ка розги.

Из ближайшей ниши выступил человек в черной куртке, молча поклонился Саньке и, перейдя камеру, исчез в противоположной стене.

— Я тебя долго бить не буду, — утешил Санька. — Наверное, сорока ударов с тебя хватит? Я ведь жалею тебя, дурака, видишь — за кнутом не послал.

Серега впился в подлокотники так, что ногти посинели. Сейчас что-то должно случиться. Он чувствовал это, он знал, что все только начинается.

— Да, кстати, — произнес Санька игривым тоном, — пока четвертый за розгами ходит, ответь-ка мне на один вопросик. Так, чепуха… Кто тебе рассказал про Город Золотого Оленя?

Вот оно! Серега понял, что лишь сейчас допрос и начался. А все остальное было разминкой.

— Не знаю я ни про какой город, — сказал он, пытаясь говорить как можно спокойнее. Мало ли кто чего треплется?

— А зачем же тогда бежал? — поинтересовался Санька.

— Так просто. Захотел — и побежал.

— Так просто не бывает, о Серый мой друг! Ты же знал, чем рискуешь. А все-таки сбежал. Видать, были причины?

Серега тоскливо посмотрел в пол. Теперь держись… Удастся ли сбить его со следа? Надо, наверное, его позлить. Обычно от злости он глупеет.

— Причин хочешь? Ну ладно, скажу я тебе причину. Дерьмо ты, Санька, вот и вся причина. Дерьмо на палочке. Не собираюсь я твоим рабом быть — я свободный человек. Можешь со мной что хочешь делать, а я от тебя все равно сбегу.

— Ну какой же ты, Серенький, свободный человек, если у тебя клеймо между лопаток? — усмехнулся Санька. — Куда бы ты не сбег, первый же встречный патруль тебя заловит. Это судьба, и от нее никуда не денешься, — произнес он наставительно. — Что кому досталось — то и терпи. А все-таки не томи душу, куда бежать намылился?

— Туда, где время нормальное. А не ваше, отравленное.

— Тебе что, наше замковое время не нравится? Нормальное тебе подавай? А ты его, нормальное время, видел? Знаешь, что это такое? Впрочем, об этом я тебе расскажу малость погодя. А сейчас — небольшой скромный вопросик. Не Масленок ли тебе про Город Золотого Оленя поведал?

— Нет, что ты, — встрепенулся Серега, — откуда ему знать?

— Значит, не Масленок? Не он, значит? То есть, выходит, другой тебе рассказал, да? Так назови его! Этого другого. Ну?

— Не было никакого другого! Я вообще про этот Город сейчас от тебя впервые слышу.

— Ну как же? Сам подумай. Я спрашиваю — не Масленок ли рассказал. Ты говоришь — нет, не Масленок. Значит, не он, А коли не он — значит, другой.

— Это еще почему?

— Да потому. Потому что так у тебя получается. Или Масленок, или не Масленок. А что такое «не Масленок»? Это он и есть, другой. Больше вариантов нету.

…Какое-то движение возникло у Сереги за спиной. Потом возле Саньки возник черный стражник с ведром. Из ведра торчали длинные тонкие прутья.

— Хорошо, четвертый, — кивнул ему Санька. — Поставь пока в сторонку. Скоро они нам пригодятся.

Черный стражник исчез в своей нише.

— Ну что ж, продолжим. На чем, бишь, мы остановились? А, про Масленка… Так ты говоришь — не он рассказал? Чудненько. А поклясться ты в этом можешь?

— Поклясться? Это еще как?

— Очень просто. Повторяй за мной: «Я, Сергей Полосухин, раб старшего княжеского сына и Великого Наследника, именем Вечного Замка торжественно клянусь, что Леха Масленкин про несуществующий и враждебный нам Город не говорил мне.»

Серега молчал.

— Ну, смелее! Произнесешь клятву — поверю, что Масленок ни в чем не замешан.

Серега медленно, запинаясь, повторил дурацкие слова клятвы.

— Вот и прекрасно, — воскликнул Санька и подошел к нему поближе. Сейчас, если изловчиться, вполне можно было лягнуть его ногой. Хотя вряд ли. Санька слишком близко не подойдет, а с кресла не встанешь, ремни не пустят.

— Вот и здорово, — продолжал Санька. — Теперь я верю, что говорил не Масленок, а кто-то другой. Так назови его! Назови!

— Повторяю специально для идиотов, — сказал Серега. — Не было никакого другого. Не было!

Странное дело, Санька упорно не замечал его грубостей, вел себя ласково. А в другое время непременно бы схватился за плеть…

— Нет, Серый, был! Ты что же, хочешь доказать мне, что не знаешь этого другого?

— Не знаю.

— А как ты думаешь, Масленок знает? Этого, который байки про Город распускает?

— Нет! — твердо проговорил Серега. — Уж он-то точно не знает.

— Интересно у тебя получается, Серый, — задумчиво протянул Санька. — Если ты не знаешь этого другого, то как ты можешь ручаться за Масленка? Мало ли, чего он знает, чего не знает. Ты что, мысли его читаешь, а? Положим, ты сказал правду, будто не знаешь этого типа. Стало быть, за Масленка ручаться не можешь. Так? Теперь поехали дальше. Если ты не соврал, будто Масленок не в курсе, значит, сам знаешь того человека. Вот так…

Да, нечего сказать, ловко Санька строил ему ловушку! И вот, наконец, она захлопнулась. Серега даже зубами заскрипел от досады.

— Выходит, в любом случае ты врешь! — словно сам себе удивляясь, произнес Санька. — Значит, и клятва твоя ложная! — вскричал он, словно только что сделал это открытие. — А знаешь ли ты закон? Эй, номер шестой! — крикнул Санька в сторону, — зачитай закон о клятвопреступлении.

Из ниши левой стены вышел невысокий человек в коричневом балахоне, наголо обритый, с тяжелой пухлой книгой в руке. Откашлявшись, он раскрыл книгу и произнес неожиданно густым басом:

— «А ежели раб, или свободный крестьянин, или купец, или воин неблагородного звания публично поклянется на Замке, и окажется их клятва ложна, то надлежит их по закону заживо в кипятке сварить. Казнь подобает произвести не позже как спустя три дня по изречении клятвы ложной».

— Спасибо, шестой. Ступай себе, откуда пришел. — Повернувшись к Сереге, Санька продолжал:

— Ну, вот видишь, как оно получилось? Теперь ты у нас еще и клятвопреступник. Сам только что слышал — не позднее трех дней. Жаль мне тебя, дурака. А делать нечего — закон есть закон. Даже если бы я и попытался чем-нибудь тебе помочь — все равно без толку. Чуешь, сколько тут в нишах сотрудников? И все твою клятву слышали. Помилую я тебя — они всюду раззвонят: Наследник Замка законом пренебрегает. Что же мне, пропадать из-за тебя? Ведь за такие фокусы папа меня наследства может лишить. Закон, Серый, строг, но он — закон.

Правда, есть тут одна зацепочка. Ты ведь мой личный раб, значит, крепко со мною связан. И получается, что твои грехи — это мои грехи. А мои грехи мне папа простит. Он у меня добрый. Значит, и тебя простит. Видишь, как полезно моим рабом быть? А ты еще не хотел. Орал — я свободный человек, я свободный человек… Да будь ты свободным человеком, никто бы сейчас тебя выручить не смог. Даже папа. Варился бы ты в стальном котле как курица. И мясо бы твое собакам отдали. Думаешь, почему у нас в Замке сторожевые псы такие злые? Они человечиной кормятся, той, что от казней остается.

Значит, дело всего лишь в том, чтобы папа меня простил. А это случится только если я узнаю, кто же насчет вражеского Города слухи распускает. Стало быть, наша с тобой задача — установить, кто. Иначе и тебя сварят, и меня папа налупит. Он у меня строгий… Ладно, приступим к делу. Согласен, что клятву нарушил?

— Ничего я не нарушал, — бессильно огрызнулся Серега. — Я правду сказал.

— Отлично. Вот что ты сказал: «Я… всякое такое прочее… клянусь, что Леха Масленкин про несуществующий и враждебный Замку Город не говорил мне.» — Санька сделал ударение на последнем слове. То есть он не говорил этого тебе! Получается, что он говорил кому-то другому. А уж этот другой мог и тебе пересказать. Значит, ты знаешь, кто это.

— Ничего я не знаю!

— Эх, Серый, Серый, — скорбно покачал головой Санька. — Ты вот запираешься, героя из себя строишь, а лучше бы подумал — на фиг это нужно? Знаешь, сколько народу уже бегало этот город искать? И все погибали. Ты что же, хочешь, чтобы и дальше так было? Неужели не жалко людей? Мы бы разом сейчас эти байки пресекли, и всем было бы хорошо. А так из-за тебя многие помрут… Так что смотри… В последний раз спрашиваю — кто байки распускает?

— Да не знаю я ничего!

— Ну вот, опять двадцать пять. Ладно, давай тогда спросим у Масленка. Может, он окажется поумнее.

Санька хлопнул в ладоши, и Серега замер. Внезапно передняя стена повернулась на невидимых петлях и оказалось, что за ней есть еще комнатка. Небольшая, почти как та камера, куда поначалу бросили Серегу. К стене, где-то на высоте полуметра, был прикован Леха. Совершенно голый, истерзанный. Казалось, он был в сознании, но вот-вот его мог потерять. Рядом стояли двое дюжих молодцов в синих халатах — таких же, как и на Саньке. На длинном оцинкованном столе разложены были жуткого вида инструменты. Приглядевшись, Серега заметил, что на некоторых запеклась кровь.

— Здравствуй, Леша, — вежливо сказал Санька и изобразил нечто вроде реверанса. — Как мне стало известно, мои помощники уже с тобою побеседовали. Им ты, кажется, ничего не сказал? Может, мне уделишь внимание? Все-таки почти друзья, вместе когда-то жили… В сказочке для дурачков.

— А, это ты, наследничек, — прохрипел со стены Леха. — Радуешься, думаешь, твоя взяла? А это кто? Серега, ты?! Он тебя не тронул?

— Нет, я в порядке, — крикнул Серега и тут только увидел все.

— Гады! Что они с тобой сделали! — и отчаянно рванулся вперед. Упругие ремни откинули его обратно. В нишах зашевелились.

— Ничего, я еще живой, — медленно протянул Леха. — Что поделать, я же тебе говорил про нечистую силу, а ты не верил. Вот теперь мы и попались. Ну, не бойся. Нас не оставят. Выкрутимся.

— Дружеская беседа окончена? — поинтересовался Санька. — А теперь давайте ближе к делу. Значит, так, Сереженька. Я же понимаю, ты у нас мужик упорный. Начинать с тобой возиться — это когда еще ты в нужную форму придешь. А нас ведь тут своя наука. Начинаем с малости, постепенно накручиваем обороты… А ты сразу не расколешься, жаль. Розгами тебе язык не развяжешь. Посему с тобой погодим пока, а сейчас начнем с твоего дружка. — Санька широко улыбнулся, обрадовавшись нечаянной рифме. — Слушай внимательно. Если ты сейчас не назовешь то самое имя, мои ребята Лешеньке кое-что лишнее отдерут. Ему оно уже и не к чему. Понял? Ему, а не тебе. Тебя я сохраню, ты же мой любимый раб, почти друг. Ну?

Серега застонал, рванувшись в кресле. Все, что угодно, только не это! Лучше костер, кипяток, псы — только бы не видеть, как Санькины громилы начнут терзать Леху… Ремни швырнули тело назад, но он, не обращая на них внимания, метнулся снова. В глазах вспыхнул ядовито-рыжий свет — точно бомба разорвалась. Изо рта текла слюна пополам с теплой соленой кровью, Он выл, хрипел, не соображая уже ничего.

Сознание вернулось лишь когда один из Санькиных подручных плеснул на Серегу из ведра. Стены медленно вернулись на место, острый свет ламп ударил по глазам. Санька стоял возле кресла, озабоченно цокая языком.

— Что, Серый, впечатляет? А ничего не поделаешь, придется выбирать. В приговоре должно стоять одно имя. Или Масленка, или… Не думай, тебя я не имею в виду. С тобой мы ограничимся поркой. Так что решай. Скоро мы продолжим развлекаться с Лешей. А пока… Надо же проверить, что успели тебе наврать про Город. — Санька понизил голос. — Имей в виду, это секретная информация. Когда все кончится, ты получишь свои розги и вернешься в барак. Но помни, одно лишь словечко — и никто тебя не спасет. Медленный огонь — это еще не самое страшное, что у нас имеется.

Теперь слушай сюда. Сейчас ты узнаешь правду про Город, про твое любимое «нормальное время». Сам убедишься, насколько все это отвратительно. Потом сверим нашу информацию с твоей. А уж напоследок займемся Лешкой.

— Номера третий, седьмой, девятнадцатый! — крикнул Санька в сторону ниш. — Доставьте сюда секретный чемодан. С усиленной охраной. А я пока чайку попью, — и он ушел куда-то в дальний угол, где для него был уже накрыт столик.

— Леха, ты как? — шепнул Серега, лишь только Санька исчез из виду. Тот долго молчал, глядя на него со стены, потом тихо, почти не разжимая губ, ответил:

— Я-то живой, обо мне можешь не волноваться. Не в первый раз… А теперь слушай. Слушай внимательно. Сейчас я почти ничем не могу тебе помочь. Тут все экранировано. Но тем не менее… Руки твои привязаны ремнями. Скоро ремень на правой ослабнет, и ты незаметно ее вытащишь. И тогда в ней появится оружие. Как пустить его в ход, ты знаешь. Все. Прощай.

Серега смотрел на него, вытаращив глаза. Он ничего не понимал. Леха, такой простой и привычный, сейчас не был похож на себя. Казалось, будто сейчас говорил не он, а кто-то другой.

— Не удивляйся, Серега, — шепнул вдруг Леха, точно услышав его мысли. — Просто я бываю всякий. Здесь такой, а там — сам знаешь… Главное — я с тобой, вот это постарайся не забыть.

И он дернулся, закрыв глаза. Голова его бессильно опустилась на грудь, тело обмякло. Может, он просто потерял сознание?

Санька вернулся, смахивая с губ крошки, как раз в тот момент, когда стражники, держа автоматы наизготовку, прошагали из коридора в зал. Краем глаза Серега ухватил и ствол пулемета, похожий на те, что рисуют в книжках для малышни. Ясное дело, усиленная охрана.

Разомкнувшись, стражники исчезли в нишах, а на полу остался большой коричневый чемодан. Сбоку белела наклейка: «Васильев Саша, 3-й отряд».

— Ну, приступим, — бодро сказал Санька, подойдя к чемодану. — Про секретность помнишь?

— Помню, — мрачно отозвался Серега. Когда Санька нагнулся и начал расстегивать замки, он слегка подергал правой рукой. Вроде бы и вправду ремень ослабил свою хватку. Пожалуй, можно потихоньку вытаскивать.

— Итак! — торжественно произнес Санька, достав из чемодана пухлую книгу. — Начинаем читать эту вредную ерунду. Информация добыта нашими лучшими следопытами. Между прочим, когда все кончится, я из твоих мозгов кое-что сотру. У нас для этого есть методы. Не дрейфь, это не больно. То есть не очень больно… А теперь слушай и сравнивай с тем, что знаешь.

«…настоящим докладываем, что объект был вознесен на высокую гору. Оттуда ему был показан так называемый Город Золотого Оленя. Из записок объекта мы почерпнули нижеследующее: „Светило его подобно драгоценнейшему камню. Он имеет высокую стену и двенадцать ворот. Город расположен четырехугольником, и длина его такая же, как широта.“ Далее приводятся результаты замеров: „…измерил он город тростью на двенадцать тысяч стадий; длина, и широта, и высота его равны…“ По наблюдениям объекта, городская стена построена из ясписа, а город — „чистое золото, подобное стеклу…“ Это весьма невразумительное место, но полагаем, нашему Казначейству стоит его взять в расчет. Ниже излагается информация тактического характера, которую следует принять во внимание при составлении плана осады: „Город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего… Ворота его не будут запираться днем, а ночи там не будет… и не войдет в него ничто нечистое, и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые… записаны в Книге Жизни…“ Очевидно, речь идет о паспортном контроле. Однако получить более точную информацию нам не удалось, так как объект заметил наше наблюдение и принял соответствующие меры…»

Вот такая муть. Хорошо запомнил? Главное, не забывай, что это военная тайна. Я тебе даже больше скажу. — Санька наклонился к Серегиному уху. — Я чемодан у папы без спросу взял. Он, если узнает, меня выдерет. А уж тебя… — и Санька, вернувшись к чемодану, принялся упаковывать книгу.

Серега, наконец, выдернул руку из-под ремня. Незаметно пошевелил пальцами, выпрямил их, сжал… В ладони оказалось что-то легкое, белое. Да, это тот самый листок. Оружие, о котором говорил Леха.

— Ну вот, продолжал меж тем Санька. — Сейчас ты услышал правду. А теперь быстро назови мне имя того, кто рассказал тебе про Город. Молчишь? Ладно-ладно. Номер девятый! Ты готов? Накалил шило? Сейчас, Серый, мы займемся Лешиными глазками. Начинай, девятый!

Все! Серега поднес листок к глазам и резким, прерывающимся голосом начал читать крупные, написанные Лехой печатные буквы.

Время замерло. Застыл с раскрытым ртом Санька, остолбенел девятый с раскаленным шилом в мохнатой ладони, застыли люди в нишах. Казалось, затвердел и свет ламп, сделался вязким и тягучим воздух.

Наступила тишина. Могучая, беспредельная тишина. А потом вдруг раздался Лехин голос.

— Ну все, теперь иди. Тебе пора возвращаться.

И Серега пошел по огромному голубому туннелю, в котором не было ни верха, ни низа. Шаги его становились все быстрее и быстрее, он уже мчался стрелой, но удивительно — сердце не дергалось, дыхание не прерывалось, ему было легко и хорошо. А потом невидимые теплые волны подхватили его и понесли ввысь…

11. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Серега открыл глаза. Слабый, холодный свет окутывал дом. За окнами мутнело что-то неясное, серовато-зеленое. И еще какой-то шум доносился отовсюду.

Серега потянулся и протер глаза кулаками. Где он? А, Ведьмин Дом! Кажется, что-то такое ему только что снилось. Что-то страшное… Но никак не удавалось вспомнить — ночной кошмар забылся начисто, точно мозги ластиком вытерли.

Сколько же сейчас времени? Серега взглянул на часы. Ого, уже полседьмого! Долго же он спал… Так можно и до горна опоздать в лагерь.

А что в лагере? Доказывать всем, что Санька книжку упер? Или выполнить уговор, признать себя Санькиным рабом?

Если по-честному, так и надо делать. Книжки-то нет, по всем правилам он считается проигравшим. И попадает до конца смены в Санькины лапы.

Это если он поступит честно. Да вот стоит ли? Почему он, Серега, должен играть по правилам, если для Саньки этих правил вообще нет? Ведь какая дрянь! Шухер устроил, всех наколол, чтобы спокойно книжку стырить. Ему победа нужна, а на способы наплевать. Теперь будет до конца смены издеваться. Ему же от этого удовольствие.

Серега плохо понимал, какое может тут быть удовольствие, но всеми своими нервами чуял в Саньке странное, остренькое какое-то желание. Оно-то и давало ему и хитрость, и силу.

Но все-таки зачем? Почему Саньке хорошо лишь от того, что другому плохо? Какая ему в этом выгода? Если Серега станет его рабом, чем Санькина жизнь сделается лучше? Ну, к примеру, будет он у Сереги полдники отнимать, посылки… Чем еще-то он сможет воспользоваться? Это же не Америка, у него здесь хлопковых плантаций нет. Но если бы стремился Санька к чужим полдникам, на это бы и спорил. И такое пари было бы нормальным, уж его-то Серега принял бы не задумываясь. В нем же ничего обидного…

Но Саньке нужно иное. Он, может, и свои-то полдники отдал бы, лишь бы Серегу рабом сделать. Значит, хочется ему другого. Но как понять его воспаленное желание? Откуда оно вообще берется в человеке? Наверное, вползает ночью в голову, точно паук. А с другой стороны, почему к нему, к Сереге, эти пауки не пристают? Хотя тоже как сказать… Пауков, может, и нет, а червячки имеются. Хорошо хоть, он о червячках знает. Но зато ничего не знает о Санькиных пауках. И поэтому Саньке всегда удается его обхитрить.

Значит… Значит, надо понять, откуда в Саньке взялась эта дрянь. Что именно в нем сидит. Тогда и сможет он Саньку победить… И не только Саньку, но и других, таких же… Интересно, а каким был бы Санька без пауков?


Но тогда для понта придется ему подчиниться. На какое-то время. А на какое? Пока все не станет ясным? А может, оно до конца смены не прояснится. Что тогда? Терпеть его власть?

Нет, наверное, надо просто вернуться в лагерь и набить ему морду. А если ребята станут в него пальцами тыкать — что ж, придется перетерпеть. Хотя это будет нелегко. Всякие же есть, ведь полно таких, кому лишь бы поржать, неважно над кем и за что. А тут такой великолепный повод — Серега Полосухин сдрейфил, слова не сдержал. Скажут — как в Ведьмин Дом ходить, так воздух спортил, а как хилого Саньку вырубить — вот он, пожалуйста. Молодец среди овец, как говорит тренер Дмитрий Иванович. Ловко пользуется Санька своей слабостью.

Ну ладно, Леха-то его поймет, может, еще два-три пацана. А остальные с Санькой связываться не захотят. Действительно, кому он нужен, этот самый Серега, у которого еще с ночи перемазаны в саже ладони, у которого исцарапаны коленки… Который вчера тут ревел как первоклашка, вытирал слезы грязной майкой и вновь ревел.

В общем, на ребят из их отряда надеяться нечего. Они вообще-то ребята нормальные, но тут ведь такое дело. Будет считаться, что он проспорил, значит, заступаться за него — все равно что признать, будто в спорах можно химичить. Будто можно слово свое не держать. И вообще, если нарушил он слово в таком договоре, значит, и верить в серьезных делах ему нельзя. Вот ведь как повернулось! И поди докажи, что жулил-то как раз не он, а Санька. Нет у него никаких доказательств.

Что же делать? Надо сейчас выбирать. Или спокойная жизнь, или спокойная совесть. И неизвестно, что лучше.

Во всяком случае, один человек точно будет за него. Это Леха. Значит, уже не в одиночку придется действовать. Правда, что может Леха? Он же у Саньки на цепочке… Надо, кстати, обязательно узнать, что это за цепочка. Иначе Лехе не помочь.

И тогда выходит вот что. Если набить сейчас Саньке морду, Санька обязательно развопится, что Серега слово не сдержал. И тогда над ним Санькины холуи начнут ржать. А Леха станет заступаться, доказывать, что Санька жулье, что Серега честно отсидел ночь в Доме. И тогда Санька поймет, что Леха с Серегой заодно. И отомстит Лехе, и еще неизвестно, как. Выходит, рыпаться против Саньки — это Леху под удар подставлять. Нет, так нельзя.

А как можно? Наверное, так. Притвориться, будто слово держишь, втереться к Саньке в доверие и узнать, что у него там с Лехой. А как только он узнает — сразу же Саньку превратит в отбивную, но так, чтобы тот на Лехе уже не смог отыграться. Противно будет, конечно, раба изображать, но другого пути нет.

Серега слез со стола и подошел к окну. За окном лил дождь. Мелкая водяная пыль заполняла все пространство, иногда в ней возникали капли покрупнее, короткой дробью лупили по земле — и снова в воздухе одна морось.

По небу ползли тяжелые, стального цвета облака. Мутные, скучные. Даже просветов между ними не было. И всюду царил холод. По коже опять, как и ночью, забегали мурашки.

Ночью, видно, дождь был сильнее, вон справа на полу здоровенная лужа, с крыши натекло, крыша-то дырявая. А он даже и не почувствовал. Видно, очень уж крепко спал. Что же ему такое снилось? Никак не удавалось вспомнить. Единственное, что осталось в голове — лампы какие-то яркие, от них еще глаза слезились.

Но хватит размышлять. Пора возвращаться в лагерь, и по-быстрому…

Лес, наверное, насквозь вымок. Значит, лучше босиком. Серега бросил оба кеда с носками в пакет, сунул туда же огарок свечи и выскользнул за дверь.

Ну и холодина! Зато приятно пробежаться босиком по хлюпающей под его пятками траве. Такое удается нечасто.

Запахнув Лехин плащ, Серега быстро, временами переходя на бег, пошел прочь от Ведьминого Дома. Вскоре тот скрылся из виду.


— Ну, Серый, с благополучным возвращеньицем, — произнес Санька, ворочаясь в постели. — А то я уж думал, стряслось с тобой чего-то. Рассвет уже давным-давно начался, а тебя все нет. Ну, как успехи? Принес книгу-то? Детей капитанских?

…Серега сидел на своей койке, завернувшись в одеяло, и отогревался после холодного утреннего леса. До подъема оставалось всего полчаса, в холле уже начала стучать шваброй бабка Райка.

В лагерь Серега вернулся незамеченным, тихо влез в окно. А провозись он еще минут пятнадцать — обязательно бы его кто-нибудь заловил. Лагерь ведь рано жить начинает. Продукты в столовую уже в полшестого завозят.

Однако нужно отвечать Саньке. Что ж, пусть все будет как задумано.

— Книга? Хватит с тебя и свечки. Вон, видишь, почти до конца обгорела.

— Это чудесно, что обгорела, — нетерпеливо перебил Санька. — Можешь засунуть ее в одно место. Ты про главное говори! Книга-то где?

Серега выпрямился.

— Это тебе, Санек, лучше знать. Ты же сам вчера ее из дому спер. Нарочно шухер для этого устроил!

— Я? Спер? Из Ведьминого Дома? Да ты что? Головка не бо-бо? — Санька даже на койке подскочил. — Да мне в этот Дом и днем-то войти страшно. Да, пацаны, честно говорю — боюсь. Я из себя героев не корчу, не то что некоторые… Так что не надо ля-ля… Значит, книжечки у тебя нет? — спросил он, помолчав.

— Нет книжки, — хмуро подтвердил Серега.

— И ты, значит, говоришь — всю ночь в Ведьмином Доме просидел?

— Да, всю ночь. И не было там никакой книжки, и нечистой силы тоже не было. Вот так.

— А ты не забыл, какое условие? — пытаясь скрыть тревогу в голосе, спросил Санька. — В доказательство ты приносишь свечку и книжку. Только тогда считается, что ты победил. Свечка есть, книжки нет. Согласен?

— Ну, допустим, согласен.

— Я, Серый, правильно условия изложил?

— Правильно. Только все равно я там был.

— А раз правильно, — будто не замечая его слов, продолжал Санька, — значит, ты проиграл. Так ведь?

— Ну, положим, так.

— Ну и что, не думаешь договор нарушать?

— Я свое слово держу. Не то что некоторые.

— Значит, с этой минуты ты мой раб! — радостно вскричал Санька. — Понял?

— Понять-то я понял. Только все равно ты, Санька, гад и дерьмо.

— Это что же? — подозрительно осведомился Санька, — отказываешься подчиняться?

— Подчиняться я буду, слово же давал, — утешил его Серега. — А только я все равно тебе буду говорить, что ты сволочь и дерьмо.

— Ну, тогда лады, — сразу повеселел Санька. — Тогда за слова особо получать будешь. Но сейчас я тебя прощаю. Только ты присягу должен дать.

— Это еще с какой радости?

— Так надо. В таких делах должен порядок быть. Вылезай из постели, становись передо мной на колени и говори: «Я, Серега Полосухин, даю слово, что до конца смены буду тебе, Саня, подчиняться и все делать, что ты скажешь. А если я свое слово нарушу — пусть никто в лагере со мной водиться не будет.» Запомнил? А то могу повторить.

— А рожа у тебя не треснет?

— Не треснет. Так что давай исполняй.

…Ну что ж, можно и поиграть. Все равно ведь он сейчас притворяется. Словно наш разведчик в немецком тылу.

Выбравшись из-под уютного одеяла, он встал коленками на холодный пол и пробормотал глупые слова присяги.

— Ну вот и отлично, — одобрил Санька. — Можешь пока ложиться. Я разрешаю. Мы с тобой еще после кое-о-чем поговорим.

Но только он закутался в натянул одеяло — раздался горн. Пришлось снова вылезать и бежать на холод. А что тут такого? Физрук Жора не признавал плохой погоды. Зарядка — дело святое.

Вот и сейчас он стоял на трибуне футбольного поля с желтым рупором-матюгальником в рыжей волосатой руке. Стоял и ждал, когда стекутся отряды на зарядку, то и дело поглядывая на секундомер. Пять минут пройдет — и все. Зарядка начинается. Кто не успел, тот опоздал. Того уже к своему отряду не пускают, те в специальном месте занимаются, как говорит Жора, на «штрафной площадке». Потом, когда зарядка кончится, он будет их гонять.

…Жора стоял, сжимая матюгальник в мокрой волосатой руке. Огромный, толстый, с мохнатым животом, голый по пояс. Очень уж он смахивал на медведя. Казалось, стоит ему кого-нибудь слегка задеть — и у того череп сплющится. Да что там казалось — так оно и было. В прошлом году заявились на территорию деревенские парни, взрослые уже, поддатые. Начали борзеть, вырубаться на вожатых. Начальница к ним вышла, Валентина Николаевна, так они ее матом обложили и спасибо что не врезали. Вот тогда-то и послали за Жорой. Тот спал в своей крохотной комнатушке за эстрадой. Спросонья он лишь ругнулся, но потом все же до него дошло, что пора вставать. Сбросив одеяло, встрепанный и злой, он вышел навстречу парням.

И весь лагерь глядел на то, как летели через забор здоровенные, накачанные мужики. Жора ими как апельсинами жонглировал. После, говорят, эти деревенские на него в суд подавали. Кому-то он руку сломал, кому-то ногу… А может, и череп сплющил. Все может быть. Но Валентина Николаевна запросто доказала суду, что это была всего лишь необходимая самооборона, а также спасение детских жизней от разъяренных бандитов. И выписала Жоре премию, одиннадцать рублей. «За особые заслуги в деле спортивного воспитания подрастающего поколения.» Во всяком случае, Миша именно так рассказывал Свете. (А Серега все слышал.)


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6