Ведьмин дом

…Жора уставился на секундомер, словно обнаружил в столь знакомом ему приборе нечто таинственное. И вот, лишь стрелка коснулась последней отметки, Жора щелкнул пальцами.

— Все, голуби, начали. Основная стойка — ноги на ширине плеч, руки на поясе…

И пошло, и поехало! Серега понимал, что Жора дает хорошую нагрузку. Осенью в городе Дмитрий Иванович, тренер, пощупает Серегины мускулы. Усмехнется в густые усы и скажет: «Я вижу, ты времени даром не терял. Опять в лагере?» Серега кивнет. «Ну что ж, передай мое почтение этому вашему Жоре…» Серега давно уже Дмитрию Ивановичу про Жору рассказал. И вообще про лагерь.

…Наконец, процедура кончилась. Ребята прокричали традиционное: «Здоровье в порядке — спасибо зарядке!» и помчались по корпусам. А Жора остался с опоздавшими.

…В корпусе народ толпился в туалете. По двое, по трое лезли с зубными щетками на один умывальник, отпихивали друг друга, плескали водой, брызгались. Бабка Райка орала из коридора:

— А ну, прекратили фулюганство! Опять весь пол залили, паршивцы! А кому подтирать, спрашивается? Бабе Рае! Ну, дождетесь вы у меня… Запру туалет — забегаете тогда! Я вон вас сейчас тряпкой!

В палате были уже почти все. Санька, который на зарядку не ходил, успел одеться и сидел теперь на тумбочке, уплетая печенье «Юбилейное». Кровать его оставалась незастеленной, из-за чего бабка Райка, время от времени просовывая в дверь голову, грозно вопила.

— А вот и Серый, — сказал Санька. — Ну что, раб мой, застели-ка мне кровать. И получше, чтоб на пятерку. Кстати, сегодня за чистоту в палате отвечаешь ты. И завтра тоже. И вообще. А то я смотрю, что-то устали пацаны шваброй махать. Ладно, стели. А потом выйдешь на крыльцо, поговорим.

Едва Санька вышел из палаты, Леха тронул его за плечо.

— Не переживай, Серый, — шепнул он. — Как-нибудь выкрутимся. Не может быть, чтобы выхода не нашлось. И вообще, я всегда с тобой дружить буду, что бы этот Санька с тобой не сделал. Ты мне веришь?

Серега взглянул ему в глаза. Странные были у него глаза — огромные, серые, и глядя в них, почему-то становилось хорошо, и даже хмурое небо после его глаз уже не казалось таким мрачным.

— Конечно, верю, — ответил он. — Мы теперь всегда дружить будем. И в лагере, и в городе. А Санька… Ты мне поверь — скоро он у нас соплями умоется.

— Ладно, — ответил Леха. Давай-ка, пока ты постели стелишь, я пол подмету. — И выскользнув за дверь, он тут же вернулся с веником.

Некоторое время он молчал. Потом вдруг осторожно спросил:

— А там, в Доме, и вправду ничего такого не было?

— Нет, — усмехнулся Серега, — не было. Мусор там на полу, гнилушки… Бревна… И никакой нечистой силы. Только вот снилась какая-то дрянь.

— А ты не вспоминай, — посоветовал Леха. — Забудь об этом. Главное — ты целый вернулся, а все остальное ерунда.

Застелив постели, свою и Санькину, Серега вышел на крыльцо. Дождик все еще моросил, в тучах не было и просвета. Наверное, после завтрака стоит вытащить из чемодана джинсы и свитер. А впрочем, и так ладно. Дмитрий Иванович говорил, что закаляться нужно всегда. И летом, и зимой, в любую погоду. Нечего себя баловать.

Санька уже ждал его, сидя на ступеньках. Вертел в пальцах длинный стебелек, перекидывая его то так, то этак.

— Ну что, застелил? — хмуро спросил он. — Впрочем, верю. Ты же у нас честный. Ну как, Серый, приятно тебе? А это ж еще цветочки. И ты сам виноват. Я же тебе говорил — не борзей, а ты борзел. Я тебе предлагал назад все переиграть — а ты не хотел. Вот и попался.

— Мне с тобой говорить не о чем, — бросил Серега. — Жулье ты. Стырил ведь книжку из Дома.

— А ты видел, как я тырил? — завелся Санька. — Доказательства у тебя есть? Вот так-то. Молчал бы уж. Кстати, еще хоть раз про книгу пикнешь — накажу. Но между прочим, — проговорил Санька чуть тише, — между прочим, у тебя есть еще выход. Ты ведь давал мне присягу?

— Ну, давал. И что дальше?

— Значит, должен мне во всем подчиняться. Любое приказание выполнять. Так вот. Я тебе приказываю пойти сейчас к Петракову, во второй отряд, и сказать, будто сдрейфил и в Ведьмин Дом не ходил. И все. И я тебя моментально отпускаю из рабства. На глазах у всей палаты. Ну что, годится?

— Как же я к Петракову пойду, если это вранье? Я ведь и вправду всю ночь там отсидел, как и договаривались.

Серега понимал, что соглашаться нельзя. И даже не потому, что врать противно. Все куда проще. Петраков моментально обо всем разболтает, и весь лагерь узнает. И тогда у Саньки будет полное законное право не отпускать его из рабства. Тогда уже бесполезно кричать, что книжки в Доме не было, что Санька ее заныкал. Как же, ответят. Сам же признался, что в Дом не ходил. И получится — Санька всухую выиграет, а у них с Лехой не останется уже никакого шанса.

Правда, он же собирался втереться к Саньке в доверие, чтобы насчет Лехи выяснить. Значит, надо Саньку слушаться. Но лучше уж послушаться его в чем-нибудь еще. А врать про свою трусость слишком противно. Ничего, перетопчется Санька. И вообще, интересно посмотреть, как он Петракову индейцев отдавать будет.

— Отсидел, не отсидел — меня не колышет, — нетерпеливо ответил Санька, не замечая Серегиных мыслей. — Пойдем к Петракову и скажем. Прямо сейчас.

…Но идти им не пришлось. Петраков явился сам, с двумя друзьями. Высокий, плечистый, с длинными засаленными волосами. Он их не мыл принципиально… Вся троица подошла к крыльцу, на котором сидели Серега с Санькой.

— Ну, Санек, — привет, — процедил Петраков ломающимся баском и протянул ладонь. — Чуешь, за чем пришли?

Голос у него был хриплый и назойливо-веселый. Курит, наверное, подумал Серега. И как это Дуска его не засекла еще?

— Чую, — малость побледнев, отозвался Санька. Он встал и осторожно пожал широченную Петраковскую лапу.

— Этот, что ли, Полосухин? — осведомился Петраков, указывая на Серегу. Санька кивнул.

— Ну и как? — поинтересовался Петраков.

— Сдрейфил он! — тут же зачастил Санька. — Сдрейфил и в тот дом не ходил. До полуночи у забора проторчал, а потом его комары заели, и он в корпус вернулся. Думал, мы все спим, никто не заметит.

— Завянь, Санек, — бросил Петраков. — Завянь и отсохни. У нас ведь какой базар был — не тебя спрашиваем, а его. Тебя, парень, Сергеем звать, что ли? — повернулся он к Сереге.

— Ну, Сергеем, — ответит тот, приглядываясь к Петракову.

— Ну и как, Сережа? Ходил ты в дом с привидениями?

Две пары глаз уставились на него. Черные, веселые Петраковские. И Санькины желтые щелочки, яростно-испуганные, молящие.

Ну что ж, пора отвечать. Интересно, что сейчас будет с Санькой? В обморок грохнется?

— Был я в том доме, — спокойно, растягивая слова, сказал Серега. — Всю ночь там просидел, и никаких привидений там не водится. Только этот козел, Санька, книжку уворовал.

— Вот оно как… — радостно протянул Петраков.

— Врет он все! — яростно закричал Санька. — Он струсил! В дом не пошел, книжку не принес, а сейчас на меня клепает! Мы же с ним условились — он книжку в доказательство приносит.

— Ну, о чем вы там с ним условились, меня не колышет, — злым, свистящим шепотом ответил Петраков. — Это ваш базар. А у нас с тобой все четко схвачено. Так что проспорил, Санечка… Чтоб сразу после завтрака в наш корпус! Усек? И всех индейцев притащишь. Всех до единого. Лично мне в руки, в первую палату. И не вздумай рыпаться. Сам знаешь, чем борзеж кончится. Почки буду плющить. Я это дело уважаю.

— А ты, парень, молоток, — обернулся он к Сереге. — Хвалю за смелость. Ежели что — ко мне приходи. Если этот кент борзеть на тебя вздумает, мы с ним побазарим. Ну все, салют.

Троица удалилась к своему корпусу. И тут же послышался горн на линейку.

— Ну все, Серый, ты доигрался, — тихо сказал Санька. — Такой шанс у тебя был… Теперь запасай слезки.

До обеда проторчали в корпусе. Дуся на линейке объявила: третий отряд отправляется на хоздвор. Какую-то мебель перетаскивать. Но тут же, при этих ее словах, в небе громыхнуло и зарядил плотный, тяжелый дождь. Прервав линейку, Дуся послала дружину в столовую и сама, держа над головой целлофановый пакет, кинулась спасаться от ливня.

Конечно, ни о каком хоздворе не было уже и речи. План работы отряда, что сиротливо висел на стенде в холле, быстренько исправили: «Утро. Тихие игры в помещении…»

Иногда на пару минут дождь прекращался, по потом барабанил с удвоенной силой.

Серега сидел в палате. Ему не хотелось вылезать в холл, где шумел страдающий от тесноты народ. Оттуда, из холла, слышались вопли играющих в чехарду ребят, гневные крики бабки Райки, которая отнюдь не одобряла подобное занятие. Света сидела в своей вожатской и переписывала конспекты мероприятий, а Миша исчез неизвестно куда. Серега подозревал, что в кочегарку к дяде Коле. Туда многие вожатые заходили расслабиться.

Делать Сереге было нечего. Книжку Санька уволок, значит, не почитаешь, тащиться под дождем в библиотеку тоже не лафа, да и могут спросить, когда «Детей капитана Гранта» сдаст. Библиотекарша Людмила Ивановна на это дело суровая. Разве что с Лехой в шахматы поиграть? Но Леха куда-то испарился, наверное, в дяди Васин кружок по резьбе.

Оставалось сидеть на кровати и ждать. Ждать, что будет дальше, что удумает Санька. Теперь, когда он лишился своих индейцев, он ни перед чем не остановится. Так что же, терпеть? Притворяться покорным, а на самом деле изучать его? Как Штирлиц дедушку Мюллера? Почему-то сейчас Сереге это казалось скучным.

…За час до обеда Санька вошел в палату.

— Ну что, Серый мой друг, сидишь, ждешь? — осведомился он. — Потерпи, недолго уже осталось. Сейчас начнем. — Он на минуту вышел и вскоре вернулся с мальчишками. Там были не только их ребята, но и пацаны из других отрядов. Пришли посмотреть, что же здесь будет такое интересное.

Санька вскарабкался на тумбочку и заорал дурашливым клоунским голосом:

— Эй, народ, слушай сюда! Сейчас тут будет развлекаловка. Вон этот, — указал он пальцем на Серегу, — мой раб. Мы с ним поспорили на рабство, и он продул. Поэтому я сейчас его маленько повоспитываю. А то он кашки-борзянки обкушался, надо же и наказать.

Санька сполз с тумбочки и произнес:

— Я сейчас приду, а вы не уходите, я мигом. Да, и девок позовите, им тоже позырить хочется.

Народ переминался с ноги на ногу. Насчет пари знали уже все. По ребячьим взглядам Серега понял, что его жалеют. Похоже, многие чуяли, что здесь что-то не так. Но пари есть пари. Встревать никому не хотелось. С Санькой свяжешься — век потом не развяжешься, обязательно подстроит пакость.

…Леха протолкался через спины ребят.

— Не бойся, Серега. Мы ему издеваться не дадим. Правда, пацаны?

Народ молчал. Многим стало неуютно, некоторые уже жалели, что пришли. Но любопытство пересиливало.

— Леха, успокойся, — произнес Серега. Он так и не встал с кровати. — Я уж как-нибудь соображу, что делать. А вам, пацаны, я всем говорю — Санька гад! Пускай он со мной что хочет делает, а я все равно каждый день по сто раз ему буду говорить, что он гад.

Он замолчал. Легче на душе не стало. Что же все-таки Санька задумал? Мутная, серая волна вновь поднялась из живота, подступила к горлу тошнотой. Похоже, на этот раз ему не удастся себя сдержать.

Появился Санька, что-то пряча за спиной. Ребята молча расступились перед ним — словно пешеходы перед грузовиком.

— Ну что ж, приступим, — сказал Санька, вытащив руку из-за спины. Все невольно вздрогнули, по палате пробежал приглушенный шепоток. Надев на правую руку рыжую перчатку, Санька сжимал в ней здоровенный пучок крапивы. Той самой, кусачей, с Земляничной Поляны.

— Ну, чего ждешь, Серый? Видишь, что это? Понял, зачем? Повоспитываю тебя. В наказании что главное? Воспитательный эффект! Так что штаны долой — и на живот. Я давно уже говорил — порка тебе не помешает.

Вот оно как! Ну и сволочь! Все мышцы у Сереги напряглись. Еще секунда — и он бросился бы на Саньку. И Санька, прочитав его взгляд, невольно отшатнулся.

А Серега стоял. Он не знал, что делать, его скрутило от беспомощности. Она, беспомощность, сковала его, опустошила мозги. Серега с ужасом понимал, что не способен сейчас ни на что решиться, что сейчас он словно кукла, которую сжимают чьи-то невидимые лапы.

— Ну, чего сидишь, — опомнился Санька. — Штаны до колен — и на койку животом. А девок чего не позвали? — укоризненно обернулся он к ребятам. — Они что, не люди? Им тоже интересно!

…За окном сверкнула желто-розовая молния. Громыхнуло — и вновь ударила ослепительная стрела. В мертвенном свете вспышки Серега увидел, как кто-то вдруг рванулся сквозь толпу. И узнал. Это был Леха. Он подскочил к Саньке, схватил за руку, вырвал пучок крапивы и начал наотмашь хлестать его по лицу, по глазам.

— Ах ты сволочь! Ах ты мразь, — повторял он сквозь зубы, размахивая пучком.

Через несколько секунд Санька опомнился, оттолкнул Леху и принялся утирать лицо. Глаза его лихорадочно поблескивали.

— Ну, Масленок, вот ты и дождался, — закричал он с каким-то радостным отчаянием. — Я-то все молчал, все думал тебя простить — да выходит, нельзя. Все внимание. Сейчас я кое-что интересненькое расскажу про нашего Лешеньку. Все внимание!

Серега увидел помертвелые Лехины глаза.

— Внимание! Наш Масленок — зассыха! Почти каждую ночь в постель дует. Его бабка Райка жалеет — он ей на рассвете зассанную простыню тащит, а она его ругает и чистую дает. А потом где-то специально для него стирает. А знаете почему она это делает? Потому что она его родная бабка! Она специально из-за него в лагерь уборщицей устроилась, чтобы ему пеленочки менять! Вот так-то! Наш Масленок — зассыха! Да хоть сейчас проверить можно — сегодня бабка поздно заявилась, не успела ему простынку сменить! — и Санька, подскочив к Лехиной кровати, одним рывком сдернул одеяло. На простыне расплывалось большое желто-синее пятно.

Все молчали. Всех как молотком по голове треснуло. А Леха, отшатнувшись к стене, весь вжался в нее.

…К стене, где-то на высоте полуметра, был прикован Леха. Совершенно голый, истерзанный. Казалось, он был в сознании, но вот-вот его мог потерять… Мертвый свет ламп, подобных застывшим молниям, заливал камеру. Замерли сотрудники в нишах… Замер улыбающийся, в синем халатике, Санька…

Голова точно взорвалась. Исчезли палата, тумбочки, измочаленные крапивные стебли на полу… Он летел вниз по голубому туннелю, и рвались какие-то огромные черные цепи, сверкали молнии, падали с треском каменные стены, и отовсюду на него смотрели глубокие, изломанные мукой Лехины глаза.

Серега прыгнул. Коротко влепил Саньке под подбородок и тут же — локтем по затылку. И, не давая опомниться, коленом в пах.

Санька, вскрикнув, завалился и упал, треснувшись лбом о дощатый пол. Серега рванулся к нему, а вслед за ним и другие, прозревшие, несчастные, обжигаемые едким стыдом.

Но Леха оказался быстрее. Он встал возле лежащего и воющего Саньки.

— Не трожьте. Хватит с него. Что мы, звери?

И толпа отступила. Серега медленно разжал кулаки.

Вот так. Вот все и кончилось. Чего же он ждал до сих пор? Почему сразу, прибежав из лесу, не набил этому скоту морду? Все ждал, высчитывал, в Штирлица игрался… Вот и доигрался. Неужели нужна была Лехина мука, чтобы, наконец, все понять? Ну почему он думал только о себе, о том, что ребята про него скажут? Боялся своего унижения, а вышло так, что добился Лехиного. Ну почему не раньше, почему только сейчас рассыпались стены, порвались цепи?

Санька медленно сел на полу. Лицо у него было в крови и слезах, губа оказалась разбита, на лбу стремительно росла сизая шишка.

— Ну, — сказал Серега спокойно, — ты понимаешь, что все кончилось?

Санька молча кивнул.

— Тогда гони книгу.

Санька встал, вынул из кармана скомканный носовой платок и принялся вытирать лицо. Потом он медленно, стараясь сдержать прерывистое дыхание, спросил:

— Какую еще книгу?

— «Детей капитана Гранта». Это же библиотечная книга. На меня записана, мне и сдавать.

— Не брал я никакой книги!

— Брал! Вчера ты стырил ее из Ведьминого Дома.

— Да не брал я ничего!

…Стражники, держа автоматы наизготовку, прошагали из коридора в зал. Краем глаза Серега ухватил и ствол пулемета, похожий на те, что рисуют в книжках для малышни. Ясное дело, усиленная охрана. Разомкнувшись, стражники исчезли в нишах, а на полу остался большой коричневый чемодан. Сбоку белела наклейка: «Васильев Саша, 3-й отряд».

Вытащи из-под кровати чемодан, — тихо сказал Серега.

Санька неохотно полез под кровать, долго возился там, шепотом ругаясь, а потом явился на свет весь в пыли, с большим коричневым чемоданом.

— Раскрой его, — велел Серега. Санька послушно щелкнул замками.

Крышка откинулась. Все молча ждали, что же будет.

И тогда Серега наклонился над чемоданом и резко перевернул его. Гора вещей вывалилась на пол. А наверху этой горы лежала книга. В зеленой коленкоровой обложке. «Дети капитана Гранта».

— Вот так, — сказал Серега, взял в книгу. — Подбери шмотки.

— Ну и что, — обиженно отозвался Санька. — Это, может, моя собственная книжка. А где та, я не знаю.

— Да? — вежливо поинтересовался Серега и открыл титульный лист. Крупным почерком там было написано: «Ну, Серый, погоди!»

— Что, Санечка, забыл стереть? — поинтересовался он опять. — Впрочем, дохлый номер. Фломастер плохо оттирается.

Санька хлюпнул носом.

— И что же мне теперь будет? — спросил он. Вроде бы и с улыбочкой спросил, а все равно на губах запеклась липкая корочка страха.

Серега хотел было ответить, но за него это сделал Леха. Накинув покрывало на свою постель, он задумчиво посмотрел на Саньку.

— А ничего тебе не будет. Живи. Теперь-то что… Не бойся, никто тебя не тронет.

— Тем более, что Замок разрушен, — добавил Серега, и они с Лехой улыбнулись друг другу.