Он помнил дом изнутри и снаружи, знал его как свои пять пальцев. Последний хозяин (скотина!) пристроил к одному крылу низкую террасу с модной стеклянной крышей. Первое, что Рейкс сделает, вступив во владение поместьем, - снесет ее, ведь она стоит на месте цветника матери. Цветник вернется, но уже к Мери. Целый час Рейкс ходил по дому, прикидывая, где какую мебель поставить, и не мог не думать о вещах, что раньше принадлежали отцу и ушли с аукциона. У Рейкса в нынешнем доме уже было кое-что из той обстановки, а недостающее искал и покупал для него агент в Эксетере.
Отправившись под вечер к Мери, он прихватил в портфеле капсулу из ящика. Он собирался пригласить Мери на ужин в ресторан, потом съездить к другу, а переночевать у нее. Рейкс сделал большой крюк, хотя точно знал, куда ехать; времени у него было хоть отбавляй.
По шоссе, ведущему в Порлок, он подъехал с южной стороны к сигнальной башне в Данкери. Через торфяник тянулась узенькая проселочная дорога, вела с вершины холма в глубокую долину с дамбой и котлованами. Он съехал на этот проселок. Низкие тучи плотно затянули небо, гонимый ветром туман оставлял на кустах дрока, вереска и брусники капли свинцовой росы. Мир просматривался ярдов на пятьдесят, а дальше все исчезало во мгле.
Сидя в машине, Рейкс достал капсулу и повертел ее в руках. Она хорошо прилегала к ладони, не так, как граната, а словно бы делалась по форме куска мягкой глины, который слегка сжали в кулаке и получили удобные волнистые очертания. Корпус капсулы делился канавками на ромбики, как у гранаты «лимонка», чтобы при взрыве получались осколки. На основании была маленькая впадина. На краю, заподлицо с основанием, крепилась тонкая полоска из легкого металла, узенький язычок, кончик которого загибался вниз в виде перемычки. В ушки по краям язычка была продета стальная игла, которая прижимала перемычку к основанию. Придерживая язычок пальцами, Рейкс попытался вытащить иглу. Ничего не получалось, пока он не заметил, что один ее конец расплющен в диск с насечкой по краям. Рейкс крутанул диск, игла повернулась и немного продвинулась вперед. Он завинтил ее обратно и вылез из машины.
Он прошел ярдов пятьдесят к овечьей тропке, что вилась между холмами. Ветер дул ему в спину. Откуда-то спереди и справа послышались грубое, будто простуженное блеяние и кашель овец. Рейкс сошел с тропы и двинулся на их голоса, пробираясь в высоком, до колена, вереске. С подветренной стороны у гранитной скалы паслись пара овец и три уже не маленьких ягненка. Один поднял мордочку, поглядел на Рейкса и вернулся к своей траве. Рейкс, послюнив палец, проверил, откуда дует ветер, прошел пару ярдов в гору, повернулся к ней спиной. Потом, крепко придерживая язычок, стал выкручивать иглу. Овцы паслись футах в сорока. Рейкс освободил иглу и бросил капсулу футов на двадцать вперед, услышал, как щелкнул, распрямившись, язычок. Капсула упала на кочку, покатилась вниз и остановилась у зарослей папоротника.
Медленно отступая, Рейкс считал про себя секунды. Овцы продолжали спокойно пастись. При счете «Десять» послышался мягкий хлопок, капсула подпрыгнула на фут и, видимо, разорвалась, потому что больше он ее не видел. Сказать по правде, Рейкс не заметил вообще ничего. Газ, очевидно, был бесцветный.
Он взглянул на овец. Они все так же мирно паслись. «Если в этой штуковине что-то и было, - подумал Рейкс, - его уже отнесло к ним ветром». И вдруг… Ближняя овца приподняла голову, а ноги ее подкосились. Словно разыгрывая сценку или прекрасно отрепетированный цирковой трюк, упала и вторая овца. На бок, не сопротивляясь и не протестуя, а просто подчинившись силе тяжести. Глядя на овец, Рейкс заметил, как над ними, футах в шести от земли, пролетел дятел, собираясь подняться на выступающий гранитный утес. Но на полпути земля вдруг призвала его к себе, и в мгновение ока, мелькнув красными, черными и белыми перьями, птица камнем упала на траву.
Рейкс повернулся и пошел обратно.
Мери пришла к нему в ту ночь, как делала всегда, даже если родители были дома, и осталась до рассвета. На заре, после любви, он взглянул на ее лицо. Это было лицо Мери. Лицо, ему знакомое, лицо той, благодаря которой в Альвертоне будут звучать детские голоса. На нем не было и следа сверхъестественной росы. Чувствуя его взгляд, Мери открыла глаза и подмигнула.
– Любишь? - спросила она.
Он кивнул в ответ.
Она приподнялась, поцеловала его и сказала:
– Ты сегодня не в лучшей форме. Слишком много вчера выпил.
На обратном пути он заехал в Данкери, оставил машину у дороги и спустился туда, где накануне паслись овцы. Опасность уже миновала. Содержимое капсулы давно улетучилось.
В то утро не было тумана, яркое солнце играло на бронзовом вереске.
В тени гранитной скалы лежала старая овца. Там же лежал и дятел, тоже мертвый. Но рядом с умершей матерью стоял ягненок. Он заковылял прочь от Рейкса, потом обернулся и заблеял, но не потому, что просил молока (он давно вырос из этого возраста). От второй овцы и еще двух ягнят не осталось и следа, не было и следов того, что животных убрали. Там, где взорвалась капсула, Рейкс нашел несколько пластмассовых осколков и оставил их на месте.
Возвращаясь, он размышлял, почему погибли старая овца и дятел.
Дома надрывался телефон. Звонила Мери.
– Сколько ты вчера выпил? - спросила она.
– А что?
– Да ты забыл сумку. Я привезу ее, когда буду проезжать мимо.
Через два дня он позвонил Бернерсу, пригласил его в Королевский автоклуб, где и рассказал о капсуле.
– За каким чертом они нужны Сарлингу?
– Кто его знает. Мне кажется, с их помощью разгоняют демонстрации. А держат под рукой, чтобы при необходимости поскорее распределить между силами армии Кента и Суссекса.
– Не хотел бы я увидеть толпу людей, лежащих, как те овцы, - признался Рейкс. - Многие уже не встали бы на ноги. Что это за штуки такая?
– Надо спросить у ребят в Нортоне или в Форт-Детрике, что в Мериленде. Похоже на нервно-паралитический газ. Он в закрытом помещении почти всегда смертелен. - Бернерс почесал лысину. - Вот она, великая цивилизация, но ни вы, ни я не похвалим ее за это. Постараюсь разузнать об этом газе.
– Надо убрать Сарлинга до того, как он ввяжет нас в свой дикий план с этими штучками.
– Здесь понадобится мисс Виккерс. Только она сможет раздобыть все необходимые сведения.
– И раздобудет. - Рейкс встал. - Я поговорю с ней и завтра позвоню вам.
В тот вечер он пригласил Беллу на обед в ресторан и между блюдами заговорил о капсуле, рассказал, что случилось в Девоне. Говорить об этом лучше всего было именно здесь, среди людей, где она не могла выйти из себя или решительно запротестовать. Рейкс беседовал с ней о Сарлинге так, будто обсуждал деловое предложение.
– Он собирается ввязать нас в дело с этими гранатами. Значит, может погибнуть много людей. Ведь одному Богу известно, что за сумасбродные мысли он вынашивает. Неужели я останусь в стороне и допущу это?… Кучу народа отравят только из-за прихоти Сарлинга. И предотвратить это можно, лишь уничтожив старика. Его нужно убрать, и ты должна помочь, Белла. Неужели не понимаешь?
– Но ведь ты еще не знаешь, придется ли взрывать эти гранаты.
– Да, конечно, придется. Не заставлял же он меня красть их просто так, для проверки моих способностей? Сарлинг не станет тратить время на такую ерунду. Белла, я понимаю, что прошу слишком многого, но у тебя нет выхода. Или мы убьем Сарлинга, или погибнут невинные. Так что такое для нас с тобою Сарлинг, если мы сможем спасти других и обрести свободу? Разве ты не понимаешь?
– Ну да, кажется, понимаю. Когда ты так говоришь…
– Все так и есть на самом деле. Во всяком случае тебе ничего такого с Сарлингом делать не придется. Нам просто нужны сведения о нем. Кое-какие факты. Узнаешь их для нас - и можешь обо всем забыть…
Она взглянула на бокал с вином, медленно покрутила его в пальцах:
– Все это меня пугает.
– Если поможешь нам, ничего плохого не случится. Мы с Бернерсом об этом позаботимся. Но без тебя не обойтись. Ты нужна мне больше всех… Так поможешь или нет?
Прошло немало времени, прежде чем она подняла, наконец, на него глаза. Белла хотела сказать очень многое, но понимала: ничто не собьет Рейкса с намеченного пути. Ей бы просто встать да уйти, уйти от него, и от Сарлинга, и будь что будет. Однако Белла знала - это не в ее силах. Она нужна Рейксу. И сама хочет быть с ним. Белла подняла голову и кивнула.
Рейкс протянул руку, вывел девушку из-за стола:
– Ты об этом не пожалеешь. А теперь забудем все и станем развлекаться. О том, что нам нужно, я скажу после.
В ту ночь, лежа рядом с ним, она слушала его, и все слова казались ей выдумкой, но все же каждое его предположение - а она их не оспаривала - глубже и глубже засасывало ее в какой-то кошмар. Рейкс рассказывал, что ему нужно знать. Столько о Сарлинге и его домах, так много всяких мелочей… еще, еще. Боже мой, зачем ему знать о его одежде? Два ужасных серо-черных твидовых костюма цвета мокрой гранитной набережной, два темно-серых фланелевых, гладких, а не вафельных… Вспоминая, она добавляла кое-что от себя, о чем Рейкс с Бернерсом сами не догадались бы спросить. Все это смахивало на игру, смысл которой в том, чтобы посмотреть, кто дольше продержится - Рейкс с его вопросами или Белла с ответами. Какая у него зубная паста, какого цвета щетка? Как он одевается и раздевается: ботинки, потом брюки, носки или носки идут за ботинками, а уже после них брюки? И микрофотоаппарат, который нельзя прятать на груди или под поясом…
– Ведь невозможно предугадать, Белла, что взбредет в голову этому мерзавцу…
«Ни в одном из убежищ тела», - вспомнилось ей выражение из какой-то статьи то ли о туземцах, то ли о контрабандистах алмазами…
Ей казалось, что она ходит по Меону и, как туристка, за пять фунтов изучающая чужие дома, глазеет на обстановку и щелкает фотоаппаратом. Щелк - снята кровать, столик у изголовья с подносом напитков и неразрезанной Библией; щелк - и готов нерезкий снимок ковра шоколадного цвета с единственной белой, в шесть дюймов ширины, полосой по краю. Такой ковер висит у него в кабинете.
Боже мой, это же настоящая игра. Конечно, игра: лежать в темноте после любви, когда уже бесстрастная, но деспотичная рука движется по ее телу, связывает их друг с другом. Игра. Все мужчины играют в эти проклятые игры. Сколь бы серьезно ни было дело, они превращают его в игру, нешуточную, но все же игру. На сей раз она называется «Уничтожь Сарлинга». Брось кубик, собери улики, и наградой первому, кто наберет достаточно очков для убийства, будет удовольствие застрелить, зарезать, задушить или просто кончиком пальца столкнуть человечка с лестницы жизни, заставить его, кувыркаясь, катиться вниз по ступенькам. Он расшибется о мостовую, а победитель, поерзав на стуле, спросит: «Ну, а теперь что? Сыграем в монопольку, выпьем или просто поболтаем?»
– Ты все поняла? - спросил Рейкс.
– Все.
Его ровный голос, отчужденный, холодный, был полон той уверенности, которой у нее никогда не будет. Он может войти и потребовать ответа на любой вопрос у кого угодно, где угодно и когда угодно. Наперекор словам Рейкса она сказала себе: «А я хочу одного - любить и быть любимой». Разве он этого не знает? Да если и не знает, неужели в этом желании нет волшебства, способного на него подействовать? Любовь - привычка. Белла наполнена ею, и, конечно же, часть ее перейдет к нему, прорастет в нем.
– Главное, чтобы Сарлинг ни о чем не догадался. Иначе мы с тобой окажемся в аду.
– Понимаю. - Она ответила, как секретарша, которая закрывает блокнот, поднимается со стула, одной рукой смахивая пылинки с юбки. И сделала это нарочно, потому что на миг его руки оставили ее, и она почувствовала, насколько серьезны его слова.
– Сарлинга надо убрать, - повторил Рейкс в темноту. - Очистить от него этот мир. И с таким заключением врача, которое стало бы для нас охранной грамотой. - А потом, обняв Беллу, он сказал: - И почти все зависит от тебя.
Он повернул ее к себе. В темноте она не видела, но чувствовала, как близко его лицо.
– Теперь я в твоих руках. Если захочешь, сможешь предать меня, а сама останешься невредимой. Ты ведь знаешь это, правда?
– Знаю. Но мне не нравится, когда ты так говоришь.
– Никогда больше не буду.
И вдруг она спросила с какой-то болезненной дерзостью:
– А что будет потом, когда все кончится? Между нами, я имею в виду.
Без колебаний, не остановив своих рук, управлявших и его, и ее страстью, он ответил:
– Поговорим об этом, когда выпутаемся из беды.
Сгорая от любви, Белла прижалась к Рейксу. Она добивалась именно такого ответа, получила как раз то, что хотела. Разлука откладывалась на неопределенный срок.
Глава шестая
Уже несколько дней она подчинялась Рейксу во всем. В ней не осталось беспокойства, что можно ошибиться и выдать Сарлингу себя или Эндрю. Белла убедила Рейкса купить ей два фотоаппарата. Рискованно возить единственную камеру с Парк-стрит в Меон и обратно. Обычно она ездила туда вместе с Сарлингом и достаточно хорошо знала его, чтобы понять: если он заподозрит хоть что-то, то, не колеблясь, остановит машину и разденет Беллу донага. Даже шофер его ничуть не смутит.
Она прятала камеры надежно. В Меоне приклеивала липкой лентой к мраморной поперечине заброшенного камина в своей комнате. В доме на Парк-стрит тоже приклеивала - изнутри к чехлу старой пишущей машинки, что стояла в закутке у кабинета Сарлинга.
Больше двух недель Белла фотографировала, выясняла те мелочи, которыми интересовался Рейкс. Она вычертила планы обоих домов, написала распорядок дня и Сарлинга, и прислуги в каждом из них. Бумаге Белле доверялась только на Маунт-стрит, да и то в крайнем случае. Она старалась сыграть свою роль безукоризненно, чтобы доставить Рейксу удовольствие и заслужить его уважение. Повинуясь своей любви, она еще больше сблизилась с ним в, вообразив потепление с его стороны, наслаждалась неведомым доселе счастьем.
Как-то вечером Рейкс попросил ее:
– Опиши мне кабинет Сарлинга на Парк-стрит еще раз.
Слушая Беллу, он развалился в кресле и разглядывал потолок. Она повторяла этот рассказ уже не однажды, и вот Рейкс как будто снова очутился в доме старика. Поднявшись по лестнице на второй этаж, справа увидишь дверь кабинета (дубовую, на блестящих бронзовых петлях), а слева - дверь в спальню Сарлинга. Кабинет отделан дубовыми панелями, на стене - коричневый ковер с белой полосой по краю. Окна выходят на маленький дворик с садом, оборудованы сигнализацией. Под ними - резной письменный стол красного дерева с пузатыми ящиками и ажурными золочеными ручками. Справа - книжный шкаф в том же стиле. За ним дверь в комнату Беллы. Высокие, в ореховом футляре дедовские часы в левом от входной двери углу, у левой стены - ореховое бюро, а посреди комнаты - стол, кресло и два стула для посетителей. На стенах картины, на одной - конюх с черной кобылой (кисть Штаббса), другая - портрет Сарлинга, сделанный Грэмом Сазерлендом, и точно посередине левой стены - дубовая дверь в бункер.
– Хорошо, - перебил Рейкс Беллу. - Теперь расскажи, как Сарлинг попадает в бункер.
– Я уже рассказывала.
– Повтори еще раз. - Его голос зазвучал почти резко. - Закрой глаза и попытайся вспомнить, как он это обычно делает.
– Ну, говорит, что хочет пройти в бункер. Значит, я должна убраться к себе и оставаться там, пока дверь в бункер не откроется.
– Дубовая дверь?
– Нет, та, что за ней, дверь самого бункера.
– А дубовая дверь заперта?
– Нет.
– Итак, ты идешь к себе. И закрываешь за собой дверь?
– Сначала закрывала. Но теперь часто оставляю щелочку.
– Ты видела, как он подходит к двери бункера?
– Да. Только не спрашивай, как она выглядит. У тебя есть фото.
В том-то вся и беда. У них были фотографии дверей бункеров и на Парк-стрит, и в Меоне. Двери совершенно одинаковые. Нет на них ни наборного диска, ни замков - ничего, кроме большого четырехугольника из стали, который на три четверти закрывает квадратная шестидюймовая пластинка из латуни.
– Ты видишь, что делает Сарлинг, хотя он и стоит к тебе спиной?
– Ну, он не возится с ключами или чем-нибудь еще. Он просто рукой сдвигает латунный квадратик.
– Какой рукой?
– Ну, думаю правой.
– А ты не гадай. Закрой глаза и вспомни. Какой?
– Правой.
– А потом?
– Дверь открывается.
– Но ты же знаешь, что это не так. Ведь ты сама сдвигала латунную пластинку - и ничего не получилось.
Она и впрямь проделала это неделю назад по его приказу. За пластинкой оказалось шестидюймовое углубление с плоским металлическим дном - нет, все-таки, видимо, не из стали, а из хрома. Белла надавила пальцами, и оно тоже сдвинулось в сторону. За ним оказалась стальная дверь бункера. Через несколько секунд хромированная пластинка вернулась на место. «Наверно, действует скрытая пружина», - подумала тогда Белла.
– Он, видимо, сдвигает и донышко. Но ты же знаешь, я тоже так делала. Оно потом возвращается на место.
– Знаю. Подойди к стене, представь, что это дверь бункера, и проделай все снова. Причем так, как Сарлинг. Поставь себя на его место и делай то, что видела.
Она послушно подчинилась: подошла к стене и вспомнила, как действовал Сарлинг, когда она следила за ним из-за двери.
Рейкс спросил:
– Подходя к бункеру, он ищет что-нибудь в карманах? Хоть что-нибудь?…
– Нет. Он просто ставит руку вот так. - Белла погрузилась в образ Сарлинга, перевоплотилась в него, настроила память на его движения и мысленно перебрала их, от начала до конца… Сдвинуть сначала латунную пластинку, потом хромированную. Вот и все.
Стоя позади, он попросил:
– Еще раз.
Она повторила все снова.
– Молодец.
Белла повернулась, увидела довольное лицо Рейкса и поняла: чего-то он все-таки добился.
– Почему ты улыбаешься? - спросила она.
– Разве ты не поняла?
– Нет. Просто, я повторила все, как делал он…
– А раньше не все. Не так во всяком случае. Ты поставила себя на место Сарлинга. Это хорошо. И вытянула вперед правую руку, чтобы сдвинуть латунную пластинку. Но когда ты притворилась, что сдвигаешь пластинку под ней, знаешь, что ты сделала?
– Просто сдвинула ее в сторону.
– Ты сдвинула ее левой рукой.
– Неужели?
– Да.
– И это важно?
– Бог его знает. Но тут есть над чем поразмыслить. Почему не сдвинуть пластинку правой рукой? Ведь она уже поднята, готова к действию.
Рейкс, задумавшись, налил себе виски.
– Понаблюдай за ним еще раз, - бросил он через плечо. - Проследи за левой рукой. Ты должна ее увидеть. Я хочу точно знать, что он ею делает. Хорошо?
– Да, но… - Она засмеялась, радуясь, что угодила ему. - Ты можешь спросить его сам. Завтра он приедет сюда. Завтра утром.
К ее удивлению, он не обратил внимания на шутку и сказал:
– А теперь расскажи по порядку, что происходит после того, как он отодвинет вторую пластинку. Стальная дверь уходит в стену, так?
– Да.
– А когда он выходит из бункера? Как закрывается дверь?
– Я же тебе говорила. Около двери в стене есть кнопка, как для звонка. Сарлинг касается ее, и дверь возвращается на место. И не спрашивай, нажимала ли я ее, когда дверь закрыта. Нажимала. Без толку. Как насчет рюмочки мне? - попросила Белла с уже привычной ласковой развязностью, на которую она теперь имела право.
Он, смешивая джин с тоником, спросил:
– В Меоне дверь открывается так же?
– В точности. Только кабинет там другой. Но в бункер Сарлинг проникает точь-в-точь, как на Парк-стрит. - Белла взяла у Рейкса стакан. - Лично я не понимаю, зачем забираться в бункер. Почему не поиграть и не сделать то, что он хочет? Сарлинг никогда больше тебя не потревожит. Он же дал слово.
– Этого мерзавца надо убрать, - со злостью ответил Рейкс, - чтобы мы все могли жить спокойно. Неужели ты не понимаешь, что Сарлинг и не собирается нас отпускать? Да, он даст нам передохнуть, но недолго. Он же любит властвовать, пользоваться людьми. Так вот, мной он, черт возьми, не воспользуется!
Рейкс обнял Беллу за плечи. Белла крепко прижалась к Рейксу: ей хотелось взволновать его. Но он лишь поцеловал ее в висок, отвернулся и спросил:
– Может ли Сарлинг вдруг поехать из Меона на Парк-стрит и наоборот? Среди ночи? Ни с того ни с сего?
– Да. Он переменчив, как все богачи. Возьмет да и захочет чего-нибудь новенького. И наплевать ему на беспокойство, причиняемое другим. Он может нагрянуть в Меон в полночь, даже не позвонив из Лондона. Помнится, раз он уже отправлялся в такой ночной вояж. Передумал лишь на полпути.
– Его всегда возит шофер?
– Не всегда. Никто не удивится, если его повезу я. Или в «Роллсе», или в моей машине, или в одной из его машин.
Потом, вдоволь насладившись любовью, лежа подле спящего Рейкса, Белла вспоминала его злые и горькие слова: «Он же любит властвовать, пользоваться другими людьми». Это же можно сказать и о самом Рейксе. Несмотря на то что знакомство с ней Рейксу навязали, он сумел во всем подчинить ее себе, и ему это нравится. Она уже принадлежит Рейксу так, как никогда не принадлежала Сарлингу. Рейкс и Бернерс собираются его убить. Они хотят освободить себя, а значит, и ее тоже. Но что потом? Захочет ли он по-прежнему быть с нею? Здравый смысл снова и снова подсказывал ей: Рейкс никогда не женится на ней. У него в Девоне своя жизнь. Там должна быть - или, в конце концов, будет - та, которая станет его супругой. Ну и что? Рейкс не из тех мужчин, кому полностью хватает жены. И он захочет ее, Беллу. Он, как и Сарлинг, не расстанется с тем, чем обладает. Он может не вспоминать о ней несколько недель, месяцев, но никогда не отдаст другому насовсем.
Сарлинг сидел в кресле у окна, широко расставив ноги, подавшись вперед и положив руки на набалдашник трости. Время от времени он опускал обезображенную квадратную голову, клал подбородок на руки и застывал, как химера, уставившись на Рейкса коричневыми глазами. Серый пух его волос освещало солнце.
Вскоре Рейкс понял, что Сарлинг пребывает в ином настроении, нежели обычно. Он говорил легко, доверительно, словно балагурил с собутыльником.
– Я - седьмой сын седьмого сына, - сказал Сарлинг. - Наверно, это кое-что значит.
– В Девоне считается, такой человек способен разговаривать с рыбой, но, если убьет хотя бы одну, этот дар исчезнет.
– Интересно. Четверо моих братьев умерли, не дожив до двадцати. Я ушел из дома в шестнадцать и уже не вернулся. Родился я в маленькой деревушке в Гантингдоншире. А это, - он презрительно провел рукой по телу, - мне досталось от коротышки-отца и пугала-матери, из которой все соки высосали шестеро старших сыновей. Его, - старик потрогал лицо, - я получил в двадцать один год. Тогда я заработал первые пятьдесят тысяч, отметил это вином и красивой знатной женщиной. Она обошлась мне в пятьсот фунтов еще до того, как переступила порог моей спальни. У коробка спичек на туалетном столике она оставила незатушенную сигарету. Я проснулся буквально в горящей постели. Думал, что попал в ад. С тех пор я не прикасаюсь ни к алкоголю, ни к табаку. Хирурги годами бились над моим лицом, но тщетно. Однако я живу с ним, научился его любить и готов ради него на все. Знаете, почему я говорю вам об этом?
– Надеюсь, не для того, чтобы разжалобить?
– Вас?! - Сарлинг расхохотался.
– Возможно, вы хотите оправдаться. Не трудитесь - бесполезно.
– Неужели? Психолог бы заверил вас, что вся моя жизнь после этого, - он ткнул пальцем в лицо, - была не более, чем месть за малый рост и отвратительную внешность. Честно говоря, все это ерунда. В двадцать один год со мной случилось только одно - я обезобразил лицо и понял, что жить лучше без вина и курева. Если бы мы поменялись телами, я бы все равно сидел здесь и рассказывал вам о себе правду.
– Какую?
– О том, что обычная жизнь мне наскучила и больше не радует. Я - игрок. Чтобы по-настоящему жить, мне надо рисковать собой и своими мыслями. Сделав первые пятьдесят тысяч, нужно быть ослом, чтобы, оставаясь в рамках закона, не нажить за десять лет миллион. Я добился этого, но мне было мало. Я начал преступать закон. Всячески рисковать. Меня это удовлетворяло и приносило деньги. Я похож на человека, который, сам того не зная, время от времени сгорает от желания донага раздеться на людях. А я - каждый раз я хотел рисковать сильнее. И вот теперь опасность должна быть смертельной. Поэтому мне и нужны вы. Это будет афера, которая сделает нас легендарными, даже если правду узнают после нашей гибели.
– Ни живой, ни мертвый, я, черт возьми, не хочу превращаться в легенду!
– У вас нет выбора. К тому же вы получите много денег. - Он поднял трость и ткнул ею в Рейкса. - Обещаю вам и Бернерсу по крайней мере полмиллиона на двоих.
– Нам больше не нужны деньги.
– Вы сами не знаете, что вам нужно. У вас не хватает смелости взглянуть в лицо своим желаниям.
– Я точно знаю, чего хочу. Найти досье и светокопии, убить вас и возвратиться в Альвертон.
Сарлинг усмехнулся и почесал подбородок рукоятью трости.
– Неужели вы до сих пор себя не поняли? Что, по-вашему, сделало вас таким? Желание отомстить за отца, вернуть фамильную усадьбу, заставить корни семьи Рейксов вонзиться в землю еще глубже? И вы в это верите?
– Во что я верю - мое дело.
– Мое тоже. Если бы меня не было, вы все равно продержались бы от силы года два. А потом опять бросились бы в пучину. Вы же шулер, искатель приключений, а не любитель спокойной жизни. В душе вы это отлично понимаете. Когда в ваши мысли закрадывается истина, вы стараетесь перекричать ее словами об Альвертоне, Мери Уорбутон, Девоне и своей семье. Между тем вы похожи на меня: живете лишь мечтой о крупной игре и смертельной опасности.
– Вы с ума сошли.
– Конечно. Мы оба спятили. Ваши слова - подтверждение того, что мы отличаемся от большинства людей. У нас иные мечты. Мы не из жизни, а из легенд, что она создает.
– Допустим, - Рейкс пожал плечами. - И когда же мы начнем воплощать их?
– Через несколько месяцев.
– Что же это будет?
– В свое время вам сообщат. - Сарлинг встал.
– Мне кажется, говоря о любви к опасности, вы забываете, что подвергаться ей будем только мы с Бернерсом.
– На основной исполнительной части - да. Но вы не хуже меня знаете, что существует опасность не только физическая. Человек может рисковать и в мыслях, даже когда просто говорит по телефону. Рисковать собой, своей душой, судьбой - вот настоящая отрада.
Рейкс, которому внезапно наскучила напыщенность Сарлинга, проворчал:
– Вам нужно лечение, и я знаю, какое прописал бы вам я.
– Это меня тоже пьянит. - Сарлинг сморщился и заговорил с наслаждением: - Вот та опасность, от которой я чувствую себя живее других: знать, что стоит мне хоть раз ошибиться, вы убьете меня. Я благодарен вам за это.
– Не трудитесь благодарить. Вы только ошибитесь, и, клянусь, в день вашего убийства я тоже буду чувствовать себя живее большинства людей.
Сарлинг еле заметно кивнул и ушел, оставив Рейкса размышлять над услышанным. «Боже мой, он считает меня искателем приключений. Смертельно рискующим, чтобы разогнать кровь в жилах. Старик явно свихнулся». И все же одна мысль не оставляла Рейкса: не слишком ли поспешно отрицает он слова Сарлинга? Пытаясь забыть о них, Рейкс сосредоточился на том, как поскорее убрать старика. В то утро он встретился с Бернерсом, они долго обсуждали сведения, которыми завладели, и набросали черновик действий. Об окончательном плане не могло быть и речи, пока не будет раскрыт секрет замков в бункерах.
– Вы узнали что-нибудь о капсулах? - спросил Рейкс.
– Да. Удивительно, сколько можно выудить из общедоступных источников, если знать, где искать.
И он рассказал Рейксу о газе. Оказывается, в прошлом году в Лондоне, в отеле «Боннингтон», под руководством «Библиотеки мира Дж. Д. Бернала», просветительской организации, созданной, чтобы шире использовать науку на благо мира и процветания, прошла конференция по химическому и биологическому оружию. Участники хотели оценить его современный уровень и обсудить моральную ответственность ученых в деле развития и использования этого оружия. Материалы конференции были изданы отдельной книгой.
– Я попытал счастья, - продолжал Бернерс. - Взял да и позвонил им, спросил, что они знают о газе под названием 3/93 ГФ 1. Мне ответили, что это нервно-паралитический газ. Американцы называют его Ви- или Джи-газом. Он известен и как ЦМФФ, или циклогексил метилфосфанофторад. Используется для расправы с демонстрантами: человек теряет от него сознание на несколько секунд. Газ без цвета и запаха. Очень быстро улетучивается. В закрытом помещении смертелен, если вдыхать его несколько минут. Любой врач, не зная о газе, установит смерть от разрыва сердца. Так оно, в сущности, и будет. Неплохо работают ребята, правда?
И у них его целый ящик! Рейкс вспомнил, как падали овцы. Одна из них, видимо, вдохнула изрядную порцию.
Рейкс встал и налил себе виски, Он вдруг почувствовал, что устал и выдохся. Придя домой, Белла сразу догадалась - Эндрю не в духе и немного пьян. Пепельница на полу была полна окурков. Рейкс развалился в кресле со стаканом виски в руке. Взглянув на Беллу, он попросил:
– Скажи мне что-нибудь хорошее. Например, что он упал с лестницы и сломал шею.
– Но ведь это не поможет. Досье и светокопии все равно останутся в бункерах. - Она подошла и нежно поцеловала его в лоб. - Что с тобой?
– Ничего. Просто перенервничал.
– Я знаю. - Белла пошла в спальню, сняла пальто и подкрасила губы. В зеркало увидела, как он раздраженно почесал затылок. Белла научилась понимать чувства Рейкса и уже угадывала его настроение. Она изучила его жесты и мимику и часто догадывалась, какое состояние души они отражают. Раньше, с другими мужчинами, ничего подобного не было.
Она вернулась в гостиную, присела на подлокотник кресла. Белла сознавала, что выглядит прекрасно, заметила, как его взгляд прошелся по ее ногам и остановился на новом оранжевом платье. Она наморщила нос, а он невесело подмигнул ей.