– Но я видел труп на улице, и мне доложили, что преступник схвачен на месте преступления.

– Боюсь, мы приняли желаемое за действительное, – пожал плечами Робер, проклиная себя за очередную глупость. Можно подумать, он не знал, что вешатель ездит по улице Адриана, а раз так, ухо нужно держать востро.

– Я полагаю, настоящий преступник скрылся, – неторопливо произнес Карваль. – Разумеется, мы будем его искать. Весьма вероятно, он связан с Давенпортом. Покушение на герцога Эпинэ является звеном той же цепи, что резня в Тарнике и нападение на Его Величество.

– Убийца – солдат, – внес свою долю вранья Жильбер Сэц-Ариж, – или разбойник. Я видел, как он убегает по крышам. Очень ловкий человек.

– А что делает здесь этот горожанин? – Уолтер Айнсмеллер протиснулся меж скривившихся южан, остановился в шаге от пленника и поднес к носу желтый платок. – Его взяли на месте преступления?

– А Леворукий знает, чего он здесь болтался, – влез Дювье, – может, спереть что хотел, дом-то пустой.

– Что ты тут делал? – палец в черной перчатке целил в грудь «гусенку».

– Что-что, – зло бросил тот, – охотился... Одного хлопнул, жаль, не тебя, змеюка усатая!

И вправду жаль. Того, кто прикончит Айнсмеллера, следует носить на руках и представить к ордену. А ведь выбери они с Карвалем другую дорогу, дурню могло б повезти, а с ним и Альдо. Айнсмеллеры и Люра еще ни одного короля до добра не довели. Робер торопливо произнес, глядя в злые юные глаза:

– Не ври, стрелял не ты. Стрелка мы поймаем, а ты дай слово, что не поднимешь оружие на слуг Его Величества.

– Подниму, – окрысился мальчишка, – и никого со мной не было. Это я стрелял. Я! Ясно вам?!

– Что ж, – вздохнул Айнсмеллер, – все ясно. Сбежавшего преступника следует найти, но перед лицом закона убийцами являются оба, а убийца должен быть наказан. Немедленно.

Усатый красавец знал, что говорил. Согласно высочайшему рескрипту пойманных с поличным надлежало вешать без исповеди на месте преступления, а имущество конфисковывать в пользу короны.

Родные казненных становились заложниками, головой отвечающими за безопасность защитников и приближенных Его Величества. Убитый солдат обходился городу в четыре жизни, офицер или чиновник – в шестнадцать, за придворного должны были умереть шестьдесят четыре ни в чем не повинных обывателя. Нет, нельзя давать за убийство Айнсмеллера орден, потому что отвечать за скотину будут другие. Головой. Во сколько жизней обойдется смерть Первого маршала, Робер предпочел не думать.

– Вы ведь куда-то торопились, барон? – Нужно быть спокойным. Но как бы пошла Айнсмеллеру дырка во лбу или «перевязь Люра»! – Не лучше ли вам продолжить свой путь?

– О нет, мой друг, – черные усы шевельнулись, сверкнули белоснежные зубы. – Говоря по чести, я искал вас. У меня к вам и господину Карвалю серьезный разговор. Между цивильной стражей и военными существует некоторое непонимание, его следует преодолеть, но сначала покончим с печальной необходимостью.

Айнсмеллер не отцепится, потому что ему нравится смотреть на повешенных. Кто-то об этом говорил... Джеймс Рокслей? Нет, Раймон Салиган! Неряха вчера в очередной раз напился и полночи рассказывал, как Айнсмеллер ездит на охоту за мятежниками, а если мятежников нет, обходится теми, кто попадается под руку. Раньше красавчик-ординар мучил любовниц и собак, потом не угадал с дамой и оказался в Багерлее. Там бы ему и оставаться, но Фердинанд выпустил ублюдка заодно с жертвами Манриков. Айнсмеллер принюхался и резво перепрыгнул к Рокслеям. Джеймса от этой твари мутит, но покойный маршал Генри брезгливостью не страдал. Альдо, к несчастью, тоже.

– Согласно статуту вам следует передать преступника цивильным властям. – Усатая тварь не могла оторвать взгляда от нахохлившегося «гусенка». – Каждый должен делать то, что положено, и делать хорошо. Не правда ли, герцог?

Цивильников не меньше двух дюжин. Это тебе не гоганы, а гарнизонная солдатня, так просто не перебьешь. А хоть бы и удалось, цивильный комендант – не ворона, за него прикончат сотню заложников и найдут нового мерзавца.

– Что ж, – глухо сказал Робер, – распоряжайтесь.

Можно уехать, обождать на улице, отвернуться, но совесть или, вернее, то, что от нее осталось, требовала досмотреть до конца. И запомнить.

– Монсеньор, – рука Жильбера Сэц-Арижа сжимает эфес, – вам не кажется... Пленника даже не допросили...

– Жильбер, пойдите проверьте лошадей.

– Монсеньор...

– Выполняйте, теньент! – хрипло рявкнул Карваль. – Живо!

Жильбер исчез. Цивильники, то ли не замечая, то ли не желая замечать тяжелой ненависти в глазах южан, занялись привычным делом. Двое взобрались на разлапистый клен, ногами пробуя крепость сучьев, третий возился с веревкой, еще парочка вломилась в дом и через несколько минут вернулась, волоча кухонную скамью. Пленник следил за приготовлениями со странной улыбкой на вдруг похорошевшем лице. Оказавшиеся светло-карими глаза сияли, ноздри раздувались, как у разыгравшегося жеребенка.

– Быстрее! – Красивое лицо цивильного коменданта казалось отражением лица приговоренного – горящие глаза, раздувающиеся ноздри, полуоткрытый, очень яркий рот. – Быстрее, я сказал!

– Готово, – сообщил тот, что забрался повыше, – выдержит.

– Давайте, – господин барон уже не мог скрыть нетерпения. Закатные твари, он и впрямь сумасшедший. Робер вздрогнул от захлестнувшего его тоскливого отвращения. Это была не первая казнь и тем более не первая смерть, которую он видел. И не последняя.

Двое цивильников подхватили талигойца под руки, тот дернулся. Испугался? Понял наконец, что его ждет?

– Пустите! – завопил пленник отчаянным ломающимся голоском. – Уберите лапы! Я сам пойду!

– А ну, пустите! – прикрикнул Карваль, без тени сомнений повесивший Маранов. Воистину все веревки связаны: начали в Эпинэ, дотянули до Олларии.

– Да, пусть идет сам, – прошептал Айнсмеллер, облизнув губу. – Медленно идет. Еще медленней... И петлю тоже пусть сам наденет.

Равнодушные лица цивильников, угрюмые взгляды южан.

– Эй, вы, – приговоренный ловко взобрался на скамью, – раканы-тараканы! Вам все равно конец! Мы вам...

Мальчишка ругался грязно, грубо, неумело, не понимая и трети слов, которые швырял в лицо палачам и солдатам. Худющий, босой, с петлей на шее, он стоял на закопченной лавке, выкрикивая угрозы, а цивильный комендант столицы, широко распахнув глаза, склонил голову набок, словно слушал какую-то серенаду. Потом Айнсмеллер убрал желтый платок и вынул черный с алой монограммой. Эпинэ почувствовал запах лилий и еще чего-то, похожего на мускус.

Цивильный комендант улыбнулся и поднес черный шелк к правильному носу. Из-за спин цивильников выкатился пузатый здоровяк. Робер понял, кто это, только когда ублюдочный красавчик махнул платком. Пузан одним пинком выбил из-под ног навсегда оставшегося просто талигойцем парнишки скамейку и, ухватившись за тощие ноги, навалился всем телом. Затрещала, но не обломилась черная ветка, упал на землю последний лист, помянул Леворукого Колен Дювье.

– Лэйе Астрапэ, пошли уходящему достойного спутника!

– Вы что-то сказали, герцог?

– Ничего, барон, ровным счетом ничего. Идемте.

– Постойте, – Айнсмеллер не мог оторваться от пляшущего в петле тела, – одну минуту...

– В таком случае догоняйте. – Робер сглотнул застрявший в горле комок и, расшвыривая бурые листья, пошел к калитке. Дракко понял, что с хозяином что-то не так, и прижал уши не хуже Моро. Робер оглянулся и напоролся на взгляд Сэц-Арижа. «Раканы-тараканы»... Оллария свое слово сказала. Можно вешать, стрелять, пороть – от позорной клички не избавит ничто. Появился Айнсмеллер, спокойный, довольный, сытый, замурлыкал о мятежниках, облавах, заложниках. Робер слушал, а копыта Дракко выстукивали: «Раканы-тараканы», «раканы-тараканы», тараканы, тараканы... Тараканы, заползшие в чужой дом и превратившиеся в чумных крыс.

Глава 4

Оллария

399 года К.С. 18-й день Осенних Волн

1

Эпинэ, Придд, Окделл, Алва, Савиньяк, Дорак, Ариго, фок Варзов, Гонт, Тристрам, Берхайм, Рокслей, Карлион... Эти имена Ричард помнил с детства: последний Высокий Совет Талигойи, принявший отречение Эрнани и избравший регентом Эктора Придда. Прошло больше четырехсот лет, и в Гербовом зале король Ракан вновь соберет Людей Чести. И пусть говорят, что остановить время и тем более повернуть его вспять нельзя, для Альдо слова «невозможно» просто нет. Изгнанник вернул трон предков, Оллария вновь стала Кабитэлой, в королевском дворце будет заседать Высокий Совет, а Повелитель Скал, как в прежние времена, встанет рядом со своим королем. Воистину

Миг и Вечность, Штиль и Шквал,
Скалы...
Четверых Один призвал,
Скалы...

– Монсеньору не угодно посмотреть на себя? – Куафер отступил назад и поднял пахнущие резедой руки, показывая, что сделал все, что мог, и даже больше. Ричард неторопливо поднялся с кресла и подошел к огромному, в потолок, зеркалу. Из загадочных глубин на Повелителя Скал глядел молодой вельможа в черном с золотой оторочкой платье. Сжатые губы, слегка, но не чрезмерно вьющиеся русые волосы, серые глаза. Герцогская цепь, фамильное кольцо с карасом на среднем пальце правой руки и два парных кольца с рубинами на обоих безымянных... Единственное, чего не хватает, – орденской цепи.

Награды и титулы, полученные из рук Олларов, Альдо объявил недействительными. Сюзерен поступил правильно и справедливо, но воспоминаний о первом бое было мучительно жаль. Ничего, будут другие сражения и другие ордена. Настоящие.

– Монсеньор доволен? – взволнованно спросил куафер.

– Да, Джакопо, – улыбнулся Ричард, – ты прекрасный мастер, просто прекрасный.

– Эскорт готов, – доложил Эндрю Нокс. Бывший офицер для особых поручений при генерале Люра впервые надел парадный мундир капитана Личной гвардии Повелителя Скал. Что ж, выглядел он отлично, уж всяко лучше коротенького Карваля или сменившего его Сэц-Арижа с мальчишеским ломающимся голоском и прыщами на шее.

– Благодарю, капитан! – с удовольствием произнес герцог Окделл. Кажется, он ничего не забыл и не упустил. – Ступайте вперед, я сейчас буду.

Ричард немного задержался, наблюдая, как в прихожей рабочие разворачивают рулон с золотистым обивочным шелком, и вышел на крыльцо, у которого ждал караковый линарец. Юноша взял у конюха половинку яблока и протянул изгибавшему шею жеребцу, ни статью, ни ценой не уступавшему покойному Бьянко. Конь деликатно принял угощение и взмахнул тщательно расчесанным хвостом. На ярком свету Карас понравился Дику еще больше, чем в конюшне торговца. Мысль приобрести для церемоний линарца была верной. Нет и не может быть ни лошади, ни человека, совмещающего в себе все. Для боя не найти коня лучше мориска, для парадов и прогулок нужен покладистый, добронравный красавец, на которого не страшно подсадить самую робкую даму.

Дик протянул Карасу вторую половинку яблока, которую тот и взял с видимым удовольствием. Конь хрустел угощением, а хозяин прикидывал, выезжать прямо сейчас или немного выждать. Прибывать первым так же глупо, как и последним. Лучше всего появиться сразу же после Валентина, чтобы тот увидел и Караса, и свиту Повелителя Скал. Юноша окликнул слугу:

– Поторопите виконта Лара.

– Слушаюсь.

Однако торопить никого не понадобилось – Наль, удивительно нелепый в темно-красной с золотом одежде наследника Дома Скал, выкатился на крыльцо и с нескрываемым восторгом уставился на Ричарда.

– Святой Алан, – пухлые щеки кузена от волнения стали красными, – настоящий Святой Алан!

– Ты же знаешь, – довольный жизнью и собой Ричард от души хлопнул крякнувшего родича по плечу, – Окделлы похожи друг на друга, как листья с одного дуба.

– О да, – с легкой завистью подтвердил кузен, – но как же тебе идет. Настоящий талигойский рыцарь!

– У Его Величества безупречный вкус, – окончательно развеселился Ричард, – а Джереми отыскал прекрасного портного. Ладно, поехали, негоже являться позже всех.

Ричард ухватился за гриву Караса и ловко вскочил в седло. Именно так садились на коня Савиньяки. Дику немного не хватало обоих братьев, и юноша в глубине души надеялся, что те рано или поздно присягнут настоящему королю и встанут на Высоком Совете за спиной Робера Эпинэ. Без Дораков Талигойя обойдется, но за Савиньяков, фок Варзов и графа Ариго нужно бороться. Конечно, кем бы ни оказался брат, на отношении Дика к сестре это не скажется, но Катари будет больно, если знамя Ариго запятнают еще больше.

Рассчитывать, что сосланный в Торку собственным отцом Жермон окажется Человеком Чести, было наивным. Дик это понимал и все равно надеялся. Сейчас графу Ариго сорок, бо?льшую часть жизни он провел в походах, а война облагораживает. Брат Катари мог измениться к лучшему. Надо ему написать. Ему, Катершванцам и Арно – пусть убедит Эмиля и Лионеля вернуться в Кабитэлу. Альдо только обрадуется, он не собирается никому мстить. Эпинэ тоже переходили на сторону Олларов, а Робер – лучший друг Его Величества.

– Монсеньор, – вполголоса спросил Нокс, – разрешите открыть ворота?

– Открывайте, капитан.

Кованые створки, с которых уже сняли воронов, но не успели прикрепить вепрей, медленно распахнулись. Первым двинулся знаменосец в багряном плаще. Его сопровождали двое солдат с обнаженными палашами и четверка трубачей, за которыми гарцевал капитан Нокс.

Ричард обернулся к восхищенному Налю, вцепившемуся в поводья очень приличного гнедого. Посадка кузена оставляла желать много лучшего, и Ричард невольно поморщился. Конечно, Полный Совет собирается не каждый день, а наследником титула Наль пробудет лишь до рождения у Повелителя Скал первенца, но подучиться кузену придется. Дом Окделлов не должен быть посмешищем, а Наль, как его ни одевай, остается толстым чиновником. Не хватало, чтоб какой-нибудь остряк «спутал» его с писцом или ликтором.

– Реджинальд, – Ричард постарался подсластить пилюлю улыбкой, – тебе бы не помешало похудеть.

– Я знаю, – вздохнул кузен, – это у меня от матушки, а ведь я очень мало ем.

– Ты еще и двигаешься мало, – засмеялся Дик, – то есть двигался. Теперь ты каждое утро будешь фехтовать и ездить верхом.

– А может, я заболею? – предложил Наль. – Заболею и уеду в Надор. Тебе не придется за меня краснеть, а мне не нужно будет худеть.

– В Надор ты поедешь, но не поэтому, – Дик запнулся, подбирая слова. – Понимаешь... Надо сделать так, чтобы матушка не приехала в Олла... В Кабитэлу. Понимаешь ли...

– Понимаю, – подхватил кузен, – ты не хочешь, чтоб эрэа Мирабелла встретилась с Айри. Я с тобой полностью согласен, они могут снова поссориться.

– Вот именно! – Дик возблагодарил небеса, избавившие его от объяснений. Предлог – лучше не придумаешь. Хотя никакой это не предлог. Он заберет сестру при первой возможности, а матушка, без сомнения, все еще зла на дочь. Зачем их сводить?

– Я давно хотел спросить, – Наль снова покраснел, – почему Айри не с нами?

– Я ее еще не видел, она в свите Ее Величества. – Что б ни говорил Альдо, для Ричарда Окделла Катарина Ариго остается и всегда останется королевой. – А Ее Величество никого не принимает.

– И Айри тебе даже не написала?

– Нет, – коротко ответил Ричард, делая вид, что занят дорогой и лошадью. Двадцатый раз пережевывать одно и то же не хотелось. Айри на письма не отвечала. Так же как и Катари. И это начинало тревожить.

Юноша ни на мгновенье не допускал, что Альдо Ракан может повести себя недостойно с женщиной. Значит, Катари молчит по другой причине. Королева слишком горда, чтобы, потеряв трон, просить помощи у тех, кто поднялся на вершину. И еще на ней лежит тень ее жалкого мужа или, того хуже, не мужа.

Дик только недавно осознал, что будет, если олларианские браки признают недействительными. Тысячи женщин, и среди них Катари, окажутся в положении Ровены из «Плясуньи-монахини», считавшей себя женой Галахада и лишь после его смерти узнавшей, что их брак не имеет силы. Но Ровена любила, а Катари!.. Ее молодостью и честью заплатили за жизнь соратников Борна.

Теперь Удо – один из доверенных сподвижников Его Величества, а Катарина Ариго одинока и опозорена, так чего удивляться, что она прячется от людей?! Но почему молчит Айри? Сюзерен заверил, что герцогиня Окделл совершенно свободна и может переехать к брату в любое время. В этом-то все и дело! Айри не знает Альдо, она может решить, что ее свобода – ловушка. Ей позволят выйти, а назад не впустят. Именно так поступили с дамами Алисы, Айри об этом известно, вот она и остается со своей королевой. Храброе и верное сердечко!

– Монсеньор, – капитан Нокс казался серьезнее самого Вейзеля, – нам предстоит проехать улицей Адриана, я прошу вас и вашего кузена поменяться плащами со мной и Томасом и смешаться с солдатами.

– Что за чушь, – пожал плечами Дик.

– Это не чушь, – Наль пытался говорить спокойно, но глазки кузена предательски бегали, а голос дрожал, – я же тебе говорил... Вас, то есть нас, в городе не любят.

– Виконт Лар совершенно прав, – Эндрю изо всех сил пытался скрыть презрение, – сбежали далеко не все олларовские прихвостни. Разумеется, они не нападают открыто, но... Вчера стреляли в герцога Эпинэ. Монсеньор, я не хочу искать себе нового господина. И мои люди не хотят!

Да, северяне не забыли Симона Люра, таких не забывают. Ричард тоже нет-нет да и вспоминал то шутки генерала, то его советы. Люра был умницей, но главное, в нем были благородство и смелость. В жилах генерала не текло ни капли крови эориев, титул и звание он получил из рук Олларов и все-таки перешел на сторону принца Ракана, что и решило исход восстания.

Симон понимал, что никогда не сравняется с новыми соратниками знатностью, победа Раканов висела на волоске, в Олларии отступника ждала даже не плаха, виселица, и все равно он послушался совести. Уцелеть в десятках сражений и так страшно и нелепо погибнуть! Ричард тепло улыбнулся напряженно молчавшему офицеру:

– Капитан, клянусь вам, имя Симона Люра не будет забыто, но я был бы недостоин вашей тревоги, если б стал скрывать лицо и герб. Держите ухо востро, и пусть решает Создатель! Наль, к тебе это не относится, можешь сменить плащ.

Кузен ощутимо побелел, затем покраснел и дрогнувшим голосом произнес:

– Я поеду рядом с тобой в своем плаще.

Воистину куда конь с копытом, туда и ызарг с хвостом, хотя он к бедняге Налю несправедлив. Чиновник не обязан быть храбрецом. Чиновник не обязан, но не будущий граф Ларак. Хорошо, что Реджинальд все-таки помнит свой долг. Ричард подмигнул кузену:

– Давай, покажи им, что Люди Чести ничего не боятся! Вперед!

2

– Убил бы, – Альдо Ракан зачем-то схватил с камина бронзовую фигурку и взмахнул ею, как булавой, – взял бы и убил. Уж лучше я, чем другие! Ты соображаешь, что творишь?

Робер пожал плечами, отвечать было глупо. Разве что сказать, что он-то как раз соображает. В отличие от сюзерена, родившегося и выросшего в Агарисе. Мать Альдо была агарийкой, отец – наполовину алатом! Наполовину неизвестно кем. Талигойская кровь в Раканах сошла на нет давным-давно, но беда была не в этом. Кровь может быть хоть гоганской, хоть бирисской, главное – понять и полюбить не свои выдумки, а настоящую страну или живого человека. Сюзерену это не грозило, Альдо видел только то, что хотел. А слышал себя и только себя. Иноходец невесело усмехнулся.

– Айнсмеллер нажаловался?

– Не нажаловался, а рассказал. – Его Величество с грохотом водрузил статуэтку на место. – Все! С завтрашнего дня изволь ездить по городу в кирасе и шлеме. Считай это приказом.

– Нет, – оказывается, герцог Эпинэ научился говорить спокойно, как бы ни клокотало внутри, – я не стану ездить по собственной столице в доспехах. И солдатам не дам. Иначе нас окончательно в захватчики запишут, а от пули в спину кираса все равно не спасет.

– Тогда меняйся плащами с гвардейцами. – Альдо был не на шутку встревожен и расстроен, и Роберу стало стыдно за издыхающую дружбу. – Ты совсем себя загонял, так дело не пойдет.

– Фураж сам не придет. – Эпинэ с трудом удержался от того, чтоб прикрыть глаза ладонями. – Альдо, подданные не овцы, чтоб их стричь и резать. Подданных надо если не любить, так хотя бы делать вид, что любишь. И уж всяко не грабить сверх меры.

– И что дальше? – Альдо не злился, ему было скучно.

– У нас только один выход, – Лэйе Астрапэ, пусть сюзерен хоть что-нибудь поймет, хоть самую малость! – Перевешать самых ретивых мародеров и самых ретивых вешателей.

– Погоди, – Ракан задумчиво потер переносицу и зевнул. – Закатные твари, опять не выспался! Если так и дальше пойдет, забуду, как женщина без рубашки выглядит.

– Так-таки и забудешь, – отшутился Робер, а в душу глянули зеленые глаза. Лауренсия... Кем она была, его последняя женщина? В каком огне она сгорела?

– С самой Сакаци безгрешен, – возмущенно объявил сюзерен. – С этим королевством столько мороки, один Совет чего стоит, а без него все к кошкам летит.

– Так уж и все? – задал Робер нужный вопрос и сразу стал себе противен. – Да и не выходит у нас никакого Совета. Нужен двадцать один человек, при Эрнани осталось тринадцать, а сейчас ты, мы с Диконом, Придд, Рокслей и все.

– Ничего не все, – замотал головой Альдо. – Еще Удо, разыщи его, кстати. Берхайм, конечно, зануда порядочная, но он тоже настоящий, так что живем! И вообще, Повелители заменяют своих вассалов, а я заменю любого Повелителя, так что законную силу Высокий Совет имеет.

– Ты это новому кардиналу сказать не забудь.

– Не бойся, – лицо Альдо стало плутоватым, – в еретики нас не запишут. Во-первых, мы нужны, во-вторых, против Эрнани Святого церковь не попрет, а Эрнани Высокий Совет собирал. Главное, чтобы твои распрекрасные талигойцы поняли – нет права выше права крови.

– Я бы предпочел другое, – проворчал Робер, растирая занывшую руку. – Неужели ты не хочешь, чтоб подданные тебя любили?

– Полюбят, – подбоченился Альдо, – куда денутся, но в чем-то ты прав. Это секрет, но тебе, так и быть, скажу, чтоб не страдал. Будут у нас праздники, только не сразу. С чернью следует обходиться, как со строптивой женой. Сначала долго бить, потом долго любить.

– Ты женился? – дурацкая шутка, но хоть что-то. – А я и не знал.

– Нет, – хмыкнул сюзерен, – я книжки читал, пока ты по Сагранне разгуливал. Про Мария Крионского слышал? Это он сказал, а у него и жена имелась, и королевство.

– У него еще и любовниц стая имелась, – огрызнулся Эпинэ, – и бил он алатов, а любил агаров.

– Все меняется, о друг мой. – Альдо задрал голову, приняв позу древней статуи, не выдержал, махнул рукой и расхохотался. – Добра и зла нет, неизменны лишь ум и глупость. Пусть глупцы поймут, что военный комендант – одно, а цивильный – другое. И что ты у нас добрый и справедливый, а Айнсмеллер – не очень. Кстати, добрый и справедливый, почему ты не в придворном платье?

– Потому что у меня его нет, – признался Робер, разглядывая фигурку на камине. Стройный крылатый юноша с невозмутимым видом наигрывал на свирели, но отчего-то казалось, что милый музыкант только что устроил какую-то каверзу. – Он такой же, как его Повелитель.

– Повелитель? – не понял Альдо. – Ты о ком?

– Об Анэме, – пожал плечами Робер. – Эвроты всегда смеются.

– Эвроты?

Закатные твари, не знает он никаких эвротов и знать не хочет! И еще он не хочет, чтоб Альдо это понял.

– Я что-то такое слышал в Кагете. Адгемар ценил старье не меньше Енниоля, но это его не спасло. – С улицы донеслась перекличка труб, и Робер отдернул портьеру, радуясь возможности сменить разговор. – Ну и зрелище! Повелитель Волн при всех регалиях. Не то что я!

– Именно. – Альдо встал рядом с Робером, разглядывая вливавшуюся в Триумфальные ворота процессию. – Смотри и учись. Знаменосец, музыканты, должным образом одетая свита, а ведь Придд – юнец, ни должности, ни заслуг.

– Потому и вырядился. – Иноходцы Спрутов не любили, и Робер не собирался становиться исключением. – Нет заслуг – нужны знаменосец и оркестр, есть заслуги – достаточно лица и шпаги.

– Для Первого маршала Талигойи недостаточно, – отрезал Альдо. – Уважение других начинается с уважения к самому себе. Следующий раз изволь одеться как положено, а сейчас найди мне Борна.

3

Повелитель Волн явился раньше Повелителя Скал и теперь стоял у окна в окружении фиолетовых офицеров. «Спрут» носил траур по убитым родичам и был в сером бархате с одинокой герцогской цепью на груди. Жизнь жестока, но справедлива. Когда Вепри и Иноходцы умирали, Спруты выжидали и дождались. Палача! Семь лет назад мертвых оплакивал Надор, теперь настал черед Васспарда^[11], но надорский траур был скорбным, а не вызывающим. Погибли многие, но побед без жертв не бывает, Придд же своей каменной физиономией бросал вызов радости и надежде.

Ричард, как мог, избегал бывшего однокорытника, но сейчас это было невозможно. При виде Повелителя Скал Валентин холодно поклонился. На вежливость следует отвечать вежливостью, Ричард поздоровался и быстро прошел мимо – говорить было не о чем. Дикон признавал заслуги Повелителей Волн, но они остались в далеком прошлом. Нынешнему Придду придется постараться, чтобы занять достойное место среди Окделлов, Эпинэ, Борнов...

– Ты уже выразил сочувствие герцогу Придду? – зашептал Наль. – Это был такой ужас... Такая несправедливость, мы все были поражены.

– Валентин Придд в моем сочувствии не нуждается, – отрезал Ричард, – и впредь прошу тебя воздержаться от подобных советов.

– Как скажешь, – сник кузен, – но вы же были вместе в Лаик, и потом...

– Наль!

Родич поджал губы и замолчал. Гвардейцы очередной раз развели алебарды, давая дорогу графу Рокслею и его свите. Джеймс благополучно переступил новый бронзовый порог^[12] и завертел головой, отыскивая знакомых. Ричард невольно улыбнулся и, мимоходом кивнув графу Тристраму, пошел навстречу Рокслею. Новый командующий гвардией юноше нравился так же, как когда-то Савиньяки, он не станет нести всякую ерунду и лезть с советами.

Было просто замечательно, что графский титул унаследовал именно Джеймс. Пусть маршал Генри погиб достойно, отец к нему относился прохладно, а Эмиль, говоря о прежнем Рокслее, заметил, что военному неприлично предпочитать казармам дворцовые паркеты. Маршал должен быть маршалом, а не придворным. Джеймс Рокслей в чине полковника командовал всей кавалерией Южной армии, а в столицу вернулся по просьбе Ги Ариго. Альдо Ракан произвел полковника в генералы и вручил ему талигойскую гвардию, пока, увы, немногочисленную. И все равно Джеймс целыми днями пропадал в казармах и на плацу. Он никогда не превратится в салонного шаркуна!

О том, что по этикету вассал подходит к главе Дома, а не наоборот, Дикон вспомнил как раз посреди зала. Уподобиться Придду и стать столбом было глупо, возвращаться к Налю – тем более. Ну и что, что положено наоборот? Титул титулом, а дружба дружбой. Ричард спокойно присоединился к Джеймсу, в конце концов, ругать Повелителя Стихий может только сюзерен, а он еще не появлялся.

– Монсеньор, – граф Рокслей слегка наклонил голову, – счастлив видеть вас в добром здравии.

– Пустое, – Дикон взял вассала под руку, – мы не на коронации, обойдемся без церемоний.

– Если мы не начнем тренировки прямо сейчас, – не согласился Рокслей, – мы неминуемо сядем в лужу. Кроме Валентина, разумеется. И еще Карлионов, если они приедут. Уж они-то в делах этикета не ошибутся.

Рокслей вряд ли намекал на матушку, но Ричард вспомнил именно ее. Поджатые губы, серая вуаль, четки в длинных пальцах... В глубине души Дикон признавал, что последний раз вел себя не лучшим образом, но мать тоже виновата. Повелитель Скал давно уже не мальчишка, за его плечами две войны, не считая октавианской бойни, и он, в конце концов, герцог и глава Дома. Женщина остается матерью, сестрой, женой, вдовой, но все решает мужчина. Так повелось от века. Если герцогиня Окделл чтит традиции, она должна смириться и с этой.

– Что с тобой? – Джеймс внимательно смотрел на замечтавшегося сюзерена. – Что-то случилось?

– Нет-нет, – замотал головой Ричард, – все в порядке. Что ты думаешь о Высоком Совете?

Генерал задумался, теребя эфес шпаги. Рокслея называли отменным фехтовальщиком, и Дику давно хотелось проверить на нем свое искусство. К сожалению, траур по маршалу Генри исключал фехтовальные забавы.

– Джеймс, – вполголоса окликнул юноша, – почему бы нам после Совета не размяться со шпагами? Приезжай в мой особняк, как-никак, ты мой вассал. Вот и явишься с визитом.

– С визитом? – переспросил Джеймс. – Ах, да... Я как-то еще не привык, где ты живешь. И в Совете сидеть не привык. Хорошо, если у нас получится, а если нет? По праву крови становятся графами, но не генералами и экстерриорами.

– Ты во многом прав, – в самом деле, почему ничего не сделавшие для победы имеют те же права, что и сражавшиеся за нее?! – но если мы хотим возродить Империю, нужно вспомнить старые обычаи.

– Все ли? – в голосе Рокслея звучало сомнение. – Мы же не откажемся от пистолетов и подзорных труб и не нацепим на себя доспехи? Время на месте не стоит, что ушло, то ушло.

– Уходит не все, – Ричард стиснул собеседнику руку, давая понять, что бо?льшего говорить не вправе. – И в конце концов, такова воля Его Величества.

– О да, – согласился Джеймс и замолчал. Для него король Ракан был не более чем ожившей легендой. Рокслеи шли за Окделлами, верили им, но это доверие не распространялось на рожденного в Агарисе сюзерена.

– Его Величество знает, что делает, – Дик покосился на торчащего слишком близко Придда. – Так ты приедешь?

– Не сегодня. После Совета я еду встречать новое Высокопреосвященство. Не сказал бы, что я в восторге.

Ответить Дикон не успел. Высокая золотистая фигура четырежды ударила жезлом и провозгласила:

– Его Величество Альдо Первый, Милостью Создателя король талигойский, скоро призовет вас. Готовьтесь!

Вообще-то следовало говорить «волею Истинных Богов владыка и повелитель Золотых земель», но это потом, когда власть Раканов будет столь же прочной, как право на нее, а сейчас придется лицемерить, заигрывая то с Церковью, то с соседями...

Двери бывшей Гвардейской распахнулись, вошли шестнадцать воинов в кирасах со Зверем, застыли вдоль стен. Новые гимнеты^[13] сменили Личную королевскую охрану после покушения на Его Величество. Теперь Ричард был даже благодарен мерзавцу Давенпорту. Если бы не он, Альдо до сих пор ходил бы без охраны.