– Человеческая Церковь прекрасно умеет убивать, – пожал плечами Астен, – не хуже, чем наши вельможи…

– И она же великолепно умеет прятать концы в воду, – взгляд Лебединого владыки стал каким-то странным, как будто он припомнил нечто, известное лишь ему, – как бы то ни было, мы своего обещания выполнить не смогли. Сохранить жизнь Герике нам пока удалось, но третий раз мы можем не успеть. Не сомневайся, мысль отправить ее в Кантиску единственно верная, но мне не нравится, что с ней идешь именно ты.

– Не нравится, потому что я тебе сказал про Эфло д'огэр? Но ты не хуже меня знаешь, что расстояния и предосторожности в этом случае не спасают. Единственное средство – пойти навстречу судьбе, тогда, возможно, удастся опередить ее и нанести удар первым.

– Наша мать, видимо, так и поступила. И исчезла. Астени, я никогда не говорил тебе, что ты для меня значишь?

– Не говорил, – Астен через силу улыбнулся, – но ведь и я тебе не говорил. А теперь мы можем считать, что все нужное сказано. Герика с Клэром?

– Да, он должен провести ее до берега.

– Похоже, – Астен взглянул на расшитое звездами небо, – они уже на месте. Пора.

Эмзар согласно кивнул. Провожать Астена он не пошел – место правителя было здесь, в показавшемся вдруг бесконечно пустом и холодном чертоге. Он должен был прикрыть уходящих Завесой Забвения, упрятав их следы в Синей Тени, и не мог позволить себе увидеть собственными глазами, как его единственный брат исчезает в лунном свете вместе со своей тревожной спутницей. Эмзар догадывался, что Астен вряд ли вернется, но не в его силах было что-либо изменить. Местоблюститель Лебединого трона подавил вздох и склонился над мерцающим синим кристаллом – сегодня ему потребуется все его умение…

2228 год от В.И.

Ночь с 22-го на 23-й день месяца Волка.

Таяна. Гелань

Осень наконец устала сопротивляться неизбежному и отступила, оставив обглоданный бешеными ветрами город на милость победительницы-зимы. Снег повалил около полуночи, торопливо заметая насквозь промокшие улицы, черные взлохмаченные деревья, шпили иглециев, черепичные крыши домов.

Снег падал на окрестные холмы и взгорья, таял в темной воде пока еще не собиравшейся замерзать Рысьвы, оседал на могучих башнях Высокого Замка. В тревожном свете фонарей крупные хлопья снега отливали оранжевым. Казалось, они стоят на месте, а сам замок со всеми его обитателями, страстями и тревогами оторвался от надежной земли и неудержимо взлетает вверх, чтобы в конце концов вновь упасть на землю, обратившись в беспорядочную груду камней и похоронив под собой своих безумных хозяев…

Именно такие мысли одолевали Ланку, следящую за снегопадом из окна опочивальни. Принцесса сидела на подоконнике, закутавшись в расшитую райскими птицами арцийскую шаль. Дочь Марко с детства любила наблюдать за танцем снежных хлопьев, но на этот раз они пугали. Она, никого и ничего не боявшаяся, в последние месяцы поняла, что такое страх. Нет, Илана боялась не своего мужа, не его бледных прихвостней, не молчаливых стражей-гоблинов. Этих она, пожалуй, даже любила. Она боялась будущего – весны, которая несла войну, неизбежного выбора, который ей предстоял, встречи с Рене и того, что она может никогда больше его не увидеть, так что последним воспоминанием о ее отчаянной горькой любви будет презрение и равнодушие, застывшее в голубых глазах.

Днем Илана превосходно играла роль жены регента, хозяйки Высокого Замка. Ночами же она, если только ее не посещал супруг, что в последнее время случалось, к счастью, не столь часто, просиживала на окне, вглядываясь в тревожную темноту, и думала, думала, думала…

Если бы ни Уррик, ей было бы совсем одиноко, так как любимцам Михая она не верила, а те таянские нобили, кто, спасая свои жизни и состояния, вынужденно оставались при дворе, не верили ей. Более того, они, так же как и старые слуги, в глубине души презирали и ненавидели предательницу. Уж в этом-то Илана не сомневалась. Днем ее это не волновало. Она была высокомерна и смела, а вызвавшие ее гнев долго жалели о своей неосторожности, но ночами, оставшись наедине с собой и вспоминая Высокий Замок таким, каков он был при отце и братьях, Ланка начинала ненавидеть себя едва ли не сильнее обитателей служебных дворов.

Единственный, кому она верила до конца, был Уррик. Он стал ей необходим не просто как послушное орудие или неутомимый нежный любовник, а как близкое существо, рядом с которым становится не так холодно и одиноко. Неожиданно все то, что она говорила молодому гоблину, приручая его, оказалось правдой. В полной мере Илана поняла это, отправив Уррика в Эланд. Первые несколько дней она вроде и не замечала его отсутствия, думая лишь о том, удастся ли ему передать письмо и что ответит Рене. Затем ее стала одолевать неясная тревога, и в одну прекрасную ночь принцесса поняла, что главное для нее, чтоб он вернулся.

Даже если ему не удастся ничего сделать, пусть возвращается живой и здоровый! И он вернулся. Уррик мало рассказывал о своих похождениях, да она и не расспрашивала. Главное, что письмо в Эланде, а Шандер Гардани жив. Последнее известие Ланку одновременно и испугало и обрадовало. Она всегда любила Шани и не забыла, как тот бросился ее защищать. Если бы она тогда уехала с… – как же звали того лейтенанта? Ласло? – все могло бы сложиться иначе. Но с другой стороны, если Шандер узнает про Мариту, про то, как она… В его глазах наверняка отразится то же безмерное удивление, постепенно сменяющееся отвращением, что и у Рене.

Принцесса постаралась выбросить из головы эти мысли, но они оказались сродни сорняку-ползучнику, который если уж завелся в огороде – пиши пропало. Извести его без магии нельзя.

Известно, что мужчины чаще всего топят сомнения и недовольство собой в вине, а женщины – в занятиях любовью. Пылкость, с которой Ланка отвечала на страсть Уррика, вознесла последнего на самую высокую гору наслаждений. Он был слишком счастлив, чтобы рассуждать о грехах или бояться возмездия. Ланка, к сожалению, не была столь простосердечна, и в ее голову все время заползали тяжелые мысли, а в сердце – страх перед будущим. И все равно она раз за разом открывала потайную дверь, потому что пожертвовать близостью Уррика была не в состоянии.

Колокол на ближайшей башне отзвонил четвертую ору. Стало быть, муж сегодня не придет. Даже когда он вламывался к ней пьяным или взбешенным, он никогда не делал этого между четвертой и седьмой орами. В это время он занимался какими-то своими делишками, о которых Илане до сих пор ничего не удалось узнать. Она же проводила это время с Урриком, если тот в это время не стоял в карауле. Сегодня гоблин был свободен и наверняка уже ждал ее.

Женщина легко соскочила с высокого подоконника, задула свечу на окне – если что, Уррик будет знать, что она уже идет, и решительно открыла дверь. По крайней мере, в ближайшие мгновения она забудет все эти лезущие в голову глупости.

2228 год от В.И.

Ночь с 22-го на 23-й день месяца Волка.

Пантана. Убежище

Было еще темно, когда три фигуры в мерцающих, подобно инею, в лунном свете плащах оказались на окраинах Пантаны. Кстати поваливший крупный снег сшивал небо и землю торопливыми неряшливыми стежками. На открытом месте наверняка начиналась немалая метель, но в лесу пока еще было тихо – густые ветви сдерживали ветер.

– Странно, вы уходите в первый день Истинной Зимы, – тихо сказал тот, что был повыше, – по-моему, это означает…

– Это ничего не означает, – откликнулся второй. – Время примет кончилось. Они хороши, когда все идет, как заведено от века.

– И все-таки, Астен, – первый, казалось, вернулся к прерванному разговору, – подумай еще раз. Мне в Убежище делать нечего. Мне там каждое дерево напоминает о беде. А без тебя Эмзар остается как без рук… для всех будет лучше, если с Геро пойду я.

– Нет, Клэр, – названный Астеном говорил тихо, но уверенности в его красивом голосе хватило бы на десяток кардиналов, – ты должен остаться и пережить свою боль. Только тогда ты станешь тем, кем должен стать. И потом, ты пока еще не знаешь того, что знаю я, а мы не можем рисковать Герикой. В Убежище за ней охотились одни, за его пределами найдутся другие. Я не удивлюсь, если они уже где-то рядом и, несмотря на всю магию Эмзара, нам придется драться. Я пока еще лучший боец, чем ты, – Дом Розы всегда славился боевой магией, и я похож на своего сына, к которому внешний мир привык, а твоя внешность неизбежно повлечет пересуды. Держать же изменяющее ее заклятие – значит скрываться от людей, но криком кричать магам о том, что кто-то творит Запретную волшбу… Нет, Клэр, идти должен я.

– Но почему, – впервые подала голос женщина, – почему Клэр не может идти с нами, если ему тяжело оставаться в Убежище?

– Потому что, – Астен вздохнул, – кто-то должен быть рядом с Эмзаром, а Клэри единственный, кому я могу верить до конца. Он не мог убить Тину, а значит, покушаться на тебя.

– Я поняла, – кивнула головой женщина, – будем прощаться.

Все трое откинули капюшоны, подставив лица падающему снегу. Слов не было. Клэр бережно поднес к губам руку женщины, а она в свою очередь провела тонкими прохладными пальцами по бледной щеке эльфа и, закутавшись в плащ, отошла в сторону. Мужчины, оставшись одни, какое-то время стояли и смотрели друг на друга, а затем обнялись совершенно по-человечески, после чего Астен быстро зашагал вслед за Герикой. Клэр долго смотрел им вслед, потом стряхнул снег с плаща и медленно побрел в Убежище.

2228 год от В.И.

Ночь с 22-го на 23-й день месяца Волка.

Фронтера

Лупе была рада снегопаду – теперь никто не заметит, что кто-то сошел с тракта и направился в сторону болот. Еще летом такая предосторожность всех бы только рассмешила – граница между арцийской Фронтерой и Таяной существовала лишь в головах монастырских картографов, а местные жители ходили туда и обратно, когда хотели. С купцов, конечно, пошлину брали, не без этого, но только в городах, а поскольку дальше Таяны была только Тарска и Последние горы, то поборы за провоз по таянским дорогам не взимали. Потому и застав никаких не строили уже давно – с тех самых пор, когда Таяна доказала свое право быть самостоятельным королевством, а Арцийская империя одряхлела настолько, что отдала свое восточное приграничье на попечение местных баронов в обмен за номинальное признание ими власти императора.

Теперь же Михаю зачем-то понадобилось закрыть границу, и, надо отдать ему должное, сделал он это быстро и умело. Нечего было и думать выбраться из Таяны по тракту или даже по лесу. Тарскийские стражники со свирепыми горными псами быстро отучили местных жителей ходить в гости «на ту сторону». Существовало, правда, одно исключение – в Кабаньи топи подручные Михая не совались. Да и незачем было. Непроходимые трясины, куда даже местные жители в летнюю сушь не рисковали забираться, сторожили границу не хуже самых свирепых воинов. В канун же зимы после осенних дождей туда мог пойти только безумец или самоубийца.

Именно на этом и строился план Лупе. Переодевшись странствующим школяром, женщина то пешком, то на попутной подводе добралась до городка, расположенного в половине диа от границы, где и выяснила, что дальше к западу отправляться можно, лишь заручившись разрешением начальника гарнизона и нового городского клирика. Добывать их Лупе не собиралась. Да и попутчиков в это время года найти было невозможно. Гремиха была непроходима до весны, а в приграничных селах дел ни у кого не было. Так что неусыпная бдительность стражников выглядела по меньшей мере странно. Караулить было нечего, а они караулили, да еще с невиданным даже по летней поре пылом! Нечего было и думать в один прекрасный день выйти из города и отправиться к Гремихе или же Кабаньим топям. Маленькая колдунья устроилась на почти пустом постоялом дворе – когда-то приносивший неплохой доход, теперь он терпел сплошные убытки – и стала ждать подходящего вечера.

Два дня прошли в изматывающем выслушивании сетований хозяина на лихие времена, наконец дождь сменился долгожданным снегом, и Лупе поняла, что пора. Выбравшись из города еще до наступления темноты, она провела несколько часов в заброшенном сарае и, убедившись, что большинство огней погасли, перешла тракт и, как могла быстро, зашагала к лесу, плавно переходящему в великое болото, зная, что к утру снег скроет все следы.

Лупе, разумеется, не надеялась, что сможет преодолеть топь, которую в этом месте совсем не знала. Бросаясь в свое безумное предприятие, ведунья сделала ставку на местных Хозяев. Если они вспомнят женщину, сопровождавшую летом Рамиэрля и Рене, они ее переведут через болота. Затем она найдет отдых и лошадь в Белом Мосту. Дальше она пока не загадывала, но твердо знала, что в селе не останется. Начиналась война, и нужно было что-то делать. Чтобы отомстить за Шандера. Чтобы оправдать свое существование. Чтобы не сойти с ума…

2228 год от В.И.

Утро 23-го дня месяца Волка.

Пантана

– Мне кажется, за нами кто-то идет. И довольно давно.

– Может быть, Клэр все же решил пойти с нами?

– Нет, он обещал охранять Эмзара, а Дом Журавля верен слову чести. К тому же это не эльф… И, пожалуй, не человек… – Астен остановился у необъятного каштана, так, чтобы Герика оказалась между стволом дерева и его спиной. Деревья, особенно старые каштаны, сосны и березы, могут защитить от достаточно сильной колдовской атаки. Не говоря уж об ударе мечом или стреле. За себя Астен не опасался. В мире было не так уж много магов, способных с ним потягаться, да и легкий меч, который он захватил с собой, в руках принца-Лебедя превращался в грозное оружие.

Герика спокойно встала там, куда ей было велено. Если она и испугалась, то не подала виду. Впереди была узкая ложбина, по которой летом наверняка тек ручей. Теперь же она сияла девственной белизной. Темное грузное небо только подчеркивало нетронутость снега.

– Было бы обидно получить стрелу в спину в таком приятном месте, – прошептал Астен, – ты ничего не чувствуешь? – спросил он с надеждой, вспомнив, как Герика предугадала убийство Тины.

– Нет, – шепотом откликнулась тарскийка, – ничего. По крайней мере, ничего опасного. Напротив, мне кажется, сейчас случится что-то очень славное.

– Вот как? – отозвался ее спутник, снимая руку с эфеса меча. – Постой все же тут, – и эльф, протянув вперед руки с раскрытыми ладонями в древнем, как сама Тарра, мирном жесте, сделал шаг от спасительного ствола… Герика с интересом, но без какой бы то ни было тревоги наблюдала за ним. Вскоре ветви можжевельника, окружавшего тропу, зашевелились, и оттуда вышла огромная рысь в роскошном зимнем наряде. Зверь с достоинством уселся на тропе, совсем человеческим жестом приподняв переднюю лапу.

– Преданный! – в голосе Астена был не вопрос, а утверждение. – Он, видимо, ждал тебя здесь всю осень. Ты ведь все еще носишь браслет?

– Да, – кивнула женщина, выходя из своего укрытия.

Рысь сидела неподвижно, не сводя желтых тревожных глаз с подруги Стефана. Собака на ее месте принялась бы суматошно прыгать, оглашая окрестности восторженным лаем, Преданный же продолжал сидеть как изваяние, пока Герика не опустилась перед ним на корточки, робко коснувшись пятнистой шкуры.

– Ты знаешь, я ведь его почти забыла… Мне казалось, у меня, кроме Романа и вас троих, нет никого… А он меня искал. Знаешь, если это магия, давай его отпустим, пусть идет в свой лес… У него ведь наверняка была своя жизнь.

– Боюсь, это невозможно. Преданных освобождает только смерть. И потом, они довольно быстро становятся в чем-то подобны своему господину. Эта рысь уже не совсем зверь… Она понимает куда больше самого умного пса или коня.

Астен присел рядом с Герикой.

– Я ее друг. Так же, как и ты. – Точеная рука эльфа легла на голову дикого кота, тот на мгновение зажмурился, потом издал короткий хриплый звук и извечным кошачьим жестом потерся пушистым плечом о куртку Астена.

– Значит, ты меня принимаешь? Мы с тобой должны отвести ее туда, где она будет в безопасности. Если со мной что-нибудь случится, это сделаешь ты.

Они никогда потом об этом не говорили, но и Герике и Астену показалось, что Преданный кивнул.

2228 год от В.И.

Ночь с 25-го на 26-й день месяца Волка.

Пантана. Убежище

Тихо-тихо падал снег. Невесомые сверкающие пылинки совершали церемониальный танец в длинных полосах лунного света, превращая его в ожившее кружево. За окном царила зимняя ночь во всем своем безжалостном великолепии, а в Зале Первых Фиалок пылал камин, и на столе в кубках дымилось подогретое вино.

В креслах у огня сидели двое и тихо разговаривали. Это был бесконечный разговор, который могут вести только живущие одними страхами и надеждами. Местоблюститель Лебединого трона, старший сын последнего эльфийского владыки Эмзар Снежное Крыло вел неспешную беседу со своим новым советником Клэром Утренним Ветром. С той ночи, когда погибла Тина, а Герика с Астеном ушли в никуда, Клэр оставался в Лебедином Чертоге. Его родичи, опасавшиеся за рассудок и жизнь художника, постепенно успокаивались – правитель заставил Клэра загнать в самые отдаленные уголки души боль от потери и взяться за неотложные дела, от которых, возможно, зависели судьбы мира. О чем они говорили, никто не знал – разрушить защиту, которой отныне окружил себя Эмзар, было по силам разве что великим магам древности. Еще недавно доступный всем и каждому Лебединый Чертог превратился в зачарованную крепость. В Убежище это, однако, восприняли как должное.

После смерти Тины эльфы, словно бы очнувшись от тысячелетней летаргии, соизволили посмотреть вокруг и обнаружили, что мир готов рухнуть. Древние и при этом вечно юные создания оказались к этому не готовы. Кроме, пожалуй, правителя, как-то сразу взявшего все в свои руки. Эмзара слушали – ведь когда наступает час решения и час действия, мало кто готов взять груз на себя.

Нашлись, разумеется, и такие, кто считал, что Эмзар должен сделать все, чтобы увести свой народ из обреченной Тарры, но поскольку сами они не представляли, как это можно сделать, то и требования их звучали достаточно вяло. Что думал сам Эмзар, не знал, пожалуй, никто, но вид у принца был такой, словно ему все ведомо и он ко всему готов. Это успокаивало. Но, к несчастью, уверенность старшего из Лебедей была умелой игрой. Эмзар не представлял, ни что ему делать дальше, ни чем все может кончиться. Всю тяжесть положения знали только он и Клэр, и, похоже, именно это знание и спасало последнему жизнь и рассудок.

Этот вечер обещал стать одним из тех, когда собеседники в тысячный раз перебирают уже известное в надежде отыскать хоть какой-то просвет, но судьба в лице молодого воина из Дома Ивы уже маячила на пороге.

– Правитель, – Ариэн Нарсиэль учтиво склонил голову. – Вас желает видеть жена Вашего брата.

– Проведи ее в малый кабинет, – ответил Эмзар, на лице которого не дрогнул ни один мускул. Но когда воин вышел, он, подбросив в огонь несколько еловых шишек, задумчиво добавил: – Не знаю, что ей может понадобиться, но радость эта встреча нам вряд ли принесет.

– Нам? – удивился Клэр. – Но я вовсе не хочу ее видеть.

– Нам, – подтвердил правитель, – я понимаю, что она мать Эанке. Но именно поэтому нужно ее выслушать.

Клэр больше не возражал. Вдвоем они поднялись по обвивающей белоснежную колонну пологой лестнице в башенку, где и был расположен Малый кабинет, в котором Правитель предпочитал вести доверительные беседы и который, как и Зал Первых Фиалок, был теперь окружен особой защитой. Нанниэль уже ждала их и порывисто поднялась им навстречу. Знавший невозмутимость своей красавицы-невестки, Эмзар понял, что произошло что-то необычное и скорее всего неприятное.

– Садитесь, – он поцеловал тонкую, унизанную перстнями руку, – как я понимаю, что-то произошло.

Нанниэль выразительно посмотрела в сторону Клэра, но Эмзар не позволил ей и рта раскрыть:

– Дорогая, Клэр со вчерашнего дня любезно согласился стать моим Одро^[44], у меня от него не может быть тайн.

Водяная Лилия присела в классическом реверансе, но выражение ее лица не отвечало требованию даже самого незатейливого этикета – губы женщины дрожали, под глазами чернели круги, из всегда безукоризненной прически выбилась вороная прядь, падающая на белоснежную шею, но это Нанниэль, похоже, не тревожило. Взглянув в глаза деверю, она произнесла отрывисто и четко:

– Она ушла.

– Кто? – спокойно уточнил Эмзар, хотя в ответе не сомневался.

– Моя дочь и ваша племянница. Я обнаружила это лишь сейчас, когда зашла к ней. Она взяла свои артефакты, оружие и… – тут голос Нанниэли дрогнул, – драгоценности Дома.

– Она оставила письмо? Когда она ушла? Одна или с кем-то? – Эмзар говорил спокойно, но на душе у него было гадко и становилось все гаже.

– Она не оставила ничего, что могло бы объяснить ее намерения, – почти прошептала жена Астена, – ушла же она прошлой ночью. Вместе с Фэриэном и четырьмя воинами из его Дома.

– Что ж, Ниэ, – правитель коснулся ее руки. – Вы рассказали все, что знали, а теперь идите и отдохните.

– Но, – она вскинула на него измученные, но от этого еще более прекрасные глаза, – но я не знаю, что она может совершить. Она… Боюсь, она безумна…

– Идите домой, – повторил Эмзар, – а я буду думать. И действовать. Это мое дело. Идите, Ариэн вас проводит.

Нанниэль торопливо подобрала тяжелые юбки и, не оглядываясь, вышла, почти выбежала, а Эмзар повернулся к Клэру.

– Вот и началось.

– Что ты намерен делать?

– Для начала прочесать остров. Если у них хватило глупости его покинуть, надо сделать так, чтоб они не смогли вернуться.

– Выходит, ты рад, что она ушла? – не поверил своим ушам Клэр.

– Я рад. И одновременно я в ужасе, – Эмзар задумчиво повертел в руках изящную подставку для перьев, а потом бросил ее на стол, да так неудачно, что ни в чем не повинная вещица свалилась на изысканный золотистый ковер, – как правитель я до безумия рад, что эта змея избавила нас от своего присутствия и утащила с собой своего сподвижничка. Останься они тут и начни разговоры о том, что эльфам нет дела до остальных, что мы должны спасать себя и так далее, у нас могли бы быть крупные неприятности. Но я боюсь, Клэр… Они ведь не просто так ушли. Они замышляют убийство.

– Но… Я не понимаю…

– Неужели ты не понимаешь, что Тина, – Клэр при звуках этого имени вздрогнул, как от удара, – Тина была убита по ошибке. Ей нужна Эстель Оскора, уж не знаю, сама она дошла до этой мысли или кто присоветовал, но они бросились в погоню. А я отпустил их с Астеном вдвоем!!!

– Великий Лебедь! Я так хотел пойти с ними, – простонал Клэр, – но, может быть, еще не поздно!

– Поздно, Клэр. Эанке опередила нас больше чем на сутки. Гнаться за ней почти бессмысленно. И потом, ни ты, ни я не можем покинуть Убежище, а открыть тайну кому-то еще… Я не уверен, что моя племянница увела с собой всех своих сообщников.

– Но Астен ваш брат.

– Да. А Герика его Эфло д'огэр, – Эмзар сжал кулаки, – и все равно я вынужден предоставить их самим себе. От нас тут ничего не зависит. Может быть, их не найдут. А если найдут, то справиться с Астеном непросто. Да и судьбу Эстель Оскора вряд ли кто может угадать. Они вступили на свою дорогу, и они пройдут ее до конца, а как и когда он наступит, нам знать не дано.

– Хорошо, – вздохнул Клэр, – пусть будет так. А что будем делать мы?

– Готовиться к походу.

– Ты хочешь сказать?..

– Я хочу сказать, что весной вспыхнет война и клан Лебедя примет в ней участие на стороне Эланда и Кантиски.

Эстель Оскора

Мы шли уже почти кварту. Я, Астен и нашедший нас Преданный. Впереди меня ждало туманное гостеприимство Его Святейшества, позади остался кто-то, желавший моей смерти, а я была почти счастлива, живя лишь сегодняшним днем. Мои спутники, похоже, разделяли мое настроение. Иногда мы начинали резвиться в снегу, как щенки или, учитывая природу нашего третьего товарища, как котята. Дорога не была трудной, так как Астен прихватил с собой множество волшебных мелочей, сводивших неудобства нашего похода на нет. Хватало и взятой в Убежище питьевой воды, тем более Преданный взял на себя обязанность снабжать нас зайцами и рябчиками, каковых и добывал по ночам с удивительной ловкостью. Занятно, но он явно предпочитал испеченное на углях мясо сырому.

Шли мы быстро, но эльфы, похоже, забрались в один из самых диких уголков Пантаны. Кроме нескольких лесных деревушек, которые мы обошли десятой дорогой, следов человека не наблюдалось. Зато зверья было в изобилии. Однажды мы нарвались на танцующих под луной волков, которые нас то ли не заметили, то ли не обратили внимания, а вот я навсегда запомнила их грациозные прыжки в лунном сиянии. Мне внезапно захотелось стать волчицей и всю жизнь бегать плечом к плечу со своим волком по заснеженному лесу, загонять для него дичь, ощущая на губах солоноватый привкус крови, и не думать ни о чем…

– Что с тобой? – Астен тряс меня за плечо с озадаченным видом, я в ответ только рассмеялась. Он подумал и присоединился ко мне. Мы смеялись, как два дурачка, вдали пели волки и светила полная луна. Я хорошо помню эту ночь, потому что она оказалась последней спокойной. Мы долго сидели у костра, разговаривали ни о чем и обо всем. Я узнала о том, что Астен однажды уже покидал Убежище, что он никогда не был счастлив с Нанниэлью, которая его, видимо, также никогда не любила. Лебедь говорил много, лихорадочно быстро, словно боялся чего-то недосказать. Преданный ушел на охоту, мы были совершенно одни. И внезапно я поняла, что небезразлична этому бессмертному красавцу. Нет, он не сказал мне ничего и вместе с тем сказал все. Если мужчина начинает исповедоваться перед женщиной, это значит, что он или выпил, или эта женщина ему нужна. А чаще всего и то и другое…

Вернулся Преданный, волоча за собой молоденькую косулю. Жизнь жестока по определению, но в дикой жестокости нет грязи, подлости, предательства. Преданный от рождения был наделен правом убийства, так же как его жертвы изначально получали право на трусость, ибо для них трусость была единственным щитом против когтей и клыков.

Но те, кто по уверениям Церкви получили от Творца бессмертную душу, все запутали. Эльфы тут оказались ничуть не лучше людей. Может быть, красивее, умнее, изначально одареннее, но проклятие выбора, цели, средств, совести они несли так же, как и мы. Поэтому мы могли понимать друг друга, а значит, ненавидеть. Или любить…

Любил ли меня Астен? Любила ли я его? Пока еще нет, но, если наше путешествие продлится, может случиться все, что угодно. Впрочем, до Кантиски было не так уж и далеко. Скоро мы должны будем выбраться на тракт, где можно найти лошадей. И придется решать, как быть с Преданным, который в Святом Граде был бы весьма неуместен. Но пойдет ли он в Убежище с Астеном?

– Вряд ли, он должен быть с тобой, – то ли я думала вслух, то ли мы думали об одном и том же…

– Должен?

– Ты носишь браслет Стефана. Его единственный долг защищать тебя.

– А я не могу его уговорить пойти с тобой?

– Нет. Он умнее любого зверя, но он еще не человек. Он знает только свой долг и будет ему следовать.

Мы помолчали. Разговор не клеился. Так всегда бывает, когда неотложных дел нет, а говорить ни о чем, думая о слишком многом, – значит лгать. То же, что было у меня на душе и, возможно, у Астена, казалось столь неуместным, что мы не могли себе позволить заговорить об этом. Костер горел, звезды медленно ползли по небу, зима правила свой бал. Засыпали подо льдом реки, увязали в снегу деревья, становились непроходимыми горные перевалы. Зима давала передышку всем…

– Астен, – окликнула я своего спутника, и тот немедленно вскинулся, словно ждал моего вопроса, – как ты думаешь, что я в сущности такое? И что я должна сделать?

– Я не знаю…

– Я не спрашиваю тебя, что ты знаешь, – внутри меня неожиданно поднялась какая-то веселая злость, – я хочу знать, что ты думаешь.

– Что я думаю, – эльф повторил мой вопрос, видимо собираясь с мыслями. – Я думаю, это твой жребий, и ты должна его нести, пока можешь. И даже дальше. Я пытался отыскать в тебе какую-то необычную Силу, Герика, и не смог. Но это вовсе не значит, что ее нет. Она может пробудиться, когда ты столкнешься с магией сущностей, которые хотели подчинить тебя свой воле. Или когда тебе будет грозить опасность, или когда ты, сама того не зная, вдруг выполнишь какое-то условие.

– Но когда на нас с Тиной напала Эанке и там, у Пантаны, я ничего не смогла…

– Меня это удивляет, но магия Прежних^[45] нам известна очень плохо. Может быть, чары, которыми пронизано Убежище, ее гасят. Ведь когда-то приведшие нас в этот мир Светозарные уничтожили прежних его хозяев, а значит, дарованная ими магия может свести на нет «подарок» Оленя.

– Тогда почему вы его боитесь?

– Потому что он плоть от плоти этой земли, а мы лишь пришельцы, причем неразумные пришельцы, – с нарочитым смешком откликнулся Астен. – Но давай лучше поговорим о тебе. Ты спокойно обращаешься с нашими поделками, в каждую из которых вложена магическая сила, ты уже освоила парочку заклятий. Это значит, что у тебя есть способности к волшбе и то, что ты нам не враждебна.

– Но откуда?.. – я не договорила, но Лебедь все понял.

– Эльфийская магия, смешанная с магией талисмана Проклятого, оказалась смертоносной не для тебя, а лишь для того существа, которое ты носила в себе. Это оно было воплощенным Злом. Ты же скорее всего можешь стать и Злом, и Добром, и зависит это лишь от тебя. Большего не знаю и, наверное, не хочу знать.

2228 год от В.И.

Раннее утро 4-го дня месяца Звездного Вихря.

Большой Корбут

Солнце еще не показалось над зубчатым горным гребнем, но света, чтобы провести коней по узкой горной тропе, Рамиэрлю хватало. Хвала Великому Лебедю, дорога для лошадей еще годилась. Топаз шел спокойно, но Перла упрямилась, и Роману все чаще приходилось останавливаться и уговаривать кобылицу сделать еще шаг.

– Честное слово, дорогая, – не выдержал наконец эльф, – я начинаю подозревать, что в твоем роду был осел. – Перла обиженно повела ушами, но с места все же сдвинулась.

Зимнее утро в Корбутских горах выдалось красивым, но неуютным. Было очень ясно и очень холодно, и Роман знал, что чем выше они поднимутся, тем будет холоднее. Собственно говоря, настоящий подъем он начал вчера, а до этого петлял по долинам рек и ручьев, стараясь отыскать для перехода место поудобнее. Прав ли он оказался в своем выборе, покажет самое ближайшее будущее. Пока тропа, по которой они шли, была вполне проходимой и вела в нужном направлении, но вот от Уанна по-прежнему не было ни слуху ни духу, хотя Рамиэрль не сомневался – когда маг-одиночка сочтет нужным, он его отыщет. Пока же нужно подчиниться зову кольца и идти вперед.