– Как это?
      – А так. – Нисио взял лежащую справа от него бумажку. – Ирина Катаяма, 1975 года рождения, уроженка поселка Тымовское Сахалинской области Российской Федерации, гражданка Японии…
      – Катаяма?
      – Катаяма.
      – Чего, у нее отец японец, да? – Я знаю, что на Сахалине до сих пор осталось со времен последней войны несколько сотен японцев, не захотевших по каким-то таинственным, одним только им известным причинам возвращаться в Японию, теперь и их полурусские дети и на четверть японские внуки потихоньку подтягиваются в те благословенные края, откуда много лет назад отправились на север по велению сердца и приказу правительства дисциплинированные предки.
      – Нет, отец у нее, надо полагать, русский, как и мать, – возразил Нисио. – А японец у нее муж…
      – А-а, так она по мужу Катаяма… – протянул я, все еще отказываясь принимать настойчивое предложение Нисио заняться этим делом. – Как узнали?
      – Капитан передал по электронной почте список пассажиров… Ну а дальше…
      – А дальше с именем Ирина там оказалась только одна женщина, да? В смысле «иностранной наружности»…
      – Да, – охотно поддержал меня Нисио. – Вернее, там с иностранным именем вообще оказался только один пассажир…
      – …ка.
      – …ка.
      – И?
      – Что «и»?
      – От меня-то вы чего хотите, Нисио-сан? – Кому, как не мне, знать все лисьи повадки не в меру активного для своего возраста полковника! Можно было бы и не задавать этот риторический вопрос…
      – У тебя сейчас ведь ничего нет?
      – Как это нет? У меня «в феврале лысеют лисы» и «ты всю жизнь трудись натужно»…
      – Чего? – крякнул Нисио, видимо давненько не посещавший утомительные ганинские занятия.
      – Сами же мне в пятницу приказали сегодня с утра явиться на растерзание Ганину-сэнсэю!
      – Ну а при чем здесь «лысеют лисы»?
      – При том! Хищные они лисы, жестокосердные, как сам Ганин-сэнсэй, особенно в период лысения. Но это к делу не относится – пока, по крайней мере. Октябрь вон за окном… Так что мне делать?
      – В Отару ехать. – Нисио категорично хлопнул по столу.
      – Зачем?
      – С Ириной-сан побеседовать…
      – А Ивахара не обидится?
      – А ты будь с ним поласковей.
      – С ним или с ней? – Я никогда не упускаю возможности поиздеваться над начальством, тем более что само начальство тоже обожает эти взаимные пикировки.
      – Ты сначала разведись, потом тебе будет «с ней». Сам знаешь, ивахарские ребята в русском не очень.
      – Прям, не очень?
      – По крайней мере, с дамами они разговаривать по душам не обучены. У них контингент там другой, сам знаешь… «Мать-перемать» и прочие прелести… Тебе это сподручнее.
      – Ладно, будем дружно считать, что сподручнее. Ее что, задержали?
      – Бог с тобой! За что им ее задерживать? За мусорный мешок? Она прибыла обычным рейсовым паромом из Ниигаты, вместе с группой примерных туристов, выкатила свой стандартный «диаманте», подъехала к отарскому «Хилтону» и находится там уже… – Нисио посмотрел на часы, – четыре часа.
      – Вы думаете, что-нибудь серьезное, Нисио-сан? – Я хорошо знаю старика и, какой бы мелочевкой ни казалось предлагаемое им задание, отдаю себе отчет в том, что служебный нюх полковника никогда не подводил. Собственно говоря, будь я на его месте, этот «продолговатый сверток» из «нескольких ковров» вызвал бы у меня ту же реакцию.
      – Езжай и проверь, – холодно отрезал Нисио.
      – По мужу есть что-нибудь?
      – Пока нет. Запрос в Ниигату сделали мы, поэтому пока ничего нет. После обеда будет…
      – Почему мы, а не Отару напрямую?
      – Ну знаешь, хоть она и японка, но все-таки иностранка. Так что надо было прогнать запрос через иммиграцию, а в Отару у них, как тебе известно, офис крохотный, и все шибко заняты.
      – Ну да, они там заняты, как пчелки, а мы тут, в центре, балду с вами с утра до вечера гоняем…
      – Ой, Такуя, не начинай только эти счеты! – замахал на меня своими длиннющими ручищами Нисио. – Не одному тебе от них тошно!… Давай езжай – и все!
      – Так мне что, пожурить ее только за выброшенный в неположенном месте мусор или что?
      – Не ерничай, Такуя! – строго погрозил мне пальцем Нисио. – Сам понимаешь, что от тебя требуется.
      – Значит, копать про сверток?
      – Да, про сверток.
      – К машине доступ есть?
      – Есть. «Диаманте» припаркован на подземной стоянке «Хилтона», там сейчас ивахарские ребята действуют, так что когда подъедешь, у них для тебя уже что-нибудь будет.
      – По багажнику?
      – По багажнику.
      – Без санкции пока работаем, Нисио-сан? – В принципе мне и самому по душе эти авантюрные наскоки на частные объекты в поисках предметных улик и вещественных доказательств без ордеров и санкций прокурора, но хорошо то, что хорошо начинается, продолжается и, главное, заканчивается. А то так можно нарваться и на скандал, причем в данном случае наполовину международный… Хотя, конечно, ребята из экспертного управления у нас работают чисто. Для них залезть в банальный «диаманте» и не оставить после никаких следов – пара пустяков, это все понятно, главное, чтобы толк от этого был.
      – Какая может быть санкция на этом этапе, Такуя? – недовольно покачал головой Нисио.
      – Да я и сам понимаю, что никакой…
      – А раз понимаешь, давай дуй в Отару! Я Ивахаре позвоню, предупрежу. Он тебе кого-нибудь даст.
      – Пускай Сому даст, – попросил я.
      – Почему именно Сому? – удивился Нисио.
      – Да я его русскому недообучил в последний раз.
      – Ладно, попрошу, чтобы Ивахара тебе Сому дал, – улыбнулся Нисио. – Ты, значит, от Ганина ушел, чтобы самому педагогической деятельностью заняться?…
      – Вы же знаете, Нисио-сан, я приятное с полезным обожаю сочетать. Она хоть приятная?
      – Кто? Сома?
      – Катаяма эта…
      – Ирина? Не знаю, фотографии нет, у капитана только про обтягивающие джинсы написано. Но наши мужики себе вроде из русских неприятных в жены не берут.
      – Да, только из японок… – мрачно заключил я и повлекся к лифтам.
 
      Мой старый знакомый, сержант Сома из отдела Итахары, встретил меня у восточного входа в огромный торговый центр «Майкал-Отару», посередине которого гордо возвышался двенадцатиэтажный «Хилтон». Сержант был в штатском, как и я, и выделить его из понедельничной толпы праздношатающихся пенсионеров и нетрудоустроенной молодежи было нелегко. Сома увидел меня первый, махнул мне рукой, и всю дорогу, пока я шел к нему от выхода из павильона железнодорожной станции, сохранял на лице пресную протокольную улыбку.
      Общаться с такими людьми, как Сома, для меня всегда несколько проблематично. С одной стороны, мы друг друга уже неплохо знаем, побывали вместе в одной и той же передряге, из которой либо один из нас, либо сразу оба могли бы и не выйти живыми. С другой – видимся мы редко, что заставляет нас всякий раз начинать общение по новой, с чистого листа. Ситуация получается двусмысленная, и я, попадая в нее, всегда завидую сверхкоммуникабельному Ганину, для которого этой проблемы не существует. Он обладает уникальной манерой с ходу начинать общаться с человеком, которого последний раз видел тысячу лет назад, так свободно и непринужденно, как будто расстался с ним только вчера. Мне же приходится заново притираться к собеседнику, и процесс этот часто бывает не то чтобы болезненным, но шибко муторным, поскольку душевные неудобства тяготят меня в жизни гораздо сильнее физических, что, впрочем отнюдь не означает того, что мне было бы легче, если бы Сома сейчас вместо пустых, но обязательных приветствий врезал мне в челюсть.
      – Здравия желаю! – негромко, но веско произнес в моем направлении сержант.
      – Приветствую, сержант! – Я благосклонно кивнул в его направлении. – Вы один?
      – Один. Господин майор в управлении. Ивахара-сан сказал, что он договорился с Нисио-саном о том, что вы сами поговорите с Катаямой-сан. И если…
      – Да-да, понятно-понятно, – прервал я подобострастный монолог Сомы, явно испытывавшего те же трудности в коммуникации, что и я. – Но прежде чем говорить с этой русской, мне надо от вас получить максимум информации, хорошо?
      – Да, конечно. – Сома зарделся от оказанной вдруг его скромной персоне чести. – Давайте пойдем в какое-нибудь кафе – здесь, в «Майкале», их много…
      – Нет, сержант, кафе – не лучший вариант, – отверг я приглашение Сомы.
      – Почему? Вы ведь с дороги…- забормотал сбитый с толку сержант. – Я думал… В смысле, кофе или чай…
      – Эта ваша Катаяма все еще в гостинице?.
      – Да, пост наблюдения мне доложил прямо перед тем, как ваша электричка подошла, что из номера Катаяма-сан пока не выходила. – Рука Сомы машинально потянулась было к голове в желании отдать честь при докладе, но голова вовремя отдала себе и руке отчет, что для этого все-таки больше подходит полицейская форма, нежели черные джинсы и темно-синяя «рибоковская» ветровка.
      – Ну вот. Зачем нам с вами рисковать? Вдруг эта Ирина-сан захочет выпить кофе в том же кафе, где мы с вами сейчас будем, как вы предлагаете, чаи гонять. Может ведь у нее возникнуть такое земное желание, нет?
      – Конечно, может, – согласился со мной Сома. – Тем более после бессонной ночи…
      – Тем более бессонной ночи, – сымитировал я горное. эхо. – Давайте-ка лучше уединимся там, где нам никто не помешает.
      – В город поедем? – тоскливо поинтересовался сержант.
      – Зачем в город? – Я посмотрел за спину Соме. – У вас тут вон какой замечательный аттракцион имеется!
      Позади Сомы лениво вертелось огромное колесо обозрения, пристроенное в прошлом году к торговому центру. Особых улучшений в бизнесе после этого замечено не было, хотя и вреда особого от этого мастодонта, гордо возвышающегося не только над «Майкалом», но и над всей восточной частью отарского порта, тоже не отмечается. Не было колеса – ничего, все жили спокойно, сделали колесо – тоже неплохо стало, чай, не пятое оно, это колесо, а покамест первое…
      Сома не сразу поверил в мою детскую прихоть и удостоверился в серьезности моих намерений только тогда, когда я от столичных щедрот купил нам с ним два билета на это чертово колесо и не потребовал при этом от кассирши копии чека, с которым в нашей бухгалтерии можно было бы вернуть себе потраченную мелочь. Очереди на аттракцион не было, по случаю понедельника народ особым желанием полюбоваться с высоты вороньего полета на бухту, ощерившуюся мачтами частных яхт со спущенными парусами, не горел, и уже через минуту мы уединились в уютной пластиковой кабинке, которую плавно раскачивал пока еще сдержанный, но грозящий вот-вот развернуться в полную силу октябрьский ветер. Мы сели друг напротив друга: я – лицом к Соме и торговому центру, а Сома – лицом ко мне и к склону прибрежной скалы, постепенно меняющей свой радостный золотистый цвет на беспроглядную серость хоккайдской осени.
      – Итак, сержант, рассказывайте! – приказал я Соме, едва наша кабинка оторвалась от стартовой площадки. – Что есть конкретного?
      – Конкретного пока мало, – искренне вздохнул Сома. – Ниигатское управление ведет себя довольно пассивно…
      – Молчит? – Знаю я эту Ниигату: они свято уверены, что забот и проблем с русскими у них больше всего в Японии. К нам, хоккайдским, относятся брезгливо, считая нас законченными провинциалами, хотя от этой Ниигаты тоже можно скакать три дня и три ночи и ни до чего приличного-столичного не доскачешь.
      – Нет, не молчит. Кое-какую информацию мы от них уже получили. – Сома частично опроверг мои самые пессимистические подозрения. – Только вот главного они пока не сделали…
      – Что вы называете главным? – подстегнул я обстоятельного Сому. – Да и неглавным тоже…
      – Главное, Минамото-сан, что вот уже фактически пять часов ниигатские ребята не могут связаться с мужем этой Ирины.
      – А кто у нас муж?
      – У нас? – Сома удивленно подернул бровями.
      – Ну не у нас – у нас, а у нас, в смысле, у нее. – Черт меня дернул схохмить! Бывают же ведь вот на свете такие бестолковые Сомы…
      – Муж у нее… – Сома сделал выжидательную паузу, окончательно похоронившую мои надежды отыскать в потемках его души хотя бы зачатки чувства юмора, – муж у нее – владелец компании по закупкам и продажам подержанных автомобилей, Катаяма Ато.
      – Ато?
      – Ато, – еще раз подтвердил правильность услышанного мной дисциплинированный сержант.
      – А почему ниигатские с этим, как вы изволили выразиться, Ато связаться никак не могут? – Я перевел взгляд с Сомы за окно: кабинка неумолимо продвигалась к апогею траектории плавного течения-верчения чертова колеса, и все остававшееся внизу, под нашими ногами, постепенно теряло конкретность форм и трансформировалось в монолитную лилипутообразную массу.
      – А его нет нигде: ни на работе, ни дома. – На Сому набираемая кабинкой высота пока никакого видимого влияния не оказывала.
      – Сегодня понедельник, а у этих торговцев работа сами знаете какая: по всему городу мотаться надо… в поисках радости… – Я постарался сконцентрировать свой сонный взгляд на исполнительном Соме и отключить боковое зрение, чтобы не портить себе, как называет подобные ситуации Ганин, «обедни».
      – Да, конечно, – согласился со мной Сома. – Они его найдут, разумеется… Рано или поздно…
      – Так, а что по ней?
      – По ней – это по его жене, да?
      – Именно!…
      – Значит, эта Ирина – сахалинская русская, двадцать лет лет ей. Замуж за Ато Катаяму вышла два года назад. По сведениям ребят из Ниигаты, познакомилась с ним на Сахалине, при каких условиях – неизвестно, известно лишь, что Катаяма там уже несколько лет имеет свой автомобильный бизнес, так что познакомиться с русской девушкой для него проблемы не составляло. Только вот… – Сержант вдруг замялся, его глаза перестали смотреть в мои и заскакали над моими плечами.
      – Что «только»? – Я вцепился взглядом в задергавшегося Сому, продолжая одновременно без особого успеха гасить боковое зрение. Наша кабинка достигла наивысшей точки, и я вдруг почувствовал, что мои внутренности, особенно в нижней части живота, зажили своей собственной, отдельной от остального тела и сознания жизнью. Не скажу, чтобы я боялся высоты, но одно дело, когда тебя от ледяного разреженного пространства отделяет двойная стенка массивного «боинга», и совсем другое – когда между тобой и пускай не глубокой, но все-таки бездной какие-нибудь пять миллиметров хлипкого прозрачного пластика.
      – Да понимаете… – протянул Сома, которого разверзшаяся под нами бездна явно не пугала, – понимаете, по документам выходит, что между ними слишком уж большая разница в возрасте.
      – Сколько этому Ато? – Замершая на сумасшедшей высоте кабинка качнулась и наконец-то начала долгожданное снижение, и мои разнесчастные почки с мочевым пузырем постепенно стали возвращаться на свое законное место.
      – Пятьдесят восемь, – мрачно прошептал Сома.
      – Ого! На дочке, значит, папаша женился! – Я попытался разыграть удивление, хотя, честно говоря, давно уже перестал удивляться таким вот парам. Правда, у нас, в Японии, чаще происходит обратное, когда какая-нибудь перезрелая дамочка, обычно не нуждающаяся в средствах, заманивает в свои коварные сети двадцатипятилетнего плейбоя, предпочитающего зарабатывать себе на жизнь сексуальным обслуживанием своей покровительницы, а не укладкой горячего асфальта на сауноподобном Сикоку. Но и в том, что поживших на свете мужиков тянет к свеженьким, не потрепанным пока еще ни жизнью, ни другими мужиками девицам, я не вижу ничего предосудительного. Причем на этих, как кому-то может показаться, крамольно-фрейдистских мыслях я ловил себя уже давно. То есть не то чтобы это вдруг появилось в моей башке после того, как мне треснули пресловутые по нашим японским меркам сорок два. Нет, еще в студенческие годы, шатаясь с приятелями по токийскому району Синдзюку, я абсолютно случайно застукал в привокзальном кафе своего родимого папашу, которому тогда было аккурат как мне сейчас, с молоденькой аспиранткой. Они, помнится, распивали кофе и якобы обсуждали что-то типа особенностей использования старославянизмов в прозе какого-то Розанова, которого отец в умных разговорах с коллегами за пивом неоднократно называл козлом и бабником. Сам же он при этом, прямо как козел и бабник Розанов, клал руку поочередно то на плечи, то на бедра смазливой и податливой хохотуньи, и я, расположившись с дружками поодаль от них, в течение сорока минут имел удовольствие наблюдать за столь неожиданной физиологической метаморфозой моего якобы глубоко духовного папы. О том, чтобы заложить его ни о чем не подозревавшей маме, и речи быть не могло, конечно. Но и вызывать его на душещипательные беседы при ясной луне один на один мне тоже ужасно не хотелось. Проще всего оказалось собраться с трезвыми мыслями и найти подходящее объяснение всему произошедшему (я, правда, до сих пор сомневаюсь, что между отцом и той аспиранточкой действительно что-нибудь произошло – в физиологическом, то есть «розановском» плане, я имею в виду…), после чего мирно успокоиться с мыслью о том, что мы, неуемное мужское племя, «все там будем», как пора подойдет, тем более что отцовская девица была недурна собой, да и, видимо, не слишком тупа, если хотя бы поверхностно – на уровне внешне глубокомысленных кивков и пронизанного деланным пониманием и согласием поддакивания, но знала, кто такой Розанов и что такое старославянизмы.
      – Дочка у него действительно имеется, – напомнил о своем присутствии Сома, – только от первой жены.
      – Молодцы эти ребята из Ниигаты! А вы, сержант, говорите, что они не делают ничего! Вон сколько всего разузнали!
      – Да это несложно. Эта Ирина ведь иностранка, а за каждым иностранцем у нас, сами знаете…
      – Ну теперь-то она не иностранка, – поправил я Сому. – Теперь она – как мы с вами. Так ведь?
      – Так, конечно, – кивнул сержант. – Но вы же сами понимаете, господин майор…
      – Понимаю. Сам… – Я наконец полностью вышел из оцепенения, вызванного необычайным телесным подъемом. – Что еще? Зачем она сюда приехала? И как?
      – Как – это понятно: на обычном пароме, с машиной вместе. Зачем? По судовым документам, она не только зарегистрировалась как пассажирка, но и предъявила при посадке туристическую путевку. То есть формально она прибыла в Отару как туристка.
      – В одной группе с нашей словоохотливой бабулей?
      – А-а-а, это вы о Ямада-сан? – Сома ласково улыбнулся, как улыбнулся бы любой из нас при упоминании о любимой родной бабушке.
      – О ней, Сома-сан, о ней, милой! Вы, как я понимаю, уже имели удовольствие познакомиться с возмутительни-цей капитанского и нашего спокойствия.
      – Хорошая бабушка! – Сома, надув губы, наигранно обиделся на меня за «бабулю». – Ее информация является очень полезной для нас. И, главное, полной! Нам бы побольше таких информаторов!…
      – Да, не помешали бы нам такие информаторы, – согласился я с Сомой. – Только не по экологической, а по уголовной бы линии…
      – Экология тоже важна! – отказался соглашаться со мной почитающий старость и старческое словоблудие сержант.
      Мы выпрыгнули из приземлившейся наконец кабинки и медленно пошли по длинному мосту в сторону торгового центра.
      – Я так и не понял, она прибыла в группе или нет? – продолжил я допрос Сомы.
      – Нет, в прибывших группах туристов, в том числе и в той, где зарегистрирована Ямада-сан, Ирина Катаяма не значится.
      – Это странно или нормально? – Я слабо разбираюсь в тонкостях нашего туристического бизнеса.
      – Это, в общем, нормально, не считая того, что она приехала одна, без мужа.
      – Что в этом странного?
      – Тоже ничего, если не брать в расчет, что ни из номера, ни по сотовому она мужу из Отару не звонила.
      – Обычная японская жена… – резюмировал я наши с Сомой социологические изыскания. – И, надо полагать, обычный японский муж. Чего друг друга лишний раз теребить… Что по машине?
      – Машина зарегистрирована на ее имя. Мы проверили: по нашим каналам чистая…
      – Сома-сан, у нее муж торгует машинами, как вы сказали. Еще бы она ездила на «паленой»!
      – Сами же там, в Саппоро, хотите, чтобы, мы все проверяли до мелочей и подробностей, – вдруг огрызнулся Сома и опять скорчил обиженную физиономию. – Ваши, между прочим, требования выполняем, Минамото-сан. Управление приказало – мы действуем…
      – И молодцы, что выполняете! – Я сбросил обороты и подбодрил увядшего было сержантика. – Ладно, не дуйтесь! Больше не буду!… Что по багажнику?
      – Багажник чистый, мы посмотрели. Аккуратно все сделали… Никаких сомнительных следов в багажнике нет. Эксперт наш установил полный стандартный набор ингредиентов…
      – То есть ни крови там?… Ничего?…
      – Ничего, что могло бы вызвать подозрение, – категорически отрезал Сома. – Багажник по нашей с вами, господин майор, линии чист, как и сама машина.
      – Ладно, для начала понятно. Сейчас поглядим, как она насчет вашей любимой экологической чистоты…
      Мы зашли в теплый полумрак торгового центра.
      – Вы будете ее вызывать из номера? – поинтересовался Сома.
      – Из номера вызвать ее я попрошу вас. Хорошо?
      – Каким образом? – искренне удивился сержант.
      – Скажете дежурному администратору, чтобы он пригласил ее вниз, к своей стойке.
      – Зачем?
      – Затем, что пришел, например, срочный факс на имя некоего Катаямы. А когда она спустится, пусть администратор разыграет удивление по поводу того, что она женщина, а не мужчина, и тем более иностранка. А факс якобы придет, скажем, без указания имени – только на фамилию Катаяма… Пускай, в общем, там чего-нибудь сообразит сам… Понятно?
      – Более или менее… А если она откажется из номера выходить? – спросил предусмотрительный Сома.
      – Тогда придумаем что-нибудь еще…

Глава 2