Лекарство от скуки - Телефон
ModernLib.Net / Детективы / Камиллери Андреа / Телефон - Чтение
(стр. 1)
От переводчика
Действие романа происходит в (или на) Сицилии между 12 июня 1891 года и концом августа — началом сентября 1892 года. «Ну и что? — вправе спросить читатели. — Зачем говорить о том, что мы и сами узнаем?» Согласен, это читатели действительно узнают сами. Но едва ли многие из них настолько хорошо знакомы с историей Италии, чтобы увидеть, что время, в которое автор поместил своих героев, это время становления государства, ставшего единой страной совсем недавно — в 1871 году. Новое государство нуждается в новом государственном аппарате, и вот уже входит во вкус новая бюрократия, на верху и на местах, мало чем отличающаяся от чиновничества, описанного Гоголем и Салтыковым-Щедриным. На местах проводниками королевской власти являются префекты — представители правительства в областных центрах и в центрах провинций, а защищают власть и обеспечивают общественный порядок полиция и карабинеры. Во главе областных и провинциальных управлений полиции стоят квесторы, а карабинеры (военная полиция) несут службу в подразделениях, численность которых и чин командира зависят от масштаба того или иного населенного пункта. Итак, с префектурами, квестурами и частями карабинеров все вроде бы теперь ясно. Значит, пора поговорить о Сицилии. С первым упоминанием мафии читатель встретится на страницах романа далеко не сразу, а когда встретится — найдет, что за сто с лишним лет под небом Сицилии ничего в этом плане не изменилось. И читатель, думаю, оценит иронию автора, который, намекая на родство старой мафии с мафией современной, окрестил мафиозную шайку дона Лолло «Братской рукой» (по аналогии с «Коза ностра» — «Наше дело»). Сицилия не только родина мафии. В начале девяностых годов XIX века революционные брожения на острове приводят к созданию союзов трудящихся — так называемых «Фаши деи лаворатори», и не вина сицилийских социалистов, что это название оказалось впоследствии скомпрометировано страшным словом «фашизм». Желая подчеркнуть правдивость исторического контекста, автор романа вводит в круг действующих лиц (пусть и не наделяя их активной ролью) реальных персонажей, в том числе известного социалиста Розарио Гарибальди-Боско и организатора союзов трудящихся Джузеппе Де Феличе Джуффриду. В хитросплетениях сюжета читающие книгу Камиллери в русском переводе разберутся без посторонней помощи, так что это небольшое предуведомление продиктовано не недоверием к ним, а исключительно желанием помочь сориентироваться в исторической составляющей романа. И еще мне хотелось, из уважения к читателям, сказать несколько слов о проблемах, связанных для переводчика книги с местом действия — Сицилией. Как и другие романы Камиллери, этот роман написан на литературном итальянском языке. Сицилийский диалект, временами вкрапляемый автором в текст, дозирован таким образом и эксплуатирует такие лексические элементы диалектального словаря, что итальянец, не знающий сицилийского наречия, не испытывает затруднений при чтении. Излишне говорить, что сицилийский «акцент» отдельных персонажей создает определенный колорит, важность которого мне как переводчику очевидна. Возникает вопрос: можно ли сохранить эту особенность оригинала в переводе, и если да, то как? Возможности универсального решения этой проблемы я не вижу, но некоторый практический опыт ее решения, вернее попытки найти его, у меня есть. Будучи убежденным противником практикуемого иными моими коллегами «награждения» героев переводов искусственным языком, состоящим из сомнительной смеси украинизмов, областных изречений, архаизмов, жаргонизмов и просторечия, я ищу выход из положения на уровне интонации, то есть синтаксиса, проверяя на слух естественность речи персонажей. В зависимости от социального положения героев Камиллери, отраженного в их речевой характеристике, синтаксическое решение я подкрепляю обращением к соответствующей лексике, так что одни персонажи изъясняются в моей версии грамотным — надеюсь — языком (кто более, кто менее богатым), не исключающим разговорных слов и конструкций, тогда как в языке других разговорные слова и конструкции как раз преобладают, сдобренные к тому же изрядной порцией просторечия. Нельзя сказать, чтобы автор обходился без крепкого словца, но оно у него всегда к месту, и если в одних случаях такому словцу находился в русской версии достойный эвфемизм, то в других оно настоятельно требовало точного перевода или не менее крепкого эквивалента. Что касается самого страшного для сицилийца оскорбления — рогоносец (cornuto), оно, сохраняя главное свое значение обманутого любовника или мужа, со временем наполнилось дополнительным содержанием и широко заменяет сицилийцам слова, равносильные в русском языке сукиному сыну, сволочи, гаду и т.п. Переводчику романа, переносящего современного читателя в Сицилию конца XIX века, нельзя забывать и о специфике взаимоотношений сицилийцев, традиционно воспитанных в патриархальном духе уважения к старшим и к сильным мира. Медоточивость, подобострастие, с какими собеседники обращаются к «уважаемому человеку» дону Лолло, могут показаться иностранному читателю нарочито преувеличенными, но на самом деле в них нет ни малейшего гротеска. Не знаю, насколько удалось сохранить в переводе эту особенность сицилийского быта, но я старался дать по возможности полное представление и о ней. Художественный перевод — всегда обман, иногда больший, иногда меньший. В подтверждение этой истины должен признаться: предположив, что при создании образа старшего капрала Ликальци автор перебирал в памяти популярные среди итальянцев анекдоты, беззлобно высмеивающие умственные способности карабинеров, я взял на себя смелость слегка утрировать простоватость симпатичного Ликальци. И еще одно признание. Начальнику Дисциплинарного отдела Министерства внутренних дел ироничный автор дал имя Амабиле, что значит любезный, приятный. Имя редкое, если не исключительное, — плод родительской фантазии. Расценив это имя как говорящее, я, учитывая содержание подписанного им документа, на свой страх и риск переименовал Амабиле Пиро в Сальваторе Добродушини. Вот, пожалуй, и все. Что до не оговоренных случаев переводческого произвола, то я готов нести ответственность и за них, пригласив в адвокаты глубоко чтимого мною автора, с которым заодно буду рад при этом познакомиться лично. Евгений Солонович
Телефон
Посвящаю этот роман
Руджеро, Данте и Нини ,
потерю которых я с каждым днем
переживаю все тяжелей
А какое крушение всех иллюзий в самой Сицилии — крушение пламенной веры, воодушевившей восстание! Несчастный остров, на который смотрели как на завоеванную землю! Бедные островитяне, которых изображали варварами, нуждавшимися в цивилизации! И явились люди с континента, чтобы цивилизовать их; явилась новая солдатня, гнусное полчище, которым командовал ренегат-венгр, полковник Эберхардт, впервые явившийся в Сицилию вместе с Гарибальди, а потом участвовавший в расстреле гарибальдийцев в Аспромонте, вместе с лейтенантом-поджигателем савойцем Дюпюи; явились все отбросы чиновничества; начались раздоры и дуэли и всевозможные дикие сцены; потом и префектура Медичи, военные трибуналы, хищения, и убийства, и разбой, задуманные и осуществлявшиеся новой полицией именем королевского правительства; фальсификация и изъятие документов и гнусные политические процессы: таково было первое правительство парламентской Правой! Затем пришла к власти и Левая, и она тоже начала свою деятельность в Сицилии с чрезвычайных мер, — пошли и насильственное присвоение земель, и подлоги, и вымогательства, и скандальный фаворитизм, и скандальные растраты общественных средств; префекты, полицейские чиновники, судьи угождали депутатам правящей партии; тут были и кумовство, и предвыборная борьба с безумными расходами, и унизительное подхалимство, и угнетение побежденных и рабочих, поддерживаемое и защищаемое законом, и обеспеченная безнаказанность угнетателей...
Луиджи Пиранделло. «Старые и молодые».
Перевод Г. Рубцовой и Н. Рыковой
Основные персонажи
Пишут (1)
ВИТТОРИО МАРАШАННО, префект Монтелузы. КОРРАДО ПАРРИНЕЛЛО, начальник его канцелярии, которого впоследствии сменил на этом посту ДЖАКОМО ЛА ФЕРЛИТА, брат Розарио (Сасы). АРРИГО МОНТЕРКИ, квестор Монтелузы. АНТОНИО СПИНОЗО, начальник полиции (Управления общественной безопасности) Вигаты. ДЖЕЗУАДЬДО ЛАНЦА-ТУРО, лейтенант, командир Вигатской части королевских карабинеров, которого впоследствии сменил на этом посту ИЛАРИО ЛАНЦА-СКОККА. ПАОЛАНТОНИО ЛИКАЛЬЦИ, старший капрал карабинеров в Вигате. ДЖУЗЕППЕ СЕНСАЛЕС, начальник Главного управления общественной безопасности Министерства внутренних дел. САЛЬВАТОРЕ ДОБРОДУШИНИ, начальник Дисциплинарного отдела Главного управления общественной безопасности. КАРЛО АЛЬБЕРТО ДЕ СЕН-ПЬЕР, генерал, командующий Сицилийским округом Корпуса королевских карабинеров. АРТИДОРО КОНИЛЬЯРО, супрефект Бивоны. ДЖОВАННИ НИКОТЕРА, министр внутренних дел. ФИЛИБЕРТО СИНИ, министр почт и телеграфов. ИНЬЯЦИО КАЛЬТАБЬЯНО, начальник Палермского Почтово-телеграфного округа. АГОСТИНО ПУЛИТАНО, геодезист Палермского Почтово-телеграфного округа. КАТАЛЬДО ФРИША, управляющий Кадастровой палатой Монтелузы. ВИТТОРИО ТАМБУРЕЛЛО, начальник Вигатской почтовой конторы. КАЛОДЖЕРО (ДОН ЛОЛЛО) ЛОНГИТАНО, командор, уважаемая личность. КАЛОДЖЕРИНО ЛАГАНА, верный человек командора. ДЖЕДЖЕ, также верный человек командора. ОРАЦИО РУСОТТО, адвокат. РИНАЛЬДО РУСОТТО, его брат, адвокат. НИКОЛА ДЗАМБАРДИНО, адвокат. ФИЛИППО (уменьшительное ПИППО) ДЖЕНУАРДИ, коммерсант. ГАЕТАНА (уменьшительное ГАЕТАНИНА или ТАНИНЭ), его жена. ЭМАНУЭЛЕ (ДОН НЭНЭ СКИЛИРО), ее отец. КАЛОДЖЕРА (уменьшительное ЛИЛЛИНА) ЛО РЕ, его жена. КАЛОДЖЕРО ЯКОНО (по прозвищу КАЛУЦЦЭ НЕДОВЕРТЫШ), «юноша на складе» Филиппо Дженуарди. РОЗАРИО (уменьшительное САСА) ЛА ФЕРЛИТА, бывший друг Филиппо Дженуарди. АНДЖЕЛО ГУТТАДАУРО, друг Розарио и Филиппе ДОКТОР ДЗИНГАРЕЛЛА, врач в Вигате. ДОН КОЗИМО ПИРРОТТА, приходский священник в Вигате. САЛЬВАТОРЕ СПАРАПЬЯНО, оптовый лесоторговец. ДЖ. НАППА & ДЖ. КУККУРУЛЛО, адвокатская контора. ФИЛИППО МАНКУЗО, мелкий землевладелец. МАРИАНО ДЖАКАЛОНЕ, мелкий землевладелец. ДЖАКОМО ДЖИЛИБЕРТО, мелкий землевладелец.
* * *
Его Превосходительству
Милостивому государю
Витторио Парашанно,
Префекту Монтелузы.
Вигата, 12 июня 1891 г. Ваше Превосходительство, нижеподписавшийся ДЖЕНУАРДИ Филиппо, сын Дженуарди Джакомо Паоло и Позакане Эдельмиры, родившийся 1860 года сентября месяца 3 дня в Вигате (провинция Монтелуза) и проживающий там же, в № 75 по улице Единства Италии, лесоторговец, интересуется узнать, какими документами необходимо сопроводить прошение о проводке телефонной линии для личного пользования. Заранее признательный за благосклонное внимание, с коим Ваше Превосходительство изволит отнестись к его просьбе, уверяет в преданности покорнейшего слуги
Дженуарди Филиппо.
* * *
Его Превосходительству
Милостивому государю
Витторио Парашанно,
Префекту Монтелузы.
Вигата, 12 июля 1891 г. Ваше Превосходительство, нижеподписавшийся ДЖЕНУАРДИ Филиппо, сын Дженуарди Джакомо Паоло и Позакане Эдельмиры, родившийся 1860 года сентября месяца 3 дня в Вигате (провинция Монтелуза) и проживающий там же, в № 75 по улице Единства Италии, лесоторговец, осмелился 12 июня сего года, то есть ровно месяц тому, полагаясь на великодушие и благосклонность Вашего Превосходительства, поинтересоваться, каким образом возможно получить официальное разрешение на проводку телефонной линии для личного пользования. Не дождавшись, безусловно по причине обычной ошибки в доставке, ответа из Ведомства, столь достойно возглавляемого Вами, нижеподписавшийся вынужден повторно обеспокоить Вас тем же вопросом. Заранее признательный за благосклонное внимание, с коим Ваше Превосходительство сумеет отнестись к моей просьбе, глубоко извиняюсь в том, что отвлекаю от исполнения Ваших Высоких Обязанностей, и пользуюсь случаем уверить в преданности покорнейшего Вашего слуги.
Дженуарди Филиппо.
* * *
Его Превосходительству
Милостивому государю
Витторио Парашанно,
Префекту Монтелузы.
Вигата, 12 августа 1891 г. Ваше Превосходительство Милостивый государь! Нижеподписавшийся ДЖЕНУАРДИ Филиппо, сын Дженуарди Джакомо Паоло и Позакане Эдельмиры, родившийся 1860 года сентября месяца 3 дня в Вигате (провинция Монтелуза) и проживающий там же, в № 20 по улице Кавура, лесоторговец, взял на себя смелость 12 июня сего года, то есть ровно два месяца тому, полагаясь на исключительное великодушие, глубокое понимание и отеческую благосклонность Вашего Превосходительства, обратиться к Вам с нижайшей просьбой сообщить, что требуется (документы, справки, свидетельства и проч.) при подаче прошения об официальном дозволении на проводку телефонной линии для личного пользования. Не получив ответа, безусловно по причине обычной ошибки в доставке, в чем нижеподписавшийся далек от мысли винить руководство Королевских Почт и Телеграфов, он был вынужден, к величайшему сожалению, вновь обеспокоить Вас 12 июля сего года. Однако и во второй раз желанный ответ не пришел. Уверенный, что не заслуживает гневного молчания Вашего Превосходительства, нижеподписавшийся в третий раз припадает к Вашим стопам, испрашивая Вашего Великодушного Слова. Заранее признательный за благосклонное внимание, покорнейше прошу извинить, что отвлекаю Вас от исполнения Ваших Высоких Обязанностей, и пользуюсь случаем уверить в преданности Вашего Превосходительства покорнейшего слуги.
Дженуарди Филиппо.
P.S. За время, прошедшее между двумя первыми и этим моим письмом, бедную мою матушку призвал к себе Господь, и нижеподписавшийся перебрался в ее освободившуюся квартиру в № 20 по улице Кавура, как Ваше Превосходительство могли заметить, сравнив нынешний мой адрес с предыдущим.
* * *
Милостивому государю
Господину Розарио Ла Ферлите.
Площадь Данте, 42.
Палермо.
Вигата, 30 августа 1891 г. Дорогой Саса, не дальше как вчера вечером, когда мы были в собрании, дон Калоджеро Лонгитано поминал тебя (заметь, недобрым словом). Он говорил при всех, будто ты, проиграв его брату Нино ни много ни мало две тысячи лир, скрылся неведомо куда. Дон Лолло упирал на якобы известное любому правило, по которому карточные долги положено платить в течение суток, тогда как на восемь часов вечера минувшего дня прошло уже не двадцать четыре, а две тысячи пятьсот семьдесят два часа. Хорошо зная командора Калоджеро Лонгитано, с которым лучше не иметь дела, когда ему моча в голову ударит (вчера вечером как раз был такой случай), я тем не менее, за тебя заступился как за старого друга. Я понимал, что поступаю рискованно: у дона Лолло такой характер, что шутки с ним плохи. Но дружба есть дружба. Вежливо и в то же время весьма решительно я напомнил ему, что люди знают тебя как человека обязательного, и они не ошибаются. Щадя твое самолюбие, я опускаю его ответ, на который я сказал, что ты вот уже два месяца лежишь с тяжелым воспалением легких в больнице в Неаполе. Дон Лолло тут же потребовал адрес больницы, но мне удалось как-то замять разговор. Дома я первым делом выпил три рюмки французского коньяку и поменял рубаху: с меня семь потов сошло, пока я стоял перед доном Лолло. Спорить с ним лишний раз равносильно самоубийству. Уверен, что если уж он задумал вытрясти из тебя две тысячи лир, зажиленные у его брата, то с адресом он от меня не отстанет. Впрочем, я надеюсь, мне и дальше удастся водить его за нос и скрывать твой настоящий адрес, который ты доверил мне как закадычному другу. Пользуясь случаем, решаюсь просить тебя о пустяковой услуге в обмен на то, что я для тебя сделал и намереваюсь делать в будущем. Ты ведь мне не откажешь? Постарайся через своего брата Джакомино или через знакомого из монтелузской префектуры — забыл его имя — ускорить ответ на три мои письма префекту Парашанно. В последнем письме я чуть ли не лизал задницу этому рогоносцу, этому выскочке из Неаполя. Можно подумать, будто я испрашиваю у него дозволения поставить раком его сестру! А мне нужно всего-навсего узнать, что требуется, чтобы получить разрешение на проводку телефонной линии. Сделай это для меня. Твой
Пиппо Дженуарди.
* * *
Господину Розарию Ла Ферлите.
Площадь Данте, 42.
Палермо.
Вигата, 20 сентября 1891 г. Дорогой брат Саса! Позволь тебя спросить, во что ты меня втягиваешь? Хочешь совсем меня доконать? Тебе известно, каково мне содержать наших родителей и каждый месяц платить по частям твои долги. И это твоя благодарность? Ты что, белены объелся? Неужто как жил дураком, так дураком и помрешь? Получив твое письмо, я попросил командора Парринелло, начальника канцелярии Его Превосходительства Префекта, замолвить словечко за твоего близкого друга Дженуарди Филиппе. Командор Парринелло любезно пообещал, что все будет в порядке. Но на следующее утро он пригласил меня к себе в кабинет, запер дверь на ключ и сообщил, что делом Дженуарди занимается лично Его Превосходительство, ибо дело это весьма непростое. Еще командор сказал, что Его Превосходительство рвал и метал и что лучше мне держаться подальше от всей этой истории, ежели я не хочу беду на себя накликать. Советую и тебе оставить, пока не поздно, эту шальную затею. И не лезь ко мне больше со своим Филиппо Дженуарди. В ближайшие дни отправлю тебе по почте 300 лир. Обнимаю.
Твой брат Джакомино.
* * * Дорогой Пиппо, письмо, которое ты только что прочел, я получил от своего брата Джакомино. Как видишь, по твоей милости он устроил мне хорошую головомойку. Вечно от тебя одни неприятности! Мало тебе самобежного экипажа? Мало фонографа Эдисона? Угомонись наконец! И не засерай мне мозги своим телефоном! Три дня назад я переехал с площади Данте, но нового адреса тебе не даю, чтобы не ставить тебя в трудное положение при встрече с командором Лонгитано. Прощай, рогоносец.
Саса.
* * *
Милостивому государю
Командору Калоджеро Лонгитано.
Переулок Лорето, 12.
Вигата.
Фела, 1 октября 1891 г. Досточтимый Командор, Вы не раз выказывали мне особое благорасположение, поддерживая делом и словом, что не только делает мне честь, но и выделяет меня из толпы просителей, каждодневно взывающих к Вашему доброму сердцу. Вы не можете даже отдаленно представить себе, каким стимулом и утешением всегда было для меня Ваше доброе отношение. Недавно в собрании Вигаты Вы отвели меня в сторону и сказали, что слышали от кого-то, будто Саса Ла Ферлита сейчас в Неаполе, где его поместили в больницу с воспалением легких. Если помните, я тут же опроверг эти слухи: историю с больницей выдумал и распространяет не кто иной, как сам Ла Ферлита, чтобы не платить долги. Тогда же я дал Вам его адрес — площадь Данте, 42, в Палермо. Почему я это сделал? Вспомнил латинское выражение, которое всегда приводила мне моя покойная матушка, путая Платона с Пилатом: «Amicus Pilato, sed magis arnica Veritas»
. Будучи в эти дни по делам в Феле, я случайно повстречал нашего с Ла Ферлитой общего приятеля, который сказал мне, что, как он слышал, Саса не то поменял, не то собирается поменять квартиру. Спешу поделиться с Вами этой новостью. Если Вы намереваетесь послать кого-то в Палермо с целью воздействовать на Ла Ферлиту, убедив его заплатить долг Вашему брату Нино, советую Вам поторопиться. Нового адреса Ла Ферлиты мой приятель не знает. Уверяю Вас в преданности и неизменной готовности к услугам.
Филиппо Дженуарди.
P.S. Я пробуду в Феле еще несколько дней, после чего вернусь в Вигату. Не обессудьте, что позволяю себе обратиться к Вам с просьбой. Начиная с середины июня сего года я трижды писал в Префектуру Монтелузы, интересуясь узнать, что необходимо для подачи прошения о проводке телефонной линии. Не могли бы Вы, опираясь на Ваши дружеские связи, ускорить ответ мне? От одного своего друга я узнал, что Его Превосходительство Префект, без всяких на то оснований, подозрительно отнесся к моей просьбе. Вы хорошо меня знаете и потому найдете, как объяснить господам из Префектуры, что хлопочете за знакомого лесоторговца, коему телефонная линия потребна исключительно для личного пользования. Благодарный за помощь, в каковой, смею надеяться, Вы мне не откажете, еще раз уверяю в преданности.
Филиппо Дженуарди.
КОРОЛЕВСКАЯ ПРЕФЕКТУРА МОНТЕЛУЗЫ
Начальник Канцелярии
Господину Филиппа Дженуарди.
Ул. Кавура, № 20.
Вигата.
Монтелуза, 7 октября 1891 г. Мы не сочли необходимым отвечать на Ваши письма от 12 июня, 12 июля и 12 августа сего года, ибо не вызывает сомнения, что Вы ошиблись адресом. Королевская Префектура не справочная контора и тем более не имеет отношения к руководству Королевского Почтово-телеграфного ведомства, в кое Вам надлежало обратиться. Пользуюсь случаем уточнить, что истинная фамилия Его Превосходительства Префекта не Парашанно, как Вы его упорно называете, а Марашанно.
Начальник Канцелярии
Его Превосходительства Префекта
(Командор Коррадо Парринелло).
* * *
(Личное, доверительное)
Гранд-офицеру Арриго Монтерки,
Квестору Монтелузы.
Монтелуза, 10 октября 1891 г. Достоуважаемый Коллега и Друг, вчера вечером, во время нашего визита к Его Преосвященству Монсиньору Грегорио Лаканьине, новому Епископу и Пастору Монтелузы, великолепно нас принявшему в приватной обстановке, Небу было угодно, чтобы я взял на себя смелость поделиться с Вами в двух словах беспокойством, испытываемым мною в последние месяцы и связанным как с семейными обстоятельствами, так и с высоким положением представителя Итальянского Государства в этом, сколь ни больно сие признавать, убогом и опасном краю нашей горячо любимой Италии. Что до моих печальных семейных обстоятельств, то будь Вы родом не из Бергамо, а, как я, из Неаполя, я мог бы изложить их без слов: написал бы подряд пять чисел (59, 17, 66, 37, 89), и Вы бы все поняли. Моя первая супруга, Элеутерия, скончалась от холеры десять лет назад. Моя вторая жена, которую зовут Агостина и которая много моложе меня, очень скоро стала мне изменять (59) с мнимым моим другом (17), совершая за спиной у законного мужа подлое предательство (66). Когда меня перевели из Салерно в Монтелузу, эта коварная женщина, лишь бы не разлучаться со своим любовником, сбежала (37), и ее местонахождение неизвестно (89). Надо признать, что те немногие люди, с коими я поделился, усматривали именно в этой мучительной для меня истории причины дурного настроения и равнодушия, постоянно отравляющих мне жизнь и мешающих работать. И они правы, что греха таить. Вдобавок ко всему, мое появление в Префектуре Монтелузы, куда я получил назначение, сопровождалось слухами, каверзами, наговорами, подозрениями, интригами — с единственной целью: как можно больше навредить мне. При этом я не мог не принимать во внимание политическое положение на Острове (особенно в этом ужасном районе), и в голову приходило сравнение с небом, затянутым густыми черными тучами, предвестниками неминуемой грозы. Вам должно быть хорошо известно, что по Стране, полными горстями разбрасывая семена бунта и ненависти, беспрепятственно передвигаются всякого разбора оголтелые смутьяны — бакунинские анархисты, радикалы, социалисты. Как поступает бережливый крестьянин, когда в корзине, полной сочных румяных яблок, обнаруживает одно гнилое? Не задумываясь ни секунды, выбрасывает его, прежде чем от соседства с ним начнут гнить остальные. А ведь где-то сидят люди, полагающие, что не следует принимать мер, кои могут быть восприняты как репрессивные, и пока они судят да рядят, дурное семя прорастает, пускает хотя и невидимые, но прочные корни. Я говорил о смутьянах, так вот они прекрасно научились маскировать свои подлые замыслы, выдавая себя за примерных граждан. Взять, к примеру, три письма некоего Дженуарди Филиппо, с которых копии я Вам посылаю. Из-за этих писем я уже три месяца не сплю. Какая низость! Какое наглое издевательство! Чего ради, не переставал я себя спрашивать, он взял моду называть меня Парашанно, когда моя фамилия Марашанно? Я долго думал, иной раз в ущерб работе, не скрою, пока наконец не догадался. Этот омерзительный тип, заменяя в моей фамилии букву «м» на «п», просто потешается надо мной, оскорбляет меня. Да, да, именно так! Как будто моя фамилия произошла от тюремной параши! Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы обнаружить обидный намек. Исковеркать мою фамилию таким манером значит обозвать меня вонючкой, а то и хуже — дерьмом, словом на букву «г». При этом Дженуарди в каждом письме лебезит передо мною, клянется в преданности. Спрашивается, зачем ему заискивающий тон? Что он замыслил? В какую ловушку хочет меня заманить? Не откажитесь помочь мне. Думаю, для Вас не составит труда получить через своих подчиненных в Вигате сведения о политических взглядах Дженуарди. Можете ли Вы для меня это сделать? Я, со своей стороны, постараюсь навести справки об этом субъекте у карабинеров. Заранее благодарный, просит принять уверение в искренней дружбе и преданности Вам
Витторио Марашанно.
P.S. При Вашем тонком уме и проницательности Вы, конечно, обратили внимание на то, что для своего письма я не стал пользоваться бланком Королевской Префектуры. Прошу Вас, если соберетесь мне ответить, прибегнуть к аналогичной мере предосторожности.
* * *
(Личное, доверительное)
Командору Коррадо Парринелло.
Бульвар Капуцинов, № 23.
Монтелуза.
Монтелуза, 15 октября 1891 г. Высокочтимый Командор, Мой незаменимый предшественник, покойный Гранд-офицер Эмануэле Филиберто Барбери-Скваротти, вверяя мне бразды правления Королевской Квестурой Монтелузы, превозносил Вас в приватной беседе со мной как человека, достойного всяческого доверия и неизменно готового к тесному сотрудничеству с нашим ведомством в высших интересах Страны. По счастью, до вчерашнего дня у меня не было ни малейшей необходимости обращаться к Вам, злоупотреблять Вашей щедрой готовностью действовать сообща. Но сегодня я вынужден посвятить Вас — разумеется, по секрету — в дело исключительной тонкости, в котором мне не обойтись без Вашего мудрого совета. Я получил от Префекта Монтелузы Витторио Марашанно, Вашего непосредственного начальника, личное доверительное письмо с приложением трех писем, направленных ему неким Дженуарди Филиппо из Вигаты. В этих трех письмах Его Превосходительство усмотрел насмешку, оскорбление и тайную угрозу. Откровенно говоря, я, со своей стороны, не нашел в упомянутых письмах ничего подобного. Между тем тон письма самого Его Превосходительства весьма меня насторожил: чувствуется, что оно написано, я бы сказал, в возбужденном состоянии и свидетельствует о далеко не безобидной склонности облекать в плоть собственные фантазии. Вы понимаете, сколь серьезную опасность, чреватую непредсказуемыми последствиями, может в столь деликатный политический момент являть собой не совсем уравновешенный, не вполне отвечающий за себя и за свои поступки представитель Власти. А посему Вам следует встретиться со мной для разговора на эту тему. Это Ваш долг! Из предусмотрительности отправляю письмо по домашнему адресу. Жду Вас в самое ближайшее время. С высочайшим уважением
Арриго Монтерки.
УПРАВЛЕНИЕ ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ ВИГАТЫ
Господину Квестору
Монтелузы.
Монтелуза, 18 октября 1891 г. Предмет:
Дженуарди Филиппо ДЖЕНУАРДИ ФИЛИППО (Пиппо), сын Дженуарди Джакомо Паоло и Позакане Эдельмиры, родился 3 сентября1860 года в Вигате и проживает там же, в доме матери, по улице Кавура, № 20. В течение долгого времени не имел определенных занятий, жил за счет матери-вдовы, последние три года торгует лесом. Пять лет назад женился. Жена — Гаетана (Танинэ) Скилиро, единственная дочь Эмануэле (дона Нэнэ) Скилиро, торговца серой, владельца рудника в Тальякоццо (провинция Кальтаниссетта) и серного завода, который находится в Вигате, ул. Нововокзальная. Эмануэле Скилиро по праву считается самым богатым человеком в Вигате. Овдовев, он шесть лет назад женился вторым браком на Калоджере (Лиллине) Ло Ре, тридцати лет, дочери торговца серой из Фелы. Брак между шестидесятидвухлетним и тридцатилетней, заключенный, вне всякого сомнения, по расчету, породил в городе ехидные разговоры, которым очень быстро положило конец безукоризненное поведение молодой женщины. Скилиро изо всех сил противился помолвке единственной дочери с таким неудачником, как Дженуарди, но вынужден был отступить перед тупым упрямством дочки, попытавшейся даже покончить с собой — утопиться в море. Приданое жены позволило Дженуарди вести расточительный образ жизни и открыть лесоторговый склад. Отношения между Скилиро и зятем сводятся к обязательным взаимным визитам. Следует, правда, добавить, что госпоже Дженуарди нередко приходится просить отца выручить их с мужем, коммерция которого не всегда развивается успешно.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
|
|