– А кто же ты такой? – спросил Антип.

– Я – сам себе господин, – гордо выпятил грудь Луконя. – Мелкий бес. Я обычно поблизости от людей держусь, чтобы было где проказить. А на кладбище порой захаживаю, чтобы со знакомцами повидаться.

– Ну, коли так, то пойдем, – согласился Антип.

– Идем! – радостно воскликнул Луконя. – Ух, и удивится же местный народ, когда я к ним самого вестника смерти в гости приведу!

Антип в ответ на это только неопределенно хмыкнул. Чудная все-таки штука эта самая жизнь: вчера только он в шинке у Кривого Вана пиво пил, а сегодня на заброшенном кладбище с упырями и навьем чаевничать будет. Расскажи кому – так не поверят же! Уверенность в том, что все будет хорошо, внушал Антипу не столько нож вестника смерти, а он, как видно, высоко поднимал его общественный статус среди кладбищенской нечисти, сколько веселый и беззаботный нрав Лукони, который вызвался быть его провожатым. Если он с упырями дружбу водит, так почему бы и Антипу с ними не познакомиться? Как знать, может, и взаправду окажется, что не так страшен черт, как его малюют?

Луконя подкинул вверх горсть огоньков, горевших у него на ладони, и светляки в момент разлетелись в разные стороны и погасли во тьме.

– Ничего, – ободрил Антипа Луконя. – Я во тьме вижу, как кошка. Следуй за мной, скоро к огню выйдем.

Сказав это, он проворно нырнул в кусты.

Боясь потерять своего провожатого во тьме и снова остаться в одиночестве среди провалившихся могил и полуразрушенных склепов, Антип побежал в том же направлении, что и Луконя. Ориентировался он при этом главным образом на слух, сворачивая туда, где шуршали и потрескивали кусты, сквозь которые напрямик ломился Луконя. Следует отдать бесенку должное – памятуя о том, что его спутник не наделен ночным зрением, дорогу Луконя выбирал так, что Антип ни разу даже не оступился на неровностях грунта.

Палку, на которой была надета шапка, Антип выкинул, но нож вестника смерти по-прежнему продолжал сжимать в руке.

Вскоре Антипу показалось, что он заметил мелькнувший среди кустов отсвет какого-то странного синеватого пламени. Еще через какое-то время он уже ясно увидел костер, горящий на ровной, свободной от кустов площадке перед полуоткрытыми дверями большого склепа, сохранившегося в относительно неплохом состоянии. Вокруг костра сидели темные сгорбленные фигуры. Было их не меньше полутора десятков, но рассмотреть их как следует в неясном мерцающем свете, да еще и на бегу, Антипу никак не удавалось.

– Постой, Луконя! – крикнул негромко Антип.

Провожатый остановился и обернулся на своего спутника.

– Уже почти пришли, – сообщил он несколько удивленным голосом.

– Погоди, – махнул рукой Антип и, наклонившись, уперся руками в бедра. – Дай дух перевести.

Для того чтобы сделать последние несколько шагов навстречу странной компании, сидящей у костра, Антипу нужно было для начала собраться с духом. Да и отдышаться после быстрого бега тоже не мешало. Не след являться перед нежитью запыхавшимся и растерянным, словно малец, заблудившийся во тьме. Нужно было помнить о том, что для них он был вестником смерти, – судя по словам Лукони, существом куда более значительным по сравнению с упырями и прочим навьем.

– Пошли!

Выпрямившись, Антип решительно зашагал к костру, оставив позади замешкавшегося провожатого.

Припустившись следом, Луконя попытался было его обогнать, но Антип, выставив руку в сторону, велел ему держаться позади.

Никто из сидевших у костра не обернулся, пока Антип не остановился в двух шагах от них и не сказал громким голосом:

– Доброй ночи всей честной компании!

Фигуры зашевелились. Двигались они медленно, словно преодолевая чудовищное сопротивление веков, проведенных по ту сторону жизни. Казалось, что если прислушаться как следует, то можно услышать, как скрипят их трущиеся друг о друга высохшие кости.

Когда ближайший к нему мертвяк наконец-то развернулся вполоборота и посмотрел на человека, вместо лица Антип увидел обтянутый серой, похожей на старый, высохший пергамент кожей череп, глядящий на него пустыми провалами глазниц, в глубине которых таились едва заметные зеленоватые отсветы, похожие на то, как мерцают глаза кошки в темноте.

Антип почувствовал, как под этим взглядом мертвых глаз у него похолодела кожа, по всему телу выступил холодный пот, а по позвоночнику забегали колючие мурашки. Он готов был уже развернуться и броситься в ночную тьму, прочь от призрачного огня с сидящей вокруг него нежитью, когда, улучив момент, вперед снова выскочил Луконя.

– Эй, братцы-мертвяки, вурдалаки-кровопийцы, навье да нежить! – прокричал он радостным, громким голосом. – Что сидите, как охмуренные! Принимайте гостя дорогого!

– Луконя, – узнав бесенка, проскрипел один из мертвяков голосом, в котором жизни было не больше, чем в холодном камне на дороге. – А это кто с тобой?

– А то сам не видишь! – Луконя незаметно подтолкнул Антипа локтем, давая понять, что пора бы ему и самому что-то сказать. – Вестник смерти к нам пожаловал!

– Не похож, – окинув Антипа призрачным взором, вынес свое решение другой мертвяк.

Луконя снова ткнул Антипа локтем в бок, на этот раз довольно-таки чувствительно.

– Не похож, говоришь! – Резким движением Антип выбросил в сторону сказавшего это мертвяка руку с зажатым в ней ножом. – А что, если я этим ножом тебя по глотке чикну?

В отсветах пламени лезвие ножа поблескивало мертвенно-зеленоватым светом, похожим на тот, что горел в пустых глазницах навья.

Мертвяк как-то странно качнулся из стороны в сторону, словно дряхлый старик, желающий подняться на ноги, но не находящий в себе сил для этого.

– Прости, не признал, – проскрипел мертвяк. – Больно ты молод мне показался для вестника смерти.

– Ну, по сравнению с тобой, Сартопулос, любой будет выглядеть мальчишкой, – рассмеялся Луконя и положил руку Антипу на плечо.

Этим жестом бесенок давал парню понять, что он уже признан и принят местным обществом, а заодно и демонстрировал всем присутствующим, в сколь близких, почти дружеских отношениях находится он с вестником смерти.

– Присаживайся к нашему огню, – произнес кто-то из присутствующих.

Голос не был похож на дребезжание сухих горошин в бычьем пузыре, как у говорившего до этого мертвяка. Тот, кто подал голос на этот раз, заметно шепелявил и временами делал короткие паузы, производя при этом странный звук, словно бы втягивая в себя воздух сквозь едва приоткрытые губы.

Обернувшись, Антип посмотрел на того, кто произнес эти слова. Внешне это был человек из плоти и крови, только с очень бледным лицом и большими, чуть заостренными кверху ушами. Глаза у него были желтого цвета с вертикальным, как у хищника, разрезом зрачков. Антип догадался, что это был упырь, хотя никогда прежде видеть упырей ему не доводилось.

Упырь подобрал полы надетого на нем драного балахона и подвинулся в сторону, освобождая для гостя место на ступенях склепа.

Антип благодарно улыбнулся и, обойдя круг нежити, занял предложенное ему место. Рядом с ним пристроился и улыбающийся Луконя. Заплечный мешок Антип скинул со спины и поставил между ног, а нож снова сунул за голенище.

Осмотрев внимательно всех собравшихся у костра, Антип насчитал семь упырей. Остальные были мертвяками. Все они были одеты в ветхие, изорванные лохмотья, по которым было совершенно невозможно составить хоть какое-то представление о первоначальном виде одежды, частью которой они в свое время являлись. Возможно, именно поэтому навье выглядели хотя и жутковато, но одновременно и довольно-таки жалко.

Странным был и костер, вокруг которого собралась нежить. Синеватые языки пламени скользили по нескольким сложенным крест-накрест поленьям, при этом они оставались совершенно целыми, не обугливаясь, не выбрасывая вверх искры и не превращаясь постепенно в золу. При взгляде на этот костер Антипу сразу же вспомнились истории о ведьминых огнях, горящих ночами на кладбищах.

– Что привело вестника смерти в наши края? – проскрипел один из мертвяков, тот самый, которого Луконя назвал Сартопулосом. – Среди нас живых не сыщешь, а нам самим смерть уже не страшна.

Рот мертвяка приоткрылся в зловещем оскале, что в его исполнении должно было изображать приветливую улыбку.

– Я здесь проходом, – ответил Антип и для солидности кашлянул в кулак.

– Он к Запрудам идет, – тут же вставил Луконя. – А я, встретив его на кладбище, предложил с нами ночку скоротать. Так что не сидите, как мертвые, а угощайте дорогого гостя!

Едва Луконя произнес эти слова, как двое мертвяков поднялись со своих мест и скрылись за полуоткрытой дверью склепа. Движения их были медленными и угловатыми. Казалось, что к ногам их привязаны пудовые гири, и, чтобы сохранить равновесие, мертвяки держали руки расставленными в стороны.

Насколько мог судить Антип, упыри были куда более живыми и подвижными, чем остальные навье. Но и они производили впечатление глубоких старцев, способных разве что только на то, чтобы вспоминать свои былые деяния.

Пока двое мертвяков что-то делали в склепе, Луконя быстро представил Антипу всех сидевших у костра. Имена, которые называл бесенок, были все больше причудливые, нездешние, такие, что и не запомнишь с первого раза. Названный мертвяк чуть привставал со своего места и со всей учтивостью, которую позволяли ему его старые кости, кланялся Антипу.

К тому времени, когда церемония знакомства была окончена, вернулись из склепа двое мертвяков. С собой они принесли большой медный котел, наполненный какой-то жидкостью, и кованую рогатину. Воткнув рогатину в землю возле костра, мертвяки повесили котел над огнем.

– Ну вот, скоро и чаек поспеет! – с радостным предвкушением потер ручки Луконя.

Антип решил, что невежливо сидеть молча, ожидая, когда закипит вода в котле, и обратился к сидевшему справа от него упырю с вопросом:

– Простите, вы все здесь местные?

– А как же, – оскалился в улыбке упырь. – Все с этого самого кладбища.

– Очень уж имена у вас странные, – покачал головой Антип. – Я таких прежде и не слышал.

– Еще бы, – прохрипел сидевший по другую сторону огня мертвяк. – Нет же больше таких имен. Канули в небытие, как и весь мир, к которому мы принадлежали.

– Ты когда-нибудь слышал об Империи Семи Морей? – спросил у Антипа упырь.

– Нет, – покачал головой Антип.

– Вот то-то и оно, – снова оскалился упырь. Но на этот раз оскал его можно было назвать грустным. – А в свое время не было в мире человека, который не знал бы этого гордого имени. И каждый второй сам был подданным Империи Семи Морей.

– И когда же это было? – поинтересовался Антип.

Мертвяк попытался было свистнуть, но вместо свиста изо рта его раздался странный приглушенный скрежет.

– В незапамятные времена, относящиеся к Первой эпохе, – оставив тщетную попытку выразить свои чувства свистом, словами ответил Антипу мертвяк. – На том месте, которое ты называешь Запрудами, некогда стоял огромный город, именуемый Уартом.

– И что же с ним стало? – удивленно спросил Антип.

– Уарт был разрушен варварами, пришедшими из Великих Степей, – тяжело вздохнув, ответил мертвяк. – Их несметные полчища прошли по всей Империи Семи Морей, обратив в прах великую цивилизацию.

– Не преувеличивай, Марлинус, – усмехнулся сидевший рядом с Антипом упырь. – Империю разрушили не варвары. Она была раздавлена собственной тяжестью. Некогда действительно великая держава выбрала тупиковый путь. Вместо того чтобы развиваться за счет собственных ресурсов, Империя продолжала разрастаться вширь, втягивая в себя все новые страны и народы. По мере того как имперский центр дряхлел, народы на окраинах Империи, впитывая в себя все ее достижения, обретали собственное самосознание. К тому времени, когда появились степняки, Империя была уже настолько изъедена собственными внутренними противоречиями, что для того, чтобы она упала и рассыпалась в прах, довольно оказалось легкого толчка извне.

– Ты, как всегда, интерпретируешь факты в выгодном для тебя свете, Оззмозис! – возмущенно воскликнул Марлинус. – Не зря тебя в свое время живым в землю закопали!

– Если бы гарт Култамакис прислушался в свое время к моим словам, а не внимал бы твоей бестолковой болтовне об имперском величии и божественной славе, то Уарт стоял бы и по сей день! – ответил мертвяку Оззмозис.

– Варвары были Бичом Создателя, покаравшим нас за грехи наши! – вскинув костлявую руку вверх, провозгласил Марлинус.

– Если ты, Марлинус, так же как и остальные верные прихлебатели гарта Култамакиса, погряз в роскоши и разврате, то не стоит обвинять в этом все остальное население Империи, влачившее полунищенское существование, – возразил упырь. – Варвары просто пришли и взяли то, что плохо лежало. Вспомни, Марлинус, много ли окрестных жителей отозвались на твой призыв прийти и встать на защиту Уарта?

– Мы с честью погибли, но не пошли на сделку с врагом, как предлагала твоя партия! – Марлинус гордо вскинул подбородок, с которого сползла высохшая кожа.

– Как ты погиб, мне известно, – усмехнулся Оззмозис. – Тебя вместе с двумя другими представителями партии власти забили лопатами крестьяне, в домах которых вы надеялись укрыться от варваров.

– Да будь ты проклят, Оззмозис! – в сердцах воскликнул Марлинус. Если бы у него во рту была слюна, то он, наверное, еще и плюнул бы в костер. – Сколько лет прошло, а ты до сих пор не можешь простить мне того, что моей партии было доверено сформировать правящий кабинет.

– А представители моей были все до единого казнены, – закончил Оззмозис. – Но я не могу простить тебе вовсе не это, Марлинус, а то, что десять лет твоего бездарного правления привели страну к гибели.

– Я делал то, что требовала от меня верховная власть! – крикнул мертвяк.

– Вот именно, – спокойно наклонил голову упырь. – А нужно было делать совсем другое.

– Представляешь, – прислонившись к плечу Антипа, негромко прошептал Луконя, – тысячелетия прошли, от Империи Семи Морей только это кладбище и осталось, а эти двое, как только вместе сойдутся, так едва не в драку лезут, выясняя, кто же больше любил свою страну.

– Неужели целая Империя, вместе со своими городами и народами, могла уйти в землю, не оставив после себя никакого следа? – удивленно произнес Антип.

– Если бы только одна, – усмехнувшись, ответил ему Луконя. – Знал бы ты, сколько Империй погибло, обратившись в прах, не оставив по себе никакой памяти, кроме воспоминаний мертвяков да упырей, чудом уцелевших с тех далеких времен в таких заповедных местах, как это кладбище.

– Разве навье может умереть еще раз? – снова удивился Антип.

– Конечно, – уверенно ответил Луконя. – Они ведь только с виду на монстров похожи, а на самом деле просто несчастные и в чем-то даже беззащитные существа. Как только кому-нибудь придет в голову сровнять это кладбище с землей, так и им конец придет, поскольку не останется у них места для житья.

– А разве упыри не охотятся по ночам за людьми, чтобы крови их напиться? – спросил Антип.

– Когда это было, – усмехнулся Луконя. – Теперь они за пределы этого кладбища и выходить-то боятся. Не до людской кровушки. Разве что крысу кладбищенскую придавят. Единственный настоящий душегуб, который временами на это кладбище еще наведывается, так это Карачун. По счастью, сегодня его нет. – Луконя зябко передернул плечами. – Даже мне в его присутствии не по себе делается.

– Карачун тоже из навья? – поинтересовался Антип.

– Нет, – покачал головой Луконя. – Это душегуб по природе своей. То есть он таким на свет уродился. Вроде как я – бес, а он – душегуб.

Конец яростной перепалке мертвяка с упырем положило то, что в котле наконец-то закипела вода. Откуда-то появились помятые жестяные кружки, и двое мертвяков, те самые, что принесли котел и поставили его на огонь, стали черпать оттуда странное варево и обносить им всех присутствующих.

Получив кружку, Антип осторожно понюхал содержимое. Варево было темного цвета, а на поверхности его плавал небольшой трилистник. Запах от него поднимался терпкий и незнакомый, но отнюдь не неприятный.

– Пей, не бойся, – подбодрил Антипа Луконя. – Это не колдовское зелье, а обычный чай с добавлением нескольких специальных трав, которые только на этом кладбище и можно сыскать.

– Что значит «специальные»? – все еще не рискуя отведать напиток, спросил Антип.

– Ну, для бодрости духа и крепости тела, – объяснил Луконя. – Только этим чаем местное навье себя и поддерживает.

В подтверждение своих слов Луконя сделал большой глоток из кружки, что ему передали, и блаженно закатил глаза.

Посмотрев по сторонам, Антип заметил несколько устремленных на него взглядов. Мертвяки и упыри то ли ожидали результатов дегустации гостем предложенного напитка, то ли просто желали убедиться в том, что он не побрезгует угощением. В любом случае отказываться было бы невежливо, и Антип осторожно пригубил напиток.

Это и в самом деле был крепко заваренный чай, в густом аромате которого витали еще какие-то незнакомые запахи, придававшие напитку необычный вкус – для него невозможно было найти ни названия, ни даже сравнения.

– Ну как? – поинтересовался Луконя.

– Отменно, – не покривив душой, произнес Антип достаточно громко, чтобы все собравшиеся навье услышали его слова.

Обстановка вокруг костра сразу же стала более непринужденной. Мертвяки и упыри прихлебывали чай, обмениваясь одобрительными замечаниями, а мертвяк Марлинус, который, похоже, уже забыл о своем недавнем бескомпромиссном споре с упырем Оззмозисом, даже встал и, подняв кружку с чаем, произнес короткую, но вдохновенную речь, прославляющую нежданного, но тем не менее в высшей степени приятного гостя, посетившего их вечеринку.

Следуя примеру остальных, Антип сделал три больших глотка чая. Спустя какое-то время он испытал странное и необычное ощущение. Ему показалось, что кровь в жилах закипает. Все тело его словно бы пронзили тысячи мельчайших иголочек, но это было не больно, а, напротив, приятно. Затем иллюзорный жар ударил Антипу в голову. Голова пошла кругом, и на мгновение Антипу показалось, что он теряет сознание. Но в следующий миг уже чувствовал себя превосходно. Более того, сознание его обрело удивительную ясность, а мысли – небывалую проницательность. Одновременно с этим обострились все чувства. Антип слышал, как скребется мышь за дальней стенкой склепа, чувствовал оставшийся на одежде запах розового куста, возле которого он встретил Луконю, отчетливо видел каждую могилу, из тех, что окружали место странного чаепития. Блаженно улыбнувшись, Антип сделал еще пару глотков ароматного чая.

– А кормить здесь будут? – поинтересовался он у Лукони.

– Сомневаюсь, – усмехнувшись, покачал головой тот. – А если что и предложат, то тебе это явно придется не по вкусу. Даже я в этой компании только чайком пробавляюсь.

– А свой харч можно достать? – поинтересовался Антип.

Не евший с полудня, он испытывал огромное желание забраться в свой заплечный мешок и посмотреть, что там ему положила мать в дорогу.

– О чем речь! – взмахнул свободной рукой Луконя. – Здесь демократичное общество. Каждый волен делать все, что ему вздумается, если при этом он не ущемляет чьих-то других интересов.

Развязав мешок, Антип первым делом извлек завернутую в полотняную тряпицу буханку серого хлеба. Сразу же несколько мертвяков вскинули головы и потянули носами.

– Угощайтесь, – предложил Антип и, нарезав хлеб ножом, раздал каждому по большому ломтю, не забыв и себе один оставить.

Упыри от хлеба отказались, но зато с радостью приняли предложенную Антипом кровяную колбасу, кольцо которой также обнаружилось в мешке.

Вареную курицу Антип оставил себе, поскольку к ней никто не проявил интереса, за исключением Лукони, отломившего крылышко.

Мертвяки ели хлеб медленно, растягивая удовольствие. Отщипывая от своих ломтей крошечные кусочки, они аккуратно клали их в рот и тщательно разжевывали. Временами кто-нибудь из них подносил хлеб к провалившемуся носу и с наслаждением вдыхал его аромат.

– Я думал, мертвякам не нужна еда, – тихо обратился к Луконе Антип.

– Они едят не для того, чтобы жить, а ради того, чтобы получить удовольствие, – ответил Луконя. – А хлеба им давно видеть не доводилось. Хлеб для них – это воспоминание о настоящей земной жизни.

Антип быстро разделался с курицей и запил еду остававшимся в кружке чаем. После этого он вытянул ноги и прилег на локоть. Сейчас, когда он был сыт и всем доволен, компания навья вовсе не казалась ему такой ужасной, как в первый момент знакомства. И, что приятно удивляло, от них вовсе не пахло гниением и тленом, только влажной землей и свежескошенной травой. И так и эдак обдумав странную ситуацию, в которой он оказался, Антип пришел к выводу, что не имеет никакого значения, с кем пить чай, с живым или мертвяком, главное, чтобы человек был хорошим и чай – вкусным.

Окончательно уверившись в том, что находится в полной безопасности, Антип утратил всякую бдительность и даже начал потихоньку клевать носом.

Он еще не успел по-настоящему заснуть, когда внезапно каким-то внутренним чутьем, обострившимся после выпитого колдовского чая, почувствовал, как изменилась эмоциональная атмосфера в кругу собравшихся у костра. Былая добрая непринужденность в момент куда-то улетучилась, уступив место напряженному ожиданию чего-то недоброго.

Вскинув голову, Антип посмотрел на Луконю. Лицо маленького бесенка, с которого прежде не сходила веселая улыбка, помрачнело и даже как будто вытянулось, что при необычной форме головы Лукони казалось почти невозможным.

– Что случилось, Луконя? – спросил негромко Антип.

– Карачун идет, – так же тихо ответил ему Луконя.

– И что? – не понял Антип.

– А кто его знает, – пожал плечами Луконя. – Все зависит от того, в каком он нынче настроении. А, все равно, – Луконя с досадой махнул рукой. – Пропала ночь.

Карачун появился внезапно.

Вначале Антипу показалось, что он заметил легкое колебание воздуха чуть в стороне от костра. Затем тьма уплотнилась и приобрела очертания человеческой фигуры. Антип не успел и до пяти сосчитать, а темный призрак уже материализовался в существо, похожее на очень высокого и неимоверно худого человека с длинными руками и провалившимся животом. Но при всей внешней схожести с человеком человеческого в нем было меньше, чем в любом из сидевших у костра мертвяков. От всей голой фигуры Карачуна веяло замогильным холодом и ужасом смерти, неотвратимой, как удар занесенного топора.

Вскинув руку вверх, Карачун выхватил из темноты черный плащ и обернул его вокруг своей голой фигуры. Отбросив с лица длинные жидкие волосы серо-стального цвета, Карачун окинул всех собравшихся тяжелым взглядом маленьких, глубоко посаженных глаз.

– Ну, что, отродье, – процедил он, почти на разжимая губ. – Гниете потихонечку?

Никто ему не ответил.

Да Карачун и не ждал никакого ответа. Подойдя к костру, он ударом ноги опрокинул стоявший рядом с ним котел с чаем. Поймав взглядом Луконю, который попытался было спрятаться за спину сидевшего рядом с ним мертвяка, Карачун криво усмехнулся:

– И ты, выродок, здесь объявился.

Луконя нервно сглотнул и коротко кивнул.

– Тебе-то что здесь нужно? – продолжал Карачун. – Своих бесовских дел не хватает?

– Да я так… – оправдываясь, развел руками Луконя. – В гости забежал… Ненадолго…

Луконя проворно вскочил на ноги, словно собираясь тут же бежать прочь отсюда.

– В гости… – скривившись, передразнил его Карачун. – Нашел себе друзей.

Карачун с размаха ударил кулаком в голову одного из мертвяков, и голова, отвалившись с сухим треском от туловища, покатилась куда-то в кусты. Мертвяк упал на спину и судорожно задергал конечностями.

– Мразь, – с отвращением сплюнул на землю Карачун. – Отродье, ни на что не способное.

– Зачем явился, Карачун? – с неожиданной дерзостью обратился к ночному гостю упырь по имени Оззмозис.

– А тебе что за дело? – огрызнулся Карачун.

Глаза Оззмозиса сверкнули недобрым огнем. Упырь злобно оскалился, обнажая гнилые, стершиеся, но все еще способные вцепиться в горло противнику клыки.

Впрочем, самого Карачуна реакция Оззмозиса совершенно не волновала. Он даже не взглянул на упыря.

– Давно пора разогнать этот притон вырожденцев, – прошипел он сквозь зубы и оглянулся по сторонам, ища, на ком бы еще сорвать свою злость.

Не найдя достойного противника, Карачун присел на корточки возле костра, положив локти на колени так, что свесившиеся вниз кисти рук почти касались земли.

Он просидел так минут десять, опустив голову и глядя в землю. Вокруг царила мертвая тишина, слышно было только, как бьются о землю кулаки и стопы обезглавленного мертвяка.

Внезапно Карачун вскинул голову и вытянул руку вперед, нацелив длинный указательный палец на Антипа.

– А это еще кто такой? – почти выкрикнул Карачун.

Антип, все это время полулежавший на ступенях склепа и старавшийся остаться незамеченным, понял, что скрываться далее смысла нет. Выпрямившись, он посмотрел в глаза Карачуну.

Встретившись с холодным взглядом неподвижных глаз странного потустороннего существа, Антип почувствовал, как тот буквально парализует его. Конечности парня сковал могильный холод. Позвоночник превратился в деревянный кол. В голове поплыл туман. Мысли путались и ускользали, словно рыбешки на мелководье.

– Ты кто такой? – медленно повторил свой вопрос Карачун, обращаясь на этот раз к самому Антипу.

– Кто? – голос Антипа едва не сорвался на фальцет. Поэтому, прежде чем продолжить, он сделал паузу и набрал полную грудь воздуха: – А сам-то ты кто будешь?

Вместо ответа Карачун уперся своими длинными руками в землю и, не поднимаясь с корточек, по-лягушачьи прыгнул вперед. Для того чтобы добраться до Антипа, ему нужно было сделать два больших прыжка. Но прежде, чем Карачун успел прыгнуть во второй раз, Антип выдернул из-за голенища и выставил перед собой нож. Карачун замер на месте, опираясь на крепко сжатые кулаки и покачиваясь в неустойчивом равновесии.

– Еще вопросы есть? – процедил сквозь зубы Антип.

– Мальчик хочет поиграть, – усмехнулся, не двигаясь с места, Карачун. – Мальчик выдает себя за вестника смерти.

– Он и есть вестник смерти! – не сдержавшись, выкрикнул Луконя. – Посмотри на его нож!

Стоя на четвереньках, Карачун подался вперед, так что его длинный нос почти коснулся едва заметно подрагивающего острия ножа, который держал в руке Антип. Оставаясь в таком довольно-таки неудобном положении, он наклонил голову сначала влево, а затем вправо, чтобы осмотреть нож со всех сторон.

– Верно, – сказал Карачун, снова опускаясь на корточки. – Это нож вестника смерти. Да только держит его рука обычного человека.

– Я вестник смерти! – крикнул Антип, с трудом заставляя свой голос не дрожать.

– Да что ты говоришь! – Карачун по-птичьи наклонил голову к плечу. – И сколько же душ ты успел загубить?

На мгновение Антип растерялся, не зная, какое число назвать: десять, сто или, может быть, тысячу?

– Много! – с вызовом ответил он на вопрос Карачуна, так и не придя ни к какому решению. – Я не считал!

Карачун снова слегка подался вперед и тихо, с чувством произнес:

– Врешь.

– Почему это я вру? – старательно изобразил недоумение Антип.

– Потому что я не чую за тобой ни одной загубленной души, – все так же проникновенно объяснил ему свою позицию Карачун. – А в этом мне нет равных. Вот хоть у него спроси, – взглядом указал Карачун на Луконю.

Антип удивленно посмотрел на замершего бесенка.

– Ну что, мальчик, – снова обратился к Антипу Карачун. – Сам отдашь нож или мне придется силой у тебя его отобрать?

– Я должен отдать нож вестнику смерти, – прохрипел внезапно пересохшим горлом Антип.

Видя, что напугать Карачуна ножом не удается, он сунул нож за голенище, давая тем самым понять, что разговор на данную тему закончен.

– Можешь и мне отдать, – сказал Карачун. – Разницы никакой.

– И после этого ты дашь мне уйти? – с надеждой спросил Антип.

– Ну, это вряд ли, – усмехнулся Карачун. – После этого мы немного повеселимся. А еще я собираюсь выяснить, кто тебя сюда притащил.

Антип быстро глянул на Луконю и едва не пропустил момент, когда Карачун кинулся на него.

– Берегись, Антип! – пронзительно закричал бесенок.

Обернувшись, Антип увидел летящую на него темную тень. Антип испытал даже не страх, а завораживающую глубинную жуть, как во сне, когда чувствуешь близость смертельной опасности и при этом не можешь даже пальцем пошевелить, чтобы попытаться спастись. Он только смог откинуться назад, а рука его медленно, преодолевая колоссальное сопротивление собственной плоти, потянулась к торчащей из-за голенища рукоятке ножа. Рука едва дотянулась до бедра, когда тень Карачуна накрыла его. Антип почувствовал, как у него перехватило дыхание. Грудь словно сдавило широким металлическим ободом. Смертельный ужас парализовал сознание. Из последних сил Антип потянулся за ножом, но рука не слушалась его. С ужасающей ясностью Антип понял, что должен умереть, но неожиданно почувствовал, как ладони его коснулся прохладный металл витой рукоятки ножа. Как нож оказался у него в руке? Антип не понимал этого и не собирался сейчас ломать голову над этим вопросом. Вместе с прикосновением рукоятки ножа к руке вернулась былая сила. Не теряя времени понапрасну, Антип поднял руку перед собой и крест-накрест рассек блестящим даже в полной темноте клинком обволакивающий его мрак.

С душераздирающим воем, который, казалось, звучал одновременно со всех сторон, темнота отшатнулась от Антипа, и он снова увидел костер и все так же неподвижно сидящее вокруг него навье. Поднявшись с земли, Антип полной грудью вдохнул прохладный ночной воздух, пропитанный запахами сырой земли, прелой травы и могильных цветов.

Черная тень упала на землю и, обретя плоть, снова превратилась в Карачуна. Душегуб лежал на спине, раскинув руки в стороны и судорожно поджав колени. Из груди его, располосованной двумя глубокими разрезами, сочился зеленоватый туман, оседающий вниз и стелющийся по земле.

Антип удивленно посмотрел на свою руку, в которой все еще был зажат нож вестника смерти. Что бы ни говорили про этот нож, но на этот раз он спас Антипу жизнь. Уловив мысленный приказ хозяина, он каким-то чудом оказался у него в руке и сам сделал все, что от него требовалось. Сообразив, что произошло, Антип почувствовал радость, смешанную со страхом. В руках у него находилось грозное оружие, способное убивать, подчиняясь даже неосознанным желаниям своего хозяина. Теперь, когда Антип познал силу ножа вестника смерти, весь вопрос заключался в том, сумеет ли он подчинить нож себе или же нож завладеет его душой, превратив в хладнокровного убийцу.