Когда я буду умирать

«Когда я буду умирать, я буду смотреть в потолок… или в небо. Интересно, о чём я буду думать тогда? Какая у меня будет самая последняя мысль?

Не хотелось бы в этот момент быть раздражённым или озабоченным. Лучше как сейчас. Возможно, мне повезёт и у меня перед глазами промелькнёт вся моя жизнь. И это мгновение тоже повторится, я вновь в нём побываю и взгляну на свои мысли и чувства. Может быть, я захочу остаться в этом мгновении ещё на какой-то краткий миг.

Вот так просто лежать рядом с Еленой и смотреть в потолок. Наверно, в таких мгновениях можно задерживаться в своём последнем воспоминании –

так должно быть. Это приятно!

На потолке лепнина: изображены ленты, венки, факелы. Этому потолку, как и дому, больше ста лет. Возможно, в этой комнате кто-то уже умирал и смотрел на потолок, как и я сейчас смотрю на него. Хорошо умереть в ясном сознании, не хотелось бы пропустить свою смерть. Тогда, наверно, и можно понять: зачем всё это было. Наступит момент, когда уже ни с кем не сможешь поделиться впечатлениями…

– О чём ты думаешь? – спросила Елена, положив свою ногу на ногу Константина.

– Так, ни о чём! Смотрю в потолок.

– Так не бывает! Человек всегда о чём-то думает. Ты же не спишь – значит, о чём-то думаешь. А ну, признавайся: о чём? – Елена отбросила одеяло и уселась на живот Константина.

– О-хо-хо!

– Скажи: о чём думал?!

– Какая ты красивая! – раздался голос снизу.

– Да ну тебя! Не хочешь рассказывать – иди гулять с собакой! – Елена опять забралась под одеяло. – Ты помнишь, что тебе нужно ехать к Людмиле Петровне?

Константин помнил, задумчиво произнёс: «М-да!» и покивал головой. Людмила Петровна – это подруга матери Константина, и он знает её с детства. Несколько лет назад умер муж Людмилы Петровны Георгий – философ, доктор наук, жизнерадостный человек, крупного обширного телосложения, со стриженой пиратской бородкой. А Людмила Петровна, вечно какая-то заторможенная и живущая в своих впечатлениях, в которых она всю жизнь не могла разобраться, почему-то после смерти мужа ни разу не была в своей квартире, а жила у своей университетской подруги.

Константин – единственный человек, посещавший в последние годы квартиру Людмилы Петровны, два раза в год он смотрел, всё ли там в порядке, за что она благодарила его так, как будто он оказывал ей неоценимую услугу, и очередная гора сваливалась с её немощных плеч.

Подруга тоже умерла, добавив тем самым Людмиле Петровне новых жизненных впечатлений. Теперь уже на той квартире жить стало ещё более невозможно, чем на этой, и Людмила Петровна решилась переехать в свою старую квартиру.

Константин потянулся и стал вспоминать кабинет Георгия – замечательное творение человеческих рук и человеческого духа – прикладная философия. Книжные полки со всех сторон под самый потолок, огромный письменный стол, заваленный книгами, бумагами и всякой всячиной, массивное дубовое кресло, два небольших дивана и перед ними старинный журнальный столик. Но главное – атмосфера, дух кабинета!

«Здесь можно находиться вечно, стоять затаив дыхание и смотреть на книги! Здесь Храм человеческого разума и духа».

Нравились Константину слова, которые были написаны каллиграфическим почерком и стояли в рамочке для фотографий на письменном столе:

«От многократного повторения истина прокисает и легко превращается в ложь.

Если большое количество людей в чём-то твёрдо убеждено – значит, их кто-то обманул». И ещё, другой ручкой неровным почерком внизу было дописано: «Истина индивидуальна и непередаваема».

Между письменным столом и окном стоит настоящий корабельный штурвал на деревянном баллере, снятый с какого-то старинного корабля, отреставрированный и привинченный к паркетному полу. Его можно покрутить – увесистый штурвал вращается с приятным шорохом, слегка поскрипывая.

Людмила Петровна до сих пор стыдилась штурвала в квартире, как чего-то жутко аморального, со всем остальным она как-то могла мириться, но штурвал был для неё неоспоримым доказательством сумасшествия покойного мужа.

Ещё очень возмущало Людмилу Петровну то, что без её ведома какие-то друзья Георгия вместо жалкого металлического надгробия на его могиле установили мраморную плиту с надписью: «Какие мысли озаряли сию могучую главу!!!» Ей это казалось неуместным ребячеством. Сама она на могиле ни разу не была, для этого у неё не было «моральных сил». И в этом Константин нисколько не сомневался.

Что поражало в Людмиле Петровне, так это почти полное отсутствие и «моральных», и вообще каких бы то ни было сил. Недоумевала по этому поводу и мать Константина: «Она же совсем ничего не делает! Как только достигла пенсионного возраста, сразу ушла на пенсию – ни одного лишнего дня не захотела в институте поработать. Всё ей „в тягость“! И потом, её просили не один раз рецензию написать или перевод сделать – ничего не захотела сделать, ни разу! Детей, внуков нет, делать ничего не делает, только обслуживает саму себя. От чего она так безумно устаёт? Не понимаю!»

Возможно, в связи с этим Константина заинтересовала проблема появления и потери жизненных сил.

«Почему это вообще человек должен уставать?! – ни с того ни с сего однажды возмутился Константин. – Ну, таскал по полю мешки с картошкой – устал. Это понятно! Но в первую очередь человек устаёт от собственных мыслей! Одни мысли дают человеку силы, другие – лишают этих сил. Значит, думать можно правильно, а можно неправильно, есть полезные мысли, а есть вредные. Но почему человеческий разум так ограничен? Так быть не должно!»

В первую очередь он стал наблюдать за собой.

«Когда и от чего я устаю? В какой момент теряются силы? Когда и от чего они появляются вновь?» – эти и подобные вопросы Константин задавал себе сотни раз и кое-что для себя прояснил, по крайней мере, смог немного уйти от обычных заблуждений.

Он познакомился с разнообразием тех способов, какими люди изматывают, «изводят» себя, лишая жизненных сил, и находят всему этому «разумные» объяснения, к которым в обществе относятся «с пониманием». А вечно уставшая, лишённая всяких сил Людмила Петровна всегда вызывала его живой интерес.

«Как это ей удаётся? Для неё, наверно, вся жизнь – это сплошная мука. Когда сам ограничиваешь свою жизнь, от жизни не остаётся ничего хорошего. Парадокс! Люди всегда стремятся оградить себя от чего-то плохого, а получается совсем наоборот. И, может быть, то, чего мы пытаемся избежать…»

– Ты совсем меня не замечаешь. Я для тебя не существую, – спокойно произнесла Елена, глядя на тот же потолок с лепниной, на который смотрел и Константин.

– Почему? – мысль прервалась.

– Не знаю. Я для тебя – как вещь, которую ты приобрёл и поставил на полку. Ты коллекционер, тебе достаточно знать, что эта вещь у тебя есть. У коллекционера все вещи мёртвые – он с ними ничего не делает. А я, между прочим, живая!

– Да нет же! Ничего подобного! То есть я очень рад, что ты живая, «ничего подобного» – в смысле «коллекционера».

– Ты не разговариваешь со мной! За всё утро ты не сказал мне ни слова.

– Извини! Я задумался.

– Ты всё время о чём-то думаешь, только твои мысли всегда там, где меня нет.

– О тебе я тоже думаю!

– Если бы думал, мог бы об этом что-нибудь сказать! Пора гулять с собакой! – решительно заявила Елена. – Он уже скулит за дверью. С собакой можно не разговаривать – отличная будет компания!

Оскорбление

На улице была прекрасная погода.

«Благодать! – подумал Константин. – Вот главный показатель погоды! Почему метеорологи никогда не говорят, что будет благодать? Видимо, легко можно ошибиться!»

Константин отпустил пса на волю и задумался.

«Почему мне далеко не всегда хочется рассказывать то, о чём я думаю? И не только Елене, а вообще кому бы то ни было. Должно же быть у человека что-то своё, сокровенное! Оно проявляется в мыслях. У человека в мыслях бывает полно всякого мусора, но есть и нечто совсем другое, нечто хорошее, сокровенное. Достанешь его, а с ним никто правильно и обращаться-то не умеет. Оно может пострадать. Отношения между людьми всё-таки очень поверхностны, за редким исключением! А сокровенное глубже, его нельзя трепать попусту… Что?»

Константин повернулся, что-то почувствовав. Всё произошло в одно мгновение: Глюк отскочил в сторону и помчался прочь, за секунду до этого он стоял позади Константина и, задрав лапу, спокойно писал на его джинсы и кроссовки.

– Ах, сволочь!!! Убью!!! – никак не сдерживая себя, заорал Константин и помчался по газону, ища камень или что-нибудь приемлемое для метания в убегающую «сволочь».

«Какая подлая и наглая тварь!» – всё внутри бурлило от гнева. Он заметил, как проходившая мимо старушка шарахнулась в сторону, не понимая, в чём дело.

«Как он меня разозлил, мерзавец!» – Константин понимал, что злится больше не на то, что сделал Глюк, а на то, что ему пришлось неистово заорать и отдать себя на волю дикой злобе.

Глюк скрылся за углом соседнего дома.

«Праведный гнев» – это всего лишь способ заставить разум заткнуться, именно в тот момент, когда он может быть и нужен!» – всё-таки подумал Константин.

Но тут он представил себе, как он наказал бы собаку, а разуму присутствовать при этом совсем не обязательно, разум всегда старается держаться подальше от подобных мероприятий и возвращается обратно очень не скоро и с большой неохотой.

«И я ещё должен его искать и уговаривать вернуться?! Каков наглец!»

– Я убью этого негодяя! – с возмущением заявил Константин, войдя в квартиру.

– Где он?

– Не знаю, убежал!

– Он кого-нибудь покусал?

– Нет, не покусал.

– Ты не любишь меня!

– При чём тут ты! Мы говорим про собаку! Ты знаешь, что он сделал?!

– Мне это не интересно! Кто-то из вас должен быть умнее и взрослее! Куда он убежал? – Елена надевала туфли.

– Я не знаю, куда он убежал! После того, что он сделал, я думаю, он больше не вернётся!

Елена остановилась в дверях:

– Посмотри на себя в зеркало! Ты похож на шута!

Итальянский хор

С раннего утра Людмилу Петровну преследовал неприятнейший запах. К тому же в соседней квартире почти непрерывно что-то сверлили и долбили – там шёл ремонт. Пахло, очевидно, краской или шпаклёвкой, и ей казалось, что всё вокруг, включая одежду и волосы, уже пропитано этим отвратительным запахом. Она поставила чайник на плиту, зажгла газ и посмотрела на вентиляционный люк. Скорее всего, через этот люк от соседей и шёл запах этой гадкой краски.

«Взять стремянку и заткнуть тряпками, чтобы запах прекратился, – нерешительно подумала Людмила Петровна, – но голова может закружиться, и я упаду!»

Чайник вскипел.

«Нет! Это невыносимо, пить чай с такими запахами! Ещё это сверление! Если я заткну уши ватой, то не услышу звонок телефона. От этих звуков скоро совсем разболится голова. Чем же заткнуть эти проклятые дыры?»

Людмила Петровна пошла искать ненужную тряпку и, найдя в комоде старое одеяло, нарезала мелких кусочков, чтобы удобно было забивать их в щели вентиляционного люка. Нижний ящик комода никак не задвигался обратно, он не двигался ни взад, ни вперёд. Она дёрнула его посильнее – передняя часть ящика отвалилась.

«Всё кругом ветшает, портится и приходит в упадок!»

Она принесла на кухню тряпки и стремянку, но от стремянки толку было мало. Дотянуться до вентиляции со стремянки было невозможно, мешал рабочий кухонный столик, стоящий рядом с плитой, заставленный кастрюлями и банками. Людмила Петровна встала на этот столик и почти дотянулась, но зазвонил телефон. Она развернулась, обожглась о струю пара, шедшую из чайника, шарахнулась в сторону, потеряла равновесие и… грохнулась вместе со стремянкой!

Полетели вниз кастрюли, банки. Она ударилась головой о холодильник и сильно ушибла колено. Из большой белой эмалированной кастрюли по всей кухне разлетелось протухшее рыбное филе с брызгами зловонной жидкости. Сразу стало ясно, откуда шла вонь! Теперь эта вонь многократно усилилась.

«Я достала рыбу на прошлой неделе, чтобы разморозить, и забыла про неё».

В бессильном плаче, сидя на полу в потёртом домашнем халате среди зловония и битых стеклянных банок, старая, ослабевшая и полысевшая, с ушибленным коленом, она слушала звучавший по радио итальянский хор, под звуки струнного оркестра, под сводами готического храма исполнявший величественное произведение, символизирующее полную надежд и противоречий жизнь человека на земле, и среди девушек хора другая, воображаемая она, шестнадцатилетняя, стройная, с длинной косой, с удивлёнными, широко открытыми глазами, в отглаженном белоснежном переднике, звенящим юным голосом старательно пела, и сердце в её груди билось радостно и восторженно!

– Почему именно сейчас звучит эта мелодия? – сквозь рыдания проговорила Людмила Петровна. – Никому! Никому не позволено так насмехаться над человеком! Даже Богу!

Сегодня, между прочим, день смерти Людмилы Петровны, и ещё вчера она это знала точно. Великий, казалось бы, торжественный день! Также на сегодня была запланирована и прощальная прогулка по Москве. Когда с детства живёшь в одном городе, то есть места, с которыми, по её мнению, следует попрощаться, начиная с дома на Софийской набережной. Второй этаж, третье окно слева, с видом на Кремль – это окно её детской комнаты.

«Теперь это дом не для людей – там офисы, но мне с моим окошком обязательно нужно попрощаться!»

Однако с утра началась обычная «тягомотина», как в последние много, много, много лет. Сколько лет «тягомотины» – стыдно сказать и не хочется вспоминать…

«Мне в жизни ничего не осталось, я старая клуша, но клуша тоже имеет право на смерть!» – решила она с отчаяния и от безысходности несколько дней назад. Сражённая усталостью от таких мыслей, Людмила Петровна легла в постель и пролежала весь день. Жалко было всех, жалко было себя, текли слёзы, и тоска сковала всё тело так, что невозможно было и пошевелиться. Но потом, вместо того чтобы умереть, что было бы очень логично, она проснулась. Никак не умиралось!

И пока обычная горечь разочарования не схватила её за горло, она успела подумать: «Почему бы мне самой не умереть?! Почему я должна ждать свою смерть? Ждать, когда мои физиологические процессы зайдут в тупик? К чему мне эти примитивные мучения?! Я сама распоряжусь этими процессами! Как я решу – так и будет! Пусть на день раньше или на день позже, но я сделаю по-своему!»

Людмила Петровна придумала свой способ смерти: она войдёт в старую квартиру – и весь груз воспоминаний, несбывшихся надежд и разочарований обрушится на неё, подобно камнепаду, сердце, конечно, такого не выдержит, и она умрёт.

Удача

Людмила Петровна сидела, опираясь спиной о холодильник, – вот оно, торжественное прощание с жизнью! И долго бы сидела, если б не телефонный звонок. Жизнь ещё не кончилась. Звонил Костя, договорились о времени переезда.

Была жалкая мысль – оставить всё как есть, но другая мысль, что «девочкам» придётся убирать «это свинство», заставила совершить подвиг уборки кухни. Прогулки уже не получалось.

– Вот он, мой последний день! Я получаю по заслугам! – говорила сама с собой Людмила Петровна. – Совсем одна! Всё меньше подруг, всё реже встречи. И вот – одна! В молодости мы безрассудно доверяли друг другу, казалось, всегда будем одинаково думать, чувствовать, поступать! А в старости… Как можно рассказать другому свою жизнь, со всеми её заморочками?! Немыслимо! Поэтому старые люди в одиночку таскают такое – никому не нужный хлам своей жизни! Как протухшее рыбное филе! Бросить бы его куда-нибудь! Да не получается – только вместе с головой!

Помывшись под душем и одевшись в последний наряд, она села пить чай. Звуки в соседней квартире прекратились. Была открыта заветная банка яблочного варенья, и оно оказалось действительно чудесным.

– Всего лишь убрала кухню, а впечатление такое, что жизнь прожита не зря. Должна же быть хоть какая-то удача! – сказала вслух Людмила Петровна. – Раньше она была.

Да, была-была! Ещё как была! Глаза блестели, лицо сияло, в улыбке – сплошной восторг! В каждом движении – радость! И весь мир вокруг был сплетён в удачу! – Извините, что вмешиваюсь! Это не автор! Не важно, кто. Свидетель. Немой свидетель, который ни во что не вмешивается. – Но… Дурость непроходимая!

Она задумалась, глядя в чашку чая:

«Когда удача от природы, её не ценишь, не замечаешь и не знаешь, что может быть иначе. Это не твоя заслуга! Родишься в семье королевы или в семье прачки – ни королевство, ни грязное бельё ты не заслужила.

Удача бывает, когда делаешь то, чего очень хочется, а когда только обороняешься от жизни, удачи нет. А как чего-нибудь хотеть, если внутри холод?! Хотеть разумом бесполезно – внешние достижения на внутренний мир не распространяются, там разум не нужен, там нечего считать. Иногда мне кажется, что я чего-то очень хочу и могу, но как будто застыла. И ничего мне не мешает, но не делаю ничего!»

И всё понимает, и хочет, и не делает! Ну чего ей не хватает?!

– Когда я была молодой, мне никогда не было жалко стариков и старух. Я, конечно, всегда относилась к ним с уважением, – снова заговорила Людмила Петровна со своей чашкой, свидетельницей размышлений, – Но мне никогда их не было жалко. Я смотрела на них со своей колокольни, мне и в голову не приходило, что жизнь им уже не союзник, они только ждут, сами не зная чего. И это ожидание хуже самой мучительной смерти!

Каждому доступно

«Потрясающе глубокий сон! Чувствуешь, что просыпаешься, но ещё не помнишь, ни кто ты, ни где ты. Какая красивая тайна! Только что тебя не было, и вот ты есть. Не было – и вдруг есть! Дальше каждый из нас сразу и без тени сомнения вспоминает, кто он, где находится, какие у него дела и заботы. Всё происходит быстро – не на чем задержать своё внимание, не на чем сосредоточиться перед вспоминанием себя. На самом деле, редко на этом этапе удаётся что-либо осознавать – мы привыкли, что осознавать должен кто-то, и нужно сначала узнать – кто. Каждый должен кем-то оказаться, а потом уже может думать. Может быть, вспоминание себя – это и есть осознавание? А если просто осознавать, ни с кем себя не идентифицируя?

Почему бы каждому из нас хоть разок не провести эксперимент – задержаться после пробуждения и не вспоминать: кто я? Простой опыт, доступный каждому! Зачем спешить, если я уже есть?! Просто смотреть и не спешить вспоминать себя. Интересно, что из этого получится? Сейчас как раз такой редкий случай, поэтому провожу эксперимент: задерживаюсь, не спешу кем-то оказаться, просто смотрю…

…что-то есть знакомое в этой бездне. Я жил в этом сне: сонные, медлительные люди с открытыми сонными глазами, их жилища, которые они строят из старых, кем-то забытых снов. Из старых разложившихся снов вырастают растения. Переработанными снами люди питаются, шьют себе одежду. Тела у них есть, наверно, потому, что они кому-то когда-то приснились. А теперь они снятся мне. Смешные люди! Наверно, думают, что они настоящие! А что им ещё остаётся?!

Вот комическая старушка с безумными чёрными, широко открытыми, испуганными глазами, обессиленная, полысевшая, с тяжкими усилиями поднимается по лестнице. Позади её сопровождает вежливый молодой человек с двумя чемоданами в руках. Взгляд у него задумчивый. Что он может видеть, кроме своего сна и чужих снов?!

Они идут в квартиру, которая мне что-то напоминает из безумно далёкого прошлого. Книжные полки вдоль стен. Как здесь всё фантастически убого! Они пережёвывают мысли и считают это чем-то значительным – в сонном мире других ориентиров нет.

При желании можно, наверно, вспомнить, кем я был в этом сне и что делал, но не всё ли равно?! Ни к чему здесь не хочется прикасаться, особенно к своим прошлым мыслям. Это что? Зеркало? Задёрнуто какой-то мешковиной. В зеркало смотреться не стоит, я не спешу вспоминать, кто я есть.

Звонок!!! Безумная старушка звонит в пустую квартиру! Зачем??? Я аж вздрогнул!»

– А это что, на кухонном столе? Моя чашка! Я много раз держал её в руках. Какая, однако! О! Это творческая мысль художника, достойная уважения, совершенная форма! Везде можно достигнуть чего-то подлинного, даже здесь!

«Вот и старушка, приплелась на кухню, видит меня, села в изнеможении.

Она не была такой старушкой. Это же моя бывшая жена! О! Да! Я целовал эти губы! Но почему такая тоска меня охватывает? Эта тоска держала меня здесь, волновала, казалась чем-то важным».

– Георгий?!

«Да, это её голос!»

– Да, это я!

«Теперь я вспомнил себя полностью, но почему мне не хочется прикасаться к своим воспоминаниям? Если бы мы действительно любили друг друга, то сейчас бросились бы друг другу в объятия, поскольку любовь – это из реального мира, а здесь – недоверие. Вот основной порок этого мира! Жаль!»

– Ты пришёл за мной? Как там? Ты в раю или в аду?

– Ха-ха-ха-ха! – «мне просто смешно!» – У тебя талант задавать дурацкие вопросы! Если я в аду, то ты, конечно, со мной не пойдёшь! А если вдруг в раю, то ещё подумаешь!

– Ты никогда не можешь ответить ни на один вопрос!

– А может быть, муж в аду, а жена в раю или наоборот, а по выходным они встречаются, где-нибудь в загородном доме. Чудесно!

– У тебя ужасный характер! От тебя никогда ничего не добьёшься! И характер твой не улучшается – на него ничего не действует!

– По-моему, ты мне это как-то уже говорила…

– Перестань! Я тебе задала вопрос!

– Ну хорошо! Я не помню!

– Не помнишь???

– Не помню. Пока я здесь – не помню! Я здесь как будто ещё во сне. Ты многое о себе помнишь, когда ты во сне?! Но первое моё впечатление, когда я здесь оказался: как всё убого и нереально! Но скорее всего, там такая же дрянь, как и здесь, только в каком-нибудь другом виде.

– Там всё должно быть иначе! Ты же не помнишь ничего!

– Почему там должно быть иначе? Нигде не будет иначе, если мы – это мы.

– Там всё должно быть иначе!

– Как же! Сейчас!

Пространство вокруг Георгия стало «не таким», и появились заметные признаки неподвижности и сна.

– Лютик! Решайся! Ты идёшь?

– С тобой – ни за что!

Присутствие

Константин знал, что лифт не будет работать, поскольку он имел дело с Людмилой Петровной. Константин специально поинтересовался у консьержки, как часто не работает лифт.

– Всегда прекрасно работал! Это кто-то полчаса назад нажал кнопку, она запала…

«Можно не слушать. На поверхности всегда найдутся „реальные“ причины материалистического характера. Бог создал материалистов совершенно случайно, и поэтому они так любят слово „случайность“, – рассуждал Константин. – Я думаю, лифт не смог выдержать надвигающейся трагедии в лице Людмилы Петровны – впал в глубокую депрессию! Но какую роль играю я в этом спектакле?»

Константин шёл с чемоданами позади Людмилы Петровны. О его ноги тёрлась маленькая чёрная кошка, почти котёнок, которую приходилось отгонять время от времени. Кошечка, конечно, симпатичная, но её нахальство перевешивало всё положительное, что отражалось на её мордочке.

«Неужели я когда-нибудь буду старым, немощным и бессмысленным? Постоянно делать вид, что этот день для тебя чего-то стоит. Жить для того, чтобы вспомнить, как пахнут старые опавшие листья, чтобы ещё раз посмотреть, как выпал снег, как идёт пар из чайника, ещё раз поздороваться с продавщицей в магазине, ещё раз лично изготовить какое-нибудь своё фирменное блюдо, просмотреть свежую газету… Растительная жизнь на окраинах разума! Тому, кто придумал старость, следует башку оторвать за такое кощунственное отношение к людям! Почему они выглядят такими заброшенными? Они напрягались и хотели бы теперь от своего разума отдохнуть. Вот и забросили на антресоли свои желания и разум, туда, где пылятся старые чемоданы без ручек».

Теперь настало время панически искать ключи.

– Не волнуйтесь так, Людмила Петровна! Скорее всего, они у вас в большой сумке!

– Ой! Вот они! Что-то я сегодня совсем не своя, как, впрочем, всегда! Она зачем-то позвонила в дверь пустой квартиры, и Константин открыл дверь. Как только они вошли, Людмила Петровна села на пуфик отдышаться.

– Я схожу за оставшимися вещами!

– Костик! – окликнула она Константина, когда он уже открыл входную дверь и собирался отогнать наглую кошку.

– Да, Людмила Петровна!

– У меня к вам есть одна просьба! – Константин снова закрыл входную дверь. – Здесь висит зеркало под мешковиной. Не могли бы вы увезти его куда-нибудь за город и закопать в землю, лучше всего вообще его не разворачивая?!

Видимо, у Константина было очень недоумённое выражение лица.

– Не сочтите это бредом выжившей из ума старухи – это зеркало испортило мне всю жизнь!

– Зеркало испортило вашу жизнь?

– Это зеркало приносит несчастья!

– Ну хорошо, могу и закопать!

Константин принёс оставшиеся вещи. Входная дверь была слегка приоткрыта. Людмила Петровна с кем-то разговаривала на кухне. Зеркало на сей раз не было задёрнуто. Мешковина лежала на полу.

«Моя жизнь, надеюсь, не испортится от кратковременного пользования этим зеркалом».

Константин подошёл к зеркалу и невольно вздрогнул.

«Здесь кто-то есть!» – сразу мелькнула мысль, как только он взглянул на себя в это зеркало.

Однажды Константин, стоя в дверях комнаты, наблюдал за играющим котёнком. Увлекательное наблюдение! Что там котёнок себе воображал? Это была явно игра воображения. Но вот котёнок обратил внимание на шнурки в ботинках Константина и стал к ним подкрадываться.

Константин пошевелился. Котёнок от неожиданности подпрыгнул и страшно зашипел. Его спина изогнулась, и шерсть на ней встала дыбом. Это он обнаружил присутствие Константина!

«Наверно, человек сошёл бы с ума, если бы обнаружил присутствие Бога, – подумал тогда Константин. – Одно только присутствие!»

Сейчас у него возникло ощущение – это не он, а кто-то другой смотрит прямо на него! Похожий! И от этого стало не по себе. Он чувствовал, что над этим отражением поработал гениальный художник, обладающий разумом не человеческим, а каким-то другим. Своей необычностью отражение поглощало всё внимание.

«Я как будто впервые вижу себя в зеркале. Это скорее не фотография, а фотопортрет. Всё отлажено до мельчайших деталей, нет ни одного неприятного отблеска, убраны лишние тени, проработаны полутона. А лицо! Слишком всё красиво! У живых людей таких лиц не бывает! А когда двигаешься, кажется, что работает целая армия художников-мультипликаторов. Явно не моё отражение! И вообще, это никакое не отражение, а подделка! Я похож на какую-то куклу!»

Мастер кукольных дел

Константин никогда толком не умел рисовать и никогда этому не учился, но в душе всегда считал себя художником, без всяких на то оснований. Считал и всё! Это приятно! Зачем же отказывать себе в таком удовольствии?!

Несколько раз Константин начинал рисовать, но каждый раз это заканчивалось ничем. Это огорчало, но ненадолго. Зоркий глаз художника повсюду замечал величайшие творения неведомых мастеров: фрагменты картин природы, сцены городской жизни, душевные движения в людях – те подлинные картины жизни, которые появляются прямо перед нами. Их можно мысленно преобразовывать в каком-либо стиле, в зависимости от настроения, а можно ничего не делать, только вдохнуть в себя аромат творения, проникнуться его духом и подумать: «Хорошо!» Может быть, Великий художник создал и зрителей, способных оценить его творения? Но вряд ли!

«Благодарю, Маэстро! – мысленно произносил Константин с лёгким кивком головы. – Картина восхитительна! К ней нечего добавить, и в ней нет ничего бессмысленного, случайного и постороннего. Ваша картина совершенна!»

Однажды поздно вечером Константин ехал в метро, пересаживаясь с одной линии на другую. Поезда долго не было, он стоял и устало разглядывал одиноких пассажиров. Среди них была рыжая смешная женщина лет тридцати. Одета она была своеобразно – строго в соответствии с её взбалмошным характером. Выражение лица, настроение, фигура, манера двигаться – всё это было настолько гармонично и так замечательно сочеталось с её фантастическими представлениями о самой себе, что это зрелище захватывало дух.

«Это же просто произведение искусства!» – осенило Константина. Человек – произведение искусства! Какое смехотворное озарение!

«Кто же создал эту потрясающую куклу с мозгами? Живая! Говорит! Думает! Что-то творит сама из себя! И всё-таки это чьё-то творение, почти механическая кукла!»

Войдя в вагон вместе с рыжей женщиной, Константин стал смотреть и на других пассажиров. Какие типажи! Каждый в своём роде уникален! Было ощущение, что кто-то всё это специально подстроил, собрал их вместе в одном вагоне и теперь наблюдает за реакцией Константина, едва сдерживая свой титанический смех. Глядя на ничего не подозревавших пассажиров, занятых… Каждый из них чем-то по-своему занимал свои мозги, чтобы ничего не видеть дальше своего носа… Константин едва сдерживал в себе бурлящий смех, на следующей станции выскочил из вагона, чтобы посмеяться от всей души.

«Человек – это произведение искусства! Боги развлекаются!»

С этого времени началось новое захватывающее увлечение Константина – разглядывание лиц, вернее, самой предполагаемой сущности данного человека. Если рассматривать человека в рамках одной его жизни, то в этом нет ничего захватывающего и смешного. Человек в рамках одной жизни – это трагедия, вне зависимости от того, как складывается его жизнь. Весело он живёт или скучно, насыщена его жизнь или нет, успешен или так себе, доволен или разочарован – всё это не важно, это быстро пройдёт. Не интересно!

Но в каждом человеке можно узреть божественную сущность. Она скрывается за чертами лица, за глубиной глаз, за ограниченностью разума. У некоторых она близка; у других – неимоверно далека. И если её увидеть, то становится ясен замысел черт лица сегодняшнего мимолётного человека.

«Взгляните на себя в зеркало! То, что вы видите, – это лишь пародия на вашу божественную сущность. Когда-нибудь вам от этого будет смешно! Впрочем, посмеяться можно и сейчас, если не ограничиваться примитивными представлениями о себе».

О чём говорят на кухне

«Взгляните на себя в зеркало! Только не в это!» – Константин приходил в себя.

Из зеркала на него смотрела глянцевая красивая, но безжизненная кукла. Духовная жизнь человека – то, что на самом деле делает человека либо прекрасным, либо отвратительным,– в этом зеркале никак не проявлялась.

Константин поднял вверх указательный палец левой руки. Это одно из его прикольных движений. В зеркале – это было скованное механическое движение робота.

– Здесь что-то не так! – чётко произнёс он, и скованность слетела. – Это точно не я. Фу! Какая дрянь! Я не знаю, что это такое, но лучше в него не смотреть.

Константин задёрнул зеркало холстом и отправился на кухню. Он услышал мужской голос:

– Лютик! Решайся! Ты идёшь?

И голос Людмилы Петровны:

– С тобой – ни за что!

Константин уже готов был поздороваться с человеком, с которым разговаривала Людмила Петровна, но на кухне, кроме неё, никого не было.

– А, Костик! – повернулась к нему Людмила Петровна.

– А мне казалось, что вы с кем-то разговариваете!

– Теперь уже нет. Слава богу, всё кончилось!

В этот момент из коридора послышался тот же мужской голос:

– Фу! Ну и образина! Приснится же такое!

Константин быстро выглянул в коридор, а за ним и Людмила Петровна, но там никого не было. Под зеркалом лежал холст, который Константин только что повесил на зеркало.

– Костя, вы закрыли дверь? Хотя, что я спрашиваю?! Это был Георгий, я с ним разговаривала или с его духом. Не знаю! Я ведь материалистка и сама ни во что подобное не верю!

– Людмила Петровна! Но я тоже слышал, как вы с ним разговаривали! И сейчас, когда он в коридоре сказал: «Ну и образина!», мы с вами вместе это слышали!

– Всё это очень субъективно и мало изучено.

– Хорошо! А если бы это всё было записано на десяток магнитофонов – это бы вас убедило? Я думаю, что есть физическая реальность и есть психическая реальность…

– Костя! Давайте выпьем чаю! Я что-то очень устала! Вы красную сумку с продуктами уже принесли?

– Да, конечно! Простите, Людмила Петровна, я даже не спросил, как вы себя чувствуете! Она в коридоре, сейчас принесу! На меня этот разговор тоже произвёл впечатление.

– Вот видите! Вы такой же впечатлительный, как и я!

«И может быть, – идя за сумкой, думал Константин, – весь этот мир предназначен лишь для того, чтобы каждый из нас смог убедиться в существовании своей души. Может быть, никакой не Бог, а сила нашего сомнения создала эту реальность?»

Они пили чай на кухне, наскоро стерев пыль со стола и стульев.

«Вот, тот самый взгляд Людмилы Петровны! – вздрогнул Константин. – Она как будто сомневается, что всё реально происходит, опасается, что весь мир в любой момент может раствориться и куда-то исчезнуть, и потом уж его точно не найти никакими судьбами. Старается убедиться в том, что я вижу то же самое, что и она. От этого становится как-то не по себе. Я тоже начинаю слегка во всём сомневаться».

– Самое печальное в жизни то, что наши ожидания никогда не оправдываются. Мы ждём от жизни чего-то гораздо большего, чем она может дать. Жизнь примитивнее наших ожиданий. Ждём от неё чего-то сказочного, а жизнь безжалостно убога. Мы можем её немножко скрашивать нашими фантазиями, и каждый раз думаем, что это и есть жизнь, но потом всякий раз приходит разочарование, остаётся один серый цвет, без фантазий! Это не только у меня так, я сначала думала, что это только я такая – немножко чокнутая, всё чего-то хочу необыкновенного. Это у всех так, с кем я близко знакома. Разочарование испытали все, каждый по-своему. Вам ещё чаю?

– Да, пожалуйста!

– Одно время я думала, что всё в жизни имеет смысл, который нужно постичь, и мне казалось, что с каждым шагом я его раскрываю и от этого становлюсь сильной и несгибаемой. Я видела в своей жизни какую-то последовательность, и это давало мне силы. Смысл всегда даёт силу!

– Как же вы растеряли силы, Людмила Петровна? – заинтересовался Константин.

– Я решила, что во мне столько сил, что я смогу плыть по течению, как все, не задумываясь ни о каком смысле. И поплыла. Очень скоро я потеряла ниточку своей жизни. Смысл, который я раньше видела, наверно, тоже был иллюзорным.

«Как же может быть иллюзорным смысл, если он даёт нам силы?» – подумал Константин, но не стал перебивать.

– После разочарований нам нужны новые иллюзии – без них мы погибнем. Некоторых устраивают примитивные вещи. Мне говорили: «Пиши докторскую! Не будет времени на дурные мысли!» Написала. Пока этим всем занималась, голову некогда было поднять. А для чего? Мне это радости не принесло, только яснее стало, что делать в жизни больше нечего и ничего хорошего уже не будет. И нет уже энтузиазма создавать себе новые иллюзии, хотя бы как моя приятельница, верившая в загробный мир и прочие бредни.

– Но в отношении загробного мира… вы же разговаривали с Георгием!

И я тоже его слышал!

– Он всегда был экстравагантным человеком! На грани безумия! – махнула рукой Людмила Петровна. – Его в расчёт принимать не следует! Скольких трудов мне стоило удерживать его в рамках приличия! Сколько моих сил ушло на это! И то, что он сейчас появился здесь, – это вполне в его духе! Как я от него устала! Кстати, он не сказал, что есть жизнь после смерти, сообщил, что это он во сне видит меня, а больше ничего не помнит.

– Ничего не помнит?! – изумился Константин. – Как интересно! Вот бы узнать, что он видел сегодня в зеркале!

– Об этом лучше не узнавать!

– Да, я согласен! Я понимаю, почему вы хотите, чтобы я закопал зеркало. У меня такое впечатление, что это не зеркало, а монитор какого-то сверхмощного компьютера, снятый с летающей тарелки, и мы видим в нём не своё отражение в чистом виде, а изображение, переработанное по тамошним инопланетным представлениям о красоте. Ну, в общем, мне непонятно, что оно делает, но впечатление, конечно, жуткое!

– Какой вы проницательный! А я лет десять смотрела в это зеркало и думала: «Вот так люди сходят с ума!» Понимаете, что я пережила?!

– Понимаю! – засмеялся Константин. – А Георгий? Что он говорил? И откуда оно взялось?

– Костя, я не могу повторять все эти бредни! Они меня просто выводили из себя!

Звонок в дверь прервал беседу. Пришла соседка, которая не видела Людмилу Петровну «сто лет». Константин, поблагодарив за чай, отправился в кабинет Георгия, а Людмила Петровна продолжила чаепитие.

– Костя! Не стесняйтесь, берите все книги, которые вам только понравятся! Я всё равно все их раздам, а остальное выброшу. Здесь не останется ничего!

Константин выбирал книги. Он чувствовал себя варваром, разрушающим храм. Две стопки книг лежали на полу, когда он вдруг решил:

«Не буду я брать отсюда ни одной книги! Пусть это всё разрушают, но без меня!»

В это время прозвучал звонок в дверь. Прозвучал как напоминание о том, что там, за пределами библиотеки-кабинета, время имеет место.

– Кто бы это мог быть? – спросила себя Людмила Петровна.

– Здравствуйте, любезная Людмила Петровна! – услышал Константин весьма любопытный голос из коридора. – Я, как всегда, некстати! Но боюсь, что другого времени у вас для меня не найдётся!

– Мне с вами не о чем разговаривать!

– Я пришёл, чтобы забрать некоторые свои вещи, а также те вещи, которые ваш покойный супруг хотел мне подарить на прощание. Я не собираюсь утомлять вас разговорами, прелестная Людмила Петровна!

– Забирайте всё, что вам нужно, и уходите!

– Я знал, что мы прекрасно поладим!

Людмила Петровна удалилась на кухню.

– Кто там, Люда?

– Ужасный человек… – дверь на кухню закрылась.

Константин никогда ещё не слышал, чтобы Людмила Петровна разговаривала с кем-нибудь в таком пренебрежительном тоне, и очень удивился. Он повернул голову к двери. В дверях стоял тот самый «ужасный».

Явление херувима

Делая вид, что просматривает книгу, Константин с интересом смотрел на «ужасного». Среднего роста, небрежно элегантный. Нельзя сказать, что хрупкого телосложения, скорее всего, такое впечатление создаётся тем, что перед нами тот редкий тип тела, которое очень чувствительно к душевным состояниям его владельца, человека безусловно артистичного, привыкшего быть в центре внимания и манипулировать впечатлением окружающих.

В его лице было что-то врождённо интеллигентное, слегка спрятанное под кривую усмешку: нечто среднее между грустью и цинизмом. Его губы были чуть крупнее, чем положено для лица южно-европейского типа, чисто выбритого и пахнущего южными ветрами.

Он был в изящном лёгком и, судя по тому, как складывалась ткань, весьма дорогом костюме, который вместе с не в меру ослабленным галстуком и смятым декоративным платком, торчащим из нагрудного кармана, подчёркивал респектабельность и развязность.

«И это „ужасный человек“! – мысленно рассмеялся Константин. – Он больше походит на комика, чем на „ужасного“.

– Надеюсь, я не помешаю вам в ваших изысканиях, – сказал «ужасный», – я здесь ненадолго.

– И очень печально, – ответил Константин, – что этому никто не может помешать!

«Ужасный» внимательно посмотрел на Константина.

– Уничтожается пиратский фрегат, – пояснил Константин, – фрегат свободной мысли, и некому его защитить от разграбления. Наверно, у пиратов защитников не бывает.

«Ужасный» подошёл к письменному столу и задумчиво стряхнул пепел мимо пепельницы.

– А вы, наверно, почитатель таланта? Хотите устроить здесь музей? И какие же труды автора вы сочли столь выдающимися?

– С трудами я незнаком…

– Вы знакомы с Людмилой Петровной! Милейшая женщина!

Говорил бы это кто-то другой, Константин наверняка рассердился бы или обиделся, но в этом человеке не было ничего, на что можно было рассердиться, в нём было нечто располагавшее к изысканной беседе и авантюрам, как-то он это провоцировал.

– Я имею в виду сам кабинет! Я вижу, насколько здесь всё гениально продумано! Здесь нет ни одной случайной книги, каждая на своём месте, здесь энциклопедия философской мысли, и если мы посмотрим от дверей к окну – это развитие человеческого мировоззрения! Сам кабинет – это, можно сказать, прикладная философия, это неплохая работа! Это я могу оценить! К тому же здесь чувствуется дух свободы!

– Дух свободы, – повторил «ужасный», и по его кривой усмешке невозможно было понять, что он имел в виду.

– А вы были знакомы с Георгием?

– Мы были друзьями. – Он затушил сигарету. – А ты не изменился, Громила! Так и остался мальчиком в коротких штанишках!

Это был «гром среди ясного неба»! Вопрос: «А мы разве знакомы?» застрял у Константина в горле, и он его не произнёс – Громилой Константина называл когда-то только один человек.

– Пойду навещу нашу милую хозяйку, – сказал «ужасный человек», небрежно протянул Константину визитную карточку и вышел из кабинета.

На визитной карточке было написано: «Антонио Херувимов»! Как молнией осветилась в памяти одна из забытых страниц жизни!

– Ба! Да ведь это же Хер!

И чего только мы не забываем!

После окончания девятого класса мать купила Константину туристическую путёвку. Это была ознакомительная поездка по городам Алтайского края и многодневный пеший поход по горам.

Все старшеклассники были из разных городов и школ, как и воспитатели. Воспитателями были в основном не учителя, а студенты, завхозы и просто любители проводить время в походах. По вечерам они собирались у костра и устраивали долгожданный «сабантуй». Они жили своей жизнью, школьники – своей.

Вокруг одного верзилы с татуировками на руках быстро скооперировалась шпана. Они втихомолку отбирали деньги у самых тихих ребят, везде проходили без очереди и чувствовали себя королями. Воспитатели смотрели на это сквозь пальцы, делая вид, что ничего не замечают.

Константин по этому поводу негодовал: «Их немного, нужно только объединиться и проучить этих хамов как следует». Но объединяться было не с кем, кругом были «благоразумные», которые между собой потихоньку возмущались, и всё. «Мир делится на грабителей и благоразумных», – подумал Константин с сожалением. Такое деление было ему не по душе.

Но был ещё один человек, которого было невозможно представить ни грабителем, ни тем более благоразумным – это был Хер, то есть Херувимов Антон, которого все называли Антонио или Херувимом.

Самоуверенный и ехидный Антонио, не признававший никаких дистанций, хотя и был сверстником Константину, казался всем абсолютно взрослым, и вряд ли только из-за того, что он уже брился. Он был своим в коллективе воспитателей, а на сверстников смотрел как на «детский сад». И теперь Константина не удивляли его слова: «Мы были друзьями», сказанные по отношению к Георгию; Антонио, возможно, уже тогда достиг какого-то предельного возраста.

Антонио с удовольствием ставил на место верзилу и его «банду» при каждом удобном случае. А случаев было много. Верзила утирался и говорил: «Он дождётся!», и «банда» верила, что «дождётся».

Константин уже не помнил, из-за чего они все решили избить Антонио, поводов для этого было предостаточно. На этот раз он, видимо, всем очень насолил, «хищники» и «благоразумные» объединились. Те, с кем Константин хотел объединяться против «банды», сейчас поддакивали Верзиле и чувствовали себя почти что принятыми в его компанию. Нужно было только проучить Хера.

Верзила своими корявыми мозгами понимал, что если его команда побьёт Антонио, то им за это придётся отвечать, а когда «все»!.. «Все» никогда ни за что не отвечают.

«Все» – самая безответственная общность людей на земле, им всё позволено, они могут творить всё что угодно – со всех не спросится! В истории бывали времена, когда «все» поступали как безумный маньяк-садист, и горе тому индивидуалисту, кто выпадал из этой общности! Историки потом разводили руками: «Такие были времена». А кто отвечает за времена?!

Это сборище «всех» проходило в летнем деревянном сооружении, представлявшем собой большую террасу с непрерывными окнами по периметру, заставленную внутри рядами кроватей и тумбочками между ними.

Константин мрачно ходил вокруг, оценивая ситуацию. Верзила милостиво дал согласие двум подонкам на то, что они спровоцируют драку, просто равнодушно пожал плечами, вроде как «делайте что хотите, я-то здесь при чём!», и те чувствовали себя орлами. Двое вызвались встать у дверей и отрезать путь к отступлению.

Константин понял, что сам Верзила и не собирается участвовать в этом избиении. Он потом скажет: «Хватит! Хватит! Заканчивайте драку!» и даже будет всех разнимать. У него железное алиби! Он ни в чём не участвовал, а, наоборот, прекратил драку! Так появляются миротворцы!

Не все принимали в этом участие, некоторые сидели на кроватях и читали книги или играли в шахматы, демонстрируя свою непричастность ко всему. Их было немного, и они сейчас были не воины.

По гнетущей обстановке чувствовалось, что готовится не просто «тёмная», а что-то более серьёзное. А у некоторых придурков были ещё и ножи, которые они время от времени демонстрировали как бы просто так.

Константин всегда с симпатией относился к Антонио, и тот, кажется, замечал это и всегда здоровался с Константином, хотя как-то по-клоунски, но всегда с подчёркнутым уважением.

«Они изобьют Антонио, а я буду стоять в стороне, и он будет смотреть на всех как на стадо трусов и шакалов, и на меня в том числе! – Константина взбесила эта его собственная мысль. – Почему это в стороне!!! Как такая предательская мысль вообще могла прийти мне в голову?! Почему?»

В этот момент кто-то закричал:

– Вон он! Идёт сюда!

– Все по местам! Тихо!

Константин увидел Антонио, идущего через пионерский плац своей быстрой небрежной походкой, и решительно направился к двери.

– Куда идёшь, болван? Ты его вспугнёшь! – крикнул кто-то в спину.

Открыв дверь, Константин повернулся назад и, подняв указательный палец левой руки, с холодной ненавистью произнёс:

– Его никто не тронет!

– Чё! Чё это он сказал?! – воинственно вскрикнул вслед Константину кто-то из компании Верзилы.

– Жаловаться пошёл! – услышал также Константин.

Он с силой хлопнул дверью и пошёл навстречу Антонио. Это «жаловаться» взбесило его ещё сильней.

– Они все хотят тебя избить! Если будешь драться, то я с тобой!

– Пойдём! – охотно отозвался Антонио, и они пошли.

Константина восхищало то, с какой лёгкостью Антонио принимает решения – всё происходило как само собой разумеющееся. И если случалось что-то неожиданное – оказывалось, что это именно то, чего и хотел Антонио.

Слева от входа висел большой пожарный щит: вёдра, багры, лопаты, а главное, топор с длинной рукояткой, окрашенной в красный цвет. Константин сорвал топор и вошёл вслед за Антонио.

Не задумываясь, Константин ударил рукоятью топора того, кто должен был отрезать путь к отступлению, и тот, вскрикнув от боли, полетел на пол и, поднявшись, бросился бежать.

– Ну, кто хотел бить Антонио? – в бешеной злобе орал Константин.

Топор обладал магическим действием – все в панике шарахались в стороны. Второй член «банды», попавшийся под руку, в страхе присел на кровать. Константин пнул его ногой и ударил кулаком по физиономии.

Антонио в тот момент, подойдя к Верзиле, ловким ударом ладони снизу превратил нос главаря «банды» в кровавое мочало со словами:

– Я тебя, кажется, предупреждал! Кого ты опять ограбил?

– Вы трое, сесть сюда на кровать! – прохрипел или прорычал Константин тоном, которому разум возразить не может.

Трое «бандитов», на которых указал пожарный топор, вмиг из «отчаянных парней» превратились в «благоразумных».

– Кто кричал: «Жаловаться пошёл»? – вспомнил Константин.

– Он!!! – несколько рук сразу указали на толстяка – правую руку Верзилы.

Тот в страхе бросился было бежать, но был сбит с ног.

– Ты, гад, забрал у меня пять рублей! – набросился на него с кулаками щуплый парнишка в очках. – Ну-ка! Давай обратно!

– Бей его!

– Пусть вернёт деньги!

Тут наконец-то проснулся «народный гнев». Все «благоразумные», как один, набросились на «банду», вспоминая все грабежи и обиды. Суды и следствия проходили одновременно.

– У него ты сегодня взял два рубля? Какая ж ты гнида! – допросом Верзилы занимался лично Антонио. – Где деньги?

– Я всё потратил, можете меня абсматреть! – вздрагивая от новых возможных ударов, гнусавил Верзила, теряя остатки своего авторитета.

Константин всё ещё держал в руках топор. Теперь, когда его гнев прошёл, топор уже был не нужен. Всё шло своим чередом, и топора больше никто не боялся, и «банды» больше никто не боялся.

«Если бы „банда“ не нагнетала страх, то и меня с топором никто бы не испугался, – подумал Константин, – страх к ним и вернулся».

Он повесил топор на место и, войдя в корпус, привычно взглянул на часы.

«Этого не может быть! Прошло всего десять минут с того момента, как кто-то крикнул: „Вон он! Идёт сюда!“ Я не мог ошибиться! Я точно взглянул на часы! Десять минут! А „благоразумные“ уже забыли, что вместе с „бандой“ хотели бить Антонио. Забыли! Теперь Антонио главный герой и верховный судья, и никто не называет его Хером, все с уважением говорят: Антонио».

Оставалась неделя до конца туристической поездки, Антонио и Константин теперь проводили время вместе. И Константин был поражён тем, что на мир можно смотреть как-то иначе, а не так, как он к этому привык. Антонио на других не походил ни в чём.

Если сказать любые, самые правильные слова и представить, как их с кривой усмешкой произносит Антонио, то сразу же становилось ясно, какая всё это чушь! С ним невозможно было не соглашаться. Внутренне все чувствовали – Антонио имеет право на свою кривую усмешку.

И Константину вдруг открылось несовершенство мира, несовершенство, которое не исправить, ничем и никогда. Потом, через годы, ему пришла в голову мысль: «Он подорвал во мне веру!» И задумался: «Но во что же я верил?» Размышляя об этом, Константин пришёл к выводу, что он верил в существование умных людей на земле и в то, что эти умные люди управляют обществом и к чему-то это общество ведут.

«Это было очень наивно, как и всё, во что мы верим».

Константин пытался создать образ умного человека. Заподозрив в ком-то «умного человека», он пытался узнать о нём всё и пришёл к выводу, что умный бывает умным только «от сих и до сих». Он даже придумал свой термин: «умный в пределах шахматной доски».

«Покажите мне умного человека, и я найду, в чём он круглый идиот!» – мысленно говорил Константин. И получалось, если додумывать до конца, то умный во всём – это мудрец, совершенный человек. А таковых Константину встречать не приходилось.

«Жизнь похожа на сеанс одновременной игры на многих шахматных досках. Есть люди, которые пытаются охватить всё, но и они никогда не додумывают до конца: все человеческие мысли – это лишь полумысли».

А как «додумывать до конца», Константин и сам не знал, он лишь предположил, что человеческий разум может работать только тогда, когда его ограничивают какие-то рамки, за которые выходить нельзя. Без правил и ограничений разум работать не может.

Эти и многие другие мысли и воспоминания, связанные с Антонио, радостным вихрем пронеслись в голове Константина. Он ведь думал, что они не встретятся больше никогда.

«Но как он изменился!»

Отшельники

Держа в руке визитную карточку, Константин вышел в коридор. Людмила Петровна в это время провожала соседку – глуповатую на вид старушку с выпученными глазами, а та всё время оглядывалась на туалет, расположенный в конце коридора. Там на унитазе восседал Антонио и задумчиво мял туалетную бумагу. Дверь туалета была распахнута настежь – он, видимо, не счел нужным её закрыть.

Константин внутренне ликовал.

«Ну как же мне надоела всякая обыденность! Как я всю жизнь терпеть не могу всякого здравомыслия! Как я устал от людей в скучных рамках! Не моё это общество! Антонио – совсем другой человек! Даже в сортир он ходит как-то иначе, не так, как все! Ну почему я так не поступаю, как Антонио? Не хочу я возвращаться в мир скуки! Не хочу!»

– Я могу вам дать листы от фиалок, у меня есть белые, бордовые и фиолетовые. А у вас, кажется, дверь в туалет открыта, – испуганно проговорила соседка.

– Спасибо вам огромное, Маргарита Сергеевна! Но не знаю, когда я займусь цветами. Наверно, землю нужно будет менять во всех горшках и столяра приглашать, чтобы он просмотрел все форточки и двери и отремонтировал всё, что не открывается или не закрывается.

– Ой! – замотала головой соседка. – Ничего не соображаю! Я же пришла рассказать, как на меня сегодня вороны напали! Иду я из булочной по аллее, народу – никого! И тут они на меня напали и стали клевать в затылок! Наглые – ничего не боятся! А мне и отбиться нечем! Я кричала! Голову нагнула, лицо руками закрываю и бежать! Это что же такое?! Средь бела дня!

– Вы, милочка, натура очень впечатлительная! Вам бы поменьше смотреть телевизор, а больше цветами заниматься! Смотрите невесть что, вот вам и мерещится! И снится, наверно, что-нибудь гадкое!

– Ну, как же! Они меня клевали! Мне не мерещилось! Вот!

Соседка наклонила голову и стала показывать места, замазанные зелёнкой. А Константин с удивлением понял, что Людмила Петровна нисколько не сочувствует соседке, а разговаривает с ней с лёгкой иронией и непоколебимым равнодушием.

– Клевали! И очень больно! Кровь текла! Ведь раньше вороны людей не клевали? – она испуганно ждала объяснения.

Бывают такие люди, которые сами ни до чего додумываться не хотят. Им всё нужно узнавать от кого-то, услышать чьё-то мнение. И таким способом они даже могут прожить всю свою жизнь. Этой женщине явно не нравилось напрягать свою голову, было заметно, что она её бережёт от всех волнений и неприятных мыслей и действует всегда хитростью.

– Живых не клевали! – ответила Людмила Петровна. – Может быть, с вами что-то не так – вороны это чувствуют!

– Наверно, там где-нибудь рядом был воронёнок, и вороны его защищали – подключился к разговору Константин.

– Да! Наверно! – просияла соседка. – А я как испугалась! Всё, как в фильмах ужасов!

– Если вас так волнуют фильмы, зачем вы их смотрите?

– У всех должны быть удовольствия в жизни – у меня их нет! Какие у меня могут быть удовольствия?! Если не смотреть телевизор, то зачем жить? – спросила Маргарита Сергеевна, и сама испугалась своего вопроса.

– Вы ко мне ещё заходите! Я теперь здесь постоянно! – с этими словами Людмила Петровна выпроводила соседку.

– С такими людьми никогда ничего интересного и существенного в жизни произойти не может, и даже умирая, они ухитряются избежать волнений и переживаний, – сказала она Константину, закрыв дверь. – А вы действительно думаете, что вороны на неё напали из-за воронёнка?

– Скорее всего!

– А я думаю, она умрёт скоро, вместо меня. Хотите кофе?

– С удовольствием!

Они пошли на кухню. Перед туалетом Людмила Петровна остановилась:

– Мы вас не смущаем своим хождением?

– Ну что вы! Нисколько!

– Невежливо сидеть, когда перед вами дама!

– Простите, мэм! – Антонио непринуждённо поднялся. Трусы и брюки при этом упали вниз.

– Раз уж вы у меня в гостях, не выпьете ли чашечку кофе?

– Только, пожалуйста, без сахара!

– Вам сюда принести или вы с нами?

– Почту за честь!

– У вас прекрасный костюм, вы в нём отлично выглядите!

– Благодарю!

– И это правильно! – сказала она, обращаясь уже к Константину. – Если мужчина ничего собой не представляет – он должен ходить в хорошем костюме!

– Я хотя бы в «коротких штанишках»! – заметил Константин, проходя мимо Антонио.

Они пили кофе в кабинете Георгия, и было общее впечатление того, что им больше никогда и никуда не нужно спешить. Наверно, место такое.

– А вы, Антонио, очаровательно обхамили мою соседку! Мне кажется, что вороны произвели на неё меньшее впечатление.

– Я же не мог с ней беседовать о листочках герани! Это у вас замечательная способность – из вежливости прикидываться такой же слабоумной, как ваша собеседница. Я не такой великий актёр!

– Чем же она виновата, что она такая? Может быть, у неё была тяжёлая жизнь…

– И она её сделала лёгкой! Конечно, человек она очень милый, прожила нелёгкую жизнь… Кстати, кто она по профессии?

– Она была актрисой, а потом театральным критиком.

– Чудненько! Она заслужила своё право быть дерьмом! По-моему, в правах человека есть пункт: «Каждый человек, действуя в рамках закона, имеет право быть полным дерьмом». Святое и неотъемлемое право каждого! Свобода, за которую ратует всё прогрессивное человечество! Но у вас, я вижу, жизнь не была такой уж тяжёлой!

– Вы умеете делать комплименты! Я вас раньше считала самым развратным и испорченным человеком, а вашу искренность игнорировала. При жизни я старалась её не замечать.

– Как? – поразился и засмеялся Константин. – И вы тоже?

– Да. Мне кажется, я сейчас умерла.

– А почему тоже? – спросил Антонио.

– Здесь был сегодня Георгий, мы разговаривали, – пояснила Людмила Петровна.

– Я тоже его слышал. Не видел, но слышал, – добавил Константин.

– Вообще, я планировала сегодня умереть. Я долго разговаривала с соседкой и хотела найти хоть что-то, что бы меня с ней связывало, и не только с ней, я думала обо всех своих знакомых. Ни-че-го! Вот беседуя с ней, я и умерла.

– Это можно понять! – улыбаясь, согласился Константин.

– Только физически мне умереть не удалось, я почему-то всё ещё здесь.

– Ещё не вечер! – вежливо напомнил Антонио.

– Но это не имеет уже никакого значения! А по правде говоря, кроме вас, мне некому сказать о том, что я умерла. Никто меня больше не поймёт. Все остальные мои знакомые – это человечество! Я не люблю человечество!

– Вы не любите человечество? – удивился Константин.

– Не люблю!!! Посмотрите на эту картину! Это Пиросмани. Георгий купил её лет двадцать назад, когда ездил в Грузию к своим родственникам. Даже если о художнике ничего не знать, всё равно видно, что писал её абсолютно одинокий человек. Одинокий среди всего так называемого человечества, среди этих кукол, которых он рисовал.

– Но Пиросмани – это тоже человечество! – возразил Константин.

– Нет! Пиросмани – это не человечество! Маргарита Сергеевна – это человечество, а Пиросмани – это Пиросмани, и напрасно человечество его себе приписывает.

– Я не согласен! – опять возразил Константин. – Что вы называете человечеством?

– Я не любительница давать определения. В соседней комнате есть телевизор, если он ещё работает, вы можете его включить и увидите человечество. Одно сплошное человечество! И ничего кроме! Только изредка можно встретить что-то достойное, как исключение.

– Но человечество всегда ориентируется на лучших своих представителей…

– Нет, Костя! Человек видит в других только то, что есть в нём самом, и не более того. Чего человек сам в себе не открыл, не пережил, не прочувствовал, того он в других не увидит. Невозможно ориентироваться на то, чего ты не понимаешь! А человечество ориентируется на что-то другое, слишком понятное.

– Но если не любить человечество, тогда нужно жить одному, в пещере!

– Я так примерно и жила, но всё равно не была свободной. У меня не было внутренней свободы – я почти всю жизнь хотела выглядеть «нормальным человеком», чтобы у меня всё было «как у других»! И всю жизнь у меня ничего из этого не получалось!!! Я потратила на это всю свою жизнь!!!

Это было сказано так необычно для Людмилы Петровны эмоционально, что Антонио и Константин не удержались от смеха.

– Это очень поучительная история! – выпустив несколько колец сигаретного дыма, торжественно произнёс Антонио. – Ну, если речь зашла о жизни в пещере, то я могу рассказать вам не менее увлекательную историю.

И рассказал о бывшем научном сотруднике одного академического института, который жил в Гималайских горах среди буддистских монахов. По собственному желанию он был замурован в пещере и прожил в ней три года, три месяца и три дня. Пищу и воду он получал один раз в два дня через узкую щель, в которую не проникал свет. Он находился в пещере в абсолютной темноте, полностью изолированный от внешнего мира, без всякой возможности что-либо передать во внешний мир. Он не имел возможности выйти из пещеры ранее намеченного срока или воспользоваться медицинской помощью.

Несколько лет назад он вышел из пещеры и попросил своего учителя замуровать его в пещере навсегда, но учитель отказал в его просьбе и дал время подумать. Через три месяца он должен вернуться к учителю и сообщить о своём решении: будет ли он жить среди людей или захочет остаться в пещере навсегда. Зовут его Павел, сейчас он живёт в Москве, с виду может показаться, что он живёт совершенно обычной жизнью, «как все нормальные люди». Только очень немногие знают о том, что он собирается вернуться в пещеру.

– Вот это да! – задумчиво произнёс Константин. – Как пожизненное тюремное заключение!

Антонио достал мобильный телефон и стал что-то смотреть.

– Кстати, я сегодня обнаружил, что номер Георгия у меня ещё сохранился, но он, видимо, недоступен…

Антонио позвонил. И в комнату перенеслась тишина, наверно, такая же, как в гималайской пещере. Все ждали… Было ощущение, что возможно всё.

– Да! «Временно недоступен»! А вот отшельник пока доступен, но через три месяца этот номер можно будет стереть навсегда.

– А вы его понимаете? – спросила Людмила Петровна. – Он вам сказал, зачем он хочет замуроваться?

– Он хочет познать себя. Но он понял, что не сможет этого сделать, пока у него есть выбор.

Они молчали. Антонио закурил сигарету и пускал кольца дыма, неприлично чмокая толстыми губами.

– Учитель дал ему время посомневаться, – добавил Антонио.

– Надо сказать ему, что он ошибается! – покачала головой Людмила Петровна. – Для разума выбор есть всегда: он может откладывать своё самопознание на завтра, его мысли могут возвращаться в прошлое, он может бесконечно фантазировать. Это тело выбора иметь не будет, а для разума пещера не преграда.

Константин начал понимать, что с Людмилой Петровной произошла какая-то невероятная перемена. Она не была растерянной, и он не помнил, говорила ли она когда-нибудь так уверенно. «Потерять реальность» она уже не боялась.

– Я жила в обычной квартире, но как в пещере! Разница не принципиальна. Многие тоже так живут, до самой смерти. Если он за три года ничего не высидел, то почему же он решил, что у него сейчас всё получится? Он три года думал о том, как он выйдет из пещеры. Он теперь решил избавиться от этой мысли, но придумал плохой способ. Всегда может появиться какая-нибудь другая мысль, и так до бесконечности!

– Но это сильный поступок! – сказал Константин. – Почему он должен о нём сожалеть? Почему он может передумать?

– Передумать не может, он лишает себя такой возможности, но может решить, что уже познал себя, – сказала Людмила Петровна. – Запереть себя навечно в пещере – это всего лишь попытка перехитрить свой разум.

– Но если он пошёл на такое, значит, должна быть какая-то сильная причина, – сказал Константин. – Антонио! Есть у него для этого какая-нибудь причина?

– Не знаю! Может быть, пари или карточный долг? – ухмыльнулся Антонио.

– Нет, Костя, вы можете долго искать причину, но в человеческом разуме таких причин нет. Разум для другого.

– Пусть это будет неразумная причина, но она есть! – сказал Константин. – Другое дело – есть риск ничего не достигнуть. Наверно, ему тогда будет очень обидно!

– Конечно! – подтвердила Людмила Петровна.

– Вас волнует, познает ли он себя, – лениво потянулся Антонио. – Но в любом случае он останется там до конца! Познает или нет – об этом никто не узнает. Он предполагает, что самопознание дороже жизни среди людей. Почему? А если это не так? И есть ли вообще такие ценности? Этого он заранее не знает!

– Такие ценности должны быть! – заявил Константин. – Я познаю себя за три месяца, и тогда мне будет что сказать этому человеку!

Вот так! Почему он так сказал? Неожиданно для самого себя, тоном, которому разум возразить не может.

– Прекрасно! – обрадовалась Людмила Петровна. – Тогда вы точно будете знать, насколько ценно знание о себе и стоит ли ради такого знания отказываться от жизни. Я тоже попытаюсь познать себя за эти три месяца. И может быть, нам удастся спасти человека от такого изощрённого самоубийства. Каждый знает, что посоветовать простому самоубийце, а этому человеку не скажешь, что жизнь прекрасна. Такие глупости не для него!

– Но я бы даже не стал сравнивать его с самоубийцей – не та весовая категория! – возразил Антонио.

– Напрасно! Самопознание начинается с мысли о самоубийстве. Вы уж мне поверьте! Я думала о самоубийстве с шестнадцати лет, наверно, никто столько не думал о самоубийстве, сколько я думала. И теперь знаю, что оно внутри человека ничего не меняет, ни на йоту! Но, как ни смешно, именно в этот момент есть возможность самопознания. Только вот убить себя всегда проще, чем понять.

– Почему самопознание должно начинаться с мыслей о самоубийстве?! – возразил Константин. – Буддисту, например, такое даже в голову не придёт!

– У буддистов самопознание традиционно, им не нужно метаться в поисках неизвестно чего, но они выполняют двойную работу: сначала изучают самопознание, потом должны отказаться от всей этой белиберды и начать всё заново, иначе им себя не разглядеть. Все эти учения и восточные мастера только усложняют задачу.

– Самопознание случается в один миг! – сказал Антонио. – А может и не случиться никогда, как ни старайся… И было это так. Умер мой дедушка. От братьев я узнал, что все люди умирают и что я тоже должен буду умереть. Я им не поверил, подумал, что они шутят, но отец сказал мне то же самое. И в этот момент я понял почти всё, но чего-то мне не хватило! А вся моя последующая жизнь к этому пониманию мало что добавила, только проиллюстрировала то, что я тогда понял. Все размышления, мой жизненный опыт только говорят: «Да-да! Ты всё правильно понял, Антонио… И всё!» То, что вы называете самопознанием, – это лишь длинное и занудное описание того, что вы уже понимаете. Занудство, которое ни к чему не приводит!

– Занудство? – удивилась Людмила Петровна. – А сидеть в пещере – это не занудство?

– Не могу объяснить… – Антонио запрокинул голову назад и разглядывал потолок. – Важно, кто сидит!

Именно в этот момент опять наступила ясность! Антонио сделал молчаливый знак, чтобы все замерли. Он смотрел в открытую дверь комнаты. Все тоже прислушались и посмотрели в открытую дверь.

Всегда где-то здесь

Когда вечно смеющегося и любящего всякую шутку дедушку закапывали в яму, он шёл по аллее кладбища с цветущими яблонями, и весь мир готов был вот-вот расколоться от его возмущения: «Этого не может быть! Так быть не может!» И он бы раскололся, этот мир, ибо Антонио знал – такой мир не имеет права на существование! Ещё мгновение – и вся Вселенная с её звёздами и планетами, горами и морями, деревьями и пустынями, с воронами и тиграми, армиями и пароходами, пустынями и городами, дворцами и пирамидами растворилась бы в воздухе, как будто никогда её и не было…

Но появился он! Сияющий от радости мужчина с кудрявыми волосами на голове, с кудрявой бородкой. Сдерживая в себе великий смех, стоял он перед Антонио, как бы говоря: «Ну! Давай, Антонио! Догадайся!» Готовый в любой миг рассмеяться вместе с Антонио гомерическим хохотом! Изумлённый Антонио понял, что весь мир – это какая-то шутка, видимо, очень смешная! Но из-за того, что Антонио разглядывал этого человека, момент был упущен. Антонио не догадался. Человек с гримасой сожаления о том, что вот-вот должно было случиться и не случилось, растворился в воздухе. Но Антонио понял, что этот человек всегда где-то здесь. Только начни догадываться, и он опять появится – так оно и оказалось на самом деле.

Как только он растворился в воздухе, Антонио окликнули мать и старший брат – они бежали за ним, ведь он ушёл от могилы внезапно, ничего никому не сказав. Антонио очень любил дедушку, это дедушка стал называть его не Антоном, а Антонио. Дедушка, типичный хитроватый рязанский мужик, из глубинки, почему-то любил всё итальянское.

– Антонио! Мой мальчик! Мы так за тебя испугались!

– Почему, мама? Чего вы боялись?

Они не понимали, почему Антонио весел и спокоен. Ни малейшего огорчения не было на его лице.

«Они даже боятся подумать о том, чего испугались, – как же они могут разгадать это?!» – с горечью думал Антонио, и на его лице впервые появилась кривая усмешка.

Он точно знал, что, если кому-нибудь рассказать о смеющемся человеке, тот не появится больше никогда. И он не рассказывал никогда и никому о человеке, а скорее о самом Духе, готовом рассмеяться в любой миг, как только Антонио поймёт и догадается обо всём. О чём – не понятно, но в тот миг, когда Антонио догадается, Дух неистово рассмеётся, и весь мир растворится в сияющем свете, и будет ясно всё и навсегда. Дух ждёт, и, когда Антонио бывает близок к разгадке, Дух появляется перед ним, едва сдерживая свой смех.

Сейчас он стоял в коридоре, слева от двери, его не было видно, но Антонио знал, что он там стоит – на скалистом морском берегу, в блаженстве запрокинув голову, смотрит в высокое голубое небо, и в нём бурлит бесконечный смех! Всем померещился запах моря, плеск волн и далёкий крик чаек. Он появился, как только Антонио произнёс: «Важно, кто сидит!»

Все молча смотрели в дверь, и Людмила Петровна, повернувшись к Антонио, тихо произнесла:

– Я думала, это только тишина!

Константин решительно поднялся и вышел в коридор.

– Здесь никого нет! – объявил он.

– Конечно! – ответил Антонио. – Кто там может быть?!

– Если там быть никого не должно, то никого и не будет! – резонно заметила Людмила Петровна.

– Но вы туда так загадочно смотрели, как будто там есть кто-то, кто лучше нас знает, как мы можем познать самих себя. Увы! Такого нет и быть не может – это я знаю точно!

– А вы, Антонио, в течение трёх месяцев найдёте ваш миг для самопознания или у вас дела? – спросила Людмила Петровна, и в её глазах был блеск вместо обычной тусклости.

Это было приглашение к участию в нелепом спектакле. Его приглашал сам Дух, и это было очевидно! Антонио встал и заговорил, величественно прохаживаясь из стороны в сторону:

– Вы, Людмила Петровна, из-за вашей восхитительной небрежности даже чашку в руках не можете удержать, а рассуждаете о восточных мастерах – мне это приятно! А ты, Громила, за неделю можешь на скрипке научиться играть, как Паганини, – для тебя это не сложно! Я всегда там, где абсурд!!! Вы можете во мне не сомневаться – я с вами! Может быть, нам и познавать себя при помощи абсурда?

Богиня

Константин вышел на улицу, он вызвался сходить в магазин и купить чего-нибудь к чаю.

«Когда выходишь на улицу, всегда меняется настроение! Сразу начинаешь думать о другом, а всё, что было в помещении, кажется не таким уж важным…»

Нужно было решить, в какой магазин сходить или съездить на машине. Реальные дела всегда вытесняют то, что было до этого в голове. Купив эклеров и других пирожных, он подумал, что в этом магазине он один из всех думает о самопознании. Судя по лицам, все были заняты тем, что называется «своими делами».

В это время он заметил стоящую посреди магазина хрупкую блондинку в элегантной соломенной шляпке. Она смотрела на всех каким-то рассеянным взглядом, но, заметив Константина, она чему-то улыбнулась и решительно пошла к выходу. Константин тоже пошёл.

Она шла впереди него. Он сначала о чём-то думал, но потом всё с большим интересом стал смотреть на идущую впереди блондинку…

Чаще всего походка ничего не означает, особенно в большом городе. Женщина идёт, потому что ей надо идти, и всё! Она не идёт для кого-то и ничего не хочет показать своей походкой – просто идёт, как в лесу, когда на неё никто не смотрит. Поток пассажиров или прохожих её не интересует – все на одно лицо! Мысли где-то далеко, а ноги идут сами собой, как умеют.

Но если женщина знает, что на неё смотрят и ею интересуются, она идёт совсем по-другому! Некоторые женщины ходят так, как будто на них всегда кто-то с восхищением смотрит. Но это редкость!

Блондинка в соломенной шляпке, шедшая впереди Константина своей походкой, вызвала у него обычный интерес. Об этой походке ему как-то нечего было сказать, она не бросалась в глаза. Лёгкая, и всё! Потом он подумал: «Удивительно лёгкая!»

Ему в голову как-то приходила мысль, что ни вес, ни физическая подготовка на лёгкость походки не влияют – лёгкость зависит только от отношения к жизни!

«Интересно, – подумал Константин, – какое же у неё отношение к жизни при такой лёгкой походке? Наверно, это самая легкомысленная женщина на свете!»

Блондинка в шляпке шла впереди. Так почему-то совпадало, что Константину нужно было идти туда же, куда и ей.

Ему захотелось обогнать её, как бы невзначай взглянуть в её сторону, чтобы увидеть лицо. Он ускорил шаг, но потом подумал, что так делать не стоит, поскольку это будет вмешательством в её личную жизнь.

Он уже подходил к дому. Странное совпадение – она шла в направлении подъезда Людмилы Петровны, поднялась на третий этаж. Константин отставал от неё на полтора лестничных пролёта, и, непонятно почему, он уже понял, куда идёт блондинка. Когда она позвонила в дверь квартиры Людмилы Петровны, у Константина появилась какая-то необычная лёгкость.

«Легко и странно!»

– Здравствуйте! Я есть богиня! Меня звать Людвика! Богиня для кошка! Я прилетать к вам гости, Южная Америка, видеть вас, я есть литовка из большая гора.

– Вы тоже здесь! Как чудесно, что вы пришли! Я уж думала, что я одна! – бросилась к ней Людмила Петровна. – Входите! Какая вы отважная! Как вы мне нравитесь! Меня зовут Людмила!

Откуда-то выбежала чёрная кошка и тёрлась о ногу блондинки.

– Я к тебе тоже приходить! – богиня наклонилась и погладила кошку. – Она встречать меня этот город!

Кошка подняла хвост и, довольная, прошмыгнула в открытую дверь.

– Мы рады вас приветствовать, богиня! – выступил вперёд Антонио. – Именно вас здесь и не хватало! Шут Антонио! К вашим услугам!

– Приятно рада!

Она повернулась к Константину.

– Вам хотеть видеть мой лицо? – она засмеялась. – Вы не хотеть видеть свой лицо?

Константин не нашёлся, что сказать, реальность как-то потерялась. Если разум ничего не может объяснить, то он просто исчезает. Она говорила что-то ещё. Слова звучали гулко и странно, примерно как в бассейне, когда в ушах вода. Он смотрел прямо перед собой, но пространство перед ним было не таким, как всегда, каким-то новым.

«Мы что-то делаем с пространством, чтобы нам в любой момент было удобно о чём-нибудь подумать, приспосабливаем его к своим мыслям. Какое же оно без наших мыслей, без разума? Может быть, люди и водку пьют для того, чтобы увидеть подлинную реальность?» – усмехнулся Константин.

Они позвали его. Они уже сидели в комнате и оживлённо беседовали.

– Да! Я сейчас!

Он подошёл к зеркалу, и всё переменилось.

«Если хочешь увидеть себя – никогда не надо смотреть в зеркало!» – Он улыбнулся своему парадоксальному высказыванию.

Появился приятный страх.

«Бывает же и такое! – удивился Константин. – Приятный страх».

Но страх есть страх, он быстро перестаёт быть приятным.

«Можно прямо сейчас взять и уйти! Дверь рядом! „Это“ я ещё успею, „оно“ от меня никуда не уйдёт! Зайти и сказать: „Прошу меня извинить! Совсем забыл! У меня деловая встреча! Уже опаздываю! Спасибо за кофе! Мне было очень приятно! В другой раз обязательно! Всегда рад…“ Ничто не может скрыть хамство лучше, чем вежливость!

Людмила Петровна даже поблагодарит за то, что я помог ей перевезти вещи. Возможно, кто-нибудь скажет, что и эклеры к чаю я принёс замечательные, и очень жаль, что я не могу составить компанию… Так вежливость заменяет настоящие отношения.

Отшельник? Самопознание? «От своих слов я не отказываюсь! Через три месяца, познав себя, готов буду дать свои предложения! И вам желаю больших успехов на этом пути!» У кого-то будут большие успехи, у кого-то поменьше, один – поймёт одно, другой – другое. Всё нормально…»

Константин отвернулся от зеркала и отошёл в сторону.

«… Но какая это будет мерзкая ложь!»

– Вы хотеть уйти? – спросила Людвика. Они все вышли в коридор.

– Да, хотел!

– Но почему, Костя? – спросила Людмила Петровна.

– Видимо, разум так уж устроен, что бы мы ни делали необычного, нам всегда нужно вернуться к обыденному, к привычному. А у меня такое впечатление, что если мы сейчас соберёмся в этой комнате, то к привычному уже не вернёмся никогда.

– Правда! Как интересно! – воскликнула Людмила Петровна. – А мне как раз приснился такой сон!

И все снова вошли в комнату, перешагнув через приятный страх и неясное предчувствие Константина.

– Будто иду я по нашему дачному посёлку, – рассказывала свой сон Людмила Петровна. – Решила с рынка пойти к своей даче новым путём. А уже стало смеркаться, и не так быстро, как это летом обычно происходит. И вот иду я и ничего не узнаю. Долго шла. Ну, думаю, надо идти обратно, возвратиться опять к рынку и пойти привычной дорогой. Пошла. Иду, а знакомых мест всё нет и нет, и прохожих как-то не видно – спросить не у кого. А посёлок какой-то огромный, уж давно он должен был закончиться. Смотрю: а дома пошли какие-то необычные, и люди глядят на меня из-за оград какие-то тоже необычные и разговаривают между собой на непонятном языке. Ходила я, ходила, а люди совсем уже какие-то другие и на обычных людей мало похожие, и на меня они смотрят как на что-то диковинное, а посёлок всё не кончается, в какую сторону ни пойди. И тут я с ужасом поняла, что он имеет такую особенность: в какую сторону ни пойди, как ни старайся вернуться обратно – уходишь всё дальше и дальше куда-то, а обратно уже не попадаешь никогда! От страха я и проснулась!

– Вы будете штурманом в наших поисках! Это то, что надо! Мы вам доверяем! – сказал Антонио.

Константин засмеялся, но мурашки всё же пробежали по его спине, то ли от рассказа Людмилы Петровны, то ли оттого, что она так переменилась.

«Она знает!» – сказал себе Константин.

Это у него такая дурацкая игра в пророка. Он неожиданно для самого себя мысленно произносит фразу, которая ему нравится, и надеется, что в ней есть какой-то скрытый смысл. Что знает Людмила Петровна? О чём идёт речь? Он понятия не имеет, но нравится ему такая игра с самим собой. Видимо, при этом он ощущает себя кем-то значительным.

– Я там, куда вы искать. Я уже знать себя и три месяца ждать вас для хорошая компания! – объявила Людвика.

– Спасибо! Для меня это такое счастье! Не могу передать словами! Слов таких нет! – с небывалой радостью ответила Людмила Петровна.

До этого она смотрела на Людвику так, как будто та может раствориться в воздухе в любой момент. Константин недоумевал. Он посмотрел на Антонио, стараясь понять, как Антонио относится к появлению непонятно откуда взявшейся богини.

– А что будет после того, как мы найдём? – спросил Антонио.

– «После того» не бывает! – ответила Людвика.

– Да, это верно! – согласился Антонио.

И тут вдруг какая-то потрясающая мысль отразилась на его лице. Он, сделав знак тишины, смотрел в дверь коридора. Как в прошлый раз. Теперь и Константину показалось, что он слышит плеск морских волн и отдалённые крики чаек. Они какое-то время молча слушали эти звуки. Людвика тоже с интересом смотрела в коридор. Потом всё стихло.

– Ты познакомить меня с твой приятель? – спросила она у Антонио.

– Тебя?! – с возмущением начал было Антонио, но спохватился. – Простите, богиня! Но не могу обещать! Разве что при случае!

– Я понимать! – щёки богини слегка зарумянились.

С одной стороны, эти люди были Константину чрезвычайно приятны, он пребывал в какой-то радости, забытой с детства. Но была и другая сторона!

Он не хотел чувствовать себя тупым пнём.

«Во всём должны быть ясность и последовательность. Нужно во всём разобраться!»

Он был твёрдо убеждён в том, что всякую мистику и религии придумали жулики для своих очень понятных мелочных целей. Они наглым и бессовестным образом приватизировали так называемую духовность и теперь требуют плату за вход. Своей наглой ложью они только чинят препятствия для подлинного научного познания мира…

Не всегда он так думал. Думал по-разному. И сам замечал, что убеждения очень зависят от его настроений. Сейчас настроение было какое-то такое.

– Такое впечатление, – сказал Константин, – что в коридоре был слышен шум моря.

– И вы слышали?! – откликнулась Людмила Петровна.

– Да! Но откуда?

– Не знаю! И Георгий был сегодня. Откуда пришёл и куда ушёл, мы с вами не знаем.

– Но звуки моря можно ещё как-то объяснить… – начал было Константин.

– Толстый объяснений портят тонкий вещь! – прервала его Людвика.

– Не понимаю! Если вы что-то знаете, то почему вы нам это не можете объяснить? – спросил Константин у Людвики.

– Это есть случайно! – с иронией ответила Людвика. – Почему вы хотеть давать для свой разум пища, переваренный другой человек? Как называться такой пища? Почему брезговать кушать переваренный пища для своя тела, а кормить такой пища своя разум? Что хотеть от разум получать, если кормить такой пища?!

«Она права!» – устыдился Константин.

– Приятного аппетита, сэр! – добавил Антонио.

Мираж мудрости

Константин невольно углубился в размышления о «вкусной и здоровой пище» для разума, а заодно уж и о системе образования в стране, культуре, литературе и искусстве в широком смысле. Одновременно он принимал участие и в разговоре. И то и другое вместе он делал плохо.

Речь зашла о зеркале как о бесполезной и вредной вещи. Но Людвика сообщила, что это зеркало «самый ценный вещь в этой городе», просто никто здесь не умеет им пользоваться. Она научит, как с ним обращаться. Зеркало знает «божественный истина» и может отвечать на «правильный вопросы», давая «нужный свежий пища» для тех, кто «хотеть знать». Зеркало в ответ на сегодняшние наши разговоры уже указало на записи, сделанные Георгием в течение последнего года его жизни «в этой доме».

Решено было не делать ничего, что не способствует самопознанию. Появилась уникальная возможность – познать себя в этот период с помощью загадочного зеркала. О том, что они ограничили себя определённым сроком, зеркало, естественно, знает. Начали они тут же, с чтения записей Георгия. Читал Антонио. Вот первое, что попалось в руки…

Несколько лет я читал книгу «Дао де Цзин», размышлял и взирал на мир сквозь её строки. Мир был подобен прогулке по весеннему лесу, когда ещё пасмурно. Под ногами, между стволами елей и берёз, лежит подтаявший снег, а первые лужи затянуты тонкими корочками льда. Дышится прохладой вечности и горизонтом, виднеющимся сквозь кустарник и бескрайние поля.

Я мыслил, смотрел и чувствовал точно так же, как сам автор. У нас было одно дыхание. Так по крайней мере мне казалось.

Но однажды я купил новое издание этой книги, с другим переводом, начал просматривать её и… Вначале я возмутился «неточностью перевода» – как можно допускать такое преступное легкомыслие?! Затем понял, что это совсем другая книга! Иной взгляд, иное понимание многих вещей. Я стал сравнивать два разных перевода, с негодованием отвергая второй перевод, пока не нашёл во втором варианте фразу, которая мне понравилась гораздо больше, чем в первом.

Тщательно изучив новый для меня вариант перевода, я понял, что это два различных мировоззрения. Но где же подлинный Лао-цзы? Первоисточник был утерян, книга переписывалась бесчисленное множество раз. Что осталось от Лао-цзы? Я стал искать другие варианты переводов; когда их набралось у меня более двадцати, я записался на курсы изучения китайского языка. Ясность исчезла, и мир превращался в хаос.

Однажды ночью я сидел за своим письменным столом, разложив на нём тексты, пять или шесть вариантов перевода одного параграфа, сравнивая их между собой, и размышляя. Ко мне подошёл старый китаец и спросил:

– Что ты делаешь?

– Читаю Лао-цзы! – ответил я.

Не взглянув на тексты, он сказал:

– Никогда я не говорил и не писал ничего подобного!

И тут я понял абсурдность того, что я делаю. Чужая мудрость лишь как в зеркале отражалась в моём разуме. Это был мираж, который я принял за мудрость собственную. Внутри меня ничего не изменилось, я остался таким же, каким и был.

Я понял, что «книгу мудрости» написать невозможно, потому что для читающего это всегда будет «книга чужой мудрости».

Хорошо забыв Лао-цзы, я начал искать сам. Через много лет я вновь взял в руки его книгу и просмотрел её. Вроде бы всё то же самое – и ничего общего. Совсем другая Вселенная, существующая на других основах.

Пока обсуждали то, что написал Георгий, Константин пытался найти объяснение: откуда же взялась Людвика? Не с неба же она свалилась?!

– А что значит быть богиней кошек? – невпопад спросил Константин.

– Значит, любить кошка и терпеть кошка.

– А какие же в горах кошки? – недоумевал Константин.

– Очень большие!

– А у вас вещи и документы есть? – занудствовал Константин.

– Вы хотеть видеть моя чемодана? Мы поехать за моя чемодана!

И Людвика с Константином поехали в аэропорт.

– Прошу вас, богиня! – Антонио вручил Людвике ключи от своей машины.

Чемодана

– Мы даже не спросили, какая у него машина. Я предлагаю поехать на моей!

– Брать ключи не есть напрасно.

– Узнать, конечно, можно. Нажать на кнопку на брелке, какая-нибудь машина откликнется, но он ведь не дал документы на машину…

Константин не стал продолжать, он вдруг представил себе, что между ним и Людвикой идёт важного вида переводчик и, взглянув на Константина и улыбнувшись ему, говорит Людвике на непонятном языке: «Несёт какую-то чушь! Не следует обращать внимания».

На нажатие кнопки сигнализации отреагировал двухместный спортивный автомобиль бордового цвета.

– Угу! Нажимать ногами, дёргать, крутить, – деловито покивала головой Людвика, и автомобиль сорвался с места.

– Едет! Быстро! Уйдёт! – заорал коротко стриженный верзила в джипе с тонированными стёклами.

Двери захлопнулись, и джип тоже сорвался с места с диким завыванием резины. В джипе сидели «серьёзные парни», они приехали издалека по неотложным делам, но обстоятельства для них сложились таким образом, что, бросив все дела, они гонялись за «красной машиной», чтобы «проучить этого наглеца», который «ездит по-хамски». И дело усугубилось тем, что они, погнавшись за наглецом, не попали на деловую встречу, и им пришлось по телефону извиняться перед другими «серьёзными парнями», чего они ох как не любят! Антонио обладал способностью доводить такого типа людей «до белого каления».

Они не видели, кто сидит за рулём «красной машины», когда гонялись за ней по городу, и сейчас, обнаружив её во дворе, следили за ней, но упустили момент и не заметили, кто в неё сел.

– Не туда поехали! – вскричал Константин. – Здесь одностороннее движение! Нужно было… Осторожно! Фу! Слишком быстро! Мы едем по встречной полосе!!!

– Что есть встречный полоса?

– Когда машины едут навстречу! Красный!!! Мы проехали на красный! Опять светофор! Опять красный!!!

– Что есть светофор?

– Огоньки!!! Круглые!!! Красный! Желтый! Зелёный! На красный нужно останавливаться!

– Зачем останавливаться, если не приехать?

– Чтобы не врезаться!!! А!!! Мимо! Ты умеешь ездить?

– Ехать могу, уметь нет.

– Нельзя ездить, если не умеешь!!!

– Мы хотеть ехать или хотеть уметь?!

– Не знаю!!! Ты когда-нибудь ездила?

– Ездить такси, ездить автобус. Я платить монета.

Больше он не спрашивал ни о чём. Вцепившись руками во что-то, ожидая столкновения в любой момент, он только смотрел, как чудом проносился их автомобиль из одной критической ситуации в другую.

«Живыми мы не выберемся! На такой скорости – невозможно!» Это было лицо смерти, тошнотворное, животное, не приукрашенное человеческими мыслями и чувствами.

Доехали! Не верилось! Машина стоит, и двигатель выключен. Из машины можно выйти. Тряслись ноги и руки. Людвика что-то сказала про «моя чемодана». Она была совершенно спокойна, езда не произвела на неё никакого впечатления.

Если бы Константин в это время мог что-либо воспринимать, то обязательно обратил бы внимание на то, как из черного джипа с тонированными стеклами, остановившегося позади их машины, вытряхиваются «крепкие парни», потрясённые ездой и ещё не поверившие до конца тому, что они доехали.

Один из них, тот, что сидел за рулём, лёг на газон и, раскинув руки, тупо глядел в небо. Трое других хохотали над ним и делились впечатлениями…

– Ноги подгибаются, не держат!

– Меня трясёт всего!

– Девка за рулём!

– Ха-ха-ха-ха!!!

– За руль я больше не сяду! Делайте со мной что хотите! – заявил лежащий.

– Покатались!

– Только на такси! Тихо-тихо!

– Как мы проскочили!!! Как проскочили!!!

Когда началась эта гонка, водитель джипа с несвойственной ему одержимостью впился глазами в «красную машину», как бойцовская собака зубами впивается в свою жертву. Со стороны могло бы показаться, что остатки здравомыслия навсегда слетели с его лица. Наверно, если бы дорога не была такой опасной, то разум во время паузы мог бы ему вякнуть что-нибудь своё, но не вякнул – пауз не было, аварийные ситуации следовали одна за другой. Приехали.

– Братки! Мы офонарели – гоняемся за бабой! У нас крыша едет! С этим надо завязывать!

– Сначала выпить!

И братки, оставив машину на том месте, где остановились, не закрыв дверей, с брошенным на заднем сиденье автоматом Калашникова, с привёрнутым глушителем, пошли как следует выпить и закусить.

Константин с Людвикой беспрепятственно прошли к месту выдачи багажа, взяли чемодан и точно так же вышли из терминала, минуя какие-то очереди и досмотры, хотя все в это время как-то усиленно боролись с терроризмом. Видимо, Людвика просто не понимала, зачем всё это нужно, а Константин думал только об одном: «Обратно тоже нужно ехать». Внутренне содрогаясь от того, что опять нужно садиться в этот автомобиль, он с наигранной небрежностью, как ему казалось, произнёс:

– Ну, теперь я поеду за рулём! Я покажу тебе, как нужно ездить по всем правилам!

– Это есть мой дело! – ответила Людвика и села за руль.

– Ты в первый раз за рулём?

Они уже ехали.

– Разве ты не видеть меня, когда ехать сюда? – удивилась она.

– Видеть! – кивнул головой Константин.

Опять на каждом шагу случались аварийные ситуации, но они опять-таки доехали. Людвика ловко припарковала машину. Константин хотел выйти, но Людвика не спешила.

– Почему ты бояться ехать?

– Я много раз думал, что мы разобьёмся.

– Ты думать, что это есть случайность, а я есть безумный женщин, который носиться, как молодые люди, на удача, сломя голова?

– Честно говоря, да!

– Ты не уметь честно думать. Твой голова ветер!

Константин в другой раз постарался бы что-нибудь возразить, уточнить, что имела в виду Людвика под словами «честно думать», или самому попытаться это понять, но не сейчас. Он был так измотан впечатлениями, что мысли не складывались в слова и вообще ни во что не складывались.

Константин взял чемодан, который, казалось, потяжелел вдвое.

– Дать мне моя чемодана! – попросила Людвика.

– Я донесу! – попытался он возразить.

– Где твой сила? Ты помогать мне думать? Ты ехать вместо машина?

– Нет.

Людвика легко подняла чемодан, как будто он ничего не весил, и пошла не оглядываясь.

Константин поплёлся сзади, ему было от всего тошно и ничего не хотелось. Конечно, можно было уехать, но нужно было зайти попрощаться с Людмилой Петровной и Антонио. Он еле-еле тащился по ступеням с тяжёлой головой. Думать было противно.

Дверь в квартиру была не заперта. Он прошёл по коридору. В квартире никого не было, только с кухни раздавались звуки мытья посуды. На кухне была одна Людвика.

– А где Людмила Петровна и Антонио?

– Ты делать чего не хотеть. Твой вежливость – твой глупость!

Вот уж с ней-то он не стал прощаться.

«Терпеть не могу ни богов, ни богинь! Меня от них тошнит!» – мысленно произнёс Константин. Он бы ещё и выругался, но очень устал.

Когда всё складывается

– Ненавижу книги!!! – сказал Антонио, закрыв томик стихов испанских поэтов.

Людмила Петровна как будто специально дожидалась этой фразы, чтобы выронить из рук чашку. Чашка, естественно, разбилась.

– К счастью! – сказала она. – А может быть, и нет! Всё равно! Девятнадцатый век – старая уже была, многое повидала! Моя любимая чашка. Мне почему-то хочется что-нибудь разбить! Может быть, кофейник? Тоже раритет! Коллекционеры меня убили бы за одни только такие мысли. В жизни приходилось всё беречь, но я никогда ничего не берегла. А чем же вам книги не угодили?

– Они отвлекают от себя! Теряешь себя и своё время.

– Так подайте в суд на всех авторов сразу! Переведите в рубли время, затраченное на чтение. Сколько стоит час вашего времени? Приплюсуйте моральный ущерб! Моральный ущерб велик?

– Велик и невосполним!

– Вот видите! Из-за книг вы стали ущербным человеком!

– Да! Моральным уродом! Людмила Петровна, а что с вами произошло? – спросил Антонио.

– Ничего особенного! Просто всё удачно сложилось!

Она слушала сплетни от Маргариты Сергеевны, и ей казалось, что вот-вот у неё расколется голова. Маргарита Сергеевна заливалась соловьём – можно было рассказывать за несколько лет, не рискуя нарваться на «это я давно уже слышала, там всё не так!».

– Как, вы совсем ничего об этом не знаете? – с восторгом спрашивала Маргарита Сергеевна и говорила, говорила, говорила.

«Вот он, ад бессмысленности! Она меня добьёт! Вот в этом и закончится моя жизнь. Вот завершение всего! Всё-таки я прошла и через это. Видимо, я сейчас умру. Именно так, как я захотела!»

Маргарита Сергеевна кашлянула и достала носовой платок, на несколько мгновений возникла пауза.

– А почему вы с ней-то не общаетесь? – с мазохистским упорством спросила Людмила Петровна. – Вы же такими подругами были?

Маргарита Сергеевна для ответа встала в определённую позу, недаром бывшая актриса:

– О чём я могу с ней разговаривать, если ихний кот гадит под нашей дверью?!

– Постойте!!! Как вы сказали???

– Ну, её кот повадился гадить…

– Нет! Вы сказали: «О чём я могу с ней разговаривать, если ихний кот гадит под нашей дверью?!»

– Ну да! – удивилась Маргарита Сергеевна и стала вдаваться в подробности.

Дальше всё было уже не важно! Именно этой фразы не хватало для завершения всего. И сейчас сошлись воедино все противоречия или противовесы и таяли в воздухе. От жизни не осталось ничего. Как будто и не жила!

«Вот из чего состоит жизнь!»

И появилась тишина. Никогда ничем не нарушаемая.

Звуки тоже были. Слышались все обычные звуки. Но одновременно была и тишина. Это было двойственное восприятие, с которым Людмила Петровна ещё долго будет разбираться. Но она сразу поняла, что эта тишина была всегда и никогда никуда не денется, её можно слышать, а можно не слышать.

«Почему мы слушаем только звуки и не обращаем внимания на тишину? Во мне раньше никогда не было тишины, поэтому я её не слышала. Она появилась одновременно во мне и везде. Ничто её не может поколебать и потревожить. Тишина пронизывает всё: людей, стены, воздух, пространство. Тишина не имеет ничего общего с глухотой, в ней всегда можно быть.

Звуки тишины не омрачают, не могут ей помешать и никак её не затрагивают. Звуки не противоположность тишине, они смехотворны, они исходят из тишины и имеют в тишине свои противовесы».

Когда появилась Людвика, Людмила Петровна сразу же поняла, что Людвика тоже пребывает в тишине.

«Кто слышит голоса, которых никто не слышит, тот сумасшедший, а как назвать того, кто слышит тишину?» – промелькнула мысль где-то рядом с Людмилой Петровной. Но мысль именно промелькнула, она нисколько не задела. Как воздух, который вдыхается и выдыхается. Ничто больше не задевало.

«Это живого человека всё задевает, волнует, тормошит. Он совершенно беззащитен в мире мыслей и звуков!»

Людмила Петровна сразу решила прикидываться живой. Это оказалось просто. И никто ничего не замечал. Нужно было находить в тишине противовесы, чтобы здесь что-то делать и как-то быть.

Утончённость

– Вы это про пасьянс? В чём всё сложилось? – спросил Антонио.

– О, Антонио! Это интересный пасьянс! И складывать его я начала, будучи юной!

– Должно быть, что-то увлекательное!

– Меня приняли в комсомол, и я стала думать о своей жизни. Я тогда была утончённой девушкой, мне казалось, что всё вокруг меня наполнено смыслом, всё взаимосвязано, не важно, что я этих связей не понимаю, но имеет значение каждое моё движение. Поскольку в движении и мыслях моё отношение к миру, и этот таинственный мир мне отвечал. Я пыталась понять его ответы. Беседую ли я с подругой, отвечаю ли в школе у доски, бросаю ли хлеб уткам – я всегда общалась именно с целым миром. У меня долгое время не было настоящих подруг, хотя я дружила со всеми. Про меня говорили, какая я загадочная. А я росла в своей утончённости. Не знаю, как вам это объяснить…

– Не надо! Я, кажется, это понимаю! Нам же сказали: толстые объяснения портят тонкие вещи!

– Мне казалось, что своей утончённостью я могу влиять на всё, а из всего, что случается со мной, и из всего, что я делаю, могу извлекать для себя пользу. Я раньше никому не рассказывала – я убила Сталина.

– Это сильно!

– Когда я была ещё совсем маленькой, у меня был детский страх. Мы жили на Софийской набережной, окнами на Кремль. Я стояла у раскрытого окна своей комнаты в школьной форме с пионерским галстуком и вдруг заметила, что в одном из окон за кремлёвской стеной стоит товарищ Сталин, пронзительно смотрит на меня и догадывается, что я его вовсе не люблю. Долгое время я старалась не подходить близко к окнам, пряталась за занавески и проходила мимо окон очень быстро. Моя бабушка называла его тогда усатым людоедом.

Ещё я помню, как стояла в ночной рубашке перед полуоткрытой дверью кухни и слышала взволнованный шепот отца: «…и Сталин сказал ему: „Вы не понимаете суть вашей работы. Не сурово наказать врага, не лишить его жизни – ваша главная задача: любым способом раздавить его волю, заставить пресмыкаться, лишить всякого человеческого достоинства“.

На меня это, конечно, произвело впечатление! Я не сразу поборола свой страх, ведь в то время Сталин был в центре внимания каждого человека. Я стала искать место, где у меня страха нет. Внутри себя я нашла место, где страха не было, и я стала наблюдать за своими глубокими чувствами, а не теми, что на поверхности. Там Сталин не был таким огромным – разве что чуть крупнее таракана на кремлёвской стене! Всякие страхи у меня прошли. К тому же я знала, что он не прав, – можно убить противника, но никого и никогда нельзя лишать человеческого достоинства.

Всех тонкостей описать невозможно. Моё достоинство убило его! Я уже знала, что его нет в живых, но об этом не сообщали. Я пережила два или три страшных дня между сомнениями и реальностью. Наконец объявили.

Я уверилась в себе и жила очень осмысленно, оставалось совсем немного того, что я делала «просто так». Я тогда хорошо знала, что между одиночеством и смертью принципиальной разницы нет. И наступил какой-то период легкомысленности – мне захотелось настоящих подруг, друзей, какой-нибудь безалаберности и безответственности. Была такая чудная весна! Я шла по улице Горького. Впереди меня шла компания студентов и студенток. Я слышала их разговор:

– Ну что, после кино пойдём на третью пару?

– А это как звёзды встанут!

И мне так захотелось пойти куда-нибудь вместе с ними! Я решила: поживу-ка я как все какое-то время обычной бестолковой жизнью, мне нужно пройти через всё это, а потом я найду свою утончённость! Нам всегда кажется, что самое важное никуда не денется.

И только я так подумала, парни закрутили головами, один из них дёргает другого за рукав и полушёпотом орёт:

– Жора! Какая девушка!!! С ума сойти!!!

Это я сегодня всё вспомнила, после того как «всё сошлось». Сошлось от одной пустой фразы, сказанной Маргаритой Сергеевной. Наверно, именно она должна была сказать что-нибудь эдакое.

Если сам говоришь: «Хочу пройти через бессмысленную жизнь», значит, в этом какой-то смысл должен быть.

– Почему вы говорите, что вы умерли?

– Сложились вместе все противоречия, всё, о чём я передумала в разное время, все проблемы, решённые в разные годы. Вместе они не сходились, а теперь вот сошлись и исчезли. Теперь я не ношу груз, который носят все люди. Я только прикидываюсь человеком. Я умерла, я свободна!

– И у меня тоже груз? – пошевелил плечами Антонио.

– Тоже! Наверно, не такой тяжкий, какой был у меня. Во всяком случае, для разумного человека бессмысленность – самый невыносимый груз!

– Если не считать настоящих трагедий.

– Это и есть самая большая трагедия.

– Мне кажется, вы забыли остроту жизни! – возразил Антонио.

Возник спор, и они поехали его разрешить.

Обычно человек впадает в мрачность, когда впервые оказывается в детском хосписе. С Людмилой Петровной ничего подобного не случилось. Конечно, она давно не видела таких затравленных детей. Первый ребёнок, которого они с Антонио увидели, была девочка лет восьми. Она потихоньку сбежала из отделения с мохнатым медведем или львёнком и сидела на подоконнике лестничной площадки, где курят посетители и обслуживающий персонал.

Людмила Петровна сразу же объяснила ей, как хорошо, когда умрёшь, в доказательство предъявив себя. Антонио был удивлён реакцией девочки – она сразу и безоговорочно поверила, возможно, даже не понимая и не слушая, что ей говорит Людмила Петровна. Но было совершенно очевидно, что ужасный кошмар в ожидании ещё более ужасного кошмара для неё закончился. Она дождалась того, кого ждала, сидя на подоконнике!

Они видели детей, по-разному относившихся к своему положению – с надеждой или без таковой, но все с тяжким грузом и бесконечным ожиданием. Весть о «бабушке с того света» распространялась с поразительной быстротой. Как внимательно они на неё смотрели! Как радовались! Держали за руку, всё время что-нибудь спрашивали, шутили.

«Как они мгновенно ей поверили! – не переставал удивляться Антонио. – Каждому из этих детей чего только не говорили! Они ко всем относятся с недоверием, только делают вид, что верят».

– Все они не умеют не лгать детям! – говорила Людмила Петровна, выходя из хосписа. – Может ли, к примеру, тот, кто панически боится змей, убедить другого человека их не бояться?! Все выходящие отсюда вздыхают свободно. Вы чувствовали эту тяжкую атмосферу!

– Ещё бы!

– Ну, мы её немножечко разрядили! А вот на меня эта атмосфера совсем не действует, я больше ничем не гружусь! Этим мы отличаемся друг от друга.

– Я заметил! Позвольте выразить моё восхищение!

– Но взрослые опять всё испортят, особенно родители, и тем, что присутствуют, и тем, что отсутствуют!

– Взрослые вам не очень-то поверили, хотя охотно поддакивали, чтобы утешать!

– Вот именно! А утешать-то не надо – я настоящая! Лгать не требуется!

– Теперь я вижу, что настоящая!

– Там тяжкая атмосфера не оттого, что дети умирают! Смерть атмосферу не портит. Тяжкая – от лжи! Ложь давит со всех сторон: со стороны тех, кто выдавливает из себя жалкое подобие оптимизма – врёт ребёнку о скором выздоровлении, и со стороны тех, кто делает вид, что смерти не боится.

– А как вам монахиня понравилась, с ангелочками и колокольчиками?

– Она на грани ужаса и, кажется, теряет последнюю веру, меня она просто не видит, я ей ничем помочь не могу! А та, которая постарше, думает, что она святая мученица и в «аде земном» проходит тяжкое испытание. Тщательно считает, кого сколько раз она перекрестила, старается «превозмочь себя» и улыбаться. У детей мороз по коже от её улыбок.

– А персонал?

– Нормальные люди! Плохой человек здесь бы не смог работать, но внутреннего спокойствия нет ни у кого. А этот ваш приятель как здесь оказался?

– Он и здесь работает – дежурит сутки через трое; и вместе со мной – такой же шут, как и я.

Верх без неба

После «божественной» езды Константину не хотелось садиться за руль своей машины. Страховка кончилась три месяца назад, но он решил, что не так уж много ездит для того, чтобы страховать машину. Зачем деньги на ветер выбрасывать? Он и так отлично ездит!

Но сейчас появилась какая-то нелепая боязнь совершить аварию, ехать не хотелось.

«Ты делать чего не хотеть!» – вспомнил он слова Людвики.

«Может быть, она предвидит аварию и хочет меня таким образом предупредить? – размышлял он. – Я очень устал, может оставить машину здесь, а завтра забрать?»

Но потом он решил, что всё это чушь, и поехал.

«Я делать чего не хотеть, потому что моя хотеть так делать! А твоя пусть не вмешивается в моя дела!» – мысленно ответил он богине.

Был субботний вечер, автомобильных пробок не было.

«Я тоже доеду не останавливаясь!» – решил он и вспомнил, как однажды ехал в тот же самый аэропорт.

Нужно было срочно кого-то встречать, а в машине было неисправно не то сцепление, не то коробка передач, и она дёргалась при включении первой скорости так, что зад машины подпрыгивал. Ехать приходилось всё время в пробках. Константин ехал и старался придумать систему, по которой можно сравнивать автомобильные пробки: какая пробка лучше, а какая хуже. По времени, затраченному на определённое расстояние? Ерунда! Можно долго стоять, а потом медленно ехать без остановок. Главное, решил он, сколько раз на определённом расстоянии вынужден будешь остановиться, а потом снова начать движение.

И он начал считать. Это было удобно, так как машина всякий раз подпрыгивала, когда он начинал движение. Остановиться по дороге туда пришлось 418 раз!

Надо ли говорить, как Константин ненавидел езду в пробках?! Однажды в разговоре с одной своей знакомой он мимоходом пожаловался на автомобильные пробки.

– А я каждый день еду с работы в пробках, по 3 – 4 часа, – спокойно ответила она.

Вера жила за городом, а работала в самом центре Москвы. У неё была хорошая машина с автоматической коробкой передач. И всё-таки!

– Вера, но ведь это ужасно! Утром ты едешь в пробках, вечером в пробках! Ты посчитай, какую часть жизни ты тратишь на автомобильные пробки! Ты же можешь ездить на электричке и экономить массу времени!

– А на что его тратить?

Этот вопрос поставил Константина в тупик, и он надолго погрузился в глубокие экзистенциальные размышления. Вышел он из них вместе с Вадимом.

– А чего ты хочешь от неё?! Она небось даже пива не пьёт?!

– Я думаю, – сказал Константин, – что это какая-то болезнь разума! Ну, скажи ей, что можно ходить в бассейн, в театр, в хорошее кафе, читать книги – всё это будет как бы ответом на её вопрос: «Как лучше убить время?» Ей же нельзя посоветовать что-нибудь большее, чем приехать куда-то и плюхнуться в кресло. Для большего – это ж надо хотеть чего-то! Но если ничего очень сильно не хотеть, то живёшь вполсилы, как будто чего-то ждёшь! Чего?

– Ты знаешь, это больной вопрос для многих, кто зарабатывает нормальные деньги: «Чем заняться в свободное время?» Ну а если пробки на дорогах, то одной проблемой меньше, всё решается естественным путём.

Вот поэтому и существуют пробки на дорогах! – сделал философский вывод Вадим. – У меня таких проблем нет. Я фотохудожник! И на работе, и в свободное время занят одним и тем же. К тому же всё это время я пью пиво и делаю это с большим удовольствием! Тебе наливать?

– Нет, спасибо!

– Я тебе более того скажу: всё человечество в целом живёт без какого-либо занятия! Живёт себе и живёт, просто так, и не знает, чем заняться! Но под эту тему нам нужна водка! Без водки такую тему не поднять!

Вот так! С Вадимом можно только валять дурака! Ничто его по-настоящему не интересует.

Прямо перед машиной на дорогу выскочила собака. Ему показалось – это Глюк! Константин резко затормозил. Это случилось перед самым перекрёстком. Послышались характерные звуки и толчок. Водитель, ехавший сзади, не успел затормозить. И тут же раздался грохот сильного удара. Такие звуки редко какого автомобилиста могут оставить равнодушным. Это автомобиль, ехавший слева от Константина, врезался в грузовик, пересекавший перекрёсток на красный свет.

Искорёженный легковой автомобиль развернуло и отбросило назад. Грузовик остановился, из него выскочил водитель и, пошатываясь из стороны в сторону, бросился бежать.

Автомобиль Константина был повреждён незначительно, а вот тот, который ехал слева, был, что называется, всмятку. Его водитель был ещё жив и лежал на асфальте в окружении толпы. Он смотрел вверх. Константин смотрел на него.

«Думает ли он о чём-то значительном или просто силится понять, что происходит? Ещё несколько минут назад он спокойно ехал в своей машине. Может быть, он ещё не смог переключиться с тех мыслей, и они вертятся в его голове вперемешку с новыми впечатлениями? А если он никогда не думал о своей жизни как о чём-то значительном и просто ждал чего-то и не находил себе занятия, то о чём же он может думать в последний момент? Чего ждал? Может быть, и я тоже в какой-то степени жду чего-то самого значительного в своей жизни, а оно не приходит? Ни этого ли я жду?»

Левой задней двери у автомобиля не было, её от удара куда-то отнесло в сторону. Константин смотрел на вещи и продукты, разбросанные по асфальту. Видно было, что человек заезжал в супермаркет. Там была баночка селёдки в винном соусе, салаты в пластиковых коробочках, нарезка копчёной колбасы и красной рыбы, козий сыр, фигурное печенье в шоколадной глазури, йогурты, сметана, яблоки, баклажаны, сладкая баварская горчица, детектив, диски с фильмами, зонтик. Всё это растаптывалось возбуждёнными и любопытными прохожими. Самого владельца это уже не волновало.

Приехав домой, Константин обнаружил записку от Елены. Она писала, что ушла от него навсегда. Они ссорились не первый раз, и не первый раз она уходила от него к родителям. Но тогда были значительные ссоры, а сейчас всего лишь из-за собаки. Подлый пёс добился своего! Глюк – это, вообще-то, собака Елены, он очень старый пёс. Ему нравилось жить у родителей Елены, и совсем ему не нравился Константин.

Зазвонил телефон, но это была не Елена.

– Привет! Ну, и что ты собираешься делать? – это был коллега по работе.

– Ложиться спать!

– Вот это правильный подход! Очень рациональный! Мне твоя позиция нравится! Спокойствие, и никаких волнений! Подумаешь, институт закрывается! И чёрт с ним!

– Какой институт? – спросил Константин.

– Как? Ты ничего до сих пор не знаешь???

И Константин узнал, что их институт закрывается в связи с отсутствием финансирования и что он, как и все сотрудники института, потерял работу.

«Интересный сегодня день! – устало подумал Константин. – Уж если что-то происходит, так происходит!»

Он знал, что не нужно звонить Елене, когда устал и не в настроении. И вообще, не знаешь, что сказать. Хорошего ничего не будет! И позвонил! Так оно всё и оказалось! Стало гораздо хуже, чем было.

«Почему я такой идиот?» – спросил себя Константин и, не дождавшись ответа, отправился спать.

Антонио

Как удалось Антонио дожить до своих лет, не знает никто. Каждый его шаг был сопряжен с каким-либо риском для его жизни. Он падал с балкона и с крыши, давился костью и шариком от бус, заболевал холерой и малярией, был укушен змеёй и бешеной лисицей, попадал под грузовик, тонул в проруби, терялся в лесу и в городских подземных коммуникациях, его било электрическим током и молнией, он травился колбасой и газом, его случайно запирали в холодильнике, заколачивали в ящике, его засыпало землёй в строительном котловане… Его родители потеряли счёт таким случаям.

Однажды мать Антонио сказала своей близкой подруге: «Я столько раз думала, что он погибнет. И теперь, если это случится то у меня в душе уже ничего не шевельнётся. Его как будто уже нет, и в то же время он занимает собой полмира. Если он вырастет, это будет чудо!»

Однако он вырос, но, имея унаследованный от деда характер наглого насмешника, он постоянно провоцировал в окружающих желание убить его, разорвать в клочья, стереть с лица земли. И довольно часто угрозы для его жизни были весьма реальными, но всякий раз так или иначе Антонио выходил сухим из воды.

Видимо, всё дело в характере. Таким он родился, третий сын известного московского мясника. В отличие от братьев читать он начал рано, много и сразу взрослые книги. Когда его сверстники читали «Трех поросят», Антонио больше привлекали книги с таким названием, как «Бремя страстей человеческих». Казалось бы, он должен был хорошо учиться, но не тут-то было, учёба его нисколько не интересовала, да и далеко не каждый преподаватель мог выносить его едкие замечания.

Кто бы его стал терпеть, если бы отец Антонио каждую пятницу не присылал директору школы увесистую сумку с мясными деликатесами! Когда возмущённые преподаватели приходили к директору с вестью об очередном «чрезвычайном происшествии», он сразу спрашивал:

– Кто в этом принимал участие, кроме Антонио?

– А его сегодня не было, он не дошёл до школы!

– Почему?

– У него голова застряла между прутьями на лестнице, не может вытащить, сейчас как раз должны пилить.

– Голову?

– К сожалению, нет! Только прутья!

Отец Антонио, обладавший талантом делать деньги больше из воздуха, чем из мяса, всегда деловой, спокойный, дружелюбный и рассудительный, имел в прежние времена хорошие связи во многих деловых кругах, теперь же жил с женой на юге Аппенинского полуострова, где на маленькой ферме выращивал для своего удовольствия виноград и оливки. Сам он мяса не ел никогда.

Братья Антонио унаследовали деловую хватку отца. Старший – Василий занимался бизнесом полубанковским, полукриминальным. Средний – Сергей занимался политтехнологиями и считался политиком разумным и перспективным. Его голова не была забита идеологией: конкретный, спокойный, дружелюбный, он умел легко и просто разрешать сложнейшие противоречия.

– Сюда нельзя! Вы по поводу голодовки?

– Ни в коем случае! Только личные вопросы! – с улыбкой отвечал Сергей и проходил к забаррикадированному депутату. – И как нам сегодня голодается?

– Голодаю! Между прочим, за всё социально незащищённое население!

– Это круто! Ну, вы им здорово врезали! На этот раз готовы дать хорошие отступные. – И показывал бумажку с цифрами. – Своё дело вы сделали, то, что в ваших силах! Можно немножко воспользоваться ситуацией…

– И чего хотят?

– Такие цифры, при голосовании. – И показывал другую бумажку.

– А какой банк? – смягчался депутат.

– Об этом даже не беспокойся! Сам лично всё сделаю!

И все знали – у Сергея никаких оплошностей не бывает!

Антонио считал своих братьев плебеями, они в ответ ласково называли его придурком.

У братьев когда-то была бабушка. Она была довольно-таки бессмысленным, добродушным существом, всегда всё путала и забывала. Здоровалась она со всеми по десять раз на дню. Сколько раз видела, столько раз и здоровалась. Естественно, с ней все тоже здоровались столько же раз. Но всегда она была любопытной и любознательной.

– Василий! Что за штуку такую ты поставил на стол? Откуда она у тебя взялась? И когда только ты успел её притащить?

– Здравствуйте, бабушка! – отвечал Василий. – Это такой музыкальный центр! Здесь и магнитофон, и радио. Он здесь уже года три стоит, мы слушаем музыку! Хотите послушать?

Внуки разговаривали с бабушкой всегда очень вежливо и терпеливо. Слышался какой-нибудь грохот. Все бежали туда.

– Здравствуйте, бабушка! – говорил кто-нибудь из внуков. – Это вы разбили мамину любимую вазу. Ничего страшного! Мы всё сейчас уберём! Конечно, она стояла не на месте, вы её правильно разбили! Всё прекрасно!

– Здравствуйте, бабушка! Я ваш внук Сергей. Делаю домашнее задание по физике. Вы мне в прошлом году уже рассказывали про сэра Исаака Ньютона, спасибо! Я в школу не пошёл, потому что сегодня воскресенье.

– Здравствуйте, бабушка! Вы хотите пойти на улицу, чтобы посидеть на скамейке перед подъездом? Там сейчас лето! Вы всё перепутали! В пальто и берете вам будет жарко!

Бабушка умерла, и от неё остались только эмоционально заряженные слова: «Здравствуйте, бабушка!» Если один из братьев говорил:

– А я-то думал, что сегодня четверг…

– Здравствуйте, бабушка! – непременно отвечал ему другой брат.

Однажды, накануне юбилея банка Херувимова-старшего, братья собрались вместе.

– На банкете будут представители всех крупных западных банков, которые в нас как-то заинтересованы, – говорил старший брат. – Для них семья – это лицо банка! Антонио! Я тебя умоляю! Прошу как брата, сделай мне одолжение, надень, пожалуйста, приличный костюм и побудь человеком хотя бы один вечер, без выкрутасов!

– Буду вести себя как ангел! – пообещал Антонио.

Антонио действительно явился на банкет в приличном элегантном костюме, в цилиндре, с тростью, с моноклем, в белых перчатках и с большими белыми крыльями за спиной – вылитый ангел! Цилиндр он, конечно же, использовал для подаяний в пользу банка.

– Что это??? – спросил Василий.

– Здравствуйте, бабушка! Это же внучек Антонио! Ведёт себя как ангел! Как и обещал! – ответил Херувимов-средний Херувимову-старшему.

– Я убью этого урода!!! – трясся от гнева старший брат.

– Ты что!!! Это же супер-пиар!!! Такого нарочно не придумаешь! Посмотри, как все от него балдеют! – восторгался средний брат.

Элегантный, ехидный ангел или херувим, кого там изображал Антонио, пил виски, курил сигары, искрился смехом и циничными остротами. Он производил фурор и своими ужимками и ухмылками заражал всех каким-то неприличным радостным восторгом. Обидеться на него за какую-нибудь шутку или остроту было невозможно – это была сама невинность и простота! Как это ему удавалось, ни у кого не укладывалось в голове! Почти официальный банкет превратился в карнавал веселья и хаоса, где все оттягиваются по полной!

Все решили, что мероприятие так и было нетривиально задумано и виртуозно исполнено. Старший брат, к немалому своему изумлению, выслушал массу восторженных откликов по поводу банкета и своего «талантливого» брата. Самые солидные и нужные люди вместе с пожеланием успехов и выражением готовности сотрудничать подолгу его благодарили, трясли руку, говорили, что не помнят, когда так смеялись в последний раз, и будут рады, весьма рады приехать и посмеяться ещё и ещё!

«Всю жизнь он был шутом, но теперь от этого есть какая-то польза!» – сделали вывод старшие братья.

А у банка Херувимова появился новый логотип – ангел с крыльями, в цилиндре, с тростью и моноклем.

На следующий день сами собой посыпались заявки на выступления Антонио – всем позарез нужен был шут. Астрономические гонорары, которые назначал Антонио за свои выступления, никого не смущали. Молниеносно был создан продюсерский центр «Дохлый номер», и ещё несколько приятелей Антонио тут же стали шутами. Кривую насмешку Антонио подделать невозможно, пресса тут же окрестила его «самобытным» и «гениальным», и, возможно, не только из уважения к его гонорарам.

Первый президент России, что бы о нём ни говорили, по духу был истинно русским президентом, и шуты появились как нельзя кстати, в них он чувствовал что-то родное, и, зная об этом, чиновники наперебой звонили в продюсерский центр Антонио.

Но однажды лысоватый человек с бородкой положил на стол президента толстую папку с надписью: «Материалы об оскорблении чести и достоинства Президента Российской Федерации».

– Кто оскорбляет? – спросил президент.

– Шуты!

– Шуты! – повторил президент.

– И, кстати, представители духовенства недовольны, они категорически отказываются посещать мероприятия, где этот, с крыльями. Мы всё-таки христианская страна.

– Оставь это у меня, – махнул ладонью президент.

Лысоватый с бородкой вышел, а через пару минут вошел другой человек, без бородки, всей душой ненавидевший того, лысоватого с бородкой. Президент указал вошедшему на папку и произнёс:

– Пусть они знают своё место!

На следующий день появился проект положения о почётном звании «Народный шут России» и Указ Президента о присвоении новых почётных званий.

Лысоватый с бородкой всё-таки ещё раз зашёл к президенту:

– Может быть, рановато присваивать им звания? Они выступают перед правительством, перед крупными бизнесменами, а народ шутов почти не знает!

– Народ? А шуты – это, по-твоему, кто?!

Так «гениальный Антонио» и «великий Боря» – шут, великолепно пародировавший президента, первыми в стране получили новые почётные звания.

Когда Антонио начал свой шутовской бизнес, отношение братьев к нему резко переменилось. С детства они считали Антонио шутом, клоуном и придурком, но если дурь приносит деньги, то это уже не дурь, а бизнес, достойный уважения.

«Идиотские выходки» перестали раздражать братьев – теперь они находили их остроумными и даже смешными, и если все кругом говорят «феноменальный шут», то со временем даже родные братья могут в это поверить.

– А хочешь, Антонио, я сделаю тебя премьер-министром?

Они выпивали вдвоём, Антонио в тот момент был одет в яркий шутовской наряд.

– Мне этот костюм не снимать? Так и ходить в нём на заседания?

– Ха-ха-ха-ха! – рассмеялся президент, мечтательно глядя в даль, – это был бы, конечно, перебор!

– Тогда разницы никакой, у тебя уже есть премьер-министр, всё дело в костюме!

– А ещё, Антонио, мне донесли, что ты налогов не платишь.

– А ты посмотри, какие у тебя рожи в правительстве! Сколько им ни дай – всё мало будет! А учителям и врачам всё равно ничего не достанется.

– Это верно! – согласился президент.

Земные дела

Антонио не сразу понял, почему Людвика называет себя богиней.

«Одного взгляда» достаточно только для того, чтобы твой разум пришёл в замешательство. Но Антонио не привык беспрекословно подчиняться своему разуму. Ему нравилось действовать, когда разум в полном замешательстве и его заменяет лишь чувство восторга. Недаром в школе за ним закрепилась кличка Бешеный. Он с лёгкостью мог блефовать перед бандой незнакомых хулиганов, без колебаний загнав свой разум в собачью конуру. Тогда это была его стихия.

При этом он не был безмозглым идиотом, какими часто бывают такого рода люди, совсем наоборот. Был и другой разум. Возможно, у человека их много, и каждый из них может действовать на своём уровне – от абсолютного слюнявого благополучия до отчаяния полной безнадёжности.

А если разум стих, это не значит, что его нет. Человек может смотреть на мир через оконное стекло своего разума, самого стекла не замечая. Просто для разума в этот момент не находится дела. Но если его что-то возмутит, вот тут он и станет мутным, естественно, от собственного возмущения.

Бывают случаи: люди лицом к лицу сталкиваются с чем-то совершенно непонятным.

Человек, не озабоченный развитием своего разума, у которого «и так всё на месте», признается: «Чёт я не понял, кто кому мозги парит! Или у меня глаза вразбег, или это они закидывают?» Для не очень развитого разума в мире практически ничего нет непонятного и необъяснимого. Он неприхотлив, его устроит что-нибудь самое доступное, какой-нибудь Second hand. Как магнитом его тянет ко всему плоскому и однозначному.

Разум умного человека, пережив в одно мгновение чувство лёгкого замешательства, сразу начнёт давать объяснения. Это его прямая обязанность! Иначе он как специалист гроша ломаного не стоит! У него большие возможности для переработки всего непонятного и необъяснимого в какое-нибудь изысканное блюдо, с большим набором соусов, специй, взглядов, убеждений и несколькими вариантами мировоззрения, готовыми «под ключ». И всё это в зависимости от настроения и обстоятельств. На любой вкус!

Например, встретившись с богиней, разум должен был сказать Антонио: «Ну очень симпатичная блондинка! Жаль, что сумасшедшая! С этим надо что-то делать! И Людмила Петровна „тоже здесь“!

Антонио никакие изыски разума не устраивали. Что бы разум ни лепетал, Антонио всякий раз раскрывал обман: «Всё совсем не так!», и очередное сияющее всеми цветами радуги мироздание лопалось, как мыльный пузырь. Разум всякий раз вынужден был признаваться в своей некомпетентности и оправдывался тем, что «не в состоянии за всем уследить» и «должен принимать на веру».

«Никто ничего не знает! Разум может создавать лишь мыльные пузыри!»

Поэтому Антонио очень часто предпочитал действовать самостоятельно, не опираясь на разум.

Их взгляды встретились. Если чужой взгляд не интерпретируешь, то рискуешь потеряться в нём навсегда – никогда заранее не известно, с кем ты встретишься. Антонио представился богине. Она оценила это и действительно была «приятно рада».

Антонио назвал это нечто «свежестью взгляда». После того как он взглянул в глаза Смеющегося Духа, он знал, что такое возможно. Человеческим глазам в большей степени присуща «мутность» разума и совсем немного «свежести». И то, что произошло с Людмилой Петровной, он не мог не заметить.

«Человек без груза!» Это он понял, ему не надо было объяснять, что это такое. Эту «свежесть взгляда» в какой-то степени он замечал у детей, у влюблённых и у людей, внезапно вырвавшихся из лап повседневной озабоченности. Бывает такое! Краткий миг!

Ребёнка накажут. Между влюблёнными возникнет недоразумение. Человек, оторванный от забот, вернётся к ним, даже не заметив этого, он знает миллион способов, как вернуться к озабоченности, и не знает ни одного способа, как хотя бы частично вернуть себе «свежесть взгляда». Его снова размажет по жизни, и острота чувств и поступков превратится в однообразную кашу.

Однажды Антонио наблюдал, как одна молодая мама дала своей дочери подзатыльник по пустяковому поводу – она приглашала свою дочь в тот мир, в котором жила сама. «Свежесть» сразу погасла. Антонио подошёл к этой матери и дал ей подзатыльник, реализовав тем самым всю свою склонность к педагогике. Бессмысленный поступок!

Возвращаясь из хосписа, Антонио включил мобильные телефоны. Он должен был сделать это уже давно, поскольку, как и предполагал, какие-то мероприятия срывались, и все стояли на ушах. Срочно понадобилось его обязательное присутствие сразу в нескольких местах одновременно. Пока они ехали, Антонио по телефону уладил все вопросы.

– Дела! – сказал он Людмиле Петровне. – В принципе могу никуда не спешить, но после знакомства с богиней хочется чего-нибудь земного, и побольше!

– Ну что ж, это неудивительно! Я вас понимаю!

– А кто она, богиня кошек?

– Она моя самая близкая подруга – моя смерть.

– Почему вы так решили? Она же ничего подобного не говорила!

– Странно, но я знаю! Много сегодня странного, Антонио! Странности иногда раскалывают жизнь, как орех. А кто этот смеющийся мужчина с кудрявой бородкой?

– Я не знаю, кто он. Раньше, кроме меня, его никто не видел. Я был сегодня весьма удивлён тем, что вы и Людвика его видели! А почему она называет себя богиней кошек?

– Не знаю. Нужно же было ей откуда-то появиться! А кто такой смеющийся мужчина, я думаю, вы когда-нибудь узнаете.

Ключи от его машины очень удачно оказались в замке зажигания. Он проводил Людмилу Петровну до подъезда.

Была намечена на сегодня одна пресс-конференция, и Антонио поехал в чебуречную.

Не было в Москве более вульгарной женщины, чем Валька из чебуречной. У всех мужчин, которые когда-либо сталкивались с ней, были с ней так или иначе знакомы, при воспоминании о ней никогда не возникало хоть сколько-нибудь приличных мыслей. Она всегда попадала в мысли самые распущенные, аморальные, пиратские.

В чебуречной она работала кассиршей, одевалась вызывающе нелепо и за стакан портвейна готова была отдаться любому мужчине, а ещё лучше группе мужчин. Когда она была выпивши, всё время хохотала за кассой, болтала не переставая, строила глазки и перехихикивалась с посетителями. Время от времени кто-нибудь из мужчин вставал из-за стола и молча подносил на кассу стакан вина. Она с достоинством кивала, залпом выпивала стакан и говорила:

– Мэрси!

После встречи с богиней Антонио очень захотелось увидеть именно эту женщину.

– Вы ещё в форме, миледи? Мне приятно созерцать ваше лицо! Сегодня вы мне нужны как женщина-пресс-секретарь! – сказал Антонио, что вызвало у Вальки приступ дурного смеха.

– Девочки! Кто сегодня подменит Валентину?

– Не беспокойтесь, Антонио! Я сама её подменю! – опередила всех главбух, серьёзная пожилая женщина. – Для вас всегда пожалуйста!

Антонио не первый раз пользовался услугами Вальки для того, чтобы шокировать всех. Для неё были специально изготовлены различные визитные карточки, в том числе и вице-президента компании. На переговорах, банкетах, презентациях она могла только ржать как лошадь, нести околесицу и вгонять людей в краску своей бесстыдной непосредственностью. Пресс-секретарём она ещё не была ни разу.

Антонио объяснил Валентине, что такое пресс-секретарь и что она будет делать на пресс-конференции.

– Я просто балдею! – ответила Валька.

В «Дохлом номере» Вальку одели, примерно так же, но во что-то другое, и сделали ей всклокоченную причёску. До пресс-конференции было ещё два часа, и Антонио повёз её к себе домой, чтобы их ничто не отвлекало.

Братья Херувимовы жили в двух современных зданиях в центре Москвы. В одном здании им принадлежало два этажа, в другом – три. Каждый из них жил самостоятельно, со своей семьёй, каждому принадлежала определённая площадь, но разделение это было весьма условным, к тому же обслуживающий персонал был общий.

Они пили хороший кьянти, и Антонио доходчиво рассказывал ей о шутах. Валька хохотала навзрыд. Они уселись прямо в холле за массивным журнальным столиком у распахнутых окон, выходивших в тихий дворик, потому что, проходя мимо, Валентина остановилась и взвыла: «Антонио! Как здесь красиво! Офигеть!!! А можно здесь сесть?» Мимо них время от времени кто-нибудь проходил.

– Простите, я правильно иду…

– Вам туда, любезный! – небрежно отвечал Антонио.

– Благодарю вас! Я председатель партии «Народное доверие» и хотел бы…

– То, что вы хотите, у вас на физиономии написано! – перебивал его Антонио. – Даже ластиком не сотрёшь!

– Однако же…

– Вы, наверно, хороший политик! Только физиономия у вас тяжеловата!

– Офигеть!!! – бормотала Валька и ухохатывалась.

Так шла подготовка к пресс-конференции.

– Вот, кстати, познакомьтесь: Это Валентина – мой новый пресс-секретарь! Моя жена…

– Твоя жена?! Ха-ха-ха-ха!!! – взвыла дурным смехом Валька. – Что, правда, что ли? Ха-ха-ха-ха! А я-то, дура! Ха-ха-ха-ха!!!

И вот час пробил! Валентина с достоинством уселась перед микрофонами и с хитрой усмешкой окинула взглядом свои новые владения. Зал был покрупнее чебуречной, народу побольше, но это её не смущало.

– Присаживайтесь, мальчики, девочки! Чего же стоять – мест много! Нет, я не настаиваю! Вы, девушка, можете стоять! У вас фигурка – просто отпад! Особенно попка! На вас все мужчины пялиться будут, и всем будет очень приятно! Да вы не туда головой крутите! Ваш серьёзный приятель вам её загораживает, специально, чтоб вы с мыслей не сбились! Ха-ха-ха-ха!

Она быстро освоилась, представилась, огласила тему.

– Да, у вас всё есть! У каждого папочка с бантиком, с бумажками, всё, как положено, расписано и прописано! Читай – не хочу! Поговорим лучше о чём-нибудь интересно-завлекательном!

– Так на какую тему пресс-конференция?

– Мужчина, мужчина! Ну кто ж так даме вопросы задаёт?! Ага! Теперь понятно! Саша из женского журнала! Ха-ха-ха-ха! А мы, Сашечка, шутить будем! Ха-ха-ха-ха! Ой! Был случай с одним шутом…

Она рассказала несколько историй-анекдотов из выступлений и из жизни шутов. Конечно, всё переврала из того, что ей рассказывал Антонио! Но получалось очень смешно. Кроме того, она, по своей инициативе, к месту и не к месту, приплетала имена «звёзд» и известных политиков, особенно в самые пикантные ситуации, что вызвало бурю восторгов. Короче говоря, Валька веселилась вовсю! Воздух был наполнен разноголосым весельем, легкомысленными скандалами и сенсациями, судебными исками и опровержениями.

Несмотря на необычно позднее для пресс-конференции время, никто не спешил расходиться. Посыпались вопросы.

– Ой, какие вопросы! Офигеть!!! Ха-ха-ха! Бывают и умные вопросы! Человек думает-думает, что спросить, а ответ уже и сам знает лучше всех! Глупые вопросы – это от балды! А есть вопросы правильные!!! А ну-ка, кто догадается, какой сейчас самый правильный вопрос?!

Валька не стала долго мучить журналистов загадками:

– Хорошо, я сама задам вам этот вопрос. Ох! А не пора ли нам выкушать винца? В соседнем зале столы давно накрыты! Я всех угощаю! – сделала она широкий жест.

Правильный вопрос

– Бабушка! А когда ты умрёшь? – спросил Антонио, поставив на лоджии свой велосипед.

Очень по-деловому, потому что ему это было интересно. Бабушка вздрогнула, на её лице заиграли, каждый свою мелодию, испуг, обида, разочарование. Стаей испуганных птиц вспорхнули в небо недодуманные мысли и забытые желания. Она взяла себя в руки.

– Об этом никогда никого не спрашивают! – ответила она. – Об этом нельзя спрашивать!

– Дурак ты, что ли?! – Это Антонио получил подзатыльник от брата Сергея. Хотя старшие братья уже знали, что нельзя обидеть Антонио безнаказанно – он всегда так или иначе ответит, и с ним лучше не связываться. Но тем не менее подзатыльник он получил.

Вечером, когда вся семья ужинала, Антонио всё-таки потребовал разъяснений: «Почему нельзя спрашивать?»

– А всё равно никто не знает! – спокойно разъяснил отец. – Зачем же беспокоить человека вопросом, если он не знает ответ?!

И стал говорить о здоровье, чистке зубов, о правильном питании, физкультуре и о долголетии. Приводил яркие жизненные примеры, так что становилось ясно, к чему нужно стремиться и чего избегать.

Всегда, когда говорил отец, всё было просто и понятно, он всегда был уверен в том, что он говорит. Ему никто и никогда не возражал – он всегда до конца прояснял самые сложные вопросы.

Старшие братья и сейчас любили с ним советоваться. Для них «отец сказал» – это неоспоримая истина, выше которой ничего нет.

Другое дело Антонио. Он прекрасно понимал логику отца, против которой ему нечего было возразить. Он только опускал глаза в землю и упрямо твердил про себя: «Всё не так! Всё совсем не так!»

Ярким солнечным днём Антонио с отцом пилили доски двуручной пилой на их обширном дачном участке. Некоторые картины детства почему-то запоминаются на всю жизнь. Братья в это время что-то строили в сарае или в гараже. Отец всё время что-нибудь строил, переделывал, совершенствовал. В общем, все были при деле.

Вдруг по улице с волнующими криками пробежали приятели Антонио.

– Папа! Там в казаки-разбойники играют!!! – вскричал Антонио.

– Беги! – сказал отец.

Старшие братья и помыслить не могли бы, чтобы во время работы с отцом куда-то отпрашиваться!

– А как же ты один с пилой? – спросил Антонио.

– Беги! – повторил отец. – Наша жизнь не для тебя, может быть, ты из неё сможешь вырваться.

И Антонио побежал.

«Почему он так сказал? Куда вырваться? – много раз спрашивал себя Антонио. – Что отец имел в виду? Уж, конечно, не деньги, не положение в обществе! Но что?»

Отца он об этом ни разу не спросил. До сих пор не спросил.

Отец был разносторонним человеком, но он никогда ничего не делал просто так, даже все его увлечения подчинялись железной логике, они всегда были для чего-то. Его никогда нельзя было застать врасплох, он всегда знал, что он делает и зачем. Старшие братья старались во всём походить на отца.

«Они схвачены обыденной логикой жизни, которая заставляет знать, что нужно и целесообразно делать сегодня, завтра, через неделю, через год. От неё можно слегка убежать, расслабиться, но совсем она не отпустит никогда и благополучно приведёт туда, куда надо».

– Это вначале ждёшь, ждёшь её – недождёшься! А потом как замелькает, так не заметишь, как прожила! – говорила бабушка. – Как будто и не было ничего! Остались вот одни фотографии! Не хочу я помнить о ней ничего!

Незадолго до своей смерти бабушка перестала понимать человеческую речь. Она просила, чтобы ей говорили громко и чётко, тогда она всё понимала.

– Я совсем не понимаю, о чём вы говорите между собой. Я хорошо слышу звуки, но смысла никакого не улавливаю. Для меня ваша речь, как звуки дождя или плеск моря. Может быть, и морские волны друг с другом разговаривают?

Константину и Антонио было о чём поговорить. Они встретились около дома Людмилы Петровны и решили вначале прогуляться и обсудить…

– Кстати, что обсудить? – спросил Антонио.

– Вот! – сказал Константин. – Даже этот вопрос требует правильной постановки, не говоря уже о тех вопросах, которые мы будем задавать зеркалу. Мы должны обсудить то, что каждый из нас уже знает о себе. Мы же живём не первый день, и каждый из нас имеет какое-то представление о себе и о мире. Эти представления в чём-то неверные, но не может же быть такого, чтобы всё было неверным!

– Нам этого хватит на сто лет! На то и зеркало, чтобы не тратить время впустую! Нам нужны правильные вопросы!

Они знали, что зеркало может ответить на любой вопрос. В ответ на вопрос с ними и вокруг них будет что-то происходить. Когда зеркало отвечает, то ничего случайного с человеком произойти не может, во всём происходящем нужно искать правильный ответ зеркала. Но нужно ещё и понимать эти ответы! А понять можно совсем неправильно! Вот почему важно задать вопрос, ответ на который сам смог бы понять.

Они были предупреждены, что опрометчивым вопросом можно разрушить весь мир, не говоря уже о жизни, здоровье и судьбе отдельных, ничего для зеркала не значащих людей.

– Пойду и спрошу его, например, «есть ли Бог?» или «кто я?», нужно же начинать с чего-то!

– Ты решил начать с простеньких вопросов? Я думаю, оно на такие вопросы будет двести лет отвечать!

Побеседовав таким образом пару часов и не придя ни к чему, они пришли к Людмиле Петровне. Чтобы с чего-то начать, Константин сразу же задал зеркалу свой вопрос. Никто даже не успел его остановить.

Мужик

Это был высокого роста, крепкий, коренастый мужик, но удивительно мягкий и беззлобный. Казалось, в нём не было ничего такого, что можно было задеть и разозлить его. Кружка в его руках казалась какой-то детской. Пили чай на кухне.

Он приехал в Москву вместе с бухгалтером покупать какой-то подержанный бульдозер для своего хозяйства и остановился, как обычно, у двоюродного брата Константина. Жена брата из тех же краёв, из Вологодской области. Она давно рассказывала Константину про этого удивительного мужика, который ей приходится каким-то родственником. Рассказывала, что он разговаривает с Богом, исцеляет людей от болезней, предсказывает будущее, спрашивает у Бога совета, что делать в какой-нибудь сложной ситуации.

– Может спросить про будущее, узнать прошлое, но не просто так, из любопытства, а если очень нужно… Он раньше пил, и крепко! Я помню, как он здесь валялся. До ручки дошёл и обратился к Богу. С тех пор разговаривает с Богом. Пить бросил – ни капли в рот больше не брал! Взял хозяйство в свои руки. Сам попросил людей, чтобы его назначили председателем, про Бога им рассказал, его избрали. У них тоже других надежд не было… Поднял хозяйство, всё у них наладилось. Сколько раз его по дороге ограбить пытались – ни разу не ограбили. Это сейчас немножко стихло, а то какие грабежи были на дорогах! А они всё время продукты в Москву возят, а обратно технику.

– И что, исцеляет?

– Конечно! Много кого он уже исцелил. Как исцеляет? Спросит совета, а потом говорит, что нужно делать, – выздоравливают люди! Вон моя соседка, как она, бедная, страдала…

Константин давно собирался встретиться с этим человеком, и, конечно же, на это не было времени, но иногда вдруг время странным образом само откуда-то появляется, особенно когда о чём-нибудь спросишь у зеркала. Этого времени, видимо, нужно было дождаться.

Мужик неторопливо рассказывал о хозяйстве:

– Ну, рэкетиры тоже были. Приезжали из города на легковушке, стращать пытались. Я им сразу сказал: «Ещё раз вас здесь увижу – убью! И никаких следов никто не найдёт!» Больше не приезжали. Ну, а районное начальство – куда ж от него денешься?! У нас сейчас есть свой фонд на взятки, а раньше и давать было нечего.

Он сделал паузу.

– Ты про свою жизнь хотел узнать? Сейчас уже Марина должна подъехать, моя ученица, наш главбух, она тебе всё расскажет, как есть, это у неё хорошо получается.

– Нет, – ответил Константин. – Мне это неинтересно. Я тоже хочу с Богом разговаривать.

– Э–э–э! – с сомненьем покачал головой мужик. – Это ж надо так!!! Хотеть!!! – с силой сказал он.

Было ясно, что этого «так» у Константина сейчас нет.

– То есть нужно абсолютно верить… – начал было Константин, но мужик замахал руками и замотал головой.

– Даже не произноси этого слова! Мне все про веру сказки рассказывают, не ты один. Ни у кого этой веры нет!

– Как? – удивился Константин. – Что, все верующие обманывают друг друга, когда говорят, что верят?

– Э! Нет! Так тоже нельзя сказать. Я ведь спрашивал Бога и про веру тоже. – Он положил руки на колени. – Вера к нам пришла из такой древности! О–хо–хо! Когда люди ни в чём не сомневались и даже не знали, что можно обманывать друг друга. Вот тогда была вера! Если человека, – он понизил голос, – хотя бы один раз в жизни кто-нибудь обманул по любому поводу, то после этого он уже никогда не сможет верить в Бога. А сейчас?! Посмотри! Все кругом друг друга обманывают на каждом шагу, по каждому пустяку! Потому и вера всегда с сомнением. И никуда оно не денется, пока сам Бога не найдёшь! Не для нас она, вера, не для нашего времени. Забудь про это! Либо ты будешь обманывать себя и думать, что веришь, и многих это вполне устраивает, либо сам будешь Бога искать – и то и другое одновременно невозможно. Лучше не терзайся, а честно скажи – сомневаюсь!

– С этим у меня всё в порядке! – улыбнулся Константин.

– Что-то я тебя никак не пойму, чего же ты хочешь?

– Я понял! Я хочу себя познать. Я не хочу разговаривать с Богом – я не смогу поверить!

Мужик внимательно смотрел на Константина, пытаясь его понять.

– Нет, я верю, что вы разговариваете с Богом. Я ему не смог бы верить.

– Вот!!! – мужик указал пальцем в грудь Константину. – Теперь ты верно сказал, в самую точку! А то я про тебя всё никак понять не могу! Дак, если сам Бог будет с тобой разговаривать – ты ему верить не будешь?! О–хо–хо–хо!

Он встал и возбуждённо начал ходить, заламывая руки.

– Я б такое… Мне б такое… Ты Богу не веришь?

– Не верю!

– Есть люди нечестные, неразвитые – они о Боге сами-то и подумать ещё не могут… Ну, я тебе не судья! Как знаешь! Только так уж в голове твоей всё перемешано!!! Ну, дай Бог тебе разобраться! Я бы и рад тебе чем-то помочь, но чем уж тут поможешь?!

Прощаясь, они пожали друг другу руки. Кстати, звали его Николаем. Такие вот слишком разные люди!

«Разные! – подумал Константин. – Но почему-то у человека есть уверенность: куда бы его жизнь ни забросила – везде ему может неожиданно встретиться близкий по духу человек, на другом континенте или в соседнем подъезде. Возможно, у него другие взгляды на жизнь, другие представления о мире, он другого возраста, другой национальности, цвета кожи, вероисповедания, разговаривает на другом языке, имеет другой социальный статус – это всё не важно. Он в точности такой же, как и ты. И оба это понимают».

– Так, значит, вера не спасёт человека? – улыбнулся Константин.

– От чего спасёт? Болтают, сами не понимают что! От Бога никто не спасётся! А больше не от кого спасаться и не от чего. Фантазии никого не спасут, все фантазии кончаются.

– И всё-таки я не понимаю, зачем человеку нужен Бог?! Разве человеку самого себя недостаточно?

Николай пожал плечами.

– Я не знаю, как тебе ответить! А хочешь, спрошу специально для тебя?

– Нет, спасибо! Я сам узнаю! – решительно отказался Константин.

Клетка для человека

Обычно люди предпочитают жить в удобных и комфортабельных золотых клетках большого объёма. Кому это не удаётся, те живут в более скромных, серебряных. Расширить пространство своей клетки удаётся далеко не всем – это очень хлопотное и дорогое удовольствие. Не каждому оно по карману.

Некоторые люди, зная себя, живут в стальных клетках с толстыми прутьями. Иногда такой человек выламывает прутья и неимоверно коверкает всю клетку. Делая это, он себя заранее обязательно привязывает, чаще всего тяжёлой цепью. Прутья в таких клетках всегда согнутые, надпиленные. Владельцы стальных клеток сами же их постоянно ремонтируют.

Это свободные люди. Несвободные – это те, о ком позаботилось государство. Чиновники уж точно знают, что такое самая мерзкая и отвратительная клетка, у них такая жизнь и работа, и изо всех сил они стараются не допустить проникновения в государственные клетки свежего воздуха и солнечных лучей. Многие из чиновников сами имеют точно такие же клетки, но в отличие от заключённых они, в силу традиции, считают себя свободными.

А есть люди совершенно свободные. Люди-странники. Казалось бы, уж они-то должны иметь клетки на велосипедных колёсах, с прутьями из сплавов лёгких металлов. Но в действительности всё не так. У них самые тяжёлые клетки, без дна, прутьями, впивающимися в землю. При передвижении их клетки оставляют в земле глубокие борозды. Они никогда не улыбаются. Ещё бы, таскать такое!

Я слышал, что каждый человек имеет за спиной невидимые крылья, и в принципе каждый может летать… Не знаю! По-моему, это вымысел! Каких же размеров должна быть клетка, чтобы в ней можно было ещё и летать?!

Смешной отель

Жили-были три брата-алкоголика. О них нечего рассказывать. Судьба у всех алкоголиков одна, живут они как в тумане, от одной бутылки до другой. Жили братья в одной квартире, неподалёку от места под названием площадь трёх вокзалов. Возможно, у них когда-то были родители, может быть, у кого-то из них были и жёны и дети. Они сами ничего этого не помнили.

Квартира эта, понятное дело, на горе соседям была и трактиром, и ночлежкой для всех, кто может себе позволить купить бутылку водки. Братья из этой квартиры то пропадали, один за другим, то появлялись вновь, пока совсем не пропали, а хозяином квартиры объявил себя некий Али. Человек он солидный, если судить по толстой золотой цепочке на его шее и по старенькому «Мерседесу» с тонированными стёклами.

Продать квартиру Али, видимо, не мог, скорее всего, документы были для этого слабоваты, но быстро нашёл ей должное применение. Со всей страны и из других стран в Москву свозили инвалидов, уродцев и прочих людей, способных к нищенству, обучали, давали напрокат инвалидные коляски, утрясали множество организационных вопросов и выпускали на работу. Занимался этим и Али с родственниками и друзьями – квартира братьев-алкоголиков для этого очень подходила. В определённых кругах она всегда была известна как отель «Три таракана».

– Мы заедем в отель за нашим шутом, – сказал Антонио, – здесь недалеко.

Что это за «отель», Константин сразу понял по запаху. На двери висела картонная табличка с надписью «Отель» и рисунком, изображавшим трёх крупных тараканов. Коридор был забит инвалидными колясками, внутри среди столов, стульев и двухъярусных кроватей всё говорило о полном пренебрежении живущих здесь людей к какому-либо порядку. Сидящие за столом уже выпили и собирались ещё выпить.

Кокетливая женщина крупного телосложения с опухшим лицом суетилась над столом: что-то резала и раскладывала.

– Хорошую хозяйку видно сразу! – сделал ей комплимент алкоголик с тощим морщинистым лицом.

– Это как же вы определяете? – довольно улыбалась она щербатым ртом с гнилыми зубами.

– Хлеб тонко режете!

– Ха-ха-ха-ха!!!

– Мам! Мне же в туалет нужно! – напомнила ей девочка лет десяти, без ног, сидящая в инвалидной коляске.

– Отстань от меня сейчас же! Не видишь – стол людям накрываю! Опять под руку говоришь!

– А мы подождём! – великодушно предложил тот же мужчина.

– Не надо! Я – мать! Я знаю, как её воспитывать!

– Ксения! Вон Гриша уже идёт, – сказал девочке лежащий на кровати безрукий мужчина. – Гриша!

Подошёл Гриша – мальчик лет двенадцати.

– Давно ждёшь?

Он нагнулся над коляской, девочка обхватила его за шею руками, он легко и бережно поднял её и понёс.

– Тихо все! Серёге дайте стакан! Серёга петь будет!

Бомж в тельняшке настраивал гитару. Он выпил стакан, понюхал корочку хлеба и запел с каким-то отчаянием:

«Это его песня, – сразу понял Константин. – Она ему подходит, как пиджак, который хорошо сидит».

– Серёга, молодец! – пьяный мужик с чувством ударил себя в грудь. – На, держи! Это тебе мой подарок! Авторучка дорогая, от брата досталась. Пишет очень хорошо! Ты носи её с собой! Запиши в следующий раз!

– Пойдём! – позвал Антонио.

И Константин поспешил к выходу, несмотря на то, что ему стало интересно. К ним присоединился небрежно одетый, но интеллигентного вида мужчина. Они познакомились. Это был один из шутов – «Сеня в шляпе».

– Вы, наверно, тяжело переносите такие запахи? – спросил он Константина. – Атмосфера тяжёлая!

– Да! – согласился Константин. – Почему они не могут проветрить? Как можно находиться в таком зловонии?

– Ха-ха-ха! – рассмеялся шут. – Если полностью разрушить этот дом, то запах этот ещё лет двести будет свирепствовать над местностью.

– Тысячу! – возразил Антонио. – И это только период полураспада!

Они сели в машину.

– Простите, я не понимаю, что вы там делали?! – обратился Константин к шуту.

– Готовился к выступлению! Сегодня состоится открытие Московского международного дома танца и банкет, для избранных. Я имею честь быть приглашённым на эти мероприятия в качестве шута! – Он искрился улыбкой, видя непонимание Константина.

– И какая же связь? – с недоумением спросил Константин.

– Когда после «Трёх тараканов» я попадаю в какое-нибудь «блистательное» общество – меня трясёт от смеха! Я ничего не могу с собой поделать! Не могу передать словами, какой это абсурд!!! Люди те же самые – разницы никакой! Я вижу, как мы все живём!!! Мне хочется плакать, рыдать!!! От безысходности во мне взрывается бесконечный смех! Я в нём умираю! Не могу остановиться! И все вокруг начинают хохотать, ничего не понимая! Это беспричинный смех, его нельзя объяснить! Если люди сбросят с себя всё лишнее – останется только смех!

Константин в этот день ещё раз прошёлся мимо «Трёх тараканов». Рассказ шута произвёл на него большое впечатление, особенно после того как он посмотрел его выступление. Константину стало казаться, что он живёт в обществе сумасшедших, не понимающих, что все едины.

Но это настроение с него быстро слетело. Для этого понадобился сущий пустяк. Он в задумчивости шёл по рынку, расположенному рядом с «отелем». Его кто-то толкнул в спину, так, что он чуть было не потерял равновесие.

Два пьяных подростка с лицами дегенератов шли по рынку, расталкивая всех прохожих. Константин мог бы легко уложить на месте этих двоих наглецов, да и силы здесь большой не требовалось, они и сами готовы были свалиться.

«Сейчас нарвутся на кого-нибудь!»

Ему вдруг стало грустно.

«Как этот шут смог усмотреть, что между людьми нет разницы, что все одинаковы? Но это действительно какие-то дегенераты! Им миллион лет до обезьяны! Почему он решил, что между людьми нет никакой разницы? Почему?»

– Ну ты чё, недоволен? – очень мерзким голосом загнусавил один из дегенератов. – В рыло хочешь?

На их пути стоял благообразный спокойный мужчина с клиновидной бородкой. Константин был готов прийти ему на помощь, но помощь не потребовалась.

– Ну, что ж вы нервные какие? Недопили, что ли? Так пойдём, допьём! – он, казалось, был рад встрече с ними.

– Ты нам ставишь! – с угрозой в голосе прохрипел другой дегенерат.

– Конечно, поставлю! Без всяких вопросов! Мне жалко, что ли?!

Всё это выглядело как-то странно. Было непонятно, как этому мужчине не противно с ними общаться. С виду вполне нормальный человек!

И тут Константину стало ещё грустней и даже неожиданно жаль этих придурков.

«Какая у них жизнь? Кошмар сплошной! А если бы я родился в семье алкоголиков, да с отягощённой наследственностью, да в нечеловеческих условиях, и всем было бы на меня наплевать и противно со мной иметь дело – был бы я лучше, чем они? Удалось бы мне как-то пробиться через помрачённость такого сознания? А вот этого я не знаю!»

Говорящий Франциск

Франциск был очень умным человеком, он знал гораздо больше любого барана. В этом я лично убеждался не один раз. Мне нравилось с ним беседовать на различные философские темы, он умел мыслить нетривиально и всегда ясно и чётко излагал свои взгляды и концепции, избегая каких-либо однозначных толкований. Это всегда приятно.

Я относился к нему с большой симпатией, у меня нет никаких предубеждений, мы всегда разговаривали на равных. Я противник какой-либо дискриминации по видовому признаку, и для меня также не имело никакого значения то, что он всего лишь простой пастух, то есть представитель обслуживающего персонала. Какое неравенство может быть между мыслящими и чувствующими существами, живущими под одним небом?!

Конечно, у него не было таких возможностей, как у нас, для самосовершенствования и неторопливых размышлений. Он не мог весь день лежать на лугу, греясь на солнышке, и не спеша пожёвывать травку. У него было много различных дел и забот, ведь он один, не считая собак, обслуживал всё наше стадо. Бедный вид!

Но так уж устроен мир, ничего не поделаешь! Люди созданы для того, чтобы обслуживать овец и баранов, холить их и лелеять. Для нас светит солнце и растёт трава. Я, как баран, должен заниматься своим совершенствованием: заботиться о своём весе и благополучии. Пока что на мясокомбинат увозили только самых тучных и жирных овец и баранов, остальные по-прежнему должны были оставаться в горах и набирать вес.

– А почему я должен верить в существование мясокомбината? – спросил я однажды Франциска. – Почему-то ещё ни один баран не вернулся оттуда и не сказал нам, что там действительно хорошо!

– А почему ты должен поверить тому барану, который вернётся с мясокомбината и скажет, что там действительно хорошо? – спросил Франциск.

Этот вопрос поставил меня в тупик. Я ушёл на пастбище и два дня пережёвывал этот вопрос. Да, здесь в горах ещё много несовершенства – мошкара, колючки, непогода, грубость собак. На мясокомбинате всё иначе – сочная ароматная трава, в которой можно заблудиться, ласковое солнце и никаких неприятностей! Хорошо! Но почему я должен верить в это? Почему каждый баран не имеет возможности пойти туда и посмотреть?

– Не думай ты об этом! – сказала Розалия. – Пойдём со мной! Я нашла такое место, где трава сочная, как на мясокомбинате!

– Как ты можешь знать, что на мясокомбинате сочная трава?! – рассердился я на неё.

– Так все говорят! Значит, в это нужно верить! Все не могут ошибаться! И что нам остаётся, кроме веры?! Мы всё равно ничего не сможем изменить!

Розалия умна, но я с ней не согласился.

– Выбор всегда должен быть, у любого барана! – ответил я ей.

Я опять беседовал с Франциском о мясокомбинате.

– Это бараны рассказывают друг другу о мясокомбинате, – говорил Франциск. – Я никогда и ничего о мясокомбинате не рассказывал. Зачем я буду это делать? Каждый должен узнать истину сам. У каждого есть возможность познать Вселенную и самого себя.

С того дня я стал уходить из стада и бродить по Вселенной. Не могу сказать, что я обошёл всю Вселенную, но уходил я довольно далеко. В стаде всегда говорили, что кругом бродят волки. Как я ни старался смотреть по сторонам, ни одного волка мне почему-то увидеть не удалось.

– Какие-то это странные существа – волки! – сказал я Франциску. – Стесняются появляться, видимо, из-за того, что я сомневаюсь в их существовании.

– Когда увидишь волка, то будет поздно! – ответил Франциск.

Франциск умер. После его смерти прошёл слух, что это именно он научил нас говорить, но я в это не верю, это уж слишком! Мне кажется, и бараны, и люди умели разговаривать всегда.

Новый пастух нам не понравился. Он вечно пил сивуху из стеклянных бутылок и всегда ходил пошатываясь. Я попробовал эту сивуху. Фу! Такое не станет пить ни один баран! Мы спросили нового пастуха, как его зовут. Он ответил: «Белая Горячка – и больше с нами практически ни о чём не разговаривал.

Ему не нравилось даже то, что мы разговариваем друг с другом. Он замахивался кнутом и даже бил всех без разбора. Дикарь и варвар! Овцы и бараны от страха теряли дар речи и подолгу не могли вымолвить ни слова. Франциск так никогда не поступал!

Молодые бараны иногда выкрикивали его имя, это его пугало, и он уходил от нас подальше и пил свою сивуху. За нами он не ухаживал и даже ни разу нас не пересчитал.

Только когда Белая Горячка сидел в изнеможении и едва мог говорить, с ним можно было о чём-то разговаривать. Он не был мыслящим существом! От него мы узнали, что через неделю всё стадо увезут на мясокомбинат, потому что пасти нас больше некому.

Все были в восторге. Кроме меня.

– Посмотрите на этого человека! – говорил я. – Как вы можете верить, что этот человек привезёт вас на мясокомбинат?! Не верю! Я лучше уйду из стада, но с ним я не поеду никуда!

– Со всеми ничего плохого произойти не может! – возразил мне один баран.

Стадо баранов всегда против индивидуальности, со мной никто не пошёл, кроме Розалии. Издали мы смотрели, как всё стадо люди погрузили на большие машины, и все они уехали.

– Мы найдём что-нибудь получше мясокомбината, – сказал я Розалии.

Мы отправились в долину искать пастбище с хорошей травой. По дороге мы повстречали одного любознательного человека. Подойдя к нему, я сказал:

– Здравствуйте! Ну как, вы ещё не познали Вселенную и самого себя? Может быть, вы тоже, как и мы, ищете путь к истине? И как же узнать, где этот путь?

Он был потрясён моими вопросами и долго не мог вымолвить ни одного слова. Видимо, раньше над подобными проблемами он никогда не задумывался. Но потом он пришёл в себя, мы познакомились и разговорились. Он оказался учёным-биологом, разрабатывающим новые технологии содержания овец и баранов. Меня это очень заинтересовало, и он предложил мне вместе с ним заниматься научной работой. Нужно, например, пробовать различные корма и высказывать о них своё компетентное мнение. Я согласился, Розалии эта идея тоже понравилась. Научная работа – это занятие, достойное любого барана.

Без лишней скромности могу сказать, что мои рассуждения производят на людей очень сильное впечатление! Особенно на тех, кто слушает меня в первый раз. Сколько людей уже приходило меня послушать! Огромное количество! Я уже много раз давал интервью, мой голос звучит по радио, меня показывают по телевидению.

Недавно я разъяснял людям, каким, по моим представлениям, должен быть мясокомбинат. Я заметил, что некоторые при этом как-то странно переглядывались – видимо, у них что-то не так! Выходит, я правильно не верил в совершенство мясокомбината. Думаю, что им полезно было выслушать мои рассуждения!

У Розалии скоро появятся ягнята, всех очень беспокоит, научит ли она их говорить. Странные у людей волнения! Они не знают Розалии! Она уже научилась читать и писать. Нажимает ногой на клавиши, и на мониторе появляются буквы, которые складываются в слова.

Мне это занятие казалось совершенно пустым, и я выступал против письменности, но сегодня мне предложили написать книгу. Для этого нужно научиться нажимать ногой на клавиши. Мне эту мысль надо как следует пережевать. Может быть, когда-нибудь я и напишу книгу. Уверен, что она будет бестселлером!

Сны Людмилы Петровны

– В первый раз за всё это время я снова видела сны. Мне такие яркие сны раньше никогда не снились! И слова все я запомнила! Как будто всё в реальности происходило, с той лишь разницей, что я сама знаю, что спала.

И Людмила Петровна рассказала нам свои сны.

– Сходить за колой?

– Да! Гриш, а почему у того мужчины голова светится? – спросила девочка без ног в инвалидной коляске.

– Светится? У которого?

– Голубое сияние! У того, что сидит за столом, – она показала пальцем.

– А… вот так, кольцом? Не знаю.

Разговор происходил в том самом известном отеле «Три таракана».

– Ну ладно, я сейчас сбегаю!

– Иди!

Девочка подъехала к столу и с любопытством разглядывала спящего мужчину. Своими пальчиками она чуть было не коснулась вытянутой руки, лежащей на столе. Мужчина сразу проснулся и рассмеялся.

– Ты кто, такая смешная?

– Ксения!

– Ой! Умру от смеха! Ксения?!

– А почему у тебя голова светится?

– Т-с-с! Это тайна!

– Ты ангел?

– Нет! Ангелов не люблю! Они все такие важные, напыщенные и немного глуповатые.

– А кто ты?

– Я Бог, – сказал мужчина и положил подбородок на свою руку.

– Ты очень устал?

– Да.

– За миллионы лет?

– За миллиарды миллиардов.

– Бедный! Если ты хочешь отдохнуть – я не буду тебе мешать.

– А чего хочешь ты, Ксения?

– Танцевать!

– Всё правильно, – улыбнулся Бог. – Но почему ты не танцуешь?

– У меня нет ног. Папа и мама были пьяными и взяли меня на прогулку…

Он поморщился и жестом остановил её:

– Не знаю, не знаю! Я создавал людей трезвыми и с ногами.

Бог протянул руку:

– Коснись моей руки! Встань!

– Встала!!! Настоящие ноги! И я высокая! Это чудо, да?

– Это моё последнее чудо. Пусть теперь чудеса совершают люди.

– Разве люди имеют право совершать чудеса?

– У каждого человека теперь столько же прав, сколько и у меня. Посмотрим, что вы с этим будете делать.

– И у меня?

– И у тебя тоже. А теперь иди. И не буди меня больше никогда. – Он опустил голову и закрыл глаза.

Она погладила кончики торчащих волос на его голове:

– Спасибо тебе, Бог!

– Дальше я проснулась и какое-то время не спала, потом снова увидела продолжение сна, но происходило всё уже не в этом жутком месте, а на площади…

– Принёс?

– Принёс!

– Ой, какие туфельки! Гриш, они мне как раз подходят. Спасибо тебе!

– И ещё вот! Я украл их для тебя в хорошем магазине!

– Что это?

– Это настоящие балетные туфли!

– Вот они какие! Они мне немножко велики… Но у меня ноги вырастут!

– Конечно, вырастут!

– Спасибо!

– Куда ты сейчас? Прямо в Испанию?

– Конечно! Я научусь там танцевать и буду лучшей танцовщицей! Ты увидишь меня по телевизору и найдёшь меня!

– А может быть, у нас в стране тоже где-нибудь танцуют?

– Разве в нашей стране танцуют?! Ты видел когда-нибудь, чтобы у нас танцевали?

– Нет, не видел! Ну, в детдоме мы танцевали.

– Так, как на кассете?!

– Нет, конечно, не так!

– И здесь меня мать может найти, а я больше не хочу, чтобы она била меня по голове! Ты же видишь, она теперь совсем звереет, когда поддатая! А если она узнает, что у меня есть ноги, то в припадке вообще может убить. Я ведь теперь не инвалидка, а ей самой никто не будет подавать, она не сможет бомбить!

– Я бы пошёл с тобой, но мне надо идти к брату в больницу.

– Знаю! Гриш, ты не ходи никуда с Клинобородым! Мне мать говорила: кто с ним куда-нибудь уходит, тот никогда и нигде больше не появляется. И брату скажи! Он ещё маленький – не понимает.

– Ладно, скажу! Вот, я ещё принёс! Это карта Европы!

Они развернули карту и стали её разглядывать.

– Вот здесь Испания, вот здесь мы, тебе всё время нужно идти в ту сторону, на юго-запад. – Он махнул рукой в сторону зданий, расположенных на противоположной стороне площади. – Возьми с собой эту карту! Но в Испании говорят на испанском языке…

– Я научусь! Гриш, возьми эту кассету! – она протянула ему кассету с испанскими танцами.

– Нет! Что ты! – испугался мальчик. – Она тебе самой нужна!

– Это на память!

Он молча взял видеокассету, понимая, что она отдаёт самое дорогое. Они смотрели в сторону Испании, на пыльные здания, перед которыми нервно проносились нескончаемые потоки машин.

– Гриш, мне Бог сказал, что теперь люди сами могут делать чудеса. И я, и ты тоже.

– Я буду бандитом и приеду к тебе на красивом автомобиле.

– Приезжай.

– А дальше мне опять снится, что я в той же ужасной квартире. Я поднялась на кровати, нагнулась, чтобы найти свои черные туфли, и случайно взглянула под тот стол, за которым сидел мужчина со светящейся головой. И тут мне показалось, что у него нет ног, а под столом лежат протезы. От ужаса я вскрикнула и проснулась, уже по-настоящему. Я вся тряслась от этого! Главное, я не могу вспомнить, сам он пришёл туда на своих ногах или нет. В любом случае – это ужасно!

– А вы когда-нибудь были в отеле «Три таракана»? – спросил Константин.

– Постой! – прервал его Антонио. – Что мы спрашивали у зеркала в последний раз?

– Да, это действительно очень важно! Сейчас я попытаюсь вспомнить!

– А как же в жизни всё происходит без зеркала, – проговорила Людмила Петровна, – если мы никаких вопросов никому не задаём?

Антонио и Константин поехали в отель «Три таракана». Конечно, Людмила Петровна понятия не имела о существовании этого отеля, но описала его так, что не было никаких сомнений – именно этот отель она видела в своём сне.

В отеле их встретило обычное зловоние и хаос, от которого человеческий разум может только содрогаться. Все попрошайки были на работе. Они не увидели ни той девочки, ни Гриши, ни усталого путника. Кроме двух спящих бомжей, которых ничто в мире не могло бы заставить подняться, и слабоумной старухи, разложившей вокруг себя зловонные целлофановые пакеты и жевавшей какую-то дрянь, там никого не было.

Антонио сфотографировал кровать, на которой в своём сне спала Людмила Петровна, стол, за которым сидел Бог, и сделал ещё несколько снимков для общей картины. Они вышли на улицу и решили прогуляться вокруг, каждый сам по себе.

Константин, проходя по небольшому рынку, увидел в соседнем проходе ту самую неряшливо одетую женщину, мать Ксении.

– У меня дочь пропала! Это ж какое горе – охренеть!!! – с эмоциональностью, присущей алкоголичке, жаловалась она тихому благопристойному мужчине с клиновидной бородкой, тому самому, которого Константин уже видел. – Так я её любила!!! Меня всю трясёт с самого утра, а я ни грамма не выпила! Мне выпить надо!

– А чего б не выпить, если надо! – охотно согласился Клинобородый. – Водочка есть в холодильничке! Слеза!

– А ты меня не обманешь? – расплылась в улыбке женщина. – А то заманишь куда-нибудь да убьёшь!

– Ну, ты скажешь! Я всегда всё честно говорю и всегда делаю то, что обещал! Не хочешь – не надо! По крайней мере, хорошую выпивку и хорошую закуску я тебе обещаю. С огурчиками, с грибочками!

– Вот с грибочками я никогда… никогда не откажусь!!!

Константин отвёл от них взгляд, ему показалось, что Клинобородый замечает не только то, что перед ним, и всё, что попадает в боковое зрение, но даже чувствует на себе взгляд, если посмотреть на него сбоку или сзади. У Константина даже возникло жуткое впечатление, что все вокруг как-то стараются не то что не смотреть в сторону Клинобородого, а как бы не замечать его в своём сознании. Как будто знают, что туда лучше не смотреть – это очень опасно!

Если бы я умел летать

«Если бы я умел летать, то непременно бы разбился!» – подумал Константин.

Он однажды случайно попал на лекцию одного йога, который утверждал, что у человека есть врождённая способность летать прямо так, в физическом теле, над горами, над морями, силой одной только мысли. Правда, сам йог к тому времени ещё не освоил такой способ передвижения, но это не важно! Зато красиво!

«Летишь над какой-нибудь пропастью, и вдруг приходит в голову мысль: „А куда это я, собственно, лечу? И зачем мне всё это надо?!“, и тут же камнем падаешь вниз. Йогу такая мысль в голову не придёт – он упёртый в одну точку и будет упорно действовать до конца, пока в эту точку не превратится! А у меня нет такой заветной йоговской точки, с точками у меня плохо! И где они их берут, эти самые точки?»

Что-то нужно было делать! Это на самом деле это очень логично: если человек ещё не умер, он обязательно должен что-то делать! Константин не делал ничего, и это вызывало у него некоторое беспокойство. Он знал очень хороший способ, как избавиться от этого беспокойства: нужно начать что-нибудь делать, и всё пройдёт! Но такой тривиальный выход из положения его сегодня не устраивал.

«Какое-то внутреннее беспокойство заставляет человека делать то, что ему совсем не нужно, это я много раз уже наблюдал. Может быть, я отдыхаю и наслаждаюсь жизнью? Я, видимо, этого просто не понимаю. Очень тупой!

Что происходит со мной, если я начинаю что-то делать, поддаваясь внутреннему беспокойству? Превращаюсь в мелочный автомат? Кто я? Всего лишь Моющий и Убирающий за собой грязную посуду, оставленную с вечера! Вот кто я! Вот какое место я занимаю под солнцем! Можно сказать, что я уже познал себя на уровне мелочного сонного разума!

Итак, от меня ушла Елена, я потерял работу, автомобиль разбит – всё, как в классических анекдотах! Со всем этим тоже что-то нужно делать! Делать легко – возьми трубку телефона, и сразу же превратишься в куклу-марионетку, которую можно дергать за ниточки! Жалкое существо, которому что-то надо! У которого всегда масса забот и потребностей. В автомастерские, например, нужно звонить с утра.

Жалкое существо может быть свободно, когда у него всё будет в порядке и оно сможет вздохнуть свободно. Никогда у него не будет всё в порядке! Его разум этого не допустит! Так, иногда ослабит чуть-чуть, забьётся куда-нибудь в угол после бутылки сверхдорогой кислятины, обмыв новую навороченную тачку. Надо же как-то убеждать себя в том, что у тебя всё в порядке! Именно поэтому жалкие существа постоянно спрашивают друг друга, всё ли у них всё в порядке. Да, всё в порядке, как у жалких существ!

Свободному человеку безразлично, всё у него в порядке или совсем наоборот. Я сказал, что познаю себя за три месяца. Вот это, наверно, меня и беспокоит! Это значит, я что-то должен! Так считает мой разум. Я его озадачил! С задачей он справиться не может, но должен выкрутиться.

Хочу ли я познать себя? Вообще-то да! Но вот сейчас конкретно чего-то для этого нет.

Познать себя… Понять бы, что это значит! Может быть, это одно и то же?»

Размышляя таким образом, Константин вышел на улицу. Дел больших, маленьких, срочных и неотложных уже не было – они рассыпались в прах! Погода была чудесная! Захотелось чего-нибудь для красоты и удовольствия!

А для этого разум не нужен. Он в этом ничего не понимает – пень пнём!

Кто оценит жизнь?

На перекрёстке Константин столкнулся с Вадимом. Тот шёл бодрой целеустремлённой походкой со своим профессиональным фотоаппаратом и массивной треногой, висевшей на плече.

– Извини, я спешу! Уже опаздываю! – сказал он, поздоровавшись. – Хочешь, пойдём вместе!

– Ты куда?

– К Денису!

– Пойдём! Я сто лет его не видел! Как он? По-прежнему пишет стихи?

– Выпустил недавно третью книгу стихов тиражом двести экземпляров. Тебе, я думаю, тоже достанется, он не всё ещё раздал.

– И как стихи?

Вадим неопределённо пожал свободным плечом и сказал:

– Сейчас вахтёром работает в соседнем доме.

– А чего мы так прямо спешим, как будто на поезд опаздываем?

– Не люблю опаздывать! Ты понимаешь, мы с ним договорились, я должен прийти в строго определённое время, открыть дверь его комнаты, установить фотоаппарат на треногу и сделать снимок. Он мне обещал какой-то сюрприз приготовить. Говорит, ценный кадр получится! Ключи дал от своей комнаты!

– Ну очень загадочно!

– Нет, я его понимаю, почему в это время! Естественное освещение в его комнате будет как раз самое правильное. То, что нужно! А что он там приготовил, я не знаю.

Перед подъездом солидный мужчина с увесистым лицом злобно ругался с водителем «скорой помощи», перегородившей проезд. Водитель «скорой» в ответ на ругань холодно сообщал, что в гробу видал солидного мужчину с его пузатым авто и увесистым лицом.

Перед дверью подъезда Вадим внезапно остановился, сказал: «Ох!!!», и его лицо скривила ужасная гримаса.

– Что случилось? – за компанию ужаснулся Константин.

– Плёнку забыл!!!

– Что, всю? Ни одного кадра нельзя сделать?

– Конечно, всю! На шкафу, в коридоре!

– Может быть, купить где-нибудь, в близлежащем киоске?

– Такую – не купишь! Широкая плёнка где попало не продаётся!

Они мрачно поднимались по лестнице.

– Но мы вовремя пришли. Это уже хорошо! – постарался утешить его Константин.

Входная дверь была открыта, в коридоре коммунальной квартиры царило возбуждение, народ собрался перед дверями Денисовой комнаты. Сразу стало ясно – что-то случилось! Пахло какими-то медикаментами.

– Соль у меня кончилась! – возбуждённо рассказывала пожилая женщина. – Ну, думаю, возьму у Дениса! Ещё иду по коридору, слышу какой-то грохот, будто что-то упало там у него. Стучу в дверь – что-то странное! Я дверку-то приоткрыла… Господи! А он там висит, ногами дрыгает! Я как заору изо всей мочи!!! Хорошо, Пётр здесь и трезвый ещё с утра! Сразу сообразил, что делать нужно!

– Что случилось? – спросил Вадим.

– А вот и Вадик пришёл, его друг!

– Вадим! Зайдите в комнату, к участковому!

Они вошли. Денис лежал на диване. Над ним склонился врач «скорой помощи», держал Дениса за руку и говорил:

– Ну, теперь всё нормально! Можно сказать, обошлось!

– Привет! – оживился Денис, увидев Вадима и Константина. – К сожалению, кадр не вышел, я сам всё испортил!

Но первое, что бросилось в глаза Константину, как только они вошли в комнату, огромный стенд во всю стену с крупной надписью: «Жизнь не удалась!» Стенд был прекрасно, со вкусом оформлен увеличенными на ксероксе отрывками стихов из книг и рукописей Данилы, фотографиями, повествующими о жизненном пути поэта.

Посредине стенда – пустое пространство. Константин сразу догадался: если смотреть из дверей, сам Денис был бы виден висящим посреди стенда. И действительно, на перекладине в том месте был привязан кусок верёвки.

Константину бросилась в глаза фотография Дениса в возрасте примерно лет пяти, с широко раскрытыми, удивлёнными глазами и четверостишие…

– Можно вас на минуточку! – кто-то взял Константина за локоть.

– Да! – ответил Константин и прошёл в коридор вслед за позвавшим его мужчиной.

Вадим в это время о чём-то беседовал с участковым.

– Вы друг Дениса?

– Да!

– Как вас зовут?

– Константин!

– Очень приятно! Пётр!

Они обменялись рукопожатием.

– Я его сосед. Это я сегодня спас жизнь Денису! Вынул его из петли, можно сказать, вот этими самыми руками! – он предъявил руки. – Сколько стоит жизнь человека?! Жизнь поэта?! Поймите меня правильно, я ничего не прошу, мне ничего не надо!

Константин всё понял и безропотно полез в карман.

– На чекушку разве что, на поллитровку! Благодарствую!

– Спасибо вам! – Константин опять пожал ему руку.

В комнату Константин уже не попал. Туда с траурным лицом молчаливым укором вошла мать Дениса. Константин успел разглядеть через дверь, как в этот же миг выражение беззаботности на лице Дениса приобрело оттенок похоронной серьёзности.

– Я вот этими самыми руками вытащил из петли! – опять рассказывал кому-то Пётр.

И тут Константин понял, что этот Пётр ежедневно и до скончания веков будет показывать Денису свои руки и напоминать ему, как он «своими собственными руками» спас, вынул и ждёт простой человеческой благодарности в виде чекушки, поллитровки. И, может быть, не один раз на дню!

«Да! Жизнь поэта в России дорогого стоит!» – мысленно произнёс Константин.

Из комнаты вышел злобный Вадим, молча взял свои фотопринадлежности, и они пошли.

– Ты только, пожалуйста, никому не говори, что я плёнку забыл! – мрачно попросил Вадим.

– Хорошо! Может быть, остаться, поддержать его как-то, а то ведь к нему мать пришла! – предложил Константин.

– Я с этой сволочью больше никаких дел иметь не буду! – сурово заявил Вадим.

– Почему? – удивился Константин.

– Как почему?! А ты что, так и не понял, что произошло? Он хотел нас разыграть, вернее, меня. Он изготовил приспособление: верёвку с петлёй вокруг шеи и с поясом вокруг талии. Внешне должно было казаться, что он повесился. Ты представляешь, какая скотина!

– Ха–ха–ха–ха! – веселился Константин. – А как же случилось…

– Перед нашим приходом он решил всё-таки проверить, как он будет висеть. Пояс был слабо затянут и под его весом поехал вверх, петля вокруг шеи стала затягиваться, табуретку он случайно опрокинул. Наглец! Представляешь, говорит, хотел проверить мой профессионализм!

– На святое, можно сказать, посягал! – со смехом сказал Константин.

Вадиму шутка не понравилась.

Космос, однако

Они читали дневники Георгия чаще не в его кабинете, а на природе, потом обсуждали, делились впечатлениями. Вот некоторые из его записей.

Такое не знаешь, с чего начать. Вначале «это» просто ошеломило меня. Мой разум оторопел, хотя вполне мог бы допустить такое. Почему бы нет?! Но одно дело допустить разумом возможность чего-то подобного и совсем другое – столкнуться в реальности!

Я в жизни много размышлял, много чего пытался представлять, но к пустым фантазиям относился как к деятельности, совершенно недостойной моего разума. Поэтому у меня даже фантазии такой не было, что я встречусь с представителем другой цивилизации. И это правильно!

Но вначале вёл я себя, наверно, как последний идиот! Стыдно вспомнить! До того момента, пока этот представитель другой цивилизации не сказал мне, что он тоже философ! Вот тут в моей голове всё сразу стало на свои места, и я испытал восторг, ни с чем не сравнимый! Какая встреча! Да ещё и в реальности! Выпало же мне в жизни такое! Как подумаю об этом – сам себе завидовать начинаю!

Итак, мы встречались уже несколько раз и, можно сказать, подружились. Мой приятель Ааир – философ и поэт, если так можно сказать, из весьма далёких галактик. Мои работы по их смыслу и эмоциональному звучанию оказались очень близки его работам, поэтому он захотел встретиться со мной. Как это технически произошло, нам не надо ломать головы, так как занятие это для нас бесполезное.

Отдавая в моё распоряжение то, что я с иронией называю «летающей тарелкой», Ааир положил мне руку на плечо и произнёс:

– Что бы ты сказал мотыльку, который живёт всего один день, но имеет разум человека и желание познать суть жизни?!

Мотылёк – это я. На Земле я заметная фигура – сто двадцать килограммов! Но для них моя жизнь сравнима с жизнью мотылька и по продолжительности жизни, и, наверно, по разумности. Летающей тарелке, которая принадлежит мне до тех пор, пока я жив, пять миллионов лет. Ааир пошутил – он сказал, что это как мой старый автомобиль.

И вот сейчас я, друзья мои, отлетел от Земли на такое расстояние, что вижу её как шар диаметром метра полтора, раскрыл эту самую тетрадь, которую вы читаете, взял ручку… Тетрадь и ручка – жуткие анахронизмы! Смешно! Дикарь в межгалактическом транспорте!

И вот сижу я с ручкой и тетрадкой, смотрю на Землю и плачу за всё человечество. Раньше не с чем было сравнивать; теперь я полетал и посмотрел и вижу, какие мы дикари! Культурный шок! Вот, оказывается, что это такое! Могу смеяться, могу плакать, а рассказать не могу – невозможно! Это самое большое потрясение в моей жизни и самое большое испытание для моего разума. Несколько дней я был в состоянии этого шока. Это шок не от увиденного там, а от того, что я вижу на Земле. Опускаются руки.

Я увидел их цивилизацию. Но «увидел» – это слишком громко сказано; я лишь бросил мимолётный взгляд, взгляд мотылька, на то, что есть Великая Цивилизация, и замер в восхищении перед величайшими достижениями Разума.

Я спросил Ааира: «Через сколько лет человечество без посторонней помощи могло бы построить такую же летающую тарелку?» Он ответил: «Со всем, что в ней есть, вам понадобится не менее пятнадцати миллионов лет, быстрее у вас не получится». Я знаю, что он не шутил – они всё просчитывают, они так не шутят. И ещё он потом добавил: «Это начиная с того момента, когда вы начнёте хорошо относиться друг к другу». Когда? Когда? А вот об этом я не стал его спрашивать! Мне показалось, что задавать такой вопрос постороннему означало бы унизить нас всех. В этом мы должны разобраться сами.

Мне нужно прийти в себя… Какая случайность! Я мог бы прожить свою жизнь и умереть довольным собой, так ничего этого не увидев. Увы! Теперь и в гробу, наверно, буду ворочаться с боку на бок! Я ведь никогда не смогу уже привыкнуть к жалкому прозябанию и уродству, в котором живёт человечество! Все наши политические и экономические системы основаны на насилии и обмане, наука смехотворна, религии подобны сказкам для детей дошкольного возраста. Ну что мы все вместе можем с этим поделать?! Смотрю на планету, вздыхаю! И всё!

Кстати, после первого путешествия я зашёл к себе в квартиру и чисто автоматически включил на кухне телевизор, и уж такое совпадение – там какие-то «звездные войны» показывают! Я хохотал и не мог остановиться. Лютик позвонила, а я всё хохочу, так и прохохотал весь разговор. Она обиделась, наверно, но я остановиться не смог.

Даже фантазии, ну были бы они просто убогими! Так они же ещё и уродские! Дай нашим воякам, вооруженным до зубов, эту «летающую тарелку» – они даже сломать в ней ничего бы не смогли при всём их желании. Вот им обидно было бы, до слёз! А они, наверно, думают, что можно такую похитить, разобрать на части, подумать хорошенько и сделать то же самое. Проще пареной репы! Но думать, оказывается, нужно будет пятнадцать миллионов лет!

*****

Мои щенячьи восторги закончились, страсти улеглись, и я снова начал мыслить критически. А то совсем не мог – был один сплошной восторг. Итак, факты! Ааир не из нашей системы галактик. Он называет их суперцивилизацию, не могу подобрать более подходящего слова, Ассоциацией. В неё входит около полутора миллионов галактик или объединений галактического масштаба. Это производит впечатление ещё и потому, что до любой из этих галактик от нас можно добраться за полчаса на туристической биосфере. Люди далеко не во всех галактиках, и в каждой огромное разнообразие разумных индивидуумов. Общее у них то, что они разумные и живые.

Если по году проводить в каждой галактике в качестве туриста, то для того, чтобы познакомиться со всеми галактиками, потребуется соответственно полтора миллиона лет. Мы не знаем ещё толком свою Солнечную систему, но допустим, что знаем. Решили узнать подробнее, что представляет собой наша галактика, и в течение года знакомимся с ней как туристы. В лучшем случае, несколько секунд для знакомства с такой планетой, как Земля. Что мы поймём и что узнаем?! Вот этот масштаб, конечно, впечатляет!

Второе, что впечатляет, то, что они сами создают себя, флору и фауну, полностью всю биосферу. Они создают биосферы в диких галактиках с нуля, «из одной пробирки». Кто-то, подобный им, создал жизнь и на Земле. Они могут, по нашим представлениям, из ничего создать систему галактик, с биосферой, с людьми – чем не боги?! Но назвать их богами – такого желания не возникает. Будь нашему человечеству хотя бы миллион лет – что, мы не умели бы искусственно создавать человека? Мы урывками кое-что приблизительно знаем о нескольких тысячелетиях нашей истории и уже умеем расщеплять атом, изменять гены.

Они тоже знают свои истории. «Большой взрыв», из которого, как считают некоторые наши физики, произошла вселенная, – это наше местное явление. Они находятся немножко в стороне и тоже делают подобные «взрывы». Только это отнюдь не разрушительные взрывы – не террористы создают вселенные.

Вот само явление жизни создали не они. Они живут, конечно, долго, но тоже умирают. Например, моему другу Ааиру двадцать пять тысяч лет. Зрелый возраст! Средняя продолжительность жизни людей его типа примерно пятьдесят тысяч лет по нашему исчислению времени. Свои тела в течение жизни они могут копировать, конструировать, создавать новые, не обязательно человеческие. Но могут и прожить в одном теле, обновляя клетки. Они и за здоровьем привыкли следить на клеточном уровне, того, что мы называем болезнями, они просто не допускают. Весьма разумно, ничего не скажешь. Я этому, честно говоря, и не удивился. Если у нас, дикарей, уже есть своя дикарская трансплантология – чему удивляться?!

Они знают, что такое душа. Для них это не метафора, а абсолютно реальная вещь. При любых катастрофах, когда гибнет тело, они легко находят душу, распознают, вселяют в точную копию погибшего тела. При этом память полностью сохраняется. Это вполне логично, и я бы даже удивился, если бы у них было как-то иначе.

А вот то, от чего они умирают, меня очень заинтересовало! Их никто не убивает, они не умирают от болезней и старости – они умирают совершенно здоровыми. Когда человек, проживший пятьдесят тысяч лет, начинает терять интерес к жизни, то этот процесс остановить уже невозможно. Они не могут сказать, что жизнь коротка – она длинна настолько, что исчерпывает все интересы. И тогда душа умирает в совершенно здоровом теле. Тело идёт в утиль.

Бессмертна ли душа у земного человека? Смешной вопрос! Конечно, бессмертна, но только до тех пор, пока в этой душе есть интерес к жизни. Нет интереса – и жизни нет! На что ж тут обижаться? Всё очень нормально!

У Ааира есть жена и сын. Они сами сконструировали тела, подходящие друг для друга, и долго выбирали в диких галактиках подходящую душу для рождения ребёнка. В диких галактиках души переселяются «естественным образом». Они могут взять, например, с Земли любую понравившуюся им душу, созревшую для жизни в их Ассоциации. Конечно, душе делается предложение, и она может отказаться.

Вот души они не создают. Души умирают, и то, что остается от души, некие поля, они это используют для выращивания новых биосфер и для чего-то ещё, что понять я не в состоянии, мне для этого нужно было бы что-то изучать пару сотен лет, чтобы понять, о чём речь. И всё-то они знают, у них только в начальной школе учатся по семьсот лет, а вот откуда берётся интерес к жизни и куда он пропадает, для них это загадка, хотя и здесь их знания с нашими нельзя даже сравнивать.

Я спрашивал у Ааира, есть ли у них какие-либо экономические отношения. Он покачал головой и сказал, что такие отношения существуют только у дикарей – у них каждый член общества обеспечен всем необходимым для жизни тела и развития души. Всё материальное для них вообще не проблема, они могут сколько угодно копировать всё материальное и преобразовывать на свой вкус.

«Впрочем, – добавил Ааир, – есть одна уникальная валюта. Это интерес!»

*****

Я немного полетал по галактикам. Чего только я не видел! И по нашей галактике тоже полетал. Научился ориентироваться в галактиках, а не в созвездиях. Наглядная астрономия! Не просто смотришь – Капитан всё рассказывает и объясняет просто и понятно, от простого к сложному. Учиться у него – одно удовольствие!

Капитан – это не робот, он живое существо, личность. У него есть свои эмоции и чувства, но они очень замедленные. Такие существа живут миллионы лет. Капитан по мере необходимости пользуется всеми информационными системами Ассоциации и, управляя кораблём, всеми его системами, всегда понимает, что нужно и важно в данный момент. Ему это интересно, поскольку своих желаний и интересов у него очень мало. Они, конечно, есть, но они растянуты на миллионы лет – для человека они практически незаметны. Такая вот форма жизни. Они, такие, как Капитан, произошли из минералов. Есть целые галактики разумных существ минерального происхождения. Сейчас Капитан имеет форму человека, специально для того, чтобы с ним было приятно общаться. Очень любезно с его стороны! Вежливый и беспристрастный, ей-богу, он чем-то похож на японца.

Кстати, перед каждым полётом я узнаю свой биоресурс, то есть сколько мне жить осталось. Это очень удобно! Вот дата моей смерти – никаких иллюзий, очень наглядно. Нужен ли на Земле такой приборчик? Не знаю!

Капитан читает мысли. Все! И не только сформировавшиеся, он улавливает интерес. Если, например, меня заинтересовал мой биоресурс, то он сообщает, что целесообразно сменить тело на новое, ну а если оно мне чем-то дорого, то следует масса всяких рекомендаций, как этот биоресурс увеличить. Если последовать его рекомендациям, то еще лет сто пятьдесят как нечего делать! Я пока что вежливо отказываюсь. Зачем спешить?! Я точно знаю, что время у меня ещё есть.

Так вот, скучно мне стало. Не интересно! Странный я человек, да? Такие возможности, а интереса нет. Не хочется летать по другим галактикам. А ведь все знают, как я люблю путешествовать! Но внезапно разлюбил. Даже если бы была компания. Ситуация совсем не та.

Итак. Я снова начинаю анализировать ситуацию, вспоминаю, как всё началось. Из нашего дачного посёлка я шёл в магазин через лес. Мне нужно было купить мыло, а тут вдруг на пути «летающая тарелка». Появляется он. Необычного вида коллега из другой галактики.

Какое уж тут мыло! Я его так до сих пор и не купил! Между прочим, я не раз «мылся» на «летающей тарелке», они в этом знают толк – ни одного атома грязи на мне и во мне после этого не оставалось. И в те моменты я бывал самым чистым человеком на Земле. Нашим мылом так не отмоешься.

Всё это, конечно, не могло не производить на меня потрясающего впечатления. Ааир рассказывал мне об их сверхцивилизации, и я чувствовал себя неким троглодитом. Я могу за мылом в магазин сходить примерно за час, туда и обратно, а он может в нашу галактику слетать и тоже вернуться обратно. Вот такие разные у нас возможности! Они о нас знают гораздо больше, чем мы сами о себе.

Вон, спроси у Капитана, сколько атомов цинка на Земле, – он мгновенно даст ответ и начнёт давать последовательно подробнейшие разъяснения до тех пор, пока его не остановишь. Всю нашу военную технику он мог бы вывести из строя в один миг, если бы она вдруг стала представлять для них хоть какую-то опасность.

Чем мы им интересны? У них такое разнообразие форм жизни, культур, цивилизаций, искусств! При этом у них ничего не теряется и никакая информация не пропадает.

Как ни странно, мои философские труды, которые здесь никому не нужны, там кого-то заинтересовали. Как и несколько философских заметок о жизни человека на Земле, которые я написал по просьбе Ааира. Теперь они в информационной системе Ассоциации, и количество тех, кого они заинтересовали, уже во много раз превышает количество людей, живущих на Земле.

Ааир сказал, что я прошёл что-то вроде тестирования, чего я сам не заметил, и условно признан гражданином Ассоциации. Стать эмигрантом или остаться на Земле – это теперь зависит от моего желания. Я получил «тарелку» в моё вечное пользование, и мы с Капитаном можем летать в такие дали, какие снятся только астрономам. По современной земной логике я заработал космический корабль публикацией своих философских трудов, но у них логика другая, и скопировать «тарелку» не стоит ничего. Ааир пригласил Капитана, которому интересно наблюдать за мной – эдаким червячком, живущим, с его точки зрения, краткий миг, который непонятно чему ещё радуется и от чего-то хохочет. «Тарелка» – это не просто транспортное средство, это биосфера со всем необходимым для жизни. Самому всем управлять не получится, для этого нужно учиться лет пятьсот, нужно понимать, что в ней понаделано, а без этого она тебя слушать не станет, это не земная техника. Нужно знать, что ты делаешь и для чего. Противоречивых желаний при этом в твоём разуме быть не должно.

С точки зрения земного обывателя, я сейчас что-то вроде небожителя. «Тарелка» ни в чём не нуждается, топливом заправляться не нужно. Можно прожить всю жизнь, не выходя из неё. В ней все информационные системы, связь с любым гражданином Ассоциации. Кстати, у меня есть уже знакомые – я общительный.

Здесь я могу скопировать любую вещь. Например, любую картину, и не с точностью до атома, а ещё точнее. Можно скопировать любое готовое блюдо из какого-нибудь хорошего ресторанчика. Я пробовал – получается весьма и весьма неплохо! И не только те блюда, которые есть сегодня в меню, но и те, что подавались, к примеру, сто лет назад. Да и чего только нет в галактиках Ассоциации – всё материальное можно копировать!

С моим телом не может случиться ничего плохого, ничего непредвиденного. Мне в глаз не попадёт соринка, я не могу внезапно умереть или поранить руку – за всем этим следит Капитан: и когда я в «тарелке», и когда нахожусь за её пределами. Если кто-либо на Земле задумал бы меня убить – от Капитана эта мысль не ускользнёт. Цунами, кирпич, падающий на голову, шальная пуля, кожура от банана на асфальте, о которую я могу поскользнуться, – у него уже всё просчитано, он принял меры. Он мне начинал об этом рассказывать, решив, что я проявляю к этому интерес. Ни одного нашего президента так не охраняют.

Для учёного, исследователя с Земли такие возможности – тоже предел мечтаний. Пользуйся тем, что уже изучено, или исследуй сам! Исследовательские возможности «тарелки» колоссальны! Можно изучать макрокосмос и видеть всё своими глазами, можно проникать внутрь живой клетки, проникать в микромир и наблюдать его изнутри. Можно возвращаться в прошлое на сотни миллиардов лет, а может быть, и больше, я не интересовался – мне и этого хватило. Можно изучить всю историю Земли, Солнечной системы, нашей галактики…

А Капитан будет подробно рассказывать и комментировать всё то, что интересно. Очень правильно и деликатно, так как он чувствует мой интерес и никогда не будет мне надоедать своими комментариями, если мой интерес закончился. Так что всю жизнь будешь узнавать, узнавать и узнавать. А что дальше? Ведь должно быть что-то дальше! Почему я уверен, что они никогда не смогут познать всё? А для них это спорный вопрос.

Сейчас летал куда-то наобум, смотрел, что там люди делают, пытался понять сам, без комментариев Капитана – так ничего и не понял. Оказалось, дорогу строили, какие-то поля преобразовывали, чтобы можно было долетать до какой-то звёздной системы, состоящей из одних полей, не за миллиарды лет, а за пятнадцать минут. Есть разница! А я там что мог бы делать? Есть у меня приятель, дорожный строитель, но и он бы только репу почесал!

Неинтересно мне стало летать туда просто так. Если бы с компанией! Друзей покатать на «летающей тарелке»? Было бы очень здорово! Но я ещё ничего не решил. Не слишком ли будет велика для человечества плата за такое катание? Дело в том, что человечество, если того пожелает, может быть принято в состав Ассоциации, а то, что пожелает и сломя голову помчится, в этом у меня нет ни малейшего сомнения. И только я, такой нехороший, да ещё, пожалуй, несколько сотен человек на Земле выразят сомнение. Но кто нас будет слушать?!

Я всегда был за демократию. Но это в противовес тайным и явным диктатурам, в противовес людоедским режимам власти. Я всегда был за демократию, но здесь демократии не место. Казалось бы, проведи референдум – вот она, воля народа! Воля большинства! А всегда ли понимает большинство, что оно делает?!

Вот в Ассоциации, там даже «летающая тарелка» автоматически не будет тебя слушать, если ты до конца не понимаешь, каковы будут последствия твоих действий, если твои действия с чем-то не согласуются. Они к этому долго шли. У нас ничего подобного нет. Все ли у нас знают, каковы будут последствия того, что они проголосовали за того лысого или того с усами. Никто ничего не знает! Это шутовство, а не демократия! Демократии на нашей планете пока что нет – просто-напросто у нас нет технических возможностей для демократии. Только и всего! Поэтому у нас возможен и фашизм, и социализм, и «демократия доллара», и другие виды насилия.

А как просчитать, совпадут ли стремления людей с тем, что они получат? А знают ли люди, к чему следует стремиться? Каждый увидит свою выгоду. Можно сказать, что каждому гражданину Земли дадут взятку, и каждый будет в чём-то заинтересован. А кто же будет думать за человечество?

Что же будет с человечеством, если я скажу: «Да! Хотим войти в Ассоциацию!»

Сначала они, конечно, заявят о себе. Контакт с внеземной цивилизацией. Вот оно, журналистское счастье! И не какая-нибудь простенькая кратковременная сенсация – тот культурный шок, который я испытал, испытает всё человечество. Они заявят о себе всем, везде и всюду. Расскажут о своей суперцивилизации, покажут, выдадут огромное количество информации о себе. Организуют экскурсии по своим галактикам, причём для огромного количества людей, а не только для каких-то избранных. Затем они заявят о своей готовности оказать помощь в развитии нашей цивилизации.

И эта помощь будет реальной и разумной. Сразу прекратятся войны, не будет катастроф, голода, наркомании, неизлечимых болезней, невозможно будет скрывать преступления и скрываться от правосудия, улучшится экологическая обстановка, человечество будет защищено от природных катаклизмов и от возможной агрессии извне. Что, кстати, сейчас очень важно для человечества. Появятся новые потрясающие технологии производства, улучшится здоровье, в несколько раз возрастёт продолжительность жизни.

У них столько всего изобретено! У меня такое впечатление, что изобретено уже всё, что только можно изобрести. А все эти «игрушки для взрослых»! Ну, о наших можно ничего не говорить! Унас их практически нет! И все чего-нибудь возжелают! То, что сейчас никому и не снилось, завтра всем будет очень и очень нужно. Там всё уже есть! И человечество, минуя тяжкие ступени развития, захочет туда, к звёздам!

Их программы помощи в развитии слабоумных цивилизаций очень эффективны. К сожалению, такие цивилизации, как наша, называются именно так. Основная деятельность людей в этот период – это обучение и воспитание. Через несколько поколений наша планета может стать членом Ассоциации, как и каждый человек в отдельности.

С многострадальных плеч человечества сразу свалится огромное количество проблем. Люди будут больше улыбаться друг другу, станут более приятными в общении. На Земле будет больше смеха и радости. Люди будут больше доверять друг другу – зачем кого-то обманывать, никакого смысла! Тупой, однообразный, неинтересный труд очень быстро исчезнет из жизни! Появится время для творчества, для искусства, для общения с друзьями. Ничего ни с кем не надо делить, никаких бытовых трудностей и невзгод. Очень легко будет быть честным и порядочным человеком – ничего от этого не теряешь. Какое, наверно, счастье жить в это время! Человечество просто расцветёт! И поэты назовут это время эпохой любви!

Сейчас я вспомнил о крысах. Интересная ассоциация. Один мой знакомый, музыкант, держит у себя крысу. Многие очень не любят крыс. Я наблюдал за дикими крысами недалеко от нашего дома, на заднем дворе универсама – приятным это зрелище я бы не назвал.

Но его крыса – это совсем другое! Он нашел совсем маленького беспомощного крысёнка, принёс его домой, вырастил и считает его своим другом. Он зовёт его Мышь. Мышь понимает классическую музыку, я сам тому свидетель! Он играет для него его любимые произведения на своём альте. Иногда он играет, чтобы у Мыши поднялось настроение, а когда у него самого плохое настроение – Мышь не притронется к еде. Наверно, все живые существа милые и приятные, если им не нужно бороться за своё существование.

Ааир говорил, что, если человечество будет находиться в лучших условиях, то будет очень быстро развиваться. Я и сам уже смотрел хроники о том, что происходит с цивилизацией, помещённой в идеальные для её развития условия. Всё вроде верно и всё очень разумно, но мне это почему-то не нравится! Как-то это не правильно!

Мерзкое зеркало

– Это есть простой упражнений для глупый ученик.

Людвика объясняла, как действует зеркало и как с ним можно работать. Например, такое упражнение: глядя на себя в зеркало, приложить правую руку ладонью к правой щеке, закрыть глаза, медленно досчитать до семи, открыть глаза и убрать руку. Вот и всё упражнение! В результате этого упражнения человек будет не нравиться всем окружающим в течение семи дней.

Если человек то же самое проделает левой рукой, то в течение семи дней он будет нравиться всем, и что бы он ни делал – все будут от него в восторге!

– Как я понимаю, – начал Константин, – все эти упражнения основаны на самовнушении, а зеркало каким-то образом усиливает эффект…

– Никакой объяснений! Ты хотеть быть собак на поводке своя разум?

– Просто я не верю в то, что все эти упражнения не основаны на самовнушении! Давайте проведём эксперимент: я проделаю упражнение правой рукой, но при этом буду себе внушать нечто противоположное – что я всем нравлюсь. И посмотрим, что получится!

Все подошли к зеркалу смотреть, что же будет получаться. Константин смотрел на себя в зеркало.

«Лицо как лицо. Почему я должен кому-то не нравиться?!» Константин закрыл глаза.

«Я буду нравиться всем! Один. Я буду нравиться всем! Два…» Досчитав до семи, он открыл глаза и убрал со щеки руку. В этот момент раздался оглушительный хохот, который, видимо, сдерживался изо всех сил и теперь вот выплеснулся наружу.

– Что такое? – автоматически спросил Константин и, повертев в разные стороны головой ещё раз, взглянул на себя в зеркало.

Людмила Петровна хохотала, закрыв лицо руками. Антонио от смеха делал немыслимые круги, приплясывая и размахивая руками. Людвика, улыбаясь, смотрела на Константина как на какого-то идиота.

Это было очень обидно.

– Над чем вы смеётесь? Я не вижу ничего смешного! – Константин на всякий случай ещё раз взглянул на себя в зеркало.

– Простите, Костик! Я вас очень уважаю, но мне очень смешно! – вздрагивая от смеха, смогла сказать Людмила Петровна.

– О-ха-ха-ха! – заливался Антонио.

– Это бред какой-то! – холодно заявил Константин, повернулся и пошёл к выходу. – До свидания!

Никто его не стал останавливать.

– Ровно через семь сутка трогать зеркало правая рука, иначе навсегда! – прокричала ему вслед Людвика.

«Да! Сейчас! – окончательно обиделся Константин – Не думаю, что я здесь ещё когда-нибудь появлюсь!»

И весь мир в очередной раз рассыпался в прах.

«Конечно, они меня просто разыграли! Идиотские шутки и идиотский смех! Можно ли взрослому человеку быть таким наивным?! Все эти упражнения – полный бред! Завтра они будут извиняться. Очень мило! Только такие шутки сродни предательству!

Почему человек должен не доверять другим людям? И как они после этого сами будут себе доверять? Когда лжёшь другому, то не лгать самому себе практически невозможно! Это один и тот же механизм, а лгать самому себе в тысячу раз проще. И они думали, что занимаются самопознанием? Видимо, для них это было развлечением. Сумасшедшая компания! Да и как человек может познать самого себя? Никак!»

Было обидно из-за напрасно потерянного времени. Вот она, реальность – они занимались какой-то ерундой, и не было никакого самопознания! Нужно возвращаться к своей жизни, к своим делам. Которые действительно реальны. Они могут быть успешными или не очень, но они есть, а было ли самопознание или нет – это как сон, в котором что-то померещилось.

Константин вздрогнул. Со злобным рычанием на него вдруг набросилась собака.

– Снуппи, фу! Снуппи, на место!

Нападение было внезапным, и хозяин собаки, вальяжный мужчина интеллигентного вида, с чёрной кудрявой бородой, в самый последний момент смог удержать собаку на поводке.

– Прошу извинить! Снуппи! Нельзя! Не беспокойтесь! Он вообще-то очень спокойный пёс, я не понимаю, почему у него на вас вдруг такая негативная реакция!

От внезапного испуга из головы Константина вылетели все слова, и он, не найдя слов для ответа, молча пошёл дальше.

«Надо было из вежливости что-нибудь ответить хозяину, но мой юмор куда-то пропал, иду как пень, ни на что не обращая внимания…»

Потрясающий запах свежеиспечённого хлеба, шедший из дверей булочной-пекарни вмешался в мысли Константина.

«Надо зайти!»

И сразу же Константин вспомнил, что институт закрыт, деньги кончаются, постоянной работы он не нашёл и пока что, если честно, не искал.

«Можно в принципе обойтись без излишеств…»

– Говорите, что нужно! – с ненавистью глядя на Константина, почти заорала массивная продавщица. – Нечего глазами хлопать! Заказывайте!

– Бублики свежие? – опешив, спросил Константин.

– Маш! Посмотри, какой у нас народ всё-таки бестолковый! – разошлась продавщица, и кассирша Маша подняла глаза на Константина, чтобы убедиться в бестолковости народа. – Я просто балдею от них! Я что, весь день должна повторять одно и то же?! Вот!!! Читать умеете??? Русским языком написано: «Весь хлеб свежий»!!! Чего вам ещё надо?!

– Если такой свежий, то ничего! Такой кушайте сами! – ответил Константин и отошёл от прилавка.

Но в последний момент его успела оттолкнуть маленькая худенькая старушка, хотя в этом не было никакой необходимости – места у прилавка было достаточно. И тут же старушка стала бойко заказывать свои булки и батоны – уж она-то к бестолковому народу не имеет никакого отношения!

Он хотел ещё что-нибудь сказать, но заметил, что очередь из нескольких человек относится к нему явно враждебно.

– Юморист тоже выискался! – сказал один парень недовольным тоном своему приятелю, явно имея в виду Константина.

Все они были какими-то раздражёнными.

«Что-то я не вписался в эту очередь», – подумал Константин, вышел на улицу и пошёл по направлению к метро.

– Дайте же мне денег! Дайте денег!

В подземном переходе, у входа в метро, опираясь на палку, стояла невысокого роста худая старуха, у которой правый глаз был неаккуратно заклеен белым пластырем. Как коршун смотрела она на прохожих и не просила, а требовала денег, громким, хорошо поставленным, хрипловатым голосом.

Константин видел её здесь утром.

«Скорее всего, бывшая преподавательница вокала или музыки, – решил он тогда. – И видимо, когда-то была красивой и своенравной».

Сразу было видно, что она не профессиональная нищая. Она не скрывала ни своей ненависти к прохожим, которых, очевидно, считала тупыми и бездарными, ни своего сварливого характера. Ей нужны были деньги, и всё!

Утром, пройдя мимо этой старушки, Константин вспомнил, как прошлой зимой во дворе своего дома увидел красивую трёхцветную кошку. Было холодно, кошка дрожала всем телом. Похоже было, что она впервые оказалась на улице, на снегу и ужасно боялась замёрзнуть. Кошка орала о помощи, подбежав к ногам Константина, и нисколько не сомневалась в том, что он всё поймёт и поможет, – он тоже живое существо. Есть такое Великое Содружество живых существ!

Константин подошёл к двери подъезда. Кошка уже в готовности стояла у дверей, дрожа и издавая нетерпеливые звуки. Дверь была заперта на кодовый замок.

– Извини, кошка, я не знаю кода и очень спешу. Ничем не могу помочь! – объяснил Константин.

– Как, ты уходишь? – не поняла кошка. – Вот так просто взял и ушёл? Оставил меня на погибель? Неужели ты ничего не можешь сделать?!

Язык животных не понимает только тот, кто не желает его понимать.

– Ты же тоже живое существо! Разве ты не знаешь, что значит мёрзнуть?! Ты не хочешь меня спасти?!

Кошка была потрясена таким предательством живого существа.

Сейчас Константин лицом к лицу столкнулся с этой старушкой.

– Почему вы не даёте мне денег? Вы видите, до чего я дошла?! – она в упор смотрела на Константина. – Чего вам ещё?! Дайте денег!

Как будто Константин лично был заинтересован в том, чтобы довести старушку до такого жалкого состояния. В тот момент у него было две купюры: пятисотрублёвая и пятидесятирублёвая, с оторванным уголком. Её могли взять в магазине, а могли и не взять. Константин протянул старушке пятидесятирублёвую купюру.

Старушка схватила купюру и обнаружила оторванный уголок.

– Эта порвана! Дайте другую! – с возмущением вскрикнула она.

– Другой нет! – ответил Константин.

– У вас есть, я видела! Не надо меня обманывать!

– Вас никто не обманывает! – ответил Константин и повернулся, чтобы уйти.

– Вернитесь сейчас же, молодой человек!!! – закричала старуха. – Как вы смеете?! Вы надо мной решили поиздеваться?! Издеваться над жалкой старухой?!

Некоторые прохожие остановились и с явным неодобрением смотрели на Константина, готовые вмешаться и помочь старушке. Константин молча дал отвратительной старухе пятьсот рублей. Она быстро взяла деньги и брезгливо от него отвернулась.

Подойдя к кассам метро, Константин вспомнил, что денег-то у него больше нет, и ехать он не может.

«Что я делаю? Я веду себя как последний идиот! Было ли у меня хоть малейшее желание помочь этой старухе? Нет! Ни малейшего!»

Пришлось вернуться к старухе.

– Что вам от меня надо? Зачем вы меня преследуете?

– У меня нет денег на метро, – холодно сказал Константин и с ужасом заметил одну из сотрудниц института, которая сделала вид, что его не узнала, и быстро скрылась.

– Вот вам деньги! И оставьте меня в покое! Не подходите больше ко мне и не шантажируйте меня вашими деньгами!

Было много враждебных и неприязненных взглядов. Старушке в это время активно подавали. Получив свои пятьдесят рублей с оторванным уголком, он пошёл к кассам метро и убедился, что деньги не берут. Он обходил торговые палатки вокруг, пытаясь что-нибудь купить или разменять купюру.

В другое время на этот оторванный уголок никто не обратил бы внимания.

«Не может же какое-то жалкое зеркало так влиять на людей! Это же живые люди, обладающие сознанием!»

– И что вы ходите здесь с этой бумажкой?! Совсем совести нет! Я сейчас милицию позову!

Спорить было бесполезно! Уверенность в себе таяла прямо на глазах. Разум, который всегда был опорой, поблёк и самоустранился. Константин машинально сунул руку в карман и нашёл там проездной на метро.

«Почему я забыл о проездном? Это что-то невероятное!»

Он очень устал от хождения по торговым палаткам, мысли были обрывочными, тупыми и сонными. Дома его ждал новый удар. Дверь открыла Елена, когда он вставлял ключ в замочную скважину. У него внутри всё сразу похолодело.

– Что с тобой? Ты не рад меня видеть?

– Рад, – соврал Константин.

Он был бы рад в любое другое время, не испорченное зеркалом. Он видел, как лицо Елены померкло в тот миг, когда она его увидела. Внешне вроде было всё то же самое. Улыбка сохранилась, но вот светился человек изнутри, горела внутри электрическая лампочка, и в одно мгновение её выключили. Как этого можно не заметить?! Она пришла мириться, но в этот процесс вмешалось подлое зеркало, теперь в этом уже не было никаких сомнений.

Закончилось всё это кошмаром. Они лежали в постели, и ни с того ни с сего Елена вдруг зарыдала. Безудержно! Отчаянно! Как будто давно сдерживала в себе плач, и вот теперь он вышел из берегов, сметая на своём пути все дамбы и защитные сооружения.

Константин замер, опасаясь сделать что-нибудь не так.

– Что с тобой? – спросил он и дотронулся до её плеча.

– Не прикасайся ко мне!!! – она резко отстранилась и села на кровати.

Как будто он причинил ей боль! Как будто он был заразный! И не какой-нибудь там чумой, а чем-то значительно хуже! Тем, что поражает не тело, а душу!

– Всё напрасно!!! – рыдала она. – Вся жизнь коту под хвост!!!

– Да что с тобой случилось?

Она внимательно посмотрела на его лицо:

– Чужой! Абсолютно чужой человек!

– Почему ты так вдруг решила?

– Не подходи ко мне близко! – Елена быстро одевалась и собиралась уходить. – Никогда больше не подходи ко мне близко!

– Куда ты? Сейчас ночь! Я вызову такси! – только и мог сказать Константин.

Эти слова звучали очень жалко. Он не знал, что можно сделать.

Она ушла.

И это было только начало.

С кем бы Константин ни встречался – в лучшем случае ему были не рады. Он имел возможность ознакомиться с огромным разнообразием негативных человеческих реакций по отношению к себе. На него смотрели по-разному. То как на прокажённого, то как на какого-то негодяя, но как-то терпели, пока. Даже совершенно незнакомые люди, увидев его, вдруг замолкали и смотрели с неодобрением. Он начал физически ощущать на себе враждебные взгляды. И холодок всё чаще пробегал по спине. Константин много раз смотрел на себя в зеркало.

«Лицо то же самое! Ничего с внешним видом не произошло! И как это делает жалкий кусок стекла? Что зеркало может делать с людьми?»

Он сделал над собой усилие и после долгих сборов вышел на улицу. Ему казалось, что ненависть вокруг него возрастает, чем дальше, тем больше. Кассирша в супермаркете с подозрением осматривала продукты, которые он перед ней выложил.

– А вы что, вскрывали этот пакет? – задала она неожиданный и нелепый вопрос.

– Я? Зачем?

– Откуда я знаю, что пришло вам в голову?!

Не успел Константин как следует удивиться или возмутиться, как возле него уже стояло несколько сотрудников и сотрудниц супермаркета.

– Вот здесь, по-моему, ярлычок переклеен! Проверь быстренько!

– Простите, вы ничего в карман себе случайно не положили? – спрашивал его мужественного вида охранник, тщательно подбирая слова.

– Нет, не положил! А почему вы задаёте мне такой вопрос?

– Я имею право задавать такие вопросы! – с достоинством ответил он.

Продукты были тщательно осмотрены, обнюханы, прошлись по всем рукам, цены сверены.

«Не забыл ли я деньги? Нет, не забыл!»

Деньги тоже вначале вызвали подозрение, но были приняты к оплате. Отходя от кассы, он не слышал, о чём они интенсивно шептались между собой, но чувствовал на своей спине их взгляды. Они были уверены, что в чём-то «этот подонок» их всё-таки обманул.

«А что будет к концу недели?»

Вначале Константин реагировал на всё это как здравомыслящий человек, но потом это ему надоело – окружающие не вели себя как здравомыслящие люди! Он начал злиться и немного пришёл в себя. Со злости Константин попробовал устроиться на работу.

«А что? Сейчас самое время!» – решил он и начал с написания резюме.

С резюме тоже ничего хорошего не получалось.

«Ага, я должен показать, какой я насквозь успешный и целеустремлённый!»

– И кому это я должен быть успешным?! И в гробу я видал вашу целеустремлённость!

Константин разорвал в клочья написанное им резюме.

– Я человек! Должен писать какое-то резюме?! Я должен торговать собой? Посмотрите, какие у меня зубы! – Константин подошёл к зеркалу. – А какая угодливая физиономия! Я всё, что хочешь, могу сделать! Но плохо! Из рук вон отвратительно! Так что думайте! Уйти ведь могу, пока думать будете!

Работа для человека

Говорят, что человек бесконечно долго может смотреть на огонь костра, на течение реки и на работу другого человека. Но никому ещё не удавалось больше нескольких минут спокойно наблюдать за работой Дениса. Сначала наблюдатель отворачивался в сторону, слегка мотал головой и что-то беззвучно шептал губами.

Потом снова поворачивался, опять смотрел, как-то нелепо улыбался, иногда хрустел зубами и морщился, как будто по своей воле жевал речной песок. Отворачивался от Дениса и вполголоса произносил начало какой-нибудь философской фразы. Например: «Есть же на свете…» Но дальше замолкал, так как понимал, что это, собственно, не его дело.

Иногда на этом наблюдение и заканчивалось. Человек находил какое-нибудь другое занятие. Но если не находил, а продолжал смотреть, то смотрел уже недолго. Срывался с места и не без эмоций, в полный голос произносил фразу, обычно начинавшуюся словами: «Ну, кто ж так…»

Продолжение этой фразы целиком и полностью зависело от воспитания и уровня культуры человека, её произносившего.

Денис перепробовал массу профессий, поскольку одной поэзией жить не удавалось. Константину неоднократно приходилось наблюдать, как Денис что-нибудь делает, поэтому сейчас, когда ему в голову пришла фраза: «Я самый бесполезный человек на земле!», он вспомнил Дениса, и патетической фразы не получилось. Это было бы нечестно по отношению к Денису! Первым быть трудно! Всегда! В чём угодно! За что ни возьмись! Вот про Дениса никак не скажешь: «Человек для работы!» Язык не повернётся такое сказать! Если бы такими были все люди – экономика в обществе перестала бы существовать.

Константин считал, что самую грязную и тяжёлую работу выполняют, как правило, алкоголики. В их руки навсегда въелась грязь. В промасленной спецовке, одетой на голое тело, сражаются они с холодным и ржавым металлом, на холоде, среди хаоса и грязи. Единственным спасением от реальности для них является алкоголь, который во время работы они пьют тайно. После работы пьют явно. Весь день для них – это ненужная предыстория к вожделенной бутылке водки. В их застолье сосредоточена вся жизнь. Им кажется, что ещё стакан – и будет всё хорошо и навсегда! Они забываются в коротком сне, чаще всего не снимая спецовку, и… Кто бы мог подумать! Следующий день всё-таки наступает, самым подлым образом! Это самый большой кошмар в жизни алкоголика! Кошмар продолжается, и кажется, что ему нет конца. Но и работают они из рук вон плохо! Плоды их труда – это сплошное уродство!

Нормальные люди обычно находят себе нормальную работу, если общество тоже нормальное. В ненормальном обществе всё гораздо сложнее. Там много людей, занятых тем, что защищают других людей и самих себя от нормальной жизни. Но всё относительно!

Представления о нормальной жизни у всех смутные, может быть потому, что нормальная жизнь – это всего лишь миф человеческого разума. Ни у кого этой «нормальной жизни» нет, не было и не будет. Всем кажется, что для этой самой нормальной жизни им чего-нибудь не хватает, чаще денег. А некоторым ещё и времени. Вот, например, менеджерам высшего и даже среднего звена – им жить некогда! Деньги есть, а жить некогда! Всё впопыхах! Зато у них есть какой-то азарт в работе, без которого успешным быть невозможно. Какой азарт? Чаще всего…

Где-то в Юго-Восточной Азии разводят домашних бакланов. Баклан – это птица такая, водоплавающая, с длинной шеей, питается мелкой рыбёшкой. Хитрые китайцы что придумали: они вывозят бакланов на лодке к тому месту, где много рыбы, перевязывают им шею верёвкой, у самого основания, и выпускают в озеро. Бакланы ныряют, ловят рыбу, а в желудок она им не попадает – шея перевязана. Китайцы собирают бакланов в лодку, трясут их за ноги и вытряхивают всю рыбу. Безусловно, бакланам тоже кое-что потом достаётся, как и менеджерам высшего и среднего звена.

Всегда нужно следить за тем, чтобы шея менеджера была хорошо перевязана верёвкой, иначе инстинкты возобладают над всеми прочими соображениями. Очевидно, символом этой верёвки у менеджеров и всех прочих служивых людей является галстук. Они как бы демонстрируют галстуком свою лояльность: «Смотрите! Я ничего лишнего не смогу проглотить!» А сами норовят его ослабить при первом же удобном случае! Поэтому вышестоящие менеджеры обязаны строго следить за галстуками нижестоящих. Такая игра! Вот так они всё ловят и ловят, и всё мало!

Работа решает многие проблемы, в частности, она даёт человеку занятие! А это дело не простое! Те, кто сталкивался с этим, знают, сколько сразу возникает проблем! Уж лучше ходить на работу и ни о чём не думать! И так плохо, и эдак нехорошо!

Те, кому приходится много работать, иногда ужасаются от того, сколько денег требует свободное время. Иногда нужно отдыхать, хоть ты тресни! И ничего нельзя делать сложнее туристической поездки и рыбалки. Сложнее – это уже работа, за которую не платят. Смешно!

Не многие люди задумываются над тем, что же они делают на работе и кому всё это нужно. У большинства критерий один – за это платят!

– Ну, старик, приезжай ко мне со своим системным блоком, я в один момент решу все твои проблемы, ты же знаешь – я гений! – говорил обычно Константину его приятель. – И мы поговорим с тобой о жизни. Это хорошо, что у тебя программа полетела, иначе ты ко мне ещё сто лет бы не собрался! Купи мне только пачку моих сигарет по дороге, мне из дома выходить не хочется, чтобы от работы не отрываться.

Михаил действительно быстро сообразил, в чём дело, и подробно рассказал Константину, в чём была его ошибка, а в чём дефект программы.

– Никак не могу до конца проснуться, – пожаловался он Константину, – лёг спать в пять утра.

– Интересная работа?

– Жаль, что ты в этом ничего не понимаешь! Заказ у меня простой от автосервиса.

– От автосервиса?

– Да, я для них уже разработал систему управляемого блокирования работы бортовых компьютеров на дорогих автомобилях различных марок и моделей.

– И зачем нужна такая система?

– Они ею уже вовсю пользуются. В компьютер и поисковую систему встраиваются чипы. Когда автосервис не загружен работой, их спасает моя система. Оператор видит, что машина находится в пределах города, что она движется, и посылает сигнал. Машина глохнет, и через несколько минут клиент вызывает техпомощь. Техпомощь для таких клиентов всегда бесплатна, в этом автосервисе у них большие скидки, поэтому обращаются они только туда.

– Миша! А как это с точки зрения водителя?

– Система устанавливается на машинах богатых клиентов, а не на тех машинах, которые пиццу развозят. Должны же у богатых людей быть какие-то маленькие огорчения в жизни! Я вношу в их жизнь некоторое разнообразие, только и всего! Иначе им совсем скучно жить будет! Я уже разработал на будущее систему поиска таких систем блокирования. Через какое-то время я буду продавать их тем самым богатым клиентам. Так развивается человечество! В борьбе с собой!

– Ты из-за этого ночами не спишь?

– Костя, а так ли важно, для чего я всё это делаю. То, что я делаю, гениально! А как люди этим воспользуются – это другой вопрос!

Правда, есть работа, где критерий «платят» не на первом месте. Если вы хирург и вам привезли больного – тут думать нечего, надо резать! Дети растут – тоже нельзя откладывать на потом, срочно нужно что-то делать! Сами делают! Понимают, что нужно! И не надо экономически стимулировать, чтобы работали. Поэтому у всех чиновников всех рангов рука не поднимается, чтобы за это ещё и деньги платить!

Конечно, хирург и педагог, пользуясь благами экономической свободы, могли бы, одолжив денег у коллег, заняться собственным бизнесом, а не влачить жалкое существование на нищенскую зарплату. Например, торговать алкогольной продукцией и табачными изделиями, открыв торговый павильон в каком-нибудь удачном людном месте, где-нибудь между школой и больницей, чтобы клиенты шли и оттуда, и оттуда.

Вал! Сколько денег!!! Они в руках-то столько никогда не держали! Нужно быстро считать! Пачку купюр берём в правую руку. Сверху большим пальцем сдвигаем по одной купюре, снизу указательным и безымянным пальцами контролируем движение. Указательным и безымянным пальцами левой руки принимаем купюры снизу, плотно придерживая их сверху большим пальцем. Поровнее! Ещё раз! И быстро-быстро!!!

– Нет, в Ницце не жарко было, в пятизвёздочном три дня. А что там ещё смотреть?! Не первый раз! Напрокат брали в Мюнхене на всё время, без проблем! В Амстердаме оставили. В галерее были. Ну, ты же знаешь, Брюгге – это мой любимый город в Бельгии! Попили! Вот обратно не было билетов бизнес-класса – пришлось помучиться!

Но хирург и педагог всё-таки предпочитают мучиться прежним, надёжным способом. Кто-то должен делать нужную работу, даже если общество сходит с ума. И на вопрос сына: «Папа, а почему мы такие бедные, если такие умные?» длинно и туманно излагают свою жизненную концепцию, пользуясь морально-этическими категориями из разных философских систем. Тем, кто хочет культивировать чувство собственного достоинства, эта работа как нельзя кстати! Но ведь у людей чаще всего так – ни то ни сё!

Водкой всё-таки торгуют другие. Смотришь на них и думаешь: «Может быть, это самое лучшее, что они могут делать? Хорошо, что нашли такое занятие!»

Те люди, которым «всё равно, чем заниматься», могут оказаться где угодно – универсальные специалисты! Они уже усвоили, что им нужны деньги, но не знают, чего хотят в жизни. Они не знают, есть ли у них что-то ещё внутри помимо известных желаний и предпочтений. И бесполезное занятие гадать, чем бы они ещё могли заниматься.

Антонио Гауди вполне мог бы стать посредственным архитектором. Для этого у него были все предпосылки. Ну кто мешал?! Чего ему для этого не хватало?! И был бы в Кастилии ещё один замечательный специалист, хорошо знающий строительный рынок и прекрасно в нём ориентирующийся.

Наверняка ему говорили: «Нам главное – деньги свои отбить! Ну и так, чтоб более или менее было!» Зачем же жизнь усложнять и себе, и другим?!

Знал зачем. Откуда-то знал. Иначе зачем бы он стал так просто досаждать тем, кому «всё равно, чем заниматься». Наверно, Антонио Гауди больше повезло, чем компьютерному гению Мише.

И если вы вдруг увидите где-нибудь в Барселоне живого ангела, присевшего на крышу, чтобы выкурить сигаретку, знайте, этот дом или дворец строил Гауди. Почему ангел с сигаретой? Потому что нормальный ангел сюда всё равно бы не прилетел. Внизу русский турист ругается матом по мобильному телефону и пинает колесо своей машины. Видимо, гениальный Миша в чём-то ошибся.

Воспоминания о себе

Константин решил сесть и написать всё, что знает о себе. В первую очередь нужно было исключить все формальные знания о себе и всё, что знают о тебе другие. Оставалось совсем немного. Почему-то, отвечая на этот вопрос, вспоминаешь раннее детство, когда перед тобой большой мир, ты смотришь на него удивлёнными глазами и не знаешь, что с ним делать.

Ясно, что делать что-то нужно. Рядом с тобой твои друзья, такие же, как и ты. Они уже узнают, как и что, делятся своими соображениями.

Первые обсуждения, как нужно прожить жизнь. До жизненных планов ещё далеко. Далеко даже до вопросов, кем быть. Никто ещё не знает, кто куда попадёт, ясно, что жить надо.

Вспоминаются чьи-то глупые слова: «До двадцати лет жить – нормально! А больше зачем?» Никто не знал, зачем. Двадцать лет – это очень много! Константин вспомнил первый день в школе. Очень неуютно! И вот так десять лет! И от этого никак не спастись – все должны учиться в школе.

«Ну, вот так как-нибудь просижу десять лет», – подумал тогда Константин. Это казалось невероятно много, сидеть на последней парте со скованными плечами десять лет.

Оказалось, не так уж страшно. Но это потом. Мы осваивали правила жизни, и нас никто не спрашивал, хотим мы этого или не хотим. Считалось, что наши желания никакого внимания не заслуживают, что мы сами не знаем, чего хотим. Нас учили хотеть правильных вещей. Нужно было хотеть учиться, а ещё лучше хотеть быть отличником и прочее.

Оказалось, что жизнь расписана, и если человек умный, то он всегда знает, чего нужно хотеть. Был, например, преподаватель труда, который учил всех хотеть «выйти в люди». Константин надежд не подавал.

Ему всегда было всё равно, обгонит ли его кто-нибудь, будет ли он среди первых или среди последних. Ему всегда казалось дикостью с кем-то конкурировать или в чём-то соревноваться.

Константин записывал свои рассуждения, стараясь к чему-то прийти.

«Кажется, в жизни нет чего-то главного. Есть всё обязательное, а главного нет! Нет такого, от чего хотелось бы утром вставать ни свет, ни заря.

В раннем школьном возрасте Константина по утрам будила бабушка. Она по двадцать раз напоминала, что пора вставать и идти в школу. Пробуждение было весьма тяжким. Ужасно не хотелось идти в школу! Существовать не хотелось никак!

Зато были каникулы и выходные дни. Это было его время! Иногда он просыпался в пять утра, смотрел на будильник и огорчался, что вставать ещё рано, – надо ещё поспать. А время тянулось так медленно! Значит, было что-то, из-за чего никак не спалось! Куда-то нужно было нестись сломя голову!

«Сейчас ничего такого нет ни в будние дни, ни в праздники, ни во время отпусков. Ничего подобного в жизни нет! Куда всё делось? Где оно, всё интересное?

Нас всё-таки научили тому, чего мы должны хотеть от жизни. Вот и хотим, но не очень. Знаем, что надо хотеть, а то уж будет совсем мрак. А конкуренция между людьми нужна для того, чтобы человека могла устраивать его отвратительная жизнь, потому что всегда есть кто-то, кому гораздо хуже. Значит, менее отвратительная жизнь должна устраивать! Очень логично!»

Константин замечал, что некоторые симпатичные ему люди с возрастом начинают больше ценить такие необязательные вещи, как красота, юмор, изящество. Такие вещи ничего не стоят. Без них не умрёшь, вполне можно и обойтись. Но тогда что остаётся?

«Может быть, мы не там ищем? С чего же человек начинает искать себя? Вначале хочется найти какую-то древнюю книгу, где всё уже написано. Это разум выкатывает перед нами на сервировочной тележке книги, книги, книги. Но это всё – пища для разума, он себе приготовил. Разум заботится только о себе.

Когда человек влюблён, он тоже ищет смысл жизни, но совершенно по-другому!»

Размышления Константина прервал телефонный звонок. Это был первый телефонный звонок с того момента, как он прикоснулся к зеркалу. Невероятно! Звонила подруга Елены, которую Константин не любил. Противная, он не понимал, почему Елена с ней дружит.

– Как жалко, что её сейчас нет! А я хотела с ней по поводу портнихи посоветоваться. Ты один, что ли, дома?

Она болтала всякую ерунду, не давая возможности вставить слово. Константин недоумевал. У неё была манера вести себя так, как будто она всегда всем нравится, невзирая на ответную реакцию. Обычно с ним она так долго не разговаривала, но вскоре всё разъяснилось.

– Я видела сегодня Лену – такая нарядная! Выглядит очень импозантно! Если б я была мужчиной, я бы тебе позавидовала! Но мне потом всё стало ясно – она тебе изменяет! Хотя тебя это, как я понимаю, совершенно не волнует, ты ведь совсем не ревнивый!

«Есть люди, которые в жизни видят одни гадости! – подумал Константин. – Однако они убеждены, что гадкий мир – это реальность, и, если бы они попали в какой-нибудь идеальный мир, населённый ангелами и святыми, то и там видели бы только гадости, гадости, гадости!»

Очень красивая женщина

Константин смотрел на себя в зеркало, самое обыкновенное, и казался отвратительным самому себе.

– А ведь это ужасно! Как Елена могла жить со мной?! Неужели ей не было противно?! Что хорошего она могла во мне находить?!

Он делал разные выражения лица, смотрел на себя и так и сяк. Бесполезно! Привлекательности не было никакой!

«Может быть, у меня ценный душевный мир? А кто это может знать, если я сам этого не знаю? И как это можно знать наверняка? Всегда будешь сомневаться!

Правда, бывает такое: что-нибудь делаешь и сам себя за это уважаешь, в тебе появляется достоинство. Тогда не нужен никакой смысл. И совсем не нужно, чтобы кто-нибудь это оценил. Тебе это абсолютно всё равно! Ты самое реальное в мире лицо!

Но вот когда этого нет, человеку обязательно нужно смотреться в зеркало, и таким зеркалом являются окружающие тебя люди. Чем меньше в тебе реальности, тем важнее для тебя их оценка.

Но что я делал такого, что во мне появлялось достоинство? Вспомнить бы! Может быть, Павел хочет найти в пещере именно своё достоинство? Тогда глупо его отговаривать», – решил Константин.

Сейчас такого дела у него явно не было. Хотя ему и очень хотелось что-то сделать, чтобы достоинство вновь стало реальным. Но что?

Константин вспомнил о том, что он сейчас ни на кого не может произвести хорошего впечатления, только плохое. И тут до него дошло, что, может быть, он упускает редкую возможность посмотреть на себя через кривое зеркало человеческих отношений.

«А я только дулся на всех, вместо того чтобы смотреть на себя! Но что я могу увидеть?»

Был вечер, смеркалось, когда Константин вышел на улицу.

– Привет, Костя!

– Добрый вечер! – ответил Константин, остановившись и оглянувшись назад.

– Ты меня не узнал? – девушка сняла темные очки.

Бывают на свете поразительно красивые люди! Из всех девушек, каких только видел Константин в своей жизни, включая тех, что он видел в кино, на телеэкране, в журналах, самая красивая – это Алла, младшая сестра Вадима.

Конечно, у каждого мужчины свои представления о женской красоте, но каждый, кто видел Аллу, тут же вспоминал словосочетание «очень красивая женщина» и моментально догадывался: «Ах, значит, вот что имеют в виду, когда так говорят! Это – то самое!» Такой внешности позавидовали бы многие и многие женщины. Ох, как позавидовали бы!

Алла считала себя уродливой и из-за этого жила замкнуто, практически ни с кем не общаясь. Она экстерном окончила институт, жила со своим бой-френдом в маленькой квартирке, выполняла какую-то надомную работу и копила деньги на грандиозную пластическую операцию. Из дома она старалась выходить только по вечерам, когда стемнеет, надевая платок и тёмные очки. Женщины поразительной красоты встречаются редко.

– А её парень, что он-то думает? – спрашивал Константин Вадима.

– Я его видел всего несколько раз, и только в её присутствии, – вздыхал Вадим. – Её переубедить невозможно! Думаю, если он скажет ей, что она красивая или так себе ничего, то она решит, что он тоже «предатель», как и все мы, и лжёт ей прямо в глаза.

– Сложная у него, наверно, жизнь! – сказал Константин.

– Не позавидуешь! – согласился Вадим. – Я не представляю, что он ей говорит и что он при этом думает.

Константин не понимал, как такое возможно. Было несоответствие между её внешностью и её внутренним миром.

«Возможно, в женщине есть изначальное чувство, что весь мир любит её и восхищается ею. Возможно, это чувство и делает её красивой. Это внутренняя красота, и, чтобы она сохранилась, ни к какому чужому мнению прислушиваться не стоит! О красоте судят те, кто в ней ничего не понимает, – красотой можно только восхищаться!

Красота начинает теряться, когда меняется отношение к миру. Женщина начинает хотеть кому-нибудь понравиться. Зачем? Весь мир и так тебя любит! Да и внешность здесь ни при чём, нужно только проявить себя в общении. Но что-то не так! Уже есть сомнения в чём-то. Разум уже заметил несоответствие, и дай ему волю, он охотно займётся этой проблемой. Он всё сделает правильно – никаких претензий! Разум всегда всё делает правильно! Но с первозданной красотой уживается редко».

– Когда лицо остаётся, а красота пропадает – женщина идёт в салон красоты! – рассуждала одна знакомая Константина. – Если внутренняя, естественная красота куда-то пропала, то что же делать?!

– Алла! А я тебя в очках не узнал!

– Ну, узнавать меня – радости мало! Как ты живёшь?

– У меня всё нормально! – соврал Константин. – Но как ты можешь так к себе относиться?! Вот что меня поражает! Ты же раньше такой не была – нормально относилась к своей внешности.

– Я и сейчас отношусь нормально! Что же делать, если внешность такая?

– Но все, кроме тебя, видят, что ты самая красивая женщина!

– Я сама всё вижу и сама всё понимаю. И ты такой же, как я. Зачем нам врать друг другу?!

– Но, Алла, я сам вижу, что ты красивая! И ты всегда мне нравилась!

– Поцелуй меня! – она сняла с головы платок.

Константин хотел было её поцеловать, но Алла сделала неприступно-каменное лицо, и Константин слегка растерялся.

– Ну вот, видишь! Тебе противно! – Она отстранилась и быстро надела очки и платок.

– Да нет же!

– Не провожай меня! Пока!

– Алла, постой, я тебе сейчас объясню!

– Не ходи за мной! – она убежала.

– Какой бессовестный! Прямо на улице к женщине пристаёт! – услышал Константин злобное шипение за спиной. – Вон тот, в клетчатой рубашке!

– Надо милицию вызвать!

Самое красивое платье

«Что можно сказать человеку, желающему навсегда и безвозвратно уйти в пещеру? – задумался Константин. – Какая жизнь была бы для него наиболее привлекательной?»

Константин почему-то вспомнил слова Веры – женщины, затерявшейся в автомобильном потоке:

– Я реально смотрю на вещи. Больше в моей жизни ничего особо хорошего не предвидится. Всё самое хорошее уже прошло. Я буду доживать свою жизнь, и по возможности наиболее комфортно.

«Ну чем это лучше пещеры отшельника?! И она, наверно, не одна такая».

– Извини, Вера! – произнёс Константин, мысленно с ней беседуя. – Я не знаю, что тебе сказать. Я понимаю, что ты ошибаешься. Это очень дорогая ошибка! Но я всего лишь невежественный человек, такой же, как и ты. Я не имею, что сказать. Увы!

«Наверно, жить можно интересно, захватывающе, иметь массу приключений. Жизнь, до краёв переполненная впечатлениями! Класс! Как компьютерная игра!»

Константин пытался представить сценарий жизни, который бы мог устроить отшельника, и не находил его. У всех сценариев был конец. Тот или иной, но все они должны заканчиваться.

Было ясно, что ни один из сценариев спокойной и успешной жизни отшельнику предложить нельзя – просто неприлично! От этого тошнит.

Можно жить, делая то, что считаешь самым важным, стремясь к чему-то изо всех своих сил, презрев покой, комфорт, уют, обеспеченность, положение в обществе, не надеясь на чьё-либо понимание и одобрение, – это уже совсем другое! Но это ж нужно найти себе такое занятие! Это не просто. И это ж нужно «так хотеть»!

– Найди себе, Вера, такое занятие! – мысленно обратился Константин к своей знакомой. – Это не так скучно, как доживать свою жизнь в комфорте!

Константин расхаживал по комнате.

– Но это всё равно ещё не реальность, – продолжал вслух рассуждать Константин, обращаясь уже к самому себе. – Не знать смысла жизни – это всё равно, что играть в большую компьютерную игру под названием «Книга небытия». Смысл шахматной партии – всегда за пределами шахматной доски. Смысл, должно быть, находится за пределами того, что рассматривает разум.

Константин вспомнил, как неделю назад пришёл к Людмиле Петровне. Входная дверь была не заперта, и он просто вошёл не позвонив. В квартире никого не было видно, и только из ванны слышался плеск воды и голоса.

– Какая лёгкость! Я думала, что тяжесть во мне копится с возрастом и ничего с этим уже не поделаешь до самой смерти, а тут простая ванна с какими-то травами – и рождаешься заново!

– Не простой ванна! Не освободить голова – никакой трава не помочь!

– О! Раньше бы ничего не помогло! Всё было бы бесполезно! Сколько мнимых ужасов я пережила! Каждое утро я просыпалась и с замиранием сердца ждала, чтобы хоть что-то произошло осмысленное. Ничего не происходило ни у меня, ни у моих подруг. Только совершенно бессмысленные и неинтересные события! Как я изнывала от этой пустоты!

– Разве ты есть старый кукла? Почему с тобой кто-то делать? Почему не делать сама? Что делать, то происходить! Не делать – ничего не происходить!

– Я даже сейчас не знаю, могла ли я раньше найти смысл своей жизни.

– О, старый глупый женщин! Никогда не говорить такой глупый слов! Где ты видеть смысл? Ванна есть смысл? Вода есть смысл? Ванна есть металл. Вода есть вода. Жизни смысл – где жизни нет и ничего не знать! Там брать смысл, как воскресенье на ярмарка покупать платье! Хочешь голубое из клетка, хочешь зелёный горошком, хочешь вышивка белый птица!

– Но это же самообман!

– Бери самый красивый платье! Самый красивый платье – никогда не есть самообман!

«Вот тебе и поиски смысла! – усмехнулся Константин. – Бери самый красивый платье!»

Основное свойство

– С моей жизнью случилось что-то ужасное! Лучше бы я умер тогда. То, что со мной сейчас происходит, хуже смерти.

Так Денис ответил на простой вопрос Константина: «Как дела?» Константин случайно встретил на улице Дениса и Вадима. Они шли из стоматологической поликлиники и поведали Константину ужасную животрепещущую историю о том, как у Дениса ночью разболелись зубы и распухла щека. Сейчас Вадим сопровождал Дениса с просверленными зубами.

– Но это всего лишь флюс и всего лишь зубы! Скоро всё пройдёт! – подбодрил Дениса Константин.

– Всё гораздо хуже! Я потерял поэтический ритм своей жизни! Я больше не поэт!

– Конечно, – согласился Константин, – с зубной болью можно быть только прозаиком. Это точно! От зубной боли поэзия исчезает, но это временное явление!

– Нет! Всё наоборот! Сначала теряется поэтический ритм жизни, а зубы – всего лишь следствие. Раньше со мной такого не могло произойти.

– А почему ты потерял поэтический ритм?

– Бесполезность! Поэзия никому не нужна! Поэт всегда пишет для кого-то. Пусть это будет один человек! Но его нет!

Они пошли дальше. Вадим был чем-то обижен на Константина и не был разговорчив.

«Должен быть свидетель! – размышлял Константин. – Должен быть такой закон Вселенной: свидетель всегда есть! Камень у дороги, дерево у реки, кот на диване, зеркало – они не могут быть свидетелями душевных состояний человека. Свидетель должен понимать всё, от него не должно ускользнуть ни одно чувство, ни одно переживание! Такой свидетель должен быть, и он должен терпеливо слушать, как Денис читает ему свои стихи… Но с другой стороны – опять человек зависим от свидетеля, от зеркала? Не хватает достоинства?»

Весь вечер Константин читал книгу, пытаясь в ней разобраться и найти хоть какой-то смысл.

– Ты отстаёшь от жизни! Это очень модная книга, сейчас её все читают и обсуждают, – сказал Константину приятель два месяца назад. – Могу дать тебе её на пару дней.

Пара дней давно прошла, и Константин, случайно найдя книгу, вспомнил о ней и начал усердно читать. Прочитав сотню страниц, он вгляделся в фотографию автора: черные очки, небрежно всклокоченные волосы, лёгкая усмешка с неким загадочным шармом.

«Класс! Автор что надо! Но зачем я читаю эту книгу?»

Раньше Константин упорно дочитал бы книгу до конца.

«Как же! Модная книга!»

Теперь, занявшись изучением своего разума, он обнаружил, что ясно понимает, что двигало автором, когда он писал те или иные строки. Он понимал, почему автор пишет так, а не иначе и чего тайно желает.

– Ну, дорогой! Тебе не позавидуешь – носить такое в голове! – сказал ему Константин, глядя на его фото.

Автор сломя голову мчался по лабиринтам своей фантазии, украшая её литературными изысками и экзотическими эпизодами, пытаясь то как бы небрежно, то изо всех сил поразить воображение читателя. При этом он надеялся, что смысл написанного придёт сам собой или же: «найти его – задача читателя, а не автора». Разумность мира, увы, была доступна автору на очень низком уровне.

– Человек не может увидеть разумность в окружающем мире в большей степени, чем она есть в нём самом! – сказал ему Константин. – А пытаться поразить чьё-то воображение – это нечестно! У каждого человека своего винегрета в голове хватает. Если человек будет разбираться со своей жизнью сам, он скорее разберётся. А если поражать его воображение? Тебе людей не жалко? Ты об этом не подумал?

Константин отбросил книгу и почему-то сразу вспомнил о Денисе. Он стал лихорадочно искать книгу стихов Дениса. Удивительно быстро нашёл, стал читать.

– А вот в этой книжечке есть Дух! – Константин поднял книгу над головой и решил немедленно позвонить Денису.

– Привет, Денис! – Денис, узнав Константина, что-то промямлил в ответ сонным голосом. – Мне нужно с тобой поговорить! Ты сейчас не занят? Я приеду!

Щека у Дениса была перевязана платком, выглядел он усталым и измождённым. На столе лежали какие-то таблетки и микстуры.

«Какой я всё-таки садист! – подумал Константин. – Человек болен, а я вот захотел и приехал».

Они сели за стол.

– Ты знаешь, Денис, – Константин раскрыл книгу стихов Дениса, – я не буду говорить обо всех твоих стихах – только об этом стихотворении! Когда я прочёл его в первый раз, я подумал: «Вот написать такое стихотворение и всё! Можно умереть! Не жалко! Для одной человеческой жизни такого стихотворения вполне достаточно!» Я приехал только для того, чтобы сказать тебе об этом. Извини, что так не вовремя!

– Вовремя! – Денис встал и начал разгуливать по комнате. – Когда хочешь что-нибудь сделать – нужно делать это немедленно! Иначе теряется всё! Пойдём пить чай или кофе!

Они перебрались на кухню.

– Вадим мне сказал, что ты сейчас занимаешься самопознанием. Ты знаешь, человек может познавать себя через свои стихи?

– Я в этом нисколько не сомневаюсь! – ответил Константин.

– Так что можно сказать, я тоже занимаюсь самопознанием! Я хочу сделать тебе подарок – я расскажу тебе об основном свойстве человека!

– Основное свойство? Какое же?

– Это предательство!

– И кого же предаёт человек?

– Себя! Свой Дух!

Они проговорили всю ночь.

– А вот теперь слушай! Та же песня, которую он исполняет много лет спустя.

Они слушали песни одного барда, чьё творчество они любили, чьи песни с удовольствием слушало и пело не одно поколение.

Старый бард исполнял свою песню совсем не так, как много лет назад. Исполнение было более музыкальным, мелодичным, гладким. Песня приобрела совсем другое звучание, только слова оставались прежними. В песне уже не было неумелых шероховатостей, напора безнадёжного отчаяния и безрассудной откровенности, того, что прежде заставляло трепетать сердце.

– Ты видишь? Он предал свой дух! Он даже не понимает, что он потерял!

– Но, может быть, всё дело в старости?

– А я, по-твоему, очень старый?! Если бы я у себя такого не замечал, то не понял бы, что с ним произошло. А есть ещё один бывший поэт, мне про него и говорить не хочется!

Тем не менее он поставил видеокассету, чтобы бывшего поэта показать.

– Это бывший руководитель нашего поэтического кружка. Он ушёл от нас, работает теперь стриптизёром в женском ночном клубе, кружок распался.

– Стриптизёром?! – удивился Константин.

– Да! – печально подтвердил Денис.

Константин сразу узнал этого комика. Он был в этом ночном клубе. Людвика и Людмила Петровна собрались в ночной клуб и предложили Константину и Антонио поехать вместе с ними. Антонио был хорошо знаком с этим комиком и позвонил ему, чтобы забронировать столик на четырёх дам. Мужчин туда не пускали, и нужно было выдавать себя за женщин. Антонио – профессионал, он мог изображать кого угодно, а вот у Константина это вызвало бурю эмоций. Все очень смеялись, но Константин, в конце концов, впервые в жизни оделся как женщина.

«Всё-таки я неплохой актёр!» – подумал он про себя, когда всё закончилось.

Среди племенных стриптизёров один только вид комика уже был смехотворным. Щуплый, невысокого роста, типичный интеллигент с мягкими хорошими манерами и в круглых очках, он изображал вечного импотента. Вежливо улыбающийся, с недоумённым взглядом, он появлялся то в строгом костюме, то в майке, носках и длинных трусах, из которых он в нужные моменты доставал метровый пластиковый член, висящий как верёвка.

Без этого комика весь стриптиз выглядел бы как-то тупо, по-животному, а он всё-таки делал его человечным.

– Это потрясающий комик! – просмеявшись, сказал Константин. – Я был в этом ночном клубе и смотрел его выступление. Думаю, что здесь ты ошибаешься! Позвони ему, поговори с ним! Ему это будет приятно!

По дороге домой Константин вдруг спохватился:

«Неужели зеркало перестало работать раньше времени?»

Это было непонятно.

Придя домой, Константин ещё раз перечитал стихотворение Дениса.

– И ничего в нём особенного нет! Что это на меня нашло? Обыкновенное стихотворение!

Только Константин лёг спать – позвонил Денис. Он прочитал новое стихотворение, написанное под впечатлением рассказа Константина о зеркале. Суть стихотворения сводилась к тому, что Денису не разглядеть себя в простом зеркале. Константин практически уже ничего не воспринимал. Это было уже слишком! Запомнился только конец стихотворения:

Он поблагодарил Дениса за стихотворение и рухнул в бездну сна.

Мужественные люди

Проснулся Константин в середине дня. Несколько часов оставалось до того момента, когда нужно коснуться рукой зеркала. Но кое-что изменилось.

Константину снились какие-то кошмарные сны. Вначале приснилось, как будто он стоит на углу соседнего дома в толпе возбуждённых людей, которые что-то обсуждают. Здесь же стоят машины милиции и «скорой помощи». Константин из разговоров понимает, что какой-то маньяк в этом районе насилует и убивает в лифтах маленьких девочек. Отчаянно рыдающая женщина подходит к толпе и видит Константина. У Константина похолодело всё внутри, он знает, что сейчас произойдёт. Хотя он ни при чём, но она покажет на него!

– Это он!!! – показывает на него женщина. – Хватайте его!!!

Константин бежит к зеркалу, за ним гонится разъярённая толпа. Он вбегает в квартиру Людмилы Петровны – зеркала нет! На его месте остался только пыльный след.

Второй сон был не лучше первого. Ему приснилось, будто он вспомнил очень смешной анекдот. Во сне было очень смешно! Константин решил рассказать этот анекдот своему приятелю, которого давно уже не видел. Такой анекдот – прекрасный повод для звонка! К телефону долго никто не подходил. «Жаль, если его нет дома, я потом забуду», – уже подумал Константин. И вдруг, в этом же сне, вспомнил, что его приятель погиб в прошлом году на горной реке. Байдарка опрокинулась, и его нога застряла между камней в горном потоке. Нелепая смерть!

– Да! – ответил приятель по телефону.

– Серёга, это ты?

– Костя?!

– Да! Ты знаешь, я вспомнил один анекдот и решил тебе его рассказать, а потом вдруг вспомнил…

– Костя!!! Постарайся сюда не попасть!!! Никогда!!!

– Как? Совсем никогда?

– Совсем никак и никогда!!!

– А как не попасть?

– Не знаю как! Но любым способом!!! Любым способом!!!

После таких снов чувствуешь себя отвратительно.

«Почему нам иногда снится такое? Кто несёт ответственность за сны? Во сне человек никак не может поступать, с ним что-то происходит. Какое отвратительное состояние!»

Константин медленно приходил в себя. И понимал, что сны очень близки к реальности – зеркало действовало.

«Оно заставляет меня чего-то бояться, чего-то избегать. Все видят во мне самое худшее, что только можно увидеть. Может быть, и я начинаю в чём-то подыгрывать всем, соглашаться со всеми? Все – это большая сила!»

Константин включил телевизор, чтобы избавиться от впечатлений сна. Показывали сюжет о какой-то полярной экспедиции.

– Все они очень мужественные люди! – восхищённо говорила журналистка.

Но вот оказалось, что отправление полярной экспедиции чиновники-бюрократы назначили на 13-е число. Мужественные полярники дружно возмутились – плохая примета! Дату отправления экспедиции перенесли.

– Все мы мужественные люди! – произнёс Константин. – Но только от сих и до сих, а как сверх того, так «избави, боже!». Смотреться в зеркало и плевать через левое плечо – тоже в привычках мужественных людей?

Константин выключил телевизор. После этого сна почему-то болела голова.

– Если собрать два десятка маньяков и людоедов и поместить меня среди них, то в сравнении со мной они будут казаться милыми, приятными людьми. Все – это очень большая сила! А дух у человека должен быть? Предательство – основное свойство человека? Почему человек должен чего-то бояться и всё время что-то выгадывать для себя? А может ли человек уважать себя?! Я не буду прикасаться к этому жалкому зеркалу! И будь что будет! Мне эти игры надоели! И дома отсиживаться не буду – теперь не имеет смысла!

Константин собрался и вышел на улицу. На углу соседнего дома стояла толпа возбуждённых людей, которые что-то обсуждали. Здесь же стояли машины милиции и «скорой помощи». Константин пошёл к толпе. Из разговоров стало понятно, что какой-то маньяк в этом районе насилует и убивает в лифтах маленьких девочек.

Кто-то толкнул в бок Константина.

– Антонио? – удивился Константин.

– Коснись зеркала, не будь идиотом! – вместо приветствия половиной рта сказал Антонио.

В другой половине рта у него дымилась сигарета. В руках он держал что-то тяжёлое, завёрнутое в холст. Зеркало!

– Спасибо, Антонио! Но я решил иначе!

– Если принять чужой правил, то твоя разум сила не иметь. Надо выходить из чужой правил! – объяснила Людвика.

И Константин коснулся зеркала. Тут же раздался душераздирающий крик:

– Это он!!! Хватайте его!!!

Константин поднял голову. Женщина из сна показывала в другую сторону. Он успел разглядеть испуганное лицо маньяка. Маньяк был одет в точно такую же клетчатую рубашку, как и та, что была на Константине. Маньяк попытался бежать, но тут же был схвачен.

– Теперь ты неси это зеркало! – сказал Антонио. – Из-за твоего помутнения рассудка мне с ним пришлось скакать как бешеному коту!

Зеркало оказалось чрезвычайно тяжёлым.

Константин проделал с зеркалом другое упражнение, для равновесия. Потом он специально снял зеркало и снова его повесил – оно было очень лёгким. Но перед тем как Константин проделал это упражнение, они долго обсуждали ответы зеркала, которые далеко не всегда были однозначными. Теперь в течение нескольких дней Константин должен нравиться всем окружающим.

Ничего особенного

Ничего особенного не происходило. Так всё совпало. В Москву приехал Трофим – давний друг Константина, решивший наконец-то, что ему пора написать диссертацию. Он не знал ни нового адреса, ни телефона Константина – Елена случайно встретила его на улице, и они решили сделать Константину сюрприз, явившись без предупреждения. Бывает же в жизни что-то приятное!

Ссоры с Еленой как будто и не было. Они вместе недоумевали, как они могли поссориться и из-за чего?! Смеялись над безобидными проделками Глюка. Глюк перед смертью страдал от всех собачьих болезней, и его пришлось усыпить. Выпили и за Глюка, «чтобы у него там всегда была косточка!».

Нужно было «собрать всех». Оказалась свободной чья-то дача в отличном месте. Сколько времени так не собирались! Да ещё в лесу, на берегу водохранилища, в такую погоду! И небо, полное звёзд! И много ли человеку нужно?! Вот так, с друзьями, сидеть у костра, петь песни под гитару и смотреть в небо! Ну чего ещё?!

Почему такое редко бывает? Всем это нравится, запоминаются такие встречи на долгие годы, а бывают редко. Парадокс! Несколько дней пролетели как один миг! И больше об этом сказать нечего.

Когда всё заканчивалось и было жаль, что заканчивается, какое-то блуждающее настроение из жуткого далека отразилась слабым блеском в мыслях Константина: «После того как завершится мучительная, тяжкая эволюция, настанет бесконечно долгая эпоха совершенства. И сольётся эта эпоха в один миг, и никто потом не сможет вспомнить о ней ничего».

Ни о каком самопознании даже думать не хотелось. Была полнота жизни, и во всём чувствовалась благодать.

Было в этот период только одно странное происшествие. Константин с Трофимом мчались куда-то. Кажется, покупать мясо для шашлыка. Они вошли в тот самый подземный переход, где Константин встречался с нищей старушкой, похожей на коршуна. Старушка была на том же месте и так же просила денег. Увидев Константина, она замолчала. Она узнала его.

Радостный Константин, проходя мимо, положил старушке в её целлофановый пакет сто рублей. Её реакция была странной. Она с невероятным проворством извлекла из пакета сторублёвую купюру, разорвала её и бросила вслед Константину со словами:

– Вы думаете – вы меня облагодетельствовали?! Вот вам ваши деньги!

Трофим шёл впереди и ничего не заметил.

«Кто знает, что там у неё в голове?! Не буду же я это выяснять!»

В последний вечер, когда нужно было вернуться к зеркалу и коснуться его рукой, было радостно, хорошо и приятно.

«Так, наверно, и задумана жизнь! Так должно быть!» – думал Константин.

В подземном переходе он заметил «жалкую старушку» и уже хотел было пройти мимо, но подумал, что она, возможно, не такая уж жалкая, если смогла противостоять действию зеркала, и решил подойти.

– Здравствуйте! Можно вас спросить, мне интересно, почему вы порвали деньги?

– Подойдите поближе!

Она пристально всматривалась в лицо Константина.

– Всё то же самое, – сказала она, удовлетворённо улыбнувшись.

– Что то же самое? – не понял Константин.

– В ваши годы, молодой человек, я была такой же мерзавкой, какой вы сейчас мерзавец. Точно такой же мерзавкой!

– И что же мерзкого я делаю?

– А вот этого, юноша, вы сейчас не поймёте, и никто вам этого не скажет. Только если доживёте до моих лет и будете бедствовать и побираться, как я, вот тогда до вас, может быть, кое-что дойдёт.

– Но я действительно не понимаю!

– Прощайте, молодой человек! Я ничем не могу вам помочь. Не хотела бы я оказаться на вашем месте!

После этого разговора Константину захотелось побыстрее прийти к зеркалу, как будто он взял что-то чужое и нужно положить это на место, пока никто не хватился.

Новый каменный век

– Я хочу тебе кое-что показать! – сказал Антонио.

– Стоящее? – спросил Константин.

– Можешь не сомневаться!

И они поехали.

– Сколько, по-твоему, может стоить камень, лежащий у дороги?

– Ничего не стоит! – ответил Константин. – Хотя я видел, на одной строительной ярмарке продавали камни, для дизайна на дачных участках.

– То, что ты видел, это безымянные камни. Ты отстал от жизни на несколько лет! Ты напоминаешь человека, который никогда не видел моря!

Пока они ехали, Константин узнал о существовании новой сферы человеческой деятельности. Есть люди, которые не знают, что такое антиквариат, и не имеют представления о том, что старинные вещи и произведения искусства могут стоить очень дорого, а узнав об этом, бывают крайне удивлены.

Примерно таким же откровением был для Константина подробный рассказ Антонио о каменных аукционах, о новой каменной архитектуре и о натуральном дизайне.

– «Натуральный дизайн, особенно каменный, занял своё законное место в мире искусства наряду с творениями Рафаэля, Микеланджело и Ван Гога», – зачитал Константин в шикарном буклете. – Вот это да!

Константин, конечно, и раньше слышал о японских садах камней, но буквально за несколько лет человечество в этой сфере прошло путь, равный пути от первой электрической лампочки до всемирной информационной сети. А «каменная лихорадка» в настоящее время начинает сотрясать все континенты.

Также Антонио рассказал Константину о таких банальных вещах, как стоимость различных камней, и о юридической стороне вопроса.

Для того чтобы камень приобрёл стоимость, делается много различных документов. Вначале пишется экспертное минералогическое заключение о составе камня, возрасте, происхождении и первичном местонахождении; затем Министерство охраны природных ресурсов решает вопрос об изъятии камня из природной среды и выдает соответствующее постановление. Потом следует согласование с местной администрацией, областной экологической комиссией, выдаётся медицинский сертификат. Регистрационная палата выдаёт паспорт природного объекта международного образца, после чего минералогическая биржа выставляет камень на продажу. И только после этого можно стать законным владельцем камня, получив свидетельство о собственности.

А если камень каким-либо образом использовался при строительстве древней крепости или лежал рядом, то необходимо ещё и археологическое заключение и разрешение Министерства культуры на его продажу.

– Потрясающе! – сказал Константин. – Я ничего этого не знал! Вот тебе и камень при дороге! Но кому и зачем это нужно? Мы покупаем камень за бешеные деньги, перевозим его на свой дачный участок, садимся на него и начинаем хохотать!

– Типичные рассуждения экономически безграмотного дикаря! Ты похож на индейского вождя, которого белые люди просят продать землю. Он курит трубку и глубокомысленно изрекает: «Не земля принадлежит человеку, а человек земле».

– А этот индеец прав! Хорошо сказал!

– Такой же экономист, как и ты. Думаю, ты мог бы заняться бизнесом вместе с ним.

– Я понимаю ценность предметов, которые могут быть уникальными свидетелями человеческой истории и культуры, но как становятся ценными камни, которыми, можно сказать, вся планета завалена, – этого я не понимаю! Нужен же спрос, нужен дефицит камней!

– Камни ещё более уникальны, в них надо разбираться, а как делается дефицит, я думаю, ты сегодня поймёшь сам.

И когда они приехали, Константин постепенно начал понимать.

Место это находилось недалеко от города и называлось «Натурдизайнстудия». Удачный рельеф местности, частично искусственного происхождения, защищал поляну в несколько сот гектаров от безвкусицы окружающей среды. Красота чувствовалась во всём. Пейзаж местности был продуман до мелочей.

«Наша архитектура начинается с заборов, – вспомнил Константин высказывание одного знакомого архитектора. – Редкий случай, здесь их нет!»

Они подъехали к огромному зданию.

– Ого! – сказал Константин. – А этому архитектору не пришлось бы краснеть, если бы он встретился с Антонио Гауди!

Константин сразу понял, что это место для богатых людей. К ним подошёл менеджер.

– Сначала экскурсия на производство! – сказал ему Антонио. – Очень краткая!

В открытом экскурсионном кабриолете они поехали в сторону производства. Каждый цех скорее походил на какую-нибудь космическую станцию, во всём угадывалось высокотехнологичное производство. С камнями гигантских размеров, передвигающимися по рельсам на специальных платформах, с камнями средних и малых размеров здесь непрерывно что-то делали. Гид постоянно давал разъяснения:

– В этом цеху каждый камень получает свой идентификационный номер, строго в соответствии с единой международной классификацией. Осуществляется этот процесс по углеродно-цифровому методу, изобретённому Павлом Злотником. Метод позволяет полностью исключить какие-либо ошибки при идентификации камней.

Лекция была в основном для Константина. Антонио был здесь не первый раз и всё это знал.

– Здесь лежат готовые камни. Вы можете сами взять в руки идентификационный пистолет и получить любую информацию об интересующем вас камне. Делается это просто!

Константин взял в руки пистолет.

– Осторожно! Это очень дорогая вещь! Наведите на любой камень и нажмите на спусковой крючок! Лазерный луч установлен только для того, чтобы вы убедились в том, что навели идентификатор на нужный камень. Сейчас на экране вашего пистолета появилась информация, поступившая с сервера через спутниковую связь: идентификационный номер, все характеристики камня, исторические и юридические справки, его классификационная и коллекционная стоимости, здесь же и код владельца. Здесь очень много информации. Вот этой мышкой вы можете передвигать по разделам…

– Я понял! – сказал Константин. – Ого! Это возраст камня! И что, любой камень?

– Если камень свободен и не изъят из природной среды, вы получите об этом информацию. Этим пистолетом вы можете пользоваться для идентификации любого камня на всей планете, за исключением камней, расположенных под водой и в пещерах. Для этого необходимо специальное оборудование…

Константин получил достаточное количество впечатлений, и они вернулись к главному выставочному центру.

Такого Константин всё-таки не ожидал увидеть!

– Ты знаешь, Антонио, а это действительно нечто стоящее! Я получаю мало с чем сравнимое удовольствие! Так увидеть красоту камня! Так её преподнести! Чтобы любой идиот понял! Фантастика!

Здесь был уже другой гид, который скорее мешал получать впечатления:

– К сожалению, эту композицию вы не сможете приобрести, она продана. Под неё уже спроектировано новое здание терминала аэропорта в Риме, и в настоящее время начато строительство…

Константин хотел сказать ему, что он и не собирается покупать, но взглянул на свои ботинки и джинсы и понял, что это и так ясно.

«Среди этой публики я выгляжу как дворняга, случайно забежавшая на выставку породистых собак», – подумал Константин.

Гид говорил о биржах и аукционах, о сотне филиалов компании, разбросанных по всему свету, о логистике, о мировой «Натурдизайн» информационной сети, о том, что владелец компании некий Павел Злотник входит в десятку самых богатых людей. Но ничего не говорил о красоте, без которой не существовало бы ни этих бирж, ни информационных систем. Правда, он отметил, что среди покупателей – Лувр и ряд других музеев. Константин вставил в его паузу:

– Большое вам спасибо! Вы нам всё очень хорошо рассказали!

И он ушёл.

– Антонио! Я хочу посмотреть на те обалденные белые камни!

На «обалденные камни» в интерьере зала также смотрела в это время одна откровенно надменная женщина. Константин заметил, что она исключает из своего восприятия людей, попадающих в поле её зрения, как нечто совершенно не заслуживающее внимания. Что, безусловно, свидетельствовало о её богатстве, независимости и потакании всем своим желаниям.

Ей не от кого было скрывать, что она алчно жаждет этих камней, но, видимо, для неё цена всего этого была неподъёмной. И алчная женщина мысленно проклинала весь мир и свою относительную нищету.

– Да, спрос на камни есть! – сказал Константин. – Вот на эти камни можно смотреть вечно, и всё будет мало!

Они пошли дальше смотреть интерьеры, в которых изобилие природных материалов преподносилось не в природном хаосе, а дополнялось чем-то высокотехнологичным и подчинялось изысканной гармонии какого-то космического разума. Изредка они обсуждали увиденное.

– А я бы приобрёл такой кабинет, – говорил Константин, – с колоннами, с бассейном, с этими деревьями, с мозаикой из морских галек и почти шоколадным камнем. Сидел бы на камне и писал что-нибудь. Только придумать бы к этому, что писать! Нужно что-нибудь соответствующее. Это труднее всего!

– Поздно! – ответил Антонио. – Это Эсхил уже написал или Софокл.

Впереди было ещё много экспозиций, по-хорошему не на один день. А ещё там был архитектурный центр, тоже, естественно, весь натуральный, в котором проектируются здания, прилегающие к каким-нибудь скалам и другим объектам природы.

– А кто создает всё это? – спросил Константин.

Но тут они встретились с Людмилой Петровной и Людвикой. И сразу куда-то пошли и по пути стали делиться впечатлениями.

– У каждого камня есть своя мелодия! – говорила Людмила Петровна. – Так он рассказывает нам свою жизнь. Мелодия не в полном смысле этого слова, наши чувства и настроения меняются, как от музыки, которую мы слышим.

– Вот этого я не замечал! – сказал Константин.

– Но вы заметили, что камни как бы создают особое настроение? Вы чувствуете привкус тех эпох, из которых пришли к нам эти камни?

– Да, так можно сказать!

– Я ощущаю свой забытый природный возраст, я не имею в виду только человеческую жизнь. То, что передают камни, в природной среде не так заметно, потому что на нас действуют и другие камни, а здесь пространство специально так структурировано, чтобы такие мелодии мы воспринимали наилучшим образом.

– А я думал, что на первом месте наше зрительное восприятие… А куда мы пришли?

– К тому самому Павлу Злотнику, он ждёт нас, – ответил Антонио.

Павел оказался очень симпатичным человеком. Уж его-то кабинет сам по себе был захватывающим зрелищем, но Константин слегка недоумевал: зачем они к нему пришли, да ещё все вместе?

Павел не по-деловому, а действительно искренне был рад встрече, и Константину он пожал руку как старому другу. Константину было очень приятно, но всё-таки в этом была какая-то странность!

– Значит, вы тоже занимаетесь самопознанием? – спросил Павел у Константина.

– Да! – ответил Константин.

И тут его осенило!

– Простите, а вы – тот самый Павел, который сидел в пещере? Так это вы???

– Да! – ответил Павел.

Всех очень развеселила реакция Константина.

– Но почему вы мне заранее не сказали об этом? – спросил Константин у Людмилы Петровны и Антонио.

– Вы хотеть иметь специальный время, чтобы думать специальный мысль? Никто не иметь такой время! – ответила за них Людвика. – Где брать специальный голова?

Людвика сказала это Константину, но слова произвели впечатление не на него, а на Павла. Он поблагодарил Людвику, как будто что-то понял, как будто Людвика это сказала специально для него.

– Вы по-прежнему собираетесь уйти в пещеру навечно? – спросил Константин.

– Да.

Сказано это было просто. И прозвучало это как: «Разве вы не видите, какая это ерунда, то, чем мы все здесь занимаемся?!» Все промолчали, и всем было всё очевидно.

– Павел, скажите, пожалуйста, мне очень интересно, что произвело на вас самое большое впечатление, когда вы вышли из пещеры? – спросил Константин. – Наверно, камни?

– Нет. Камни я начал понимать, сидя в пещере. Самое большое впечатление на меня произвели человеческие лица! Потрясающее несоответствие того, что снаружи, с тем, что внутри! Я видел и то и другое. И мне очень захотелось видеть подлинные человеческие лица, но это невозможно. За редким исключением!

Павел повернулся к Людвике и Людмиле Петровне и кивнул им головой.

– До вашего ухода в пещеру каждый из нас познает себя, – решительно заявил Константин. – И возможно, вам будет чем-то полезно наше понимание.

Павел улыбнулся.

Не братья по разуму

– Давай обсудим ситуацию как разумные люди! – предложила Елена.

Периодически они это делали, теперь уже по телефону. Елена опять ушла от Константина.

«Вот они, правила игры!» – подумал Константин.

– Давай просто обсудим! – возразил он. – Я не знаю, как это делают разумные люди.

– Я хожу на работу – я знаю, что я делаю! Ты занимаешься самопознанием – может быть, тебе за это платят деньги?! На какие деньги ты живёшь? Может быть, ты хочешь избежать реальности? Объясни мне, пожалуйста, как ты ищешь себя, я хочу понять, что скрывается за этими словами.

– За самопознание денег не платят. У меня есть ещё работа по гранту, и я подрабатываю на телестудии, кем-то там снимаюсь время от времени.

– Статистом?

– Что-то вроде этого! Как просто ты говоришь: «Я знаю, что я делаю», но это половинчатая логика. Должна быть вторая половина: «Я живу с такой-то целью! Чтобы делать то-то и то-то!» Вот с этим у всех плохо! Считается, что сама жизнь, даже приближённая к жизни растения или домашнего кота, уже всё оправдывает – всю бессмыслицу первой половины! Я не могу больше жить бессмысленной жизнью! Я от неё задыхаюсь!

– Пока ты не потерял работу, пока у тебя было всё в порядке, ты почему-то не занимался никаким самопознанием – тебя всё устраивало! Ты не задыхался! Почему?

– Так совпало. Я всегда думал о самопознании.

– Почему нельзя заниматься самопознанием и при этом нормально жить и работать? Разве для самопознания нужно специально что-то делать? Что, иначе прямо никак?

– Наверно, в принципе это возможно. – Константин на секунду задумался. – Хотя, нет! Невозможно! И я знаю почему.

– Так, почему?

– Неоткуда браться желанию познавать себя. Когда человек работает, он точно знает, что ему нужно делать. А когда уже автоматически запланировано какое-то дело, своему неавтоматическому желанию места нет, оно превращается в ненужную игру, в развлечение. К чему бы человек ни пришёл в своих поисках, уже решено, что он должен сделать.

– То есть тебе, чтобы сделать самое простое дело, нужно начинать с вопроса: «Быть или не быть?»

– Примерно так!

– Ты понимаешь, что ты в обществе так существовать не сможешь? Тебе нужно быть каким-нибудь монахом и жить в монастыре!

– У монахов тоже ничего не должно получаться, если они правильные, хорошие монахи.

– Ну что ж, познавай себя! Только меня это не устраивает. Пока!

Серое здание

Константин искал офис Антонио, серое неприметное здание между Садовым и Бульварным кольцом. Конечно, бумажку с точным адресом и схемой он оставил дома и теперь пытался найти так.

Константин вспомнил соседа, заядлого автомобилиста, хорошо знающего Москву, который ориентировался весьма специфически. Если его спрашивали, как доехать на такую-то улицу, он тут же, не задумываясь, давал ответ. Объяснял он, глядя прямо в глаза, как бы гипнотизируя: «Вот отсюда выезжаешь в сторону кольца, но не въезжаешь на кольцо, а влево под мост, там разворотик, такой маленький, и направо, сразу под стрелку, едешь, едешь, большие дома проехал, там светофор, в левую полосу перестраиваешься заранее, повернул на маленькую улицу, чуть-чуть проехал и сразу вправо до упора, потом на круг, влево уходишь, и вот ты выехал, куда тебе нужно, а там на мост, второй светофор налево, потом сразу направо, площадь проехал, и вот она, эта улица. Всё просто!» Ни одного названия улицы или площади в его объяснениях не упоминалось. Как ни странно, его понимали и находили.

Константин кругом обходил серое здание, кажется, то, которое нужно, пытаясь найти первый подъезд.

«Антонио сказал „ничему не удивляться“, значит, опять розыгрыш какой-то!»

Он нажал кнопку, услышал щелчок замка и открыл дверь.

– Пожалуйста, по коридору направо, первая дверь! Вас ждут! – не глядя в лицо Константину, но очень вежливым тоном произнёс человек и сразу удалился.

В кабинете навстречу вышел человек, про которого Константин сразу подумал: «Дипломат».

– Добрый день! – с широчайшей улыбкой он протянул руку. – Мы рады, что вы согласились встретиться с нами! Меня зовут Билл. Я являюсь резидентом американской разведки и действую от имени правительства Соединённых Штатов Америки. Вы можете не представляться. Никаких средств слежения и записей разговоров, как мы условились, с нашей стороны допущено не будет. Мы гарантируем вам полную конфиденциальность, максимальную открытость и честность в переговорах. Прошу садиться!

– Очень приятно! Меня зовут Константин! – произнёс он откровенно разочарованным голосом. Таких плоских шуток от Антонио он никак не ожидал!

– Мне очень приятно, Константин, что именно вы представляете на переговорах вашу цивилизацию! – Билл снова продемонстрировал успехи американской стоматологии. – Мы давно наблюдаем за вашими летающими объектами и давно искали контакта с вами! У нас исключительно мирные намерения, и мы готовы к плодотворному взаимовыгодному сотрудничеству…

Он говорил о прогрессе, миролюбии, демократии, доверии, гуманизме, об американских и общечеловеческих ценностях, об экологии и о благе всех живых существ во Вселенной. Собственно, говорил ни о чём, как и положено дипломату. Говорил и говорил. Правда, о вере в Бога ничего не сказал. Видимо, они решили, что в переговорах с инопланетянами от этой ценности можно и отказаться. Неуместно! Чтобы ненароком не выглядеть дураками.

И по тому, что он не знал, чем закончить, Константин с ужасом понял, что это не розыгрыш, а по крайней мере какая-то ошибка.

«Они что-то знают о дневниках Георгия! Но что они могут извлечь оттуда?! Что могут хотеть такого рода люди, я прекрасно понимаю, я не инопланетянин, у меня по этому поводу нет иллюзий! Опять заговорил о доверии! Это разведчик-то о доверии?! Не иначе как слово „доверие“ придумали напёрсточники! Но чего же он от меня хочет?»

И Константин догадался. Они сами не знают, чего хотеть!

– Говоря о наших летающих объектах, вы имеете в виду все НЛО? – уточнил Константин.

– Мы наблюдаем много различных объектов…

– Это не только наша цивилизация! Много летающих объектов и из других галактик, но в контакт с вами сейчас вступать никто не будет. По сравнению с другими вы находитесь на дикой стадии развития. Вся ваша техника примитивна, наука в зачаточном состоянии, люди у вас друг друга убивают, а вы говорите о доверии! Но это не главная причина отсутствия контактов…

Он слушал очень внимательно.

– Я открою вам небольшой секрет! Может быть, вас это несколько обидит… Как вы думаете, почему сюда все так любят летать из разных галактик, наблюдать за вами, а в контакт, увы, никто не вступает?

Он недоумённо развёл руками, стараясь сохранять улыбку.

– Они прилетают, чтобы посмеяться над вами! Вы странные существа! Вы научились одеваться и обуваться. Вы кушаете, пользуясь ножом и вилкой. Вроде бы цивилизованные разумные существа, но… занимаетесь сексом, как дикие животные! Никакой разницы!

– Так они, из других галактик, прилетают посмотреть, как мы…

– Совершенно верно!

По лицу разведчика пробежала масса различных эмоций, видно было, что он сопоставлял какие-то факты и что-то анализировал.

А Константин в это время вспомнил одну свою знакомую:

– Ты знаешь, Костя! Американцы к сексу относятся слишком серьёзно, как к налогам! Я год проучилась в Штатах и ни разу ни с кем не трахнулась! Мне там не понравилось!

– Крайне возмутительно! – согласился Константин.

– В развитых цивилизациях для занятия сексом используют высокоточные секс-машины и секс-аттракционы. У вас есть свои примитивные развлекательные аттракционы. Качели, карусели, «американские горки» или «русские горки»! Ваши технологии уже позволяют использовать их для секса. Но, признайтесь честно, вам это почему-то даже в голову не приходит!

Дипломат вежливо улыбнулся, но в голову, видимо, уже пришло.

– Вас устраивает дикая первобытная стадия! В этой сфере у вас никакого прогресса! Без фантазий, без использования передовых научных технологий! Вам самому не кажется это странным?

Дипломат вежливо улыбнулся.

– Этим вы отличаетесь от других цивилизаций. Что-то не так в вашем отношении к сексу! Вы изгои во Вселенной! Посудите сами, кто будет контактировать с цивилизацией, имеющей сексуальные странности?! – развёл руками Константин. – Это считается чем-то неприличным!

На дипломата это откровение произвело сильное впечатление. Константин увлечённо пересказывал то, что они прочитали в записях Георгия об удивительных секс-аттракционах, увиденных им на одной из планет…

– Затем вы с вашей женщиной поднимаетесь на сотню метров, как на морской волне, и начинаете падать… Это абсолютно безопасно! Получите массу незабываемых впечатлений!

– Вы имеете в виду тот же ритм? – изредка по-деловому уточнял дипломат.

– Темперамент вы можете регулировать сами! – импровизировал Константин. – И уж поверьте мне, никто из вас не захочет потом возвращаться к примитивным сексуальным контактам!

– А как быть с сексуальными меньшинствами? – дипломат продолжал задавать всё новые жизненно важные вопросы.

– Итак! – закончил Константин. – Наше предложение: мы даём вам образцы 119 секс-машин и секс-аттракционов со всеми чертежами, описанием технологии их изготовления и подробнейшими инструкциями по их эксплуатации. В обмен мы хотим получить двадцать миллионов тонн нефти.

Он понятия не имел, много это или мало. Сказал наугад.

– Нефть должна быть сосредоточена на территории вашей страны, на одной из военных баз. Мы сами её заберём. Нами просчитано, что ваш технологический уровень и научный потенциал позволит вам освоить то, что мы вам предлагаем, но без нашей информации вам не удастся самим создать что-либо подобное в ближайшие пятьсот лет. Вы можете засекретить технологии производства, стать монополистами и поставлять секс-машины в другие страны. Эти технологии перевернут ваш мир и ваше сознание!

Крутые горки

Когда Константин как-то по инерции вышел из подъезда, он очень обрадовался, что забыл спросить «дипломата», как ему найти Антонио. На подъезде было написано: «Подъезд № 4», а Константин хорошо помнил, что ему нужен подъезд № 1.

«Значит, я просто не туда попал!» – догадался Константин.

Он обошёл вокруг здания и нашёл нужный подъезд. Мало кто знал, что в сером неприметном здании располагался сверхсекретный объект – Институт по связям с иными цивилизациями. Соответствующие американские службы хорошо знали, что русский институт не финансируется, а следовательно, он не существует. Они изучили русский бюджет лучше русского министра финансов и в своих выводах не сомневались.

В такой логике, безусловно, есть доля истины, но институт существовал. После развала Советского Союза директору института, энтузиасту своего дела, удалось сохранить институт благодаря особой секретности института. Вопросы финансирования решались не просто. Часть помещений была сдана в аренду продюсерскому центру «Дохлый номер», кроме того, финансовому отделу приходилось заниматься рэкетом и беспошлинной торговлей сигаретами.

Рэкет и торговля продолжались до тех пор, пока не установилось стабильное финансирование института из американского госбюджета. Русский резидент, являющийся сотрудником соответствующего американского института, предложил своему американскому руководству организовать отделение института, которое занималось бы наблюдением за НЛО на территории России под видом как бы существовавшего русского института. Дерзкая идея была поддержана, «институт» заработал и постоянно давал ценную информацию.

Время от времени в Россию тайно переправлялись американские специалисты с уникальным оборудованием, которые работали совместно с «хорошо законспирированными» русскими коллегами. Директор несуществующего института постоянно обивал пороги своего высокого начальства с просьбами легализовать сверхсекретный объект, то есть пытался добиться его действительного финансирования из российского бюджета. Ему обещали это сделать, и неоднократно.

Сотрудники института сами, «на глаз», решали, какая информация представляет государственную тайну, а какой можно поделиться с американскими коллегами. Информация «оттуда» была доступна только узкому кругу аналитиков.

– С чем же была связана осенняя активность наших пермских объектов над Флоридой? – чесал голову один из аналитиков.

– Может быть, они мигрируют, как перелётные птицы? – высказывал предположение другой.

– Эту информацию нужно отправить американцам – пусть тоже поломают себе голову!

Когда директору института кто-нибудь из сотрудников говорил:

– Шеф, я совсем запутался! Кто мы и на кого мы работаем?

Тот, вздохнув, отвечал:

– Не морочьте себе голову – мы работаем на человечество!

Когда Константин прошёл через стеклянную пуленепробиваемую кабину, с него второй раз потребовали паспорт и стали записывать в книгу посетителей все паспортные данные. В вестибюле курили два человека.

«Типичный Джеймс Бонд, – сразу подумал Константин, глядя на одного из них. – А другой – интеллектуал».

Константин не ошибся. «Джеймс Бонд» и гениальный конструктор сидели в одной маленькой комнате в полуподвале с очень старым и совершенно убитым вентилятором. Каждый занимался своим делом, оба курили, и приходилось время от времени включать вентилятор, чтобы проветрить помещение. Вентилятор выл страшно, сидеть в это время в комнате было невозможно, и они выходили курить в вестибюль, что было строжайше запрещено, там могли оказаться простые, совсем не секретные люди.

Сегодня они узнали о значительном повышении зарплаты, и «Джеймс Бонд», обычно предельно осторожный и осмотрительный, несколько расслабился:

– А знаешь, сколько я раньше получал?

– Нет! – честно признался щуплый интеллектуал, рассеянно глядя сквозь круглые очки на «Джеймса Бонда».

«Джеймс Бонд» пронзительно посмотрел на Константина, пытаясь понять, является ли его собственный оклад также сверхсекретным. Константин не производил впечатление хоть сколько-нибудь значительного человека, но и на хитрого неприметного китайца, торгующего креветками, он также не походил.

«Джеймс Бонд» шепотом произнёс сумму оклада:

– …рублей и 76 копеек! – с чувством закончил он. – Почему 76 копеек???

– Не знаю! – с удивлением глядя на него, пожал плечами интеллектуал.

– Вот эти 76 копеек, они меня всё время убивали! Они портили мне жизнь!

– Я, кажется, всё понял! – нервно докуривая сигарету, произнёс интеллектуал.

– Почему 76 копеек?! – обрадовался «Джеймс Бонд».

– Нет! Я понял, почему они движутся безынерционно!

– А! – разочаровался «Джеймс Бонд». – Никто не знает, почему 76 копеек!

Константин прошел в офис продюсерского центра. Видимо, офис-менеджер куда-то вышла, и её место охотно заняла Людвика.

– Мы не есть здесь крутые, крутыми мы задница потирать! – весело объясняла она кому-то по телефону.

Напротив неё на диване сидел мужчина в костюме шута и читал газету, давясь от смеха.

– Я правильно говорить: «потирать»? – спросила его Людвика.

– Всё очень верно сказано! – одобрил он. – Вы говорите великолепно!

Извиняясь за своё опоздание, Константин пытался рассказать о странной встрече в четвёртом подъезде, но его рассказ никого не заинтересовал. Однако беседа с дипломатом имела своё продолжение, чего Константин не предполагал.

В два часа ночи был разбужен президент Соединённых Штатов. Совещание проходило в секретном бункере под Белым домом на глубине ста метров, однако ни у кого не было уверенности в том, что инопланетяне не подслушивают.

– Они сделали правильный выбор, именно нашей стране, как никакой другой, нужны секс-машины и секс-аттракционы! – сказал президент.

– В подлинности контакта сомневаться не приходится, – звучал в гулком зале голос госсекретаря, – наивно было бы ожидать, что они предложат нам стратегически важные технологии, они относятся к нам так же, как мы относимся к слаборазвитым странам. Это реальная позиция, ничего большего от них нельзя ожидать, хорошо, что это не агрессия. Видимо, они связаны какими-то «международными обязательствами».

– Их расчет очень точный, они продают нам технологии в той сфере, где мы безнадёжно отстали. Именно такое предложение они и должны были сделать в первую очередь! Было бы ужасно, если бы это предложение они сделали другой стране!

Были бегло обсуждены сложнейшие геополитические, стратегические, социальные, экономические, финансовые, юридические, морально-этические и другие вопросы. Вырисовывалась картина расклада сил на мировой арене в новом тысячелетии. Принципиальные вопросы ещё требовали проработки, но решение уже было принято.

– Первые секс-аттракционы должны открыться в вашем родном городе, господин президент, это будет очень символично!

– Нет, лучше в Голливуде или Лас-Вегасе! – скромно отказался президент.

– Как я сам раньше до этого не додумался! – поразился представитель развлекательной индустрии.

– Вы думаете, это возможно сделать с вашими аттракционами?

– Можно испытать!

Этой идеей сразу загорелись все.

– Конечно, нужен эксперимент перед таким ответственным шагом!

Сотрудниками спецслужб был оцеплен ближайший парк аттракционов, одновременно шли поиски испытателей.

– Порнозвёзды исключены, им нельзя доверять! Они украдут саму идею!

Подвернулся случай. Игривая афроамериканка, работавшая в Белом доме уборщицей, пыталась проникнуть на своё рабочее место вместе со своим другом, пьяным военным моряком. Выяснилось, что проникнуть туда они пытались именно с тем намерением, каким надо.

От имени президента им было предложено стать главными действующими лицами в историческом эксперименте, за что было обещано вознаграждение, соответствующее вознаграждению космонавтов. Был избран аттракцион «Русские горки».

– Ну, если это нужно Америке – я патриотка! – ответила патриотка. Моряка уговаривать не пришлось.

Всё было в готовности. Они торжественно стояли перед аттракционом.

– Мы стоим у порога новой сексуально-технологической эпохи человечества! – произнёс президент. – Боже! Благослови Америку!

Эпоха началась с визгом и грохотом. Очень шумный, но захватывающий аттракцион. Произошло непредвиденное – моряк не выдержал такого шторма, сорвался, улетел вниз и сломал себе ногу. Сквозь грохот аттракциона слышны были его громкие ругательства на всех известных ему языках.

– Мы не учли этого! Нужно было использовать хотя бы автомобильные ремни безопасности.

– Я подойду к нему! – сказал президент.

– Сейчас не стоит, господин президент! Он отзывается обо всех очень непатриотично! И о вас тоже!

Афроамериканка хохотала и не могла остановиться.

– Как он улетел! Ха-ха-ха-ха! Никогда не забуду! Ха-ха-ха-ха! Со мной никогда такого не бывало! Ха-ха-ха-ха!

– Мы узнали то, что хотели, господин президент: безопасность важна, впечатления незабываемы!

Если бы Константин узнал обо всем этом, то очень бы удивился и, наверно, подумал: «Один человек пошутил, а другой человек на другом конце земли сломал себе ногу – как всё в мире, однако, взаимосвязано!»

Исчезающий смысл бытия

«Зачем дождевому червяку, который за всю свою жизнь никогда не выползет за пределы огорода, знать, как устроена наша планета и по каким законам движутся звёзды? Он никогда не будет разбираться в морских течениях, в европейской классической музыке, в архитектуре и сортах итальянских вин. Ни к чему это всё червяку! Ему бы со своими проблемами дай бог разобраться! Пусть сначала узнает, чем питаются кроты! Это полезная информация, хотя, может быть, и не очень приятная.

А человек – что, другое дело?! У человека разве меньше проблем, чем у дождевого червяка?! Ну вот червяк, например, узнает, какое место во вселенной он занимает, и что? Он перестанет быть червяком? Скажет: «А зачем мне всё это надо?! Жрать землю по несколько тонн в год?! Дикость какая-то! Так что живи себе в гармонии с природой и не высовывайся из-под земли!»

Знания нужны практические, для решения проблем, давящих на человека. Чтобы человек своим желудком перерабатывал свой хлеб и своей головой перерабатывал рок-концерты, футбольные матчи, телесериалы, сводки новостей и рекламные ролики. Вот за такие знания люди готовы платить деньги. А деньги, очевидно, придуманы для того, чтобы человек из земли своей головы не высовывал, а жил бы, как червь! Вот основная функция денег! Люди называют истиной, очевидно, то, что им для их жизни совсем не нужно. Для того чтобы решить, в каком галстуке идти на работу, никакая истина не нужна!»

Размышляя таким образом, Константин не спеша шёл по улице. До встречи с Антонио было ещё много времени. Он вспомнил, как в прошлом году сосед по даче, заядлый грибник, привёз ограду для могилы.

– Купил практически за бесценок! Пусть лежит! – объяснял он всем. – За такие деньги грех было не купить!

А через месяц после этого он отравился грибами и умер.

«Интересная история! Может быть, он чувствовал, что скоро умрёт, поэтому и купил ограду? Лучше бы почувствовал, что грибы есть не нужно! А так выходит, что грибы его предчувствию не противоречили, и в его разуме всё очень хорошо укладывалось. Почему я сейчас думаю об этом? Грибы. Грибочки!»

Когда что-то не так – это чувствуется во всём. И если происходит что-то плохое, то по тридцати трём причинам сразу, и ничего не замечать может только разумный человек.

Константин почувствовал, что у него пересохло во рту. Недавно он прошёл мимо киоска с водами. Он резко развернулся и пошёл в обратную сторону и, хотя он был погружён в свои размышления, заметил, как человек, шедший за ним в отдалении, резко свернул в сторону и пошёл по направлению к летнему кафе.

«Человек, наблюдающий за своими чувствами, должен заметить противоречия в своём разуме», – продолжал размышлять Константин.

В этом человеке было что-то знакомое.

«Где я его видел? Кажется, вчера недалеко от дома… Похож… Мало ли похожих людей… У него особая манера держаться… Клинобородый!!!»

Как не хочет, не хочет разум верить в неприятную реальность! Показалось! Померещилось! Фантазии! Случайное совпадение! Всё нормально! Меня это не касается!

Тревога, пришедшая неизвестно откуда, вмиг рассеяла все неторопливые мысли! Сразу стало ясно, что человек, зашедший в кафе, сквозь витрину которого всё просматривалось, это Клинобородый, сбривший бороду. Тот самый Клинобородый, который приглашал выпить двух подростков-дегенератов; тот самый, о котором во сне Людмилы Петровны девочка предупреждала Гришу, тот самый, с которым ушла мать-алкоголичка, потерявшая девочку, тот самый, которого Константин видел вчера недалеко от своего дома!

«Я же свидетель, который его знает в лицо!!! Я мог бы давно догадаться, что это серийный маньяк-убийца! Мне было всё равно – я не думал об этом! Меня это не касалось! Я вообразил себя сторонним наблюдателем жизни!»

Константин взял в киоске бутылку минеральной воды и не спеша отхлебнул пару глотков.

«Вот оно, высшее удовольствие – просто стоять и пить холодную минеральную воду!»

Не глядя прямо в сторону Клинобородого, чинно стоявшего в очереди к прилавку, Константин ни на миг не упускал его из виду. Слева от кафе за кирпичной стеной он увидел двух милиционеров с автоматами. Он перешел улицу, как бы в тень дерева у входа в кафе.

«С его точки зрения, моё поведение объяснимо, я зашёл в тень».

Теперь он видел и Клинобородого, и милиционеров, которые были от него в нескольких шагах. Клинобородый видел только его и не видел милиционеров.

Вид милиционеров как-то успокаивал.

«Это какая-то паранойя! Я на пустом месте обнаружил то, чего нет. Я же ни в чём не уверен! Может быть, уйти отсюда и забыть о дурацких подозрениях!» – мелькнула на какой-то миг спасительная мысль.

– Пятьдесят! – говорил невысокого роста мужчина кавказской внешности, крутившийся вокруг милиционеров.

– Сто! – бескомпромиссно отвечал милиционер.

Мужчина мялся, совал руки во все карманы, картинно разводил руками и говорил:

– Пятьдесят!!!

– Сто!

У милиционеров были лица откровенных садистов, с полным отвращением ко всему, и то, что им в такую жару приходилось как-то двигаться, ходить, разговаривать, они рассматривали как самое изощрённое издевательство над собой.

«От них никакого толку! Да и что я им скажу? Что Людмила Петровна сон видела?»

И Константин заметил второй выход из кафе.

«Они только документы у меня будут проверять несколько минут! Никаких глупых надежд! Ни на кого!»

Да и какие надежды. Он же видел, с какой неторопливой гибкостью движется Клинобородый, как бы замирая в какие-то мгновения. Только сейчас до Константина дошло, что Клинобородый обладает немереной силой и ловкостью. А Константин интересовался боевыми искусствами и понимал что к чему, но дошло только сейчас.

Милиционеры посадили в машину очередного «террориста» и уехали.

В дьявольской хитрости этого человека Константин уже не сомневался.

«Нет, это не бред и не паранойя, к сожалению! Он меня уже выследил, а я не знаю о нём ничего. Он нападёт внезапно. Если я скроюсь – под угрозой мои родственники и друзья. Возможно, он будет пытать кого-нибудь из них, чтобы узнать, где я нахожусь, он же маньяк!»

Последняя мысль взбесила Константина.

«Внезапности у него не получится. Я его убью здесь! Либо я его, либо он меня! К барьеру, сударь!»

Клинобородый пил чай или кофе, стоя за столиком в самом углу. Ни на миг не упуская его из виду, Константин спокойно вошёл в кафе, взял пластиковый стаканчик с растворимым кофе и подошёл к столику Клинобородого.

– Здесь свободно?

Клинобородый слегка кивнул, с интересом глядя на Константина.

– Простите, можно мне задать вам один вопрос? – спросил Константин.

– Конечно! – охотно отозвался Клинобородый. Было впечатление, что он не дышит, прислушиваясь к чему-то внутри себя.

– Зачем вам всё это нужно? – спросил Константин.

На лице Клинобородого появилась бесцветная улыбка, больше похожая на изумление, чем на что-либо другое. Он начал говорить медленно, чудовищно спокойным тихим голосом, как бы рассуждая:

– Вот так! Живёт-живёт человек, к нему подходит другой человек и спрашивает: «Зачем вам всё это нужно?» Обычно этот вопрос я задавал другим. Двести двадцать два человека слышали от меня этот вопрос, и никто толком ничего не смог ответить. Теперь этот вопрос вернулся ко мне, и я должен отвечать, раз уж ты опередил меня. Всё должно быть по-честному. Терпеть не могу нечестных людей!

– Я тоже! – сказал Константин. – Но я из-за этого никого пока не убивал. А вы решили, что можете судить людей за то, что они нечестные?

– Пока – это точно сказано… Первым человеком, кому я задал этот вопрос, был мой адвокат. Он хотел выиграть дело. Истина его не интересовала. Столкнулось несколько машин. Металлический хлам! Пустяк! Но все начали лгать! Каждый в своих интересах. Кто их заставлял говорить неправду? Судья тоже потом мне признался, что до истины ему не было никакого дела. Ну, разве тот судья, кому истина не нужна?

Взгляд Клинобородого обладал такой особенностью: время от времени казалось, что в следующее мгновение он может сделать что-то невообразимое, что никак не вяжется ни с его спокойствием, ни с рассудительностью. Разум подсказывал: «От этого человека можно ожидать чего угодно!»

– Зачем людям существовать на свете, если истина им не нужна? – искренне изумлялся Клинобородый.

«Он сумасшедший!» – подумал Константин.

– Я сказал адвокату: «Вы хотите взять от истины то, что выгодно, и скрыть то, что невыгодно, но истину нельзя разделить. Это то же самое, что распилить живого человека – ему будет больно. Можно ли так поступать?» Он мне со смешком ответил: «Можно! Если хочешь успеха!»

– Вы его распилили? – автоматически поинтересовался Константин, готовый в любое мгновение напасть или отразить нападение.

«Как это я забыл, что на свете существуют сумасшедшие?! Двести двадцать два человека! И наверняка его никто не ищет!» – лихорадочно проносились мысли.

– Какое это имеет значение?! Мы же говорим об Истине!

– Зачем вы задавали людям этот вопрос?

– Я его понять хочу, – почти шепотом ответил Клинобородый.

И взгляд его был каким-то завороженным. Казалось, он сам был очарован своими словами.

– Кого? – не понял Константин.

– Бога!

«Больной человек! Абсолютно больной!» – беспокойно произнёс разум, хватаясь за соломинку, но… Константину вдруг стало интересно! Прошла скованность, улетучилось чувство нереальности происходящего. Он почувствовал себя безрассудно свободно, как будто Клинобородый был больше не опасен, как будто Константин разговаривал с приятелем.

– Но как же можно понять Бога, спрашивая людей, которые тоже Бога не понимают?!

– Всё вокруг меня – это Бог! Нет ничего, кроме Бога! И моё тело – тоже Бог! И только внутри меня Бога нет – там я свободен от него. Я хочу понять, чего он от меня хочет, что он со мной делает, зачем всё это? Я заставляю людей разговаривать с Богом.

Он слегка улыбнулся.

«Сколько людей содрогалось от этой улыбки!» – подсказал разум.

– Никто не хочет разговаривать с Богом. Все дрожат за свою шкуру и всячески пытаются меня обмануть. Меня не обманешь.

– Я считал, что люди именно в минуту смертельной опасности обращаются к Богу, – сказал Константин, – и верующие, и убеждённые атеисты. Все надеются на последнее чудо!

– Нет, это заблуждение. К Богу не обращается никто – вот это-то и страшно! Люди предпочитают в страшных мучениях умереть, лишь бы не обращаться к Богу. Они обращаются к себе. С кем человек беседует всю жизнь? С самим собой, со своим разумом. Два клоуна или два шута ведут между собой бесконечный диалог. В минуту смертельной опасности один из них со страху готов облачиться в одеяния Бога – но будет ли он Богом?! Духу не хватит! Он так и останется шутом, нарядившимся в одеяния Бога. С Богом может беседовать только Бог.

– А вам людей не жалко?

– Жалко? – удивился Клинобородый. – А ему не жалко? Если бы Богу было жалко людей, у него давно разорвалось бы сердце! Тебе их стало жалко только потому, что ты подумал, что мог бы сам оказаться на их месте. Они сами и жалеют себя, и ненавидят себя. Некоторым и себя не жалко. Был, например, один очень богатый. Так ему не себя было жалко, а жаль было, что деньги пропадут. Никак он не мог поверить, что от меня нельзя откупиться, – писал бумажки с кодами, со счетами, с тайниками. Я при нём сжёг все его записки, не посмотрев на них…

– Вы мерзавец и садист! – вдруг рассвирепел Константин. – Вам нравиться издеваться над беззащитными людьми, и Бог здесь ни при чём!

– А что их делает беззащитными? – по-прежнему спокойно спросил Клинобородый. – Смотри!

Он ловко взял стоящий рядом стул с коваными чугунными ножками и одну за другой быстро завязал узлом каждую ножку, словно они были сделаны из пластилина, и поставил стул на место. В воздухе запахло горелой краской. Немногочисленные посетители были заняты своими разговорами и не обращали на них никакого внимания.

– Моя честность и открытость даёт мне силу, – продолжал он, – и ты такой же, как я, в точности!

– Я??? – неприятно поразился Константин и машинально оглянулся, чтобы понять, не слушает ли их кто. Как будто его в чём-то уличили.

И оттого, что Клинобородый заметил это, разозлился ещё больше! Плохо контролируемый гнев волной пробежал по его телу. Какая-то злобная энергия сжалась в нём и приготовилась к прыжку. Это было похоже на то, как если бы кто-то с большой силой сжал стальную пружину, и она замерла на месте, готовая сорваться в любой момент, круша всё на своём пути. Теперь он мог разорвать Клинобородого на части.

– Ты пока не знаешь себя. Все искатели рано или поздно сталкиваются с силами, которыми они не могут управлять, – с нездешним спокойствием продолжал Клинобородый. – Итак, ты задал мне вопрос: зачем мне всё это нужно? Ну что ж, отвечаю: я не знаю зачем!

Он сказал это очень искренне, с некоторым оттенком грусти.

– Всё должно быть по-честному – теперь ты должен убить меня, если ты честный человек. Я не убегу. Никогда я не ударю палец о палец для того, чтобы избежать неприятностей.

Он деловито и равнодушно достал из кармана старый, но остро отточенный перочинный нож и белоснежным носовым платком стал заворачивать его рукоять.

– Так не будет отпечатков пальцев.

И положил нож на стол перед Константином.

Где-то вдалеке лихорадочно работал разум: «Он готов выкинуть какой-то подлый трюк! Почему он хочет, чтобы я взял нож? Я не вижу, что происходит сзади! Нельзя, чтобы он ушёл! Может быть, он так шутит и никого не убивал? Кто знает, какие шутки у сумасшедших? Этим ножом он совершал убийства!»

Константин медленно взял нож, замер на какое-то время и резко поднёс нож к горлу Клинобородого.

«Посетители заняты своими делами. Либо я его, либо он меня – третьего не дано!!! Одно движение – и можно быстрыми шагами уйти через дверь! Сразу никто ничего и не поймёт! Я убийца! Всё по его правилам?! Нет выхода! Нельзя оставить его живым! Туда ему и дорога…»

Клинобородому не было никакого дела ни до Константина, ни до всего этого презренного мира – он ждал, чтобы его убили. Или даже не ждал.

«Ему абсолютно всё равно! Будет пребывать в праведной честности! Всё, как хочет он, а не как я хочу! Ну, нет! Может быть, он меня убьёт – ну и пусть! Плевать мне на это! Я буду делать по-своему!»

И тут Константина осенило! Он решительно положил нож на стол перед Клинобородым.

– Можно мне задать вам ещё один вопрос?

– Да, пожалуйста! – вновь заинтересовался Клинобородый.

– Вы по-прежнему хотите что-то узнать у Бога, что-то спросить у него?

– Конечно, я своих желаний не меняю.

– Я знаю человека, который разговаривает с Богом! Или вы боитесь его?

– Мне очень нужен этот человек. Я хотел бы спросить кое о чём у Бога.

– Я не знаю, в Москве он сейчас или нет. Он здесь не живёт, а только иногда приезжает.

Константин стал звонить по мобильному телефону:

– Тамара, привет! Это Константин. А где сейчас Николай? Рядом?! Дай ему, пожалуйста, трубку! Николай! Здравствуйте! Ничего, спасибо, нормально! Есть вопрос. Один человек ищет Бога и хочет с ним разговаривать. Но человек этот очень опасный – он убивает людей, убил уже двести двадцать два человека. Я рассказал ему, что вы разговариваете с Богом, и он хотел бы встретиться с вами. Он сейчас здесь, передо мной. Я звоню с мобильного телефона.

Константин продиктовал номер своего мобильного телефона.

– Минут через десять перезвонит, – сказал он Клинобородому, – спросит и перезвонит.

Сидели молча. Нож лежал посреди стола. Константин огляделся вокруг. В запретную зону по-прежнему никто не решался смотреть. Только уборщице некуда было деваться – она подметала веником пол вблизи их столика, очень нервно, всем своим видом показывая, что она ничего не видит, не слышит, не замечает и ничего не хочет знать и понимать. На вид ей было лет 25, видимо, приехала она откуда-нибудь из Киргизии искать счастья в Москве. Безропотное, тихое, бесправное существо. Константин заметил, как вздулась вена на её хрупкой шее, и взглянул на Клинобородого. Тот понимал мысли Константина.

«Возможная свидетельница».

– Девушка, можно вас на минуточку!

Она подошла, стараясь улыбаться, но глаза от ужаса были широко открыты.

– Девушка! Неизвестно, чем закончится наша беседа. Бегите отсюда прямо сейчас из этого города далеко-далеко! Зачем вам всё это нужно?!

Она поняла. Попятилась назад и как будто очнулась. Сняла с себя халат, бросила его на спинку стула, вышла из кафе и побежала так, как, наверно, в детстве бегала по своим степям.

– А Бог никого не жалеет! – улыбался краем рта Клинобородый. – Или же этот мир не он создал!

– Почему не он?

– Почему все живые существа, для того чтобы жить, вынуждены пожирать друг друга, питаться плотью других? Даже растения притесняют и убивают друг друга. Мы в дерьме, а Бог что же весь в белом?! Жизнь – это преступление?! И этот чудовищный мир создал Бог?! Он что, слаб разумом?! Ничего лучшего не мог придумать?! Или же он решил так злобно посмеяться над нами? Не понимаю!

Позвонил Николай:

– Приезжайте завтра с ним сюда где-нибудь в четыре – пять часов!

– Прямо к вам?

– Да, сюда его привози! Ничего не надо бояться – всё будет хорошо!

– Завтра здесь в четыре часа встречаемся и едем к нему! – объявил Константин.

– Хорошо! Обязательно буду!

Константин ушёл, а через несколько минут в кафе вошли четверо крепких парней.

– Ушёл! Только что здесь был! Вон он, его дружок, с кем он базарил!

Клинобородый к тому времени уже успел убрать нож и наслаждался допиванием давно остывшего чая.

В районе отеля «Три таракана» они оказались совершенно случайно. Один из них, проходя мимо кафе, сквозь стеклянную витрину увидел Константина и узнал его. Пройдя ещё немного, он увидел и злополучный «красный автомобиль». Вернувшись к джипу, он сказал:

– Видел сейчас ту самую «красную тачку», за которой мы гонялись. Хозяин тачки тоже здесь, в кафе. Я думаю, в аэропорт-то ехала баба, а в первый раз за рулём всё-таки он был!

– Может быть, с ним разобраться?

– Из-за него мы тогда на стрелку опоздали и в аэропорту на бабки попали – от ментов откупались! Вот пусть он нам всё компенсирует!

– Может, не надо! – возразил один из парней. – От этой тачки одни неприятности! Может, лучше не связываться?

– Ты что, суеверный? От бабок отказываешься? Так и скажи!

Тот отказаться не захотел.

Они оценивающе смотрели на Клинобородого. Одет он был так себе, довольно-таки средне.

– Надо этого брать за жабры!

Они подошли с двух сторон, один из них ткнул в бок Клинобородому ствол пистолета.

– Ну, мужик, влип ты здорово! Твой кореш, который здесь был, должен нам крупные бабки: или ты щас приводишь нас к нему, или сам заплатишь!

– Какой сегодня хороший день! – восхитился Клинобородый.

– Ты чё, не понял, с кем разговариваешь! – Клинобородый получил пощёчину.

Клинобородый как будто и не заметил, что его ударили. Здесь не было Константина – он бы заметил, почувствовал и ужаснулся тому, какая чудовищная энергия сжалась в Клинобородом, подобно гигантской стальной пружине! Человеческий разум удержать такое не в состоянии, но ведь её что-то сдерживало до поры до времени.

– Я заплачу, – успокоил их Клинобородый, – зачем же беспокоить моего друга из-за пустяков!

– Ты же не знаешь, сколько он нам должен!

– Так вы мне скажите, сколько! Вы же не будете меня обманывать! Я обмана не терплю.

– Ты сам сказал, что заплатишь! Поехали за бабками!

Они сели в чёрный джип и «поехали за бабками».

Почему так происходит? Они вроде бы решили помириться.

– Давай встретимся завтра в нашем кафе в четыре часа! – предложила Елена.

– В это время я никак не смогу, – огорчился Константин, – у меня на это время уже назначена встреча.

– По поводу работы?

– Нет!

– Что, очень важная встреча?

– Да!

– А ты можешь её отменить или перенести? Или я для тебя не такая важная?

– Ты очень важная, но я никак не могу отменить эту встречу!

– Такого не может быть! У тебя могут быть разные обстоятельства! Ты можешь что-нибудь придумать, сказать, что кто-то заболел, кого-то нужно срочно встретить на вокзале, что прорвало трубы и квартиру залило водой!

– У меня нет телефона этого человека, к тому же я ничего не могу придумывать – всё должно быть честно!

– А скажи мне честно, как зовут этого человека?

– Я не знаю!

– И это ты называешь честно?! Странные у тебя встречи!

Елена бросила трубку.

«Ничего странного, – мысленно возразил Константин, – организую переговоры между Богом и серийным убийцей-маньяком! Почему нужно настаивать только на этом времени?! Как я мог это тебе рассказать? Ты будешь это спокойно слушать? Не все люди и не всегда готовы к тому, чтобы знать всё, что происходит!»

После встречи с Клинобородым Константин заметил, что стал каким-то очень правдивым.

В четыре часа Константин вошёл в кафе, Клинобородый был уже на месте и пил чай.

– Поехали?

– Можно задать один вопрос? – Клинобородый к чему-то прислушивался, ощущая своим лицом всё, что было перед ним.

– Конечно!

– Уверен ли ты в том, что он разговаривает с Богом? Я ведь обмана не потерплю.

– Это я хорошо усвоил! – сказал Константин.

– Если не уверен, то просто скажи: «Не уверен», и разойдёмся навсегда. Обещаю.

– Я спросил его, могу ли я разговаривать с Богом. Он мне ответил: «Чтобы разговаривать с Богом, нужно так хотеть!!!» И по тому, как он сказал «так хотеть» – сомнений никаких!

– Я понял, – улыбнулся Клинобородый той особой улыбкой, с которой разбойники восходят на эшафот.

– Возможно, такое желание сильнее всякого страха или желания жить.

– Можешь не сомневаться.

Они вышли из кафе.

– Моя машина на той стороне, на углу, – сказал Константин.

– Моя рядом, можно поехать на моей.

– А вы тоже на машине! Тогда поезжайте за мной! Какая у вас машина?

– Тот чёрный джип, – ответил Клинобородый.

По лестнице Константин шёл первым. Клинобородый шёл медленно, казалось, преодолевая сопротивление чудовищной силы.

«Неужели сбежит?» – возникла даже такая мысль у Константина.

Не сбежал. Встретились. Представились друг другу. Оказалось, у Клинобородого тоже есть имя, нормальное человеческое.

– Ты извини, Костя, что я тебе чаю не предлагаю, – сказал Николай, – нам тут вдвоём потолковать нужно.

На том и расстались.

Из истории, не представляющей исторической ценности

Георгий пишет, что был допущен к архивам Ассоциации. Капитан рекомендовал ему в первую очередь знакомиться с той информацией, которая наиболее популярна, не отвлекаясь ни на что другое. Естественно, Георгий поступил наоборот. Там фиксируются все посещения архивов, подобно тому как в наше время у нас регистрируются посещения на сайтах в Интернете. Так вот Георгий с удивлением обнаружил, что есть огромные по количеству информации архивы, которые никто ни разу не посещал с момента их создания.

Капитан объяснил, что давно уже не существует тех стран, планет и галактик. Даже нет самих пространств – они были неоднократно преобразованы. Эти архивы сохранились лишь для того, чтобы иллюстрировать законы изменений пространства и времени. Никакой другой ценности эти архивы для Ассоциации не представляют. И так давно это было, что Георгию лучше об этом не задумываться, если слово «давно» вообще употребимо в данном случае.

Но это тоже были люди, которые думали, чувствовали, жили. Некоторые документы, показавшиеся Георгию интересными, он записал в адаптированном виде, ему для этого ничего не нужно было переписывать. Из каких миров и эпох он это брал, по каким признакам отбирал, нам неизвестно, скорее всего, он собирал их как разноцветные камешки на морском берегу. Вот один из таких камешков.

Скала достоинства

Когда я только начал ходить в школу, учителя нам говорили, что не может считаться свободной та страна, в которой нет скалы достоинства. Ещё эту скалу называли скалой истины. Существует легенда. У какого-то древнего царя было два сына, шла война, и предстояло решающее сражение. Сыновья говорили о противнике разное, а от их слов зависел исход битвы. Царю было ясно, что один из сыновей предал его.

– Чем докажешь свои слова? – спросил он у старшего сына.

Старший сын в доказательство своих слов бросился в пропасть. Младший сын побледнел, признался царю в своём предательстве и тоже бросился в пропасть.

– Всё самое дорогое, что есть у человека, ему даруют боги, – сказал царь, – и только за истину человек должен платить сам, и такая плата никому не покажется малой.

Учитель истории говорит, что царь сказал эти слова совсем по другому поводу, но всем нравится рассказывать эту легенду именно так.

Потом этот царь решил издать самые справедливые законы. Пригласили разных законоведов, каждый из них написал свод законов.

– Кто из вас считает свои законы самыми справедливыми и совершенными и в доказательство этого готов броситься в пропасть? – спросил царь.

Нашелся только один законовед, и его законы действовали в стране десять тысяч лет, до тех пор, пока жизнь не изменилась и не потребовались новые законы.

Есть и другая легенда, ещё более древняя. Из того времени, когда люди ещё приносили жертвы богам. В те далёкие времена была популярна игра в мяч. Правила этой игры в летописях не сохранились, и сейчас никто не знает, что за игра это была. Известно только, что играли несколько команд и после соревнований лучшие из лучших приносились в жертву богам. Победители пересекали «черту богов» и, перед тем как прыгнуть в пропасть, говорили людям свои последние слова. Их последние слова и их последняя воля считались словами и волей богов.

Дошли до нас и слова одного из древних летописцев, сумевшего прочитать на каменной плите, сохранившейся от древнего стадиона, такую надпись: «С тех пор, как боги покинули землю, не осталось на ней ничего более достойного и захватывающего, чем игра в мяч».

В те очень далёкие времена скала наша называлась скалой богов. Отношение людей к этой скале, вернее, к самой традиции, постоянно менялось, теперь её чаще называли скалой самоубийц.

Я знаю эту скалу с самого раннего детства, сколько помню себя. Наш дом расположен к скале ближе всех других домов, из окна моей комнаты на втором этаже мне как на ладони видна площадка за белой чертой – часть берега, выступающего в море. Берег здесь обрывистый, и лёгкого спуска к морю практически нет. Я не понимаю, почему наш небольшой город построен именно здесь, в таком неудобном месте. Неужели только из-за этой площадки?! Полчаса ходу вправо или влево – и нормальные пологие берега с золотистыми песчаными пляжами, а здесь берега крутые, и в любом месте, если сорвёшься, наверняка насмерть разобьёшься о камни. Но все достойные приходят именно сюда, на эту площадку. Здесь скала достоинства федерального значения. Её охраняют полицейские, всегда здесь толпятся зеваки, паломники и журналисты.

Вот молодой мужчина, респектабельно одетый, из чиновников высокого ранга, с дорогим портфелем в руке, решительной, деловой походкой идёт к скале. Полицейский вежливо у него что-то спрашивает, и он небрежно отдаёт полицейскому какой-то документ. Мог бы и не делать этого – имеет право.

– Не желаете ли сделать заявление для прессы? – зашевелились журналисты и фотографы.

– Не желаю! – не обращая на них особого внимания, он идёт дальше и пересекает белую черту…

Скальные породы в этих местах очень прочные, насыщенного тёмно-коричневого цвета различных оттенков, а то, что называется белой полосой, – это вертикальная плоскость, состоящая из такой же твёрдой породы, как и сама скала. Она проходит через всю площадку параллельно береговой линии и делит её на две части. Природа как будто специально выделила этот участок суши с обрывистыми вертикальными берегами и наделила его чем-то зловещим. Мне кажется, что даже если бы здесь не было никакой скалы самоубийц, то любой благоразумный человек не стал бы пересекать эту черту без особой нужды – природа ничего не делает просто так.

Никто, кроме самоубийц и за редким случаем обслуживающего персонала, не имеет права пересекать белую черту или черту смерти, как её ещё называют. Да и никто особо не стремится её пересечь. Существует поверье: тот, кто пересекал белую черту, долго не проживёт. И много тому примеров. Это касается и служащих, убирающих вещи, брошенные самоубийцами. Они считают, сколько раз каждый из них пересекал белую линию. Пересечь белую линию больше семи раз, туда и обратно, говорят, ещё никому из служащих не удавалось.

Человека, зашедшего за белую черту, уже никто не имеет права отговаривать от прыжка в пропасть.

…Мужчина положил портфель на камень, похожий на скамейку, и, повернувшись спиной к зрителям, стал резко и раздражённо разговаривать по телефону. Закончив разговор, он разбил телефон о камни и сел на каменную скамью. Через некоторое время в пропасть полетели пиджак и галстук. Потом он открыл свой портфель, доставал из него какие-то документы, просматривал их, рвал и бросал в пропасть. Затем он встал и, размахнувшись, забросил портфель далеко в море.

– Чур, мой портфель!!! – дико заорал Купа, наглый толстяк из нашего класса.

– Он не долетел!

– Долетел!

Если портфель упал в море, то его можно достать, охранники собирают только то, что упало на берег, – в море они никогда не полезут.

Мужчина в первый раз обернулся назад и сквозь круглые очки с удивлением уставился на спорящих ребят, бронзовых от загара.

– Точно долетел, он его здорово бросил!

– Как же твой! Кто первый доплывёт!

Они побежали к спуску, а я остался лежать на камнях. Солнце пекло не сильно, было тепло и приятно. Самоубийца ещё сколько-то времени постоял, глядя на горизонт и слушая плеск морской волны, повернулся и пошёл обратно к белой черте.

– Я раздумал! – сказал он полицейскому.

Толпа радостно завопила на все голоса. Теперь ему предстояло пройти экзекуцию. Того, кто пересёк белую черту, но не прыгнул в пропасть, а вернулся обратно, публично бьют плетьми по спине и по голой заднице. Их фото непременно появляется во многих газетах, а в паспорте делается позорная отметка. На своей карьере такой человек может поставить крест. Короче говоря, как сказал о таких людях наш философ-парикмахер: «Их ожидает позорная процедура, которая называется жизнь».

Если человек второй раз пересекал белую черту и второй раз возвращался обратно, а бывало и такое, то его уже наказывали не плетьми, а сажали в тюрьму на долгие-долгие годы.

Та же молва утверждает, что большинство долгожителей – это в прошлом неудавшиеся самоубийцы, побывавшие за белой чертой и там, за белой чертой, захотевшие жить, жить и жить.

Чаще всего люди, перешедшие белую черту, конечно, прыгают в пропасть. Обиженные, разочарованные, несчастные и те, кому не повезло и осточертело, кому по разным причинам плохо живётся.

На белой трибуне стоял ничем не примечательный юноша. Он не был ни обижен, ни разочарован, для такого места он как-то слишком обыденно стоял. Мне стало любопытно, и я подошёл поближе.

– Я чужой в этом мире. Я вижу, как вы все к чему-то стремитесь, вам все здесь интересно, все волнует и захватывает. Вам интересно общаться друг с другом. Мне ни с кем не интересно общаться. Я много чего научился делать, у меня было много разных увлечений, но меня ничто не захватило и не увлекло. Я пробовал играть в азартные игры – бесполезно! Вы всегда возмущаетесь, когда сталкиваетесь с несправедливостью, – я равнодушен.

Где-то вдали заиграла музыка, он прислушался и улыбнулся:

– Я слушаю музыку, и моё сердце трепещет, я люблю поэзию и искусство, но они лишь украшение жизни, но не сама жизнь. Стоит ли жить лишь для того, чтобы послушать музыку? Я послушал, музыка стихла, и в душе осталось прежнее равнодушие. Для меня в этом мире нет дела, которое бы захватило меня целиком. Я не понимаю, как можно чего-то хотеть в этом мире. Для меня это загадка, которую я не разгадал. Я лишний человек. Вы страстно любите всё в этом мире и дерётесь друг с другом за место под небом. Я освобождаю для вас своё место, я дарю его вам!

Обычно все молчат, когда человек подходит к пропасти и прыгает в неё, только иногда кто-нибудь вскрикивает в тот момент, когда уже ясно, что падает и не передумает. И ещё несколько мгновений стоит тишина. Звук удара не слышен, но разговоры начинаются, как мне кажется, именно в тот момент, когда человек ударится о камни. Иногда люди страстно обсуждают случившееся, иногда, как в этом случае, обсуждать нечего. Такое не производит впечатление ни на кого.

– Идите смотреть сильное самоубийство! Там воин! – крикнула моя младшая сестра.

Я пошёл. Сильные самоубийства случаются не так уж часто. Это был один из последних независимых воинов. Независимые воины подчинялись только своей совести и сами всегда решали, на чьей стороне будут воевать. О подвигах этого воина знали все. Стоя рядом с белой трибуной, он в тот момент сам рассказывал о себе.

Когда он был совсем ещё молодым и неопытным бойцом, он с тремя своими друзьями пошёл в разведку. В лесу ему попался куст со сладкой дикой ягодой, и он немного отстал от своих товарищей. Они попали в засаду и были убиты. Из кустов он увидел, что противников слишком много и спасти их он не мог, он мог бы только погибнуть вместе с ними.

– Мой разум подсказывал мне, что я поступаю правильно. Я вернулся к своим и рассказал обо всем, что мы узнали о противнике. Мы разгромили врага, и я смог отомстить за своих друзей. Все считали, что я поступил правильно, но никто не знает о том, что я тогда струсил. Никому это и в голову не пришло! Больше я не трусил. Идя в бой, я не думал, что останусь живым, и бросался на самого сильного противника. Каждый бой был для меня последним и решающим, но кто-то заколдовал меня от смерти для того, чтобы я понял – мне нужно было погибнуть в том первом бою вместе с моими дорогими друзьями. Боги даровали мне жизнь только до того времени. Вся оставшаяся жизнь не от богов, а от разума – она ничего не стоит!

Воина слушали с уважением, но его слова вызвали яростные споры. В тот день в нашем городке было много воинов.

– Жизнь ничего не стоит, если сам человек её не ценит!

– Воин должен идти до конца!

– Боги обманули тебя! Божественное в самом человеке!

– Как мы можем судить о нём?! Он лучше знает свою жизнь! Зачем жить птице, потерявшей крылья?!

Но тут пришёл друг этого воина, такой же независимый воин.

– Мне горько на тебя смотреть – я считал тебя своим другом, а ты был всего лишь истуканом! Воин должен пройти через невыносимые душевные муки, и только тогда он – воин, равный богам, и обретает ценность жизни и смерти, которую боги у него не могут отнять! Ты прошёл через подвиги своего тела, ты человек только наполовину! – Он молча повернулся спиной к белой черте, чтобы не видеть больше своего бывшего друга.

И тут случилось то, чего не случалось никогда: воин вернулся из-за белой черты! Воины никогда раньше не меняли своего решения и всегда прыгали в пропасть, потому что для воина вернуться обратно было величайшим позором!

Его высекли под овации и восторженные крики толпы. Это был подвиг, о котором долго ещё говорили. В учебниках военной истории он описан среди величайших подвигов. То, что для одного человека трусость, для другого – великий подвиг. Важно, кто переходит белую черту!

Какие-то, особенно сильные, самоубийства запоминаются надолго, но чаще самоубийства происходят очень обыденно…

– Женщина, не делайте глупости! Не пересекайте черту! Поделитесь, расскажите, я прошу вас! – это сердобольная журналистка встала на пути очередной самоубийцы.

Женщина послушалась, рассказывает. Её обступает народ и замирает вокруг неё. Ей сочувственно кивают, поддакивают, возмущаются…

– Это не люди – с человеком так поступать!

– Да вы мне только скажите, кто он, я сейчас пойду и череп ему проломлю!

– Надо было к судье сразу идти!

– Вы сейчас просто расстроены! У вас в жизни всё наладится!

– Постойте минуточку!

Поздно. Она пересекла белую черту, сказав:

– Нет уж, хватит с меня всего этого!

Все замолчали. Женщина усталой, но решительной походкой подошла к пропасти и, не оглянувшись, сделала роковой шаг. Толпа ахнула, начались сдержанные обсуждения. Чем-то она была похожа на капризного ребёнка – «не понравилось и уйду!»

На сердобольную журналистку эта смерть произвела большое впечатление, она что-то говорила коллегам о своих переживаниях, руки её тряслись, и вся она дрожала. Потом заявила, что она всё поняла и больше никогда больше сюда не придёт, и ушла.

Не знаю, что она могла понять. Ребята называют это слабым самоубийством. Те, кто здесь живет, понимают, что смерть одного человека никак не равна смерти другого человека.

– Пропустите нас! – Толстая волевая женщина решительно шла через толпу и вела с собой девочку лет восьми и мальчика лет пяти.

Шум мгновенно стих, и толпа молча расступилась. Я сразу узнал её, и моё сердце замерло. Просто замерло, и мне кажется, что оно и не билось в то время.

– Куда ж вы детей-то ведёте?! Вы же мать! – воскликнула какая-то женщина с ребёнком.

– А вот это не твоё дело! – огрызнулась та.

У белой черты дорогу ей преградили полицейские:

– Согласно закону…

– Да, я знаю! – она перешла белую черту, оставив детей с полицейскими.

Молодой обаятельный лейтенант присел перед детьми на корточки и тихо о чём-то расспрашивал.

– Да, это наша мама.

– Да, мы её любим.

– Папа был моряком, он утонул в море, – слышались детские голоса в тишине, нарушаемой только шумом моря и стрёкотом двух телекамер.

– Я с мамой!

– Я с мамой!

Дети перешли белую черту. Теперь они стояли рядом с белой трибуной. Дети прижались к матери, и она положила им руки на плечи.

– А теперь объясните нам, пожалуйста: чем вы все лучше нас? Я работала всю жизнь, без единого проблеска чего-то хорошего, мы питаемся отбросами, я ни разу не смогла сшить для дочери новое платье…

Это была обычная история об ужасающей нищете и беспросветной тупой работе. Но, наверно, не совсем обычная. Эта девочка училась в нашем классе. Мы друг друга всегда замечали. Мы иногда разговаривали, как обычно, как все. Мне казалось, она чувствует мой взгляд. Иногда она поворачивалась и сразу смотрела мне в глаза. И, когда она на меня начинала смотреть, я как бы невзначай поворачивался, мы кивали друг другу и улыбались. Уже позже, став взрослым, я понял, что так смотреть друг на друга означает больше чем просто симпатию.

Действительно, платье у неё было из выцветшей ткани, и видно было, что оно переделано из взрослого платья. Я замечал, как она в этом платье собирала хворост для погребальных печей. Наши ребята этим не занимались – за это совсем уж мало платят.

Двое солидных мужчин стояли в стороне ото всех, прямо надо мной, загораживая мне солнце.

– Очень скверная история! Эту женщину надо бы как-то очернить, очень плохо, что на неё у вас ничего нет – жирная свинья этим воспользуется! Вон он, уже бежит!

«Жирная свинья» уже подходил к микрофону с кипой бумаг в руке:

– Я не могу без слёз и содрогания смотреть на это! Моё сердце не железное! Но я должен смотреть – вот результат политики нашего мэра!

– Зря старается! До выборов ещё год – через год о них все забудут! – сказал мужчина, стоящий возле меня.

Они ошибались.

Я смотрел на свою одноклассницу. Она смотрела немного в сторону и, казалось, меня не замечала. Я ведь тоже на неё не всё время смотрел. Прибежали девочки из нашего класса, взволнованно говорили о ней, но уже немного, как о посторонней. Белая черта сильно действует на людей.

– У вас даже нет правдивых богов! – говорила её мать. – Ваши лживые боги, как и политики, придумывают законы для других, а сами им никогда не следуют. Разве это боги?!

Обстановка вокруг скалы накалялась, сбегался народ.

– Я никогда не хитрила ради собственной выгоды – это противно моему духу! А что делаете вы? Я насквозь вижу все ваши хитрости и хитрости тех, кто хитрее вас. На что вы размениваете свой дух?! И те, кого вы считаете героями, – вовсе не герои, а всего лишь жалкие наглецы! Поклоняйтесь и дальше деньгам и пиратам! Дух покидает эту землю!

Пиратство на море в то время было разрешено. Закон запрещал преследовать пиратов, сошедших на берег, в порту их корабли с чёрными флагами находились под охраной закона о пиратской неприкосновенности. Нельзя было даже вслух назвать пирата пиратом, если это не было доказано правительственному суду и подтверждено судьёй. Для такого доказательства требовался протокол, составленный и подписанный тремя добропорядочными гражданами в присутствии пирата, личность которого установлена, непосредственно во время совершения им убийства или разбойного нападения на корабле, взятом пиратами на абордаж.

Один рыжий парень из старшего класса, разговаривая со своим другом, слишком громко назвал пиратом человека, сходящего с пиратского корабля. Но тот оказался видным сенатором и заявил о своих правах. Вместо обычного для такого случая подзатыльника рыжего выпороли перед всей школой два солдата.

Я подошёл ближе. По её щеке текла слеза, но она не обращала на это внимания. Мне казалось, что вот-вот что-то произойдёт, что-то из ряда вон выходящее, и они не прыгнут. Это невозможно!

– Мы честнее вас и ваших богов! – сказала напоследок её мать.

И они прыгнули. До этого момента я представлял себе мир как-то иначе, в моём прежнем мире такого произойти не могло. Все мудрые боги, о которых мне с детства твердили, оказались тупыми, равнодушными животными, и ночью, когда сторожа собираются на берегу у костров, прокравшись в школу, я разбил статую главного бога.

После сильного самоубийства над скалой всякий раз нависает какая-то тяжесть, и обычно в этот день, а иногда и в несколько последующих никто больше не заходит за белую черту. Может быть, потому, что слабые по духу самоубийства, совершаемые по ничтожному поводу, никого не могут впечатлить.

Все ждали непонятно чего, но ясно было, что люди просто так теперь не разойдутся. Пришёл пожилой чиновник из мэрии с трясущимися щеками. Пришёл, чтобы успокаивать народ. Было ему от чего трястись! Он как будто зажигал спички над бочкой с порохом. Неверно сказанные слова в таких случаях выливаются в беспорядки, бунты, смену власти, влекут за собой длинную цепь убийств.

Уже был избит «жирная свинья», просто чтобы не мешался – он был тупым и не чувствовал того, что чувствовали все: «Истина есть! Можно жить совсем по-другому!» И в этом проблеске все видели кошмарный гнёт бессмысленной жизни и наполнялись ненавистью к тому бездарному цинизму, который заставляет людей каждый день возвращаться к своим малоприятным делам. Мне казалось, что я в жизни всё понял, как будто я тоже прыгнул вместе с ними.

Чиновник был обречён. Меня позвали домой. В тот день жгли пиратские корабли, и ещё месяц, пока шли беспорядки, скала пустовала. Потом всё пошло своим чередом.

– Пропустите меня, пожалуйста, я тоже самоубийца, – старушка в большой соломенной шляпе неверной походкой шла к белой черте.

Перед ней охотно расступались, но она не собиралась пересекать белую черту, а пошла к нижней трибуне.

Есть две трибуны: верхняя – за белой чертой и та, что пониже, – перед белой чертой. Нижнюю называют трибуной попрошаек.

Старушка сначала просто порыдала, потом заголосила:

– Дом у меня сгорел, со всем добром! Всю жизнь копила, наживала – и нет ничего! Что делать на старости лет, не знаю! Хоть в пропасть прыгай! Ничего мне больше не остаётся!

Старушке сочувственно поддакивали, давали деньги и советы, показывали пальцами на сгоревший дом, находящийся высоко на холме. Пришёл чиновник из префектуры, и старушку куда-то увели, пообещав уладить вопрос.

Вот человек, который потерял всю свою семью:

– Ничего мне больше не надо. Моя жизнь опустела. К чему мне такая жизнь?! Я же человек, а не животное!

Штатный психолог нехотя вступает с ним в диалог. Мы знаем, о чём он с ним будет говорить, выучили уже наизусть – неинтересно! И мы шли послушать философа-парикмахера. Он всегда ходил со складным табуретом и стриг прямо здесь. Я и сейчас как будто слышу его голос:

– Подожди! Ты не готов к смерти! Куда ты спешишь? Ты боишься, что у тебя отнимут твою смерть? Почему бы не отнестись к ней с уважением?! У тебя нет ничего, кроме твоей смерти, – так предстань перед ней в лучшем виде! Можно не любить жизнь и презирать богов, но стоит ли пренебрегать своей смертью?! Смерть не исправит того, что ты должен исправить сам! Подари ей хотя бы что-нибудь совершенное – пусть это будет причёска, которую я сделаю!

Он никогда никого не отговаривал от прыжка в пропасть – он учил людей «правильной смерти».

– Если ты тревожишься здесь, – говорил он, – то там тебя ждёт тревожность в чистом виде, без конца и без края, от которой негде скрыться и не с кем её разделить! Мертвые не знают покоя, поэтому они возвращаются вновь к своим брошенным делам и тревогам.

– Разумом-то я понимаю, что не нужно тревожиться…

– Твой разум, как воин-наёмник, предаст тебя, если увидит, что ты слаб. Он не будет сражаться с твоей тревожностью! А если ему бросить кость надежды – он впадёт в другую крайность и завиляет хвостом. Подлый пёс – пёс-предатель!

Вокруг него всё время собирались люди, некоторые приходили издалека, чтобы его о чём-нибудь спросить или просто послушать его.

– Где находится вечность?

– Здесь! Там, за белой чертой, её не найти! Я пребываю в вечности! Ты – нет! Так где же она?

– Но как её найти?

– Не прячься от неё! Ты спрятался за её противоположность – за однообразные повторения одного и того же. Какое жалкое подобие вечности ты выбрал!

– Могу ли я сейчас правильно умереть?

– Нет! У тебя слишком кислое лицо! Ты не нашёл в себе радость. Что может быть хуже тоскливой смерти?!

Но я так ни разу не увидел ни одного радостного самоубийцы. Парикмахер был первым и последним. Но самоубийцей он не стал. Однажды он серьёзно заболел, и врач сказал, что дни его сочтены. Со всех концов страны в наш город приезжали ученики и последователи философа. Но он так и не вышел из своей хижины и не бросился в пропасть.

Недруги говорили, что перед самой смертью он сказал: «Я ещё не готов!» Ученики же утверждали, что он сказал: «Я умираю каждое мгновение и каждое мгновение рождаюсь вновь. Мне не нужно выходить из дома для того, чтобы броситься в пропасть, – я бросаюсь туда каждый миг».

Но что бы он ни сказал – ожидавшие были разочарованы. Называвшие себя учениками и последователями разъехались, никто из них в пропасть не бросился, школа «правильной смерти» перестала существовать.

Потом что-то произошло. Время изменилось или люди, но всё стало не таким, как раньше. Была война, и о скале самоубийц все забыли. Была кампания против традиции, и скалу самоубийц оградили высокой каменной стеной, вдоль которой ходили часовые. Но такие кампании были всегда, и скалу закрывали много раз.

Я был тогда уже студентом. Мой приятель, который пошёл по церковной линии, сказал, что за восстановление традиции тайно выступила церковь. Вернувшиеся из-за белой черты хорошо чувствуют за собой вину, они очень добросовестные прихожане, и от них большие доходы.

Есть странное древнее пророчество, оно гласит: «Когда люди не будут слушать тех, кто за белой чертой, – они перестанут слышать друг друга, каждый будет сам за себя, и жизнь потеряет силу».

– Вот видите, стена! – видный учёный выступал у стены перед телекамерой. – А мы с вами прекрасно слышим друг друга! Нам тёмные пророчества не нужны! Общество наше процветает, оно стало стабильным – его не могут расшатать выступления безумцев-самоубийц! Самоубийство – это болезнь! Нами уже найдены невидимые глазу мельчайшие червячки, вызывающие это заболевание, и мы уже научились излечивать таких больных горькими пилюлями.

В то время тюрьмы были переполнены людьми, которые попадали туда за неосторожно сказанные слова. За пределами тюрем их никто и никогда больше не услышал.

Постепенно произошла странная перемена: то ли люди поглупели, то ли слова потеряли свою силу – просто никто уже не мог сказать ничего такого, что было бы опасно для власти. Некоторые, недовольные властью, очень старались, но слушали их равнодушно.

Правительство опять сменилось, стену снесли, и опять появились самоубийцы…

Проходило время. Бездарно проходила и моя жизнь. В ней не было ничего особо хорошего и ничего особо плохого. Время то тянулось невыносимо медленно, неизвестно отчего, то пролетало – не успеешь оглянуться.

Никакого шанса на другую жизнь у меня нет. Можно как-то изменить условия своей жизни, но по большому счёту жизнь не изменишь. Смысла нет. Всё равно что переставить мебель в квартире.

И чем больше я думал о своей жизни, тем всё отчётливее понимал, почему она так бездарно проходит. Я упустил свой шанс. Мне нужно было перейти черту вслед за моей одноклассницей, пока они ещё не успели прыгнуть в пропасть.

Я сотни раз потом представлял, как я это делаю. В разных вариантах, по-разному я говорил, по-разному мне отвечали, по-разному разворачивались потом события. Но всё это было уже после. Будь я хотя бы немного взрослее! Почему боги так рано решили меня испытать?

Я спрашивал себя, не навязчивость ли это? Нет, всё нормально. Всё слишком нормально! Только не хватает в жизни чего-то такого, ради чего человеку стоит жить, но можно прожить и без этого. Если бы время вернулось назад, я без сомнения перешёл бы белую черту. А сейчас уже всё равно.

Пожилая женщина, стоя на белой трибуне, показывала всем какие-то многочисленные бумажки. Я подошёл поближе, чтобы было слышно.

– Вот посмотрите, какой я была раньше, – женщина показала пожелтевшую от времени фотографию молодой красотки. – А что теперь? Вы видите! За последнее время они мне сделали десять операций. За эти деньги можно было десять человек вылечить, а я не могу сказать о своём здоровье ничего хорошего! Они только выбивают из меня деньги! Я никак не удовлетворена своим самочувствием! Мне надоело писать жалобы!

– Вы должны были в десятидневный срок предъявить в департамент квитанции за предыдущую операцию, – вежливо отвечает ей представитель госпиталя, – без них гарантия вашего здоровья в соответствии с принятыми нормами составляет 12 процентов. Ваше самочувствие по объективным параметрам вполне соответствует 12-процентной гарантии. Мы имеем нотариально заверенные результаты ваших анализов…

– А то, что после шестой операции вы не обеспечили меня здоровьем в соответствии с приложением к договору, – это вы как объясните?!

– Ничего подобного! Наши рекламные обязательства мы всегда строго выполняем…

Эта женщина собиралась покончить с собой, чтобы доказать своё плохое самочувствие и насолить врачам. Госпиталь в случае её самоубийства должен был заплатить крупный штраф, а врачи лишались надбавок за профессиональное мастерство.

И всё это никому не казалось абсурдным – всё было в порядке вещей.

После всех препирательств женщина с достоинством выпила две таблетки, чтобы ей не было страшно, и шагнула в пропасть.

– Ну, наконец-то! – это говорит другая женщина, ожидающая своей очереди.

Она пришла сюда со своим мужем. Они вместе переходят белую черту. Сразу слышится ругань, они оскорбляют друг друга. В чём дело – понять сложно. Они пришли разобраться «кто кому испортил жизнь», а говорят в основном о том, кто из них «кружку не туда поставил». Они объясняют, что вот так они каждый день друг с другом общаются и это невыносимо. Каждый день – невыносимо! У них уже взрослые дети, которые не пришли сюда. Детям всё равно, прыгнут мать и отец в пропасть или нет. Детям это всё, видимо, надоело, и тошно им от своих родителей.

– Нет, я не буду прыгать, я ни в чём не виноват! Прыгай сама, если хочешь!

– Ну скажите вы все: кто из нас виноват?

От зрителей, конечно, однозначных ответов нет. Я ухожу оттуда – что тут скажешь?! Чем бы всё ни закончилось – всё одинаково ужасно.

Заходят за белую черту и очень злобные и неприятные люди. Они наговорят обо всех столько гадостей, что возвращаться обратно уже неприлично. Они прыгают в пропасть, не вызвав к себе ни малейшего сочувствия.

Теперь это уже не слухи. Самоубийства стали случаться не только на скале самоубийств. Они ничего не хотят говорить и не ждут ни от кого ни сочувствия, ни понимания. Слова, произносимые за белой чертой, потеряли силу.

Я стал ездить по стране и с удивлением узнал, что есть тихие и спокойные города, где жизнь течёт размеренно и неторопливо. Там ничего не знают ни о белой черте, ни о самой традиции. В других городах я обнаружил то, чего никогда не было в нашем городе, – это нищие: уродливые от рождения, калеки, слабоумные и просто жалкие и беспомощные. В наш город они не приходят, даже самые сумасшедшие, даже случайно. В каждом из них живёт страх перед белой чертой, неизвестно откуда взявшийся.

Теория «червячков» долго не продержалась, её вскоре разоблачили, а потом и вовсе забыли о ней, но мнение о том, что самоубийство – это болезнь, осталось. Скалу самоубийств никто специально не запрещал, но «больных» теперь никто не слушал. Их побаивались, никто не знал, что делать в том случае, если, послушав «больного», самому захочется прыгнуть в пропасть. Как такому желанию противостоять – неизвестно. Кто может быть в себе уверен? Только врачи! Они не относятся серьёзно к словам больных, к тому же это их профессиональный риск.

Прошли годы. Я один из старейших жителей в нашем городке. На скале достоинства разместился парк аттракционов. Там есть аттракцион «Прыжок в пропасть». Так на моих глазах перестала существовать традиция, которая поддерживалась много тысячелетий. Теперь уже можно считать, что дух окончательно покинул нашу землю.

Я люблю смотреть, как прыгают в пропасть. Белую черту я никогда не пересекал и не пересекаю – я смотрю снизу со скамеечки. Молодёжь любит прыгать – захватывает дух! У всех прыгнувших сияющие счастливые лица. Я сижу и думаю: может быть, дух и не покидал землю, а совсем наоборот? Разве жизнь можно понять?!

Однажды я как-то сказал о том, что раньше здесь действительно прыгали в пропасть для того, чтобы разбиться, – мне не поверили, подумали, что это шутка такая чудная.

Начался век развлечений и недостоверной информации. Дети теперь не ходят в школу, а сидят по домам перед многочисленными экранами. Появились развлекательные науки, и никто по-настоящему не знает, что вымысел, а что было и есть в действительности, и никого это особо не беспокоит.

Завтра мой юбилей. Меня будет поздравлять мэр нашего города, и происходить это будет в парке аттракционов. Завтра я наконец-то перейду через белую черту. Я сказал организаторам, что в свои годы я ещё остроумен, во мне не иссякло чувство юмора, и даже пообещал пошутить.

Храм

Строительство храма началось с купола. Весть об этом необычном строительстве быстро разнеслась по всей Многоголосой. Любопытные приезжали со всех краёв, чтобы своими глазами увидеть диковинное сооружение из строительных лесов, увенчанное разноцветным куполом.

– То, что строится снизу вверх, – это не храм, а бытовое сооружение. Храм должен строиться сверху! – говорил Арихитек, строитель храма – человек неординарный, известный странными высказываниями.

Учёные, архитекторы, строители, математики, механики, скульпторы, художники и просто люди, стремящиеся ко всему незаурядному, съезжались сюда как на праздник. Они подсказывали решения сложных технических проблем, спорили, рассчитывали устойчивость, изобретали оригинальные конструкции по замене временных опор, механизмы для вдавливания фундамента, предлагали свои конструкции башен для поднятия и опускания храма. Прямо здесь создавались и опробовались новые строительные технологии.

Каждый камень, каждая деталь вначале поднимались выше купола, а затем опускались вниз. Все строители и художники, начавшие расписывать купол, каждое утро также поднимались выше храма, а затем уже опускались вниз и приступали к своей работе.

Казалось, что конструкция, имеющая колоссальный вес, парит в воздухе над причудливыми подъёмными сооружениями и вот-вот рухнет. Многие боялись подходить близко к строящемуся храму в ожидании катастрофы.

Каждый день приезжали сюда и знатные люди – финансисты и просто очень богатые. Для них это было экономическое чудо. Они думали о том, что стоимость строительства такого храма в сотни раз выше стоимости строительства храма обыкновенного, а конечный результат тот же самый.

Строительство храмов почти всегда дело политическое. Какой-нибудь завоеватель, разоривший соседние страны, строил храм для более полного удовлетворения своих амбиций и тщеславия. Строили храмы священнослужители. Храмы великих священнослужителей всегда строились чуть выше, чем храмы богов, которым они служили. Правители возводили храмы для объединения народа единой идеей служения богам и сенату, чтобы держать его в повиновении и, по возможности, в страхе.

Иногда и простолюдины после слишком кровопролитных войн собирали жалкие гроши и строили храмы в память об ужасных трагедиях. Иногда храмы строились беспричинно, потому что всегда есть богатые люди, со страхом думающие о своей смерти и желающие увековечить себя в компании с солидными богами. Всё же очень часто денег на завершение строительства храмов не хватало. На строительство этого храма деньги находились всегда. Храм не посвящался богам, вечно укоряющим человека, – строился Храм Человеческой Глупости.

Арихитек заявил, что в храме персонально будет увековечен любой, кто пожелает увековечиться, но для этого нужно совершить какой-либо подвиг, соответствующий храму. Подвиги совершались! Но какие! Над ними потешалась вся Многоголосая.

Великие и грозные боги по разным причинам тоже заслуживали великой чести – быть в храме, тем более что межрелигиозные войны велись довольно часто. Спор возник только из-за главного бога, сотворившего мир. Яростные споры не стихали, единого мнения не было.

– Кто же, как не он, сотворил человеческую глупость?! – вопрошал Арихитек. – И неужели он, сотворивший мир, не причастен ко всей глупости мира?!

Наконец народное собрание вынесло решение: достоин быть в храме!

Не было ни одного исторического персонажа, о котором можно было бы сказать, что в этом храме ему не место. Все были к месту и по праву!

Так был построен самый человечный храм. Он не упал, строительство было успешно завершено. Лучшие скульпторы и художники того времени изобразили природу, людей и богов. Там были изображены сцены подлинных исторических событий. Всё вроде бы как в других серьёзных храмах, но люди толпами приходили туда, чтобы смеяться. Поводов для смеха было предостаточно. Вся история людей и богов была представлена в подлинном свете.

– Это не настоящий храм! – возмущались священники.

– Это самый что ни на есть подлинный храм! – отвечал Арихитек. – Кто усомнится в человеческой глупости?! А храмы богам – это памятники вашему сомнению!

«Этот храм, – писал Георгий, – я обнаружил на одной очень древней и уютной планете. Он сразу привлёк моё внимание, так как очень отличался от всех других строений. В нём гармонично сочеталось великое и комическое, грустное и смешное. Без объяснений Капитана можно было догадаться – это Храм Человеческой Глупости.

Капитан рассказал, что этот храм неоднократно пытались разрушить по разным причинам, в частности из-за надписи над главным входом: «В память обо всех».

– Что значит «обо всех»? – спросил я Капитана. – Это значит – и о нас тоже?

– Логично, – ответил Капитан».

Идеальное благополучие

– Теперь ты рассказать про твой смерть! – попросила Людвика.

Людвика всегда говорила легко и свободно, нисколько не заботясь о правильности своей речи. В дверь в это время позвонили.

– Здравствуйте! Я собираю деньги с подъезда на похороны Маргариты Сергеевны, – заявила заспанная старушка с серьёзным лицом.

– Очень хорошо! – выступил вперёд Антонио. – Просто великолепно! Сколько вы хотите собрать?

– На поминки ведь ещё хоть сколько-нибудь нужно! – озабоченно лопотала старушка.

– Вот, возьмите, пожалуйста!

– Ой! Это очень много! – Она начала неумело считать, рискуя всё рассыпать. – Это ж два раза похоронить можно!

– Было бы просто замечательно!

– Какой добрый молодой человек!

– И непременно с оркестром! Я хочу слышать музыку!

Они снова расположились в кабинете.

– Я думала, что, выйдя на пенсию, буду жить так, как мне нравится, что всё у меня будет по-другому, – начала Людмила Петровна. – До этого я никогда не была лентяйкой, а тут решила, что сначала нужно отдохнуть и позаботиться о своём благополучии.

Мне было достаточно малейших признаков благополучия, чтобы облениться и ничего не делать. Вернее, я считала, что я думаю. Ну как человек может думать, если у него всё благополучно?!

Людмила Петровна развела руки в стороны. Очень эмоционально.

– Такая простая мысль мне тогда в голову не приходила! Я много спала, ела. Когда я смотрела на себя в зеркало…

– В простое зеркало? – уточнил Константин.

– …в простое зеркало, то я себе очень не нравилась! Как я могла нравиться кому-то ещё?! Я ненавидела своё лицо – ужасная смесь довольства и страдания! Можно по-разному читать книги, слушать музыку, посещать театры и выставки. Если в итоге твой разум укладывает всё это на полочку твоего благополучия, то нет никакой разницы в том, что ты делаешь. Проще смотреть телевизор и читать детективы – результат тот же самый! Разум будет стремиться к упрощению. Ему нужны впечатления, он разборчив, но не настолько!

– Это очень понятно! – согласился Константин.

– Я хочу рассказать об одном своём впечатлении ещё школьного периода. Я иногда заходила в гости к одной своей школьной подруге, Розе. Она жила на соседней улице, в коммунальной квартире. Почему-то я обратила внимание на одну неприятную старуху, которая жила в этой квартире. Какая-то она была неприветливая, всегда сонная и раздражительная.

Однажды я наблюдала, как она стоит на кухне и на массивной чугунной сковороде жарит массивные толстые котлеты, и сама она в велюровом халате до самого пола, такая же, как и её котлеты, массивная и толстая. И вся такая всем недовольная! И у меня вдруг мелькнула мысль: «А зачем она живёт? Зачем же жить, если всё не нравится?» И тогда я подумала: «Вот такой я не буду никогда!»

Я почему-то долго помнила эту сцену, как я стою с портфелем у дверей, а она у плиты жарит свои котлеты. Почему я её так помнила? Не только потому, что она умерла через несколько дней!

– Чудесная у вас способность – отправлять старушек на тот свет! – заметил Антонио.

– И вот стою я перед зеркалом, смотрю на себя и вдруг вижу то же самое! Я вспомнила её! Я такая же, как она! И мне себя ничуть не жаль, и выхода не вижу никакого! Такое отчаяние я пережила! Такую безысходность! Как будто кто-то подшутил над моей самоуверенностью! Я незаметно для себя стала такой, какой мне меньше всего хотелось бы быть. Многие люди со старостью начинают больше беречь себя, лелеять свою слабость, ни в чём не упускают своей выгоды. Моя подруга говорила, что это люди, умудрённые жизненным опытом, но сейчас я понимаю – никакой мудрости здесь нет. Это наш разум заводит нас в тупик. Только скажи своему разуму: «Я хочу, чтобы у меня всё было благополучно!», и он приведёт тебя в самый ад!

– Интересно! – сказал Константин. – А если мы захотим «жизни вечной», где мы окажемся?

– Ты действительно это хотеть знать? – спросила Людвика.

– Нет-нет! Это я так! Размышляю! – спохватился Константин.

– Когда умерла моя подруга, – продолжала Людмила Петровна, – я решила, что настало время вернуться в свою квартиру, где каждая вещь что-то мне напоминает о моей жизни. Вошла и подумала: «Вынести все вещи из квартиры, и от моей жизни не останется ничего! И нет ничего, что не умерло бы вместе со мной!»

– Но вы умерли как-то удачно! – сказал Антонио. – От вас кое-что осталось!

– Я кое-что нашла. Когда я была молодой и смотрела, как некоторые люди прозябают, влачат жалкое существование, я думала: почему? Я решила: значит, это их устраивает! У каждого человека в любой ситуации есть выбор: вверх или вниз! Всегда человек может этот шаг сделать. Если человек вообще может что-то сделать – это именно такой шаг!

– Но не всегда понятно, какой это шаг, – возразил Константин. – Какой ведёт вверх, а какой куда-нибудь в сторону. Иногда не знаешь, где верх, где низ!

– Это всегда понятно! Можно сказать по-другому – это шаг к духу! А это понятно всегда! Наш разум слишком старательно выполняет своё предназначение, даёт нам возможность существовать, осуществлять наши стремления, создаёт условия для чего-то, а для чего – этого он постичь уже не может. «Для чего» – это уже внутри нас. Разум не знает, что существование – это ещё не всё.

– И какой же шаг вы сделали? – спросил Константин.

– Я видела, что превратилась в какую-то дрянь и что скоро умру. И ничего в жизни больше не будет. Я решила хотя бы умереть по-своему, а не так, как мне предназначено судьбой, высшим разумом или кем-то ещё. Я вернулась в свой внутренний мир, а у него совсем другая логика. И вся моя никчёмная жизнь приобрела смысл.

– Не понимаю, – возразил Константин, – какая же здесь логика? Ваш последний шаг имеет смысл, а предыдущая жизнь – она и осталась такой, какой она была! Как можно задним числом внести смысл в свою прошедшую жизнь?

– Здесь есть одна тонкость! Сейчас я вижу, что вся моя жизнь вела меня к этому шагу, но если бы я этот шаг не сделала, то оказалась бы, что моя жизнь вела меня куда-то ещё.

– Где здесь логика? – недоумевал Константин. – Человек, допустим, делает какой-то случайный шаг в своей жизни, а потом ему кажется, что к этому шагу его подвела вся предшествующая жизнь. Это всего лишь его интерпретация! Он, конечно, может всё что угодно думать о своей прошедшей жизни, но она от этого не изменится!

Он посмотрел на Людвику и понял, что всё может быть не обязательно так – может быть как-то ещё.

Ритмы, которые мы выбираем

Если человек сбился со своего жизненного ритма – он представляет собой весьма жалкое зрелище: и в жизни ему не живётся, и всё-то ему не так. Но пока много раз не собьешься с ритма и не найдёшь его снова, никогда не задумаешься ни о каких ритмах. Найти подходящий ритм – дело не простое, но чаще всё происходит само собой, какие-то события вовлекают человека в свои ритмы. Подхватит такой ритм человека, а человеку кажется, что это его ритм, это он такой и жизнь у него такая. А бывает, что не втягивает человека в водоворот нужных событий, обошёл его стороной «Его Величество Случай», и прозябает человек на задворках жизни. Такой ритм Антонио называл «никакой».

Человек с «никаким» ритмом чего-то ждёт в жизни, сам не знает чего, будто что-то изменится и всё будет по-другому, а сам продолжает жить в случайных ритмах, которые преподносят ему ничтожные обстоятельства.

Антонио менял свои ритмы сам, в отличие от тех, кто эксплуатирует свои удачные ритмы до конца, а потом, волею случая, они в один миг становятся «никакими».

Чтобы нужные обстоятельства возникали, считал Антонио, нужно, ни с чем не считаясь, поддерживать нужный ритм, быть слегка сумасшедшим.

И это у него получалось. Он всегда был в каком-то своём ритме.

Приглашенный оркестр ожидал репетиций, но их не было. Все были на взводе, никто не знал, что нужно будет играть и как. Но пришли и заняли указанные места, чтобы не сорвать мероприятие. В последние минуты дирижёр поймал за руку помощницу Антонио, неадекватно спокойную и какую-то расслабленную, и взволнованно объяснил ей ситуацию.

– Да? Оркестр? – сонно переспросила она.

– Что нам делать???

– Смотрите на него: покажет на вас пальцем – играйте; поднимет ладонь – остановитесь.

– Что мы должны играть?

– Ну, «Калинку-малинку» какую-нибудь! Я сейчас пойду, всё выясню и вам скажу!

И ничего она не выяснила! Мероприятие началось!

– Что будем играть?

– «Калинку-малинку»!!! – раздражённо ответил дирижёр. – Принципиально!

И когда в момент напряженной тишины Антонио торжественно указал пальцем на оркестр, оркестр вразнобой заиграл «Калинку-малинку».

– «Мы играем на свадьбах и похоронах!» – гнусаво прокомментировал Антонио и сделал из своего лица нечто невероятно кислое.

Зал лопался от смеха!

– Какой позор! – прошептал дирижёр.

Антонио издалека махал руками, скакал, кривлялся и гримасничал, изображая нужную мелодию. Всякий раз оказывалось не то! Антонио сокрушался, народ хохотал до слёз, в оркестре никто не смеялся.

– Он из нас идиотов делает! Я отказываюсь играть!!! – воскликнул пожилой саксофонист, дрожа от негодования.

– Всё-ё-ё!!! – как-то неестественно завопил дирижёр и в гневе сломал свою палочку. – Мы уходим!!! Собираемся! К чёрту контракт!

Музыканты стали беспорядочно собираться под хохот публики.

– Что ты сидишь? Я сказал «собираемся»!

– Вон!!!

– Что вон? – дирижёр повернулся.

К нему, как нашкодивший кот, на четвереньках приближался Антонио. Дирижёр не в силах был удержаться от истерического смеха, вмиг переполнившего его от кончиков ногтей на ногах до кончиков седых волос.

– Нам не объяснили… мы приехали за полтора часа… мы думали, будет репетиция…

Антонио со всем соглашался и послушно кивал. Кивал, кивал и кивал! А публика заходилась от хохота!

Когда оркестр наконец-то правильно и даже виртуозно сыграл нужную мелодию, овациям не было конца! Дирижёра восторженно поздравляли, говорили о том, как гениально он разыграл сцену вместе с шутом Антонио.

Ему никто не верил, включая музыкантов оркестра, что эта сцена не была спланирована и отрепетирована.

– Нам-то зачем говорить это?! – сказали музыканты.

– Такие условия контракта! – бросил кто-то.

И всем сразу всё стало ясно, и больше дирижёру никто вопросов не задавал, а он сам перестал говорить на эту тему.

– Ну ты хоть, Палыч, признайся! Ты кричал: «Из нас идиотов делают! Отказываюсь играть!» Знал ведь всё и никому не сказал! Что «нет»?! Ты нас за дураков считаешь? Между прочим, это уже оскорбление!

Антонио никогда ни к чему не готовился, достаточно быть в ритме. И если это сильный ритм, тогда в него впишется всё, что бы ни произошло. Когда выступал «шут Антонио», не было такого времени, чтобы внимание зрителей было не приковано к его выступлению, даже когда он молчал и сидел за столом с кислой физиономией. Он сидел как надо!

И когда все присутствующие звенели бокалами и оживлённо беседовали между собой – у всех было ощущение, что выступление продолжается. Одно его движение могло всё изменить. Некоторые даже спиной чувствовали – опять что-то начинает происходить. С Антонио не мог сравниться никто!

– Давай выпьем за тебя, Антонио! – предложил однажды президент. – Мы с тобой на равных! Никто, кроме меня, этого не понимает. Я один знаю, почему ты самый лучший шут в мире! Ты никогда никого не развлекаешь – ты всегда развлекаешься сам!

За несколько дней до встречи с Людмилой Петровной и Константином Антонио вспоминал Георгия по какому-то совершенно незначительному поводу. Он замечал, что значительные события начинаются с событий едва заметных, которые повторяются с нарастающей интенсивностью. Что-то ещё напоминало в эти дни о Георгии. Именно следуя ритму Антонио решил наудачу «заехать к Георгию».

Константину не верилось, что Антонио впервые за несколько лет посетил квартиру Георгия и именно в нужный момент. Он так и хотел сказать слово «случайно», но не сказал.

В глазах Антонио Константин был похож на воинствующего динозавра. У него не было своего ритма, никакого. Он был тот самый «никакой» и не имел понятия ни о каких ритмах. Его паузы в разговорах, когда ему в голову внезапно приходила какая-нибудь мысль, могли кого угодно вывести из себя. Он не замечал, что у него часто меняется настроение. Слова Антонио о том, что нужно хотя бы немного обращать внимание на своё настроение, он просто игнорировал. Он шёл напролом, раздирая ритмы, сомнения, внутренние противоречия.

День шута

«Я самое жалкое, самое ничтожное существо на свете! Зачем я существую? Почему я не могу пребывать в вечном покое, превратиться в точку, исчезнуть из мира, погрузиться в абсолютное небытие? Мне ничего и ни от кого не нужно. К чему эта мука? Зачем? Я абсолютно беззащитен, я не в силах защитить себя от мира! У меня есть тело, которое может страдать, я могу испытывать боль, недомогания. Мне необходимо дышать, принимать пищу и жидкости. Этого требует моё тело, но не я! Зачем мне всё это? Для физических мучений? Со мной могут сделать всё что угодно!!!

Я могу испытывать душевные муки, у меня легкоранимая чувствительная душа, меня так легко задеть, обидеть. Душевные страдания для меня невыносимы! Для чего я такой чувствительный, для больших страданий? Зачем мне душа? За что мне дана жизнь?

О, боже! Сюда идут! Шаги! Сейчас начнётся пытка! Мой покой будет безжалостно нарушен самым наглым и бесцеремонным образом! Меня будут терзать! Ужас! Скрипнула дверь! Им опять от меня что-то нужно! Сейчас весь мир будет терзать меня!»

– Ваше Величество! Ваше Величество! Не изволите ли проснуться, Ваше Величество?

– У-у-у! – «Вот они, мучения!!!»

– Прикажете ли подать завтрак в постель или ночной горшок?

– У-у-у! Убирайся вон!

– Слушаюсь, Ваше Величество! Но Ваше Величество будет гневаться на меня за то, что я не смог разбудить Ваше Величество к началу казни. Народ на площади, преступники уже доставлены к эшафоту. Прикажете начинать казнь?

– Начинать!

– Может быть, Ваше Величество пожелает кого-нибудь помиловать?

– У-у-у!

– На сегодня назначена казнь сорока бунтовщиков и одного философа!

– Философа?

– Того самого, Ваше Величество, который посмел утверждать, что его, ничтожного червя, и Ваше Величество ожидает одинаковая судьба.

– Завтрак!

– Подать завтрак Его Величеству!!!

– Завтрак Императору!!!

– Почему ты не дрожишь, философ?! Ты небось знаешь, что нас ожидает после того, как наши головы упадут на помост?!

– Можешь не волноваться – хорошего ничего! К плохому ты привык, а если и будет что-то хорошее, то лишь для того, чтобы потом больнее было.

– Ты умеешь утешать лучше священника, – усмехнулся хмурый бунтовщик, – видно недаром тебя казнят!

– А ну-ка, заткнитесь все! – рыкнул стражник. – Идёт глашатай Императора!

– Его Величество, Величайший Император Мира, Завоеватель всех стран и Повелитель всех народов, Дэвид Великолепный повелевает: преступников перед казнью накормить завтраком, философа доставить во дворец к Его Величеству!

– Я слышал, что философия – это наука о мудрости. Как же ты, философ, эту мудрость не усвоил, а так глупо оказался среди преступников, идущих на казнь?

– Во-первых, Ваше Величество, вас кто-то ввёл в заблуждение: философия – это не наука о мудрости, это наука о невежестве!

– Вот как? Зачем же нужна такая наука? Обоснуй свои слова!

– Философия не даёт знаний, она лишь строит предположения, которые либо оказываются неверными, либо их невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Но именно философия показывает людям глубину их невежества и тем самым может способствовать стремлению людей к обретению подлинных знаний.

– Продолжай!

– Во-вторых, я сам пожелал, чтобы мне отрубили голову. Такова моя воля!

– Ты больше похож на шута, чем на философа! Но объясни мне, откуда у тебя такое странное желание?

– Я говорил лишь то, что соответствует истине. А чиновникам не нравится истина, поскольку империя основана на насилии и лжи. Я считаю, что эта империя не имеет права на существование. Она должна быть разрушена! Всё в мире движется, в соответствии с моими представлениями и моей волей. В этом движении есть и моя казнь, и гибель империи. Ничто не может заставить меня поступать не так, как мне бы этого хотелось, на всё будет моя воля. Я должен быть казнён.

– Много ли людей слушало твои речи?

– Совсем немного.

– Кто-нибудь понял тебя?

– Думаю, что никто.

– Откройте балкон! Я буду разговаривать с народом! Я хочу показать тебе истину, философ!

– Слава Императору!!! Слава!!! Слава!!! – Дворцовая площадь дрожала от восторга, охватившего всех, включая приговорённых к смерти.

Император поднял ладонь – воцарилось молчание.

– Кто из вас готов умереть за Империю и Императора?

Площадь захлестнула волна нескончаемого ликования.

– Что скажешь на это, философ?

– Они не понимают! Но достаточно понимания одного человека.

Император снова поднял ладонь.

– Я прощаю тех неразумных, которые сейчас раскаются и поклянутся перед вами, что никогда не будут чинить кровавых преступлений и выступать против власти!

Император покинул балкон, который, казалось, сотрясался от грохота толпы.

– Ты можешь идти, куда тебе вздумается, философ! Твои рассуждения смешны!

– Я не прошу милости!

– Ты не заслужил смерти! Просишь ли ты её у меня?

– Истина осуществляется без просьб!

– Я мог бы запереть тебя в дом для умалишённых, но хочу посмотреть, насколько сильна твоя воля. Ты можешь надеть костюм шута, пойти на площадь и просить, чтобы тебя казнили. В костюме шута перед собственной казнью ты можешь излагать людям все свои идеи, никто тебя не остановит! Но вряд ли у палача поднимется рука на невинного человека, у которого помутился разум!

– Благодарю вас, Ваше Величество!

– И всё-таки странно! Ты знаешь, что толпе твоя истина не нужна! Так зачем всё это?

– Это моя прихоть!

– Прихоть??? Так это прихоть!!! Ха-ха-ха-ха!!! Чудесно! Чудесно! Это я могу понять! Ты очень меня порадовал, философ! Ты не скучный человек!

– Почему прекратился смех?

– Ваше Величество, один из помилованных преступников отрубил шуту голову! Преступник схвачен! Прикажете его казнить или отпустить на волю?

– Всё равно! Это не имеет никакого значения!

В хрониках говорится, что через шесть лет после описываемых событий Империя Дэвида Великолепного распалась на несколько отдельных самостоятельных государств. По приговору сената бывший император был казнён на Дворцовой площади. Известны его последние слова: «Палач! Отруби мне голову! Такова моя воля!»

Опять космос

– Мне не нужны все эти преобразования! Я хочу лишь знать точное расстояние от поверхности Земли до границ вашей Ассоциации в километрах! Только цифру!

Капитан объяснил мне, что это за цифра.

– Спасибо, Капитан! Такой информации о размерах числа мне вполне достаточно!

Больше я подобных вопросов не задавал. Что-то есть неправильное в цифрах, как-то они плохо действуют на всё живое в человеке. У меня даже заболел живот и испортилось настроение.

Я смотрел на бесстрастного Капитана.

«О чём он думает, всё зная и просчитав каждый волос на наших головах?»

Я почувствовал себя очень тоскливо среди всего слишком разумного и попросил Капитана скопировать бутылку хорошего грузинского коньяка, которая стояла у меня в шкафу на кухне, и пару бокалов.

– А что, Капитан, ни выпить ли нам коньячку?! – предложил я ему.

Капитан поблагодарил и вежливо отказался. Конечно, ему нельзя! А то он такого может натворить, что мало не покажется! Да и физиология у него какая-то другая, более разумная, чем наша. Наверно, если бы он выпил, то каждая разумная молекула его тела забила бы тревогу: «Неразумный поступок!» И каждая молекула коньяка была бы ещё во рту изолирована и преобразована во что-нибудь чрезвычайно полезное.

Но на лице Капитана в тот момент возникла кислая улыбка. Так она на его лице и осталась. Теперь он, может быть, миллион лет будет ходить с кислой улыбкой на лице от того, что отказался от коньяка. А кто ему ещё предложит такое в этой сверхразумной суперцивилизации? Никто! Это был единственный случай в его жизни! За миллионы лет!

Капитан мне всё рассказал о человеческих генах. Всё – это, конечно, преувеличение. Я имею в виду то, что мне было интересно. Я могу указать Капитану на любого человека – и тут же в пространстве, как на экране, появится генный портрет этого человека, сделанный на основании характеристик всех его генов, со схематичным описанием его ментальности. Да! Наша психика, наша ментальность полностью определяется нашими генами. А изменения в генах происходят автоматически, в зависимости от изменений окружающей среды. Так считают они.

Смешно! Взгляды, склонности, убеждения, типы восприятия и эмоциональных переживаний, типы предпочтения судьбы и жизненного сценария – всё это в нас запрограммировано, а мы этого и не знаем и считаем чем-то своим.

Благодаря исследованиям генов им не надо дёргать ни за какие рычаги, чтобы управлять, например, этой «летающей тарелкой», достаточно даже не подумать, а просто захотеть. Я таким способом теперь делаю записи в своей тетради. Вот и поспорь с ними!

Ментальностью можно управлять, можно её конструировать! Получалось, что все мы марионетки, которых можно дёргать за верёвочки, а мы будем поступать строго в соответствии с обстоятельствами.

– Не крутите мне мозги, Капитан, – сказал я ему в конце концов, – я не робот!

Он улыбнулся своей кислой улыбкой и сказал, что чем совершеннее гены, тем более разумно поступает человек, его деятельность более предсказуема, и ему легко существовать в сложноорганизованном обществе. Но у нас гены дикие, так как нами никто не занимается. С их точки зрения, наша культура неразумна и хаотична. Мы вроде как юные сорняки в этой галактике.

Видимо, в ответ на моё предложение выпить коньяку Капитан обратил моё внимание на рассекреченные архивы. Каждый раз, когда у них меняется правительство, обязательно какая-нибудь секретная информация делается доступной для всех.

– Эта информация держалась в секрете больше времени, чем какая-либо другая, – объяснил Капитан.

Мне стало интересно. Это была старинная притча.

Преодолев все трудности пути, странник отыскал пещеру, в которой жил мудрец.

– Что привело тебя ко мне? – спросил старец.

– Я хочу знать, как устроена Вселенная.

– Представь себе, что ты сядешь за парту, имея безграничное терпение и неутомимое внимание, а всезнающий учитель в течение миллиардов лет будет непрерывно объяснять тебе сложнейшие вещи на пределе возможностей твоего разума. Но в это время Вселенная не будет стоять на месте, она живёт, и ты должен будешь улавливать в своём понимании всеобщие закономерности изменения взаимосвязей важнейших процессов и явлений, происходящих во Вселенной. Этого ли ты желаешь? Или тебе достаточно узнать кое-что из законов Вселенной, чтобы решить свои проблемы?

– Я знаю, что мудрый человек может дать простой ответ на самый сложный вопрос. Что касается моей жизни – она мне безразлична.

– Хорошо. Я сберегу твоё время. Задай свой вопрос!

– Как устроена Вселенная?

– Никак!

Представим себе, что у нас на Земле была бы общедоступной информация о простейших способах изготовления смертоносного оружия. Например, о том, как каждая домашняя хозяйка на своей кухне или неуравновешенный подросток в подвале своего дома в течение нескольких минут могли бы изготовить водородную бомбу из подручных средств. У нас такая информация считалась бы крайне опасной, и её постарались бы засекретить.

У них такого рода информация не считается опасной. Разумные люди! Но все их правители, начиная с древнейших времён и до наших дней, держали в секрете эту старинную притчу! Чем же она так опасна?

– Эта притча бессмысленна! – сказал Ааир. – Все знают, что Вселенная устроена очень и очень сложно, и по этому поводу ни у кого не возникает никаких сомнений. Концепции строения Вселенной постоянно совершенствуются, над этим работают лучшие умы нашей Ассоциации. Мудрец просто пошутил над странником!

– Но почему эта притча держалась в секрете?

– Возможно, считалось, что она может негативно повлиять на незрелые умы. Разве ты видишь в этой притче хоть какой-то смысл?

– Пока не знаю, но притча мне нравится! Если мы будем познавать Вселенную только при помощи разума, то мы не узнаем, как она в действительности устроена, – это наш разум будет её по-своему «устраивать», и так будет продолжаться бесконечно.

– И ты по-прежнему будешь утверждать, что «познавший себя – познал Вселенную», что «познать Вселенную можно, не выходя со двора своего дома»? Это очень поэтично, но у тебя есть возможность увидеть людей более разумных по сравнению с вашим человечеством, увидеть их достижения. Они действительно очень продвинулись в познании Вселенной! Можно ли их сравнивать с вашим философом, который, скорее всего, считал, что Земля плоская? Он познал Вселенную и продолжал считать, что Земля плоская? Скажи, Георгий, что же он познал?

Антонио закончил чтение, поскольку Людвика уже приготовила бутерброды. Они сидели у небольшой речки. Пахло рекой, травами, и в голубизне неба растворялись перистые облака.

– Хорошо! – сказал Константин, глядя вдаль.

На разные голоса стрекотали кузнечики, дул легкий ветерок.

– Мне кажется, что вот это облачко находится сразу в нескольких мирах, и не только мы одни его видим, – сказала Людмила Петровна.

Они ездили разговаривать с «Бабой Матрёной». Зеркало отвечало на заданные вопросы не прямо и неоднозначно. Чаще всего они находили каких-то необычных людей и о чем-нибудь с ними беседовали. Вот, например, «Баба Матрёна» в раннем детстве потерялась в лесу и какое-то время воспитывалась в стае волков. Живёт в деревне как обычная крестьянка. Разговаривает с дикими и домашними животными.

– Животные-то поумнее людей будут! Люди всё мечутся, живут долго, а всё равно ничего не успевают понять. А животные всё понимают.

– А что понимают? – спросил Константин.

– Всё! – ответила Матрёна, выразительно глядя Константину в глаза.

– И все животные всё понимают?

– И звери, и птицы всё понимают, все живые существа! Только люди ничего не могут понять! Всё ищут того, что им не дано, а то, что им природой дано, – этим пренебрегают.

Она выглядела очень естественно здесь, в своём царстве, среди русской природы, в резиновых кедах, которым не меньше двадцати лет, без шнурков, на босу ногу, в таком же плаще. Она сливалась в единое целое с хаосом русской деревни, с обломками цивилизации в виде покорёженного ржавого автомобильного кузова, с мордочкой бурёнки Степаниды и стрёкотом трактора на краю бескрайнего поля.

«Наверно, у неё и другой одежды-то нет», – подумал Константин.

Она угощала ботвой от моркови зашедшую к ней в гости на огород бурёнку Степаниду, такую же, как она сама. Поговорили. Попрощались. Корова ушла.

«Баба Матрёна» поблагодарила Людмилу Петровну за деньги, сказала, что будет теперь на них покупать хлеб и «баловать» животных и птиц. Такое вот пиршество «Бабы Матрёны»!

Посмотрев на Людвику, Константин подумал:

«Неужели и она вот так, одна среди кошек где-то в горах?»

Они попрощались с Матрёной и шли к машине.

– А в прежние времена её бы считали колдуньей, – сказала Людмила Петровна, – или святой, если бы она в церковь ходила и крест носила.

– Я сейчас! – Константин побежал обратно, к Матрёне.

– Я забыл спросить! А в Бога вы верите?

– Жалко мне вас всех! – вздохнула «Баба Матрёна».

– А может быть, это иллюзия такая бывает, когда человеку кажется, что он всё понимает – весь мир, всю Вселенную, а на самом деле это просто чувство такое? – рассуждал Константин, лёжа на траве.

– Точно! Разновидность тихого помешательства! – жуя бутерброд, Антонио поднял вверх свой глубокомысленный палец.

Светский бал

Всё было очень зрелищно! Сверкало, блестело и происходило без видимых причин. Звучала ритмичная приятная музыка, возникающая прямо из чувств и настроений присутствующих. Конечно, Капитан мог бы всё объяснять, но Георгий решил, что важнее получить своё впечатление без каких-либо комментариев.

Живая фантастика! Чего стоит хотя бы бассейн-фонтан с его непрерывно меняющимися композициями! Не подчиняясь физическим законам или играя с ними, потоки разноцветных вод в соответствии с музыкальными ритмами перетекали в сложнейшие фигуры или архитектурные сооружения, рассыпаясь в фигурные брызги, носились над зеркальной поверхностью бассейна. Фигуры из воды и света, похожие на наших русалок, нимф и сатиров, устраивали танцы и вновь превращались в тихие или бурные воды. А то становились туманом и сновали среди людей в виде скучающих официантов с подносами. Но напитки разносили настоящие.

Из воздуха тоже возникали фигуры, похожие на наших героев мультфильмов. Только это были настоящие плотные фигуры. Капитан, видя недоумение Георгия, что-то говорил о преобразовании каких-то полей и энергий, но Георгий и не думал в этом как-то разобраться. Ему было непонятно, как они отличают друг друга от этих поддельных фигур. Капитан сказал ему, что с этим у них нет никаких проблем.

Настоящие люди были не совсем настоящими. Это был маскарад из живых человеческих тел. В жизни у них другие тела. Эти настоящие человеческие тела были выращены или изъяты из дикой среды специально для одного бала-маскарада. Они одноразовые.

Дикая среда – это нецивилизованные или дикие галактики, такие, как наша. Там, где люди ведут войны и истребляют друг друга. Если человек убивал другого человека или думал об этом, его тело можно изъять. Душа возвращается в прежнюю среду и возрождается, как ей и положено.

Каких только людей здесь не было! Изящные, утончённые, комичные и нарочито глупые и грубоватые мужчины, женщины и существа без пола различного возраста, размера, роста, цвета кожи, принадлежащие разным расам, обнажённые и полуобнажённые, с множеством различных причиндалов и украшений для тела. Они обсуждали тела, как на нашем балу обсуждаются платья и костюмы. Они разговаривают, поют, танцуют, пьют напитки, занимаются сексом и делают ещё множество каких-то непонятных занимательных вещей.

На Земле, например, люди пьют алкоголь, курят табак. В других галактиках люди также весьма искусны в изобретении бессмысленных и бесполезных занятий. На каждой планете что-то своё, специфическое. И нам есть чему у них поучиться!

И всё это изящно и остроумно! К тому же они все великолепные актёры, прекрасно владеющие собой! Есть на что посмотреть!

Сначала Георгий не понял, что за окошечки есть на некоторых телах, подумал, что украшения. Такое окошечко, например, на груди, сквозь которое видно, как бьется сердце. Очень занимательно! У другого видна часть лёгкого и виден разноцветный дым, который он втягивает в себя время от времени. У женщины на руке пластиковый браслет, сквозь который видны кости, артерии и вены.

Георгий не обратил бы на это особого внимания, уж столько он видел технических диковин, что его уже ничем, казалось бы, не удивишь, но на лице женщины было написано, что ей больно. И Капитан тут же разъяснил, что всё без обмана, действительно удалена определённая часть тела – такое украшение!

Без боли можно обойтись, с этим проблем нет, но боль им нужна для тонуса, иначе для них всё слишком просто и неинтересно.

Зал быстро преобразовывался во что-то напоминающее амфитеатр. Под радостные возгласы зрителей, бой барабанов и торжественное завывание непонятных музыкальных инструментов на арену вышли две команды, вооружённые мечами, копьями и другим разнообразным оружием. В командах были как мужчины, так и женщины.

У Георгия был внутренний порыв остановить их. Капитан кисло улыбался, глядя на него.

– Я похожу на деревенского парня, который приехал в город и первый раз в жизни увидел кино, – сказал он Капитану.

По грохочущему сигналу они бросились убивать друг друга под одобрительные возгласы зрителей. Это был какой-то фарс. Ни у кого не было элементарных навыков владения грозным оружием. Дилетанты убивали дилетантов. Никто особо не стремился к победе. Никто особо не стремился остаться живым.

В одной из команд был мальчик, правда, с недетским выражением лица. Он просто ходил и протыкал животы длинным кинжалом и чужим, и своим, пока его не ударили топором по голове.

На арену выскочили зрители, они с удовольствием добивали раненых. Потом они стали уничтожать друг друга. Пили различные яды. Не спеша расстреливали друг друга из разных видов оружия. Веселились, как могли!

«Так развлекаются самые разумные, которые нас считают дикарями! Неужели им это интересно?» – поражался Георгий.

Тени от Солнца

– Ау! Это ты, что ли? Я к тебе попала? – услышал Константин знакомый голос.

– Ой! Инга! Тысячу лет тебя не слышал! – обрадовался Константин. – Подожди, я возьму другую трубку, эта плохо работает. Ну, теперь нормально слышно?

– Ничего, и даже приятно! Можешь рассказывать, как ты живёшь!

– Ну, в двух словах не сумею! С тех пор, как разогнали наш институт, мы с тобой даже по телефону стали редко разговаривать. Как же всё расскажешь?! Ну, живу я очень не просто!

– И мне просто не удаётся! Ну никак!

Они посмеялись о том о сём. Поговорили о бывших коллегах, об общих знакомых, о приятном ни о чём и обо всём сразу.

– Муж мне опять изменяет. Ну, ты же его знаешь – ему это как-то надо.

– Да, наверно.

– А я даже не делаю вид, что не замечаю. Ему кем-то хочется себя ощущать в жизни, а без этого у него ничего не получается. Пусть ощущает, а то будет каким-нибудь ущербным злыднем. Зачем мне это?!

– А ты как себя ощущаешь?

– Я умею от жизни получать удовольствие, ты же знаешь! Мне для этого нужно совсем немного, всего мне хватает! Мне даже стыдно, что я такая совершенно бессовестная – от всего получаю удовольствие, в то время как все вокруг чего-то страдают, страдают, не пойму от чего!

– Как это великолепно!

– Ты, как себя изучишь, наверно, знать будешь, почему я такая подло счастливая без всяких причин?! А то, может быть, и не надо радоваться! Может быть, всё слишком серьёзно, а?

– Ты знаешь, я, как с тобой поговорю, тоже перестаю понимать, зачем люди огорчаются! Что они в этом хорошего находят? Но потом всё обязательно портится! Мы же с тобой вместе теперь не работаем, давай хоть в кафе сходим, в то, где в прошлый раз были!

– Давай-давай! Только в конце недели. Позволить себе можем!

– Вот Елена иногда тоже умеет радоваться, но для её радости нужно, чтобы сто различных условий были соблюдены и чтобы звёзды были расположены как надо! А если хоть что-нибудь не так – это трагедия и радоваться уже ничему нельзя!

– О да! Мой муж, если не пьёт пиво с приятелями и не ходит по бабам – ужасно скучным делается! А так, вроде ещё ничего.

– Чего-то всем не хватает, для того чтобы от жизни удовольствия получать!

– Или вечно что-то мешает!

– Это точно! Но я знаю, даже если всего хватает и ничто не мешает, просто так никто жизни не радуется. Всем для этого ещё какой-то специальный повод нужен. Никто не умеет просто так радоваться, как ты!

– Может быть, со мной что-то не так?

– С тобой как раз всё так!

– Послушай, Костя, а может быть, мне начать изменять мужу? Муж мне изменяет, а мне всё равно. Может быть, его это как-то обижает, такое моё безразличие? Может быть, мне давно нужно было на это как-то по-человечески прореагировать? Самое правильное – переспать с другим мужчиной!

– Если тебе этого хочется – не вижу никаких препятствий!

– Да пожалуй, хочется! Мне с тобой хочется! А я тебе нравлюсь как женщина?

– Ну, ещё бы! Можешь считать, что я от тебя без ума! У нас с тобой отношения больше чем сексуальные, больше чем у мужа и жены, больше чем у любовников, чем у кого угодно! А секс – это пустяки!

– Что значит больше?! Доверительнее, бережнее! Тебе же никогда не придёт в голову кому-то рассказывать то, что есть между нами. Когда всё так хорошо, о них никому ничего не хочется рассказывать. Про секс можно, а про это нельзя.

– Никто другой ничего и не поймёт.

– То, что между нами, этого уж точно никому не понять! Ты чудеснейший свидетель моей жизни, а я такая же свидетельница твоей. Ну, будущий любовник, когда мы встретимся?

Выяснилось, что в ближайшие дни не получается.

– Если ты с Антонио уезжаешь, давай пока отложим.

– Ну а сегодня?

– Ах, какой нетерпеливый! Сегодня уже не успеваем, а в спешке мне не хочется. И это ж идти куда-то нужно! Что-то делать! Послушай, а давай будем считать, что сегодня между нами это уже произошло!

– Ха-ха-ха, – засмеялся Константин. – Разве так интересней?

– Так ещё интересней! Ну что мы, маленькие, что ли, чтобы нам этим обязательно живьём заниматься?! Вот она я, вся твоя на определённое время! И если нас кто-нибудь застукает, мы никому никогда не признаемся, что этого не было! Идёт?

– Конечно, идёт!

Они рассчитали время и уточнили детали.

– И как ты больше любишь?

– Вот как с тобой, даже не знаю! Как к тебе подступиться?

– Ха-ха-ха-ха! А ты не бойся! Ну, расцелуй, расцелуй меня!

– Какие чудные у тебя губы! Ну, прямо не нацелуешься никогда!

– А как мне нравится! Я ж говорила, что так ещё интересней! Ты чувствуешь, какая вокруг нас вечность и благодать?

Деталей и подробностей было много. После того как они «расстались», Инга позвонила ещё раз.

– Я принесла домой букет, который ты мне подарил. Знаешь, какой?

– Где ты его взяла?

– У метро купила.

– Ну вот! К метро не лень было идти! И какой же букет?

– Смешной!

Очень древний

В добротном деревянном доме, наполненном ароматами сухих трав, во всём чувствовалась красота. Лечебные травы сохли под потолком. Дом замечательной конструкции с настоящими сенями, русской печью и верандой.

Людвика сидела в плетёном кресле на веранде за стаканом мятного чая. Антонио показывал ей стеклянные баночки с настоями из трав.

– Это есть красота рубиновый цвета, – кивала головой Людвика.

– Здесь очень неплохо! – сказал Антонио, аккуратно поставив склянку на деревянную полку. – Хозяин в любой момент может уйти из дома навсегда, а в доме останется совершенный порядок.

– Он так и делать! – сказала Людвика.

Появилась счастливая Людмила Петровна, ей каким-то загадочным способом намял спину хозяин дома – Парфён, мануальный терапевт и травник.

– Я совсем ничего не почувствовала, а как будто заново родилась! – сообщила она.

– Может быть, есть ещё желающие? – спросил хозяин.

Хозяина поблагодарили, посмеялись, но никто больше не захотел. Хозяин пригласил гостей дорогих поужинать на веранде.

Дорогими гостями они стали после того, как хозяин увидел Людвику. Вначале, когда Антонио говорил о массаже позвоночника и о том, по чьей рекомендации они обращаются, Парфён рассеянно смотрел в сторону. Поняв, что Людвика с ними, укоризненно сказал:

– Рекомендации?! Смерть в рекомендациях не нуждается!

Людвика ужинать отказалась:

– Мы приехать смотреть коллекция!

– С превеликим удовольствием! А я подумал: вы за мной!

Это была уникальная коллекция стеклянных баночек и скляночек. Для коллекции был выстроен деревянный летний дом. По своим баночкам коллекционер рассказал всю историю производства стеклянных изделий, оказался большим знатоком технологии изготовления стекла и свойств различных материалов. Он знал, в каких баночках средневековые алхимики хранили свои препараты, а какие были предназначены для ароматических веществ.

– За этим песком я ездил в Сирию, но венецианцы пошли своим путём…

Здесь же находилась стеклодувная мастерская, а также действующие старинные станки по изготовлению пробок. Он показал образцы коры различных видов пробковых деревьев. Поражал удивительный порядок во всём. Это был готовый музей. Во многих баночках ещё и хранились различные травы, семена растений, и хозяин коллекции точно знал, где что находится.

– А это самый древний экспонат из Тибета. Боюсь даже предполагать, сколько этой баночке лет.

Это была баночка, удивительная по красоте! Они уже немного научились в этом разбираться. Очень удачные пропорции!

– Но почему Тибет? Там же не было производства стекла, – спросил Константин.

– Возможно, было, но ещё раньше. Один мой знакомый предлагал исследовать возраст этого стекла у них в институте, но я не захотел.

Людвика держала баночку в руках.

– Очень древний, – подтвердила она.

– Меня что поражает, – сказал Антонио, – как эта самая древняя баночка могла сохраниться в целом виде?

– А очень просто! – ответил хозяин коллекции. – Вроде бы не такая уж ценная вещь, а у кого ж рука поднимется выбросить или разбить такую красоту?!

Ну, древняя баночка, и что? Непонятно было, на какой вопрос отвечало зеркало. Они видели много странных, необычных людей, но каждый раз могли предполагать, зачем они их видели, что этим хотело сказать зеркало. Сейчас это было совершенно непонятно.

Тонкость

«Легко давать обещания. Не испытываешь при этом никаких затруднений. Как можно было сказать: „Я познаю себя в течение трёх месяцев“?! Когда даёшь разумное обещание, точно знаешь, что нужно делать. А когда такое?»

Константин третий день изучал техники медитации. Перед ним лежала солидная подборка книг по данной тематике. Он вращался как дервиш, дышал сознательно, представлял себя умершим, созерцал свои мысли и настроения, плывущие по небу, как облака. Ужасно болела голова!

«Это разумный поступок и в то же время низкий! Почему человек знает, что поступок, который он совершает, низкий?»

Недавно Антонио рассказывал о самом низком поступке в своей жизни. Он украл у Георгия из холодильника солёный огурец и съел его.

– Ха-ха-ха-ха! – заливалась счастливым смехом Людмила Петровна. – Почему вы считали, что крадёте огурец? Вы же с Георгием были друзьями, вместе пили вино, он заснул, вы взяли из холодильника солёный огурец и съели его – ну, при чём тут низкий поступок? Георгий ничуть не обиделся бы, если бы вы съели всё, что лежало в холодильнике! Это же нормально!

– Не так! Всё дело в отношении! Мне захотелось совершить именно низкий поступок, и я не просто взял из холодильника солёный огурец, а именно украл его самым подлым образом. Украл у друга! Этому нет никаких оправданий! Я не святой, я много чего позволял себе в жизни, но этот поступок я считаю самым низким.

Константин с Людмилой Петровной продолжали смеяться.

– Это есть очень мерзко! – заявила Людвика и ушла в другую комнату.

– Она понимает! – сказал Антонио.

«Почему я решил, что это низкий поступок? – думал Константин. – Я никому не сказал о том, что собираюсь изучать эти техники. Я усомнился в возможности познать себя и действую как шулер, тайно изучаю какие-то техники. Я похож на человека, который решил похудеть и, вместо того чтобы сделать это, покупает какие-то таблетки, чтобы снять с себя всякую ответственность. Виноваты будут неправильные таблетки! А правильных таблеток нет – есть масса товаров и услуг для желающих обмануть себя! Самый лёгкий путь! Нет ничего проще, чем обмануть свой разум!»

– Техники – это последнее дело!!! – на Константина нахлынула волна ярости.

Он с ненавистью рвал книги и брошюрки, которые сам покупал, откладывая в сторону библиотечные книги.

– А вы-то что-нибудь понимаете в моём самопознании, товарищи адепты?! Если идиот будет смотреть на кончик своего носа – он так и останется идиотом! Кто вы такие, чтобы меня учить?! Я забыл, что я делаю и зачем! Нет лучше медитации, чем рвать книги о медитации! Вот так! Вот так! Вот так! Не верю я вам! Не верю! Если идиот будет сидеть в расслабленном состоянии…

Константин внезапно остановился.

«Важно, кто сидит! – вспомнил он слова Антонио – Важно, кто занимается самопознанием! Кем ты ощущаешь себя в данный момент?! Сказал же Клинобородый: „С Богом может разговаривать только Бог!“

Он освобождался от состояния какой-то тупости и вялости. Было впечатление, что перед этим он сам себя обязал к чему-то неприятному, а сейчас освободился.

«Я разозлился, и у меня в голове всё прояснилось. Может быть, мир несовершенен для того, чтобы мы не смогли с ним смириться?» – Эта мысль не промелькнула в голове Константина, он не произносил её мысленно, она осталась в целости, он её не проговорил. Он понял, что из этой целостности можно извлекать и другие мысли, а можно и не делать этого, если и так всё понятно.

Константин сложил порванные книги в большой пакет, чтобы выбросить их по дороге, и пошёл прогуляться. Выйдя на бульвар, он вспомнил, что забыл выбросить книги в мусоропровод, и столкнулся лицом к лицу с Клинобородым.

Какая поразительная безответственность! Константин с того дня, как расстался с Николаем и Клинобородым, даже ни разу не позвонил Николаю и жене брата, чтобы узнать, как там дела. Может быть, их давно уже нет в живых?

«Нет, с братом я всё-таки разговаривал!» – вспомнил Константин.

– Не бойся, я не убийца! – улыбнулся Клинобородый, как бы прочтя его мысли.

– Вы, наверно, покаялись и свечку поставили? – с иронией спросил Константин.

– Мне не в чем каяться.

– Как? Не в чем? – удивился и даже обрадовался Константин.

– Я не делал ничего недостойного. Ты можешь не смотреть на меня с осуждением, это неуместно. Ты думаешь об убитых, а я о них не думаю. Тут не о чем думать! Из-за этой детской проблемы ты не можешь даже поздороваться со мной, протянуть мне руку. Посмотри на людей вокруг – все они убийцы! Все, кроме меня. Если ты сомневаешься в этом, я готов заключить с тобой пари. Ты укажешь на любого человека, и в течение недели он совершит убийство. Я только создам для этого подходящую ситуацию.

Смотри на них! Кто? Эта симпатичная девушка? Разве подумаешь, что она может убить?! Молодая женщина с коляской? А вот и священник – очень кстати! Старушка, еле движется, но легко может отравить или кого-нибудь разжалобить и попросить убить обидчика. Ну, те молодые люди и милиционер – слишком просто! Присмотрись внимательнее, я не буду тебя торопить – о ком ты меньше всего можешь подумать как об убийце?

– Я не хочу этого пари! – ответил Константин.

– Как хочешь! – пожал плечом Клинобородый. – Они не убивают, потому что живут в таких условиях, когда убивать не нужно. Изменятся обстоятельства, и все будут убивать. Они в первую очередь – высшие животные, человечность для них только игра. Они не смогут противостоять разуму и законам природы, и будут поступать так, как и положено высшим животным. Никто из них не сможет противостоять обстоятельствам – животным, пусть даже высшим, это недоступно. Все, как попугаи, повторяют, что убивать плохо, но не знают почему! Никакие обстоятельства не заставят меня убить живого человека. Я один здесь не убийца среди убийц! Я человек! Как ты можешь смотреть на меня с осуждением?!

Это было сказано с потрясающей искренностью. Константин рассмеялся:

– Конечно, если укокошишь человек двести, тогда постепенно начнёшь понимать, что убивать – это плохо!

– Нет, это необязательно, можно убивать сколько угодно и ничего не понять, – по-деловому разъяснил Клинобородый, – одно с другим не связано.

– Может быть, они и я тоже – все, кроме вас, потенциальные убийцы, но мы… – Константин на секунду запнулся, думая как продолжить фразу.

– Ты плохо владеешь разумом! Во-первых, убийства случаются, во-вторых, ты вспоминаешь, как ты совсем недавно чуть было не убил меня. Меня! Живого человека!!! Ты мог бы совершить страшное преступление! Ты даже не знал точно, убивал я кого-нибудь или нет. Может быть, я шутил? Ты не мог это знать точно!

– Тогда бы и я так пошутил! – сказал Константин.

– Мы любим шутку, – улыбнулся Клинобородый.

– Во всяком случае, прошу меня извинить!

– Ничего! Тебе не за что извиняться! Ты ещё не понимаешь!

– Так убивали вы или нет?

– Какое это имеет значение?! Мы! Два человека! Беседуем! Что нам весь остальной мир?!

– Хорошо! – с удовольствием произнёс Константин. – Это правильно!

Они помолчали.

– Можно задать тебе вопрос? – спросил Константин.

– Да, конечно!

– Кстати, меня зовут Константин!

– Григорий!

Они пожали друг другу руки.

– Григорий, почему нельзя никого убивать?

– А кто сказал, нельзя?!

– Как???

– Как можно сказать «нельзя» живому человеку?! Никто не имеет права сказать человеку «нельзя»! Я себе никогда не позволю такого неуважения человека! Я могу сказать: «Да, конечно, ты можешь идти туда! Ты – человек! Никто не имеет права ограничивать твою свободу! Я могу лишь предупредить тебя: ещё один шаг, и ты упадёшь в пропасть. И если ты останешься жив, то, возможно, будешь огорчён оттого, что сломал себе ноги, позвоночник и несколько рёбер!»

– Ха-ха-ха!!! – рассмеялся Константин. – Человек десять раз упадёт в пропасть! Ты не успеешь предупредить!

– Пусть лучше упадёт! Это слово не для человека! Пожалуйста, никогда не говори мне этого слова!

– Хорошо! – сказал Константин. – Но заранее прошу извинить меня, если я случайно в разговоре произнесу это слово! Я ведь ещё не очень хорошо владею своим разумом.

– Ты правильно говоришь! Но ты допустил одну ошибку.

– Какую же?

– Ты сказал «владею своим разумом»! Разум не принадлежит тебе!

– А кому же принадлежит мой разум?

– Разум у всех один, он не принадлежит никому. Если ты поразмыслишь над этим, то поймёшь, что я ответил на твой вопрос.

– Но мыслят все по-разному!

– Разум по-разному всем доступен, но он один.

– Да, есть о чём подумать! – сказал Константин. – Но ты сам в этом уверен?

– Конечно! Разве мы могли бы понимать друг друга?! А чем ты объяснишь хотя бы эту встречу? Я захотел предостеречь тебя от гнева, и встречаю тебя, в тот момент, когда в твоих руках пакет, полный гнева.

Григорий усмехнулся и взглянул на пакет с порванными книгами.

– Я не выслеживал тебя, обстоятельства складываются так, как я того желаю. Ты всегда носишь гнев с собой?

– Я случайно забыл его выбросить! Но мой гнев никому не мешает, я никого не собираюсь убивать в гневе.

– У каждого своя правда? – Как бы, в задумчивости произнёс Клинобородый. – А, может быть, такая правда – жалкий огрызок от высшего разума? Раздражительность лишает тебя тонкости и делает тупым – это равносильно смерти. Без тонкости ты никогда не будешь знать, правильно ли поступаешь. Иногда не убить человека – ещё более чудовищно!

– Как? Значит, я тебя неправильно понял?! Я думал, что ты стал чуть ли не святым!

– А я и есть святой! Смотри, как выглядят настоящие святые! И ни одного живого человека я не убивал – только мёртвых! А ты не заметил, что происходит с неубитыми людьми? Они умирают! Это не я всех убиваю! Почему тот убийца тебя не возмущает? Тому, кто ищет и познаёт – смерть не помеха. Мы говорим об убийстве, потому что ты можешь говорить только о путанице в своей голове, ни о чём другом! В тебе сейчас нет тонкости, и всё, что бы ты ни делал и о чём бы ни думал – это чудовищно! Жаль!

– А что такое тонкость? – спросил Константин.

– Ты хочешь, чтобы я объяснил тебе, что такое тонкость? Ты меня с кем-то путаешь, я милостыню не подаю. Только нищие подают нищим. Ты зря это порвал, – усмехнулся Григорий, указав на пакет с порванными книгами, – там всё, что нужно для нищего!

Он повернулся и ушёл не оглядываясь.

Константин смотрел вслед Клинобородому, и у него возникло впечатление, что Клинобородый весит десятки тонн. Казалось, что он вот–вот наступит на какое-нибудь слабое место в асфальте и провалится к центру Земли. При этом походка у Клинобородого была необычайно лёгкой, гибкой, плывущей. Одно с другим никак не вязалось. Константин отвёл взгляд. Это производило жуткое впечатление.

– И как это понимать? – спросил Константин Людвику, закончив свой рассказ о встрече с Клинобородым.

– Ты очень плохо владеть своя разум! – ответил за неё Антонио, постучав по журнальному столику костяшками пальцев, к всеобщему удовольствию всех присутствующих.

– Он кое-что знать, но ничего не понимать! – ответила Людвика, когда все просмеялись.

– А что он имел в виду под тонкостью?

– Разве мы можем обсуждать тонкость нашими грубыми словами?! – вздохнула Людмила Петровна, – Очень плохо!

– Без тонкость люди помирать, – подтвердила Людвика.

Первые аристократы

В противовес законам природы люди древности придумали свои законы и обрели независимость, жизнь общества расцветала. На Архипелаге любимыми развлечениями того времени были спортивные состязания, и среди них особо почиталась борьба. Каждые несколько лет в соответствии со звёздным календарём устраивались главные спортивные состязания. Победители награждались щедро и являлись самыми уважаемыми людьми в обществе.

Был среди борцов один честолюбивый юноша, звали его Срам. Борец он был никудышный, но со многими поспорил, что будет победителем на главных спортивных состязаниях. С ним охотно спорили и подписывали долговые свитки, зная о его посредственных способностях.

Срам пошёл на хитрость. В состязаниях он не участвовал. Подошёл последний день соревнований, и в соответствии с законами и традицией борец, победивший всех, приглашал на поединок любого желающего. Тут явился Срам. Он вымазался с ног до головы нечистотами из отхожей ямы, и все сторонились его и были возмущены таким поведением. Запачкаться нечистотами в дни священных соревнований считалось несмываемым позором. Срам вызвался бороться с сильнейшим, но тот побрезговал прикоснуться к Сраму и утратил свою победу.

Трижды мудрый и справедливый судья вызывал всех желающих бороться со Срамом, но желающих не было. Так Срам был признан лучшим борцом Архипелага, получил титул Божественного и все причитающиеся победителю награды.

Срам отмылся. В плаще небожителя, на колеснице, запряжённой восьмёркой белых лошадей, разъезжал он по всему Архипелагу, и все, кроме Цезаря, обязаны были уступать ему дорогу. Его богатые поместья вызывали у многих зависть и восхищение. Недолго богатые девушки сторонились его, тут же нашлась и невеста ему под стать.

Негодующие голоса постепенно ослабевали, и в одной из застольных бесед о нём было сказано:

– Он гений!

На следующие соревнования сотни юношей, обмазанных нечистотами, устремились к стадиону, но не получили ничего. Прослышав накануне о намерениях некоторых из них, Цезарь издал указ о гигиенических требованиях к участникам спортивных состязаний, а также ко всем зрителям. Юношей, обмазанных нечистотами, не пустили на стадион и безжалостно избили плетьми.

До той поры на Архипелаге не было аристократии. Срам Божественный и его жена, по закону именовавшаяся Осрамина Божественная, были первыми. Когда отсутствуют достоинства естественного порядка, они непременно должны чем-то компенсироваться. А божественность всегда требует подтверждений. Особым смыслом, доступным лишь немногим, наделялись манеры поведения, демонстрирующие достоинство, превосходство, а в некоторых случаях даже неувядающую нравственность.

Такая стратегия имела успех. Люди перестали понимать, почему поступок Срама они считали чем-то недостойным. Один из историков, описывая времена появления аристократии, оставил на полях рукописи такую запись: «Если вы пожелаете что-либо спрятать, то лучшего места, чем человеческий разум, вам не найти».

Где спрятать смерть?

Константину приснился сон. Как будто он спит и вдруг во сне слышит взволнованный голос Дениса. Испуг Дениса передался Константину, он проснулся, встал с кровати и увидел в комнате Дениса. Всё было как-то необычно, тьма была насыщенной и светилась темнотой, но всё было видно, хотя и очень необычно.

– Костя, ты знаешь, я только что умер! – взволнованно сообщил Денис. – Я лежал в своей постели и не мог заснуть. Я о чем-то неправильно подумал и от этого умер. У меня остановилось сердце, и я перестал дышать.

Константин видел Дениса и видел себя, спящего в постели. Но всякая необычность была не важна при таких чрезвычайных обстоятельствах.

– Ты говоришь, о чём-то неправильно подумал?

– Послушай, ты не знаешь, как опять запустить сердце и дыхание? У меня же весь организм совершенно здоров, просто остановился! Что-то можно, наверно, сделать, чтобы опять всё заработало!

– Постой-постой! От чего всё работает?

– Не знаю!

– В машине, например, нужно, чтобы искра проскочила. А здесь?

– Нужно вызвать «скорую помощь», но пока она приедет, я умру окончательно.

– А о чём ты неправильно подумал?

– Не помню! Может быть, я потом вспомню, но сейчас нужно что-то делать!

– Нужно тебя разбудить! Иди к себе, а я позвоню тебе по телефону!

Денис исчез. Константин моментально лёг в постель и проснулся… Очень поздно проснулся. И сразу всё вспомнил!

«Денис уже десять раз мог умереть! – с ужасом подумал Константин, глядя на будильник. – Я должен был разбудить его, а кто должен был разбудить меня?»

Константин стал звонить Денису. К телефону подошла соседка по коммунальной квартире, через несколько минут она сообщила, что Денис ещё спит.

– Его срочно нужно разбудить! Он сейчас должен быть на операции в стоматологической поликлинике! – соврал Константин.

В трубке было слышно, как соседка стучала в дверь и кричала Денису, чтобы он проснулся.

– Я не могу его разбудить, он очень крепко спит!

– Нужно взломать дверь! Это очень важно!

Соседка взламывать двери отказалась. Константин позвонил Вадиму – тот ведь живёт рядом, и у него есть ключ от комнаты Дениса. К счастью, Вадим оказался на месте, и Константин ему всё рассказал. Вадим долго смеялся.

– Разбудить его всегда непросто. Ладно! Сейчас пойду разбужу и расскажу ему твой сон. Он от смеха быстрее проснётся!

Разговор с Вадимом успокоил Константина, и он перестал думать о Денисе.

«Странный, конечно, сон. Но это всего лишь сон, и не более того, – рассуждал Константин, – А вот что интересно, почему никто не пытается строить планы на то, что он будет делать после смерти? Пофантазировать хотя бы! О своей жизни чего мы только себе не воображаем! У некоторых жизненные планы не более реальны, чем путешествия на машине времени. И ничего! Почему же в своих фантазиях мы не стремимся проникнуть туда, за черту? Боимся подумать как-нибудь неправильно? Это очень опасно?»

Через какое-то время позвонил Вадим:

– Послушай, он впал в летаргический сон! Мы с соседкой не смогли его разбудить – он был как мёртвый! Она вызвала «скорую». Врач сказал, что он умер, но я почему-то стал настаивать, что это летаргический сон. Соврал, что он уже впадал в летаргический сон. Его привезли в больницу и вызвали специалиста по летаргическим снам, тот вызвал ещё кого-то. В общем, теперь он лежит в клинике и спит летаргическим сном. Когда он проснётся, никто не знает. Может и всю жизнь проспать.

– Значит, мне это не приснилось!

– Ты представляешь, если бы я не стал говорить о летаргическом сне, ему бы уже сейчас сделали вскрытие! Его бы уже не было! Мне специалист по летаргическим снам сказал, что таких случаев много. Людей принимают за мёртвых, делают вскрытие и спокойно хоронят. Какой кошмар!

– А мне интересно, о чём он подумал? Что значит «неправильно подумал»? Это вроде как оступился?

– Да! – сказал Вадим. – Опасное занятие! Думал бы он, как все, – ничего бы с ним не случилось!

– Да, кстати, – вспомнил Константин, – я тут Аллу недавно видел. Как у неё дела?

– Ой, мрак! Этот её бой-френд оказался наркоманом. Он её обокрал. Украл у неё все деньги, которые она накопила на пластическую операцию. Сейчас он под следствием, обвиняют его в распространении наркотиков. Она носит ему передачи, занимает у всех деньги на адвоката. В общем, нормальная человеческая жизнь!

– Я всегда знал, что можно так подумать, что умрёшь, – сказал Антонио, – в этом у меня никаких сомнений.

– Но ни разу не пробовал? – спросил Константин.

– Пробовать можно, но не часто!

– От привычка жить или курить сигарета случайно не избавляться, – внесла ясность Людвика.

– Но можно так подумать, что умрёшь? – спросил Константин.

– Если хотеть! – ответила Людвика.

Божественное искусство

Антонио и Константин стояли во дворе больницы и смотрели, как умирает человек. Что туда их занесло во двор больницы? Тех, кто занят своими разумными делами, обычно никуда и не заносит – им есть что делать и куда спешить: отдых и работа, почти по одним и тем же маршрутам, без экстравагантных отклонений. Лишь тех, кто ищет неизвестно чего, обычно и заносит неизвестно куда.

Так получается. Выйдя из кофейни, они шли по оживлённой улице под палящими лучами солнца и, подойдя к больнице, решили пройтись двором – там тень и вообще прохладнее.

Двухстворчатая дверь посередине корпуса, обычно закрытая, по случаю жаркого дня была распахнута настежь. К этой двери и подкатили кровать с мужчиной, точнее с тем, что от него осталось. Скорее всего, это было сделано для того, чтобы больному лучше дышалось свежим городским воздухом. Но дышалось ему плохо.

Он дышал в несколько раз чаще, чем это было задумано природой. Воздуха ему не хватало. Насквозь прокуренные лёгкие впустую гоняли воздух, их давно уже нужно было заменить, как воздушный фильтр в автомобиле, отслуживший несколько сроков.

По крупным рукам и грубоватым чертам лица было видно, что этот человек работяга. Его бицепсы превратились в палки, цвет кожи приобрёл желтовато-серый оттенок. Он был в бессознательном или полубессознательном состоянии. В таком состоянии у человека надежд нет, остаётся только мучительная привычка цепляться за жизнь до последнего вздоха.

Антонио курил сигарету.

– Тебе приятно курить? – спросил Константин.

Антонио пожал плечами, на секунду задумался, выпустил сигаретный дым вверх, чмокнул губами и ответил:

– Очень приятно! Я не умру так, как он, поэтому у меня нет суеверного страха. Такого ритма, как у него, у меня никогда не будет.

– Как ты можешь быть в этом уверен?

– Я управляю своими ритмами, о чём я тебе уже неоднократно говорил. Я лучше умру, чем собьюсь со своего ритма.

– Свой ритм. Неужели это такая ценная вещь?

– Смотри! – Антонио указал на больного. – Он это явно не ценил!

– А я как-то не чувствую в себе никакого ритма!

– Ты очень хаотичный!

Они пошли дальше по тенистому двору.

– Но у большинства людей тоже нет своего ритма?!

– Большинству на это наплевать! Большинство ни о чём не задумывается и ни на что не обращает внимания. У большинства ритм, какой придётся! Ритм есть всегда, даже у того доходяги. Впрочем, у него, наверно, уже закончился.

Это был день прогулок, неторопливых бесед и почти бесцельного шатания по городу.

– Ну ты как дохлая курица! Ничего тебе не интересно!

– Почему не интересно? Интересно! Мама, я же сказала: «Мне всё равно, куда ехать отдыхать!»

– Ты знаешь, что самое важное искусство для человека – это хотеть!

– Ха-ха! Тоже мне искусство! А сдавать экзамены – это ерунда?

– Это любой дурак может – хорошо учиться или работать, когда его заставляют!

– Но если этот «дурак» хочет поступить в хорошее учебное заведение? Он же, этот «дурак», сам захотел!

– Ты хотела этого пятнадцать минут! Остальное время ты делала всё, что нужно, под давлением, под прессингом! Это обман! Человек хочет пятнадцать минут, а потом целый год делает то, что ему не нравится: решает задачки, сидит над тестами. Надо тебе это сто лет!

– Я это понимаю! Но иначе я бы не смогла сдать экзамены!

– Конечно, нет! Если бы так не старалась! Ты молодчина!

– Ну вот! Значит, я хотела правильно!

– Нет, ты путаешь! Ты делала правильно! Все знают, как нужно делать правильно, но только при условии, если тебе самой этого хочется. А как самой чего-то захотеть или очень захотеть – вот в этом вся сложность! Этого никто не знает!

– Реклама нужна!

– Ой! Ха-ха! На всё хорошее рекламы не бывает. Рекламируют всегда одно и то же, самое лёгкое, чтобы человек отдал свои деньги. Нет ничего проще, чем отдать кому-то свои деньги! Только позвони – заберут прямо на дому!

– Нет, ещё я видела: «Водитель троллейбуса – интересная профессия».

– Вот-вот! Не надо целый год к экзаменам готовиться! И конкурса никакого! На то, что человеку действительно нужно, рекламы не бывает.

– Можно написать такую рекламу: подумайте хорошенько…

– Нет, всё, уже не пойдёт! – категорично заявила мать.

– Почему?

– Ну, вспомни тех наших знакомых, которые помногу работают! Они если и хотят чего-то, то только своей головой! На самом деле им уже ничего не хочется, им всё лень. Они и к своему отдыху относятся без всякого энтузиазма, как к работе, – надо ехать, и всё! Они его надумали головой, безо всякого удовольствия. Как будто удовольствия от жизни можно получать только строго определёнными способами и никак иначе, согласно прайс-листу и каталогу.

– Да! И ты то же самое сейчас мне говоришь: «надо ехать», «эффективно использовать время отпуска»!

– Ну не то же самое! Ты всё преувеличиваешь! Хотя… уже и не знаю!

– Ну ладно, это я так! И почему это плохо?

– Понимаешь, это не то, чего ты сама хочешь. У некоторых только к концу отпуска появляются какие-то свои желания, они начинают находить для себя что-то интересное. Помнишь, как прошлым летом твой папа с дядей Фёдором начали на велосипедах в пять утра выезжать, чтобы лес слушать. Потом гончарный круг сделали, мост через речку построили, а в начале отпуска только лежали на берегу животами кверху и не знали, чем им ещё можно заняться, изнывали от скуки!

– Мам, а почему местные не догадались сами построить этот мостик? Им, что, приятней было по бревну ходить?

– Ну, а потом им сколько народу помогало?!

– Вот именно, потом! А раньше они сами не могли до этого додуматься?

– К сожалению, никому ничего не нужно! У нас всё делается либо по принуждению, либо ради денег. И то и другое абы как!

– Поэтому у нас так мало всего хорошего?

– Да я тебе это и пытаюсь объяснить – никто ничего не хочет делать! Люди не помнят, как самим хотеть что-то делать не только для того, чтобы что-то иметь, – для себя, для красоты!

– Иметь все хотят, но для этого сначала нужно что-то делать!

– Иметь – это не то! Можно иметь спортивный тренажёр и никогда к нему не подходить. Конечно, хотеть, чтобы у тебя что-то было, и не делать для этого ничего, – это самое вредное занятие. Но самое правильное – это хотеть чего-то для своего удовольствия и делать для своего удовольствия, но не что-нибудь дурацкое, примитивное, а что-то стоящее! Вот, я, например, хожу на латиноамериканские танцы. Никто меня не заставляет, мне самой интересно всё время разучивать новые танцы! Беру уроки музыки, так как сама всё забыла. Мы там очень веселимся!

– Представляю себе! Ну, я хочу куда-нибудь поехать отдыхать, и чтобы было интересно, но не знаю куда.

– У нас дома много разных путеводителей по разным странам. Почитай! Выбери, потом про страну что-нибудь почитай! Про Италию, например, ты же много читала, много знаешь про Древний Рим. Найди для себя что-нибудь интересное! Когда у тебя будет к поездке свой интерес, вот тогда и силы появятся и энергия, и всё, что нужно! Тогда тебе не будет всё равно куда ехать! Ну, пойдём! Пакет не забудь!

Мать и дочь поднялись со скамейки и ушли. На другой скамейке, за их спинами, всё это время сидели Антонио и Константин.

– Очень поучительная беседа! – сказал Антонио.

– Да, на бытовом уровне рассказано о вечной борьбе между разумом и духом. Правда, дух слабоват, годится только для танцев.

– Смотря как танцевать! – возразил Антонио. – Впрочем, её-то желания возникают, когда разум делает паузу. Не более того.

Водевиль

Елена пришла, чтобы забрать какие-то свои вещи.

– А что ты будешь делать, когда закончишь своё самопознание?

Этим вопросом Елена поставила Константина в тупик. Такого он никак не ожидал.

– Ты задаёшь очень практичные вопросы!

– Конечно! Ты сам говорил, что твоё самопознание ограничено определённым сроком. Ну, вот ты познал себя, а дальше-то что будешь делать? Неужели ты об этом не думал?

– Я заранее знать не могу. Заранее здесь думать невозможно!

– Почему? Ты что, станешь каким-то другим? Мир переменится от твоего самопознания? Ты действительно так думаешь? Только скажи честно!

– Может быть, и переменится! Настанет апокалипсис!

– Ты запишешь в своей тетрадке свои «умные» мысли, и на этом всё кончится! Что-то измениться может только в твоей тетрадке, на двух страничках, не больше! И больше ничего измениться не может! Ты отдаёшь себе в этом отчёт?

– Значит, ты думаешь, что я занимаюсь какой-то ерундой?!

– Конечно! Это твоя очередная блажь, которая кончится ничем!

– И как ты можешь это знать?

– Всё очень просто – я знаю тебя! Это ты себя не знаешь, а я тебя знаю! Ты меня спроси!

– Ты знаешь, у меня такое впечатление, как будто мы живём в разных мирах!

– Конечно, в разных! Я живу в реальном мире!

Тут Елена заметила дамскую сумочку, которую Людмила Петровна вчера вечером оставила в парке на скамейке. Константину вчера пришлось возвращаться в парк, и сегодня он собирался привезти сумочку Людмиле Петровне.

– А это что???

– Сумочка, – ответил Константин.

– Ты мне изменял? – прямо в лоб спросила Елена.

– Да! – ответил Константин.

– С кем?

– С Ингой!

– Вот теперь мне всё ясно! – Елена явно обрадовалась этой новости. – Теперь между нами всё кончено и навсегда! Чему я даже очень рада!

Как только Елена ушла, Константин позвонил Инге:

– Привет! А у меня для тебя хорошая новость – нас застукали!

Константин рассказал, как всё произошло. Инга заливалась смехом!

– Мы же договорились: никому не говорить, что этого не было! Вот я и не раскололся!

– Ха-ха-ха-ха! Как это здорово! Она ведь теперь моему мужу сообщит – это то, что нужно!

– Ты думаешь, она сообщит?

– О! Ещё бы! Ну, ты потрясающий любовник! Я обязательно скажу об этом мужу! Скажи мне, пожалуйста, как выглядит эта сумочка? Давай считать, что я у тебя и вчера тоже была! Знаешь, в какое время?!

Колизей

– Зачем мы приехали в Рим? – недоумевал Константин. – Туристы – это самые бессмысленные люди на Земле! Может быть, зеркало хочет показать нам, как мы заблуждаемся в своих жизненных стремлениях?

Однажды в Москве, проходя мимо туристических автобусов, Константин обратил внимание на то, сколько пустоты скрывается в глазах этих туристов под покровом радостной суеты и малоуспешной погони за хоть какими-то жизненными впечатлениями.

«Они никогда не смогут связать эти разрозненные впечатления во что-то своё, которое хотя бы капельку можно назвать своей жизнью. Так эти впечатления и останутся засохшими жёлтыми листьями в старом пыльном конверте», – рассуждал Константин.

«Туристам показывают то, чего нет. Любая достопримечательность в Европе облеплена одинаковыми отелями, одинаковыми узкими улочками с бесконечными ресторанчиками и сувенирными лавками. Туристы могут увидеть только туристические места, главной достопримечательностью которых являются они сами».

Мнение Константина никто не разделял.

– Костя, а в Москве вы можете увидеть Сикстинскую капеллу?! – возражала Людмила Петровна. – Я всегда мечтала её посмотреть!

Она знала о Древнем и средневековом Риме больше любого экскурсовода, они от неё много чего узнали, и Константин больше не рассуждал о бессмысленности. Людвика знала итальянский так же небрежно, как и русский, и прекрасно везде ориентировалась. Антонио оказался бесподобным знатоком итальянских вин и сыров.

Когда они побывали в магазине сыров, запахи которых не смог бы себе представить человек с самой буйной фантазией, с ароматами, беспрепятственно проникающими в самую душу неискушённого русского человека, Константин возмутился:

– Почему у нас в России сыры никогда не пахнут? Прямо носом упрёшься в этот сыр – и ничего!

– Есть многое на свете, друг Гораций! – философски отвечал Антонио.

– Зато у нас есть медовуха, блины с красной икрой, селёдка под шубой, – напомнила Людмила Петровна.

– Это не то! – сказал Константин.

– Что значит не то?! – возразил Антонио. – В медовухе и блинах с красной икрой – вся русская национальная идея! А тебе не нравится!

– Нравится! Но почему сыр не пахнет?

– В русская сыр нет итальянский тонкость, – ответила Людвика.

«Может быть, мы приехали сюда только для того, чтобы Людвика сказала о тонкости?» – Константин посмотрел на неё.

Людвика смотрела на него. Она, конечно, не думала о сыре.

– Если в тебе нет тонкости, то не увидишь её в другом человеке, – говорил Константин, когда они с Антонио сидели в парке под пинией. – Но узнаём мы то, чего не было! Нам потом кажется, что это и раньше было, просто мы этого не замечали. На самом деле мы познаём то, чего нет! И оттого, что мы это познали, это нечто появляется! Ты понимаешь, как устроен мир?!

– А может быть, в мире, как в Греции, есть всё, только нам не всё доступно? Ты же не долго смотрел ей в глаза. Ты подумал, что умрёшь?

– Не знаю. Люди когда общаются, у каждого свой тон, какой-то свой диапазон для общения с каждым конкретным человеком, они обозначают нейтральную территорию, на которой могут общаться. У Людвики ничего подобного нет!

– Конечно, она же смерть.

– Ну, Антонио! Это метафора! Я не верю! – сказал Константин.

– Но в глаза не смотришь! – пожал плечами Антонио. – Нам Людмила Петровна говорила, что, когда входишь в тонкие сферы, всегда идёшь рука об руку со смертью. Наверно, это она чувствовала, когда боролась с нашим тираном.

– Мне приснился интересный сон, – сказала Людмила Петровна за завтраком. – Как будто люди моют себе головы мраморным шампунем и постепенно превращаются в мраморные статуи из живых людей. Превращение происходит постепенно, сначала процессы происходят с головой, потом этот шампунь проникает по всему телу, но тело ещё относительно гибкое и подвижное. Мрамор вначале как тёплый пластилин или воск. Люди расходятся по соборам, базиликам и площадям, занимают постаменты и там, на местах, уже окончательно превращаются в мраморные скульптуры.

– Рим – подходящий город для такого сна! – покивал головой Антонио.

– Причём они все были очень довольны тем, что увековечивают себя, им не жалко было ради этого терять оставшуюся часть жизни. Некоторые были совсем ещё молодыми, ничего в жизни сделать ещё не успели, но уже были очень честолюбивыми.

– А мне кажется, что ваш сон навеян выступлением живых статуй, – сказал Константин. – Вчера, у фонтана!

– Может быть, – согласилась Людмила Петровна. – Можем ещё раз их посмотреть!

– Мы пойти туда к часа дня! – предложила Людвика, и все согласились.

Вчера напротив фонтана Треви они заметили человека, нарядившегося в статую, с загримированным белым лицом. Он стоял неподвижно, и было вначале непонятно, живой ли это человек или какая-нибудь восковая скульптура. Но «скульптура» внезапно начала двигаться, к радостному восторгу пугливых туристов. Стало понятно – человек!

Подошел скрипач и заиграл. Тут же появилась девочка-балерина с таким же загримированным лицом. Юная шкодница своим шаловливым танцем старалась «оживить статую». Она убивала публику наповал своими ужимками и дразнилками. Казалось, для статуи это большое испытание – не рассмеяться! Все гадали: рассмеётся или не рассмеётся?

Девочка привела туристическую публику в полный восторг. Вдоволь натанцевавшись и накривлявшись, сделала очередное па и, встав в капризно-разочарованную позу, «замерла навек». Статуя мужчины ожила, раскланялась, легко взяла в охапку девочку, превратившуюся в статую, и привела в действие свою шляпу для сбора монет и купюр. То же сделал со своей шляпой и скрипач. После чего они втроём раскланялись и ушли под звуки скрипки и аплодисменты.

– Сколько здесь народу! Уже так близко не подойти, как вчера, – сказала Людмила Петровна.

– А не будет сегодня выступления! – откликнулась женщина, проходившая мимо и неожиданно оказавшаяся соотечественницей.

– Почему не будет?

– Они уже куда-то уехали, вчера было последнее выступление.

– Как жалко! Хотелось ещё раз посмотреть на эту игривую итальянскую девчонку!

– А девочка, кстати, русская, её Ксенией зовут.

– А как же она здесь оказалась?

– А я не знаю, я такая же туристка, как и вы! Я спросила – мне ответили!

В Ватикане на площади Святого Петра к Константину подошли две обаятельные девушки в колоритных итальянских народных платьях, они собирали подписи туристов на длинных разноцветных свитках. Девушки что-то говорили по-итальянски, ясно было, что они просят Константина расписаться в свитке.

Приятно оставить свою подпись на такой величественной площади! И почему бы не сделать девушкам приятное?! Константин с удовольствием расписался. Над ним потом смеялись. Не потому, что он подписался неизвестно под чем, а потому, что стало известно, под чем он расписался.

Это была акция в поддержку священника, отца Петро. Католический священник из Рима был вызван в окружной американский суд города Лос-Анджелеса, где судья Моргенштерн готовился предъявить ему обвинение в мошенничестве. Исковое заявление в окружной суд поступило от гражданина Соединённых Штатов Фердинанда Монтана, отбывающего в местной тюрьме сорокалетнее заключение за мошенничество и различные валютные махинации.

Не далее как в прошлом году Фердинанд Монтана побывал в Ватикане, где в соборе Святого Петра отец Петро отпустил ему все грехи, имеющиеся на данный момент. Сразу по возвращении в Соединённые Штаты Фердинанд Монтана был арестован и несколько месяцев спустя приговорен судьёй Моргенштерном к сорокалетнему тюремному заключению.

– Разве Бог позволил бы, чтобы безгрешного человека засадили в тюрьму на сорок лет?! – возмущался Фердинанд Монтана.

Фердинанд Монтана перед исповедью щедрой рукой пожертвовал церкви через отца Петро значительную сумму денег. Отец Петро не отрицал сам факт пожертвования, но в сумме пожертвования они не сходились. Либо кто-то из них завышал сумму, либо кто-то её занижал, что должно было выяснить следствие.

История получила большой резонанс в обществе. Католическому священнику предстояло доказать в американском суде существование «Господа Бога», а также свои личные полномочия от «Бога» по отпущению грехов, в противном случае ему грозило обвинение в мошенничестве.

Судья Моргенштерн, несмотря на свою молодость, зарекомендовал себя как самый непредвзятый судья штата Флорида, и то, что он воспитывался в католической семье, ровным счётом ничего для него не значило.

– Отец Петро такой же, как и я! – говорил Фердинанд Монтана. – Я не держу на него зла и не поднимаю шум с целью пересмотра своего дела, но справедливости ради мне хотелось бы, чтобы отец Петро сидел в соседней камере. И каждое утро, встречаясь с ним за завтраком, я бы говорил: «Доброе утро, дорогой коллега! Как вам сегодня спалось?» Ни о чём большем я и не мечтаю!

Священник считал своим долгом разъяснить американскому суду и прихожанам, что между совершением грехов перед Богом и нарушением законов какого-либо государства прямой взаимосвязи нет, и сожалел о том, что судьи и прихожане в этом ещё плохо разбираются.

Они обошли Колизей и смотрели снизу вверх на величественное здание и огромную очередь туристов, желающих попасть внутрь.

– Что должен был чувствовать человек того времени, стоя здесь перед такой грандиозностью и великолепием! – Людмила Петровна в последний момент успела удержать шляпку. – Вы представляете, чем был Колизей для людей того времени!

– Человек, наверно, чувствовал, что только так может быть устроен мир, – ответил Константин. – Колизей, рабы, бои гладиаторов – это не изменится никогда, и всё это будет существовать вечно!

– Да! – сказала Людмила Петровна. – Как и сейчас, мировоззрение человечества – такой же Колизей! Все думают, что так будет вечно: жизнь и смерть. И это не изменится никогда.

– Вы думаете, «Колизей» будет разрушен? – спросил Антонио.

– Непременно! – ответила Людмила Петровна.

Прощай, космос

Ааира там у них считают несерьёзным и немного легкомысленным. Даже «летающая тарелка» его не всегда слушается! Только из-за его причудливого желания разговаривать с «диким» философом был установлен «путь» к нашей планете. Если бы наша планета вошла в Ассоциацию, то этот путь остался бы, но не войдёт.

Ввиду того, что между нашей галактикой и Ассоциацией такая бездна пространств, вероятности повторного контакта, пока существуем мы и они, практически нет. Об Ассоциации можно теперь забыть, как будто ничего и не было.

Нас окружает дикий космос, и мы сами должны будем налаживать отношения с нашими дикими соседями. Уж как получится!

Мне нужно было что-то решать – подходил к концу срок моей жизни. Дата моей смерти высвечивалась на циферблате, и никакой ошибки быть не могло. Капитан перед каждым полётом, как положено, рекомендовал принять таблетку. Её мне хватило бы лет на сто пятьдесят, и это меня ни к чему не обязывало, с точки зрения Капитана.

О моём контакте никто не знал. Если бы я решил, что нужно вступать в Ассоциацию, предложение Ассоциации было бы объявлено всем, тогда я спокойно проглотил бы свою таблетку, и чем-то таким, подобным, могли бы воспользоваться все жители Земли. Дефицита нет. Пожалуйста, всем хватит!

А если нет? А если нет, не мог же я воспользоваться какими-то благами от Ассоциации, лишив такой возможности всех соотечественников. Приятно называть соотечественниками всех жителей Земли. Так вот, это было бы нечестно по отношению ко всем соотечественникам.

Я должен был принять решение. Когда приближается экзамен или смерть – легче собраться! Наступила ясность.

– Ааир, ваша цивилизация должна погибнуть или измениться!

– Почему ты так подумал?

– Разум не обладает самостоятельной жизненной силой. Я видел, насколько слаб ваш дух, хотя бы по «гладиаторскому сражению». В каждом из вас доминирует разум, а вовсе не дух – слуга превратился в господина! Разум не может диктовать духу. Дух этого не потерпит! Он не может существовать в порошке и пилюлях, куда ваш разум пытается его загнать.

– Может быть, Георгий, у тебя сложилось такое впечатление по контрасту? Я тебя понимаю: то, что ты называешь духом, мы называем интересом. Мы всегда стремились к балансу – если интерес будет проявляться не в рамках разумного, то мы можем вернуться к дикости. Мы давно поддерживаем такое равновесие. Может быть, твоё впечатление от большого контраста с твоей прежней жизнью?

– К сожалению, нет! Вы перестали понимать притчу! Все ваши правители хранили её в секрете с древних времён, они считали её опасной для того пути, по которому пошла ваша цивилизация. И только нынешние правители не поняли, почему эту притчу держали в секрете.

– Ты понимаешь эту притчу?

– Она даёт свободу!

– Но сравни, какую свободу ты имел у себя на Земле, с той свободой, которую у нас имеет каждый! По моим представлениям – ты жил в клетке!

– Я говорю в первую очередь о внутренней свободе и о возможности внешней свободы. Можешь ли ты сказать, что внутри себя абсолютно свободен?

– Это невозможно! Внутренняя и внешняя свобода взаимосвязаны. Абсолютно не свободен никто, но внешней свободы у нас гораздо больше, чем у вас!

– Если внутри человека нет свободы, то никакая внешняя свобода ему не поможет. Разум человека направлен во внешний мир – он не обеспокоен, свободен ли человек внутри себя. И если разум становится диктатором, то он, рано или поздно, задушит внутреннюю свободу. Вот почему у вас всё-таки пропадает интерес к жизни!

– Ты думаешь, можно вечно поддерживать в человеке интерес к жизни?

– Если ваш разум считает, что познание бесконечно – значит, этому должен соответствовать бесконечный интерес! Но это возможно только с точки зрения разума, на самом деле этого не происходит! Значит, здесь что-то не так?! Нет! Интерес – это очень слабое проявление духа. Он хорош, когда нет настоящего дела, и приходится чем-то себя развлекать, искать себе какое-то занятие. Вечно это продолжаться не может! Я думаю, что и для познания вселенной одного интереса недостаточно! Не обойтись без риска, без шага в безнадёжность, без какой-нибудь страсти, которая сильнее желания жить! Ваш разум от такого в штаны себе наделает!

– Ха-ха-ха! Жаль, что я не смогу разместить твои слова в информационной системе! Мне хотелось бы это сделать, но меня будут считать легкомысленным! Я не понимаю, зачем нужно делать такие странные шаги! Чем хуже спокойное исследование?

– Если во Вселенной есть Дух, то как вы можете познать Вселенную без Духа?! Что вы познаете? Таблицу расстояний между галактиками?!

– Может быть, то, что ты называешь духом, это движущая сила жизни. Она есть всегда. Но почему её нельзя спокойно изучать?

– Бактерия через микроскоп изучает учёного?! У вас было много времени для спокойного изучения. Что вы знаете о ней?!

– В последнее время у нас действительно появились в некоторых галактиках очень тревожные процессы – резко и без причин снижается интерес к жизни, особенно среди молодёжи. Это похоже на эпидемии безразличия. Мы не знаем, как с этим бороться. Некоторые устремляются в дикие галактики, выдают там себя за богов или ещё за кого-нибудь, в зависимости от местных представлений, ведут себя там ужасно и не хотят возвращаться в Ассоциацию. Они деградируют до местного уровня и не сожалеют об этом.

– Это неизбежно! Это будет происходить!

– Но откуда ты знаешь об этом?

– Я немного знаю себя. Вы идёте к познанию себя во Вселенной через познание Вселенной – это безумный путь, это путь разума. Тот философ, о котором мы говорили, познал себя во Вселенной. За каждого из нас никто этого не сделает. И наука о самопознании, на мой взгляд, невозможна. Я думаю, у нас с тобой равные шансы познать себя.

– Но ты отказываешься вступать в Ассоциацию и один, и вместе со своей планетой?!

– Да, отказываюсь, спасибо за предложение! Наша цивилизация бездарно растворилась бы в вашей, а так у нас есть шанс пойти по другому пути!

– И ты отказываешься от возможности продлить свою жизнь?

– Я не могу поступить иначе!

– У меня впереди примерно двадцать пять тысяч лет жизни, а у тебя несколько дней – и ты говоришь о равных шансах в самопознании?!

– Тебе может не хватить твоих лет! Вам всем гораздо труднее, чем нам, вы очень разумны! С другой стороны, говорят, достаточно одного мгновения.

Грустно было прощаться. Я поблагодарил их за всё, что они для меня сделали. За почти безграничную, с точки зрения разумного человека, внешнюю свободу.

– Спасибо за притчу, Капитан! Напрасно вы отказались от коньяка, но раз уж вы его не потребляете, могу предложить кое-что другое!

Я написал на земле: «1=1» и зачеркнул знак равенства.

– Одна единица только в вашем разуме равна другой единице, во Вселенной нет ни одного объекта, равного другому. При помощи разума Вселенной можно пользоваться для практических целей, но чтобы познать, нужно что-то совсем другое. Вселенная как женщина, Капитан, с ней можно прожить жизнь, и её не понимать. Семь футов под килем!

Капитан улыбнулся ещё раз.

– Прощай, Ааир!

– Прощай, Георгий!

– Постойте! – окликнул я их.

Они обернулись.

– Не называйте меня Георгием. Меня зовут Божественная Свобода!

Фрейд Ван Гогу не товарищ

Вернувшись из поездки, Константин узнал от Вадима, что Денис вышел из спячки и очень изменился «в лучшую сторону».

– Он бросил заниматься поэзией, и сейчас его берут на работу в крупную рекламную компанию, – сообщил Вадим. – С очень солидным окладом!

– Это Денис-то будет работать?!

– Его рекомендовал туда их бывший руководитель кружка поэзии. А что? Им нужны творческие люди – Денис творческий человек!

Константин не стал спорить с Вадимом, Вадим разговаривал на языке Елены. Ему хотелось поскорее увидеть самого Дениса, рассказать ему свой сон, узнать, что Денис видел в своём сне, что он запомнил. Он позвонил Денису, и они договорились о встрече.

Позвонила Инга, а это всегда было приятно.

– И ты знаешь, ни у кого не возникло даже тени сомнения! – радовалась Инга. – Все воспринимают это всерьёз.

– Ха-ха-ха-ха! – смеялся Константин. – А почему же должно возникнуть сомнение?

– Не знаю, как-то всё странно! Я предложила им выпить кофе – Лена сначала отказалась. А мы с ней дружили когда-то! Сколько мы с ней на старой квартире кофе выпили и сигарет выкурили – ужас!

– Это когда ты их в спальне застала?

– Ну да! Меня смех разбирает, а для них это как-то серьёзно! Ну ладно, «отомстили» уже, ну чего же на меня после этого дуться?! А всё-таки здорово мы их разыграли?!

– Классно получилось! – согласился Константин.

– Они, наверно, считали, что я должна как-то обидеться или скандал устроить. Я ей говорю: «Лен, ну чего ты?!» Она смотрит на меня удивлённо и говорит: «Я понимаю, почему ты нравишься моему мужу! Я так никогда не смогу!»

– Конечно, не сможет! У них какие-то детские комплексы, игры в собственность, какая-то конкуренция, неизвестно с кем!

– И они думают, что переспят и от этого сразу подружатся, ближе друг другу станут! И намного ли больше они теперь знают друг друга?! А у моего мужа ещё и амбиции в отношении красивых женщин. У тебя же Елена очень красивая!

– Ты тоже очень красивая!

– Ну да! Я так себе!

– Много ты понимаешь в женской красоте! Ты более выразительная, у тебя душа очень связана с телом. У Елены красота более глянцевая, потому что её душа от тела очень далеко! Да и при чём тут красота внешняя?! Если бы вы с Еленой были трижды косыми, кривыми, горбатыми, моё отношение не изменилось бы ни к тебе, ни к ней!

– Во, мужик неотёсанный! Сделал комплимент! Ты чудовище! В тебе иногда тонкость пропадает!

– Правда? Извини!

– Другие мужчины искренности ни на грош не имеют, но умом знают, что женщинами надо восхищаться, и восхищаются! И такого не говорят! А у тебя всё наоборот! Ты восхищаешься, когда головой не думаешь! Ты очень тонкий и проницательный, но как берёшься рассуждать! О-о-о! По-моему, ты со своим разумом сражаешься, вместо того чтобы им как-то управлять! И если у Елены грудь гораздо красивее, чем у меня, – это объективно!

– Но я твоей груди ещё не видел! – напомнил Константин.

– А с каким чувством я тебе её буду показывать, зная, что тебе это всё равно?!

– Ничего подобного! Я говорил о другом! Ты мне важна! Каждая клеточка твоего тела заставляет меня трепетать! Это раньше твоё тело было для меня под запретом, мы были просто друзьями, и я, совершенно честно, ни о чём и помыслить не мог!

– Ну, а с точки зрения моего мужа, у тебя был какой-то комплекс. Оказалось, зная о нашей дружбе, он предполагал, что я ему всё время изменяю с тобой, и очень удивился оттого, что это случилось только сейчас.

– Комплекс? Если бы я как-то страдал от этого, чувствовал себя ограниченным – тогда другое дело! Но я не чувствовал себя ограниченным!

– Он же год ходил к психоаналитику, поэтому считает себя большим специалистом, он тебе всё расскажет!

– Вот, оказывается, как человек обретает свободу – избавился от ограничений и ощущаешь себя абсолютно свободным человеком! А свободный человек – это кто? Животное, которому всё позволено? Которого никто не бьёт плёткой, чтобы он вёл себя прилично? Чудная логика!

Дениса действительно как будто подменили. Он как-то повзрослел. Стал вести себя солидно.

– Остался только ужас от того, что я могу проспать всю жизнь!

– Но ты хотя бы помнишь, что мы с тобой разговаривали, когда ты впал в это состояние?

– Очень смутно! То, что ты рассказал, как-то вспоминаю. Про искру в автомобиле помню, – улыбнулся Денис.

– Когда мы с тобой разговаривали в моей комнате, ты говорил, что потом, когда всё закончится, постараешься вспомнить, от какой мысли ты «умер», – напомнил Константин.

– Я не хочу этого вспоминать – это всё равно, что лезть с отвёрткой в неизвестный тебе механизм, после того как тебя уже один раз ударило током и ты чудом остался жив. Себя надо исследовать как-то иначе, а так нельзя!

– Нельзя! – повторил Константин. – Тебе, конечно, виднее! А та мысль была как-то связана с поэзией?

– Всё в моей жизни было связано с поэзией. Я жил поэтично. Теперь решил попробовать жить, как все, без поэзии. Может быть, это тоже интересно! У меня было очень мало связей с жизнью, все связи слишком однобокие. Все мои знакомые, встречаясь со мной, считали своим долгом разговаривать о поэзии. Не хочу больше быть поэтом! Хватит! Рекламной поэзией буду заниматься! И потом как-то однообразно! «Ах, Денис – очень хороший человек!» Все меня знают! Надоело! Хорошим я уже был! Мне не понравилось!

– Ну вот это мне понятно! – засмеялся Константин. – А то, послушав Вадима, я уже вспомнил твои высказывания об основном свойстве человека!

– Знаешь, Костя, я буду валять дурака!

– Тебе это и раньше неплохо удавалось! – опять засмеялся Константин.

– Это не то! Я хочу окунуться в мир бизнеса, мир конкуренции – посмотрим, что получится! Жизни хочу бурлящей и кипящей!

– Замечательно! – сказал Константин. – Но разве одно с другим не совместимо? С настоящей поэзией?

– Нет! Раньше я знал, почему Ван Гог мог запросто отрезать себе ухо! Я понимал, почему он так мог поступать! Теперь я это перестал понимать, а без этого настоящей поэзией я заниматься не буду. Это два разных разума: один слишком высок, и поэтому для другого разума кажется очень не практичным, не приспособленным к земной жизни. Низший разум похож на крестьянина, который ошеломлён, оттого что узнал, на что и сколько денег тратит аристократ. Он не может понять, как можно так неразумно тратить деньги на совершенно пустые, с его точки зрения, и ненужные вещи!

Константин с удивлением смотрел на Дениса.

– Вот, пожалуйста, возьми моё ухо! – Денис вошёл в какой-то экстаз. – Этим я хочу сказать, что мне для тебя ничего не жаль! Вот моё тело, распятое на кресте! Возьмите его!!! У меня для вас больше ничего нет! Ничего! Это всё, что я могу вам дать! Для меня это пустяки! Я бы мог дать вам гораздо большее, но вы ничего не сможете у меня взять с вашим мелочным разумом! Вашему разуму не нужно то, что у меня есть!

– Выходит, Ван Гог был практичным человеком! – осенило Константина.

– Конечно! Ван Гог был чрезвычайно практичным человеком – об этом говорят его картины. Он не смог бы писать такие картины, если бы был не практичным. Практичным с точки зрения его высшего разума!

– Понятно! – сказал Константин. – Для низшего разума было бы практичным писать то, что легко продаётся, только для денег, славы и не более того. А что, если низший разум захочет написать гениальную картину, для того чтобы только прославиться?

– Ничего у него не получится! Он не будет знать, для чего пишется гениальная картина, он сможет обмануть только таких же, как он сам! Таких примеров сколько угодно! А разум как низший, так и высший никогда не будет себя перегружать!

– Так что же является определяющим для разума? – спросил Константин.

– Дух! Перед разумом только ставится задача, и он её выполняет.

– Я не знал, что ты думаешь об этом! – выразил Константин своё удивление. – Значит, в человеке не могут ужиться два разных разума?

– Вот это я и хотел бы узнать! Ван Гог не хотел идти на компромисс с низшим разумом. Другим это удаётся, но они рискуют остаться внизу.

– Ты тоже решил рискнуть? Поэтому ты решил заниматься рекламой?

– Да. Но важно, кто занимается рекламой и зачем!

– А почему ты сказал, что сейчас не понимаешь Ван Гога?

– Не понимаю! Сейчас я не Ван Гог. Я только помню, что когда-то его понимал, а это не одно и то же.

– Желаю тебе ничего не проспать! – пожал ему руку Константин. – И всё вспомнить!

И уже выходя на улицу, подумал: «Видимо, важно, с какой высоты человек смотрит на свою жизнь!»

Очарование

«Откуда берётся очарование? Проснулся с уже готовым очарованием, ничего не надо для этого делать – посмотрел на всё вокруг и всем очарован! Совершенно обычные вещи: тень от чашки на столе, узоры мозаики на лестничной клетке, пыль на окне лестничной площадки, которое не протиралось лет восемьдесят, голоса во дворе, тишина в воздухе. Все хорошо!

Сколько лет тишине? Никто не знает. Какой только она не бывает! Тишина в тюремной камере, в больничной палате, на алле парка, в казарме, в плеске морских волн, играющих солнечными лучами, в макушках гигантских сосен перед закатом солнца, в женской улыбке. Всегда тишина имеет привкус и настроение.

Какой привкус имеет очарование – не понятно, но великолепно! Ничего не имеет человек! Всё ему даётся как в дар от кого-то! Пришло очарование неизвестно почему и уйдёт неизвестно куда. Ни за какие деньги его не купишь! Оно случается!»

Константин вышел из подъезда. На него вопросительно посмотрел бродячий пёс. В подъезде живёт пенсионерка, которая всегда кормит бродячих собак, пёс ждал её.

– У тебя тоже ничего нет? – спросил у пса Константин. – Чем мы отличаемся друг от друга? Тем, что у тебя нет денег, и ты не можешь купить себе сосиску в супермаркете! Сочувствую!

Константин посмотрел на свой автомобиль со слегка побитым задом.

«Отдыхай! – решил он. – Когда есть очарование, надо ходить пешком!»

И пошёл к Антонио.

Константину пришлось ещё раз позавтракать, с женой Антонио. Он был с ней уже знаком, её звали Марго.

– Скажи мне, какой ночной клуб ты посещаешь? – спросила она при первой их встрече – И я скажу, кто ты!

– Я не посещаю ночных клубов, – ответил Константин.

– Как? Совсем-совсем?

– Да, совсем никак! – пожал плечами Константин.

– У тебя, наверно, нет денег! – догадалась Марго. – Антонио! Я могу познакомить твоего друга с нашими клубами! Он мне очень симпатичен!

Когда они распрощались с Марго, Антонио объяснил Константину, что Марго была замужем за старшим его братом, потом за средним.

– Теперь, в силу традиции – моя жена! Но всё это чистая формальность!

Антонио рассказал Константину, что они с Марго завсегдатаи нескольких элитных свинг-клубов, закрытых для посторонних. Каждый такой клуб имеет свои правила и ритуалы.

– Почти как масонские ложи! – добавил он. – Но если Марго обещала, она введёт тебя во все клубы!

– Это уж совсем не для меня! – здраво рассудил Константин. – И что это может дать?! Это был бы крутой разворот от самопознания.

– Почему ты считаешь, что секс не подходит для самопознания? – спросила Марго.

– Я так не считаю, – ответил Константин, – но просто секс в чистом виде мне нисколько не интересен. Если нет глубокого понимания друг друга, каких-то тонких отношений, необъяснимого влечения друг к другу, то в нём нет ничего ценного. Какая-то примитивная игра для взрослых! Она даже может быть и плоской, и тупой, и совершенно бессмысленной!

Марго смотрела на Константина широко открытыми глазами.

– А если женщина очень красивая?

– Как в эротических журналах? – пожал плечами Константин. – Они какие-то глянцевые, в них всякая женственность куда-то пропадает странным образом! Остаётся механическая кукла! Вот здесь уж самопознание вовсе ни при чём!

– Конечно, женственность в эротических журналах пропадает, – сказала Марго, – как и в тех женщинах, которые довольствуются чем-то примитивным. Женственность – это тонкая вещь, не всем она доступна. Её нельзя потрогать руками! Это что-то эфемерное.

Слова никогда ничего не значат, если при помощи слов говорят о женственности. Видимо, женственность – вещь более тонкая по сравнению со словами. Словами, самое большее, можно сказать: «Эй! Посмотри!» Теперь была очередь Константина смотреть на Марго широко открытыми глазами.

– Ты потрясающе женственна! – прозрел Константин. – Извини за плоские рассуждения! В твоём присутствии они неуместны!

– Пойдём! Мне почему-то хочется показать тебе эротические картины!

– Я уже собрался! – сказал Антонио.

– А мы пришли смотреть живопись! – ответила Марго.

Марго показывала картины.

«Женственность, сошедшая с полотен картин! – подумал о ней Константин. – Это новый вид общения!»

Разум замолчал, чтобы не портить впечатление. То ли Марго привносила в картины нечто захватывающее, то ли картины акцентировали в ней самой неповторимую женственность и утончённость. Оказывается, бывает и такое. Важно, кто показывает картины! Они о большем могут рассказать!

– Какая потрясающая картина! – Константин засмотрелся на одну из эротических картин, висевшую в комнате. – И как она похожа на одну мою знакомую! Просто поразительно!

– Картина называется «Девушка – Вселенная», – тихим голосом ответил Антонио. – Это картины моего друга, уже ушедшего из этой жизни.

– Потрясающий человек! Очень тонкий художник! Как понимал цвет! И все чувства на поверхности!

– Все чувства на поверхности, – повторил Антонио, – Таким он и был в жизни.

Повстречались потом ещё и с Сергеем, братом Антонио. Лет десять назад Константин покупал в автосалоне новый автомобиль. После того как деньги были внесены в кассу, обаятельная продавщица сказала:

– Теперь вы можете выбрать колёса и диски для вашего автомобиля! У нас огромный выбор отечественных и лучших мировых автошин и дисков!

– А что, колёса не входят в стоимость автомобиля? – осенило Константина.

– Ну, конечно! Все шины и диски различны по своим свойствам, по цене и качеству! Зачем вам приобретать так называемый стандартный комплект? Вы можете сразу выбрать то, что вам нравится! Как показывает мировой опыт, большинству покупателей хотелось сразу на свой вкус приобрести колёса и диски, чтобы их впоследствии не менять! Всё сделано в ваших интересах!

– Но почему меня не предупредили, что колёса не входят в стоимость автомобиля? Как я на нём уеду?

– В наших прайс-листах, с которыми вы ознакомились, подробно расписаны все цены. Наши менеджеры подробно расскажут вам о свойствах интересующих вас дисков и шин! После оплаты выбранные вами колёса бесплатно, в течение нескольких минут будут отбалансированы и установлены на ваш автомобиль!

– А если меня устраивают колёса и диски, которые уже стоят на автомобиле?

– Вам нужно оплатить их стоимость!

Девушка произносила заученные фразы.

– Спорить бесполезно! – мрачно сказал Вадим, приехавший вместе с Константином. – По крайней мере, деньги на колёса у них примерно такие же, как и в других магазинах. Деньги они не вернут, можно не сомневаться, а если и вернут, то не сразу и с потерями.

– Я принципиально ничего не стал бы у них покупать!

– Пока мы будем где-то ездить за колёсами и в шиномонтаж, они ещё что-нибудь заменят в автомобиле! Уезжать нельзя!

Всё у них было продумано. Покупатели, внёсшие деньги и выбиравшие колёса, никак не соприкасались с будущими покупателями, лениво разгуливающими по шикарному автосалону среди любезных менеджеров и продавцов.

– А двигатель и карбюратор я могу выбрать по своему вкусу? – поострил Константин. – Может быть, они тоже не входят в стоимость автомобиля?

Константин не знал, что фактическим владельцем автосалона и автором идеи бесколёсной продажи автомобилей был Сергей Херувимов.

Сейчас он с обаятельной улыбкой жал Константину руку и был с ним не менее любезен, чем продавщица автосалона. Сергей был в хорошем настроении – недавно решился вопрос о его участии в президентских выборах, и деньги на оттяжку пяти процентов голосов были получены. Как потом объяснил Константину Антонио, суммы, сопоставимые с годовым бюджетом нескольких областей. Под полученные деньги в срочном порядке были созданы фракция, партия и смелые социальные программы. Журналисты внезапно стали интересоваться мнением Сергея Херувимова по любому, хотя бы мало-мальски значимому, вопросу. Он собирался ехать на пресс-конференцию и мимоходом задал Антонио естественный вопрос:

– Как я выгляжу?

– Классно! – похвалил Антонио. – Лицо как у юного стриптизёра!

– Скажи ещё что-нибудь хорошенькое!

– Ты духовный урод, но тебя это украшает – народу понравится!

Они сидели в дорогом ресторане, безвкусно декорированном под что-то шикарное. Музыка была чересчур громкой и походила на протухшие двухнедельные макароны, перекаленные в микроволновой печи.

– Здесь очень громко! Этот галдёж из колонки! – поморщился Константин.

Антонио сделал величественный жест, и симпатичная официантка озарила столик угодливой улыбкой.

– Скажите мне, моя прелесть, что за музыку мы слушаем?

– Это евромузыка бизнес-класса! – без запинки ответила девушка.

– Я вижу, вы хорошо в этом разбираетесь! – чмокнул губами Антонио. – Но нам это ни к чему! Нам нужна классика, и потише!

Официантка говорила что-то метрдотелю, и его лицо недоумённо вытягивалось.

– Судя по его лицу, – произнёс Константин, – нам сейчас сделают музыку эконом-класса!

– А ты знаешь, в этом году в Московскую консерваторию недобор на многие отделения?

– Вот это да! Раньше это невозможно было представить! А теперь «успешная музыка для успешных людей».

– Народ измельчал!

Они сидели в не очень-то приятном месте, где должны были встретить неприятного человека. Неприятный человек пришёл. Плотный подвижный мужчина лет пятидесяти пяти. Неприятный. Он и не делал вид, что он какой-то другой. Подойдя к ним, он сказал:

– Это неправильное место, сядем за тот столик! – пошёл и сел.

Константин и Антонио переглянулись, забрали свои бокалы и пошли за ним.

– К сожалению, этот столик забронирован! – сказала официантка. – Не могли бы вы пересесть за соседний столик?!

– Не могли бы! – ответил неприятный человек. – Мы будем здесь сидеть. Нас нужно обслуживать быстро и очень качественно. Предупредите поваров на кухне, чтобы все блюда готовились только из свежих продуктов. Если будет что-нибудь не так, то все вы очень пожалеете об этом. Я предупреждаю только один раз – вы имеете дело с колдуном.

Испуганная официантка ушла шептаться с метрдотелем.

– Я хотел бы вам представиться, меня зовут Антонио!

– А что мне с вами знакомиться! Вы же ничего из себя не представляете! Какой смысл?! Ветер дунул, и вас нет!

Официантка принесла меню:

– Пожалуйста, я приму у вас заказ!

Когда заказы были сделаны, Константин задал вопрос:

– А что же вы собой представляете и зачем вам беседовать с нами, если мы из себя ничего не представляем?

– Если б не зеркало, вы меня никогда бы не увидели. Хотите что-то узнать, так спрашивайте, а болтать языком будете с кем-нибудь другим!

– Как поддерживать жизненный ритм? – спросил Антонио.

– Никогда не отвлекайтесь от своего ритма ни на что постороннее, делайте только то, что соответствует вашему ритму, всегда, в любой ситуации. Если ситуация сильнее вашего ритма – ни в коем случае не бросайте его. Тогда ситуация сама поможет вам его усилить, если бросите, ситуация собьет вас с ритма.

– Что значит не отвлекаться от ритма ни на что постороннее? – спросил Константин.

– Ну и клоун же ты! – ответил колдун, исподлобья взглянув на Константина. – Не знаешь, о чём идёт речь, а туда же, с вопросами!

Константина уже стала несколько раздражать манера его поведения.

– Вот-вот! – сказал колдун. – Ритм у тебя бывает, но недолгий, от задетого самолюбия.

Колдун выпил глоток воды и сделал паузу, что, видимо, соответствовало его ритму.

– Без ритма человек живёт впустую. Для всякого дела можно найти наиболее подходящий ритм. Настраиваться на что-то – это и значит подбирать ритм. Настроился – кто-то отвлёк, ритм пропал, голова занята ещё чем-то другим, и всё пойдёт наперекосяк! Это то, что касается мелких дел. По главному ритму можно судить о человеке.

– Но у каждого человека в течение жизни есть какой-то ритм. Есть и очень целеустремлённые люди.

– Отвратительное невежество! Где вы видите людей? Каждый из вас – это болванка человека! Человек – это тот, кто создал себя сам. Разве вы сами создали свои ритмы?! Не вы их создали, и без вашей помощи они закончатся. Вы болванки! Все ваши целеустремлённые люди без знания себя – люди наполовину. Целеустремлённые значит разумные, а разум направлен только на внешнее. Себя и всё индивидуальное в других можно видеть только внутренним взором. Вы-то кто?! Сидите и слушайте! Я ещё не ответил на вопрос, а вы у меня уже поперёк горла стоите! Будем считать, что вы понимаете, что такое ритм.

Он был сердит и недоволен.

– Отвлечься – значит считать, что в мире есть что-то более важное, чем твой ритм. Вы ведь следите за тем, что происходит в мире, как будто весь мир развалится, если вы не будете этого делать. Отвлекаться – значит обращать внимание на то, что в ваш ритм не входит, поддаваться чужим ритмам.

– Ритмам других людей? – уточнил Константин.

– Необязательно людей – это может быть чашка кофе. Она тоже влияет на ритм, как и музыка, книга, стакан вина, дерево, камень, рубашка на теле. Если ритм хороший, ему ничего не грозит, и некогда озираться по сторонам, он всё заполнит и событиями, и впечатлениями. Если вы сохраняете свой ритм, то это уже ваш мир, вы в нём что-то сможете делать, все вибрации и ритмы влияют друг на друга.

Он рассказывал много странных для Константина вещей, но чувствовалось, что он хорошо всё это знает на практике. В этом не было никаких сомнений.

– А как не отвлекаться от ритма? – спросил Константин.

– Почему бы сразу так не спросить?! Ох, не нравишься ты мне!

Он долго и терпеливо рассказывал о том, как сохранять свой ритм в различных ситуациях. Постепенно они поняли, какие вопросы нужно задавать колдуну, и задавали всё более осмысленные вопросы. Он им отвечал чётко, по-деловому. Так они просидели часа три. Антонио с Константином несколько выдохлись, на что колдун тоже обратил внимание:

– Утомились немножко! Молоко вам ещё из соски сосать!

– У нас есть один знакомый. – И Константин в общих чертах рассказал о Павле. – Имеет ли смысл ему уходить в пещеру навсегда?

– Конечно, если он не умеет сохранять свой ритм, для него это большая удача, повезло дураку!

– Какое сильное дело лучше всего сохраняет ритм?– спросил Антонио.

– Есть дела, когда тебе безразлично, живой ты или неживой, человек или кто-то другой. Такое дело у каждого своё, никто подсказать не сможет, иначе не было бы этого всего, – колдун показал рукой вокруг. – И подсказка – это чужое мнение, а с ритма ничто так не сбивает, как чужое мнение.

– Вот почему у меня всегда было двойственное отношение к книгам! – скривил губы Антонио.

– Ну, делитесь впечатлениями! – он уже оплатил свой счёт. – У вас ещё есть вопросы?

– Нет! Спасибо вам за ваши ответы! – поблагодарил его Антонио.

– Большое спасибо! – сказал Константин.

– «Спасибо!» – передразнил их колдун. – Сопляки!

И ушёл не оглядываясь.

Всего лишь песня

Константин слегка толкнул дверь, она была не заперта и немного приоткрылась. Он прислушался. Это была песня, тихая и неторопливая. Пела богиня.

Среди хаоса незамысловатой жизни тихая песня переворачивала все представления о мире. Не было в мире ничего ценнее этой песни, и как бы люди ни старались, они не смогли бы такую песню создать.

«Наверно, так она поёт у себя в горах или на небесах».

Невольно замирало дыхание и сердце, чтобы лучше расслышать, впитать в свою душу. Непонятно было, бьётся сердце или нет. Не важно! Совсем не важно! Открылся целый мир!

Откуда могла взяться такая мелодия? Из нашей жизни ей уж точно неоткуда взяться. Ритмы сонной природы, издёрганные ритмы цивилизации не шли ни в какое сравнение и казались жалкими и примитивными.

В музыкальное наследие человечества вплелись некоторые мелодии, пришедшие явно не из земных чувств, настроений и ритмов. Часто, авторы этих мелодий неизвестны. Откуда они? Они никак не могли появиться здесь!

Всё, что может человек, в сравнении с этим топорно и примитивно, нет таких ритмов ни в теле, ни в душе.

Она пела не грустно и не весело, совсем иначе. Если бы на месте Константина был выдающийся музыкант с абсолютным музыкальным слухом по земным понятиям, он бы тоже замер и не стал бы даже пытаться что-нибудь понять. Разум должен знать своё место.

Человек в таких случаях может только снять шапку и сказать: «Эх, а вот мы здесь сами не знаем, чем занимаемся!»

Казалось, песня проникала в такие пространства, куда можно будет когда-нибудь прийти и вновь эту песню услышать.

Константин прикрыл дверь. Не то что ему не хотелось подслушивать песню или её прерывать, – он не знал, как можно подойти к Людвике, поздороваться и заговорить. Это было бы преступно обыденно, а ничего другого в голову не приходило. Он медленно спускался по лестнице. Навстречу поднимался Антонио.

– Что? – спросил он.

– Там Людвика поёт.

Антонио понимающе кивнул, они спустились вниз.

– Почему простая песня может изменить всё? – спросил Константин.

– Сталкиваешься с прекрасным, – сказал Антонио, – и тонны разумных рассуждений превращаются в ненужный хлам! Да?

– Интересно, – задумался Константин, – а как же на нас действует всё злобное и отвратительное – заставляет крепче держаться за логику и здравый смысл?

– Если нет ничего другого, более человеческого.

– Но почему у нас обычно нет внутренней глубины? Вернее, обычно мы её никак не чувствуем. Она в обыденной жизни никак не проявляется, как будто её и нет!

– А зачем тебе глубина в обыденной жизни? Когда живёшь, как крот, о внутренней глубине можно забыть. Она сочетается с остротой жизни!

Без накипи

У Антонио когда-то была своя компания. Странно, но сейчас почти никого не найти из той компании неблагополучных подростков, так или иначе увлечённых живописью. Некоторые из них вели очень рискованный образ жизни, и неудивительно, что они куда-то пропали.

Центром этой компании был Адольф, он умер в психиатрической больнице в возрасте 37 лет. Он был художником. Именно в мастерской, доставшейся ему от деда, и собиралась компания, он был её душой и нервами. Астеничного телосложения, с бледным худым лицом, он был намного старше всех, но в душе это был подросток, считавший себя гениальным художником, так и не вошедший в мир взрослых людей.

Адольф не добился ни известности, ни признания. Его картины неэротического характера продавались очень плохо. Три его картины висят в комнате Антонио. Где остальные – неизвестно! Адольф никогда не ориентировался на модные течения, никогда не искал клиентов, ничего не делал на заказ. Его фамилии нет ни в одном каталоге. Он старался не общаться с другими художниками, чтобы избежать какого-либо влияния с их стороны на свою живопись и какой-либо оценки своих картин, что в высшей степени неразумно для того, кто хочет продавать свои картины.

Он писал только то, что его волновало. И во всём, что его волновало, он встречал «неуловимое присутствие духа» и «запретную сторону секса».

– Соня, я напишу твоё разочарование, – говорил он, – это колоссальное чувство. Именно у тебя это колоссальное чувство! Я такого в жизни своей ещё не встречал!

Он писал именно разочарование. В какой форме оно проявлялось, было вопросом второстепенным. Это была живопись искренности, подлинная духовная живопись.

– Форма, которая не дышит чувствами, не достойна человеческого взгляда! – безаппеляционно заявлял Адольф.

Случайные люди в компании не задерживались.

– Не люблю тех, кто «себе на уме» и «толстокожих», – говорил Адольф, – у нас здесь нет ни одного ординарного человека, здесь те, у кого нервы на поверхности.

Здесь находили пристанище подростки, спасающиеся от мира тупости и равнодушия. Обычно в мастерской жили несколько человек одновременно. Юноши и девушки, не столько искавшие «запретных сторон секса», сколько не принимавшие поверхностность человеческих отношений. Кому-то со стороны могло показаться, что мастерская Адольфа – это какой-то притон.

Здесь всё было по-другому. Здесь никто никому не лгал. В этой атмосфере малейшая ложь была бы видна как на ладони. Что бы здесь ни происходило – ни у кого бы язык не повернулся назвать это чем-то неприличным! В сексе тоже ничего неприличного не было. Это было нечто захватывающее дух, радостное и грандиозное! Каждый по-своему начинал понимать, что всё дело – в отношении человека к человеку.

– Если в ваших отношениях есть глубина, то секс не может показаться чем-то пошлым или неприличным. Всё неприличное и всякая мысленная дрянь только в головах у тех, кому достаточно формальных, нечестных отношений. Их удел – животный секс и пошлость.

Формальные и нечестные – для Адольфа это было одно и то же. Глубина в отношениях подразумевала только «вселенскую любовь» и ничем иным, с точки зрения Адольфа, быть не могла.

«Как удавалось Адольфу создавать такую атмосферу? – вспоминал о нём Антонио. – Наверно он действительно был гением».

У него это получалось само. Все старались не тревожить его, когда он работал. Вокруг текла жизнь, кто-то приходил, уходил, пел под гитару, танцевал обнажённым – Адольф почти никогда не отвлекался, он умел удерживать те чувства, которые он изображал на картине, пока не заканчивал какой-то этап работы, принимая при этом неимоверное количество таблеток от головной боли, самых разных, какие только бывают.

Иногда на следующий день, подойдя к своей недописанной картине, он её не узнавал. В первый раз он даже обиделся на всех присутствующих, решив, что его так разыгрывают, но потом сказал, что всё понял.

– Инга, ведь это же ты на картине?! Значит, я писал не только здесь, а где-то ещё! Когда пишешь такую картину, наверно, это должно случаться.

В тот раз он писал картину «Девушка – Вселенная». Закончив картину, он сказал Антонио несколько странную фразу:

– Это самая ценная моя картина. В этот раз мне никто не помогал, я её писал сам от начала до конца.

Когда Антонио впервые увидел Людвику, у него сразу возникло впечатление, что это девушка из их компании, хотя было очевидно – раньше они никогда не встречались.

– Если у двух человек есть глубина в отношениях, то она в них уже не пропадёт. Глубина останется в каждом из них, они всегда смогут быть глубокими, если будут этого хотеть, – говорил Адольф.

«Что он имел в виду под глубиной? Наверно, каждый это чувствовал и понимал по-своему».

Константину позвонила Инга.

– А ты знаешь, как поживает твоя Елена?

– Она мне сегодня звонила, – ответил Константин.

– И что она тебе сказала?

– Ничего особенного. Сказала, чтобы я не забыл получить в химчистке свои брюки.

– Ха-ха-ха-ха! – рассмеялась Инга. – Это очень на неё похоже!

– А я крайне не люблю ходить в эту химчистку!

– Почему такая нелюбовь к химчистке?

– Понимаешь, в нашей химчистке живёт сомик Васька. Такая здоровая рыбина. В ужасных условиях! Химчистка находится в полуподвальном помещении, и дневной свет туда практически не проникает. На полу выложен небольшой бетонный бассейн, воды в нём сантиметров двадцать, не больше. И всё! Голое дно! Он живёт в этом бассейне уже 14 лет, один. Говорят, что «жрёт макароны». Он по голосу узнаёт человека, который кормил его десять лет, а потом уволился из химчистки. Это было четыре года назад, но он его узнаёт и сразу начинает метаться по бассейну. А когда кто-нибудь громко произносит слово «зажарить» – Васька прячется под трубу. Представляешь, какая у него жизнь! Я как побываю в этой химчистке, так начинаю чувствовать себя как сомик Васька!

– Бедный Василий! Как я ему сочувствую! У меня всё-таки дела намного лучше, живу веселее, и совсем не одна. К нам теперь переселилась твоя Елена, она живёт с моим мужем, а я живу в другой комнате. Мне по ночам всё слышно. Интересно всё получилось?

– Интересно! Она мне ничего об этом не сказала!

– А ты, наверно, и не спросил, а о брюках она сказала! Так что всё правильно! А вообще, у них серьёзные намерения. Они собираются разводиться, жениться и всё делить!

– Так это замечательно! Переезжай ко мне!

– Что, насовсем?

– Конечно, насовсем! А как же?!

– А ты не забыл, что у меня двое детей? Они через месяц с дачи вернутся от бабушки с дедушкой.

– Так это ж весело будет!

– Ты думаешь?! Ты это точно знаешь? За детьми уход нужен! Воспитание!

– А ты как думала?! Конечно!

– Это прямо твоё такое предложение? Или мы их так разыгрывать будем?

– Самое что ни на есть! И не хочу никаких розыгрышей – всё натурально и всерьёз!

– Ну, дай мне время подумать!

– Думай, умная голова!

– Ты считаешь, что умная? Может быть, я чокнутая?

– Почему чокнутая? Замечательная голова!

– Потому что я на них нисколько не сержусь, никак не обижаюсь. Мне это самой странно! На что обижаться?! И при этом у нас с Леной какая-то странная дружба возникла, прямо потусторонняя! Мы и раньше с ней когда-то дружили, но совсем не так. Сейчас нас прямо как магнитом тянет друг к другу, мы безумно радуемся каждой встрече! Муж, не знаю теперь уж и чей, спит себе и спит, а мы, как полоумные, среди ночи несёмся на кухню, до утра никак наговориться не можем. И так нам хорошо вместе – непередаваемо!

Дебют

Константин ехал в шутовской офис, дрожа всем телом от утренней прохлады. Ехал раньше времени, предполагая, что офис ещё закрыт, но не мог сидеть дома в ожидании машины, которая за ним должна была приехать.

Умер глава нефтяной компании. Два месяца назад один из шутов присутствовал на юбилее этой компании. Был скандал – шут выпил кружку нефти из огромного хрустального бочонка, установленного в центре зала.

– Я наливал себе ежевичный сок из рукава, – оправдывался шут. – Я, конечно, видел, что они перепились, но не предполагал, что до такой степени! Они нормально держались. Я не думал, что они и в самом деле будут нефть пить! Я пытался их остановить, но они все здоровые, нефтяники! Что я мог сделать?! Они меня оттолкнули, слов уже совсем не воспринимали никаких.

Шут спровоцировал массовое отравление сотрудников и гостей компании. К счастью, не было ни одного летального исхода, но уголовное дело было заведено. Пил нефть и глава нефтяной компании, который не мог не знать, что нефть настоящая, сибирская.

– Какое уголовное дело?! – сказал глава на заседании правления. – Над нами весь мир смеяться будет! А мне шут понравился! Очень душевно! И если я вдруг умру, пусть этот шут выступает на моих похоронах!

– Но, Пётр Петрович, этого шута нельзя! Этому кто-нибудь накостыляет за то, что он сам нефть не выпил, а всех взбаламутил!

– Если б он сам нефть пил, разве ж на него кто-нибудь обиделся бы! А так – это обман!

– Хорошо, пусть будет другой, но из этой же фирмы! Запишите в протокол!

Другим оказался Константин.

«Что я должен делать? Совершенно никаких идей! Буду стоять как пень, и всё! Ну как ведут себя шуты на похоронах???»

Вспомнился эпизод из студенческой жизни. Это было в подмосковном стройотряде. Кажется, перед обеденным перерывом Константин возвращался на стройку из сельского магазина с несколькими бутылками водки. Его путь пролегал мимо сельского кладбища. Хоронили, как можно было понять, какого-то механизатора.

Константин остановился, чтобы послушать, что говорят. Выступал, видимо, председатель колхоза.

– За всю свою многолетнюю трудовую деятельность в нашем колхозе он зарекомендовал себя с положительной стороны. Он добивался больших трудовых успехов и неоднократно награждался почётными грамотами как победитель соцсоревнования среди механизаторов. Так, по итогам позапрошлого года он занял третье место среди механизаторов. За работу в третьем квартале прошлого года он получил грамоту и значок победителя соцсоревнования, заняв четвёртое место.

И всё в таком духе! Председатель говорил бодрым начальствующим голосом, какая-то женщина в чёрном потихоньку рыдала. И всем им казалось, что так и надо.

А ведь они говорили о человеке, который жил, чувствовал, страдал, сомневался и любил! И это всё, что они могут сказать о нём?!

«Никогда не буду я участвовать ни в каких соревнованиях! – думал тогда Константин. – Вообще мне не хочется, чтобы такие обо мне что-либо знали и что-то могли сказать! Как можно такое говорить о человеке?!»

Сейчас, по дороге в офис продюсерского центра, вспомнив о своих впечатлениях, Константин пытался представить, что мог бы делать шут на тех похоронах.

«Там шуту нечего было делать. Шут мог бы отдыхать! Там все шуты, и главный шут – председатель колхоза. Вспоминать о душе – это более человечно. Но все церковные ритуалы, как и вообще всякие ритуалы, это как раз то, что убивает душу».

Офис оказался открытым. Константин уселся перед видео и просматривал любительские фильмы с участием «главы». Официальные выступления, банкеты, юбилеи в кругу друзей, в кругу семьи, среди нефтяных вышек.

– А он был ничего себе! Жизнерадостный, с юмором, любил прикалываться! Это приятно! Давайте посмотрим ещё раз!

Константину помогали шут «Сеня в шляпе» и ещё несколько сотрудников и сотрудниц, обеспечивающих его выступление. Зачем? Как будто Константин что-то искал и не находил. Они помогали ему искать неизвестно что! Интересное занятие!

– Вот эта песня нужна будет в какой-нибудь хорошей записи! Это они сейчас поют, по-моему, в сауне. Что это за мелодия? Я не помню, откуда она. Вы можете узнать?

В офисе у Антонио работали и всё делали быстро и чётко. Константин был там сейчас главным действующим лицом.

«Фотографии, вырезки из газет. Зачем я смотрю всё это? Утопающий хватается за соломинку! Вот он у моря. А это его друг, которого они зовут Морковкой. Нос у него длинный и красный!»

– О! А, это он в Риме! Я узнал это место! Он сверху, через улицу смотрит на Колизей. Я стоял недавно на том же месте!

«Глава» повернулся в сторону видеокамеры.

«Взгляд немного грустный – не туристический. Как будто знает, что скоро умрёт и смотрит на Колизей в последний раз. А Колизей будет стоять. Вот сейчас как будто хочет что-то передать этим взглядом!»

– Стоп! Я всё понял! – сказал Константин, глядя на остановившийся кадр. – Он по росту примерно такой же, как я. Мне нужно сделать костюм, чтобы я походил на него по комплекции. Нужно выбрать все его характерные фразы и движения! Просмотреть ещё раз! Сколько осталось времени?

Последнюю фразу Константин произнёс явно, как «глава», с характерными жестами и интонациями. Он встал и заходил по комнате в точности как «глава». Как будто сошёл с экрана. Это была такая разительная перемена, что некоторые сотрудники переглянулись между собой.

– А вы на него чем-то поразительно похожи! – сказала костюмерша. – Я это сразу заметила!

Константин подошел к зеркалу. Было какое-то странное впечатление, в котором Константину не захотелось разбираться, да и времени не было.

Появление шута в большом зале, где стоял гроб с телом, было встречено недоумёнными взглядами и перешёптыванием. Никто даже не рискнул улыбнуться в длинной очереди траурных людей, желающих пройти мимо гроба, выразить соболезнование родственникам. Всё было очень серьёзно! Стены уставлены венками, траурные ленты, портрет с чёрной лентой.

«Почему люди поклоняются смерти? Почему считают своим долгом стоять как пришибленные и в чём-то виноватые? Откуда чувство вины, и перед кем? – задавал себе вопросы Константин. – Чувство вины недостойно человека! Смерть недостойна человека!»

Константина нисколько не смутили взгляды некоторых людей, явно осуждающие, он шёл мимо длинной очереди с небольшим граммофоном и зевал во весь рот, совершенно искренне и непринуждённо, так как вспомнил, что не выспался.

«Они, наверно, думают, что сейчас я поставлю граммофон и буду потихонечку сидеть на полу и играть на какой-нибудь дудочке. Как же! Сейчас!»

Константин выстрелил из хлопушки.

– Мы все умрём!!! – воскликнул он трагическим голосом.

Очередь вздрогнула и зашевелилась. Все посмотрели в его сторону. Некоторые нервно рассмеялись, поняв, в чём дело.

– Какие чудесные похороны! Сколько печали! Как всё торжественно! Глубочайший траур! Это великолепно! – с чувством воскликнул Константин, жестикулируя свободной рукой. – Больше трагизма!!! Чувствуем безысходность!!! Все мы обречены!!! Больше безысходности!!!

Ассистенты ввезли разноцветный передвижной шутовской гроб, оборудованный, скорее всего, на медицинской коляске высотой около метра. Снаружи у гроба была лесенка, внутри – складной стульчик, чтобы можно было сидеть и лежать. Это была задумка Антонио. Внутри гроба была действующая кофеварка и всё необходимое для приготовления кофе эспрессо. Множество пластиковых стаканчиков, шоколад, конфеты. Над гробом был установлен разноцветный зонтик. Спереди и сзади были прикреплены два венка из искусственного репейника с множеством колючек. Впереди была надпись: «Самому вредному и противному, с наилучшими пожеланиями», сзади: «Самому-самому! От таких же и прочих». На основании коляски были неброско изображены дорожные знаки: «Кирпич», «Обгон запрещён», «Главная дорога», «Конец всех ограничений». Константин не отказался от такого замечательного транспортного средства.

Он освободился от граммофона, поставив его рядом с постаментом, и, ни на кого не обращая внимания, беседовал с покойным громким голосом:

– Что за веселье странное?! Как вам это нравится?! Часто ли при жизни вы себе такое устраивали?! Я что-то не припомню такого! Событие! Гроб солиднейший, всех умиляет! Венков море! И все печальные, как один! Пришли, съехались, прилетели! Всё как надо!

Константин уверенной походкой подошёл к родственникам – к жене и дочери. Все расступились.

– Он хотел бы видеть вас спокойными и жизнерадостными, – тихо и спокойно произнёс Константин. – Он умер, но это была жизнь, достойная человека, – не о чем сожалеть, и нет повода для огорчений!

Сторонний наблюдатель мог бы заметить: «Он так же спокоен, как и его знакомый, которого он называет Клинобородый».

– Вы всё правильно сказали, – ответила вдова. – Нам не о чем сожалеть, не за что краснеть. Только вот не огорчаться я не умею. К сожалению, не научилась. Спасибо вам!

«Очень симпатичная женщина!» – подумал Константин.

– У вас сегодня трудный день. Он, видимо, хотел помочь вам легче пережить эти мрачные традиции и формальности. Я постараюсь быть хорошим шутом!

Шут был везде. Ходил вдоль очереди:

– Мы умрём!!! Плачем, друзья, и рыдаем – жалко всех!!! Какие мы все разные, а будем все одинаковыми, как один! Рыдаем и плачем!!! Чудесный день для плача и рыданий! Пользуйтесь моментом – а то потом всё время смеяться будете! Когда у вас будет ещё такая возможность – порыдать!

Стоя у гроба, шут говорил по-другому:

– Разве ходят в гости с кислыми лицами? Ну, расскажите хозяину хотя бы один анекдот! Уверяю вас, он это оценит! Почему вы приходите без улыбки? Без анекдота? Как вы мне надоели!!! Пойду умру от скуки! Кто хочет со мной? Есть место!

Шут отправлялся в свой гроб. Включал свой граммофон, раскрывал зонтик, пил кофе, угощал гостей. Кофе и конфеты брали не все.

– Бросайте монеты в мой гроб и будете жить вечно!

Шут пожалел об этой фразе – монеты посыпались со всех сторон. Всем эта идея очень понравилась, каждый считал своим долгом бросить монетку. Люди любят бросать монеты, только дай повод!

Шут то смеялся, то изображал безутешные рыдания, то выступал с философскими речами.

– Вот предел всех устремлений нашего разума! Вот куда приводит человека его разум! Он лжёт нам, что всё идёт, как надо! Не доверяйте своему разуму! Разум – это великий обманщик! Никогда ничего само собой как надо не бывает! Это главный обман! Разум – это орудие смерти! Никто никогда так не сможет обмануть человека, как его собственный разум! Не слушайте разум – не умирайте никогда! Никому не советую, хорошего мало!

Потом началась ещё более торжественная часть – митинг с речами и зачитыванием телеграмм соболезнования. Шут восхищался речами, комментировал и аплодировал.

– Как сказано! Какие слова!!! О живом так никогда не скажешь! Браво!!! Бис!!!

На предложение: «Кто ещё желает выступить?» шут, конечно, откликнулся. Наступила гробовая тишина.

– А хорошо провожаем! – с чувством произнёс шут.

На кладбище было жарко. К шуту уже все привыкли, как к чему-то само собой разумеющемуся. Как будто шуты были на похоронах всегда. У шута, казалось, открылось второе дыхание, он успевал повсюду.

Когда гроб уже хотели опускать в могилу…

– Минуточку! – воскликнул шут и включил граммофон.

Звучал немного печальный старинный романс. Его исполняли под гитару друзья умершего, который был большим любителем русских романсов. По окончании тот, кого сейчас хоронили, сказал:

– Вот только для того, чтобы один раз послушать этот романс, стоит жить!

– А ты опять пригорюнился, Морковка? – бодро воскликнул шут. – Совсем нос свесил!

Тот, кого называли Морковкой, перестал вытирать слёзы, присел, где стоял, прошептал от крайнего удивления какое-то ругательство и стал пристально смотреть на шута. Ему тут же помогли встать.

– Гляди! Гляди на шута! – прошептал Морковка своему товарищу. – Кто он?

Товарищ посмотрел и тоже с изумлением вспомнил какое-то ругательство. Потом что-то захотел шепнуть Морковке на ухо и опять в изумлении произнёс ругательство. Они прекрасно поняли друг друга – невероятное подозрение подействовало на них, как внезапное купание в ледяной воде, которое не совсем помогает прийти в себя, если выпито очень много.

Дело в том, что шут несколько преобразился. Речью и манерами поведения он подозрительно стал напоминать того человека, который лежал в самой настоящей могиле и которого засыпали землёй. Характерный тембр голоса, выражения и жесты, присущие только покойнику и никому другому, заметили сразу несколько человек. Они пребывали в некотором шоке и не знали «как это понимать». Шептались.

– И кого мы похоронили?

– Мне сразу показалось, что он не натуральный, а из воска или чего-то такого!

– Тихо! Ни слова больше! Никому!

– Это шутка??? Это шутка??? Я не понимаю. Не понимаю! Не понимаю!

Все возвращались к автомобилям и автобусам, чтобы ехать на поминки. За шутом с маниакальным упорством шли те, кого он ввёл в заблуждение. Шут знал, где его ждёт автомобиль службы безопасности продюсерского центра. Он забежал за кусты, пробежал вдоль какого-то забора. Это был цех по обработке камня. Он пробежал через цех, спрятался за большой кусок чёрного мрамора, частично обработанный, пока человек, его догонявший, не пробежал мимо с криком: «Петя! Это же я!» На куске чёрного мрамора сохранилась часть надписи: «сию могучую главу!!!»

«Это камень с могилы Георгия! – догадался Константин. – Всё, что материально, можно украсть!»

Константин беспрепятственно добрался до машины.

«Зачем я их разыгрываю? Просто так! Хорошо получилось! Я действую в каком-то ритме, и мне это нравится. Не важно, что именно я делаю, всё получается само собой!»

Впереди были ещё поминки. Нервное длительное воздержание от алкоголя подействовало на скорость его принятия. Шут был встречен радостными возгласами и смехом.

«Ну, уж тамадой я не буду!» – решил шут.

Но куда денешься, в его руке уже был бокал. И на него выжидательно смотрели.

– Тише! Сейчас шут скажет тост!

– За то, чтобы мы все жили долго и счастливо, – серьёзно и торжественно произнёс шут, – и умерли бы в один день!

Многие в один день умирать не захотели и тост не поддержали, сдержанно похихикав.

«У них какой-то мистический трепет перед смертью! – подумал шут. – А ведь они пили нефть! Нефть можно пить, а перед смертью трепет. Бояться смерти очень разумно! Один и тот же разум заставляет бояться смерти и к смерти приводит! Что может противостоять разуму? Как узнать?»

Шут начал шутить. Он узнавал людей благодаря просмотренным видеофильмам, приветствовал, желал успехов, легко подделываясь под ритм того человека. Теперь уже многие были в недоумении и гадали, кто же он такой.

– Вот это да! С ума сойти! – слышались возгласы. – Воскрес, что ли?

– Мамочки! Я боюсь!!! – взвизгнула какая-то девушка, ошалело схватив за руку свою подругу.

Возбуждение росло. Ещё немного, и они набросятся и сорвут с него маску.

И тут Константину вдруг стало жалко их всех. Он увидел, какие они все нескладные, несовершенные, ранимые, как хрупко их душевное равновесие!

«Какая же хрупкая вещь человеческая жизнь!»

И понял, почему люди относятся к трупам близких людей и знакомых с таким трепетом.

«Как же нужно не любить себя, чтобы покорно и с ужасом, от которого никуда не деться, представлять себя таким же разлагающимся и отвратительным трупом! Как же нужно не любить и не уважать себя, чтобы смириться с этим!!! Как нужно ненавидеть себя, чтобы преклоняться перед смертью!!!»

Шут величественно развел руки в стороны и громко произнёс:

– Да не бойтесь вы! Человек никогда не умирает! Кто жил, тот опять будет жить! Мы все бессмертны!

Шут поднял руку, что означало: спокойствие и терпение, и вышел из зала. Он пошёл на этаж выше. По дороге он лицом к лицу столкнулся с дочерью покойного.

– Кто вы? – с глазами, полными слёз, спросила она.

– Я всего лишь шут! Это пародия!

– Не надо больше! – попросила она.

– Хорошо! Не буду!

Шут зашел в туалет. Он хотел снять маску, стереть грим и отмыть лицо.

«Сейчас я спущусь вниз и произнесу нормальный тост за ушедшего от нас хорошего человека. И всё! Хватит! Выступление окончено!»

В туалетную комнату вошёл один из друзей покойного.

– Петя, это ты? Сними маску!

Шут снял маску.

– Петя!!! Ты живой!!!

– Но я не Петя! – в замешательстве вскричал Константин.

– Как не ты? Это ты!!!

Константин надел маску и помчался как молния. Никто бы за ним не угнался. Он дрожал. Это был неразумный мистический страх. Страх того, что он стал другим человеком и в себя самого может не превратиться.

«Сейчас нельзя снимать маску! Нельзя смотреть на себя в зеркало! Нужно сначала что-то для этого предпринять! Что-то нужно сделать!»

Страшно было даже подумать, что бы произошло, если бы он спустился вниз и снял маску. Он старался не вспоминать взгляд вдовы. Взгляд, притягивающий его внимание.

«Иначе я пропал! Надо кому-то позвонить, чтобы вспомнить себя. Понять, что я – это я!»

Стараясь быть абсолютно спокойным, он позвонил Инге из машины по мобильному телефону. Он не разговаривал с ней несколько дней.

– О, Костя! Ты сейчас смеяться будешь! – ответила Инга. – У нас всё переменилось! Мы с твоей Леной теперь занимаемся лесбийской любовью.

– Вот это да! – только и мог сказать Константин.

– А что тут необыкновенного? Ты не слышал, что такое бывает?!

– Слышал! И вам это нравится?

– Угу! И даже очень! Муж, теперь уже ничей, живёт в соседней комнате. Правда, пару раз мы его к себе пускали. Ну, вроде как, разве нам жалко, если ему хочется. Ну, что это?! Он теряется среди нас! Занимается любовью с двумя женщинами, а мысли его не здесь! Разве можно думать в такое время! Какое-то у него к нам неуважение, собственническое отношение. Он с нами, как с какими-нибудь незнакомыми девочками, которым всё равно! Нам такое неинтересно! Пусть сначала разберётся со своими чувствами, пострадает. Это ему на пользу! А то сейчас у него тонкости нет.

– Мне тоже нужно разобраться со своими чувствами!

– Удивляюсь, как вы с Леной не помиритесь! Совсем уж нужно не любить себя, чтобы так ссориться из-за пустяков! Чего ж вам так плохо?

– Ты думаешь, что каждый из нас не любит себя?

– Ох, не любит!!!

– Инга, а за что я должен любить себя?

– Так это ж найти нужно! И будешь знать. Если не искать, то само не найдётся.

Перед дверью

– Маску ты можешь снять! – сказал Антонио. – Или ты хочешь продолжить? Поздравляю с успешным дебютом!

Это Константин приехал к Людмиле Петровне.

– Мне казалось, если я сниму маску в зале, я навеки останусь этим самым Петром Петровичем, – рассказывал Константин. – Возможно такое?

– Костя!!! – воскликнула Людмила Петровна. – Вы величайший актёр! Этого, наверно, ещё никто не боялся за всю историю театра!

– Можешь и в зеркало на себя посмотреть! – дрожал от смеха Антонио.

Константин подошёл к зеркалу:

– Если бы даже моё лицо изменилось, я всё равно бы решил, что это я.

– Знать свой лицо не много польза! – сказала Людвика. – Что ты бояться терять?

Константин задумался. Они сели пить кофе, пока он думал.

– Я боялся потерять всё! – ответил Константин. – Когда входишь в новый ритм, от старой жизни не остаётся ничего.

– Какое свежее впечатление! – иронично произнёс Антонио. – Я много раз менял свой ритм. Могу сказать, что ты прав, но всё-таки я есть!

– Постойте! Я сейчас всё пойму! Разум не может управлять ритмами, он здесь вообще ни при чём. Колдун, с которым мы разговаривали, мне очень не понравился. Он, конечно, хорошо разбирается, я бы сказал, в технической стороне вопроса, но его никак не назовёшь человеком с красивой душой, дух у него довольно-таки мелкий. Он не знает, зачем это всё! Я сегодня изображал покойника – зачем я это делал? Мне было приятно ощущать силу, ловкость, власть над ситуацией, но это некрасиво по отношению к людям!

– А колдун бы сказал, что так и надо действовать, – кивнул головой Антонио. – Но ты задумал это ещё в офисе.

– Да я думал лишь о том, как выкрутиться из ситуации. Не было духовного порыва!

– И если нет духовного порыва, то за дело берётся разум! – заключил Антонио.

– Наверно, и мифы о дьяволе основаны на свойствах разума, – сказала Людмила Петровна. – Очень похоже! У меня есть одна приятельница – точная копия! Сил у неё, правда, никаких, а так – дьявол в миниатюре!

– Постойте! – осенило Константина. – А мы ведь знаем, что сказать Павлу, для того чтобы он не уходил навсегда в пещеру. С техниками колдуна он может оставаться и здесь с тем же успехом! Конечно, главное – Дух! И плевать на все техники! Но у него проблема-то в этом!

Все согласились.

– Павел! Мы имеем что сказать! В пещеру можно не уходить! Мы сейчас приедем! – позвонил ему Антонио.

– Константин, вам сейчас привезут вашу одежду, Антонио уже позвонил, – сказала Людмила Петровна.

– Не будем дожидаться! – ответил Константин. – Мне всё равно, в чём ехать и как я буду выглядеть!

Загородная усадьба Павла, как это и можно было ожидать, представляла собой выдающееся произведение искусства. Они проходили по лестницам и залам, в которых красота камня превосходила возможности человеческого воображения.

Их провели в зал с массивными колоннами и сводчатым потолком. Обаятельная девушка, изумлённо глядя на шутовской костюм Константина, передала просьбу Павла подождать несколько минут.

– У него важный телефонный разговор с Нью–Йорком.

И предложила множество напитков. Людвика с Людмилой Петровной разглядывали колонны зала.

– Прошло семь минут! – констатировал Антонио.

– Ха-ха-ха-ха! – без видимых причин рассмеялся Константин.

– Ты что? – спросил Антонио.

– Пойдёмте отсюда! Мы напрасно тратим время! – сквозь смех сказал Константин.

– Почему?

– Посмотрите на этот зал! Он ничего вам не напоминает?

– Напоминает пещеру! – сказала Людмила Петровна.

– Вот его пещера! Он сам себе её сделал, очень комфортабельную, и ни в какую другую пещеру он отсюда не уйдёт! Можно быть совершенно спокойными по этому поводу!

– Да! – со вкусом чмокнул губами Антонио. – Богиня перед дверью кабинета! Это нечто! Разговор с Нью-Йорком! Этим всё сказано!

Обаятельная девушка была крайне удивлена и пыталась на всякий случай удержать странную компанию с шутом.

Они спускались по лестнице.

– А всё-таки как красиво! – сказала Людмила Петровна. – Мы такого в жизни больше никогда не увидим.

Зазвонил мобильный телефон у Антонио.

– Это он! Отключаю. Стираю номер!

– Теперь это уже не так трагично! – сказала Людмила Петровна.

Константин приехал домой поздно и почувствовал себя бесконечно уставшим после шутовского выступления, но вспомнил слова колдуна: «Никогда нельзя уставать. Если устаёте, значит, всё делаете неправильно, как последние мерзавцы!»

Константина крайне возмущали эти слова, особенно сейчас, но колдун врать не мог. Назло колдуну Константин решил не поддаваться усталости, а именно сейчас переосмыслить всё то, что понял за всё это время, и записать в тетради. «Моё понимание себя» – сделал он такой заголовок. Усталость постепенно прошла.

Константин позвонил Антонио:

– Антонио! А напрасно мы сказали «спасибо» колдуну, – он не сказал главного! Можно бесконечно, до посинения, бороться со своей усталостью, а совершенства всё равно не добьёшься!

– Да-да! «Бог не допустит совершенства».

– И правильно сделает! Все техники и методики очень разумны, то есть они вообще никак не могут помочь. Колдун не сказал нам, что всё дело в отношении. Вот что главное! А сам он, совершенно точно, это знает!

– В отношении к чему или к кому? К людям, к миру, ко Вселенной?

– В том-то и дело, что нет! Это всё внешний мир, который мы научились воспринимать только через разум. В отношении к себе! Люди очень плохо относятся к себе! Я это понял на похоронах. Иначе почему бы они стали плохо относиться к другим? Это было бы невозможно!

– Люди относятся к себе, как «последние мерзавцы»?

– Именно!

– Так, может быть, колдун нам так и намекал?

– Он мне всё равно не нравится! – ответил Константин.

– Да-да! Ха-ха-ха! – посмеялся Антонио. – А может быть, нам спросить его об отношении к себе? Прямо сейчас! Он нам должен ответить!

– Ни за что! Терпеть его не могу! Я с ним разговаривать не буду! Если хочешь, беседуй с ним без меня!

– Значит, человек плохо относится к другим, потому что не любит себя?

– Конечно! Откуда может взяться плохое отношение к другому?! Ему просто неоткуда взяться!

– Я встречал некоторых мерзких типов, которые очень любят себя, но к другим относятся по-хамски! И что ты о них скажешь?

– О, да! Я представляю себе, о каком дерьме ты говоришь! О тех, кто привык себя уважать, только не знает, за что.

– Ты не путай, уважать – всё-таки другое!

– Сейчас это одно и то же! В большинстве своём люди не любят себя, потому что не нашли в себе то, что можно любить, за что себя можно любить! Если себя не знаешь – что тут можно любить?! Нечего! Убогость! Пустота! Поэтому хотят всего: и денег, и известности от убогости внутренней и, если что не так, убивать друг друга готовы!

– Большой разницы не вижу между теми, кто любит себя без причин, и теми, кто не любит себя, потому что нечего любить. Последние, наверно, честнее, но о тех и других, как говорит наша незабвенная Людмила Петровна, нужно писать книгу небытия – они не знают себя, не знают реальности. И мы с тобой недалеко ушли.

После разговора с Антонио Константин дописал «своё понимание». Получилось ровно две страницы.

Поцеловать смерть

Утром позвонила Елена, спросила о химчистке.

– Нет, пока ещё не получил! Почему мы с тобой только на эту тему можем разговаривать?

– Извини, я не умею разговаривать о твоём самопознании! А мои просьбы ты игнорируешь! Это говорит о твоём отношении ко мне!

– Почему ты отождествляешь себя с химчисткой? Я к химчистке так отношусь, но не к тебе! Это же абсурд! Почему мы можем разговаривать только на мелкие бытовые темы?

– Потому что твоё самопознание меня раздражает! Ты прячешься от реальности, вместо того чтобы заняться каким-нибудь делом!

– А химчистка – это реальность?

– Да! Химчистка – это реальность! И ты с ней справляешься плохо!

– А твои чувства, мысли, настроения – это не реальность?! Почему они у тебя на последнем месте? Разве ты живёшь для того, чтобы ходить в химчистку?

– Это жалкое резонёрство! Я не хочу с тобой больше разговаривать! Продолжай писать в свою тетрадку мудрые мысли! Я не буду тебя больше беспокоить! – Елена бросила трубку.

«Почему ей хочется казаться земляным червяком? Боится потерять землю? Она же не такая».

Константин заглянул в свою тетрадь. Ровно две страницы, как и предполагала Елена. То, что было написано вчера, не казалось чем-то грандиозным. Он хотел уже разорвать эти страницы, но остановился. Перечитал снова.

«Нет, это не чушь! Это правильно и ценно! Но я это понимаю, только когда в голове ясность. Я часто теряю своё понимание, и мне приходится начинать с нуля. Прав Антонио, и колдун тоже прав в отношении ритма, нельзя всякий раз становиться идиотом, потерявшим понимание себя. Кто бы мог подумать, что даже для сохранения своего достоинства тоже нужен определённый ритм?!»

Константин приехал к Антонио домой, как они договаривались, но оказалось, что Антонио срочно уехал на встречу с колдуном и должен был скоро появиться. Марго поила Константина утренним кофе. Она сидела в полупрозрачном халатике, который был предназначен для чего угодно, только не для того, чтобы что-нибудь скрыть.

– Значит, ты живёшь один, а твоя жена то с любовником, то со своей подругой, которая твоя любовница, жена любовника твоей жены. То они все вместе, без тебя. Я всё правильно понимаю?

– Да! – подтвердил Константин.

– Вот это да! Какая захватывающая вещь – самопознание! – восхитилась Марго. – Секс, наверно, не идёт ни в какое сравнение! Я бы тоже так хотела! Антонио не воспринимает меня всерьёз и не говорит со мной о самопознании. Меня никто не воспринимает всерьёз! Никто! Из всех моих знакомых только ты разговариваешь со мной как с человеком. Для всех я сексуальный объект, кукла-автомат. Слегка дотронулся, и всё во мне заработало! Много не надо, мне самой сразу же всего хочется, даже достаточно взгляда – я пьянею от секса, и всё происходит автоматом! Я чувствую себя куклой-марионеткой, которую дёргают за ниточки. Я хочу знать, могу ли я быть свободной?

– Тебе не нравится заниматься сексом? – удивился в свою очередь Константин. – Или же ты хочешь всё делать осмысленно, не как автомат, а именно то, что считаешь нужным?

– Я не только сексуальный автомат! – Марго села к нему на колени, обняла руками за шею. – Я не знаю, чего мне хочется, я потерялась в жизни.

– Ты знаешь, мне это тоже знакомо, – ответил Константин, – но пока тебя всё в жизни устраивает, мне кажется, изменить ничего невозможно.

– Меня жизнь устраивает, и сексом я люблю заниматься. Я сама себя не устраиваю, я как будто вся из картона и папье-маше, не настоящая. Я хочу узнать, какая я настоящая!

– Но ты свободна, Марго! Ты же всегда можешь распоряжаться собой!

– Нет, ты не совсем понял меня! – Марго слезла с колен. – Я же вижу, что почти все люди – марионетки! Пришла плохая новость – человека дёрнули за одну ниточку; хорошая новость – за другую! Таких ниточек у каждого сотни. Дёрнулась ниточка, а человеку кажется, что это он сам чего-то захотел. Антонио не такой, поэтому все считают его немножко чокнутым. И ты тоже чокнутый, в хорошем смысле! Я тоже хочу быть чокнутой и свободной!

Позвонил Антонио, он был уже по дороге к Людмиле Петровне. Марго и Константин договорились, что будут встречаться и разговаривать о самопознании, и попрощались.

– Поцелуй меня! – попросила Марго.

Константин поцеловал. И физически ощутил, как волна прошла через всё его тело.

– Костя! А кто всё-таки дёргает людей за ниточки?

Константин остановился.

– Я думаю, что в конечном итоге это смерть. Развязывает наши узелки и распрямляет ниточки.

– И смерть дёргает женщин за ниточки, чтобы они рожали детей?

– Да! Выходит так! Может быть, смерть не такая уж страшная?!

«И может быть, мы умираем только потому, что это очень логично, для разума всегда всё должно заканчиваться, – уже выходя на улицу, подумал Константин, – но что же это такое – смерть?»

Константин застал Людмилу Петровну, Людвику и Антонио за необычным занятием – они смотрели телевизор. Все трое заливались смехом.

– Тебя показывают! – сказал Антонио.

Показывали кадры любительской съёмки. Константин увидел себя в шутовском костюме посреди зала, где проходили поминки.

– Да не бойтесь вы! Человек никогда не умирает! Кто жил, тот опять будет жить! Мы все бессмертны!

– Костя! Из вас бы вышел прекрасный пророк! – сквозь смех сказала Людмила Петровна. – Вы прирождённый актёр!

– Какая харизма! – вторил Антонио. – Сколько пафоса!

Показывали Константина в других эпизодах и сравнивали его голос, характерные манеры поведения со старыми видеозаписями, на которых был запечатлён глава нефтяной компании.

– Это очень убедительно! – говорила журналистка. – Мы с вами воочию могли убедиться в том, что это один и тот же человек, но точку в этом вопросе должна поставить всё-таки независимая экспертиза. В известном продюсерском центре «Дохлый номер» нам отказались давать какие-либо комментарии по этому вопросу. За разъяснениями мы обратились к известному экстрасенсу и целителю…

– Да, я воскрешаю людей! Для меня в этом нет ничего невозможного!

Известный экстрасенс и целитель, казавшийся немного уставшим, как бы нехотя, но терпеливо отвечал на вопросы журналистов.

– Он просил меня воскресить его всего лишь на несколько часов для того, чтобы самому ещё раз увидеть родственников, близких друзей, знакомых, пришедших с ним попрощаться, и я предоставил ему такую возможность.

– Почему в маске и в костюме шута?

– Потому что общественное мнение ещё не готово к тому, чтобы спокойно воспринимать воскресших людей. Я решил, что нужно пощадить чувства…

– Каков подлец!!! Я набью ему морду!!! – возмутился Константин, что вызвало взрыв смеха.

– Какое искреннее возмущение! – хохотала Людмила Петровна, а Антонио просто лежал на диване и дёргался от смеха.

– Но его нужно разоблачить! – не унимался Константин.

– Ты хотеть познать себя или разоблачать всех мошенник?

– Всех – нет! Но разве можно позволять ему вводить людей в заблуждение? – уже без прежней уверенности спросил Константин.

– Я не буду больше никому и ничего доказывать! – продолжал экстрасенс. – Я могу воскрешать людей на определённый срок, могу делать людей бессмертными, но только тех, кто доверяет мне абсолютно, в ком не может возникнуть даже тени сомнения в истинности моих слов!

Тут же оператор показал «абсолютно доверяющих». На их лицах нельзя было разглядеть ничего, кроме «абсолютной преданности».

– Дорогая вещь – бессмертие! – рассуждал Антонио. – Судя по его аппетитам, никаких денег не хватит!

– Они не заслуживают ничего, кроме обмана, – сказала Людмила Петровна, – разочарование будет им полезно. Да и что же они в себе хотят обессмертить?! Я не смогла разглядеть ни в самом адепте, ни в его учениках сколько-нибудь значимых человеческих чувств. Может быть, я не права?

– Я не есть быть затруднений! – подтвердила Людвика.

– Кого же вы хотите спасать от обмана? Те, кто бежит от себя, сами хотят обманываться. Они не нашли в себе ни малейшего чувства, достойного того, чтобы его хоть сколько-то хранить, хотят хранить вечно ту дрянь, которая в них есть! Ужас! Если б не было смерти, для них это был бы вечный ад.

– Нет, Константин, ты не патриот! – укоризненно покачал головой Антонио. – У тебя должна быть национальная гордость за то, что наши экстрасенсы утёрли нос филиппинским хирургам!

Сегодня чувствовалось что-то необычное.

«Что же это такое?»

Константин вышел в коридор, чтобы взглянуть, на месте ли зеркало. Зеркала не было! Только рама.

– Вы могли бы заметить это, как только вошли, – подошла к нему Людмила Петровна. – Но к своим чувствам вы стали более внимательны, это важнее.

– Я, кажется, понимаю, – сказал Константин, – неправильная постановка вопроса! Мы хотели познать себя, для того чтобы Павел не замуровал себя в пещере. А у каждого из нас действительно была возможность познать себя с помощью зеркала. Какими ж мы были, мягко говоря, легкомысленными!

– Прямо скажем, идиотами! – поправил Антонио и дружески похлопал Константина по плечу. – Но не все из нас! И круг сужается!

– Теперь мы будем начинать всё-таки не с нуля. Людмила Петровна, а вы давно уже ничего не рассказываете о себе!

– Костя, если вы заметили, я рассказывала только о том, что было до моей смерти. Теперь у меня ничего не меняется с точки зрения разума. Я им не пользуюсь даже как часами. Благодаря моим привычкам может создаваться впечатление, что я думаю и поступаю разумно. И желание познать себя у меня возникло не так, как у вас. Желания возникают там, где разума нет, но разум потом всё искажает. Вы помните, как у вас возникло желание познать себя?

– Примерно помню!

– Вы помните только разумную часть! Познавать можно только разумом, так что, строго говоря, самопознание невозможно. Разумом можно воспользоваться, чтобы подойти к порогу. В конечном итоге мы узнаём себя, но разум здесь уже ни при чём. Он должен остаться за дверью. Костя, когда вы пройдёте через дверь, у вас больше не будет вопросов.

– Мы хотеть пить настоящая чай! – предложила Людвика.

– Хотеть!!! – согласились все.

Что-то завершалось, и это чувствовалось во всём. Казалось, кабинет Георгия приобрёл какую-то торжественность.

– Пока Людвика готовит чай, мы можем попрощаться. – сказала Людмила Петровна. – Мы с Людвикой уходим в горы. Срок моей жизни истёк. И Антонио тоже с нами.

– Антонио?! Но что это значит?

– Антонио выдержал взгляд Людвики, поцеловал её и остался жив, – разъяснила Людмила Петровна.

– И что? – удивился Константин. – Я сегодня поцеловал жену Антонио и тоже остался жив!

– Костя! Людвика не обычный человек, она смерть!

– Я считал, что это метафора! Ну, хорошо! Допустим, что она смерть!

– Если человек нашёл в себе что-то вечное, то смерти он уже не принадлежит. Все остальные, коснувшись Людвики, тут же умрут. Антонио отправляется с нами потому, что там он сможет намного эффективнее жить и познавать себя.

Константин начал вспоминать, касался ли кто-нибудь Людвики, кроме Людмилы Петровны. Антонио смотрел на него с ехидной улыбкой, понимая, о чём думает Константин.

– Ты вернёшься, Антонио? – спросил Константин.

– Нет! – немного грустно улыбался Антонио. – Книгу жизни я уже прочитал, осталась обратная сторона.

– А здесь, Антонио, вас будут считать умершим, – сказала Людмила Петровна, – и, так как вы первый шут, вам, может быть, даже поставят памятник где-нибудь в сквере.

– И каждую ночь я буду приходить к своему памятнику и ссать на пьедестал. Запах мочи будет чувствоваться за версту!

– А я мог бы поцеловать Людвику? – в задумчивости спросил Константин.

– Поцеловать-то сможешь, – ответил Антонио, – рискни!

Людмила Петровна с сомнением пожала плечами. Константин пошёл на кухню.

Целовал ли Людвику Антонио или Людмила Петровна это только что придумала – не важно! После второй встречи с колдуном для Антонио закончились сомнения. После того как решена «задача на сообразительность», снова не решаться она уже не может. Как ни принуждал себя Антонио подумать – во всём была ясность, при которой разуму больше делать нечего. Антонио ничего не мог сказать об этом Константину, потому что дело это бесполезное.

– Ты есть пустая человек! – сказала Людвика. – Что ты хотеть предложить, кроме своя глупость?

Константин затруднился ответить на этот вопрос. Он помог Людвике отнести чайник и чашки. Пили чай. Аромат, конечно, божественный, ничего не скажешь. Им предстояло какое-то радостное путешествие. Всё было сказано, вокруг сыпались радостные слова, которые для Константина не имели большого значения.

– Костя, у меня к вам последняя просьба, вы не могли бы передать своей маме моё завещание! Я всё имущество завещаю своим университетским подругам.

– Да, конечно, Людмила Петровна!

«Я какой-то потерянный среди них, хуже, чем Марго в своём сексе. Я потерял свой ритм, себя, всё! Ноль, абсолютный ноль! Надо найти! Я за них не радуюсь, только своя эгоистическая собачья растерянность! Как у той бездомной собаки, которая по ошибке ждала от меня куска хлеба. Какое эгоистичное дерьмо! Ненавижу! Ненавижу себя!!! Вот итог моего самопознания: вечное эгоистичное дерьмо!!! Ну что же, с этого и начнём новое самопознание! Минуточку! – вдруг озарило Константина. – А ведь ненавидеть себя в такой ситуации – это очень логично и разумно! Как я мог этому поддаться?! Какая чепуха!»

Константин глубоко вдохнул, выдохнул!

– Антонио! – чуть было не закричал Константин. – Ты представляешь, я сейчас чуть было не потерял свой ритм!

Все дружно рассмеялись.

– Спасибо тебе за всё, Антонио! Теперь я его не потеряю!

– Не за что, Громила! – Они обнялись. – Тебе иногда требуется безнадёжность, она для тебя – точка опоры! А ритм ты ещё будешь терять неоднократно!

– Я вас люблю! – На Константина нахлынула радостное бесконечное спокойствие. – С вами я гораздо ближе к самому себе, чем с кем бы то ни было! Вы мне самые близкие люди!

– У меня было примерно такое же чувство по отношению к вам с Антонио, когда я умерла! – радовалась Людмила Петровна.

– Не в каждой компании можно сказать, что ты умер! – заметил Антонио. – Не так поймут! Даже сегодняшний экстрасенс не поверил бы!

– Мне хотеть забрать тот человек? И тот ученики тоже? – как бы в раздумье спросила Людвика.

– А! Пусть живут! – махнул рукой Константин и повернулся к Людмиле Петровне. – Спасибо за вашу утончённость и за вашу жизнь! Я люблю всю вашу жизнь! Мне она нравится, в ней есть красота и бесконечная завершённость!

Константин поцеловал руку Людмиле Петровне.

– Спасибо, Костя! Таких признаний мне ещё никто не делал, кроме Людвики!

– Людвика! Вы потрясающая хрупкая богиня! Я в восторге! – Константин поцеловал руку богини. – Благодарю!

Все снова рассмеялись.

– Костя! А вы не умерли! – сказала Людмила Петровна. – Вы это заметили?

Константин тоже понял, что не умер. Он заметил за столом очень жизнерадостного мужчину с кудрявой бородой. Он пил чай вместе со всеми и принимал оживлённое участие в разговоре. Константин был сразу же ошеломлён той радостью, которая прямо била ключом из этого человека!

– Вы не познакомились? – спросил Константина Антонио.

– Это Константин! – представил Антонио.

Они пожали друг другу руки.

– У меня нет имени, – сказал смеющийся человек, – меня никто никогда не зовёт!

– Теперь ты лететь с нами, если хотеть! – предложила Константину Людвика.

– Спасибо! Но я остаюсь! – ответил Константин тоном, которому разум возразить не может.

– Почему? – спросил Антонио.

– Нам очень повезло! Нам помогала богиня, зеркало отвечало на все наши вопросы, с нами была Людмила Петровна, мы читали записи Георгия. Обычно так никому не везёт. Я хочу познать себя без чьей-либо помощи, без везения, без чудес, без богов, без богинь, без колдунов и маньяков, в условиях самой обычной тупой и бессмысленной человеческой жизни. Я сам хочу дойти до всего, без единого совета с чьей-либо стороны, без чтения книг. Я не верю, что это невозможно! Это должно быть возможно! Иначе этот мир не мог бы существовать!

Все были несколько удивлены словами Константина, а человек с кудрявой бородой титаническими усилиями сдерживал приступы смеха. Константину показалось, что, если бы он рассмеялся в полную силу, и земля, и небо раскололись бы на мелкие кусочки и исчезли бы, как остатки утреннего сна.

– И ещё, – сказал Константин, – я не верю, что боги могут быть совершенными. Негде им взять совершенство! Совершенными могут быть только люди!

Людвика подошла к Константину, дотронулась до волос на голове, молча его поцеловала, и они ушли.

– Костя, вот вам ключи от квартиры! Вы запрёте дверь?

– Конечно, Людмила Петровна!

– Костя! Я забыла вам сказать, – вернулась Людмила Петровна, – именно при помощи разума мы имеем возможность сделать ценным то, что мы находим в себе, но разум же из этих ценностей и делает нашу несвободу! Какая-нибудь там «гармония с природой» или что-то ещё, не важно что – всё это идолы разума!

– А?! Хорошо! Спасибо, Людмила Петровна! Я учту это!

Дверь захлопнулась. Константин остался один.

Один

Он собрал посуду, помыл чашки на кухне, разложил всё по местам. Прошёлся по всей пустой квартире.

«Больше их здесь не будет никогда. Удивительная вещь – пустая квартира! Удивительная!»

Он зашёл в кабинет Георгия, здесь ещё остались висеть в воздухе брызги смеха и осколки голосов. Постоял у штурвала, повращал его в разные стороны.

«Не хочу отсюда ничего брать на память. Странная традиция – брать что-то на память. Как будто человек будет жить в этом мире вечно! Я лучше что-нибудь оставлю этой квартире на память о себе».

Константин сел за письменный стол, взял лист чистой бумаги и написал:

Он засунул лист в кипу бумаг и ушёл, заперев за собой дверь.

– Ха-ха-ха-ха!!! Ха-ха-ха-ха!!! Ха-ха-ха-ха!!! – не могла остановиться Инга.

– Елена думала, что я работаю в секретной лаборатории, – рассказывал Константин, – а тут вдруг увидела бы, что я торгую куриными яйцами на рынке! И именно в тот момент, когда я сбежал, подошла эта дурацкая инспекция. В общем, мне пришлось сказать, что лабораторию закрыли, и я опять без работы. А вот, она, кажется, идёт! Ну, пока!

– Мы уже опаздываем! Ты собрался? Я хочу попасть к открытию! Откуда у тебя такое пятно на брюках?

– Понятия не имею!

– Кстати, кто такая Маргарита? Возьми! Она тебе оставила свой телефон.

– Маргарита? Не знаю!

– Она сказала, что ты должен забрать у неё какую-то картину!

– Ах! Это же Марго – жена Антонио!

Они сели в новую роскошную иномарку, которую так хотела Елена! Машину Константин купил на деньги, полученные за выступление на похоронах. Они поехали на очень модную выставку каменного дизайна.

– А в белом костюме, – говорила Елена, – это тот самый Павел Злотник! Его часто по телевизору показывают! Тот, что смотрит в нашу сторону!

«В плаще небожителя, на колеснице, запряжённой восьмёркой белых лошадей», – почему-то вспомнил Константин.

Павел окликнул Константина, когда они с Еленой шли к автостоянке.

– Я на минутку! – оставил Елену Константин.

– Вы, наверно, на меня обиделись? – спросил Павел.

– Нет, что вы!

– У меня возникли обстоятельства, в связи с которыми я не могу уйти в горы в ближайшие годы.

– Мы так и поняли. Если у вас возникнет прежнее желание, вы можете ко мне обратиться, я думаю, что смогу вам помочь. Уходить в пещеру не обязательно.

– Спасибо! – сказал Павел, записав телефон Константина. – Я предлагаю продолжить наше знакомство. Я думаю, нам есть о чём просто поговорить!

– К сожалению, на «просто» у меня времени нет, – ответил Константин.

– Почему ты мне не сказал, что знаком с Павлом Злотником? – спросила Елена. – И почему ты меня с ним не познакомил?

– Это не тот случай, чтобы знакомиться, и у меня есть много знакомых, о которых я тебе не рассказывал. Злотник – бывший приятель Антонио.

– Но почему ты отказался взять у него визитную карточку?

– Зачем?! – пожал плечами Константин.

– Как зачем?! Он наверняка помог бы тебе устроиться на работу!

– У нас совсем другие отношения!

– Но попросить ты можешь?

– Нет, ни в коем случае!

– Почему???

– Почему ты вмешиваешься в отношения других людей? Когда мы с тобой, два человека!!! Разговариваем!!! Разве нам нужен третий человек, для того, чтобы мы понимали друг друга?!

– Я не смогу с тобой жить! – сказала Елена. – Я не могу всю жизнь выносить стрессы!!!

Они подошли к тому месту, где стоял их автомобиль. Автомобиля не было.

– Я точно помню, что он стоял возле этого столба, – с недоумением сказал Константин.

– Угнали! – с ужасом произнесла Елена – Нужно немедленно вызвать милицию! Но она ведь у нас застрахована!

– Нет, – сказал Константин.

– Как «нет»??? Ты же говорил, что застраховал машину!!!

– На полную страховку у меня не хватило денег, от угона она не застрахована.

– Ты сэкономил деньги на страховке!!! И мне ничего не сказал!!! Ты обманул меня!!! Я ухожу от тебя!!! Теперь между нами всё кончено!!!

Елена ушла. После оформления протокола в отделении милиции Константин пошёл к метро.

Был чудесный летний вечер, в воздухе чувствовалась благодать.

«А я чувствую благодать! – подумал Константин. – Уже совсем немного осталось ниточек, за которые меня можно дёргать, только совсем незаметные. Я не марионетка! Я свободный человек! И что бы ни случилось – для познающего себя всё кстати! Хватит компромиссов! Я ничего не буду больше делать „просто так“ – только для самопознания! И лгать, изворачиваться, производить на кого-то впечатление я больше не буду! Пусть кривляются другие! И пусть Клинобородый распилит меня по кусочкам, если я когда-нибудь солгу!»

В вагоне метро было душно. Неряшливая женщина крупного телосложения с опухшим лицом катила через вагон инвалидную коляску, на которой сидела бледненькая девочка без ног. Ксению Константин видел только мельком и не запомнил её лицо, но неряшливая женщина очень походила на мать Ксении.

– Извините нас! На протезы дочери! Это ж моя единственная дочь! – говорила она грубым хриплым голосом алкоголички.

«Может быть, у меня плохая память на лица?» – с надеждой подумал Константин.

Девочка уронила целлофановый пакет. Металлические деньги разлетелись по всему вагону.

– Ксения!!! – истерично заорала мать и, упав на колени, стала собирать мелочь. – Нарочно бросила!!! Гадина!!! Гадина!!! Гадина!!!

«А как же быть с последним чудом? – сжав зубы, думал Константин. – Фантазии всегда кончаются».

Ксения была от него в двух шагах. Она злобно и равнодушно смотрела на мать и на всех вокруг. И плевать ей было на всякие чудеса.

Константин стал собирать деньги, его примеру последовали другие, сыпали мелочь в другой пакет, добавляли бумажные деньги.

– Не кричите на неё! – спокойно сказал Константин. – Никогда не кричите на неё!

– Спасибо! Спасибо! – бормотала мать Ксении. – Ой, да ну что вы?! Я живу только ради неё! Только ради неё! Это ж моя дочь, я должна её любить! У меня, кроме дочери, ничего нет!

Ксения, скривив губы, иронично усмехалась.

«Как Антонио!» – подумал Константин.

– Сразу видно, что вы верующий человек! – сказала Константину опрятно одетая женщина в платке с внимательным взглядом, тоже помогавшая собирать мелочь.

– Я не верующий человек, – покачал головой Константин.

– Вы что, атеист?

– Нет! – снова покачал головой Константин. – Мне всё равно, есть Бог или нет Бога. Мне это уже не интересно.

– Как это? – удивилась женщина.

– Если я точно узнаю, что Бог есть, или точно узнаю, что Бога нет, – я не изменю свою жизнь ни на йоту!

– Я вас поняла, – сказала женщина, немного подумав, – вы считаете, что, независимо от того, есть Бог или нет Бога, нужно прожить достойную жизнь, делать добро, помогать людям, помнить о культурных традициях…

– Да ни в коем случае! – рассвирепел Константин, заметив, что, пока он беседовал с этой женщиной, мать Ксении выкатила коляску из вагона, и двери захлопнулись. – Вся ваша «достойная жизнь» – это сплошное уродство! Сплошное уродство!!!

Женщина обиделась и отошла в сторону.

– Вся ваша логика – это логика мертвецов!

«Почему я рассердился на эту женщину? Я хотел помочь Ксении! По-настоящему! С точки зрения таких разумных, как эта „святоша“, жизнь девочки – беспросветный кошмар, без перспектив! У матери-алкоголички и у „святоши“ на самом деле одна логика, они ничего не видят, кроме кошмара. Если „добрые люди“ вдруг помогли бы Ксении с „нормальной и достойной жизнью“ и она приняла бы их логику – вот тогда она пропала!

Но, кажется, в ней есть тонкость – она улыбается как Антонио! Не может разум противостоять тонкости! Почему я решил, что ей нужна помощь?! У неё прекрасные условия для самопознания! Все эти люди вокруг, если б понимали это, могли бы ей только позавидовать! Вопрос только в том, знает ли она сама об этом?»

Константин смотрел на людей, которые находились перед ним, не пытаясь разглядеть в их лицах божественную сущность, и поражалсяажаяс>