В небе Балтики
ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Калиниченко Андрей / В небе Балтики - Чтение
(стр. 16)
Автор:
|
Калиниченко Андрей |
Жанр:
|
Биографии и мемуары |
-
Читать книгу полностью
(547 Кб)
- Скачать в формате fb2
(218 Кб)
- Скачать в формате doc
(225 Кб)
- Скачать в формате txt
(216 Кб)
- Скачать в формате html
(219 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19
|
|
Только тут фашисты заметили одинокий советский самолет. Как шакалы, набросились они на него. Летчик мастерски маневрировал на одном моторе, а его экипаж мужественно отражал атаки "мессеров" и даже сбил одного из них. Но и машина Усенко получила множество пробоин. Потом загорелся правый мотор, правда, тот же самый, который уже был подбит. Бомбардировщик продолжал тянуть к линии фронта, но пламя, охватившее фюзеляж, подбиралось уже к кабине. Усенко дал команду экипажу покинуть самолет. Стрелок-радист выпрыгнул с парашютом, а штурман не смог: заклинило выходной люк. Кабина наполнилась дымом. Летчик зажал штурвал между ног и рванул рычаг двумя руками. Верхний фонарь открылся. Дышать стало легче, но пламя еще сильней потянулось к кабине. Огонь обжигал лицо и руки. Превозмогая боль, летчик на последних метрах высоты перетянул линию фронта. Под крылом мелькнула река, на берегу показалась поляна. Машина ударилась о землю, проползла несколько метров на фюзеляже и остановилась. Усенко открыл глаза - кругом бушевало пламя. Опираясь руками о раскаленный металл, он с трудом вылез из кабины. Загорелась одежда и шлемофон. Тогда летчик упал на землю и начал сбивать пламя. Подбежавшие солдаты помогли ему. Встав на ноги, Усенко не смог сделать и двух шагов самостоятельно. Плохо различал он и лица окружавших его людей. От сильных ожогов летчик ослеп. Штурману тоже удалось выбраться из горящего самолета. Вместе с летчиком его отправили в госпиталь. Свыше двух месяцев врачи боролись с ожогами глаз Усенко и в конце концов восстановили ему зрение. После выздоровления летчик снова сел за штурвал самолета, но теперь уже пикирующего бомбардировщика Пе-2. Так он попал в наш полк морской авиации, защищавший блокадный Ленинград. В те дни Константин Степанович получил письмо из Донбасса, освобожденного Красной Армией от гитлеровской оккупации. Родственники сообщали, что в плену у немцев умерла его сестра, героически погиб в боях за Родину младший брат Николай. Тяжело переживал летчик это горе, но он не пал духом, а еще сильнее и злее стал громить ненавистного врага. За смелость и мужество, проявленные в боях под Ленинградом, его наградили двумя боевыми орденами. Став командиром эскадрильи, гвардии старший лейтенант К. С. Усенко показал себя замечательным учителем и воспитателем. Выращенная им за предельно короткое время молодежь особенно хорошо показала себя в боях за Советскую Прибалтику. Все летчики эскадрильи были удостоены правительственных наград. И вот теперь командир эскадрильи гвардии капитан К. С. Усенко удостоен самой высокой почести - ему присвоено звание Героя Советского Союза. Командир эскадрильи Н. Д. Колесников и его штурман М. А. Суханов прибыли на фронт весной 1943 года. Летали всегда вместе, без подмены. Они не ждали, когда их пошлют на боевое задание, сами рвались в грозное небо. Они бомбили вражеские батареи, топили корабли и подводные лодки, штурмовали автоколонны на дорогах, разрушали мосты. Нередко друзья шли на смертельный риск. А на это способен не каждый. Тут нужны и железная воля и ювелирное мастерство. Об экипаже Колесникова кое-кто говорил в полку: "Везет ребятам счастливчики". Да, они действительно были везучими. Только везение это доставалось отнюдь не по воле волшебника. Оно добывалось упорным трудом, настойчивой учебой, постоянной собранностью. 5 ноября 1944 года для Суханова стало особенно памятным. Звание Героя Советского Союза ему присвоили в день рождения. Вечером мы собрались в столовой, чтобы отметить большой праздник в жизни и боевой деятельности друзей. Поздравляя Героев, заместитель командира полка по политчасти гвардии майор Т. Т. Савичев сказал: - Коммунистическая партия и Советское правительство высоко оценили ваш ратный труд. Но враг еще не разбит. Родина ждет от вас новых подвигов. Несколько недель подряд летали мы на Либаву, не пропуская ни одного погожего дня. Противник всячески старался защитить с воздуха свой порт, через который снабжалась его группировка, насчитывающая 31 дивизию. Либаву прикрывали большие силы вражеской авиации и множество зенитных установок. Поэтому летать туда было очень нелегко. Наше командование решило перейти к массированному использованию авиации на данном участке фронта. В налетах под названием "Артур" стали участвовать не только пикировщики, но также штурмовики, торпедоносцы и истребители. Нередко бомбоштурмовые удары наносились семью полками флотской авиации. Это очень внушительная сила. И противник сразу ее почувствовал. 14 декабря, например, только в результате одного налета в порту было потоплено шесть вражеских транспортов общим водоизмещением тридцать две тысячи тонн и при отражении атак фашистских истребителей наши летчики сбили один ФВ-190. В тот день мы тоже понесли большую утрату. Погиб командир взаимодействовавшего с нами 8-го штурмового авиаполка Герой Советского Союза подполковник Н. Г. Степанян. Мы знали, как отважно и дерзко воевал Нельсон Георгиевич. Он лично потопил тридцать вражеских кораблей. Летал над морем в шторм и в бурю. Не зря боевые друзья прозвали его буревестником Балтики. В марте 1945 года Степанян был посмертно награжден второй медалью "Золотая Звезда". * * * Наступил самый короткий день года - 22 декабря. Небо нежданно очистилось, и на припорошенную снежком землю косо заструились лучи солнца. Летчики сразу повеселели: будет работа. И они не ошиблись. Вскоре. командиров эскадрилий вызвали в штаб дивизии для получения задания. Поскольку Усенко был болен и лежал в лазарете, то пришлось вместо него ехать мне. В штабе кроме командиров эскадрилий нашего полка А. И. Барского и Н. Д. Колесникова я увидел ведущих групп истребителей прикрытия капитана И. И. Голосова, старшего лейтенанта Е. Сусанина и лейтенанта Присяжнюка. Командир дивизии полковник М. А. Курочкин поставил перед нами задачу, которая оказалась довольно обычной - во взаимодействии с тромачтовиками и штурмовиками уничтожить транспорты противника в Либаве. Только для меня этот полет явился особенным - я был назначен ведущим всей группы. Раньше мне приходилось водить лишь девятку. Курочкин предупредил меня: - С вами полетят опытный штурман Герой Советского Союза Кабанов и флагманский стрелок-радист гвардии старший лейтенант Костромцов. Помощники надежные. Постарайтесь как можно лучше выполнить боевое задание и людей берегите. "Почему именно мне поручают вести полк? - раздумывал я, возвращаясь домой. - Ведь у нас есть более опытные командиры". Но вскоре понял, что главная роль в предстоящем полете отводилась штурману. Именно он ?должен был обеспечить четкое взаимодействие пикировщиков, штурмовиков и топмачтовиков. Время и направление захода на цель каждой из трех групп разнотипных самолетов требовалось выдержать с большой точностью. У нас в полку это мог лучше всех сделать Евгений Кабанов. - Значит, летим вместе, - сказал я ему, встретившись на КП. - Точно, вместе, - с улыбкой отозвался Евгений, на секунду оторвав взгляд от полетной карты. Он готовил необходимые расчеты, ловко орудуя навигационной линейкой, ветрочетом и другими штурманскими принадлежностями. В эскадрильях в это время шла кропотливая подготовка к вылету. Истосковавшись по хорошей погоде, ребята все делали с подъемом и огоньком. Точно в условленное время с командного пункта полка поступила команда о запуске. Аэродром наполнился грохотом моторов. К старту со всех сторон рулили самолеты. И вот мы в воздухе. В строю три эскадрильи пикировщиков, сопровождаемые "яками". Слева от меня - девятка Барского, справа - Колесникова. Штурмовики и топмачтовики идут к цели своими маршрутами. Пролетая над Шяуляем, я вспомнил о своем стрелке-радисте В. А. Романове. Его похоронили здесь три месяца тому назад, когда я перетянул подбитый самолет через линию фронта и сел на вынужденную. Казалось просто невероятным, что его уже нет и не будет рядом со мной. Сегодня мы летели по тому же маршруту, что и тогда в сентябре. И местность под крылом, кажется, ничуть не изменилась: те же озера, леса, поля и дороги. Местами появились лишь белые островки только что выпавшего снега... Над Либавой зенитная артиллерия противника встретила нас редкими выстрелами. Город окутан был дымом и пылью. Это наши штурмовики, пришедшие сюда на две минуты раньше, так изрядно потрепали противовоздушную оборону гитлеровцев. Некоторым зениткам они не позволили сделать ни одного выстрела. Было решено главный удар нанести по торговой гавани, где скопилось наибольшее количество неприятельских транспортов. Помня приказ комдива, я старался как можно компактнее вывести группу на цель. Когда самолеты легли на боевой курс, зенитный огонь усилился. "Видимо, штурмовики отработали и ушли", - невольно подумал я. Тридцать - сорок секунд предельного напряжения экипажа. Мне нужно как можно точнее выдержать режим полета, а штурману - прицелиться. Ведь "пешка" проходит над самой целью. Именно в эти секунды вражеские зенитки бьют наиболее прицельно. Снаряды рвутся совсем рядом, так и подмывает отвернуть самолет куда-либо в сторону. Но я как бы цементирую нервы и подавляю в себе инстинкт самозащиты. - Так держать! - слышу команду Кабанова. "И чего он так долго возится?" - проносится в голове мысль. А зенитки бьют все сильней, самолет то и дело вздрагивает от разрывов. - Пошел! - доносится громкий голос штурмана. Девятки пикировали, каждая на свою цель. Часть бомб упала на пристань, остальные накрыли большой транспорт. Через минуту над портом появилась восьмерка топмачтовиков. Выскочив со стороны моря, они вихрем промчались на бреющем и внезапно ударили по транспортам, стоявшим в аванпорту. В небо взметнулись три огромных взрыва. Три фашистских корабля вскоре затонули. - Командир, в группе Барского нет одного самолета, - доложил Кабанов, когда мы вышли из зоны огня. "Опять потеря. Кого же теперь не стало?" - спрашивал я себя. Это станет известно только на аэродроме. После посадки я увидел группу летчиков, окруживших гвардии лейтенанта И. А. Шестакова, который о чем-то оживленно рассказывал. Увидев меня, он весело воскликнул: - Здорово мы рубанули их, товарищ гвардии капитан. Оказывается, не так уж страшен черт, как его малюют! - Хорошо, что ты еще раз убедился в этом, - похвалил я летчика. - Идем докладывать на КП, - позвал меня Кабанов. Полет был выполнен успешно. Мы подожгли портовый склад, разрушили причальные сооружения, потопили большой транспорт, на котором находилось около тысячи вражеских солдат и офицеров. Но даже такие результаты не очень радовали. С задания не вернулся экипаж гвардии старшего лейтенанта Ф. Н. Меняйлова. Он состоял из смелых, опытных и закаленных воинов. Заместителю комэска Ф. Н. Меняйлову, его штурману С. К. Лисову и стрелку-радисту П. Ф. Симоненко не раз приходилось попадать в сложные переплеты, и всегда они находили правильный выход. Во время январских боев под Ленинградом самолет Меняйлова противник поджег над целью. Летчик посадил горящую машину в тылу врага и через четыре дня привел невредимый экипаж в родной полк. В июле самолет Меняйлова, подбитый над Коткой зенитным снарядом, внезапно свалился в штопор. Положение казалось безнадежным, но летчик почти у самой земли вырвал полуразрушенную "пешку" из штопора. Больше того, он дотянул ее до острова и посадил на аэродром. И теперь мы надеялись, что Меняйлов со своими друзьями обязательно вернется. Но наши надежды не оправдались. Заря победы Ветер с моря Снова шагаю по знакомым улицам Ленинграда. Не был здесь почти год, с тех самых пор, когда наш полк перелетел на запад вслед за наступающими войсками. Город быстро восстанавливался, следы блокады постепенно исчезали. Чистые улицы оглашались звоном трамваев, гудками автомашин и несмолкаемым говором людей. В Ленинград я прибыл вместе с экипажем. Нас послали сюда за самолетом, который находился в ремонте. Нужно было проверить его в воздухе и перегнать в полк. Пока механик принимал машину, я решил навестить Клаву Шуянову и узнать последние новости о Николае. Он очень долго лежал в госпитале. Свернув за угол, я оказался у подъезда дома, в который мы с друзьями нередко наведывались в дни блокады, когда наш полк базировался здесь поблизости. Дверь отворилась, и я увидел Шуянова. В штатском костюме он никак не походил на прежнего лейтенанта с позолоченными погонами. Удивленный моим внезапным появлением, он долго не мог прийти в себя. Молча стоял Николай, одной рукой опираясь на палочку, а другую прижав к груди, будто желая успокоить сердце. - Ты ли это? - еле слышно произнес он. И после небольшой паузы вдруг громко воскликнул: - Андрюха! Мы обнялись. Глаза Николая быстро повлажнели, он с трудом сдерживал слезы. - Не думал застать тебя дома, - сказал я. - Только вчера из госпиталя, отпустили с сынишкой повидаться. Шуянов как-то неуверенно сделал шаг и пошатнулся. Я успел поддержать его. - Никак не привыкну к новому протезу, - подчеркнуто весело произнес Николай. Помолчал немного и совсем другим, глуховатым голосом добавил: Знаешь, почти год прошел с тех пор... А мне кажется, будто все это случилось только вчера. Сердце мое сжалось от обиды за друга. - Не думай об этом, - успокоил я его. - Легко сказать - не думай. А это, - хлопнул он себя по протезу, постоянно ноет и - напоминает мне, кто я. - Не ты же виноват в этом. - Я летать хочу! Понимаешь? Летать! - крикнул Николай. - Не могу жить иначе. - Люди везде нужны, - уклончиво отозвался я. - Но сначала нужно вылечиться. И тут же почувствовал, что говорю не то. Но как его утешить? А Шуянов все так же с надрывом продолжал: - Оставаться здесь в тылу, когда там умирают люди? Нет, не соглашусь. Иначе потом буду презирать себя всю жизнь. Ему трудно было возразить. - Ты надолго в Ленинград? - немного успокоившись, спросил Шуянов. - Дня на два. За самолетом прибыл. Облетаю его здесь и погоню в Паневежис. Николай задумался. Потом вдруг выпрямился и решительно сказал: - Я лечу с тобой в полк. Возьмешь? - Конечно! - как-то машинально ответил я. - Готовься. Тогда я не знал о заключении, которое врачи дали Шуянову. Он освобождался не только от летной, но вообще от воинской службы. Об этом и позже никто из однополчан не узнал, поскольку Николай никому не показывал медицинской справки. К полетам Шуянова, конечно, не допустили, но предложили ему штабную работу. Он согласился. Может быть, потому, что во время полета со мной сам убедился, как трудно действовать в воздухе штурману с одной ногой. Ведь он ни минуты не сидит спокойно на месте. То следит за местностью и сличает маршрут с картой, то орудует прицелом и бомбосбрасывателем. Особенно трудно ему стоя вести огонь из пулемета. Итак, Николая Шуянова назначили адъютантом эскадрильи. И он как-то сразу обрел душевное равновесие, на время забыл даже несчастье. Из-за густых туманов и снегопадов полеты прекратились. Но мы все равно ежедневно приезжали на аэродром и сидели здесь в полной готовности. Однажды вот в такую ненастную погоду в гости к нам приехал Сергей Петрович Голубев - отец нашего комэски, погибшего под Ленинградом в январе 1944 года. Он был невысокого роста, с живыми выразительными глазами на обветренном морщинистом лице. Заместитель командира полка по политической части гвардии майор Т. Т. Савичев представил гостя, и у нас сразу завязалась непринужденная беседа. Мы рассказали Сергею Петровичу, как воевал его сын, как горячо он любил свою Родину. Выслушав нас, Сергей Петрович сказал: - Я глубоко взволнован тем, что нахожусь в части, где служил, воевал и геройски погиб мой сын. Долгое время мне были неизвестны подробности его боевой службы, и теперь вот наконец я узнал о ней очень многое. Мне приятно сознавать, что все вы помните моего Василия, чтите его память, а главное учите молодежь на примере таких вот соколов. Я вышел из рабочей семьи и сам рабочий. Своих детей старался воспитать такими, чтобы они по призыву партии и народа в любой момент грудью встали на защиту Родины. Дети оправдали мои надежды. Первый мой сын, а ваш боевой товарищ Василий Голубев отдал жизнь за свободу и счастье Отечества. Второй сын - тоже летчик - также не на жизнь, а на смерть дерется с врагом. Не отстает от крылатых братьев и дочь. Она служит в авиации и тоже летает на ответственные боевые задания. - Друзья мои! - заключил свою речь С. П. Голубев. - Бейте фашистских оккупантов со всей силой ненависти, на которую способны ваши сердца. Отомстите им за смерть моего любимого сына и вашего друга Василия. Отеческое напутствие старого рабочего мы восприняли как наказ народа. Через несколько дней у нас произошло еще одно большое, хотя и не совсем радостное событие - проводы дважды Героя Советского Союза гвардии полковника В. И. Ракова. Его отзывали в Москву, в распоряжение начальника военно-воздушных сил ВМФ. Мы построились на рулежной дорожке, неподалеку от самолетной стоянки. В. И. Раков зачитал приказ о назначении командиром полка гвардии капитана К. С. Усенко. Константин Степанович заметно волновался. На его поведении сказывались и сознание ответственности, которая возлагалась на него, и некоторая робость, поскольку дела он принимал от первоклассного летчика, опытного и авторитетного военачальника. Гвардии капитан К. С. Усенко всегда очень внимательно прислушивался к советам и указаниям В. И. Ракова, старательно перенимал у него все лучшее. - Постоянно занимайтесь учебой экипажей, - говорил В. И. Раков. - Даже в периоды боевой работы почаще выкраивайте время для тренировок. Этот труд с лихвой окупится потом. - В учебном полете, Василий Иванович, почти всегда получается гладко, заметил К. С. Усенко. - А в бою иногда выходит совсем иначе. - Это потому, - ответил задумчиво В. И. Раков, - что из-за большой текучести кадров мы не успеваем как следует изучать людей. Слетаешь с тем или иным человеком несколько раз, только узнаешь его, как вскоре с ним прощаться приходится. То он в госпиталь угодит, то вообще голову сложит. - Знаете, о чем я мечтаю? - спросил Константин Степанович. - Научиться действовать в бою так, чтобы до конца войны летать одним составом и с наименьшими потерями пройти все тернистые дороги. Эти слова прозвучали своего рода клятвой нового командира. Уходя на повое место службы, Раков оставлял после себя не только хорошие традиции, но и надежного волевого преемника. К. С. Усенко было присвоено воинское звание "гвардии майор". * * * С наступлением морозов ненастье в Прибалтике прекратилось. Однажды утром я взглянул в окно и увидел, что земля одета пушистым снежным покрывалом. На аэродром мы выехали в хорошем настроении. Радовали не только синее небо и яркое солнце. Поступил приказ немедленно перелететь поближе к объектам вражеской обороны. Взаимодействовавшие с нами истребители 14-го гвардейского авиаполка должны были перебазироваться на соседний аэродром. На новом месте мы сразу же получили боевое задание. Выруливая на старт, я заметил у штабного домика Николая Шуянова. Одной рукой он опирался на палочку, а другой приветливо помахивал, провожая самолеты. Николай напоминал большую подбитую птицу, которой уж никогда больше не подняться в небо. Но он оставался всегда гордым, не требовал ни жалости, ни скидок на инвалидность. Мы взлетели. Через несколько минут к нам пристроились истребители прикрытия. Группа, насчитывавшая около пятидесяти самолетов, взяла курс в мире. Нашим пикировщикам предстояло уничтожить караваи вражеских транспортов, вышедший из Пиллау (ныне Балтийск). Давая такое задание, командир дивизии сообщил, что в результате наступления советских войск восточно-прусская группировка гитлеровцев окружена в районе Кенигсберга и прижата к морю. Остатки разбитых дивизий фашисты начали спешно эвакуировать через базу Пиллау и порт Хель. Надо было не допустить этого. Пересекли береговую черту. Море встретило нас восьмибалльной облачностью. На высоте двух тысяч метров висели слоистые облака. Лететь ниже было рискованно. Для обороны караванов с войсками гитлеровцы использовали боевые корабли, оснащенные дополнительными зенитными средствами. Видно, здорово мы им досаждали. Гвардии майор К. С. Усенко повел группу над облаками. Долго висела под крылом белесая муть. Глаза начали уставать. Мне вдруг показалось, что внизу не облачность, а холмистая пустыня, покрытая снегом, и что летим мы над самой землей. Посмотрел на высотомер - стрелки прибора показывали три с половиной тысячи метров. Все правильно. - Скоро поворот, - предупредил гвардии старший лейтенант М. Г. Губанов. Сверяя расчеты с показаниями приборов, штурман строго следил за маршрутом. Временами он поглядывал за борт. Внизу в просветах облаков просматривались темные пятна. Море здесь не замерзает круглый год. Сверху оно всегда кажется спокойным. Но только с высоты. А когда спускаешься ниже, то сразу убеждаешься, что по нему катятся огромные волны. Ведущий, а за ним вся группа развернулись на юг. Теперь мы шли к вражескому берегу, прямо на военно-морскую базу Пиллау. - Миша, скоро цель? - спросил я у штурмана. - Мы в расчетном квадрате, - ответил Губанов. - Караван находится где-то здесь. Ведущий спустился ниже, и мы за ним. Облака под крылом побежали быстрее, окна увеличились. Вдруг в небольшом просвете штурман увидел группу кораблей. Показал их мне. - Это они, - подтвердил Губанов. Но внизу снова появилась сплошная облачность, и корабли исчезли. Мы продолжали лететь прежним курсом, надеясь, что вот-вот появится окно. Открыли огонь вражеские зенитчики. Однако они стреляли наугад, и снаряды рвались в стороне от самолетов. Белесая пелена вдруг расступилась, и мы снова увидели корабли. Они были почти под нами. Четыре больших транспорта водоизмещением по восемь - десять тысяч тонн каждый шли в кильватерном строю, охраняемые двумя миноносцами и четырьмя морскими охотниками. Зенитный огонь усилился. - Атакую головной! - передал Усенко по радио. Несколько секунд на прицеливание - и первая девятка перешла в пикирование. Нашу эскадрилью Андрей Барский выводил на второй транспорт. Губанов скомандовал мне начать боевой курс. Черные шапки разрывов впереди становились все гуще. Один снаряд грохнул под самой плоскостью. Самолет качнуло, по борту кабины хлестнули осколки, и один из них разбил очки у Губанова. Штурман инстинктивно вобрал голову в плечи, но сразу же выпрямился и опять приник к прицелу. Над головным вражеским транспортом взметнулись фонтаны огня и воды. Это рвались бомбы, сброшенные первой девяткой. Вокруг нашего самолета бушевало пламя. Снизу к нам непрерывным потоком неслись огненные шары. Но сворачивать было нельзя. Я знал: стоит сделать это хоть один раз - тогда ты потерянный летчик, не способный уже преодолевать такие опасные рубежи. - Так держать! - командовал Михаил Губанов. Цель быстро приближалась. Все внимание штурман сосредоточил на прицеливании. От холода и напряжения у него слезились глаза. Смахнув левой рукой набежавшие слезы, он продолжал следить за перекрестьем. - Пошел! - хлопнул меня по плечу Михаил. Пикируя, я бегло взглянул на ведомых. Они летели рядом, крылом к крылу. Вражеский транспорт начал круто разворачиваться, пытаясь выйти из опасной зоны. Но бомбы, сброшенные нашим звеном, накрыли его, и он остановился. Машина со звоном вышла из пике. Мы очутились под нижней кромкой облаков. Транспорт остался позади, его кормовая часть окуталась дымом. Потом он начал погружаться. Зенитный огонь слабел и наконец совсем прекратился - мы вышли из-под обстрела. Чувство радости и торжества охватило меня. Мы потопили фашистский транспорт. И не важно, чьи именно бомбы попали в цель. - Завалили! - с улыбкой сказал я штурману. Губанов утвердительно кивнул головой - мол, все в порядке! Когда бомбы сброшены, работы у него становится меньше. Он убрал прицел, выключил штурманское оборудование и встал за пулемет. Все это Михаил делал, как всегда, уверенно и спокойно. Теперь ему не надо было заботиться даже об ориентировке - ведущий всегда приведет группу на свой аэродром. Короток зимний день. Не успеет небо посветлеть, как вскоре снова начинает хмуриться. Больше одного группового вылета сделать не удается. Вечером в полку появился работник флотской газеты. Командира полка он нашел в фотолаборатории. Тот рассматривал свежие фотоснимки и, видно, был в хорошем настроении. Корреспондент сразу догадался, что боевой вылет пикировщики выполнили успешно. - Как дела? - не удержался он от традиционного вопроса. - Кто из летчиков отличился? Гвардии майор К. С. Усенко лукаво улыбнулся в ответ и предложил: - Пойдемте на разбор полетов. Там все узнаете. Мы собрались в небольшой комнатке, служившей полковым классом. На стенах были развешаны полетная карта, схема ордера немецких кораблей, боевой порядок полковой группы самолетов, аэрофотоснимки, запечатлевшие результаты бомбового удара. Вошел командир полка. Приняв рапорт старшего из нас, Усенко снял шинель и подошел к столу. Начался разбор. Ведущие девяток подробно докладывали о выполнении боевого задания, высказывали свои суждения и выводы. К схеме ордера вражеских кораблей подошел гвардии старший лейтенант А. Н. Цейн. Он водил на задание третью девятку вместо гвардии капитана Н. Д. Колесникова, которому был предоставлен краткосрочный отпуск. Доложив об основных этапах боевого полета, он сказал: - Выходить на цель следовало бы под нижней кромкой облаков и не рассчитывать на появление в них окон. Ведь их могло и не оказаться над караваном. Усенко задумался, потом, сделав в блокноте какие-то пометки карандашом, сказал: - Ясно. Еще что? - Корабль - цель подвижная, - продолжал рассуждать Цейн. - Пока мы прицеливаемся, он уклоняется. Поэтому на боевом курсе звеньям нужно держаться в строю фронта, а не вытягиваться в кильватер. Если корабль уклонится вправо - угодит под бомбы правого звена, и наоборот. Ему некуда деваться. - Некуда деваться, говоришь? - перебил докладчика Барский, которому давно не терпелось возразить. - Разрешите, товарищ командир? - обратился он к Усенко и, получив согласие, продолжал: - Надеешься одной девяткой устроить кораблю ловушку? Не получится. Цель уклоняется. Это верно. Но если мы идем кильватерным строем, каждое звено имеет возможность сделать поправку и точно отбомбиться. А при строе "фронт" прицелиться может только одно звено. Остальные будут мешать друг другу. Гвардии капитана А. И. Барского мы уважали и прислушивались к его мнению. Воевал он с самого начала войны, имел солидный боевой опыт и к тому же обладал хорошим тактическим мышлением. - А насчет облаков я так думаю, - заключил Барский. - Бомбить через просветы было, конечно, рискованно. Но этот риск оправданный. Поскольку истребителей противника в воздухе не оказалось, главную опасность для нас представляли корабельные зенитки. А мы знаем, какая это сила. Значит, спускаться под облака на две тысячи метров не было никакого резона. - Для нас страшны истребители, а не зенитки, которые почти не попадают в самолет, - настаивал на своем Цейн. Он считал противозенитный маневр излишним, даже вредным. Но Барский высказывал иное мнение на этот счет, доказывал, что на высоте 1500-2000 метров зенитные автоматы весьма эффективны... Усенко слушал их не перебивая, а когда они кончили спорить, негромко сказал: - Итак, точки зрения определены. Пора подвести итог и сделать кое-какие выводы. Запомните: для нас всегда опасны и зенитный огонь, и атаки истребителей. Разница лишь в тактике единоборства с ними. Истребителям противника мы должны противопоставлять хорошую осмотрительность, эффективное использование бортового оружия и четкое управление огнем. Зениткам же прежде всего расчетливое маневрирование. О том, что неприятельские корабли сегодня не прикрываются с воздуха, мы знали заранее. Нас вовремя предупредили по радио и о появлении немецких истребителей. Когда пара "фокке-вульфов" попыталась атаковать выходившую из пике машину Сохиева, наши "яки" были начеку и отбили нападение. - "Фоккеры" сами свернули, увидев его бороду, - пошутил Цейн по адресу Сохиева. - Мне бы такую! Все засмеялись. Возвратившись к нам из запасного полка, Сохиев стал летать на задания с какой-то жадностью, словно старался наверстать упущенное. И судьба вроде баловала его: сколько раз на него нападали вражеские истребители, и всегда он выходил из боя победителем. Вот почему однополчане стали в шутку поговаривать, что Сохиеву помогает борода. Однако в этот раз командиру полка, видно, не понравилась шутка Цейна. Строго посмотрев на него, Усенко сказал: - Вы недооцениваете опасность зенитного огня и можете здорово поплатиться за это. Усенко хорошо изучил своих людей и к каждому имел свой подход. С одним ограничивался разговором, с другого строго взыскивал. В конце разбора командир полка сказал: - Сегодняшнее боевое задание выполнено хорошо. Учеба в перерывах между боями не прошла даром. Мы потопили транспорт с войсками, морской охотник и сильно повредили один большой корабль. Но успокаиваться на этом нельзя. Будем добиваться еще лучших результатов. Сегодня особенно метко бомбили экипажи Алексеева, Калиниченко и Усачева. Объявляю им благодарность. Разбор закончился. Мы обступили стол, на котором лежали свежие фотоснимки, и с интересом стали их рассматривать. Среди нас все время находился корреспондент, беседовал с нами и делал в блокноте необходимые записи. А на следующий день мы прочли в газете его обстоятельную статью о нашем полете. * * * Поступило распоряжение: летному составу собраться на КП для получения боевого задания. А погода была скверная: дул северный ветер, валил густой снег. Казалось, облака опрокинули на землю все свои снежные запасы. Шагая на командный пункт, никто не верил, что через полчаса небо прояснится и мы сможем полететь.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19
|