ГЛАВА 6

О страшном звере пицзеци

…Учитель спросил:

— А велико ли было животное?

— Оно было размером с лошадь, но высотой с собаку! — ответил Мэн Да.

— Уху! — воскликнул учитель с тревогой. — Это был зверь пицзеци. Его появление в мире всегда предвещает суровую эпоху Куй. А столь большие пицзеци приходят лишь накануне наступления самых ужасных потрясений!

«Лунь Юй». Глава XXII. «Шао мае»

(цитируем по Хольму ван Зайчику, «Дело о полку Игореве»)

«Судя по всему, распада Российской Федерации избежать не удастся. Рано или поздно отделятся Сибирь и Дальний Восток. Распад еще должен дойти до своей крайней точки. А потом, может, быть, произойдет новое объединение на основе уже нового проекта. Но он будет уже наднациональным, тем, который примут не только в России, но и в Индонезии…»

Так в самом исходе 2001 года говорил Гейдар Джемаль, председатель Исламского комитета. И слова эти жгли наше сердце, хотя во многом и совпадали с теми выводами, к которым мы пришли и сами. «Африканская» экономика, которая разворачивается в нашей стране сейчас, действительно не в состоянии соединить огромные территории.

Увы, все течение событий в стране Эр-Эф ведет именно к такому печальному для нас исходу.

Знаете, почему «новая русская» знать медленно, но верно следует к своему самоубийству? Из-за своей политики.

Эти ребята свершили небывалое: Россия стала первой в мире страной, которую «добыватели трофеев» и мародеры превратили в огромное игровое поле. У нас создалась какая-то антицивилизация непрерывной игры, площадка для новых кочевников.

На этом поле наши кочевые «элитарии» устроили невиданную игру: они не создают ничего нового, ничего того, что может производить, — но зато они заняты вечными «разводками», «заточками» и провокациями, информационными операциями против друг друга, интригами, выборами и рекламными кампаниями. Ну и еще периодическими убийствами соперников. Целые армии дорогих специалистов заняты вечным одурачиванием электората и власти. Россию превратили в огромный игральный стол, на котором вертится громадная, бесплодная и бессмысленная рулетка. Выборы, скандалы, сливы «компроматов» друг на друга, вечная борьба за перехват пакетов акций друг у друга, трескучие кампании в прессе и на телевидении — все сливается в одну обрыдлую суету. Все давно превращено в сплошной театр, в вечное шоу. Одни и те же «денежные мешки» снабжают средствами и либеральные партии, и коммунистов-зюгановцев — это давно уже как негласное Министерство оппозиции, главная задача которого — занимать место «совести народной», держать протестующих под контролем, душить всех действительно пылких и превращать недовольство народа в пустую говорильню. И — воровство, воровство, воровство на каждом шагу…

Сегодня к компании игроков добавилась «новая волна» — встроившиеся в «реформы» гэбэшники, вчерашние чекисты. Дюже спесивые, но совершенно лишенные опыта работы в реальной экономике и до ужаса циничные. Эдакий, знаете, плод разложения советской системы, когда в разведку с контрразведкой косяком пошли расчетливые парни, которые умели лицемерить и картинно клясться в верности идеям марксизма-ленинизма, но которые при этом вожделенно взирали на Запад, презирали собственную страну.

В конце концов именно такие гэбэшники сделали все, чтобы наша империя рухнула. Нельзя сказать, чтобы они были совсем уж новыми игроками — в девяностые они наловчились прислуживать новым хозяевам, пристроившись при банках и финансовых группах. Просто сейчас многие из них выдвинулись на первые роли. Но сущность их ничуточки не изменилась: все прежние приемы, все навыки «грязной работенки», которые прежде применялись на вражеской земле, они теперь с успехом применяют на родных просторах. Все те же «разводки», «подлянки», «подставки» и провокации. При этом они серы и невыразительны, нарочито безлики. Их правление метко назвали триумфом моли — моли блеклой и бесцветной. Тусклые герои блеклого времени, они очень прозападны и очень быстро умеют менять хозяев. Да и кто сказал, что люди, которых когда-то учили грязным разведывательным и контрразведывательным приемам, могут вдруг оказаться патриотами, умелыми администраторами, промышленниками и финансистами?

Конечно, в спецслужбах есть настоящие русские, истинные патриоты. Но они разрозненны. Им хотелось бы служить державе верой и правдой. Но ведь нет сейчас ни веры, ни правды, ни, честно говоря, державы. Из громадного механизма советских спецслужб выдернули стержень, и они превратились в громадное количество изверившихся профессионалов. А вот из их среды выделились самые циничные, которые полезли во власть.

Они несут в себе «психологию наемного вояки», который готов продать свой меч тому, кто в данный момент сильнее и богаче других. И если вчера они отчитывались перед Политбюро в Москве, то теперь так же рапортуют хозяевам за Атлантикой. А завтра они пойдут на службу хоть самому Сатане — лишь бы он гарантировал неприкосновенность их зарубежных счетов и безопасность их чад, учащихся в забугорных университетах. Какие уж тут национальные интересы во внешней политике? Любые договоры вопреки самым очевидным нуждам России будут подписаны на техасском ранчо, они оттолкнут от себя и китайцев, и иранцев, и индусов — лишь бы снискать милость Запада и неприкосновенность своих «загашников». Что им до того, что США, например, никогда не купят у русских ни ядерных реакторов, ни самолетов, ни суперкомпьютеров, тогда как Иран — купит. Они вопреки всему будут снабжать дешевым газом откровенно антирусские режимы в Тбилиси, Кишиневе и Киеве, но станут отталкивать от себя Белоруссию и драть с нее три шкуры — ибо так приказано за Атлантикой. Наемник же всегда выполняет волю нанимателя. Потому что шкурные интересы для неокочевника — превыше всего.

Все же это, вместе взятое, и составило неокочевую «цивилизацию игры» в России. Но игра не может продолжаться вечно. Всякой игре надобно свое игровое поле, и если оно исчезнет — наступит весьма печальный финал. Причем печальный не только для нашего народа, превращенного в игровые юниты, но и для самих играющих. А игровое поле, в которое превратилась наша страна, уже подает тревожные признаки.

Дело в том, что страна (игровое поле в данном случае) наша пусть кое-как, но все-таки еще держится на таких вещах, как энергетика, транспортная сеть и вооруженные силы. Иначе в индустриальной системе и быть не может. Все это нужно вовремя укреплять, обновлять, чинить. А «игровая цивилизация» на это неспособна изначально. Игроки могут лишь использовать то, что создали и построили до них, торгуя собственной страной и гоняя ее организм на износ. Игроки — это самый чистый вид новых кочевников. Игроки-«трофейщики» не умеют думать даже о завтрашнем дне, не говоря уж о послезавтрашнем.

Ими можно даже иногда восхищаться. Это ж надо — держаться у власти в стране, хотя их ненавидит большинство граждан России, независимо от степени личного благосостояния! Можно десятилетиями писать исследования о том, как в нынешней России поведением целых территорий управляют, используя террор — электрический или газовый, угрожая вымерзанием целым городам и регионам. Да вот незадача: ни электростанции, ни газовые трубы не вырезаны из алмаза, который износу не подвержен.

И вот в России все ее системы индустриального жизнеобеспечения, все ее скрепы и связи начинают крошиться от ветхости. Сначала рвется там, где тонко: в трубопроводном транспорте, авиации, энергетике, в ветхой «коммуналке». Потом начнется и во всем остальном. Разваливаются и слабеют на глазах вооруженные силы.

Росфедерация на глазах становится страной металлолома, промышленность — скопищем рухляди. Нельзя же вечно использовать все на износ, ничего не добавляя к советскому наследству!

«Если в 1990 г. станки и другое оборудование не старше 5 лет составляло 29,4 % промышленного оборудования, то в 2000 г. — 4,7 %. В то же время доля оборудования старше 20 лет выросла с 15 % до 38,2 %. Средний возраст промышленного оборудования вырос с 1985 г. по 1990 г. с 10,1 до 10,8 лет, а с 1999 г. по 2000 г. — только за один год — с 17,9 до 18,7 лет.

В условиях такого состояния основных фондов промышленных предприятий рост производства не может быть бесконечным. Российская промышленность попала в заколдованный круг: чем больше будет расти производство, тем быстрее пойдет износ. В то же время медленный рост производства также не гарантирует от его остановки: производственные мощности сокращаются каждый год. Наиболее наглядно это сокращение мощностей при росте производства в 1999-2002 годах представлено в таблице.

Как видим, при сохранении темпов прироста промышленного производства на уровне 1999-2001 годов рост прекратится примерно в 2007 году. И это будет самый страшный кризис российской экономики, потому что после него правительство будет бороться уже не за рост производства, а за его сохранение на имеющемся уровне. По данным Центра экономической конъюнктуры при правительстве РФ, сейчас промышленное производство находится на уровне 50 % от уровня января 1990 года, а уровень 2007 года составит скорее всего 75 % от уровня 1990 года. То есть сохранение уровня промышленного производства в 75 % от показателей 1990 года станет пределом мечтаний нашего правительства к 2007 году», — написал Михаил Тульский в «Независимом обозрении» 15 мая 2002 года.

А это значит, что поле, на котором идет игра, уже идет трещинами. Неровен час — некоторые обломки страны-поля рассыплются, некоторые — под воду уйдут. Игроки, которые сидели за большим, зеленого сукна столом, вдруг обнаружат, что он развалился. И тогда наступит конец. Играть станет не на чем. Как может развалиться стол?

Да так и этак.

Нетрудно увидеть то, чем закончится приступ небывало истеричного либерализма в экономике, который постиг россиянскую власть в 2000— 2001 годах.

Любой человек с мало-мальски развитым воображением способен стать предсказателем не хуже Кассандры или Ванги, стоит лишь ему подумать самому и отрешиться от потоков словесного поноса, хлещущего с экранов и газетных полос.

Возьмем самое простое: жилищно-коммунальную реформу. Ту самую, которая грозит поломать хребет всей нынешней власти и привести Россию на грань распада.

В нашей несчастной стране есть более полумиллиона многоквартирных домов, начиная от «хрущоб» и заканчивая новыми десятиэтажками. Это — колоссальное хозяйство, которое нужно снабжать горячей и холодной водой, электричеством и газом, для которого существуют громадные канализационные сети. При этом все гигантское коммунальное хозяйство, ничего не производя, поедает каждый год миллионы тонн мазута и угля, моря пресной воды, миллиарды кубометров газа и уйму электроэнергии, требуя содержания целой армии коммунальных работников.

Все осложняется тем, что Россия — страна чертовски холодная, и потому только обогрев жилищ требует прорвы топлива. Есть и другое обстоятельство: в советские времена, когда все это строилось, мало думали об экономии, и потому вышло все это весьма прожорливым. К тому же за годы хаоса и развала сие хозяйство пришло в упадок: трубы прохудились и текут, масса тепла уходит в атмосферу и т.д.

Но жильцы российских домов за все эти блага платят всего лишь треть стоимости. Остальное доплачивается из бюджетов областей и городов, поглощая более пятнадцати миллиардов долларов ежегодно. Однако денег у регионов и городов давно не хватает, накопились огромные объемы долгов. И теперь строители капитализма в Россиянии решили: обитатели квартир пусть платят за все по полной стоимости. И…

Вот есть рабочий Иванов, который может жить где угодно: в Бийске, Архангельске или Урюпинске. Он обитает еще в советской квартире на зарплату, равную жалкой сотне долларов в месяц. Он не живет, а существует, и ему едва хватает денег на то, чтобы питаться нездоровой пищей, покупать самую дешевую одежку и кое-как содержать единственного ребенка.

На заводе или фабрике ему платят сущие гроши, и это неудивительно: все остальное отбирает новый хозяин производства, который эти бабки пускает даже не на развитие собственного завода, а на покупку роскошных машин для самого себя, на свой ежегодный отдых на Средиземноморье, на сладкую жизнь для своих деток, на драгоценности своей жене и на подарки любовнице. Ну, еще и на содержание своих многочисленных слуг — мордатых охранников, бухгалтеров и адвокатов. Еще часть надо раздать в виде взяток рати чинуш разных мастей и рангов. Остальное уходит в довольно тяжелые налоги, которое бессмысленное государство-урод сдирает со всех для того, чтобы отчасти разворовать, отчасти — отправить за границу в уплату долгов за разворованные некогда кредиты.

Государство ему даже не пытается в этом мешать — оно полностью устранилось из взаимоотношений работника и хозяина, наплевав на то обстоятельство, что зарплаты в стране должны обеспечивать хотя бы элементарную жизнь, хотя бы способность отца кормить-поить двоих детей.

Само собой, что жизнь Иванова идет на грани физического выживания. Уехать к морю в отпуск? Неосуществимая мечта. У него нет денег на хорошую медицину. Заболеть для него — настоящая катастрофа, потому что в больницу надо покупать лекарства и даже еду. Зуб вылечить — настоящее разорение. А надо бы еще чаду школьные учебники купить и проездной на городской транспорт. Мобильный телефон, компьютер с доступом в Интернет, пластиковые карточки и прочие предметы принадлежности к современному миру ему даже и не снятся. Иванов выброшен не только из будущего — он вычеркнут даже из настоящего.

Из таких Ивановых состоит большая часть народа России. В такую вот жалкую массу он превратился при Ельцине. А сотня долларов в месяц — это как раз средняя зарплата по стране в 2001 году, году невиданного экономического роста в Россиянии. Интересно, сколько же она составит тогда, когда наступит спад — неизбежный, периодический спутник любой рыночной экономики?

А если упадут мировые цены на нефть?…

Ельцин ушел, и пришла новая власть — энергичных питерцев-реформаторов. На Иванова обрушиваются новые реформы. Вот тебе, Ваня, для начала советский гимн — мы теперь в Москве все записными патриотами стали. А вот — и новые реформы. Поскольку все в стране сгнило и разваливается, ты теперь будешь из своей нищенской зарплаты платить втрое, а то и впятеро больше за свое унылое жилье, за свет и газ, за воду и тепло. Потому что иначе, Ваня, развалятся все наши старые теплосети, котельные и электростанции, а газа в плите на кухне просто не будет. Трубы, по которым к твоему дому, Ваня, идут тепло и вода, уже истлели и прохудились. Нужно их чинить и перекладывать. И всю электроэнергетику переоснащать тоже. Вот мы ее в частные руки отдали — а частник себе в убыток работать не станет. Плати — а то свет отключит.

Высокоумные московские чиновники поведают Иванову, что у государства просто нет денег на все это. Они, конечно, тактично умолчат о том, что денег нет именно из-за того, что колоссальные богатства нашего народа были расхищены, обильные источники доходов — за гроши розданы новым хозяевам, а остатки бурным потоком утекают за рубеж в уплату за старые, бесследно исчезнувшие кредиты. Поэтому, Ваня, платить за все будешь ты. Ты говоришь, что это слишком дорого? Тогда, Ваня, устанавливай у себя дома теплоизоляцию, стеклопакеты на окна, ставь новейшие радиаторы отопления с регуляторами температуры, врезай в трубы счетчики тепла, газа и воды. Все это, правда, стоит несколько тысяч долларов, но ты, Ваня, плати за все это сам.

Да, ты еще при этом должен откладывать себе на пенсию, раскошеливаться за здравоохранение, за учебу своего ребенка, мириться с подорожанием транспорта — как на Западе, где зарплаты в тридцать раз выше.

Так думают питерские интеллектуалы. Но в жизни получится иначе. Ведь денег у десятков миллионов Ивановых в России просто нет. Нет и никаких перспектив того, что их зарплаты вырастут. Почему? Потому что наши «послеельцинские» реформаторы затеяли все эти реформы без налоговой революции, без грандиозной операции «Бабки — на базу». И потому как Иванов жил на жалкие медяки — так ему и придется жить.

Ваня тихо охренеет. Он и так едва тянул на издевательские заработки — а тут отдай половину только за квартиру, да и голодай после этого, в рванье и лохмотьях ходи. Тогда Иванов перестает платить за жилье и коммунальные услуги, которые вздорожали в несколько раз. Города, населенные Ивановыми, лишаются средств на ремонт всего жилищного хозяйства, им не на что закупить топливо на зиму, их отключает Чубайс за долги электростанциям.

Нынешняя Москва, одуревшая от либерализма, сделает вид, будто ее все это не касается, что это — проблемы губерний.