…Ворота открылись. Президент под руку с настоятелем вышли из пропахшей ладаном, теплой полутьмы храма на январский студеный воздух. Рядом шествовали духовник и дьякон, а позади настороженно ступал высокий и мощный телохранитель с повадками борца. Братия в клобуках толпилась еще дальше, отсеченная от высокого гостя цепью плечистых охранников. А за братией застыл пораженный неожиданным приездом президента простой народ с окрестных деревень. Эту службу он запомнит надолго.
      Обернувшись, президент окинул взглядом подсвеченные купола церквей монастыря, оценив вкус того, кто расставлял прожекторы.
      – Прям как в Москве, у Лужкова на Тверской! – произнес он, обращаясь к настоятелю. Тот внутренне вздрогнул. Хвалит его высокий гость или издевается над ним? Но настоятель, не в пример многим другим, быстро нашелся:
      – Так ведь и впрямь, как в Москве. Верно вы заметили. Это же ваши три дня тому назад установили. Привезли спецов от Лужкова и подсветили. У нас-то своих забот по горло. На такие излишества деньги не тратим. У нас-то монастырь, а не туристический центр…
      Но президент и здесь последнее слово решил оставить за собой:
      – Правильно, монастырь. Внутри-то какая красота. А теперь и снаружи!
      Настоятель, решив промолчать, лишь степенно кивнул головой в ответ. Из-за спин охранников показался их деловитый начальник:
      – Через двадцать минут отлет, господин президент. Машины ждут у выхода…
      – Планы меняются! – бросил своему старшему телохранителю глава государства. – Мы перед службой договорились с настоятелем, что поужинаем здесь. Мы с тобой поста перед Рождеством не соблюдали, а хозяева наши блюли, и теперь им пора разговляться. Грех не уважить их и не принять приглашение. Так что мы тут поговорим в узком кругу, а потом полетим. А остальным – да, по машинам, и в Москву! А завтра все по плану…

* * *

      Трапезная расположилась в дальнем углу обители. Там их ждал обильный стол с соленьями, холодцами и заливными, с дарами леса и монастырских угодий. И за трапезой пошла неторопливая беседа.
      – Отцы, – президент снова взял на себя инициативу, – недавно мой соратник принес мне любопытный документ. Из него явствует, что мой американский коллега строит свою политику, не в последнюю очередь опираясь на протестантских богословов, и всерьез ожидает конца света. Не завтра и не послезавтра, конечно, но в обозримом будущем. Может быть, через одно-два поколения. Что скажете? Это по вашей части вопрос!
      Почувствовав, что слишком уж обострил разговор, президент немного смягчил тон:
      – А огурчики и заливное у вас шикарные! Я такое в последний раз под Питером едал, лет семь назад. Там на переезде в Пушкино ресторан есть в виде терема, с русской кухней. Я туда дни рождения ездил отмечать. Если честно, у вас вкуснее! Время, однако было, хорошее, почти молодость… – он вдруг осекся. – Так что скажете, отцы?
      Собеседники его косились друг на друга, не зная, с чего начать. Первым не выдержал дьякон, заядлый полемист и журналист:
      (ПРИМЕЧАНИЕ: Здесь и далее использованы работы отца Ивана Кураева)
      – Одно могу сказать: христианство – едва ли не единственное мировоззрение планеты, которое убеждено в своем неизбежном историческом поражении. Оно возвестило одну из самых последовательных эсхатологий и сказало о том, что силам Зла доведется пойти войной на святых и победить их. Слышите: победить! Евангелие говорит, что церковь непобедима, но непобедима не есть победоносна…
      Настоятель известного московского монастыря согласно кивнул и хорошо поставленным, густым басом пророкотал:
      – Недавно преставившийся Иоанн Крестьянкин из Псково-Печерского монастыря однажды сказал, что каждому, кто вдумчиво относится к происходящему в мире, становится ясным: идет борьба Зла с Добром, дьявола с Богом. И в этом нас удостоверяет Божественная истина, которую хранит в чистоте наша церковь, везде гонимая как главное препятствие на пути создания царства сатаны на Земле. Напряженность борьбы приводит к чувству, что настали последние времена. Отступлений от Бога все больше. Но кто слышит, видит и разумеет происходящее? Таких все меньше. Исполняется Христово пророчество: «Слухом услышите и очами смотреть будете, и не увидите». Так что прав отец дьякон. В тяжелые времена живем. Оттого и ответственность велика, и служение нелегко. Все, что укрепляет нас и Злу противостоит – это вера.
      – Но что же делать в этих неизбежных обстоятельствах? – сверкнул глазами диакон-полемист. – Ведь последний выбор человечество должно сделать в пользу Антихриста, а не Христа. А знаете причину этого? Этакая асимметрия вооружений, которыми обладают Добро и Зло. Добро не может избирать некоторые средства земной политики, не переставая быть Добром. А вот для Зла ограничений нет. Да и слишком глубоко сидит в человеке бегание Христа, желание жить мимо труда. Злым быть легче. Помните, что Великий Инквизитор у Достоевского сказал Христу? «Уйди, ты нам мешаешь». И однажды он оставит наш дом пустым. Люди создадут такой образ жизни, в котором нельзя будет найти Христа. И тогда придет конец. Так бежит время и гонит с собой всех к последнему дню явления Господа нашего…
      Настоятель кивнул служкам, и те внесли в трапезную разваренную, дымящуюся картошку, аромат которой, пощекотав ноздри, на время остановил беседу. За картошкой последовала свежая белорыбица.
      – Нельзя со столь учеными мужами спорить, – шевельнул пышной бородой настоятель. – И все же думаю я, что церкви нашей с помощью власти земной удастся противостоять врагу. Тем паче, что недавно наметилось сближение церквей православных.
      Но это большая политика, а жизнь из малых вещей сложена. Я вот давеча побывал в Троице-Сергиевой Лавре. Главный духовный центр России, кажется, а есть ли там обычная приходская школа для детей Сергиева Посада? Нет. Пытались, оказывается, создать ее шесть назад, да только прожила она несколько месяцев и закрылась. Знаете, почему? Детишки, дескать, грязь несли и беспорядок устроили. Уборщица академии попросила оплачивать ее дополнительную работу по воскресеньям. У Лавры на то денег не нашлось и занятия прекратились. А коль нет школы – нет в семинарии студентов из Сергиева Посада. А все из-за того, что денег на уборщицу не нашлось. Хотя храмы золотом кроем, да по всей России. А, отцы святые?
      А помните, как в 1998-м над Москвой ураган пронесся? В церковных кругах тогда заговорили: мол, предупреждение столичным властям было, чтоб наркотические притоны закрыли и торговлю презервативами тоже. Явный знак гнева Божьего за пропаганду разврата? Рад бы считать так, да не могу! Ураган-то кресты срывал и с наших храмов, в том числе и в Новодевичьем монастыре, но ни один склад презервативов не разметал. Он пощадил казино, что по соседству с храмом Рождества святого Иоанна Предтечи на Красной Пресне, где я тогда служил. Тогда с нашей колокольни крест свалился. Так что не стоит нам чужих грехов искать, сперва надо к своим обратиться, да без гордыни, с добротой и верой работать каждый день! Без ожиданий и наград. Вот у нашего гостя тоже – наград никаких, одна работа…
      Президент с тонкой способностью спецслужбиста – различать малейшие нюансы мысли собеседника! – отреагировал мгновенно:
      – Ну, зачем вы так! У нас, мирян, просто отношение к наградам другое, – сказал он, протягивая руку за бокалом с морсом. – Слава Богу, удается нам и монастыри ставить, и купола золотить. Народ ведь к празднику тянется, к чуду. А золотые купола в голубом небе посреди осенней грязи либо бескрайнего белого покрывала не только глаз, но и душу радуют. А что касается семинарии – так это головотяпство. Я об этом Патриарху расскажу, исправим положение!
      – А я вот соглашусь с отцом настоятелем. Ураган напоминает нам, что не колоколом, а живой проповедью нам надо людей созывать. Ведь не ужаснулась в тот летний день церковная Москва, не стала на колени, а с радостью вздохнула, когда отец Шаргунов подсказал: это не на нас Господь гневается, а на «новых русских». Ох, слаба наша церковь! Слаба, потому что замкнулась она в проблемах собственных, в иерархических выдвижениях. И если кто Россию из кризиса выведет, так то будут люди в погонах, а не в рясах, – неожиданно заключил диакон. – Впрочем, не верю я, что сможет Россия выбраться из нынешнего кризиса. Я бы страстно говорил проповеди против бунтов и погромов, но ведь их нет. Это все, конечно, выплески страшной, но все же энергии! Именно энергии. А когда этих всплесков нет, то это означает одно из двух. Либо народ достиг такого совершенства, что живет по Евангелию, либо это – спокойствие трупа, которому все равно, что с ним творят.
      Как это ни печально, верно все же второе. Большевики все-таки сломали хребет России. Вы когда-нибудь видели собаку с перебитым позвоночником? Она поскуливает, иногда даже гавкает, лапами загребает – но ничего уже не может. За последние десять лет нас крепко били по самым чувствительным точкам. И кто бил? Отечественные же пропагандисты и телевизионщики. Все исторические, национальные, религиозные святыни осквернены! А реакции нет. Даже словесной. Народ спокойно принял распад СССР, а теперь с апатией ожидает развала России. И мне кажется, что народ наш скорее мертв, чем жив…
      – Но вы же человек церковный! Вспомните о чуде, – вступил в разговор высокий, атлетически сложенный человек на самом краю стола, до того сосредоточенно уплетавший монастырские яства. Он хитро прищурил глаза. – Я вот мирянин, а в чудо Преображения верую. От себя говорить неудобно, но скажу. Вот два года назад отец настоятель и архимандрит взялись на месте распавшихся колхозов организовать монастырское хозяйство. И вот мы сейчас огурчики, помидорчики и карасиков с того самого хозяйства кушаем. В этом году архимандриту Столыпинскую премию вручили как лучшему хозяину в Нечерноземье!
      – Да ладно, Костя! – вступил архимандрит, настоятель известной в столице обители. – То больше отца настоятеля заслуга. Я и тогда ругался, что не по чину и не по заслугам награду дали. Конечно, и тебе спасибо за тракторы голландские, за комбайны немецкие…
      Но не это удивительно. Вот в чем Костя прав, так в том, что пару лет назад здесь ни одного трезвого мужика не сыскать было. Девкам как восемнадцать стукало – так они в город бежали. Лучше, дескать, на панель, чем к телятам. А нынче посмотрите, – он обратился к президенту. – Вы, к сожалению, вечером здесь оказались. А если б днем по дороге да без охраны приехали, да в дом какой зашли, то увидели б тверезых мужиков, которые в семье обедают под образами. И не обязательно с молитвою. Главное, на душе у них светло. А все почему? Мы их к труду вернули, смысл дали и надежду. Школу открыли. Да и жизнь поменялась у них, заработки появились. Поэтому мертв-то народ, мертв, но преобразить его можно. И нормальные люди получатся, обычные, душевные, пусть и грешные. Я вон в газетах столько о себе начитался! И мракобес я, и агент Лубянки, и черная тень президента… Но зато пять тысяч человек совсем другой жизнью живут, и не наша это заслуга, а Бога.
      Архимандрит замолчал, а президент обратился к интеллигентному диакону, пристально глядя в его глаза за стеклами очков:
      – А вы в чем-то правы. Может, хорошо, что бунтов нет. А то усмирять по всей строгости пришлось бы, и кровь на нас была б… А это, отец дьякон, большой грех! Энергия-то постепенно накопится. А вот после взрыва кругом окажутся только трупы. Слова Александра Сергеевича Пушкина о русском бунте, бессмысленном и беспощадном, помните? Так что и слава Богу, что бунтов нет…
      Дверь в трапезную приотворилась, и в нее тихо проник начальник президентской охраны. Скользнув к президенту, что-то зашептал на ухо своему патрону. Глава государства выслушал, сведя брови к переносице, а потом мотнул головой и сказал решительно: «Нет! Я и переночую здесь. А рано утром поедем. И не выставляйте вокруг монастыря три кольца охраны. Скромнее! Все-таки Божье место». Перемигнувшись со здоровым Костей, начальник охраны так же бесшумно удалился. Поглядев на часы, президент решил подвести черту под дискуссией:
      – Что ж, спасибо этому дому и отцу настоятелю за кров и стол, и особенно за сегодняшнюю службу. И вам, дьякон, спасибо за интересные мысли и смелые речи! А мы еще с настоятелем побеседуем…

* * *

      Когда гости ушли, и Первое Лицо остался с настоятелем с глазу на глаз, служки споро убрали остатки трапезы, перестелили скатерть и поставили на стол расписной пузатый чайник, горячий самовар, огромные чашки и вазочки со сластями.
      Настоятель не спеша разлил заварку, наполнил чашки кипятком из самовара. Подвинув чай президенту, наткнулся на его внимательный взгляд.
      – Александр Павлович, а мы ведь с вами коллеги по прошлой работе, – сказал глава государства с полуулыбкой. – Даже больше, чем коллеги, потому что к одному и тому же управлению относились. Как же вы из нелегалов в монахи попали?
      – Это еще что! – пожал плечами настоятель. – Я хорошо знал одного старшего офицера атомной подлодки, который сначала стал одним из некоронованных королей преступного мира в вашем родном городе, потом чуть ли не лидером делового сообщества, а затем добропорядочным рантье во граде-Лондоне. Это, пожалуй, покруче моего будет…
      Президент оценил своего собеседника и с уважением произнес:
      – Да, тот человек весьма неординарен. Интересный человек. Но все же, – вернул он свой вопрос, – как вы стали настоятелем?
      – Когда я заканчивал институт, на четвертом курсе мы приехали из стройотряда и я по телевизору посмотрел фильм. Он на меня произвел такое глубокое впечатление, что, когда в сентябре к нам на курс пришли люди и предложили работать в КГБ, я не просто согласился – я две ночи не спал от возбуждения и радости. А фильм тот назывался «Семнадцать мгновений весны». Может, помните эпизод, где Штирлиц встречается со своей женой, которую не видел многие годы? Ну, тот, наивный, где они смотрят друг на друга и потом уходят в разные стороны?
      Когда провалился связной, мне пришлось бежать из страны, где я проработал семь лет. И вот я дома. 1990-й год. Все рушится, магазины пусты. Да что там магазины! Никому ничего не нужно. Все думают о бизнесе. Кое-кто собирался страну спасать, но как-то лениво и неэнергично. Я возвращаюсь. Получилось не по Исаеву. Семь лет меня родная жена не ждала, а жила гражданским браком с каким-то человеком и была счастлива. И вот нет у меня ничего: ни работы, ни семьи, ни друзей. Мама умерла. Деньги мне какие-то, конечно, заплатили. Устроили изматывающие душу проверки. Почему случился провал? Как и кто «подставил»? Почему? Как? Я понимаю, надо было, сам бы то же самое сделал бы… Но такое на душе от этого творилось! Врагу не пожелаю. Когда через полгода решили, что я невиновен, все-таки уволили. Леди с возу – пони легче. Пошел я тогда в церковь, посмотрел на иконы… и в этот момент поверил. В Бога-Отца, который сидит наверху.
      А дальше приехал к тетке, работавшей в колхозе в пяти километрах от монастыря. А дальше вы знаете. Архимандриту спасибо, Косте…
      – Неисповедимы пути работников системы госбезопасности! – горько усмехнулся президент. Кому – университет, кому – монастырь. Кстати, архимандрит мне тут шепнул, что вы хотите рассказать мне нечто интересное?
      – Да. Но не знаю, насколько вам это будет интересно. Но объяснюсь. Вам вряд ли доложат то, что я хочу поведать. Знаете, в сельской глубинке, когда работы закончены, освобождается много времени для размышлений. Вот и я думал, смотрел материалы, обменивался мнениями с близкими людьми. С архимандритом тоже. Он вам все же решил кое-что сказать? Ну что же, сколько у нас времени?
      – Вы же слышали: я никуда не спешу! – развел руками президент. – Сам напросился на ночлег. Поэтому слушаю вас внимательно…
      – Вы знаете, что архимандрит водит дружбу с патриотами, людьми из русской партии. Он и ко мне их привозит, и мы тут дискуссии устраиваем. И знаете, что меня поразило? Судьбы мира решаются, а они все о политике да о политике. Сдавать Грузию американцам или нет… Что с Украиной делать? Да и ваши советники не лучше! Тоже мне вопросы: удвоить или утроить ВВП? Вступать в ВТО или не вступать? А если и вступать, то на каких условиях? Не все ли равно, кому отдать «Газпром»?
      Не знаю, настанут ли последние времена. Потому что это от нас всех зависит. И от вас – в особенности. Но то, что говорят политики и люди власти, настолько незначительно и сиюминутно, настолько бессмысленно… в свете главного вопроса.
      – Так что же важно? – поинтересовался президент.
      – Во втором послании апостола Павла фессалоникийцам говорится об Удерживающем, о том, кто препятствует торжеству беззакония и пришествию Антихриста. Кто этот Удерживающий? Имперское христианское государство и возглавляющий его христианский государь. Так было в первом Риме, и во втором так же. И третий Рим стоит как последний стражник, последняя защита. Последний ключник, который не дает открыться вратам ада. Мы с вами хорошо понимаем, кто такой Антихрист. Это не метафора, не образ, а настоящая реальность. Ее можно почувствовать, пощупать, попробовать. Православная империя служила Удерживающим. Поэтому незадолго до своей кончины святейший патриарх Тихон записал, что страшная сила ополчилась на крест Господа нашего Иисуса Христа. Всемирная, могущественная антихристианская организация активно стремится опутать весь мир и устремляется на Православную Русь. И не стало Православной Руси. Эта организация нас уничтожила.
      А потом была долгая агония. Правда, Сталину удалось родить от почти мертвой матери здоровых и крепких сыновей и дочерей – советскую молодежь тридцатых-сороковых годов. Он был волхв, Сталин, удивительный волхв. У меня не было времени этим заниматься, но мне кажется, он был посвященным во многие тайны мира не сего. Помните фильмы его поры? Там добро побеждало зло. Там энтузиазм и энергия жизни били через край. Но пламенная молодежь полегла на войне, и все закончилось.
      И вот вы, очень уважаемый мною руководитель страны, пьете со мной чай, и я понимаю, что сделать вы можете очень много и очень мало одновременно. Один ваш предшественник решил, что дети, рождающиеся от мертвой матери – мутанты и их надо уничтожить, а страну стереть с лица Земли. Другой ваш предшественник вообразил, что мутантам все позволено и они действуют на территории беспредела. Он забыл про вековые заветы русских государей. Расплатой стало не только разрушение страны, но и саморазрушение русских. Я боюсь, что расплата сия еще продолжается.
      – Что же делать с богословской точки зрения? – спокойно спросил президент.
      – Понять, что Антихрист уже пришел в мир, – тихо, но решительно вымолвил настоятель. – Он уже здесь. Удерживающего нет, ворота распахнуты. Исполнилось пророчество Апокалипсиса, и сейчас для Земли идет время между шестью часами пополудни и девятью вечера. Но не надо бояться, что власть в мире принадлежит Антихристу. Вас сделали наемным управляющим комитета по окончательному уничтожению остатка Православной империи. Вы сегодня – наместник Антихриста…
      Настоятель умолк при виде того, как вытянулось лицо президента. Всплеснул руками, предупреждая готовые сорваться с уст высокого гостя слова и чуть торопливо продолжил:
      – Подождите! Не вы выбирали эту роль – вам ее навязали. Зная тайну, поймите – здесь нет ничего оскорбительного. Против нас стоит невообразимая темная сила с нечеловеческим разумом, перед мощью которой меркнет сила Гитлера. Богатства всей планеты, искусственные и естественные – к ее услугам. Но разве Александр Невский не получал золотой ярлык на княжение в Орде, у поработителей? Разве тогда монголо-татары не воспринимались, как пришельцы из ада, тартары? Ведь он шел на это, чтобы спасти Русь. С Невского начинается сохранение Северо-восточной Руси, которая и превратилась в Святую Русь Сергия Радонежского и первых государей московских.
      Теперь и вам приходится идти на поклон к злейшему врагу. Потому что выхода у вас нет.
      Я не буду говорить о ресурсах страны или о состоянии оборудования. Это вам другие скажут. Беда в другом: мало нас, русских, осталось. И с каждым годом все меньше и меньше остается. Вот цифры, что повергли меня в ужас и смятение. На всю необъятную Россию осталось всего 20 миллионов мужчин в возрасте от двадцати до пятидесяти лет! А скоро, если не случится чуда, останется лишь горстка творцов, воинов и строителей.
      Я думаю, вам пора знать, что вы – президент глубоко и тяжело больной страны, причем больной в самом прямом смысле этого слова. Не в художественном смысле, не в ораторски-драматическом, а в самом медицинском смысле больной! И самое страшное, что больна Россия прежде всего психически, душевно. Вы президент сумасшедшей страны…
      Я читал, что уровень психических расстройств с начала 1990-х вырос более, чем десятикратно. У нас только официально насчитывается шесть миллионов душевнобольных, а в действительности их чуть ли не полсотни миллионов. А среди детей психических расстройств намного больше, чем среди взрослых. Наши священники опросили психиатров в шестидесяти городах страны и выяснили, что к выходу из школы признаки психических расстройств той или иной степени тяжести есть у половины молодежи. И тому тьма причин!
      Но душевные болезни только продолжают телесные недуги. Вы знаете, сколько в стране ежегодно отправляется на тот свет из-за алкоголизма и наркомании? Почти четыреста тысяч человек! А это ведь те, кто должен был обустраивать и защищать страну. А у женщин, вы думаете, лучше? 15 процентов женщин детородного возраста у нас бесплодны. Половина других имеют серьезные заболевания, которые либо затрудняют рождение, либо предопределяют появление на свет физически неполноценных детей! В Москве детишек с физическими отклонениями рождается почти четыре пятых.
      Вы знаете молодежь эпохи конца времен в России? Нет, ее истинное состояние, а не бодрые рапорты начальства? Знаете, с кем нам придется иметь дело завтра? У нас каждый год наркоманов становится на сорок тысяч больше – на 10 процентов. Это официально зарегистрированных наркоманов. Если же верить экспертам, на самом деле рост идет вдвое быстрее. То есть, за десять лет мы получим почти миллион наркоманов. Но каждый наркоман вовлекает в потребление «дури» еще нескольких человек. Иногда до пятнадцати. А это значит, что наркоманов у нас в обозримом будущем будет пять-семь миллионов. И наркомания молодеет. 60 процентов наркоманов – молодежь от шестнадцати до тридцати. А 20 процентов – это, представляете себе, школьники! Дети! Почти четверть старшеклассников в Москве и Питере пробовали наркотики или страдают токсикоманией.
      Официально у нас три миллиона наркоманов и 15 миллионов пьяниц. То есть, сколько у нас уже психически неполноценных людей, которые зависят от зелий, разрушающих их личность? Целых 18 миллионов – не считая тех, кто повредился психикой. И эти беды проникает во все слои общества, в бедные и богатые семьи, поражают молодых и зрелых. Россия расплачивается алкоголизмом и наркоманией за то, что сделала с собой, за то, что народ и власть предали себя, свое прошлое и будущее. И вот теперь люди гибнут в нездоровых грезах, белой горячке и депрессивных психозах.
      Вы представляете себе наркоманов, пьяниц и сумасшедших в ракетных комплексах стратегического назначения, в государственном управлении, в штаб-квартирах компаний, от которых зависит судьба страны? А ведь это – реальность, и очень близкая. Вы разве не знаете, как были засекречены некоторые истории болезни реформаторов, пришедших в 1990-е? У нас в стране уже не хватает здоровых людей! Не героев, не гениев – просто здоровых, господин президент!
      Но самое ужасное я приберег на финал. Наша страна просто убивает себя. Стреляется, травится, вешается, вскрывает вены и бросается из окон. Число самоубийц у нас официально – 60 тысяч в год. Но их минимум вдвое больше, если по-настоящему. А если добавить к ним тех, кто хотел уйти из жизни, но не смог, чьи попытки были неудачными? Тут и под полмиллиона в год повалит. А знаете, кто в основном сводит счеты с жизнью? Мужики в возрасте от двадцати до пятидесяти лет. Их среди самоубийц 80 процентов.
      Я не хочу больше вдаваться в детали. Итак, вы – президент больной в буквальном смысле страны, лидер сошедшего с ума народа. Ваши подданные нездоровы психически. От этой реальности никуда не деться. Можно добыть средства, поставить новые станки, можно как-то исхитриться и добавить долю накопления в ВВП. Можно заставить воров поделиться с народом. Но это ничего не изменит в главном.
      – Если верить вам, то я, получается, главврач психбольницы «Россия»? – посмотрел на настоятеля президент, не скрывая легкого раздражения.
      – В общем, да, – прямо ответил настоятель. – Но вы не притязали на эту работу. Вы к ней не стремились, и, кажется мне, испытывали сильное искушение все бросить. России, к сожалению, больше нет. Есть территория-больница, и кто-то должен поддерживать в ней порядок. Почему не вы? Вы искренни с отцом Иоанном, вы обсуждаете не самые приятные для вас темы. Наконец, вы внимательно и спокойно слушаете меня, а спокойствие – это далеко не всегда безразличие. Вы ведь не уехали в Москву сразу после службы, не правда ли?
      – Вы не первый, кто говорит мне подобное, – признался глава государства. – Я не из числа «чужих», я не хочу зла своей Родине!
      – Человеку не дано знать замыслы того, кто человеком не является! – развел руками монах. – Но даже нечеловеческому разуму не дано знать будущее. И в этом заключается наш шанс на спасение.
      – Значит, надежда есть?
      – Думаю, есть. Я думаю, что в мир явился своего рода младший Антихрист. Не дай Бог сказать мне такое с амвона! Церковь считает, что Антихрист может быть только один, но я вам доверительно скажу: их может быть и больше. У них может быть предтеча: устроитель мира по Антихристовым чертежам. Наверное, в мир пришел именно предтеча. Я на это очень надеюсь, во всяком случае. А это значит, что мы можем в самый последний момент все же захлопнуть врата ада!
      Должно родиться что-то новое и небывалое, как во времена Сталина. Но вы не Сталин, и я не знаю, к счастью это или к сожалению. Может быть, к счастью. Но… иногда у больных отцов и матерей рождаются удивительные дети. Умеющие взглядом своим двигать предметы или даже поджигать их. Как у Тарковского в «Сталкере», помните? Окружающие считают их мутантами. На самом деле они просто следующая раса. Они не больны! Они просто иные. Может быть, даже всемогущие. Болезни родителей умирают в них. А, может быть, дают этим детям какое-то особое душевное и телесное здоровье. Мне трудно, право, об этом рассуждать. Это скорее чувство, интуиция, а не знание. Но доверьтесь моим предчувствиям… Одна раса уйдет. Она умрет, и это почти неизбежно. Но именно в России, и, может быть, только в ней народится что-то удивительное. Какие-то «другие», коим нет пока имени. Это даже не следующие люди…
      Я понимаю, что это звучит странно, дико, даже кощунственно с точки зрения Православия, но я думаю, что это очень похоже на правду. Если хотите, я постараюсь объяснить, почему это произойдет именно у нас…
      Президент, слегка удивленный поворотом разговора, лишь молча кивнул головой в ответ.
      – …По той же причине, по какой Удерживающим служил именно русский Православный царь. Не французский, не немецкий, не румынский или болгарский, а именно наш монарх. Святая Русь – особая земля, а Православие – особая вера. Понимаете, храмы со времен Сергия Радонежского и его учеников ставили в удивительных точках. В тех, которые современные ученые считают активными точками поверхности планеты, в местах пересечения силовых линий, там, где наблюдают резонанс энергетики земных недр с дуновениями космоса. Человек в них наполняется энергией и силой. Это именно русское чудо, и почему знание о том, где ставить храмы, приходит именно с четырнадцатого века, никто не знает. Но за последние десять лет найдено множество подтверждений этому поразительному явлению.
      И еще. Вы наверняка сердцем чуете, что Православная служба не похожа ни на одну другую. Наша литургия сплавляется в совершенное целое: магия звука, колеблющийся свет, тонкие запахи фимиама и ладана, божественное разноголосие пения. Все это затрагивает самые глубинные уголки души – и все это среди чарующей красоты иконописных образов. Литургия – вот сердце Православного богослужения. Именно поэтому староверы так крепко за него держались. Им не хотелось, чтоб у них вырвали сердце.
      Только на Руси до никоновского раскола существовала архитектурная модель Пути к Небу. Только в деревянных шатровых церквах русского Севера сохранилась роспись небесного круга. В отличие от обычного иконостаса, размещенного в квадрате стен, обращенного к Востоку и отражающего эпизоды земной жизни Иисуса и Богоматери, апостолов и пророков, в шатровых храмах изображали совсем иное. Это – образы небесного, невидимого. А скрепляет все центральный образ, круглая икона либо Бога-Отца, либо новозаветной Троицы. Либо коронации Богоматери на небесах Богом-Отцом. А по краям – образы ангелов, херувимов и серафимов. Ничего подобного нет нигде в христианском мире.
      Прежде, чем стать зоной сатаны, Россия была землей Бога, святой Русью. Это закреплено в самом глубинном пласте нашей культуры. И этот «генотип» имеет шанс проявиться, и тогда родится то, чему и названия сегодня еще нет. Ваша задача, уж простите меня великодушно за такие слова, в том и состоит, чтобы любой ценой продлить срок существования России. Так, чтобы она смогла породить то, что снова сделает ее Божьей землей.
      А теперь я хочу указать вам на связь между болезнью России и ее способностью породить нечто новое. Я давеча читал одну антропологическую книжку с интересной теорией. Оказывается, человечество выживало и развивалось благодаря безумию. Только сумасшедшие могли выделиться из животного мира, начав заботиться о больных и мертвых. Но это именно сумасшедшие, а не наркоманы или пьяницы. Потому что в «тронутом» обществе подлинными безумцами являются добрые, праведные, думающие о близких люди. Поэтому у нас и есть шанс на спасение.