* * *
Ремонт
Спать не хотелось. Да и как спать с открытыми глазами, когда всё вокруг шуршит и светится? Я слонялся по квартире и пил пиво, закусывая хлебом. Хотелось слушать музыку, но только не в плеере с наушниками. Наушники, конечно, сияли радужно и красиво, но ничего не освещали. А вот телевизор полыхал как надо – музыкальными каналами. Но крутили там не совсем то, что бы мне хотелось слышать.
Очень хотелось позвонить Алле, но ведь номер, номер… Оказалось, что я вообще не помнил наизусть ни одного номера, разве что свой. А пообщаться с кем-нибудь очень хотелось. Можно было, конечно, порыться в мобильнике наугад и позвонить кому попало, но я знал, что в мобильнике у меня накопилась дикая куча таких левых людей, которые меня даже и не вспомнят, да и я их вряд ли. Почему я не чистил записную книжку мобильника?
К кому обратиться с просьбой, прочесть в мобильнике номер Аллы, я пока не решил – то ли удивлять прохожих на улице, то ли спуститься на четвертый к нашей домовой сплетнице старухе Андреевне. Как сформулировать эту просьбу аккуратно, я не придумал, а дарить всему человечеству сплетню о том, как жилец Саша ослеп и ругается с девицей Аллой – совсем не хотелось. Кроме Андреевны я никого в доме не знал.
После обеда мне надоело слоняться по квартире, и тут пришла идея покопаться в машине. Почему я машину эвакуировал с проспекта именно к дому, а не в автосервис – этого я понять не мог. Но раз уж она здесь, то я выбрался во двор и занялся ремонтом сам, громко посвистывая. Видно было мерзко, особенно провода. Я помечтал, как бы принести сюда телевизор, чтобы светить качественным ультрафиолетом, но мечта была несбыточная. Приходилось свистеть. Через полчаса от свиста пересохли губы, и я стал размышлять, где можно в воскресенье купить хороший свисток. Затем – размышлял, как сделать хороший свисток. Наконец нашлось неожиданное решение: в бардачке обнаружилась авторучка, а когда я развинтил её и подул в трубочку, это оказался неплохой ультрафиолетовый свисточек – вполне яркий и довольно бесшумный, если не считать легкого сипения.
Со свистком дело пошло веселее, и вскоре стало ясно, что мотор цел, а дело, похоже, в электрике. Электросхема машины у меня была, да только какой в ней толк? Отвертка-пробник с лампочкой тоже не помогала – она была изобретена световыми людьми для световых же людей, а вовсе не для инвалидов вроде меня. Но вот тестер, который пищал на замыкание, оказался очень полезен.
В разгар работы пришла Андреевна.
– Сломалось? – участливо спросила она.
– А как же, Ольга Андреевна! – бодро вздохнул я. – Ремонтируем!
Андреевна помялась немного, но не уходила.
– Всё с тех пор, как машину твою во дворе помяли?
– Нет, новая поломка, – сказал я хмуро. – А, случаем, не знаете, кто её помял?
– Боюсь, не скажу… – вздохнула Андреевна. – А преступность-то растет во дворе!
– Это точно… – кивнул я рассеянно.
Андреевна оглянулась, подкралась ко мне бочком и зашептала:
– В соседнем дворе-то за гаражами утром нашли четверых мальчиков!
– Мертвых? – ахнул я совершенно искренне.
– Слава господи, живые, – вздохнула Андреевна. – Лежали, стонали, ручки-ножки переломаны, живого места нет. А вокруг – ножи валяются, палки железные и чайки японские!
– Чайки японские?
– Или чакры? – Андреевна задумалась. – Вот память, только утром участковый называл…
– Господи, какое зверство! – вздохнул я, невольно подражая тону Андреевны. – У кого ж это рука-то поднялась на детишек малых?
– Куда там! Да ладно бы ещё на детишек! – совершенно искренне вздохнула Андреевна. – А тут большие мальчики, твоего возраста, да и то – подкараулили, покалечили… Охо-хонюшки…
– Даже не знаю, что и сказать, – вздохнул я. – Поймали бандитов-то?
– А то сам не знаешь! – зловеще сказала Андреевна, и я вздрогнул.
– Ну, может по приметам… По отпечаткам… По пятнам крови…
Я вдруг похолодел и нырнул под машину, хотя там мне делать было совсем нечего. Мне вдруг пришло в голову, что если на меня попали брызги крови, то я их никак не мог увидеть. А одежда на мне та же… Я истошно загремел ключом, делая вид, что занят починкой.
– Да уж куда там… – ворковала ничего не подозревающая Андреевна. – У нас в стране сроду никого не находили… Ладно, пойду я дальше, не буду мешать. Работай, Саша.
– До свидания, Ольга Андреевна… – выдавил я, и застучал ключом в такт бьющемуся сердцу.
Вылезти из-под машины я долго не решался, пока не замерз окончательно. Наконец, выждав момент, выскочил, захлопнул капот, покидав туда инструменты, и нырнул в подъезд. Дома содрал с себя всю одежду и засунул в стиральную машину вместе с ботинками. На всякий случай – вымыл пол в квартире и немного на лестнице. А ещё очень хотелось вымыть пол в лифте – на случай, если вдруг на мне повисла капелька крови и туда тоже упала, но я понимал, что если кто-то застанет жильца, моющего лифт, – это будет самое необъяснимое происшествие в доме за всю его историю.
Ещё мне подумалось, что надо было засыпать свои следы красным перцем, потому что собака наверняка учует след, если её привезут. А ещё мне подумалось, что надо продолжать чинить машину, но выйти снова во двор в другой одежде – это очень подозрительно.
Тут, наконец, здравый смысл победил, и я взял себя в руки. В конце концов, наверняка на этих ублюдках висит куча нераскрытых дел, и менты не дураки. Да и, в случае чего, я всего-навсего оборонялся… И не до смерти же. По головам и органам не бил…
Я плюнул и решил об этом больше не думать. И снова вышел к машине. Мне сразу повезло – я, наконец, обнаружил проводок, который коротил на массу. Замотал его изолентой – и машина завелась! Я сел за руль, немного порычал мотором, взялся за рычаг передач, привычно выжал сцепление… и замер.
Стало понятно, что за рулем мне больше не сидеть никогда. И дело даже не в том, что машина ярко светилась внутри, и от этого было плохо видно, что делается снаружи… Но – разметка, знаки, светофоры… Я выключил двигатель и вынул ключ. И медленно побрёл домой, задумчиво посвистывая в трубочку от ручки и тоскливо глядя на ряды машин…
Бортовина одной из них показалась мне странной. Я подошёл ближе и посвистел – ну да, это был слой шпаклевки и краски, под которым виднелись вмятины на металле. Очень знакомой формы и на очень знакомой высоте…
Я рассеянно потрогал пальцем крыло и громко присвистнул. Вдруг в машине замелькало шуршание, и выполз мужичок с настороженным лицом.
– Ну что, сосед? – спросил я, хотя видел его впервые. – Бортовину-то хорошо выправил?
И тут же засунул в рот свисток и начал задумчиво свистеть. И увидел то, чего даже не ожидал увидеть – как он напрягся. Чуть поджал живот, и от этого внутренние органы зашевелились, наглядно иллюстрируя то, что образно называется «поджилки затряслись». И я понял, что угадал на все сто.
– А в чем дело? – грубо спросил сосед, и тут же снова поджался, будто в ожидании удара.
– Покрасил хорошо, так вроде ничего и не заметно… – задумчиво соврал я, поглаживая борт, а затем решительно поднял голову, хотя вовсе не был уверен, что прав: – Ремонт крыла оплати?
– Какого крыла? – опешил сосед абсолютно искренне, но тут же всё испортил, добавив: – Ничего не знаю!
– Да ладно тебе, сосед… – сказал я миролюбиво и махнул рукой на окна. – Что ты как маленький? Весь дом видел, как в мой «Жигуль» впечатался. Да ты не бойся, там не много вышло…
Сосед затравленно посмотрел на окна возвышающегося дома, покусал губу и еле слышно прошептал:
– Сколько?
* * *
Ночь
Хоть в доме было жарко, я укрыл грудь и живот всеми одеялами, что были, а сверху ещё положил подушку. Стало темнее, но это помогало мало. Всё равно кругом были звуки. Заснуть не получалось никак.
Я встал с дивана и долго возился с бачком унитаза, потому что он время от времени начинал довольно ярко шипеть. Исправить мне его не удалось, и тогда я просто перекрыл на ночь всю воду в квартире.
Снова лёг и, казалось, уже почти заснул, но у соседей сверху по паркету начала взад-вперед ходить собачка, цокая коготками. В этих вспышках тварь была хорошо различима через перекрытие, и мне очень хотелось найти такой вентиль, которым можно было бы перекрыть и собачку, желательно потуже и навсегда. Представив себе эту процедуру во всех подробностях, я понял, что становлюсь кровожадным психом, поэтому взял себя в руки, успокоился и попытался воздействовать на собачку дистанционно – гипнозом. То есть мысленно убеждал её, а заодно и себя, что пора спать… спать… спать… Через полчаса это помогло – собачка перестала цокать.
А ещё через пару минут проснулся мой Гейтс, почесался, прошёлся туда-сюда по коридору, а затем взялся выполнять свою любимую недопустимую операцию: тихонько драть обои в коридоре, полагая, что я из комнаты не услышу и не увижу. Может, я бы и не услышал, но видел это безобразие прекрасно. За недопустимую операцию Гейтс крепко получил по ушам. А после – немного еды, в знак примирения, и на сон грядущий. Поев и успокоившись, Гейтс улёгся на батарею и заснул.
Понаслаждавшись наступившей темнотой, я, по-видимому, всё-таки начал засыпать. Заснуть не заснул, но уже чуть-чуть погрузился в дрёму… Как вдруг из прихожей ударил ослепительный колокольный клёкот дверного звонка. Это было похоже на электросварку, вдруг заискрившую перед носом. Сердце подпрыгнуло высоко вверх, потянуло меня за собой и подбросило высоко над диваном. Я вскочил в тапки, завернулся в одеяло и бросился в прихожую, пытаясь сообразить на ходу, кто бы это мог быть. Одно из двух: либо следователи, либо… Алла? А вдруг, Алла? Бывают же в мире чудеса?
Чуда не произошло – подойдя к двери, я разглядел за ней силуэт Андреевны. Повернул ключ, открыл дверь, и Андреевна слегка отпрянула, увидев меня в одеяле.
– Саша, ты спишь?! – спросила она так изумлёно, что мне стало ясно: снова ошибся со временем и сейчас, наверняка, стоит ясный день.
– Люблю спать днем, – соврал я.
– Но сейчас-то полтретьего ночи? – ещё больше изумилась Андреевна.
– Ночи?.. – Я снова был ошарашен. – Но… что же вы тогда так трезвоните? Что-то случилось?!
– Ничего не случилось… – пожала плечами Андреевна. – Не спится мне чего-то, вот, думаю, к кому бы зайти, за жизнь поговорить, кто тоже не спит…
– Как?! Откуда вы знаете, что я не сплю?! – опешил я.
– Я ж не слепая! – усмехнулась Андреевна и пристально на меня уставилась.
– Э-э-э… И всё-таки, с чего вы взяли? – Я затравленно укутался в одеяло.
– Глянула с балкона, у кого свет горит, у Саши горит, и в комнате, и на кухне, ну, думаю… – Андреевна вдруг осеклась, оглядела меня с ног до головы и замерла с открытым ртом, прижав ладонь к груди. – Батюшки, вот же дура старая! Сашенька, миленький, прости меня, пожалуйста! У тебя ж наверно девушка в гостях! Я ж видела три раза, к тебе девушка крашеная приезжала! И у вас наверно с ней… – Андреевна смущенно помяла руками воздух, словно лепила кекс. – Секс?
– Книжку читал перед сном, – соврал я, помолчав. – А, знаете, Ольга Андреевна, к кому пойдите, кто не спит? Сейчас скажу…
Я поднял указательный палец, призывая помолчать, и начал оглядываться, стараясь увидеть, откуда доносится шумок. Андреевна тоже прислушалась, для человеческих ушей эти звуки, конечно, были слишком слабы. А вот для моего… Перемежающиеся багровые и зелёные вспышки говорили, что там вовсю идёт семейная ссора.
– Ольга Андреевна, значит так: пять этажей вниз, справа от лифта в торце – чья квартира?
– Васятка Осипенко с женой! – как автомат откликнулась Андреевна. – Ну, которого ты сегодня так напугал, что он тебе деньги за помятую машину дал, я видела…
– Васятка? – подпрыгнул я. – Этот пожилой мужик? А разве не он виноват?
– Он, он! – прошептала Андреевна. – Сама видела.
– А чего ж мне не сказали?! – обиделся я.
– Обещала Васятке, что не скажу… – вздохнула Андреевна с детской непосредственностью. – А он мне линолеум обещал настелить в кухне… Но раз ты и сам видел… Только не говори ему, что я сказала, бога ради!
– Угу, Ольга Андреевна, – я зябко поёжился в одеяле. – Спокойной вам ночи, идите к Васятке, он точно не спит.
– А откуда тебе знать? – недоверчиво покосилась Андреевна.
– Да вот знаю. Чую. Проверьте, убедитесь.
– Схожу… – кивнула Андреевна и на прощание добавила: – А Васятку не пугай, он хороший. Только глупый и неуклюжий. Я ж его ещё вот таким пацанёнком помню…
И она ушла.
Я запер дверь и прошёлся по квартире, проверяя клавиши выключателей. Действительно, в комнате и в кухне были включены. Я выключил их, хотя ничего не изменилось. И снова забрался на диван.
Было очень тихо, даже крики из квартиры Васятки сюда практически не долетали. И, только я собрался уснуть, как вдалеке за домами заорала чья-то автомобильная сигнализация. Она светила так ярко, что этажом выше заскрипели проснувшиеся соседи, ворочаясь прямо надо мной в своей раздолбанной кровати… Заскрипели, завертелись, толстый сосед встал и побрёл в туалет, в ванную, на кухню попить водички… Сигнализация всё не умолкала, а он всё шаркал тапками, скрипел и хлопал дверями, открывал и закрывал воду, двигал табуретки…
Я перевернулся спиной вверх и лег животом на подушку, но всё равно со всех сторон наползали огни и вспышки… Затем сигнализация, наконец, заглохла. Но тут стали слышны вопли из квартиры Васятки – теперь там светились сразу три голоса.
Не знаю, в котором часу я уснул, но наверно всё-таки уснул. Мне снилась Алла. Будто мы вовсе не ссорились, а вдвоём ушли с этой дачи на последнюю электричку, и ничего со мной не случилось, и вот мы сидим в обнимку на платформе, ждём электричку, а её всё нету и нету, и я зачем-то вскакиваю и говорю Алле – а это уже почему-то не Алла, а то ли Баранов, то ли Колька – что надо пойти посмотреть, где электричка. И выхожу на рельсы, и зачем-то иду вперёд по шпалам. И вдруг действительно появляется электричка, и несётся прямо на меня, и светит своим прожектором так, что уже ничего не видно, кроме этого прожектора. А я как остановился, так и стою на рельсах – ноги окаменели, никуда не могу отскочить! А электричка мчится, мотор её ревет, земля трясётся и вибрирует, электричка гудит, гудит, гудит, прожектор слепит… И тут я просыпаюсь. И не сразу понимаю, что это просто под диваном валяется мобильник и пронзительно звенит прямо в мою сторону, и вибрирует, катаясь по полу.
– Слушаю! – крикнул я, прижав мобильник к уху.
– Саша? – раздался издалека голос Аллы.
– Алла! – крикнул я. – Аллочка!
– Не надо слов! – твердо начала Алла. – Я звоню тебе сказать, что между нами всё ко… что между… что… – И она тихо заплакала.
– Аллочка! – закричал я. – Прости меня, я – идиот. Я – кретин. Но я тебя люблю!!!
На том конце провода наступила напряжённая тишина.
– Ты врёшь, – прошептала Алла, всхлипнув. – И сам это знаешь…
– Нет!!! – закричал я. – Нет!
– Да, – возразила Алла. – Три месяца ты меня не хотел видеть…
– Аллочка! Я работал как проклятый без выходных! И мы всё равно встречались!
– Сколько раз мы встречались за три месяца?
– Не часто. Но встречались!
– Вот. Ты даже не помнишь сколько раз, – всхлипнула Алла. – А когда у тебя наступил выходной… Первый, как ты говоришь, выходной… Вместо того, чтобы провести его со мной, ты потащил меня на какую-то дачу…
– Аллочка, но мы все учились вместе в институте! Уже десять лет, каждый год мы собираемся на Колькиной даче! Раз в год! Все! Я не мог не приехать! Как ты не понимаешь? Это мои друзья!
– Друзья, – произнесла Алла. – Друзья. Конечно. А я – домашнее животное.
– Но…
– Да. И вот на этой даче ты напиваешься как свинья! Напиваешься так, что тебя твои же друзья начинают бояться и обходить стороной! А ты хоть помнишь, какими словами ты обозвал меня?
– Не помню… – вздохнул я. – Я не хотел! Честное слово!
– Не хотел бы – не обозвал бы. И после этого ты меня бросаешь среди этой идиотской компании, которую я первый раз вижу, и убегаешь в лес! Я тебе звоню, полночи бегаю, ищу тебя по лесу…
– Ты искала меня в лесу?!
– А ты как думаешь? Ты убежал в ночь совершенно невменяемый! Да, я искала тебя, и в лесу, и на станции, и в посёлке. И я, и Баранов, и Альтшифтер. А ты не отвечал на звонки!
– У меня мобильник разрядился…
– Ах, мобильник у него разрядился? Вот идёт уже третий день, мобильник твой прекрасно работает, но ты не думаешь мне даже позвонить или хотя бы ответить на мои сообщения!
– Но…
– Скажи: вот это всё, всё вместе взятое, у тебя называется «любовь»?
– Аллочка… Аллуша…
– Что, Саша?
– Я не мог никак с тобой связаться! Не мог!
– Что мешало?
– Я… я забыл твой номер!
– Ах, он забыл мой номер… – протянула Алла. – А мой домашний номер ты тоже забыл вместе с адресом? А мои рабочие телефоны? А емайл, номер аськи, лайв-журнал? А домашнюю страничку, которую сам когда-то мне сделал – это ты тоже забыл?
– Ты не поверишь, но, в определённом смысле – да… – пробормотал я растерянно.
– Очень хорошо, – отрезала Алла. – Прощай. Будь счастлив.
– Алла!!! – крикнул я, но в трубке уже пискнул отбой.
Я ещё немного постоял, сжимая в кулаке трубку, и от отчаяния швырнул её на диван. Но не рассчитал – мобильник подпрыгнул и грохнулся на пол, рассыпавшись. Я испуганно кинулся к нему, но он был жив – только отвалился аккумулятор. Я воткнул его обратно – мобильник работал. И где-то там, в глубине, хранился телефон Аллы. По которому я позвонить не мог. Да и не имело смысла.
Офис
Я размешал в кипятке пару ложек кофе, отломал и съел кусок сыра, затем отломал и съел кусок хлеба, и запил это всё бурым кипятком, напоминавшим скорее нефть, чем кофе.
И поехал в офис за последней зарплатой, а заодно – забрать с компьютера файлы. Ехать пришлось на метро, и это оказалось совершенно диким испытанием. Свернувшись в три погибели, закрыв голову руками, я пытался укрыться от света, который слепил меня. Быть может, он был не таким уж ярким, зато шёл со всех сторон, множился и отражался, поэтому все вокруг казалось ослепительно-зеркальным, словно вылепленным из ртути – пол вагона, потолок, сидения, пассажиры. Через две остановки я сломался – вылез на поверхность и поймал такси.
Но когда я приехал к офису, вспомнил, что надо купить чистых дисков, чтобы переписать всё своё хозяйство с рабочего компьютера. Пришлось пешком возвращаться к метро и долго блуждать между ларьками, спрашивая, где можно купить чистые диски.
Честно говоря, я и не знал, насколько многочисленны и разнообразны бывают ларьки, и как в них трудно ориентироваться. Казалось бы, вот перед тобой типичный ларек фото: на витрине стоят аппараты немыслимых конструкций от цифровых до старых химических, а вот висят проявленные фотопленки. Понятно, что там, где фото – там и цифровая электроника, а, значит, и батарейки, и диски и прочая утварь. Как бы не так! Продавец смотрит удивленно – какое фото? Какие диски? То, что казалось мне фотоаппаратами, оказывается фигурными пепельницами. Там, где я четко видел цифровую электронику – стоял дешевый карманный радиоприемник. Ну а прозрачные висящие фотопленки оказывались гроздьями самых обычных кожаных ремней для штанов. Да и кому бы пришло в голову вывешивать проявленные плёнки на витрину?
В общем, плутал я долго, и даже свисток из ручки не помогал потому что терялся в общем шуме. Наконец, по совету какого-то доброго школьника, добрался до супермаркета и там купил свою пачку дисков. И вскоре уже стоял у двери офиса на заднем дворе старой телефонной станции.
Тут меня ждала первая неприятность – дверь офиса отказывалась меня пускать, сколько я ни прикладывал палец к датчику. А охранник, дядя Коля по кличке Контуженный, который должен был всё это наблюдать изнутри на своём сереньком дисплее, видно, не спешил прийти ко мне на помощь.
– Саша, ты глаз, глаз-то к датчику прикладывал? – раздался у меня за спиной голос нашей поварихи Елены Викторовны. – Может у тебя с сетчаткой что-то не то? Дай-ка я!
Она отпихнула меня, проворно помигала глазом перед моргушником, затем приложила палец – и дверь открылась.
Я уж не стал ей объяснять, что сканер сетчатки у нас никогда не был подключен – это муляж, который сделан из сгоревшего аппарата чтобы производить впечатление на посетителей. А вот то, что мои отпечатки поспешили удалить из базы сотрудников – было хоть и закономерно, но очень неприятно.
Неприятно было и дальше. Как только мы вошли, дядя Коля выбрался, прихрамывая, из-за своей конторки, приветливо кивнул поварихе, а мне загородил дорогу и сухо попросил подождать. После чего стал куда-то звонить и докладывать, что пришёл Тимченко, и что с ним делать, и надо ли его пускать. Телефонная трубка в ответ ярко светилась, но слов разобрать я не мог.
Внимательно выслушав инструкцию, дядя Коля поднял палец, посторонился с прохода и строго сказал: «В бухгалтерию – на второй этаж». Как будто я не знаю, где бухгалтерия. Было ясно, что на остальных этажах меня не ждут. Я пожал плечами и пошёл по коридору.
* * *
Бухгалтерия
Бухгалтерия оказалась заперта. Хотя я прекрасно видел, что там происходит. Всю комнатку освещал маленький телевизор, стоящий на сейфе. И хоть отсюда мне не было слышно, что он показывает, но телевизор работал. Сдвинув стулья вокруг как в кинозале, сидели все наши тетки-бухгалтерши – рыжая Лена, толстая Ольга Викторовна и дочка её Оксана. Они втроем сосредоточенно глядели в экран.
Я постучал снова. Оксана кивнула матери на дверь, но Ольга Викторовна лишь досадливо отмахнулась и прижала палец к губам. Лена вообще никак не прореагировала – как сидела с открытым ртом, так и продолжала сидеть.
Я разозлился. И постучал в третий раз – уверенно и напористо, как может стучать только начальство. Лена, наконец, захлопнула рот, встала и вразвалочку подошла к двери.
– Бухгалтерия не работает, – сказала она оттуда. – Кто это?
– Это я, Тимченко. Приехал получить последнюю зарплату!
Сюда уже плохо долетал сиреневый свет телевизора, но я был уверен, что Лена поморщилась.
– Бухгалтерия не работает, – повторила она. – Приходите завтра с десяти до двух, будет Ольга Викторовна.
Она развернулась, чтобы уйти, но я снова постучал.
– Лена! Понимаете, я специально приехал в офис за последней зарплатой!
– Тимченко, завтра с десяти будет Ольга Викторовна, без неё я не могу выдать, – строго сказала Лена.
– А сейчас её нету?
– Нету.
– И Оксаны нету?
– И Оксаны.
– А кто телесериал смотрит?
Лена замерла, повернулась и потрясла в воздухе рукой, жестами показывая, чтобы сделали тише звук. Оксана тут же схватила пульт и начала по-женски тыкать им в экран, словно кормила дельфинов. Всполохи телевизора стали чуть темнее, но он как светился фиолетовым, так и продолжал.
– Я не смотрю, – соврала Лена. – Он просто работает.
Это меня уже откровенно разозлило.
– Лена, зачем вы врёте? – закричал я. – Если вы мне немедленно не откроете, я пойду к директору и скажу, что вы здесь заперлись, сдвинули стулья и смотрите сериал вместо того, чтоб работать. Мне нужно получить мою зарплату, и я сразу уйду. Понимаете, у меня большая беда – я попал в аварию на кучу денег, и поэтому зарплата…
Ольга Викторовна, которая к тому времени уже сидела вполоборота, замахала руками, но Лена её не видела и открыла дверь.
Оксана испуганно вскинула пульт, чтобы выключить телевизор, но Ольга Викторовна покровительственно махнула рукой.
– Не сериал, – смущенно сказала Лена, – Между прочим, очень интересное ток-шоу. Сейчас уже психологи выступали, а после рекламы будут юристы.
– А вот вы, кстати? – важно произнесла Ольга Викторовна, не вставая со стула. – Вы бы как поступили, Тимченко? Просто интересно.
– Как поступил? – удивился я.
– Ну, вы же всё подслушивали под дверью? – Ольга Викторовна простерла руку к телеэкрану. – Она мать троих детей, но оказалась – мужчиной. А её муж двенадцать лет служил прапорщиком на подводной лодке и ничего этого не знал.
– А она всё эти годы жила с любовницей, а письма писала, что любит и ждёт! – подхватила Оксана.
– А он-то её действительно любил! – вставила Лена.
– А любовница, – Ольга глубоко, в три нервных рывка, набрала воздуха в легкие и с жаром выпалила: – А любовница её бросила, записала на себя квартиру, и выгнала на улицу – с тремя детьми!
– Он приехал в отпуск, и всё узнал, это ж какой удар! – подхватила Лена. – Теперь подаёт на развод.
– А она ему развода – не даёт! – со значением подытожила Ольга Викторовна, – Хочет, чтоб он их простил и взял жить на подводную лодку. Я себе этого не представляю!
– Мам, ну а куда ж им деваться-то? С детьми, ну действительно? – обиженно возразила Оксана.
– А вот сейчас юрист скажет, куда деваться, – мстительно кивнула на экран Ольга Викторовна.
– Мам! – обиделась Оксана. – На лодке ей хоть работа найдется – готовить, стирать, полы мыть…
– Да она же мужчина! – фыркнула Лена. – Не будет мужик ничего такого делать. Скажешь тоже, стирать, полы мыть, ага, ага…
– Ничего, заставят! – строго сказала Оксана.
– А как на него сослуживцы будут смотреть, если узнают, что он на мужчине женат? – возмутилась Лена.
– Доченька! – с жаром подхватила Ольга Викторовна. – Ну куда ей на подводную лодку с тремя маленькими детьми?! Там и радиация, и химия, и бог знает что! А в школу как они ходить будут каждый день? С лодки?
– Он же отец! – возмутилась Оксана. – Где дети без отца будут жить?
– Так пускай платит алименты и снимает им квартиру! – вскинулась Ольга Викторовна. – Твой отец платил как миленький!
– Ольга Викторовна, – примирительно сказала Лена. – Вы представляете, каких денег стоит квартиру снимать на троих детей? А у прапорщика какая зарплата?
Я громко кашлянул, и все посмотрели на меня.
– На подводных лодках нету прапорщиков, – сказал я. – Там мичманы. Кстати, о зарплате…
– Кхм… – подобралась Ольга Викторовна, обретая прежнюю неприступность. – У нас сейчас нет в кассе денег. Звоните через две недели, когда будет общая зарплата…
– Директор сказал, чтоб я получил сейчас свою последнюю зарплату, – настойчиво произнес я.
– Но денег нет! – вступилась Оксана. – Вы русский язык понимаете, Саша? Знаете такое слово: наличность?
– Да вот же у вас полный сейф наличности! – я кивнул на сейф под телевизором, который весь просвечивал в ультрафиолете.
Конечно, у меня не было точной уверенности, что это действительно пачки денег, потому что эти призрачные стопки могли оказаться чем угодно. Например, пирожными. Или отрывными календарями с астрологическими прогнозами. Вполне, кстати, похожи. Но Лена бросила стремительный взгляд на Ольгу Викторовну. А та поджала губы.
– Это кто же вам сказал такую глупость? – произнесла Ольга Викторовна.
Я молчал.
– Кто? – повторила Ольга Викторовна.
– Откроем и посмотрим? – предложил я.
– Ольга Викторовна! – капризно вскинулась Лена. – Да что он здесь хамит как у себя дома? Тимченко, вон отсюда!
Ольга Викторовна царственным жестом остановила её и отчеканила:
– Александр, денег нет. Звоните через две недели. Приезжайте, я всё выдам. Телефон знаете.
Я вздохнул, спорить было бесполезно.
– Скажите хотя бы, сколько мне там полагается? Двойной оклад или обычный – мне ж как-то жизнь планировать! Понимаете, я попал в аварию на очень большую сумму, и мне сейчас просто позарез…
– Скажу… – Ольга Викторовна надела очки, приняла из рук Оксаны папку и начала в ней рыться.
В комнате наступила тишина, только шуршали невидимые мне страницы.
– Так… – удовлетворенно крякнула Ольга Викторовна, выудила из папки лист и подняла его перед собой с видом глашатая.
Листа я не видел, но в воздухе явно что-то призрачное висело – будто дрожит над жаровней нагретый воздух.
Вдруг Лена толкнула Оксану и кивнула на телевизор – видно, реклама давно кончилась. Та спохватилась и проворно вскинула пульт.
– …вас неприятный сюрприз! – объявил хорошо поставленный баритон. – Потому, что сейчас! Из наших Золотых ворот! В студию шагнет человек, который сможет дать ответ на самый главный вопрос: действительно ли вы так любили свою жену, и за годы службы на подводной лодке ни разу ей не изменили, как пытаетесь нас убедить? Итак… – баритон вкрадчиво умолк, и все окаменели.
– От те раз… – испуганно ахнула Ольга Викторовна, обернувшись к экрану и приподняв очки свободной рукой. А рука с ведомостью так и осталась, подрагивая, висеть в воздухе.
Возмущенно зашумел многоголосый зал.
– Я прошу вынести Золотой ключ! – надрывался баритон. – Я прошу снять Золотой замок! Распахните Золотые ворота! Шире! Шире! Аплодисменты! Встречайте! Встречайте капитана подводной лодки!!!
Комната засияла алыми аплодисментами, а я вдруг поймал себя на том, что и сам напряженно пялюсь в телевизор, хотя для меня там не было абсолютно ничего привлекательного, кроме сияющего динамика и светящейся в глубине катушки.
– Ну это нормально? – возмутилась Оксана. – Мам, ну ты видала?
– Помолчи! – раздраженно цыкнула Ольга Викторовна, не сводя глаз с экрана, но тут же ехидно добавила: – А фуражка-то великовата…
– Голова усохла! – предположила Оксана.
– Фуражка, – сказала Лена. – Вы на китель гляньте! Меня убей, я б такой даже дома не одела!
– Так вы, Леночка, и не капитан, – усмехнулась Ольга Викторовна. – А капитан в кителе ходит, хоть дома, хоть на передачу.
Я никогда не был большим поклонником телевизора, но знаете, какое это обидное ощущение, когда все видят и обсуждают, а ты – нет? Я вздохнул, отвернулся от телевизора и начал рассматривать Оксану. В звуковых волнах кожа её казалась ровной, и прыщиков на щеках не было. Кости Оксаны были тоненькими, особенно ребра грудной клетки – они возбужденно колыхались от её учащенного дыхания. Сердце тоже пульсировало часто и размыто.
