Утром следующего дня я стоял перед чумазой проходной старого завода. Знаешь, такая стеклянная будка возле железных ворот, размером с трехкомнатную квартиру. Видимо, завод раньше был секретным — чувствовались развалины былой дисциплины. В кабинке за турникетами сидели два мужичка в куртках маскировочной расцветки… Вид у них был хмурый, непохмеленный. Кабинка была оклеена рекламными табличками фирм с пометками типа “Женский салон красоты “Процедурочка” — ком. 813, восьмой этаж”.

— Куда? — спросил охранник у женщины, стоящей впереди.

— “Центр оздоровительного дыхания доктора Чон”, — сказала женщина смущенно.

— Идите. Второй этаж, там спросите.

Он нажал кнопку, и турникет открылся. За женщиной шел мужичок с небольшой коробкой под мышкой.

— “Иволга-стар”, — сказал мужичок.

— Это где такое? — Охранник выдвинул ящик стола и погрузил туда взгляд, бегая глазами по строчкам. — К кому вы там?

— Компьютерные детали, гарантийный отдел…

— А, компьютерщики… — Охранник кивнул и повернулся к напарнику. — Где у нас компьютерщики?

— Переименовались опять, — хмуро сказал напарник, угрюмо разминая в руках сигарету. — Смотри “ЗАО Изольда”.

— А, есть такое… — Охранник поднял взгляд на мужичка. — Проходите.

— Позвоните сначала, — перебил напарник. — Позвоните три-пятнадцать, вон телефон на стенке висит. Они вам все равно ничего делать не будут. Вы по гарантии? Ничего делать не будут. Они уже две недели как “Изольда”.

— Но я купил звуковую карту, и мне дали гарантию на полгода! — возмутился мужик.

— Звоните им.

— Но…

— Отойдите от окошка! — рявкнул напарник. — Звоните вон, не мешайте. — Он повернулся ко мне. — А вы куда?

— На съемку, — сказал я.

— Рано пришел. Через два часа подойди.

Со стороны завода на проходную влетел Владик.

— А!!! — закричал он радостно. — Пойдем, пойдем!

— Это участник? — удивился охранник. — Так бы и сказали, а я думал, зрители собираются.

Я удивленно посмотрел на Владика:

— А ты мне не говорил, что там будут зрители!

— Кто ж знал, что ты нашу передачу не смотришь, — пожал плечами Владик. — Идем быстрее, по дороге все расскажу!

И мы пошли по разбитой аллее к корпусу завода. Корпус выглядел старомодно — пыльная бетонная коробка с узкими окнами-бойницами. Из серого бетонного куба далеко вперед выдавался монументальный подъезд, обложенный несерьезно-розовым кирпичом. Внутри подъезда была громоздкая алюминиевая рама, местами застекленная, местами забитая фанерой. Рельефные алюминиевые балки успели почернеть от времени, поверхность металла была причудливо выгнута в разные стороны, словно подъезд задумчиво девала гигантская коза. Но я знал, что это сделали сотруд-"ики завода, годами курящие на крыльце. Глазами сверлили, ключами ковыряли в задумчивости. Над козырьком подъезда среди розового кирпича строители навечно выложили цифру “1972” кирпичами красного цвета.

— Нравится? — спросил Владик.

— Думаю, — сказал я. — Как все меняется. Строители решили похвастаться новизной, выложили новый год. А прошло время, и теперь как клеймо старости.

— Чо? — Владик недоуменно посмотрел на меня, затем на подъезд и рассмеялся. — А ты погоди еще лет сто, такой антиквариат будет! Туристов будут сюда водить.

— Сомневаюсь.

— Настрой мне твой не нравится, — сказал Владик. — Ты только эту тоску перед камерой не разводи…

— Буду краток, — сказал я.

— Зачем? Болтай что хочешь, я после порежу.

— А много будет зрителей?

— В студии? Человек двадцать. Ты их не бойся.

Мы шли длинными коридорами, пару раз проходили заброшенные лестничные пролеты, где у стен валялись мешки с известкой. Завод казался вымершим. Владик на ходу достал распечатанные листки и черкал там ногтем.

— Это сценарий? Дай прочесть? — сказал я.

— Не, — помотал головой Владик. — Не положено, извини. Неожиданность пропадет. Значит, так, сколько тебе надо времени, чтобы выпустить когти?

— Ну, если сосредоточиться… Секунд пятнадцать.

— А медленнее можешь?

— Могу…

— Тогда вытаскивай их не торопясь. Ноги продавать не будем.

— Продавать?

— В смысле — показывать. Ноги — это не эстетично. Руки — да. Уши — обязательно. Махать ушами не можешь?

— Не получается.

— Ладно. Теперь морда. Не знаю, как с мордой. Жуткая у тебя морда. Посимпатичнее можешь?

— Могу попробовать без клыков. Владик резко затормозил и уставился в пространство остановившимся взглядом.

— Не, — сказал он наконец и двинулся дальше. — Клыки — самая клубничка. Это мы в конце дадим.

— А беседовать вообще не будем?

— Будем! Еще как будем!

— А о чем?

— О тебе, конечно. Как ты научился этому? Помогает ли это тебе в жизни? Как к клыкам относится твоя девушка? У тебя же есть девушка?

— Девушки нет. Предпочитаю общаться со взрослыми женщинами, — пошутил я, но шутка печально застыла в пыльном воздухе коридора.

— Угу, — кивнул Владик. — Обязательно скажи эту фразу! Все, пришли.

Мы стояли у полуоткрытых железных ворот. Из створки выбивался искусственный свет. Наверно, так должны выглядеть двери ада или рая, подумалось мне. Перед дверьми у стен стояли гигантские щиты разрисованного картона. На них были изображены непомерно увеличенные россыпи компьютерных микросхем.

— Это декорации другой программы, — кивнул Владик, проследив за моим взглядом, и распахнул ворота. — С другого канала вообще. Здесь их десятка два снимают, место благодатное.

Место действительно впечатляло. Раньше здесь было что-то вроде громадного цеха. Гроздья решетчатых переходов, балконов и лестниц, пучки гигантских клешней, свисающих с потолка повсюду. Со всех сторон лупили гигантские прожектора.

— Что здесь раньше было? — спросил я. — Подводные лодки лудили?

— А черт знает. Нравится? Очень дорогое помещение. Один съемочный день — убиться можно. Так, ты вот чего — пойдем в гримерку, сиди перед зеркалом и тренируйся. Пальцы, уши, морду посимпатичнее. И в обратном порядке — морду, уши, пальцы. О! Слушай, а ты копыта можешь?

— Копыта? Не пробовал.

— Попробуй! В сценарии этого нет. — Владик потряс листками. — Но было бы очень неплохо. И кстати, вот еще тебе могу подкинуть идею… Стоп, это уже порнография. И так неплохо. Ох, клевую программу сделаем!!!

Час я провел в комнате, оборудованной под гримерку. Во всю стену растянулось огромное зеркало, как в парикмахерской. Я сидел перед зеркалом и тренировался. Мне даже удалось сделать волчью морду симпатичнее. Оказалось, для того надо лишь подтянуть уголки губ вверх. Один раз в гримерку вошла нескладная уборщица с пустым ведром и шваброй. Я сидел спиной, но видел в зеркале, как она остановилась у двери и начала стягивать с рук желтые резиновые перчатки. Почувствовала взгляд и глянула на меня, в отражение зеркала. Морда у меня в тот момент была что надо — длинная, поросшая серым волосом. Уборщица сначала ничего не поняла, близоруко прищурила глаза и сделала пару шагов вперед. Остановилась с открытым ртом, и глаза у нее тоже стали круглыми и пустыми, словно две дырки насквозь до затылка. Она издала хрип, похожий на хрюканье, и поднесла руку к груди, чтобы перекреститься. Я смотрел на нее. Уборщица еще секунду остолбенело глядела на меня, а затем подпрыгнула и выскочила из комнаты, забыв ведро, швабру и перчатку, одиноко висящую на краю ведра.

Честное слово, я по-настоящему обрадовался! Ну хоть кто-то реагирует нормально. Я продолжал тренировку, мне было интересно. Но вскоре почувствовал, что голоден. Сначала я не обратил на это внимания, но голод усиливался и стал просто нестерпимым. Хотя утром я неплохо завтракал. Начала кружиться голова. Я понял — это все из-за упражнений. Я начал торопливо убирать обратно морду, но она не слушалась, а готова кружилась все сильнее. По-моему, я убрал все, только левый клык торчал.

Я встал и, держась за стенку, выглянул из гримерки. В зале кипела работа — неразговорчивые мужики поставили в центре большую конструкцию из картонных щитов и тянули толстый кабель. Сверху на цепях висела платформа, на ней стоял штатив с камерой, а рядом на стуле усатый кавказец вальяжно курил, сбрасывая пепел вниз.

“Извините!” — сказал я в сторону мужиков, но губы сомкнулись в воздухе без звука. Голова кружилась отчаянно. Я подошел поближе. “Эй!” — хотел я крикнуть, но из горла вырвался громкий хрип. Голова закружилась, и я лег на сверкающий линолеум.

Очнулся я от того, что мне в рот лилась вода. Я закашлялся, и вода полилась по рубашке и расплылась на груди. Голова кружилась жутко, я на миг открыл глаза, но пришлось их сразу закрыть — вокруг бешено вращалась мутная пелена.

— Эй, эй! — Меня похлопали по щеке.

А еще где-то вдалеке голос с кавказским акцентом спросил:

— Пасматри, пуле есть?

— Есть! — прорычал я.

— О! Маладэц! — сказал кавказец.

— Есть! — прорычал я. — Есть хочу!!!

— Принесите ему! — произнес кто-то у моего уха. — Там чипсы были и пирожок. Съешь пирожок?

Я представил себе чипсы. Чипсов захотелось ужасно. Еще больше хотелось пирожков. Но еще больше хотелось мяса. Багрового, сочного, с крупными волокнами. Теплого. Много.

— И мяса! — выдавил я. — Сырого!

— Все слышали? — сказал голос прямо надо мной. — Вахтанг! Найди администратора, пусть сбегает в столовую. Да черт с вами, сам схожу! Вахтанг, последи за ним! Мало ли чего, знаешь…

Последняя фраза мне совсем не понравилась. Голову дернули — оказывается, все это время мой затылок держала чья-то ладонь. Теперь затылок аккуратно опустили на под.

Послышались удаляющиеся шаги — их можно было чувствовать прямо затылком. Рядом топтался Вахтанг. Интересно, а где сам Владик?

— Раз! Раз! — вдруг загремел Владик со всех сторон так, что я вздрогнул. — Садитесь, рассаживайтесь! Здесь еще два кресла свободных. Итак. Да! Нет. Что? Это все потом. Скоро уже начинаем! Для разминки рассказываю историю! История!!! Раз! Раз! Раз! — Он постучал по микрофону. — Слышно меня?!

— Слышно! — крикнули далекие и нестройные девичьи голоса.

— Раз! Раз! — гремел Владик. — Раз, раз, значит, короче! В пору моей буйной молодости! В бытность мою в студенческом стройотряде! Был у нас, значит, короче, один парень! Имя не важно, назовем его Паша! Да?

— Да-а-а! — закричали хором.

Я прислушался. Начало было знакомым. В инете так начиналась половина всех смешных историй. У меня всегда возникало ощущение, что их сочиняет один человек. А если не сочиняет, то обрабатывает. “В пору моей буйной юности, в бытность мою была у меня подружка, ну пусть будет Валя…” Узнаваемо, как гнусавый голос переводчика на заре видеофильмов.

— Ну, раз, значит! Парень как парень! Но была у него одна странность — Паша жутко боялся тракторов!!! Что? — Владик явно отвернулся от микрофона. — Поставьте здесь на второй ряд. Да, вот здесь. Найдите Петьку, пусть дозвонится Горохову. Сейчас, дорасскажу! Сейчас! Тракторов? Боялся Паша тракторов.

Историю эту я читал еще года два назад. Так себе история, глуповатая. Бывали там и смешнее. Я непроизвольно поморщился.

— Лэжи, лэжи! Не шевелыс! — строго сказал Вахтанг надо мной.

Итересно, заметно у меня что-то на морде? А то ведь как прибьет сейчас, возьмет железяку да прибьет.

— Напревращался, да? — сказал Вахтанг. — Кюшат надо! Много кюшат! Мясо, сахар. Голова крюжицца, да?

— Откуда ты… вы знаете? — прошептал я.

— Лэжи, лэжи, — сказал Вахтанг. — И так как труп, а тебе идти выступат. Откуда знаю? Жил у нас в горах тоже оборотен. Молодые были, вместе в школе училыс. Харощий парен был, Дато. Потом научился в волка перевращацца. В козла перевращалса. Крылья на спине делал, как летучий мыш.

— Летал?

— Нэт, не лэтал. Махал. Ходил. Не летал. Я в отпуск приезжал летом. Сам видел. Он рассказывал — много надо кушат при этом, силы уходят. Хароший парен был. Никому зла не делал.

— А что с ним стало?

Вахтанг помолчал. Издалека доносился голос Владика:

— На чем мы остановились? Так вот, ну, раз, значит, и решили мы над ним однажды подшутить… Подождите, потом дорасскажу. Я иду Горохову звонить. Сейчас приду.

— Убыли его, — сказал Вахтанг. — Застрелили.

— Почему?

— Горы, — сказал Вахтанг задумчиво. — Горы не город. Много людей неграмотных. Суеверия. Время тяжелое, война близко. Нервы. Боялыс его очен. Очен боялыс. Я не боялся. Я камеру привез, фильм в горах снимали. А как я уехал, он остался, его в пропаст и сбросили. Брат звонил, рассказывал.

— И что? А милиция? — прошептал я.

— Мылиция… Какая там мылиция…

Вдалеке послышались шаги. Я приоткрыл глаза — пространство вокруг качалось, но смотреть было можно. Лежал я на полу, посреди гримерки.

— Как его кормить-то? — спросил тот, что ходил за мясом. — Рубашку испачкает.

— Черт с ней, с рубашкой, — сказал я и решительно открыл рот.

Кусок мяса был большой, и я с наслаждением впился с него зубами. Мясо оказалось соленым и твердым. Очень холодным. Клыки стыли, под ними хрустели кристаллики льда.

— Потом чай крепкий надо, — сказал Вахтанг. — С сахаром.

Я поднял руки и сам схватил мясо — холодное и липкое. Торопливо откусывал куски и глотал, почти не разжевывая. Когда мясо закончилось, мне уже было заметно лучше. А после горячего чая, который принес мне Вахтанг, я смог уже встать. Тут прибежал Владик.

— Ну ты чего? Ты чего? — Он аккуратно потряс меня за плечо, стараясь не испачкаться об окровавленную рубашку. — Что с тобой?

— Утомился с непривычки, — сказал я. — Очень долго репетировал, проголодался.

— Мы уж боялись, что ты все… Не встанешь сегодня. Жуткий вид. Сходи умойся и переоденься, Вахтанг проводит. Вахтанг — оператор наш. Вообще у нас гримерша есть, но она тебя боится.

— Где тут умываются? — сказал я.

— Пойдем покажу, — сказал Вахтанг. — Только лицо закрой, через студию пойдем.

Мне понадобилось всего десять минут — я умылся, причесался и надел новую рубашку, которую мне принесли. Чувствовал я себя нормально, голова больше не кружилась. Мы пришли обратно в гримерку.

— Готов? — заглянул в гримерку Владик. — Быстрее, быстрее! Публика уже устала! Я развлекаю как могу.

— Я готов, — сказал я.

— Да не в тебе дело, — поморщился Владик. — Горохов опаздывает, как всегда. О! Кажется, он!

Владик выбежал, и через минуту дверь распахнулась. Впереди шествовал высокий молодой человек, наверно, ровесник Владика. Лицо его было добрым, но строгим. За ним следовал Владик на почтительном расстоянии.

— Доброе утро! — сказал Горохов, оглядев гримерку, меня и Вахтанга.

— Добрый день, — сказал я.

— Вы — наш сегодняшний герой?

— Я.

— Очень хорошо, — сказал Горохов. — Я сейчас переоденусь.

Мы вышли с Владиком в студию. Кресла были поставлены рядами, на них сидела публика. Как я и думал, это были в основном молодые девчонки, но попадались и мальчишки, и пожилые дамы. Были и мужички, по виду — скорее местные рабочие. Самые бойкие и любопытные уже успели подойти к картонным щитам и ковыряли пальцами декорации. При виде нас они кинулись врассыпную и сели по своим местам.

— Откуда вы людей приглашаете? — спросил я Владика тихо.

— По школам в основном, — вяло отозвался Владик. — Придешь, директрисе на стол пачку билетов кинешь — она и рада.

При виде нас девочки оживились, завертелись на стульях и запищали. “Историю! Историю!” — слышалось со всех сторон.

Владик подошел и взял микрофон.

— Привет! — сказал он. — Утомились?

— Да-а-а-а!!!

— У нас возникли маленькие технические трудности. Значит, историю? На чем я остановился?

— Тракторов боялся!!! — нестройным хором загалдели зрители.

— Ага, — сказал Владик. — Значит, был у нас в стройотряде такой парень и очень боялся тракторов. И вот однажды мы решили над ним подшутить…

— Это про овцу? — выкрикнул подросток со второго ряда.

— Да, — смутился Владик. — Ты уже был у нас на съемках?

— В Интернете читал, — сказал подросток.

— Значит, не рассказывать? — обиделся Влади к.

— Рассказывать!!! — заверещали девочки и начали шикать на подростка со второго ряда, а кто-то даже кинул в него пластиковым стаканчиком.

— Рассказываю! Очень боялся тракторов. И вот однажды мы решили над ним подшутить. А в сарае у нас, надо сказать, жили овцы…

— Вааау!!!!!!! — заорала публика и привстала на своих местах.

— Да! — оживился Владик. — Овцы жили! Но публика смотрела за его спину, и Владик обернулся. На импровизированную сцену вышел Горохов. Был он в расшитых золотыми блестками алых штанах, в серебристой, словно ртутной, рубашке и золотом плаще-накидке. Плащ блестел и переливался, как елочная мишура, и от этого Горохов был похож на эльфа. Он решительно взял протянутый микрофон.

— Доброе утро! — загрохотал его голос под сводами цеха. — Мы готовы начинать. Где свет? Где Вахтанг? — Он вынул из кармана листки бумаги, просмотрел их бегло и спрятал в складках плаща. — Начинаем! — кивнул Горохов и, к разочарованию публики, сразу ушел за картонные декорации.

Наступила пауза.

— Мотор! — неожиданно крикнул Владик над моим ухом. На камере Вахтанга зажглась крохотная лампочка, послышался ритмичный топот, и в тишине из-за декораций появился Горохов, вышагивая важно, как лошадь на военном параде.

— Аплодисменты!!! — заорал Владик и сам громко захлопал в ладоши.

Публика устроила овацию. Горохов маршировал по фанерному подиуму вокруг двух кресел, высоко поднимая ноги. Обошел площадку два раза, ловко огибая кресла, и вышел к публике.

— Доброй ночи! — сказал Горохов и поднял руки вверх. — В эфире остросоциально-развлекательная программа “Лица нашего города”! — Он достал листки и молча углубился в чтение. — Стоп. Давайте еще раз переснимем.

Вахтанг снял с плеча камеру и потянулся. Горохов ушел за картонные щиты и вышел снова, важно поднимая ноги и обходя кресла причудливыми траекториями.

— Добрый вечер! — сказал Горохов и поднял руки вверх. — В эфире остросоциально-развлекательная программа “Лица нашего города”! Сегодня мне подумалось — жизнь людей нашего города так необычна и удивительна, что сама напоминает экстремальный спорт! От экстремального старта до экстремального финиша!

Горохов сделал паузу. Публика смысла не поняла, но захлопала. Я посмотрел на Владика.

— Извини, — сказал Владик. — Знаешь, как я задолбался эти речевки писать? А тут новая струя. Вот только почему… — На лице Владика появилось озабоченное выражение.

— И сегодня! — продолжал Горохов. — К нам пришел человек!… — Он покосился на нас с Владиком, мне показалось, что лично на меня. — Человек! Который, несмотря на свою кажущуюся молодость… — Он еще раз покосился на меня. — Вполне мог бы летать сейчас по космосу! Встречайте!

Публика зааплодировала.

— Стоп! — крикнул Владик, и публика тотчас смолкла.

— Что случилось? — спросил Горохов, вытаскивая из-за пазухи листки.

— Космонавта во втором отделении снимаем, — сказал Владик. — Сейчас у нас Алексей Матвеев, гимнастика пальцев.

— Какая еще гимнастика? — возмутился я и дернул Владика за рукав.

— Да погоди ты! — шикнул на меня Владик. — Успеешь.

— Ага, — сказал Горохов, внимательно рассматривая листки. — Угу. Ага. Картинка. Давайте еще раз.

Он спрятал листки за пазуху и, шаркая, удалился за щиты. Зрители откровенно зевали. Девочки осмелели, поднимались и толпами шли курить в коридор.

— Мотор! — крикнул Владик. — Аплодисменты!

Публика вяло хлопала, былого энтузиазма уже не было.

— Заморили публику, — сказал мне Владик, грустно оглядывая опустевшие кресла.

На площадку вышел Горохов и прошелся по той же самой траектории.

— Добрый вечер! — сказал он и поднял руки вверх. — В эфире остросоциально-развлекательная программа “Лица нашего города”! — Горохов сделал паузу, ожидая аплодисментов, но аплодисментов не было, и он продолжил: — Все, мы разные! Все жители нашего города! Все люди — очень разные! Да что люди, когда и телевизоры разные! Придешь в магазин, где они рядами стоят, — у каждого чуть-чуть особенная картинка. У каждого что-то свое.

Я хмуро глянул на Владика. Владик демонстративно смотрел вдаль.

— Сегодня! — продолжал Горохов. — У нас встреча с необычным человеком. Человеком, который многого достиг… э-э-э… в спортивной гимнастике. Прошу!

Горохов взмахнул рукой. Владик толкнул меня вперед, а сам громко захлопал. Зал подхватил овацию,

Я шагнул на площадку, в центр освещенного круга. Все смотрели на меня, было неуютно.

— Приветствуем! — воскликнул Горохов. — Алексей Матвеев!

Пока публика хлопала, мы расселись по креслам. Вокруг, нас ходил Вахтанг и сквозь камеру глядел то на меня, то на Горохова. Горохов незаметно полез в складки плаща, выложил на столик листки и заметно расслабился.

— Алексей! — сказал он и повернул ко мне приветливое, гладко выбритое лицо, хотя взгляд его остался на листке. — Первым делом пару слов о себе — вы работаете или учитесь? Есть ли семья?

— Работаю в фирме. Начальник отдела информационных технологий и…

— Информационные технологии — это связано с компьютером? — перебил Горохов. — Я правильно понимаю?

— Разумеется, можно сказать и так.

— Аплодисменты Алексею, работнику компьютера! — объявил Горохов. — Аплодисменты его верному компьютеру!

Публика послушно захлопала.

— Не совсем так, — сказал я. — У меня нет верного компьютера, и вообще я не работаю с компьютером напрямую, для этого у меня есть двое программистов и один техник. Я ставлю задачи, определяю направления развития, разрабатываю меры по улучшению работы и повышению уровня защиты информационных систем и сетей в моей фирме, на сегодняшний день это сорок три компьютера и…

— Стоп, — перебил Горохов и махнул рукой Вахтангу. — Это нам все не надо, это неинтересно, непонятно и в передачу не пойдет. Давай еще раз!

Он снова махнул Вахтангу, и тот вскинул камеру на плечо. Горохов повернулся ко мне:

— Алексей! Первым делом пару слов о себе — вы работаете или учитесь, есть ли семья? Я слышал, что ваша работа связана с компьютерами, так?

— Да, — сказал я. — С компьютерами, я…

— Прекрасно! — перебил Горохов и даже поднял руку, словно издалека затыкал мне рот. — Где вы учились этому?

— Я сейчас учусь на последнем курсе Института автоматики.

— И одновременно работаете? Браво! Аплодисменты Алексею, студенту института! — объявил Горохов, и публика вяло захлопала. — Громче! Громче! — прикрикнул Горохов, и публика захлопала в полную силу.

— Спасибо, — сказал я, и овации стихли.

— Алексей! — снова обратился ко мне Горохов. — Вот вы учитесь, вы работаете за компьютером, и все-таки при таком напряженном графике в вашей жизни остается место для хобби, верно?

— Ну… — протянул я задумчиво.

— Превосходно! — сказал Горохов. — Расскажите нам о вашем хобби! Когда вы начали увлекаться гимнастикой?

— Я не увлекаюсь гимнастикой.

— Имеется в виду, конечно, йога, — поправился Горохов и посмотрел на меня вопросительно.

— Йога? Я не увлекаюсь йогой.

— Очень интересно! — объявил Горохов. — Алексей не увлекается йогой! Аплодисменты!!!

Горохов ловко щелкнул пальцами и выразительно посмотрел на Вахтанга. Вахтанг немедленно развернулся и начал снимать публику. Горохов тем временем повернулся ко мне и быстро сказал:

— Алексей, я не совсем понял, в чем ваше увлечение?

Я открыл было рот, но тут сбоку подбежал Владик и стал что-то быстро шептать Горохову, указывая в листок. Горохов понимающе кивал. Владик убежал.

— Итак!!! — провозгласил Горохов, и Вахтанг повернулся к нам. — Алексей! Вот вы учитесь, вы работаете за компьютером, и все-таки при таком напряженном графике в вашей жизни остается место для необычного, верно? Расскажите нам о своих способностях и о том, как вам удалось их в себе развить.

Я глубоко вздохнул, надул щеки, сел поудобнее в кресле, выдохнул и начал:

— Дело вот в чем. Никаких особых способностей я в себе раньше не замечал. Жил как живется, увлекался компьютером, поступил в институт. Но с некоторого момента во мне что-то изменилось. Не знаю что.

— В чем это проявилось? — аккуратно вставил Горохов.

— На первый взгляд — совершенно ни в чем. Просто мне вдруг захотелось двигаться вперед. За пару месяцев я как-то невзначай уладил все свои дела в институте, устроился на интересную работу, а затем сменил ее на более престижную и высокооплачиваемую. Все проблемы, и личные, и… ну, разные, в общем, мне удалось уладить. Даже те, которые, как мне казалось раньше, уладить в принципе невозможно. Но это оказалось просто. Достаточно просто четко представить себе, чего ты хочешь, и убрать всю ерунду, которая мешает этому. Убрать из распорядка дня лишние дела, убрать из разговора лишние слова. Делать только то, что ведет к успеху.

— Странно, — сказал Горохов. — Очень странно.

— Мне самому это показалось странным. Возможно, именно ваша передача заставит меня глубже задуматься и понять, что же такое со мной…

— Не-е-е… — сказал Горохов таким тоном, что Вахтанг сразу выключил камеру. — Мне говорили, что у вас необычные способности, а у вас все заурядно…

— Не спешите и не паникуйте, — сказал я таким тоном, что Вахтанг тут же вскинул камеру и навел объектив на меня. — Я рассказываю все по порядку. Так вот, прошло еще несколько месяцев, пока летом я не поехал отдыхать на юг. Там на канатной дороге со мной произошел, скажем так, несчастный случай, и я лишился пальцев на руках. Их раздробило, а некоторые даже…

— Всех лишился? — спросил Горохов удивленно.

— Видимо, да, — кивнул я. — Но усилием воли мне удалось их вырастить заново. И тогда я обнаружил, что обладаю способностью изменять свое тело. Я очень удивился, стал экспериментировать в этом направлении. Пробовал обращаться к врачам, но…

— Алексей! Покажите ваши руки залу! — крикнул Горохов. — Руки, Алексей, руки!

Я поднял руки вверх и помахал в воздухе ладонями.

— Аплодисменты!!! — закричал Горохов. — Свершилось чудо!!!

Зал глухо затрещал утомленными овациями.

— Прекрасно! — с чувством сказал Горохов. — Теперь я вижу, что не зря пригласил вас на нашу передачу! Алексей, вот такой вопрос, может быть, в чем-то личный, я бы даже сказал — интимный. Вы готовы на него ответить?

— Спрашивайте.

— Вы верите в Бога?

— В целом — скорее да. Есть что-то такое очевидно. А так, в жизни — нет.

— Алексей верит в Бога! — объявил Горохов. — Аплодисменты! А скажите, Алексей, в том, что произошло с вами на юге, вот это чудесное исцеление, когда переломанные, казалось бы, навсегда пальцы срослись без следов, — вы видите в этом какой-то перст, так сказать?

— Все, — сказал я и встал с кресла. — Хватит с меня. Я ушел с работы, потерял целый день. Я хотел найти, может быть, ответы на свои вопросы, вместо этого попал в балаган.

— Что такое?! — возмутился Горохов. — Алексей, как вы себя…

— Горохов, вы будете меня слушать или нет? Или хотя бы прочтете, что вам там понаписал Владик? Если хотите поговорить о своем — говорите, но без меня, я тогда поеду по своим делам.

— Алексей очень импульсивный человек! Аплодисменты! — объявил Горохов не очень уверенно. Я хлопнул в ладоши и подошел к Горохову.

— Я умею изменять свое тело, — произнес я. — Смотрите, Илья.

Зал замер. Вахтанг подошел к нам почти вплотную. Я вытянул вперед руки и простер их над Гороховым. Пустил сначала когти, затем пальцы, затем выпустил клыки и сделал волчью пасть. Вдобавок выкинул уши и поднял дыбом волосы на голове — эта мысль пришла мне в последний момент. Горохов окаменел. Для пущего эффекта я распахнул пасть как можно шире и зарычал на него сверху вниз.

Зал устроил овацию и засвистел от восторга.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!!!!!!!!!! — заорал Горохов в ужасе и волчком завертелся в кресле. — Мама-а-а-а-а!!!!!!!!!!

Он закрыл голову руками, будто на него падал град, вскочил и метнулся за щиты декораций, но споткнулся о кабель и рухнул вниз. Я шагнул к нему. Вахтанг двигался за мной как тень и тщательно снимал на камеру все происходящее.

— А-а-а-а!!!!! — кричал Горохов, судорожно уползая за щиты на четвереньках.

Руки и ноги плохо слушались его, пару раз он даже наступил одной ладонью на другую. Наконец он уполз за ширму. Публика аплодировала, похоже, они не понимали, что происходит. Вдруг Горохов вылетел из-за ширмы обратно и бросился на меня. В руке он держал здоровенный кусок металлической трубы из тех, что подпирали щиты сзади. Я увидел прямо перед собой его круглые безумные глаза, и труба начала стремительно опускаться прямо мне на лицо. Я увернулся и отпрыгнул. Труба со свистом прошла мимо.

— Мляяять!!! — заорал Горохов. — Мама-а-а-а-а!!! Он снова размахнулся трубой, и я опять увернулся. Труба попала в центральный щит декорации и рассекла его пополам. Щит рухнул, потянув за собой два остальных. Горохов размахнулся еще раз, и тут я не успел увернуться. Пришлось выставить вперед руки. Странно, но боли я не почувствовал. Наоборот, когтистые пальцы ловко сжали трубу. Я дернул и отобрал ее у Горохова. Затем повернулся к публике, распахнул клыкастую пасть и перекусил трубу пополам. А остатки легко завязал в узел. Публика не аплодировала. Все сидели на своих местах в оцепенении.

Жутко захотелось есть. Я положил металлический узел на фанерный пол студии, поднял руки вверх и убрал пальцы с когтями. Затем убрал морду и уши, пригладил волосы. Ощупал лицо — вроде все было в порядке.

— Снято! — сказал Вахтанг и стянул камеру с плеча.

— Спасибо всем, — сказал я. — Извините, что так получилось. Поддался импульсу.

Я оглянулся. Горохова не было видно. Зрители торопливым ручейком тянулись к выходу из студии. Владик смотрел вдаль оцепеневшим взглядом. Я подошел к нему.

— Ну как? — спросил я.

— Очень плохо, — пробормотал Владик. — Такое нельзя давать в эфир. И декорации попортил, это ж денег сколько. И Горохов теперь… Не знаю, как с ним быть, он у нас и так ранимый, как он теперь?

— Извини, — сказал я. — Ты ж сам говорил, что шоу нужно.