Над секторами стадиона воцарилась зловещая тишина. И чем тише становился стадион, тем больше хотелось пропитаться этой тишиной. Каждый замер и чувствовал себя творцом тишины, и это ощущение было куда приятнее, чем чувствовать себя источником шума или непристойных поз. Тишина становилась зловещей, Трохину начало казаться, что сейчас грянет буря. И буря действительно грянула. Откуда не ждали.
      Трохин сперва не понял, что случилось, но Ваня быстро сориентировался — включил экран кресла и вывел крупным планом трибуны штатовцев. Трохин обмер — именно там сейчас повисли сплошные ряды голых задниц. А трибуны ЕИАК молчали.
      Очередной ведущий, который все это время что-то бубнил, осекся и ойкнул.
      — Ах вот как? — зловеще произнес ведущий, и его гигантская голографическая фигура взмахнула руками. — Я вижу, наши штатовские друзья не хотят Объединения?!
      Трибуны штатовцев заорали на горизонте. Трибуны евро-индо-афро-китайцев торжествующе молчали, продолжая окатывать их волнами презрения.
      — Тогда об Объединении не может быть и речи! — подытожил выступающий, и голограмма исчезла.
      Тут же со всех сторон навалился шум, все деловито вскочили с кресел, будто закончился сеанс гала-кино или трудный рабочий день. Только роботы в синих шарфах сидели неподвижно, словно выключенные.
      — Ну, вот и все! — радостно сказал Ваня. — ЕИАК снова победил!
      — В каком смысле? — удивился Трохин.
      — Штатовцы опять показали себя террористами, и Объединение не состоялось! — объяснил Ваня, широко улыбаясь. — А мы как бы опять ни при чем! Куда лучше, чем в прошлый раз, верно, Инга?
      — Какой прошлый раз? — ахнул Трохин.
      — Церемония Объединения проводится каждый год уже много лет, — объяснила неразговорчивая Инга.
      — Окончательно объединиться нам каждый раз мешает терроризм с обеих сторон! — закончил довольный Ваня.
      — А чему вы рады-то? — изумился Трохин. — Вы что, тоже не хотели Объединения?
      — На этот вопрос, — строго произнесла Инга, — мы отвечать отказываемся. Тем более в публичном месте.
      — Я ничего не понимаю! — повторил Трохин.
      — Все прошло великолепно! Мы гордимся вами, товарищ Трохин! — сказал Ваня, направляясь вдоль ряда к выходу. — Я выполнил с вашей помощью задание! Вы не только предотвратили террор со стороны ЕИАК, но и блестяще провели его!
      — Как же это? — растерялся Трохин.
      — Ваше имя войдет в учебники! — кивнула Инга.
      — А метод ледяного презрения, который вы изобрели, откроет новую эру флэшмоб-террора! — подытожил Ваня. — Эра недоказуемости!
      — Я вообще ничего не понимаю! — закричал Трохин. — Что теперь будет со мной?!
      — Через полчаса вы расплатитесь с долгами и вернетесь в свой век, — серьезно кивнул Ваня. — Но для этого нам надо поспешить. — Он повернулся к Инге. — Инга, у нас с Трохиным последнее дело, нам надо срочно лететь. Что ты делаешь сегодня вечером? Может быть, мы…
      — У меня болит голова, а завтра тренировка по флэшмобу, — сухо сказала Инга.
      Ваня сжал зубы, развернулся и двинулся вперед сквозь толпу. Трохин схватил его за край плаща, чтобы не потеряться в толчее.
 

***

 
      Внизу мелькали облака, а под ними — океан. Ваня уверенно вел кар на самой высокой скорости. По крайней мере так казалось Трохину.
      — Как ты меня собираешься отправить обратно? — спросил, наконец, Трохин.
      — В каком смысле? — обернулся Ваня.
      — Ну, ты договорился с Институтом времени?
      — В каком смысле?! - удивился Ваня еще больше.
      — Я что, не смогу вернуться в свое время?!! Мне же обещали, что я выступлю на инофоканалах и сразу вернусь!!! Это что, была ложь? Вернуться невозможно?!
      — А, так вот вы про что, гражданин Трохин, — расслабился Ваня. — Ну у вас же чека висит?
      — Какая чека?!
      — Ну, вот же, цепочка на шее. Она появилась, когда вас перенесли в наш мир. Когда вы ее разорвете — перенесетесь обратно.
      — Что?! - изумился Трохин, нащупывая цепочку. — То есть я в любой момент, даже в камере, мог разорвать эту штуку и вернуться?!
      — Осторожно, осторожно! — предупредил Ваня, поднимая ладонь. — Сначала надо покрыть бонусный долг, иначе долговые службы вас могут найти и в вашем веке.
      — Но могут и не найти? — сурово спросил Трохин, сжимая цепочку.
      — Могут и не найти, — кивнул Ваня. — Скорее всего даже искать не станут. Но почему не сделать все по закону? Вдруг вы к нам не последний раз?
      — Последний, — твердо сказал Трохин.
      — Доверьтесь мне, я, между прочим, иду на большой риск, чтобы сделать все законно. Через двадцать минут вы будете дома.
      — Куда мы летим? — сурово спросил Трохин.
      — В церковь, — просто ответил Ваня.
      — Зачем?
      — Там вы примете сан.
      — Зачем?!
      — Я нашел хитрую лазейку в законе. Вы примете сан и сразу вернетесь в свое прошлое. И начнете там вести религиозную пропаганду.
      — Никогда!
      — А никто и не заставит, все равно недоказуемо. Но вы уже в сане, и за религиозную деятельность ежегодно начисляются бонусы, даже больше, чем за труд. Ежегодно! Поэтому из глубины прошлого к нашей эре у вас накопится бонусов столько, что хватит покрыть долг. А может, и купить весь канал «Сурен» с «ПТК». Шучу.
      — К вашей эре? — усмехнулся Трохин. — Своим ходом? Боюсь, не дотяну.
      — Тем более какие проблемы? Схема понятна?
      — И не подумаю! — разозлился Трохин. — Какой сан? Какая пропаганда? Я атеист!
      — Вы уже говорили, — кивнул Ваня. — Именно поэтому мы, гражданин Трохин, летим в атеистическую церковь, я уже договорился с ее Батей, он ждет нас.
      — Какая еще атеистическая церковь? — возмутился Трохин. — Что за бред?!!
      — А как же вы себе мыслите, гражданин Трохин? — удивился Ваня. — Все верующие мира будут зарабатывать законные бонусы за свою веру, а атеисты не смогут? Дискриминация по религиозному признаку. Атеисты тоже граждане! Они имеют такое же право на свою веру и на свои храмы, как и прочие верующие!
      — Но они же неверующие?!
      — Разумеется. Это основное положение всех атеистических конфессий — отрицание Бога.
      — Конфессий?!
      — У атеистов много конфессий, все различаются, и не все хорошо меж собой ладят. Старообрядцы на своих иконах изображают Шимпанзе. Раскольники — Орангутанга-самку с детенышем. Реформисты Новой школы поклоняются лику Австралопитека, а на шее носят цепочку с подвеской в виде крошечного каменного топорика.
      — У меня нет слов, — сказал Трохин.
      — Кстати о словах. — Ваня внимательно глянул на него. — Сразу предупреждаю: не вздумайте где-нибудь написать «Обезьяна» с маленькой буквы.
      Трохин промолчал.
      — Так о чем я? — продолжил Ваня. — У Гагарианцев вообще нет икон, в их храмах лишь статуи: Дарвин верхом на пальме и Гагарин верхом на ракете. У Гагарианцев сохранился обряд жертвоприношения — в канун Небесной пасхи двенадцатого апреля они сжигают свою любимую книгу или одежду, символически принося ее в жертву науке. Очень красивый старинный обряд.
      — А мы в какую церковь летим? — устало вздохнул Трохин.
      — Я решил, что вам это без разницы, — кивнул Ваня. — И мы летим в филиал Славной церкви. Это самая крупная атеистическая церковь на территории свободного Евро-индо-афро-китая.
      Трохин замолчал и долго смотрел вниз, на серую пелену облаков. Облака были темными и беспросветными. Разрывов не было. Океан не мелькал.
      — Могу я напоследок позадавать тебе пару вопросов, какие захочу? — спросил Трохин неожиданно для себя самого.
      — Любые! — кивнул Ваня. — Нас никто не слышит.
      — Любые? — ехидно улыбнулся Трохин. — Ты спишь со своей Ингой?
      — Что? — Ваня дернулся и чуть не выпустил из рук штурвал.
      — Ты сказал, что могу задавать любые вопросы. А до этого обещал не подавать на меня в суд. Я спросил: ты спишь со своей Ингой? Ну, трахаешься? Секс? Или как у вас называется?
      Ваня долго молчал. Затем вздохнул и ответил:
      — Мы занимались несколько раз киберсцексом. А настоящим сцексом не занимается никто. Или почти никто.
      — А откуда дети?!
      — Искусственное оплодотворение. Чтобы заниматься сцексом, надо бесконечно доверять партнеру. Надо быть уверенным, что наутро никто не побежит подавать в сцуд за моральный ущерб. А моральный ущерб в этом случае будет круче, чем даже иск инфоканалов…
      — Ужасный век, ужасные сердца, — пробормотал Трохин. — Но тогда последний вопрос: а в чем заключается ваша свобода? Если вы ничего не можете ни сказать, ни сделать? Ни трахнуть?
      — Основное право гражданина — это право на свободу от проявлений чужих свобод! — бойко протараторил Ваня как по учебнику. — Это главный закон, других законов нет. Гражданин свободен. Он может творить все, что захочет.
      — Это как? — не понял Трохин. — Все? И убить человека?
      — Да, — кивнул Ваня, — Свобода безгранична. Вы свободны даже убивать людей. Но! — Ваня поднял палец, — Только так, чтобы это никому не мешало. Вы сможете убить человека так, чтобы это ему не помешало? Нет. Потому что он имеет право на свободу от проявлений вашей свободы его убивать. Неужели это так трудно понять?
      — Черт побери! Господи! Как мне надоел этот свободный мир! — всплеснул руками Трохин. — Извини, Ваня, ничего личного… Как мне надоели все эти граждане, готовые судиться по каждому пустяку! Как мне надоели эти ваши законы! Эти толпы зевак! Флэшмобщиков! Невеж из ньюсов!
      — Плохо расслышал последнюю фразу, — насторожился Ваня. — Мне показалось, или вы опять произнесли наше запрещенное слово?
      — Показалось, — сухо бросил Трохин.
      — Мы уже подлетаем, гражданин Трохин, — кивнул Ваня, — Я понимаю, вы многого натерпелись. Потерпите еще чуть-чуть, и скоро будете дома… Если не начнете в церкви говорить все то, что говорите при мне…
      — Я понимаю, — кивнул Трохин. — Не дурак.
 

***

 
      Ваня умело посадил кар, распахнул люк, выглянул, замер и присвистнул. Трохин тоже выглянул и увидел большой купол церкви и ворота с длиннющей витиеватой надписью «Храм великонаучников Фиана и Иофана физической близости». Но перед воротами шеренгой стояли стражники.
      — Вот те на, гражданин Трохин… — пробормотал Ваня. — Вас хотят остановить. Но это не войска ООЦ, это стражники инфоканала «Сурен»…
      — Все пропало? — безнадежно спросил Трохин.
      — Отчего же, — вздохнул Ваня, вынимая свою хабу-хабу. — Раз я обещал, все будет хорошо. Вылезаем и медленно идем к воротам. Ох какие у меня будут потом неприятности…
      Трохин неуклюже выбрался из кара, но Ваня обогнал его и зашагал впереди. Шеренга стражников стояла молча. Все они были рослыми, в их руках поблескивали белые дубинки. Когда оставалась пара шагов, Ваня вдруг остановился, и Трохин чуть не налетел на него.
      — Я из БЕЗНАЗа!!! Всем оставаться на местах!!! - рявкнул Ваня и угрожающе выставил вперед свою хабу-хабу, как пульт телевизора.
      Стражники испуганно расступились. Ваня грубо толкнул Трохина вперед, а сам тревожно водил хабой-хабой по сторонам. Стражники пятились, пряча белые дубинки, словно знали, на что способна хаба-хаба работника БЕЗНАЗа. Трохин оглянулся на Ваню. Хаба-хаба в его руке светилась ярким рубиновым светом, и из нее полз широкий луч-клинок. Ваня взмахнул им пару раз, со свистом рассекая пространство, и стражники расступились окончательно.
      Трохин попятился, ткнулся спиной в двери, они распахнулись, и он оказался в сумраке церкви. Ваня вбежал следом, и створки ворот захлопнулись. Хаба-хаба потухла, и Ваня убрал ее.
      — В церкви нас не тронут, если не придут официальные войска, — пояснил он. — Поспешите, вас ждут!
      Трохин обернулся и остолбенел. Внутри церковь напоминала джунгли. Над головой смыкались ветви громадных пальм, повсюду раскачивались лианы и щебетали птицы. В глубине, на небольшом возвышении из камней и листьев, в полном молчании стояла группа голых людей с каменными топорами, на бедрах у них висели повязки из шкур и перьев.
      А навстречу гостям из чащи уже шагал рослый бородач в плаще и колпаке звездочета. В одной руке у него была длинная металлическая линейка, в другой — громадная лупа с массивной ручкой, хотя, кажется, без стекла.
      — Дай вам природа, Батя! — поклонился Ваня.
      — Дай вам природа, Батя! — повторил Трохин.
      — Иди уж сюда, сын мой! — нетерпеливо откликнулся бородач и махнул линейкой. — Заждались!
      — Заждали-и-и-и-ись! — в один голос пропели голые люди в глубине зарослей, и Трохин понял, что это церковный хор.
      В дверь церкви глухо застучали снаружи.
      — Идите, идите, гражданин Трохин! — прошептал сзади Ваня, — Как вас ударят линейкой — рвите чеку! Но не раньше! Удачи!
      — Спасибо, Ваня! — обернулся Трохин. — Спасибо тебе за все! Прощай!
      Он шагнул вперед и оказался перед бородачом.
      — Веруешь ли ты?! - вдруг воскликнул бородач, срываясь с баса на визг.
      Ловким движением он вынул из-за пазухи спелый банан и протянул его Трохину.
      — Верую! — кивнул Трохин и осторожно взял банан.
      — Крепка ли твоя вера? — снова крикнул бородач. — Веруешь, что произошел от Обезьяны?
      — Крепка! Я верую! Верую, что действительно произошел от Обезьяны!
      — Жри! — кивнул священник на банан.
      Трохин начал снимать кожуру, и тут грянул хор.
      — О чудо! Чудо! — повторял хор сочным многоголосьем. — Он верует! Верует, что произошел от Обезьяны!
      Певцы все более входили в раж, некоторые уже начали подпрыгивать, вертеться на месте, гримасничать, размахивать руками, почесываться и повисать на ближайших лианах. А самый толстый солист, присев на корточки, уперся одной рукой в настил, а другой энергично чесал под мышкой, выводя сочным басом:
      — Так было и будет во веки веков! Да хранят тебя Фиан и Иофан! Аминь!
      И почему-то Трохин, впервые за эти три безумных дня, почувствовал себя в полной безопасности и гармонии с окружающей средой. Он куснул банан, облегченно закрыл глаза, склонил голову, взялся рукой за цепочку на шее и стал терпеливо ждать удара линейкой.
       октябрь 2003, Москва