Дефицит белка

      Разразился грандиозный скандал. О доме начали писать центральные газеты и порталы. Незадачливой лифтерше пришлось по собственному желанию уволиться из Лифтнадзора и податься в Госком канализационных колодцев. Остальные члены комиссии в ужасе затаились. В час назначенного отключения конфигуратора у дома собралась толпа репортеров, хотя и так было ясно, что оно не состоится. И отключение действительно не состоялось. Хотя жильцы еще пребывали в тревожном ожидании весь день и весь вечер, а затем легли спать.
      Единственный ущерб, который потерпел дом — это смена новых рам на лестничных пролетах снова на старые, причем гораздо старее, чем были. Произошло это тихо, в ту же ночь. Долго ли менять стеклопакет в легко конфигурируемой стене? Проснувшаяся поутру баба Юля увидела лишь фуру, груженную новыми рамами и смуглых муниципальщиков, снимающих входную дверь. Разумеется, баба Юля выскочила в ночной рубашке, вцепилась в дверь обеими руками и подняла крик, требуя объяснить, что происходит. Рабочие честно пытались объяснить, но на исламском языке. Наконец на шум из кабины лениво вылез шофер. Он оказался русским и незлобным, поманил бабу Юлю пальцем и тихо все объяснил. Оказывается, муниципалитет ежегодно выделяет немалые деньги ремонтным комиссиям на ремонт зданий города. После отключения зданий совсем другая комиссия — демонтажная — собирает разбитый мусор, что остался лежать на месте дома, и увозит на свалку, осматривая очень тщательно. И если при этом выяснится, что оборудование было старое и в доме никогда ничего не ремонтировалось, то будут неприятности, от которых можно избавиться лишь договорившись с демонтажной комиссией на сумму, которая сильно выше стоимости ремонта. Именно поэтому демонтажная комиссия так тщательно осматривает разбитые рамы и клочья пенолиума. Именно поэтому перед отключением любой дом принято ремонтировать. И тот факт, что старые рамы и двери вернулись обратно, говорит лишь о том, что дом решено не отключать. Поэтому надо радоваться. Баба Юля прослушала это объяснение три раза, наконец поняла и обрадовалась.
 

***

 
      Победу праздновали всем домом на пятом этаже у Виолетты: расконфигурировали внутренние стенки, сдвинули мебель и подняли конфигурацию пола в форме длиннющего стола с банкетками. Угощений получилось даже больше, чем планировали. Баба Юля сделала тазик оливье. Гамлет раздобыл откуда-то пятилитровый глиняный кувшин настоящего грузинского вина. Семья таджиков приготовила из целого барашка настоящий бара-кабоб, а также напекла кукурузных лепешек. Удальцов с Акулиной выставили ящик воблы и бутыль самогона. Леша Пичуля принес огромный кулич с медом и пять бутылок кагора. Валерий из своего Таиланда сделал заказ одной столичной фирме, и вскоре внесли пиццу диаметром в метр с надписью «Вот вам а не наш дом!», выложенной хреном. Заодно Валерий сообщил забавную новость: он, шутки ради, уже успел купить пару комнат в будущем бизнес-центре, и теперь намерен подавать на ту фирму в суд чтобы снять с нее громадную неустойку. Владлен и Катерина Рыковы принесли с рынка ящик конфискованного винограда. Студенты Митя и Артур, извинившись за бедность и непричастность к домовладению, поставили на уголок стола банку пива и пакетик чипсов. А благодаря Виолетте, появился праздничный торт и профессиональный клоун-аниматор из банкетной фирмы, который умело отработал вечер, развлекая собравшихся скетчами, играми и шутками, а под конец снял с лица грим и оказался бойфрендом Виолетты, что вызвало настоящий восторг — никто не предполагал, что этот тихий и скромный парень работает клоуном в банкетной фирме.
      — Тост теперь скажу, — поднялся Гамлет с одноразовым стаканчиком. — Орел перегрелся на солнце и задумал его выключить! — Собравшиеся ответили бурными аплодисментами. Гамлет принял аплодисменты с достоинством, дождался тишины и продолжил: — Орел полетел высоко над горами и расправил крылья! Но у солнца такой угол, что заслонить не получилось! Тогда орел упал глубоко в ущелье, но солнце такое заливное и следящее, что спрятаться не получилось! Тогда орел взял большую черную пушку, направил на солнце и выстрелил! Но промахнулся! И тогда пришла ночь, и солнце погасло само! Так выпьем за то, чтоб наши желания исполнялись каждый день сами собой!
      — Ура-а-а-а!!! - закричал Удальцов, вытягивая стакан, и повалился бы на стол, но Акулина придержала его за воротник.
      — А вот негры в темноте… — увлеченно начал Федюня, но получил от отца подзатыльник.
      — Домочадцы и гости дома! — произнес Рыков-старший и зачем-то козырнул. — А я вот предлагаю просто, таскать, выпить за прописку! Чтоб, таскать, как говориться, была всегда!
      — Ура-а-а-а!!! - закричал Удальцов, и все снова выпили.
      — Братья и сестры! — поднялся отец Дионисий. — Помолчим минутку, ибо скажу о сокровенном, что каждый из нас чувствовал всегда, да не пустословил. — Наступила тишина. Леша Пичуля ждал долго, чтобы подчеркнуть важность момента. А затем продолжил: — Возблагодарим Господа нашего! Возблагодарим за то, что волею Его и помышлением, мы все живем в таком доме, который первый как Адам! А все прочие дома сконфигурированы по образу его и подобию! Слава Богу!
      — Ура-а-а-а!!! - закричал Удальцов и на этот раз слегка упал на стол.
      — И слава богу, — закончила вдруг баба Юля, — что мы не платим за электричество конфигуратора шестьсот двадцать в месяц как моя своячница!
      — Это еще что! — на чистом русском ответил старший таджик. — У нас в Таджикистане платят восемьсот с квартиры.
      Видеофон, висевший на стене, вдруг ожил, на экране появилось лицо бизнесмена Валерия под таиландскими пальмами, и что-то произнесло. Но в шуме его услышали не сразу.
      — А почему мы, кстати, не платим? — повторял видеофон. — Почему?
      Жильцы изумленно переглянулись.
      — Но это же первый дом, — объяснила Виолетта, которая после интервью с дядей начала блестяще разбираться в тонкостях. — Когда его возводили, еще и счетчиков не было. Дядя запитал конфигуратор прямо от уличного фонаря. А жильцы не платят за уличное освещение района.
      — За что, за что? — переспросила баба Юля.
      — За ваше здрвье! — не к месту ответил дальнобойщик Удальцов, поднимая трясущийся стакан.
 

***

 
      На следующий день отца Дионисия разбудил звонок из Таиланда.
      — Леша, — строго начал Валерий. — Бесплатный сыр бывает только где?
      — В церкви на Пасху.
      — Не поясничай, — строго оборвал Валерий. — Так дела не делаются.
      — Я ничего не понял, — хмуро констатировал Леша.
      — Я говорил со своими юристами, — объяснил Валерий, переходя на шепот. — Если в Мосэнерго когда-нибудь сообразят, что мы все эти годы не платили за электричество, дом отключат.
      — Как это отключат? — возмутился Леша. — Мы собственники, дом наш. На худой конец заплатим с Божьей помощью. Много там денег набежало?
      — Кому как, — ответил Валерий. — Мне — терпимо. Помножь сорок киловатт на сорок лет, подели на все квартиры, и получится ерунда. А когда прибавишь пеню за сорок лет — не ерунда. Но не в этом байда. По закону если жилец не оплачивает коммунальные счета больше года, он считается злостным неплательщиком, и ему блокируют свет, газ, воду, канализацию и интернет. Если он еще год не платит — его выгоняют, а двери и окна запечатывают поверху сплошной стеной. Так квартира стоит еще год, и если жилец не заплатит по долгам, ее просто изымают из собственности и делегируют другому владельцу.
      — Валер, давай в семь утра не будем решать проблем, которых нет? — поморщился Леша.
      — Проблема есть, — возразил Валерий. — Мы не платим за питание конфигуратора сильно больше трех лет. Больше сорока лет…
      — Валер, Господь с тобой… — начал Леша, но вдруг замолчал и задумался.
      — Главное, — сказал Валерий, — это чтобы никто ничего не узнал раньше времени. Ясно? Когда придем с деньгами, никто отключить не посмеет. А если они нас опередят — сам понимаешь…
 

***

 
      Через час отец Дионисий собрал жильцов, тщательно закрыл окна и двери, послал Федюню караулить вход в дом, после чего шепотом объяснил ситуацию и назвал сумму.
      Раздались горестные стоны, но Дионисий стукнул кулаком по столу и снова призвал к тишине.
      — Деньги надо собрать. Каждому и быстро. Но главное, — подытожил он, — ни одна живая душа не должна знать, что мы все эти годы не платили за электричество!
      — Что ж, даже сестре сказать нельзя? — недоуменно переспросила баба Юля. — Она у меня юрист в банке, может, чего умного бы подсказала…
      — Никому! — отрезал Дионисий. — А то сама не знаешь, как в жизни бывает! Ты — сестре, сестра — мужу, муж — начальнику, начальник — любовнице, любовница — дочке, дочка — жучке, жучка в интернете гавкнула, и завтра Горэнерго в курсе.
      — У моего брата нет интернета, — вдруг сказал Гамлет.
      — Если мы не хотим потерять дом, — отец Дионисий обвел взглядом собравшихся, — то ни одна живая душа не должна знать. А пока постепенно собираем деньги.
 

***

 
      Беда разразилась через два дня: утром к дому подъехал фургон, из него выскочили смуглые муниципальные рабочие. Они быстро установили абсолютно новые стеклопакеты и входную дверь самой последней модели — под горестные вопли бабы Юли.
      Отец Дионисий связался с Валерой, тот хмуро выслушал новость и сообщил, что постарается выяснить ситуацию. Через час он перезвонил и сказал, что ситуация критическая: в Госэнерго уже пронюхали, и все квартиры готовы передать подставным жильцам, которые их тут уже добровольно уступят под снос. Жилнадзор готовит акт. Акт должен быть подписан завтра, но Валерию удалось нажать через своих людей и договориться, чтобы акт задержали до понедельника. Есть четыре дня, и за это время должна быть собрана вся сумма.
      Отец Дионисий устроил экстренное собрание и сообщил новость.
 

***

 
      Прошло четыре дня. Все собрались на пятом этаже у Виолетты. Федюню снова поставили внизу караулить. Деньги нашлись у всех.
      Бизнесмен Валерий, как и обещал, перечислил нужную сумму без проблем — прямо отцу Дионисию. Виолетта после беседы с дядей тоже сообщила, что нужная сумма у нее найдется. Отец Дионисий продал свой мотоцикл и взял в церкви кредит. Гамлет одолжил у брата. Таджикам помогла диаспора. Удальцовым пришлось продать свой недостроенный летний домик в дачном товариществе московских дальнобойщиков на 1001 километре. Супруги Рыковы обошли все рынки и магазины района, и с каждого постоянного клиента собрали штрафов на год вперед с просьбой войти в ситуацию. Всю эту сумму они потратили на взятку кому надо, тоже с просьбой войти в ситуацию, и получили возможность три дня поработать инспекторами дорожного движения. Работали супруги на шоссе без сна, еды и перерывов, умудрились оштрафовать даже Удальцова и Лешу Пичулю, правда чисто символически, и в итоге собрали вдвое больше, чем нужно, но заработали нервное истощение. Лишь баба Юля, как выяснилось, поступила умнее всех: просто взяла в банке ссуду под залог квартиры. Это всех сильно расстроило — фактически баба Юля отделалась дешевле всех и без риска.
      — Ай, нехорошо поступила! — хмуро цокал языком Гамлет. — Нам ничего не сказала!
      — Умная нашлась! — возмущенно кричала Акулина. — Нас по миру пустила, а сама умная, да?
      — А я-то чего? — возмущенно отмахивалась баба Юля.
      — Когда мы вместе, одной семьей, — выговаривал злой и трезвый Удальцов, — друг за друга как братья кровные, тогда все нам и удавалось. А ежели щас начали каждый за себя как скоты поганые жадные, то пиши пропало.
      — За… такое… почки… отбивают… — истощенно шептали супруги Рыковы.
      — Тихо, тихо! — громко проорал отец Дионисий, в миру Леша Пичуля. — Вы лучше скажите, где наши студенты, Митя и Артур?
      Все недоуменно замолчали.
      — Я щас схожу за ними. — Дальнобойщик Удальцов угрожающе поднялся и вышел.
      — Только без экстремизма! — погрозил вслед пальцем отец Дионисий.
      Вскоре Удальцов вернулся, хмуро толкая впереди себя Митю и Артура. Те были слегка удивлены, но держались с достоинством.
      — Объясняйтесь, — пробасил Удальцов, выпуская студентов в центр собрания.
      — Его зовут Абрам Ильич, ему девяносто два года и он давно живет в Израиле, — сообщил Митя. — Мы туда высылаем квартплату.
      — Деньги принесли? — прямо спросил Удальцов.
      — Ты мужик, возьми себя в руки, — не выдержал Артур. — Что за тон? Мы что, нанялись ваши проблемы решать? Мы здесь всего лишь угол снимали.
      — Уже нашли другую квартиру, — вставил Митя.
      — Да я вас, пидарасов… — Удальцов угрожающе поднял руки, но отец Дионисий остановил его.
      — А они пидарасы? — Баба Юля, высунув язык, с любопытством оглядела Митю, а затем Артура.
      — Ясное дело, если вместе живут! — прогудел Удальцов.
      — Гамлет с овчаркой живет, — фыркнул Митя.
      — Что ты сказал, повтори? — насторожился Гамлет и зашевелил бровями.
      — Тихо, тихо, тихо!!! - закричал отец Дионисий. — Что за бардак, прости Господи? Мы здесь для этого собрались что ли? Митя, Артур, у вас есть его номер? Вы ему сообщили?
      — Звонили сегодня… — кивнул Артур. — Глухо.
      — Не дозвонились?
      — Почему, дозвонились. Но только Абрам Ильич из ума выжил. В маразме полном и ничего не соображает.
      — А что он сказал-то?
      — Сказал, что пойдет посоветуется с калькулятором, и чтобы мы перезвонили через пять минут.
      — И чего вы?
      — Перезвонили.
      — А он?
      — Ответил, что этих денег у него нет, а если он возьмет их под десять процентов годовых, то это начнет окупаться только через тринадцать лет сдавания квартиры студентам, причем если за это время ничего в мире не изменится. Но в тревоге за мир он тринадцать лет не протянет, а поэтому хрен с ней, с квартирой.
      — То есть как это — хрен? — возмутилась Акулина. — Пусть тогда срочно нам подарит!
      — Мы так и сказали.
      — А он?
      — Ответил, что идея срочно подарить квартиру студентам после идиотского звонка среди ночи смешит даже калькулятор.
      — Вот как… И на этом повесил трубку?
      — В общем, да. Еще сказал, что шутка глупая для первого апреля.
      — А что, сегодня действительно первое апреля? — заволновалась Акулина.
      — Век воли не видать! — уверенно подтвердил Федюня, просунув голову в дверь.
      — А ну… я кому… велел внизу… на шухере… выпорю… по почкам… — истощенно прошипел Рыков-старший, и Федюня мигом исчез.
      — Подвел ты нас, Абрам Ильич… — задумчиво вздохнул отец Дионисий. — Деньги-то надо сдать сегодня, а если чьей-то доли не будет, отключат дом. Надо заплатить за старика.
      — Вот ведь иуда грешная! — выразил общую мысль Удальцов.
      Все хором зашумели, но как-то ни о чем и без толку.
      — Пусть студенты платят! Они тут живут, им и платить! — кричал Удальцов.
      Митя и Артур переглянулись.
      — Счастливо оставаться, — кивнул Артур. — Мы что, больные что ли, за чужую квартиру выкуп платить?
      — Куда это вы? — насторожился Удальцов.
      — Вещи собирать и в Чертаново. — Оба вышли.
      Снова раздался шум.
      — А вот пускай Валерий заплатит, он олигарх, у него денег куча! — вдруг раздался голос бабы Юли.
      Видеофон на стене ожил и на экране появился Валерий, потягивающий коктейль в шезлонге.
      — Не олигарх, а бизнесмен, — рассудительно поправил Валерий, и по его медленно нарастающему тону становилось понятно, что он не на шутку обиделся. — А бизнесменом я стал именно потому, что не швыряю денег попусту. И лично мне квартира в вашем гадюшнике вообще рогом не уперлась, потому что у меня один особняк на Рублевке, другой в Таиланде, и две комнаты в будущем офисе у меня проплачены на всякий случай. А с бл…ми раз в месяц мне и в сауну не западло завалиться.
      На этом домофон погас.
      — Видали? — кивнул Удальцов и прицельно плюнул в видеофон.
      Акулина шагнула вперед и указала пальцем на Виолетту.
      — Тогда пускай Виолетта платит, у нее самая большая квартира! И вообще это дом ее дяди!
      — Я что здесь, одна что ли живу? — с достоинством возразила Виолетта. — Мой дядя сконфигурировал много тысяч домов, и я найду, где поселиться в случае чего. Без хамов и прихлебал.!
      — Как ты меня назвала, сучка? — вскинулась Акулина.
      — Тихо! — рявкнул отец Дионисий, уже потеряв свою степенность. — Скидываться будем по-божески: с каждого поровну.
      — Ишь, мы какие умные! — всплеснула руками баба Юля. — Чтоб я свои кровные деньги за старого гада выложила? Чтоб он бесплатно остался в нашем доме, сдавал квартиру студентам и деньги греб?
      Отец Дионисий снова поднял руку, но ничего сказать не успел. Удальцов шагнул вперед, оглянулся на жену и решительно рубанул рукой воздух.
      — Значит так! — сказал он с нажимом. — Гори оно огнем, но я за старого хрыча ни гроша не выложу!
      — Так это только сегодня! Он же отдаст потом! — попытался урезонить отец Дионисий.
      — Кто это сказал? — обернулся Удальцов и выдвинул челюсть. — А если не отдаст? А ведь в суд не пойдешь, не докажешь потом!
      — Я не буду! — поддержала баба Юля. — Даже если б у меня и было!
      — Я объясню, — продолжил Удальцов, прижимая ладонь к груди и поворачиваясь к отцу Дионисию. — Мне ж не денег жалко, гори оно огнем! Это старому хрычу денег жалко, а я не из таких! Мне жалко, если на мои кровные этот хрыч в нашем доме останется прописан! Мы бегаем, горбатимся, пашем — все, даже чурки! Мы все вместе, заодно! Правильно, Акулина? И все для того, чтоб какая-то сволочь сидела в Израиле, ничего не делала, ни копейки не вложила, и осталась в нашем доме?!
      Вдруг без единого слова поднялась в полном составе и вышла семья таджиков.
      — Братья! — вскричал отец Дионисий. — Вы с ума сошли, братья? Виолетта! Валера! Валера-а-а!!! Гамлет, может, сделаем еще одну передачу?!…
 

***

 
      Если идти по Лавринской набережной вдоль реки, прямо напротив Кремля возвышается блестящая стрела восьмидесятиэтажного офисного центра. На фасаде справа от проходной вертушки висит табличка: «На этом месте жил и работал академик Е.Б.Формысло, основоположник конфигурационной архитектуры. Здание номер 2.»
       2002—2006
 

НУЛЬГОРОД

      Если долго-долго смотреть на солнце, то на глаза навернутся слезы. B тут надо не жмурится, а смотреть дальше, открыв их как можно шире. Солнце начнет переливаться, пока не превратится в черный диск с контуром резким, но неуловимо меняющимся — словно вращается в небе с дикой скоростью. Дальше глаза привыкнут, и диск вновь засветится теплым желтым светом, протянет во все стороны лучи, и вот тогда появится улыбка. Добрая-добрая, теплая-теплая, на весь солнечный диск. И эта улыбка говорит тебе: все в порядке, друг, теперь ты дома, теперь все будет хорошо. Здесь так сделано специально.
      Я глядел вперед на поле. В этом мире даже очки не нужны — все резкое, правильное. До самого горизонта по полю тянулись изумрудно-зеленые холмы, поросшие гигантской ромашкой и клевером. Ни соринки, ни пылинки. Чистые яркие цвета, как в мультфильме. А над цветами — пестрые бабочки. Бабочек я не любил, но здесь они тоже особенные — чистые и тонкие, словно вырезанные из листа бумаги. Дизайн.
      Я обернулся: здесь тоже сперва тянулись холмы, но чудь дальше виднелись коттеджи, коттеджи и снова коттеджи, постепенно переходящие в городские кварталы. И сам город виднелся вдалеке — там уходят в небо столбы ажурных башен, льются из ниоткуда в никуда водопады, блестят радуги и теснятся от земли до облаков фантастические шаровидные постройки, зависшие в воздухе.
      Странно — мода на воздушную архитектуру так крепко прижилась в постоянно меняющемся Нульгороде, что кварталы из шаров висят вот уже второй год. Засмотрелся я что-то.
      — Ку-ку! — раздалось за спиной.
      Обернулся. Передо мной стоял зеленый слоник и хихикал.
      — Привет, слоник! — сказал я, присаживаясь на корточки.
      Слоник потерся головой о мою коленку и снова заглянул в глаза.
      — Давай поиграем в салочки! — сказал он. — Я совсем настоящий слоник!
      — Нет, Витька, не настоящий ты слоник. — Я потрепал сына за ухом. — Во-первых, ты зеленый…
      — Это чтоб в траве прятаться!
      — Ну, что зеленый, это полбеды. Главная беда в том, что у настоящих слонов задние коленки…
      — Что такое беда? — перебил слоник, моргая глазенками.
      — Ну… — Я растерялся. — Беда это… Даже не знаю, как тебе объяснить. Ошибка? Да, наверно ошибка. Так вот, ошибка твоя в том, что у слонов задние ноги сгибаются как у людей — вперед. А не как у лошадок. — Слоник заметно приуныл. — Далее: у слонов другая посадка головы. Помнишь, мы с тобой рисовали сначала скелет, затем мышцы, затем кожу? И форма туловища у слонов куда более сложная, а у тебя похоже на свинку-копилку…
      Слоник обиженно хрюкнул, взмахнул хоботом и отвернулся.
      — Не обижайся! — Я потрепал его по загривку. — Папа просто хочет, чтобы ты хорошо разбирался в дизайне животных.
      — Может, в прятки? — предложил слоник.
      Браслет на запястье пискнул.
      — Витя, мне уже пора…
      Слоник хрюкнул и уткнулся в мои колени. Контуры его таяли — слоник принимал форму конопатого мальчишки. Похожего на меня и на Ольгу. Мальчишка всхлипывал.
      — Ну, Витюш, ну что ты? — огорчился я.
      — Я не хочу, чтоб ты уходил! — прохныкал Витька, растирая кулачком глаза.
      — Виктор! — Я поднял сына и посадил себе на колени. — Ты же большой мальчик, правильно? Ты же знаешь, что я не живу в Нульгороде. Правильно? А поэтому не могу оставаться с вами надолго. Ты знаешь, что у всех живых людей есть живое тело. Оно лежит в реальном мире. Оно не может превращаться в слоников и бабочек. Телу надо есть. Телу надо спать. Телу надо ходить в туалет и на работу.
      — Что такое туалет?
      — Это не имеет значения. Так вот, мое тело зовет меня домой. Завтра после работы я снова приду. И в выходные буду с тобой и мамой долго-долго. Ну, с перерывами…
      — Я хочу… — начал Витька и снова всхлипнул, — Я хочу, чтобы ты жил здесь… Все папы живут здесь!
      — Не все. Совсем не все. — Я снял Витьку с колен и поставил его на траву.
      Поднялся.
      Браслет на руке снова тревожно пискнул.
      — До завтра, Витюша… Пора мне. Слушайся маму, хорошо?
      Витька ничего не ответил. И я, не оборачиваясь, зашагал к холму.
      Навстречу из-за холма появилась Ольга — как всегда, попрощаться. Она снова чуть поменялась. Кажется, сделала себе бедра меньше. С каждым месяцем ее было все труднее узнать — не такой она была когда-то. Но — стала моложе и беззаботнее. Изменила прическу и фигуру. Честно говоря, мне больше нравилась ее полная талия, большая грудь и щечки с ямочками. Теперь Ольга была худой, груди почти не заметно, а щеки, хоть и румяные, но впалые — почему-то ей так нравилось больше. Так здесь модно. Но улыбка оставалась прежней — Олиной…
      — Поссорились? — понимающе спросила она.
      — Нет. Поиграли. Витька капризничает, не хочет, чтобы я уходил…
      Ольга отвела взгляд.
      — Ребенку трудно без отца, — произнесла она сухо и поджала губы. — Мне тоже тебя не хватает, Костя…
      — Оля… — Я взял ее за руки. — Ну зачем ты это говоришь? Ты же знаешь, что я с работы первым делом бегу к вам! Всегда так было, даже когда не было этого проклятого Нульгорода…
      — Проклятого?
      — Божественного! Не важно! Всегда мужья приходили в свои семьи вечером, после работы!
      — Да… — беззвучно сказала Ольга. — Почему ты всякий раз делаешь вид, будто забыл про разницу времени? Тебе так легче жить? Я напомню, Костя. Напомню. В Нульгороде время идет быстрее. И здесь мы ждем тебя с твоей работы целых две недели…
      Браслет снова предательски пискнул. Ольга услышала и вздрогнула.
      — Оля! Ну что ты меня терзаешь? Зачем? Оля, я живой человек, понимаешь? Извини! Да! Я пока живой! Мне и так тяжело! Я очень устаю! У меня тяжелая работа, весь день на ногах! На обычных человеческих ногах! Ты уже забыла, что ноги умеют уставать?
      — В Нульгороде нужны дизайнеры… — медленно произнесла Оля, глядя в сторону. — Очень нужны. Ты смог бы работать по специальности. Это у вас там дизайнеры никому уже не нужны, а здесь… Здесь никто так не нужен, как профессиональный дизайнер!
      Я взял ее за плечи и обнял.
      — Оленька…
      — Что, Костя? Что?
      — Оленька… Ну как ты можешь? Зачем ты так меня? Я живу — там. Сюда я всегда успею. Верно?
      — Костенька… — ее плечи дернулись. — Ты знаешь, как я за тебя волнуюсь? Ты знаешь, как я боюсь за тебя? Каждый раз, когда ты уходишь, а я… — Она всхлипнула. — Мы ждем тебя с Витькой две недели… Две недели… Думаешь, он не понимает? Думаешь, он не волнуется вместе со мной?
      — Да чего вы волнуетесь, глупые люди?!
      — Мало ли что? Мало ли, что случится? Мало ли людей умерло вдалеке от терминала, не успев выйти в Нульгород? Кирпич внезапно упадет! Автомобиль собьет на шоссе! Мало ли!
      — Да я уже не помню, когда последний раз видел живой автомобиль… — пошутил я и понял, что неудачно.
      — У твоего мира нет будущего… — вдруг жестко сказала Ольга.
      Непривычно резануло это «твоего мира». Но куда больше резануло другое.
      — Что? — опешил я. — Как ты сказала? У моего — нет будущего?!! У моего?!! Нет будущего?!!
      — Да. И ты это знаешь сам.
      — Оля… — я взял ладонями ее лицо и повернул так, чтобы смотреть глаза в глаза. — Оля, ты с ума сошла? Если у реального мира нет будущего, то что станет с этим?!
      — Что станет?
      — Да вы здесь совсем уже с ума все посходили?!! Вы совсем уже забыли, кто вы и где?! Кто будет вырабатывать вам энергию? Ремонтировать и создавать вычислительные блоки? Добывать кремний, в конце концов? Кремний для кристаллов всей этой проклятой электроники, когда она начнет под вами сыпаться в реальном мире?! Кто?!
      — Роботы будут, — ответила Оля. — Управляемые дистанционно из Нульгорода. Ты отстал от жизни. Это новый проект, у нас только об этом и говорят по Теле.
      — Оля! Вы забыли, что такое реальность! Что ты вообще говоришь такое? Ты действительно хочешь, чтобы роботы заменили всех живых людей на планете?
      — Жизнь на планете опасна и не приспособлена для человеческого разума. Кто согласится там жить дальше, кроме чурок и упертых, вроде тебя? В реальности должны жить роботы.
      — Да ты понимаешь, что ты сейчас говорить? — возмутился я. — Это же смерть! Смерть человека на планете!
      — Костя, это — жизнь человека, — уверенно сказала Ольга. — И жизнь эта — здесь. А смерть человека бывает только в вашем мире. Страшная, и навсегда. Здесь смерти нет.
      Браслет ожил снова, заверещал и больше не умолкал. Я нажал кнопку и вывалился из Нульгорода.
 

***

 
      Попадание в реальность было как всегда неприятным. Кружилась голова, стучало в висках и слегка подташнивало. Давил переполненный мочевой пузырь и очень хотелось есть. Всегда меня это удивляло — вроде и тошнит, а есть все равно хочется. Я посидел еще немного с закрытыми глазами, подождал, пока утихнет круговерть в голове, и открыл глаза. Поднял руку, сорвал с головы шлем и положил на терминал, стараясь не перекрутить провода. Огляделся.
      Серая неубранная комната в огромной пустой квартире. Нашей квартире. На девятом этаже полупустого каменного дома сталинских времен. Кровать. Терминал. На кухне холодильник. Что еще нужно?
      Я встал, держась за стенку, и дошел до туалета. Зашел в ванную — горячей воды не было уже много месяцев, стало ясно, что она больше здесь не появится. Но сегодня и холодная была какой-то липкой и ржавой. Кое-как умывшись, я добрел до кухни. Лампочка тут не горела уже давно, руки не доходили заменить. Зато свет пока горел в холодильнике, если его открыть.
      Но, уже взявшись за руку, я вспомнил, что забыл купить какой-нибудь еды на вечер. Просто забыл. Я потянул ручку — холодильник оказался совершенно пуст. Забыл — и все тут. Черт побери, может и правду говорят, будто от ежедневного входа-выхода портится мозг и память? Хотя нет, это ж не та память, купить еды… Память — это воспоминания. Ухудшается ли она — никак не проверишь. Как проверить, все ли детские воспоминания ты сохранил, из тех, что помнились еще вчера? И даже спросить не у кого — кто здесь остался из друзей? Все в Нульгороде. А вот там у них с памятью хорошо. Все хорошо у них с памятью. Они же ничего не забывают, что хотят запомнить — все помнят. Мы для того здесь и работаем, чтобы у них не было недостатка ни в какой памяти…
      Я вдруг понял, что сжимаю кулаки от злости. Но не потому, что я злой. Просто на меня всегда так действует голод.
      Я посмотрел на часы — через шесть часов вставать на работу. Но есть хотелось дико. Сколько я уже не ел?
      Скрипнув зубами, я стал напяливать штаны и куртку. В конце проспекта Юбилея вроде был круглосуточный продуктовый.
 

***

 
      Моросил осенний дождь, и где-то тоскливо выла собака. Работающих фонарей на всем проспекте оказалось два. И то один агонизировал — то вспыхивая в полный накал, то срываясь в тусклый синий диапазон. Похоже, он делал это в такт завываниям собаки. Уж не знаю, что там с памятью, но я четко помнил то время, когда проспект Юбилея был живым — по тротуарам текли пешеходные толпы, на мостовых гудели долгие автомобильные пробки… Когда же это было? Всего каких-то лет пять назад. Сейчас в темноте проспект казался в три раза уже. Раньше по обеим сторонам тянулись стеклянные витрины магазинов, которые светили и днем и ночью. Сейчас витрины скалились клыками битого стекла и хищно разевали черные пасти.
      Лишь один магазин по-прежнему светился вдалеке приятным светом и, кажется, работал. По крайней мере, оттуда долетала музыка, кажется фолк-рэп. Я сперва решил, что это круглосуточный продуктовый, и сразу что-то перевернулось в животе. Но когда подошел поближе, увидел светящуюся вывеску «Мир яда» и логотип: неоновую змею, обвивающую рюмку…
      Собственно говоря, чего я ожидал здесь увидеть? Больше ничего не светилось на проспекте Юбилея. Давненько я здесь не был ночью. Месяца два. С работы — в гастроном. Домой — и в Нульгород. Из Нульгорода вывалился — поесть и спать, чтоб утром снова на работу. Я еще раз огляделся. Темнота. Уж если на Юбилея теперь ничего по ночам не работает, то что говорить про мелкие улочки?