1

Знаю, что произойдет в тот миг, когда я открою глаза. Открываю их, и тут же все мои предвиденья сбываются. Несколько паровых молотов начинают изнутри раскалывать мой череп, а комната медленно вращается вокруг моей постели.

Зажмуриваюсь, но это не улучшает ситуацию. Оказывается, что если я уж решился на то, чтобы открыть глаза, далее следует держать их открытыми. В противном случае я стремительно падаю в пропасть, как в лифте, у которого оборвался трос. Итак, я держу глаза открытыми и стараюсь не моргать, потому что этот, такой безболезненный в обычных условиях процесс, снова пускает в ход всю батарею паровых молотов.

Поднимаюсь в постели и сажусь. Реакция на это безумно смелое движение не заставляет себя ждать: мой череп разлетается на куски, а комната закручивается в стремительной карусели.

Левой рукой осторожно, стараясь не поворачивать голову, ощупываю столик, стоящий у кровати. Что-то падает. Часы. Рука прикасается к телефону, пачке папирос — и вот уже край столика. Постепенно поворачиваю голову вместе с верхней половиной туловища влево. Это вызывает приступ боли в области позвоночника и стреляет в виски. Самое обидное, что я при этом не нахожу на столике предмета, которого так настоятельно требует мой организм — стакана с водой.

Медленно опускаю ноги на пол. Встаю. И в тот же миг снова оказываюсь на постели. Головокружение нокаутирует меня. Выждав некоторое время, пытаюсь повторить свой трюк. На этот раз мне удается, опираясь о стену рукой, удержаться на ногах. Еще минута, и я буду в силах добраться до ванной комнаты.

Снимать пижаму мне не приходится, так как, оказывается, я ее вовсе не надевал. Висит себе преспокойненько над ванной. Холодный душ творит чудеса. Выхожу из ванной с запасом сил, достаточным для того, чтобы побриться.

Я еще не совсем пришел в себя, но, к счастью, на помощь мне приходит автоматизм каждодневных движений и привычек: я бреюсь, возвращаюсь в комнату, достаю из шкафа чистую рубашку, вязаный галстук, костюм, зажигаю в кухоньке газ и варю кофе.

Нужно чем-нибудь подкрепиться. Поджарить пару яиц с ветчиной. Нет, не с ветчиной, меня воротит при одной мысли об этом. Приготовлю себе пару яиц всмятку. Открываю холодильник…

И в этот миг припоминаю ВСЕ!

Только не думать об этом! Это единственный способ удержаться на поверхности и худо-бедно функционировать. Глотаю обжигающий кофе. Дую на него. Допиваю. Определенно помогает. Закуриваю. Наливаю еще одну чашечку кофе. Я в форме. Голова еще хрупкая, но боль прошла. Может быть, и с ТЕМ удастся управиться? В конце концов — мало ли что померещится!

Возвращаюсь в комнату, поднимаю с пола часы. Ходят. Десять минут десятого. Передо мной новый прекрасный день.

За окном солнце. Утро ранней осени. Смутно припоминаю, что ночью хлестал проливной дождь. Перед моими глазами снова возникает мерцающее стекло автомобиля, залитое струями воды, потоки дождя, пронзенные двумя лучами света, и в этих лучах, на мокрой улице…

Стоп, отключаюсь. Не буду об этом думать. Нужно собраться с силами, выйти из дома и совершить ряд обыденных дел, не слишком, к слову, утомительных.

Где ключи? В кармане плаща, кажется. А где плащ? В прихожей на вешалке его нет. А может быть, я пришел вчера без плаща? Такого еще никогда со мной не случалось. Плащ должен где-то быть.

Моя комната с нишей — огромна. В нише кровать, столик рядом, кресло, тумбочка. В комнате полный кабинетный набор мебели, включающий в себя кроме прочего большой диван, расположенный спинкой к входу. Он разделяет комнату на две половины.

На подлокотнике дивана замечаю краешек рукава моего плаща. Очевидно, я сбросил его там вчера спьяну. Подхожу к дивану и стягиваю с него плащ. Что-то показывается из-под плаща. Что-то, лежащее на диване, что-то, чего я вчера, очевидно, совершенно не заметил в тот миг, когда швырнул плащ на диван.

Это что-то — труп женщины. Лежит себе удобненько пристроившись, как гость, оставшийся на ночь после пирушки, гость, заботливо прикрытый плащом хозяина вместо покрывала. Все это так, но у меня не было вчера никакой пирушки. И гостей тоже не было. Если мне не изменяет память, я вернулся домой только под утро. Откуда взялась эта женщина?

А, может быть, и это мне только мерещится? Зажмуриваюсь, вновь открываю глаза, смотрю. Нет, не исчезает, лежит на диване. Еще раз закрываю глаза. Открываю. Женщина существует наяву. Я не могу успокаивать себя мыслью, что это белая горячка. А впрочем, может быть, так и лучше.

Конечно, лучше уж так. Труп — это всего лишь труп. Мертвый человек, присутствие которого на моем диване каким-либо способом, но выяснится. А вот ТО — то гораздо хуже. ТО я видел ясно, хотя оно и не существовало.

Труп, лежащий здесь, конкретный труп, я сказал бы, совершенно зауряден. Худая, скромно одетая дама. Довольно поношенные черные туфельки, тонкие ноги в нейлоне, черный костюм не первой молодости, на шее шелковый шарфик в крупную черную и белую клетку. Худое лицо, узкие губы, слегка искривленные в предсмертной гримасе, полуприкрытые глаза почти без ресниц. Из-под немодной черной шляпки выбиваются волосы неопределенного цвета. Возраст определить трудно. Скорее всего — около пятидесяти. Но не следует забывать и того, что смерть не омолаживает. Руки без перчаток, ногти без маникюра. При жизни покойница смахивала, вероятно, на учительницу географии или что-нибудь в этом роде. Знаете этот тип.

Беру ее руку, пытаюсь приподнять. Рука окоченела, моя покойница перенеслась в вечность минимум несколько часов назад. Чего-то не хватает при этом трупе, убранном старательно, как к воскресной мессе. Не хватает сумочки. Нет ее ни на полу, ни где-нибудь поблизости. Это значит, мне не удастся легко узнать, чьи останки приютил так гостеприимно мой диван; документы, вне всякого сомнения, были в сумочке.

Неожиданно я слышу щелканье замка входных дверей. Уборщица! Разумеется, я мог бы выбежать в прихожую, закрыв за собою дверь в комнату, встретить уборщицу там и отправить ее домой под каким-либо предлогом. Так поступил бы на моем месте каждый разумный человек.

Каждый. Но не я. Подобный простейший выход просто не приходит мне в голову. Единственное решение, которое я принимаю в растерянности, выглядит совершенно по-другому.

Я беру труп на руки и тащу его к дверям балкона. Локтем прижимаю ручку двери, ногой распахиваю ее. Мой балкон, строго говоря, не является балконом. За дверью только место для ящика с цветами и небольшая железная ограда. Опускаю труп на эту ограду и бросаю взгляд вниз.

Внизу подо мной еще два этажа и улица. Широкая, шумная, по ней проносятся автомобили и автобусы, тротуары полны людей.

Рассчитываю на то, что никому из них не придет в голову именно в этот момент посмотреть вверх.

От глаз прохожих меня частично заслоняет балкон нижнего этажа. Настоящий балкон с каменной литой оградой. Вижу под собой целый ряд этих балконов. Все они — пусты.

Поднимаю труп на руках над железной оградой, наклоняю его и роняю вниз. Тело приземляется на балконе находящейся подо мной квартиры, издавая при этом малоприятный глухой хруст. Быстро возвращаюсь в комнату, закрываю дверь, утираю пот со лба.

Из кухни доносятся отголоски возни, льющейся воды и громкое сопение. Уборщица в разгаре битвы за чистоту и порядок. Думаю, она в бешенстве: я оставил вчера окно кухни раскрытым, и потоки дождевой воды сделали свое дело.

На цыпочках выбираюсь в прихожую и украдкой выскальзываю на лестницу. Спускаюсь на второй этаж. На дверях квартиры подо мной не вижу никакой таблички. Стучу. Никто не открывает. Стучу еще раз. Тишина. Осторожно прикасаюсь к ручке. Дверь открыта!

Вхожу в квартиру. Комната аналогична моей. Но какая угрюмая нищета царит здесь! Несколько допотопных кресел с пучками торчащих волос и вылезающими пружинами, столик без одной ножки, подпертый томами старой энциклопедии, пустой шкаф с выбитым стеклом, разбросанные по комнате предметы одежды вперемешку с надбитыми тарелками, и кастрюли с остатками пищи — как дополнение этой роскошной картины. И на всем — толстый слой пыли, а в воздухе запах, как в клетке со львами.

Балконная дверь прикрыта. Из комнаты не увидишь то, что лежит на балконе, так как низ двери деревянный. Стекло начинается лишь в метре от пола.

Приоткрываю дверь — и вот моя покойница. Лежит себе преспокойненько на бетонном полу, прикрытая от улицы каменной оградой. Выхожу на балкон и принимаюсь за самую трудную часть мероприятия.

Беру труп на руки, опускаю его спиной на левую ограду балкона и взглядом мерю расстояние до балкона соседней квартиры. Расстояние не такое уж большое, метра полтора. Но перебросить труп не так-то просто: у меня совершенно нет места для размаха да и весит он больше, чем можно было бы предположить по внешнему виду.

Собираюсь с силами и решительным движением перебрасываю тело вдоль стены влево в сторону соседнего балкона. Оно приземляется как раз на ограде балкона и в течение бесконечно долгой секунды балансирует в этой позиции, как бы выбирая, в какую сторону перевесить. Если я бросил слабо, если перевесят ноги, тело упадет на улицу. Перевешивает голова, тело сползает с ограды на соседний балкон и исчезает там.

Тяжело вздыхаю. Потом прикрываю дверь, пробегаю по комнате и вот я уже на лестничной площадке. Останавливаюсь у соседней двери.

На этой двери красуется солидная давней работы медная табличка с выгравированной надписью «Эдвард Рифф и Карл Опольский — адвокаты». Рядом с дверью находится ниша с противопожарным гидрантом. Открываю ее стеклянную дверцу, всовываю руку под гидрант и вынимаю ключ. Отпираю дверь, прячу снова ключ под гидрант и вхожу в квартиру.

Приемная со следами былого великолепия. Плюшевая мебель пообтерлась, но когда-то стоила немалых денег. Журналы на круглом столике помоложе мебели, им, примерно, с годик. Дверь, ведущая в глубину квартиры, закрыта.

Сил у меня хватает только на то, чтобы бухнуться в ближайшее плюшевое кресло. Сажусь. Тяжело дышу. Руки и ноги у меня трясутся.

Вдруг волосы встают у меня на голове дыбом. В комнате за дверью я слышу чьи-то шаги. Женский голос мурлычет «Путь далек до Типперери». В моем сознании проносится видение покойницы в черном костюме, возвращенной к жизни двумя падениями на бетонный пол балконов, представляю себе, как она поднимается с балкона и входит в комнату с беззаботной песенкой на устах. Еще секунда… и она здесь, в приемной.

В это мгновение двери комнаты открываются. Заслоняю глаза руками, не хочу оказаться с нею лицом к лицу. Пение смолкает, тишина, и женский голос произносит:

— Вы к кому?

Голос неуверенный, тихий и, как мне кажется, намного моложе, чем тело в черном костюме. Открываю глаза. На пороге стоит девушка. Никогда в жизни до этого я ее не видел.

2

Она невысокая, не очень изящная, одета в юбочку и недорогой свитерок. Бледное лицо, водянистые глаза и прическа в виде торчащих в разные стороны мышиных хвостиков. Ногти ярко-красные. На ногах нейлон и туфельки на высоких каблуках, явно большего, чем нужно, размера.

Одной рукой она оперлась на косяк двери, другую кокетливо положила на бедро, как на фото Мэрилин Монро. Но глаза у нее испуганные.

— Что вы тут делаете? Как вы вошли? — спрашивает она.

— Я… скрываюсь, — говорю я, соответственно с состоянием моего духа.

— От полиции? — спрашивает девушка. Напугана она еще сильнее.

— Еще не знаю, — отвечаю я.

— Если вы к адвокату, то его еще нет, — произносит она. Забыла уже о Мэрилин Монро, держит теперь руки нормально, ноги носками чуть-чуть внутрь. Страх придает ее лицу не очень умное выражение, крашеные губы приоткрыты, как у рыбы.

— Как раз наоборот, — говорю я, — адвокат есть. Не нужно меня обманывать.

— Вы слишком много себе позволяете, — неуверенно возражает она. — Адвоката нет, и я не знаю, когда он будет. Придите, пожалуйста, через часок.

— Я как раз и есть адвокат, — произношу с уверенностью я.

— Не верю, — говорит она, — теперь как раз вы обманываете.

— Нет, не обманываю, моя фамилия Рифф, и это мое бюро. Что вы сами здесь делаете?

— Вы адвокат Рифф? Правда?

— Хотите заглянуть в мое удостоверение личности? Я должен объясняться с вами по поводу присутствия в собственной приемной? — говорю я. Ситуация начинает забавлять меня.

— В таком случае… я прошу прощения… — заикается девушка. Она приближается ко мне, примеряет к лицу живую улыбку (Мартина Карол в фильме «Наталья») и протягивает мне руку.

— Я ваша секретарша, — говорит она.

— Очень приятно, — произношу я и слегка стискиваю ее руку. — А можно узнать, чем я обязан такой чести?

— Меня прислала Нина, она ведь звонила вам по этому поводу. Действительно, Нина звонила. Нина это моя предыдущая секретарша. Покинула меня месяц назад, так как вышла замуж. Обещала найти себе заместительницу и на самом деле звонила мне о том, что нашла «подходящую особу» и пришлет ее мне. Но все это было недели две назад.

А почему вы не объявились раньше?

— Когда раньше?

— Тогда, когда звонила Нина. Две недели назад. Девушка краснеет, отворачивается. Неужели я сказал что-то не то?

— А в конце концов все равно, — говорю я. — Правда, секретарша нужна мне сейчас, как петуху баня. Но раз уж вы пришли, будем считать, что все в порядке. Умеете вы стенографировать?

Девушка делает большие глаза.

— Тем лучше, — спасаю я ситуацию. — Все равно это не приносит никакой пользы.

В кабинете раздается телефонный звонок. Девушка вопрошающе смотрит на меня.

— Поговорите, — разрешаю я. — И скажите, что меня здесь нет.

Девушка направляется в кабинет. Я вхожу за нею. Плюшевая портьера до самого пола прикрывает балконную дверь. В кабинете не очень светло. Застекленные дубовые шкафы, полные книг и папок, два монументальных письменных стола, старинный сейф и клубные кресла гигантских размеров создают колорит солидности и значительности. Если что-нибудь здесь может поколебать доверие клиента, то это только моя персона. Все остальное излучает благопристойность.

Девушка откладывает трубку,

— Эта особа звонила уже дважды, — говорит она.

— Должно быть, у нее масса свободного времени, — отвечаю я.

— Кстати, как вас зовут?

— Пумс, — произносит девушка.

— Это имя или фамилия?

— Фамилия. Имя мое — Женевьева.

— Предпочитаю «Пумс». Буду вас называть по фамилии. Ладно?

— Как вам угодно, — покорно отвечает девушка.

— Тебе нужны деньги, Пумс?

— У меня осталось еще немножко.

— Это прекрасно. Фирма временно находится на мели. Как только удастся перехватить что-нибудь, поделимся честно. А пока не сможешь ли ты выделить мне десятку? Если мне не удастся опохмелиться, я пропал.

Девушка подходит к столику с машинкой, который, судя по следам пудры вокруг него, успела уже обжить, вынимает из белой пластиковой сумочки два банкнота и подает их мне.

— Благослови тебя Бог, — говорю я, — кстати, а как ты сюда попала?

— Нина дала мне ключ, который забыла вернуть вам.

— Есть еще один. Он лежит всегда в нише под гидрантом, покажу тебе на всякий случай. Веду девушку на лестничную клетку и знакомлю ее с тайничком.

— А пан Опольский когда приходит в бюро? — спрашивает Пумс, указывая подбородком на медную табличку, украшающую нашу дверь.

— Опольским не забивай себе голову. Ему лет сто и делами он занимается максимум раз в два года. Если кто-нибудь очень захочет увидеться с ним, пошли его в кафе Рома, Опольский обедает там ежедневно.

Прислоняюсь к стене у гидранта. Ноги — ватные. Если не выпью в ближайшие минуты, я пропал.

На ступеньках раздаются шаги. К нам поднимается седовласая, давно не причесывавшаяся особа в юбке, застегнутой на половину пуговиц. Я не раз видел ее в нашем подъезде. Обычно она ходит медленным тяжелым шагом, я всегда обгонял ее на лестнице. На этот раз она явно спешит. Останавливается дама рядом с нами.

— Прошу прощения. Не могла бы я позвонить от вас? — произносит она с одышкой.

— Пожалуйста, — отвечаю я. Втроем входим в кабинет. Седовласая поднимает трубку и обращается ко мне:

— Не подскажете номер полиции? Мне нужно срочно позвонить им.

Глаза у нее белые, словно она только что увидела рядом привидение. Насколько я помню, они у нее всегда такие.

— Шесть пятерок, — говорю я.

Дама начинает набирать номер. Ошибается. Начинает набирать снова. На расстоянии нескольких шагов ощущаю ее отвратительный запах. Быстро подхожу к ней и нажимаю на вилку.

— О чем вы хотите звонить в полицию? — спрашиваю я. Дама задумывается на минуту.

— Вы ведь адвокат, правда?

— Именно!

— В таком случае вы мне посоветуете, что делать. Вы, наверняка, разбираетесь в этом. Дело в том, что у меня в квартире — труп.

Пумс вытаращивает глаза. Я отнимаю трубку у седовласой дамы и бережно укладываю на аппарат.

— Кто-нибудь скончался? — спрашиваю я.

— Нет, нет, — говорит дама, — никто не скончался. Вообще, я живу одна.

— Ваша квартира рядом, не так ли?

— Да, шестая. Я знаю вас в лицо уже давно.

— Я тоже знаю вас, — говорю я. — Так что там с трупом? Откуда он взялся у вас?

— Упал с неба, — отвечает моя собеседница. — С неба на балкон. И лежит теперь на балконе.

Пумс прижимает обе руки к груди и втягивает голову в плечи.

— Это вам показалось, — решительно заявляю я.

— Вы так думаете? Вообще-то, время от времени со мною такое случается, — соглашается дама.

— Я постараюсь убедить вас, — заявляю я. — Давайте пройдем к вам.

Выходим на лестничную клетку. Пумс идет с нами. Останавливаемся у двери квартиры ј 6, и ее хозяйка лихорадочно начинает искать свой ключ.

— Я его потеряла. Наверное, забыла в баре. «Двери не заперты», — готов произнести я, но вовремя одумываюсь.

— Я хотела позвонить из бара, но там испорчен телефон, и я, должно быть, оставила ключ у аппарата, — говорит моя соседка и направляется к лестнице.

— Минуточку, — удерживаю я ее. — Может быть, вы просто забыли взять ключ с собою?

Седовласая прикасается к ручке двери, дверь открывается.

— Действительно, я забыла запереть дверь, была очень взволнована, — делает она вывод и приглашает нас войти. Львиный запах хватает за горло. Пумс бледнеет от страха.

— Вон там лежит, — хозяйка протягивает палец в направлении балконной двери.

Подхожу к двери и открываю балкон.

— Тут ничего нет, — уверенно произношу я и начинаю водить рукой над балконом, словно желая продемонстрировать, что там действительно ничего нет. Женщины подходят поближе и всматриваются в голый бетон.

— Я говорил вам, что это вам привиделось, — резюмирую я. Бросаю попутно взгляд на соседний балкон. Если вытянуть шею, можно заметить шляпку моей покойницы. Не оставляю надежды, что седовласая не станет вытягивать шею.

— Но ведь я видела собственными глазами, — упорствует соседка. — Сначала что-то грохнуло на балконе, потом я высунулась и увидела там труп. Совершенно так, словно он упал с неба.

— Когда это было?

— Минут пятнадцать тому назад. Я готовила овсяную кашу, что-то хряснуло, я подбежала и увидела.

— Что вы предприняли после этого?

— Погасила газ. Выбежала из дому, чтобы позвонить в полицию. Магазинчик рядом был закрыт, в баре телефон испорчен. Я припомнила, что у вас должен быть телефон и вернулась.

— Я все поняла, — отозвалась вдруг Пумс. — Вы оставили двери открытыми, правда?

— Да, получается, что так. Это, кстати, часто со мной случается, — признается седовласая.

— Этот труп, следовательно, встал с балкона и вышел себе преспокойно через двери, — говорит Пумс.

— Но это был настоящий труп, совершенно неживой, — возражает хозяйка квартиры.

— Очевидно, еще немножечко живой, упорствует Пумс. — Может быть, он выпал из самолета. Я видела такое в кино.

— Во всяком случае, здесь его нет, — заключаю дискуссию я. — Лично мне кажется, что у вас была галлюцинация… («В этом-то я разбираюсь, с самим случалось не раз», — просится мне на уста.)

— Не представляю, что и думать обо всем этом, — говорит седовласая. — Прошу вас, не рассказывайте никому в нашем доме, ладно? И так уже некоторые считают, что я не того. Не хватало только трупов, падающих с неба на мой балкон. Мне одной так везет.

— Нет, пожалуй, не вам одной, — подхватываю я. — Мы уходим, а вы дайте знать, если произойдет еще что-нибудь в этом роде.

— Большое спасибо, и простите меня ради Бога. Вы мне очень симпатичны. Седовласая протягивает руку на прощанье. Выходим. Уже в приемной слышим, как в кабинете надрывается телефон. Пумс бежит к аппарату.

— Господина адвоката нет дома, — заявляет она в трубку. — Нет, нет, ничем не могу помочь… Когда будет? Сейчас спрошу у него…

— Идиотка! — ору я и вырываю трубку у нее из рук. Пумс с убитым видом прячется за свой столик с пишущей машинкой.

— Алло, — произношу я в трубку.

— Ты еще жив? — отзывается веселый голосок.

— Кто говорит?

— Твоя любимая невеста, не узнаешь? — щебечет голос.

— С каких пор? — спрашиваю я довольно грубо.

— С трех часов утра. Именно в это время ты предложил руку и сердце, — слышу в телефоне.

— Кому? — спрашиваю я.

— Конечно, мне.

— Прошу назвать вашу фамилию, — произношу я официальным тоном, хотя именно в этот момент начинаю что-то припоминать. Впрочем, и голос этот мне знаком.

— Ладно, хватит шутить. Пригласи меня на завтрак, у меня сумасшедший аппетит, — произносит телефон.

— Платить будешь ты?

— Заметано! Через час, ладно?

Стук опущенной трубки. Следую примеру моей собеседницы. Пумс в это время стоит у самой балконной двери, спиной ко мне. Играет со шнурком от шторы. Еще мгновение и потянет за него…

— Пумс, — кричу я. Девушка оборачивается.

— Я сваляла дурака, не сердитесь на меня за это, — говорит она.

— Мелочь, ничего страшного. Садись поудобнее.

Пумс усаживается в кресло. Не вижу выхода, придется посвятить ее в историю с трупом, я нуждаюсь в ее помощи.

— Что ты думаешь об этой седой идиотке? — спрашиваю я.

— Довольно милая особа, — отвечает Пумс.

— А как с этим трупом с неба?

— Загадочная история, я думаю, вам удастся разгадать ее, — произносит Пумс голосом киногероини.

— Не придуривайся, дело не такое уж веселое, — заявляю я. — Этот труп действительно существует. И надо придумать, что нам делать с ним.

— Но ведь его не было там, — протестует Пумс.

— Не было его там, потому что он находится уже в другом месте. Соседке все это не привиделось. Только в тот момент, когда она побежала звонить, кто-то вошел в ее квартиру и перебросил труп дальше. Теперь он вот тут…

Через плечо большим пальцем указываю на дверь балкона.

— То есть где? — уточняет Пумс.

— Открой штору и увидишь.

— Боюсь, — произносит Пумс.

— В обязанности моей секретарши входит умение ничего не бояться. Ты и так не очень высокая профессионалка, а если еще и труслива, то лучше верни аванс и беги записываться секретаршей в монастырь кармелиток, — заявляю я грозно.

— Какой аванс? — удивляется Пумс.

— Ладно, не в этом дело. Боишься или нет?

— Не боюсь, — говорит Пумс. — Что мне делать?

— Подойди к шторе и посмотри, что там за нею, потом продолжим наш разговор.

Пумс послушно направляется к балконной двери. Я отворачиваюсь. Отлично знаю, что она увидит там. И отнюдь не жажду увидеть это еще раз.

Тишина. Наконец шаги. На цыпочках возвращается Пумс в свое кресло. Смотрю на нее. Бледная, но спокойная. (Тоже кино.)

— Ну и как? — спрашиваю.

— Действительно, там труп, настоящий труп, — произносит Пумс тихо, но довольно решительно.

— Выкрутимся, но голову поломать придется, — подытоживаю я. — А вы, что бы вы сделали на моем месте?

— Не знаю, — произносит Пумс.

— Я тоже не знаю. Это не так просто. Труп этот свалился не с неба. Свалился он из моей квартиры, расположенной этажом выше. Я проснулся утром и обнаружил его на диване в моей квартире. Неожиданный приход уборщицы привел к тому, что я сбросил труп на балкон соседки из шестой квартиры. Потом спустился к ней, как раз в то время, как она побежала звонить в полицию, и переправил его именно в эту квартиру, где мы с вами сейчас находимся. Короче: из моей личной квартиры я переправил тело в мою адвокатскую контору. Что же дальше?

— Именно, что же дальше? — спрашивает Пумс.

— Самым простым выходом было бы позвонить в полицию, — говорю я.

— Нет, нет! — с неожиданным оживлением восклицает Пумс. — Не делайте этого!

— Почему?

— Вас будут подозревать. Полиция всегда всех подозревает.

— Это малоправдоподобно. Адвокаты, как правило, не убивают.

— От полиции можно ожидать любого свинства, — убежденно заявляет Пумс. Почему-то мне передается ее убеждение. И действительно, что стоит полиции подозревать и меня?

Голова раскалывается. Нужно приложиться, это определенно. Может быть, после этого хоть какая-нибудь разумная мысль проскользнет в мою голову.

— Я спускаюсь в бар, оставайся здесь и следи за конторой, — отдаю я распоряжение Пумс.

— Ни за что в мире не останусь с ним одна, разве что вы возьмете труп с собой, — решительно заявляет Пумс и хватается за свою сумочку в знак того, что в случае моего отказа готова немедленно покинуть поле боя.

— Боишься мертвой старушки? — издеваюсь я.

— Какой старушки? — удивляется Пумс.

— Ну, этой, — указываю на штору.

— Но ведь там мужчина, — говорит Пумс.

— Где, там?

— За шторой. Вы ведь сами велели мне полюбоваться этим трупом.

— Но ведь это женщина. Худая, правда, но женщина, тут не может быть двух мнений. Что тебе привиделось?

Пумс взирает на меня озадаченно. Я поднимаюсь и подхожу к балконной двери, отодвигаю штору… Ноги мои подкашиваются. Между шторой и дверью лежит что-то.

Это что-то — труп, причем труп мужчины, нет никакого сомнения. Бросаю взгляд на балкон. На балконе лежит еще один труп, так хорошо знакомый мне, особа в черном костюме. Но что, черт побери, делает здесь этот второй труп, труп сверх программы? В голове — туман. Все вместе это попахивает кошмарным гротеском. Никто ведь не находит в своей квартире один труп за другим, причем трупы людей совершенно неизвестных. Потому что этот тип, валяющийся у меня под ногами, тоже не встречался мне никогда раньше. Так же, впрочем, как и дама в черном, выбравшая себе для вечного успокоения место на диване в моей квартире.

Как вам это понравится!? Прелестная пара! Прелестная ситуация! О чем говорить!? Мне невероятно повезло!

И плюс ко всему голова просто раскалывается. Именно в таком состоянии происходят со мной самые нелепые истории. («А когда же им происходить, если ты пьешь, не просыхая», — говаривала обычно Нина).

— Ты права, Пумс, — обреченно соглашаюсь я. — Есть и мужчина.

— Ну вот видите!

— Но на балконе есть еще один труп. Женщина.

— Что за денек, — отзывается Пумс. — И тоже застрелена?

— А что, мужчина застрелен?

— Проверьте сами.

Наклоняюсь, присматриваюсь. Труп полулежит, опираясь головой и плечами о косяк двери. Пиджак распахнут, на рубашке — кровавое пятно.

— Прямо в сердце, — констатирую я. — Умер мгновенно.

— Прошу прощения, мне не совсем хорошо, — говорит Пумс.

Смотрю на нее и вижу, что лицо ее приобрело зеленоватый оттенок.

— Спустись вниз в бар и принеси бутылочку, — командую я. — Но пулей!

Пумс поднимается, идет к двери. Оборачивается.

— У меня нет денег.

— Возьми, — и я протягиваю ей один из банкнотов, полученных не так давно от нее. Пумс исчезает.

Я подхожу к столику, выдвигаю нижний ящик. Вынимаю револьвер, валяющийся там минимум несколько тысячелетий, проверяю обойму. Недостает двух патронов, ни больше, ни меньше. Вспоминаю, что совсем недавно один из моих гостей случайно наткнулся на револьвер в нижнем ящике, и мы попутно убедились, что обойма была набита полностью. Откладываю револьвер и высматриваю местечко, где можно было бы припрятать его получше. Затем набираю номер телефона. Отзывается мне уверенным: «Алло!»

— Хичкок? — спрашиваю я.

— Собственной персоной. Ты обязательно должен помешать нам?

— Кому? В чем?

— Привет, Монти. Как дела, старый пропойца? — отзывается женский голос.

— Салют, Ванда! — говорю я. — Давно приехала?

— Как было запланировано, сегодня в семь утра. Нашла моего супруга в состоянии полнейшего алкогольного разложения, думаю, что твое участие в этом было весьма заметным. А может быть, я ошибаюсь.

— Твой муж вел себя, как ангел, и только вчера дал уговорить себя на пару капель — в честь предстоящего появления любимой жены с юга. Разве это не вполне приличный повод? Как ты считаешь?

— Для вас каждый повод приличен. Невозможно выбраться из дому на пару недель, чтобы, вернувшись не найти руину на месте вполне еще приличного мужчины. И это Франк, никогда не пивший раньше. Что ты сделал с ним, прохвост?

— Без истерики, — отвечаю я. — Твой сладенький Франк раз в жизни решил приложиться к рюмке. И это, безусловно, моя вина. Будь же умницей и не цепляйся к нему. Дай ему трубку.

— Мы еще посчитаемся, — заявляет Ванда, и в трубке возникает Франк.

— Говори покороче. У меня тут буря!

— Ванда безумствует по поводу нашего вчерашнего выпивона?

— Мягко выражаясь, она не в восторге от него. Что у тебя?

— Мне нужно срочно увидеться с тобой.

— С ума сошел! Ты слышишь, что у нас происходит?

— Ты едешь на студию?

— Никуда не еду, хочу побыть с женой, которую не видел сто лет. Возможно, твой прирожденный цинизм мешает тебе понять это, но тем не менее это так. А посему — отвали.

— В моей конторе два трупа, — отвечаю я. — Нужно что-то делать.

— Что в твоей конторе?

— Два трупа. Не знаю, откуда они взялись.

— Глупая шутка? — спрашивает Франк.

— Хотелось бы. Но это не шутка, нужно выяснить, в чем тут дело.