Айлекс поморщился. Если ему, воину и почти человеку, настолько тяжело здесь, то каково приходится дриаде?
      "Медведь ладно, ему по должности положено" - он проследил, как серая горбатая туша рыкнула на дёрнувшихся было наружу завсегдатаев, пригвоздив тех к колченогим табуретам и чуркам, бытовавшим в корчме вместо лавок.
      Вообще, первое, что при входе в заведение бросилось в... нет, не в глаза - в нос, это оказалась настолько густая застоялая вонь спёртого воздуха, что ощущение оказалось словно от пропущенного в голову удара. Казалось, внутренний объем корчмы можно резать тугими пластами и с молодецким хеканьем выбрасывать наружу. Веллини вообще отшатнулась, едва не сев на замыкающего процессию зверя. Зато Майра как ни в чём ни бывало просочилась в кособокое и обгрызенное подобие двери, и уже оглядывалась внутри.
      Да, посмотреть тут было на что. Айлекс поставил бы на спор горсть золота, что подобной диковины не сыскать не только в Семигорье, но и на равнинах. Сваргань такое диво где-нибудь в портовом закоулке Тарнака или на перекрёстке дорог, и народ будет валом валить. "Гоблинская корчма! Нигде не найдёте такой грязи и вони - а одна кружка пойла валит с ног не хуже удара дубиной по голове! Спешите!"
      Всё же, кое-какое подобие обычной стойки тут имелось. Настолько широкое и мощное, что Айлекс пригляделся - и едва не разинул рот. Ну ничего себе - это ж какое подлое проклятие надо наложить на дерево, чтобы ствол окаменел до состояния чёрного, радужно отблёскивающего камня? Особенно добила его ветка с мелкими резными листиками, прижатая когда-то к дереву и нынче печальной красотой выделяющаяся на его шершавой поверхности.
      По бокам неярко горели два немилосердно чадящих масляных светильника, добавляющие свою толику копоти к режущей глаза вони. На боковой стене обретался небольшой зверёк с большим плоским брюшком, ярко светящимся зеленовато-гнилушечным светом. Страдалец оказался прикован к вмурованному кольцу тонкой цепочкой за шею, и ему оставалось только сидеть на специальном уступчике, печально взирая на творящийся в корчме бедлам и сияя голым бесшерстным брюхом.
      На этом, собственно, освещение заканчивалось, если не считать отблесков кухонной печи из задней каморки. Даже если бы воздух был чистым, света всё равно бы оказалось мало. Потолок или что тут его заменяло, вообще оказался не виден - толстый и лохматый, почти ощутимо плотный слой дыма вверху надёжно скрывал его. Ну, а пол... нет, я лучше помолчу - помойку вы и сами способны представить.
      А так, ничего особенного. Кое-как обработанные каменные стены. Столы из дубовых пеньков или слегка обтёсанных глыб камня, совершенно неподъёмные и потому абсолютно непригодные в кабацкой драке табуреты. Но что драться тут любили и даже немного умели, Айлекс готов был поспорить. Рожи у посетителей такие, что не приведи Хранитель. Как на подбор - ни одной целой. То глаз заплыл, то нос набок сворочен. А у вон того, для разнообразия, ухо откушено...
      - Мир этому дому, - осторожно произнёс он. Затем недоверчиво посмотрел на прикипевших седалищами к своим местам гоблинов в живописнейшем рванье, и веско добавил. - Оружие на стойку.
      Подтолкнул коленом медведя.
      - Проверь, чтоб чего не утаили, - а сам прошёл к сооружению из цельного окаменевшего ствола.
      Полез за него рукой, пошарил немного - и вытащил за настороженно прислушивающееся ухо корчмаря Гыгу собственной персоной. М-да, тоже оказался весьма живописный тип - впору самого на цепочку посадить да показывать на ярмарке. Круглая харя наподобие сплющенного ночного горшка, у которого по бокам вместо ручек зачем-то приделаны уши, а снизу тощая козлиная бородка. Под скошенным лбом близко посаженные плутоватые глазищи, что тотчас же забегали словно независимо от воли хозяина. В широкий, почти до ушей рот наверняка залез бы и кулак, если бы удалось его открыть - но сейчас из него вбок росла трубка. И судя по мерзкому запашку, вместо табака корчмарь употреблял то ли сушёную плесень, то ли изрубленные в соломку хорошо ношеные портянки.
      Зато шириной плеч он не уступал дриаде - то есть по гоблинским меркам здоровяк ещё тот. Ну, оно и понятно - при такой работе да с такими посетителями самое оно... Айлекс вдумчиво осмотрел это несусветнее чудо и распорядился:
      - Самую чистую чарку сюда, - а сам взялся за свою флягу. - Эта вода видела свет Солнца и Селены, напиталась запахом ветра и семи трав...
      Как бы в подтверждение, налитая в подозрительной чистоты стеклянную стопку вода заиграла в полутьме корчмы голубоватыми сполохами.
      Айлекс сделал корчмарю жест - выпить. Подождал, пока Гыга задерёт вверх обречённые глаза и подрагивающей лапой осторожно зальёт в себя неизвестную отраву. Однако, судя по тут же расплывшейся на физиономии ухмылке и облизывающему губы тёмному языку, гоблин угощение оценил. Да и со своим немалым опытом догадаться уже должен был давно, что коль посетители не принялись тут же размазывать всех по стенам, то наверняка можно договориться по-хорошему. Потому парень быстренько изложил корчмарю суть своих поисков, а пока тот вполне по-человечески чесал в затылке да соображал, сам повернулся к Майре, что охапками таскала на стойку оружие от гоблинов.
      - Ну, что тут?
      Большую часть добычи составляли грубые, кое-как обточенные дубины всех мастей и размеров. Иногда попадались ножи или кинжалы, тупые и иззубренные до такой степени, что нужно было бы очень постараться, чтобы порезать себе хотя бы палец. Несколько самодельных пик из толстых гвоздей. Две ветхие, латаные-перелатанные пращи, скромно пристроенные гоблиншей сбоку, на фоне этого арсенала смотрелись тоже не впечатляюще. Но окончательно доконала его большая и кое-как заточенная поварская вилка, наверняка подобранная на пепелище или украденная где-нибудь на трактирной кухне.
      Медведь напоследок ещё раз обнюхал толпу оборванцев, мотнул башкой - всё чисто, мол. Проковылял ко входу и сел на ступеньку - впрочем, спиной к стене, а не к двери. Соображает...
      И верно - едва медведь замер у стены, как заменяющее входную дверь недоразумение распахнулось, и в корчму ввалилась ещё компания припозднившихся гуляк. И Айлекс, оставив оружие и Гыгу на попечение уже не так морщащейся Веллини, поспешил вызволять бедолаг из лап медведя. Но тот просто развлекался, лёгкими шлепками вколачивая в гоблинов должное почтение. И когда парень пересёк корчму и приблизился, гоблины уже хлопали глазами, едва не вытягиваясь по стойке смирно, и всем видом изображали - какие они послушные мальчики и девочки, и что им ну совершенно не нужно оружие, и вообще они любят медведей.
      Тем временем трактирщик, коему за помощь обещано было самое ценное - жизнь, а также неприкосновенность заведения, уже пошептался с некоторыми завсегдатаями, и кривоногая служанка с кухни даже принялась обслуживать посетителей. Вообще, то что те пили, лично мне страшно было бы даже понюхать. Если отбивная из крыс особых протестов не вызывала (мясо, оно и есть мясо), то салат из чуть обжаренных ломтиков поганок, живых мокриц и нарезанного в тонкую лапшу светящегося мха поверг Айлекса в лёгкую тошноту.
      Но всё же Гыга приковылял к нему, подёргал за рукав и поведал мало вдохновившее известие. Дескать, если меч отведал орочьей крови, с которыми у гоблинов скорее мир, чем война, то по всей видимости, он обретается в сокровищнице у вождя.
      - Ну что ж... тем хуже для вождя? - вздохнула Веллини, предчувствуя новую мясорубку.
      - Посмотрим, - буркнул Айлекс. И уже с порога обернулся, показал в не скрывающего радости корчмаря пальцем и громко объявил:
      - Я вернусь, Гыга. Если ты соврал, буду медленно резать на тонкие ломтики и скармливать медведю. Понял?
      Судя по реакции гоблина, подобное бесцеремонное обращение со стороны сильного вполне было в духе здешних обычаев, потому тот сразу же бухнулся на колени, едва не увязнув в густой жиже и объедках на полу, и принялся кляться хвостом великого змея, тушёным окорочком крысы и печёнкой тётушки Бирби. Послушав чуть, Айлекс как можно зловеще и мерзко ухмыльнулся, погрозил на прощание кулаком - и наконец-то вышел наружу.
      Воздух здесь показался чуть ли не сладким после корчмы. Ну что ж, вперёд?
      - Веди, Майра.
      И тощая гоблинша, совсем по-мальчишечьи поддёрнув рваные штаны, проворно засеменила вперёд.
      Вождь гоблинов оказался тощим длинноруким субъектом с невыговариваемым именем и такой продувной физиономией, что Айлекс не поручил бы такому типу даже вынести ночной горшок. Но всё же парень припомнил кое-что из уроков старого графа и применил неожиданный, но оказавшийся весьма действенным ход.
      Так мол, и так, о великий, красивейший, умнейший и так далее! Шли мы тут, несли тебе подарки (вождь при этих словах торопливо слопал ещё один ломтик истекающего ароматной слезой сыра и хряпнул стопарик перелитой в замызганный кувшин голубовато мерцающей воды). Да твои воины напали, хотели отнять и сожрать всё сами - пришлось их маленько тово... поубивать, в общем.
      Гоблин, величественно сидящий в продавленном кресле, изображающем трон, и за неимением горностаев весь закутанный в облезлую шубу, которой по глубокому убежению Айлекса, самое место на помойке, с полным одобрением кивнул. И вдохновлённый достигнутым парень ринулся закреплять успех.
      Так мол, и так, мы немного пороемся в твоей сокровищнице? Тебе оно и сто лет не нужно... а мы ещё сыра притащим - да куда побольше этого скромного кусочка.
      Следовало ещё учитывать тот факт, что ощетинившийся сбоку громадный медведь ничуть не скрывал своего воинственного настроения. Он демонстративно разминал украшенные впечатляющими когтями лапы и с самыми мерзкими намерениями присматривался к бледнеющим от страха стражникам. А сам Айлекс расстегнул клапан колчана и держал наготове лук. Да и забавляющаяся ситуацией дриада словно ненароком принюхивалась к зелёной веточке и отмахивалась ею от вони, отчего у гоблинов редкие волосы вставали дыбом, а громадные и без того глаза лезли на потные от ужаса лбы.
      Вождь, поставленный перед выбором - кнут или пряник, сделал правильный выбор. А куда ж ему оставалось деться? Правда, выторговал-таки не одну, а целых две головки сыра... да пусть подавится, обжора косоротый. Вона какой тощий, глисты что ли мучают?..
      Он ходил по пятам за Айлексом, роющимся в сокровищнице. По правде говоря, она больше походила на свалку - причём самого низкого пошиба. Но и здесь попадались интересные находки, и весьма. Чего стоил один только череп здоровенного клыкастого зверюги, который парень сначала принял за просто здоровенную глыбу желтоватого цвета. Или золотой со светящимися камушками скипетр... а, да ну его - вон как злобно ощерился озабоченный (не продешевил ли?) вождь.
      Но мерцающую в глубине таинственными радужными сполохами тонкую хрустальную корону Айлекс хозяйственно прибрал в мешок. Благо гоблин довольно равнодушно отнёсся к тому, проворчав сквозь зубы, что этот кружок с зубцами кусается, когда его берёшь в руки. Да и неприкрыто вздохнул с облегчением, когда этот здоровяк равнодушно прошёл мимо обоих низких широкогорлых кувшинов с золотыми монетами.
      Зато в ответвлении пещеры, где содержалось оружие, порядок обнаружился куда лучше. Парень, озираясь, даже присвистнул от удивления - видимо, не совсем уж безмозглыми оказались гоблинские мастера. Ибо клинки и булавы, копья и доспехи - всё было покрыто тонким слоем ужасно вонючего, но сохранившего железо в неприкосновенности жира.
      И вот уже Айлекс с зачастившим от волнения гладит один-единственный, подходящий по размерам и описаниям клинок. Чуть потемневшая сталь, соразмерность, кажущаяся продолжением руки. А пуще всего - одно лишь ощущение, что это - меч отца!
      - Это тоже забираю, - как можно равнодушнее произнёс он, бережно заворачивая оружие в ветхую холстину.
      Выражение того, что заменяло вождю гоблинов лицо, напомнило своей кислостью сморщившееся печёное яблоко... но он промолчал. Ибо Айлекс выразил желание завершить поиски и вернуться в тронную залу, как гордо назвал он полутёмную, дымную и вонючую, хотя и весьма большую пещеру.
      Здесь оказалось всё без изменений - лишь от гоблинских стражников сильнее несло потом и страхом, да медведь забавлялся, катая по замызганному неровному полу чью-то свежеоткрученную голову с навеки застывшим выражением ужаса на морде. Майра молчала, словно набрала в рот воды, и вообще стояла с таким видом, словно она отродясь была милой пай-девочкой. При всём при том, задумчивая Веллини напрочь отказалась комментировать произошедшее.
      А посему, договорившись с вождём насчёт куда и когда доставить аж три головки сыра, Айлекс повёл своё воинство обратно. Судя по задумчивому прощальному выражению на морде верховного гоблина, тот ничуть не поверил насчёт искренности обещания доставить сыр в нужное место. Но с другой стороны, был весьма рад, что эта троица, до урчания в брюхе нагоняющая страха, всё-таки ушла.
      В корчме у Гыги оказалось всё по-прежнему. Правда, посетители, входя, сразу послушно оставляли оружие на краю стойки, где его проворно прятал хозяин. А при выходе забирали его обратно. И похоже, что это нововведение пришлось корчмарю весьма по душе - на его уродливой физиономии обнаружилось даже что-то вроде улыбки. И налив ему от щедрот ещё стопарик из остатков во второй и последней фляге, Айлекс с лёгким сердцем покинул эту вонючую нору, зачем-то с корнем вырвав из стены кольцо и щедро подарив дриаде светящуюся зверушку.
      Обратный путь не ознаменовался особыми происшествиями. Пару раз пришлось отгонять назойливых соглядатаев, выполняющих приказ вождя разведать - где же чужаки нашли неизвестный ранее вход? Да ещё поразвлекались, уничтожив выводок здоровенных крыс. А, ну да - подъём обратно к расщелине по верёвке омрачился двумя событиями. Первое, это поднимать вверх здоровенного медведя. Парню пришлось тянуть изо всех сил, чтобы подтащить недовольно порыкивающего зверя к потолку пещеры, где Веллини раскачала его подвешенную тушу, чтобы того можно было запихнуть в лаз.
      А второе... о ужас - как же от Майры воняло вблизи! Айлекса едва не стошнило, пока он с гоблиншей на закорках взбирался верх. И ссадив её с плеч, он хоть и вздохнул с немалым облегчением, но потом весь обратный путь принюхивался к себе с нескрываемой брезгливостью.
      Лесные воины тоже демонстративно заткнули носы - после того, как их с изрядными трудностями удалось убедить, что это не пленница и не заложница, и что её вообще не нужно убивать. И едва взошло солнце, создав под кривой сосной столь желанную тень, как уставший, но довольный отряд направился в обратное путешествие - в родные леса.
      Маленькую гоблиншу пришлось вести за руку - от одного только вида светила ей так ослепило глаза, что та не только закрыла их, но ещё и умоляла замотать лицо тряпкой. Потому она всё время спотыкалась, ворчливо и нудно ругалась, чесалась, гоняла вшей и в конце концов довела Айлекса едва не до белого каления.
      И первая же небольшая заводь, образованная в промоине ручьём, стала для скукожившейся Майры и первой стиркой. Нет, то тряпьё, которое и язык-то не поворачивался назвать словом "одежда", стирать никто и не подумал. Айлекс безо всяких разговоров и при полном одобрении собравшихся поглазеть на такое диво лесных жителей сжёг сальные обноски на костре - причём дым поднялся просто на диво жирный и чёрный.
      А две нимфы тем временем мыли тихо поскуливающую от страха и холодной воды гоблиншу. По мнению парня - изгаженной, мутной от грязи водой из ручья теперь седмицу нельзя ничего было поливать, не говоря уж о том, чтобы пить. Да и скорее всего, ниже по течению всплыли кверху брюхом не только рыбёшки, но и лягушки... но в присутствии лесных жителей лучше бы о том промолчать.
      Кстати - Майра оказалась рыжей и очень белокожей. Просто на удивление. Хотя, чему тут удивляться - это дрожащее и съёжившееся от холода существо впервые отведало лучей солнца. И когда нимфа заткнула завывающий от ужаса рот пригоршней земляники, а другая надела на тощую гоблиншу цветочную тунику, зрелище оказалось очень даже ничего. В том смысле, что блевать и удрать подальше, причём в наветренную сторону, уже почти не тянуло.
      Ну что ж, всё хорошо, что хорошо кончается?
      Если бы. Уже на дальних подступах к родовому замку Эверардов Айлекс ощутил смутную, подспудно грызущую его тревогу. Стоило признать, что спутники его ничуть не разделяли волнений - а посмотреть на такое диво, как гоблинша, по очереди сбежались едва ли не половина обитателей окрестных лесов.
      - Нет, я ничего такого не чувствую, - мать обняла сына, едва дождавшись, пока тот скинет с плеч поклажу и отложит чуть дальше острое холодное железо.
      И всё же, его не покидало ощущение чего-то неминуемого. Где, где он, Защитник, допустил небрежность? Вроде бы, на это лето орки с полночных пустошей не полезли в набег. Проворно и неутомимо снующие по всем лесным тропам дознатчики не обнаружили ничего такого подозрительного. Но Айлекс никак не мог отделаться от чувства, что в напоенном ароматами зелени летнем воздухе так и дрожит тревожное ожидание.
      А-а, всё будет хорошо - даже если будет иначе!..

* * *

      Серо-песочного цвета крыса ещё раз прислушалась. Нет, всё тихо. Уснули наверху глупые и шумные человеки, ушли на сегодня из этого погреба величавые и важные духи. И даже порхающие радужные малявки, от которых только звон в ушках да мельтешенье во взоре, угомонились в своих приторно-вонючих цветках. Лишь бестелесный призрак пухлой белобрысой мадамы бесцельно слоняется меж бочек с соленьями, но его и других подобных ему крыса давно уже не боялась. Ни запаху от них, ни зубом цапнуть - а так что ж, пускай шастают. И она проворно взобралась по стояку полок, косясь на истекающий ароматом окорок чёрными бусинками глаз и в вожделении шевеля длинной усатой мордочкой...
      Притаившаяся на потолочной балке Майра тихо улыбнулась. Переглянулась со старым котом-мышеловом, у которого от восхищения при виде такой знатной добычи даже глаза блеснули. Ну спасибо, дружище - хорошее место показал! Котяра неслышно дёрнул ухом, ещё в детстве разорванным большим крысом почти надвое, демонстративно выпустил из мягких подушечек лап впечатляющие когти. Но гоблинша отрицательно покачала пальцем, перехватила поудобней кинжал.
      И сиганула со своего насеста вниз.
      Словно гром поразил во тьме погреба незадачливую лазутчицу крысиного роду-племени. Ускользнуть от такой знатной охотницы, как Майра - и кому, разжиревшей крысе из человековского замка? Не смешите! Один высверк подаренного старым графом кинжальчика, самой крысятнице вполне сошедшего за короткий меч - и с жутким душераздирающим писком дёргающаяся тушка замерла.
      - Учись, Марсик! - подоспевший котяра в сомнении дёрнул лохматым хвостом, потеребил замершую тушку лапкой, но в глубине своей котячьей души согласился, что охотиться на пару с этой чудной гоблиншей одно удовольствие.
      Вот уже пятая за сегодняшнюю ночь. Что ни говори, а собственноручно выслеженная и придушенная дичь куда вкуснее сытной и жирной подачки. Даже если она жилистая, и при жизни знатно цапнуть может. Недостойно хищника, пусть и маленького, жить на всём готовом - потому ветеран коротко мурлыкнул и с достоинством принялся поедать доставшуюся ему половину. Пусть он сегодня закогтил всего только двух, но видит Небесная Кошка - всё же не посрамил усатого-полосатого роду-племени перед этой востроглазой и ловкой охотницей, недавно объявившейся в графском замке.
      Если так и дальше пойдёт, то крысы скоро и вовсе кончатся... котяра миг-другой прислушался, как хрустят косточки на зубах аппетитно чавкающей Майры. Затем потянулся, вздыбив шёрстку. И, вылизывая лапу, наглыми зелёными глазами следил, как гоблинша отнесла крысиную голову и насадила на очередной, пока ещё пустой заострённый колышек из многих, в изобилии воткнутых в дальнем углу.
      Хех, человеки охотятся на тупоголовых вонючих орков - правда, почему-то не едят их, но головы на колья насаживают. А у нас тут своя маленькая война, и мы тоже умеем собирать трофеи.
      Майра терпеливо пересчитала укоризненно глядящие и оскалившиеся крысиные морды. Двадцать девять - а неплохо! Покойный братец, который передавал ей тонкости ремесла во тьме подземных пещер и которого потом сожрал Великий Змей, был бы доволен нынче своей ученицей... гоблинша с удовольствием щёлкнула по носу ещё не остывшую голову последней добычи и улыбнулась.
      Свой завтрашний ломтик сыра она отслужила на совесть. Уж коль этот наводящий дрожь Защитник не соврал, и в замке человеков её, маленькую гоблиншу, приняли куда лучше чем в родных подземных норах, то Майра знает что такое благодарность.
      Она накинула снятое перед охотой платье, пошитое ей служанкой. Разгладила ладонями на себе и ещё раз полюбовалась шелковистой гладкости чистой и вовсе не рваной ткани, улыбнулась. А жрец ослепительного Солнца вдобавок обещался выучить разбирать эти чудные знаки в книгах, и даже взять с собой в большой город человеков да показать там всякие диковины.
      Гоблинша прикрыла чуть мерцающие во тьме глаза и попыталась представить себе море - как называл большую солёную воду тот жрец. Получилось что-то огромное, сырое и до дрожи в коленках жутковатое...
      Но Майра улыбнулась. Обняла почти доходящего ей до пояса здоровенного кота, погладила, и вместе с ним неслышно пошлёпала к обнаруженному недавно тесному лазу из продуктового погреба под стол в кухне. Если повезёт, можно и там чего пожевать найти. А нет, так залезть на ворох старых мешков в чулане и уснуть - с чувством лёгкой усталости и хорошо выполненной работы...
      Мир вздрогнул, покачнулся, словно весёлый и непоседливый малыш дёрнул за лапу любимую игрушку. Со свода узкого лаза посыпались камешки, еле освещённое отверстие впереди заволокло пылью. Только Майры уже не было здесь - в поисках самого безопасного места инстинкт с неодолимой силой толкнул её обратно. Поглубже под землю, в самую узкую и неприметную щель. И когда неведомая судорога земных недр прекратилась, из-за пузатой бочки с квашеной капустой смутно блеснули тревогой две пары глаз.
      Обманчивая тишина длилась недолго. Где-то наверху раздались крики, что-то лязгнуло железом по камням кладки, послышался приглушённый топот множества ног.
      Но ещё долго маленькая испуганная гоблинша сквозь частые удары сердца прислушивалась к обманчивому спокойствию, неосознанно прижимая к себе вздыбившего шерсть и ничуть не меньше прижимающегося к ней старого мышелова. Что это такое было, Майра даже не задумывалась - слепой страх уходил медленно, словно нехотя. Но когда под утро их всё же нашли, малышка спала, убаюканная темнотой, тревожным ожиданием неизвестности и ласковым мурлыканьем большого, мохнатого и уютно-тёплого котяры под боком...
      Большой замок постепенно засыпал. Первой притихла казарма и хозяйские покои - умаявшиеся за день солдаты и их командиры уже забылись тревожным беспокойным сном. Затем погасли огни в кухнях и службах - служанки и слуги гасили огни, дабы в своих каморках вкусить отдыха, сна и прочих скромных и не очень ночных прелестей. Последней затихла арсенальная башня - оружейник с двумя мальчишками, у которых руки растут очень даже из того места, никогда не покидал своих владений, не приведя в должный порядок вверенное ему разнообразное воинское имущество. Чревато, знаете ли...
      И только здесь, в во избежание пожаров вынесенной подальше замковой кузне, притулившейся меж задней стенкой выведенной из камня часовни и надёжноё толщей внешней стены, ещё пылал огонь и звонко постукивали молотки.
      Ярким солнечным цветком пылали угли, что мехами усердно раздувал мускулистый и плечистый мужик. Он уже давно покрылся чернотой от сажи и дыма, и лишь струйки пота прорезали относительно светлые дорожки на его голом торсе. Да ещё белозубая неунывающая улыбка скалилась с такой же лоснящейся закопчёной физиономии. Кузнец и вполне естественно пристрастившийся к подобным делам огненный дух весело и страшно шуровали на наковальне, отчего в ужасе щурился и прятался по углам заползший в раскрытую дверь ночной мрак.
      - А ну, наддай чуть, - мастер прищурился, глядя на брызжущую оранжевыми искорками поковку.
      Мужик за рукоятями мехов наддал, дух-огневик отхлебнул из литника горна жара и сразу дохнул на изделие - аккуратно, ровно, чтобы не испортить клинок. Указал в пару мест огненным перстом, вроде как погладил. Кузнец тут же часто застучал молотом, поминая чьи-то из задницы растущие руки и поправляя видные только старому мастеру недоделки. Отбросил инструмент в зашипевшую плоскую бадейку с водой, остужаться. А сам уже что-то малиновым звоном выстукивал меленько - махоньким молоточком из неведомого белого сплава, не боявшегося ни огня, ни ржавчины, в своё время за немалые деньги втихомолку купленным старым графом у подгулявших заезших мастеров. Всмотрелся блестящими и покрасневшими от солёного пота глазами, улыбнулся в местами прожжённую бороду.
      - Давай, святой отче, чаруй - кажись, вышло.
      Низенький пузатый жрец с причудливым знаком Всех Ветров на широкой груди, дотоле сидящий в сторонке и вроде безучастно глядящий в раскалённое нутро горна, подхватился с низкой колченогой лавки. Кивнул, голой ладонью выхватил из-под клещей кузнеца светящуюся поковку. Другой рукою поддёрнул повыше рукав - чтобы не затлел - а потом властным жестом воздел её над изредка брызжущем искорками сгорающих пылинок клинком.
      Даже короткая молитва в устах истинно осенённого небесной благодатью - это не шутка. Не бахвальство и не пустобрёх невежды. Сила, сила изливалась из никогда не спящих в горних высях ветров и причудливой вязью ложилась на радостно и неистово полыхнувший навстречу металл. Поверхность помутнела, затем почернела от едва сдерживаемой мощи.
      Дух огня принял почти человеческую форму, перетёк поближе, всмотрелся. Забубнил что-то низким рокочущим басом на неведомом древнем языке, распрямился.
      - Света лунного добавь - осадить чуток надо.
      Жрец кивнул. Шагнул наружу, воздел к ночным небесам светящееся изделие, придерживая за хвостовик. И металл в косо падающих в замковый двор лучах ночного свеила послушно успокоился, покрылся желтовато-серыми потёками - а всё ж узор не сложился.
      - Слушай, это точно меч твоего отца? - поинтересовался неимоверной плечистости мужик, что оставил качать меха и теперь остервенело чесался на буйно поросшей груди.
      Айлекс прекратил подпирать стену в дальнем углу, где устроился подальше от жара и запахов дыма да железа, кивнул.
      - Он у меня в руке всегда пел.
      - И какую песню? - жрец Всех Ветров, что уже вернулся в кузню, нахмурился, глядя на переливающийся мутным жаром клинок в своей руке и что-то сосредоточенно обдумывая.
      Парень чуть смутился, пожал плечами.
      - "Задирай подолы шлюхам", а что?
      Старый кузнец осклабился, коротко хохотнул и кивнул в ответ.
      - Всё верно, малыш - когда-то давно та старая песенка была любимой у твоего отца. Мы с ним вместе, бывало, как... эх, было времечко!
      Жрец нахмурился и неодобрительно покачал головой.
      - А отчего ж такую похабень? - он попробовал пальцем светящееся остриё клинка и поднял на Айлекса мерцающий Силой взгляд.
      Но кузнец и подмастерье тут же дружно вступились за парня.
      - Дык, Альфред в ту пору молодой был, шалопутный. Да и песенка хоть и дрянь, но ритм задаёт чётко - хоть плясать где, хоть молотом бить, хоть в бою восьмёрки влево-вправо нарезать по головам вражьим, - мастер усмехнулся в мокрую от пота бороду.
      И прихлопывая ладонями, с ухмылочкой поглядывая на насупившегося святого отца, скороговоркой пропел:
      - Задирай подолы шлюхам и на деньги не скупись! Гм... ну, и так далее.
      Жрец вздохнул. Посмотрел на него и не сдержался - тихонько и жизнерадостно заржал.
      - Да уж, весело было, пока трактир "Кабанья голова" после одной гулянки не сгорел. Помнишь?.. - он посерьёзнел, взглянул Айлексу в глаза - глубоко, так что захолонуло сердце.
      - Руку давай! Да не левую, дурья башка!
      И едва тот, ощущая как от волнения гулко и страшно заколотилось сердце, закатал рукав, жрец сварливо буркнул что-то из своих тайных обрядов, легонько царапнул горящей сталью по коже - так, чтобы на поверхность меча потом упало несколько алых капель. Старый клинок отца, что после долгих лет забвения и темноты снова отведал горячей крови, сначала засветился неистово ярким, будто спустившимся с небес солнцем.
      Затем словно подавился внутренним светом, распознав родную кровь - не мелочь, как известно. И потух в тот же миг, словно и не был только что раскалён до жёлто-оранжевого нестерпимого сияния.
      За исключением духа огня, что с перепугу сжался в небольшой шар и на всякий случай перетёк поближе к огненному нутру горна, все в кузнице убрали от глаз ладони, удивлённо проморгались от так и пляшущих перед глазами огненно-мутных зайчиков.
      - Ох и зараза, впервые такое вижу, - кузнец протёр слезящиеся глаза. - Ну, не томи, отче - что там вышло?
      Однако почтенный жрец разразился отборной руганью, приплясывая на месте и тряся рукой. Точно как тот старый матершинник-боцман, добрый десяток лет бывший живой достопримечательностью в любом кабаке Тарнака и окрестностей на добрый десяток лиг вокруг.
      - Кусается, железяка!.. - он загнул ещё немного - в закатного ветра твою гоблин-перемать, пять поганых гробов повапленных да в чью-то ж... гм, задницу. Но слышно было, что это уже так, без прежнего запала - больше по привычке.
      А на утоптанном до звона земляном полу лежал ладный клинок, и склонившиеся над ним люди да по неуёмному любопытству просочившийся меж них огневик с удивлением увидали, как по поверхности стали медленно плывут, переливаясь и сменяя друг друга, прихотливые растительные узоры. То мелколистный побег папоротника радовал взоры нежной зеленью, то меж густых листьев черёмухи распускались пышные соцветия, затем плавно сменившиеся летним разнотравьем.