Правда, Андрей Белый принадлежит к другой секте теософии, отвергнувшей Альциона, — к западной теософии, к «антропософии» Рудольфа Штейнера, купно с которым и сотнями верующих строит уже давно теософский храм, johannesbau, в швейцарских горах; в Дорнахе — тоже в чаянии приближающихся эсхатологических событий. — Но чем же эта затея мюнхенского Пер Гюнта лучше восточно-теософской затеи инсценировать второе пришествие Христа?
 
      Всего этого пока не видит Андрей Белый. После многих бесплодных попыток спасения из ледяной пустыни, из «пустыни бессмыслия» — он чувствует себя воскресшим в истине теософии. Он чувствует себя возвращенным на свою родину, вне которой он так долго скитался в попытках пути спасения: «вернулись—из долгих скитаний!.. Проснулись!.. О родина, здравствуй!» («Родина», 1909 г.). С этих пор все его немногочисленные стихотворения 1910–1914 гг. проникнуты радостью «истины», блаженным сознанием достижения Слова, выводящего измученную душу из пустыни бессмыслия:
 
Открылось мне: в законах точных числ,
В бунтующей, мыслительной стихии —
Не я, не я — благие иерархии
Высокий свой напечатлели смысл…
(«Мысль», 1914 г.)
 
      Смысл этот открывает Андрею Белому — теософия. Он счастлив, он нашел выход из пустыни бессмыслия, нашел ответ на пилатовский вопрос; личные же его вопросы, его «боли» — все те же, какие сопутствовали ему на протяжении всей его жизни; И он прекрасно говорит о себе:
 
Мои многолетние боли, —
Доколе
Чрез жизни, миры, мирозданья
За мной пробегаете вы?
В надмирных твореньях,
В паденьях
Течет бытие, но—о Боже! —
Все строже, все то же:
Все то же сознанье мое.
 
(«Мне снились», 1914 г.)
      И он вправе говорить так о себе. От начала своего творчества и до последних дней его Андрей Белый совершал «все тот же» путь — путь исхода из ледяной пустыни, «все то же» искание истины вело его. И, совершив этот путь, он вернулся к исходной своей точке, истину и спасение увидел — в Христе-Грядущем. Первое стихотворение, открывающее в 1900 году книгу его стихов, гласило о пришествии Мессии: «вот — идет… И венец отражает зари свет пунцовый. Се — венчанный телец: основатель и бог жизни новой…». Последнее стихотворение его 1914 года замыкает круг и возвращает нас к истокам творчества поэта:
 
Открылось!.. Весть весенняя!.. Удар молниеносный!..
Разорванный, пылающий, блистающий покров!
В грядущие, громовые, блистающие весны,
Как в радуги прозрачные, спускается Христос.
И голос поднимается из огненного облака:
 
 
«Вот — чаша благодатная, исполненная дней!»
И огненные голуби из огненного облака
Раскидывают светочи, как два крыла, над ней…
 
      Круг завершен и должен повториться в грядущем творчестве Андрея Белого. Если сумеет он сойти с нынешнего своего «пути безумий», снова должен будет он припасть к земле, возвратиться к народу; и хотя новое возвращение его будет «все то же», но оно будет и «все строже», все глубже, все требовательнее к себе. И если на новых, будущих путях своих Андрей Белый не отойдет от литературы, мы вправе ждать от него еще многих и многих достижений; но уже и прошлое делает его навсегда достигшим ее вершин. В жизни и творчестве он не пойдет вспять; в жизни и творчестве Андрей Белый не остановится. А куда придет он и чем кончит — это, к счастью, закрыто и от него и от нас.
 
       1915 г.