ТАМОЖЕННИК И ОВЦЫ

С давних пор людское воображение занимает летаргический сон. Спящая красавица из сказки Перро, Рип Ван Винкль у Ирвинга, пушкинская Мертвая царевна, которая «как под крылышком у сна, так тиха, свежа лежала, что лишь только не дышала», Поток-богатырь у А. К. Толстого, — сколько их, проспавших кто года, кто десятилетия, кто века. Спали летаргическим сном не только поэтические персонажи, но и сами поэты: Эпименид из Креты, по преданию, проспал в пещере 57 лет.

Долгий сои сказочных персонажей немногим отличается от летаргического сна пациентов неврологических клиник. Не в пример Мертвой царевне, они, конечно, дышат, но дыхание у них такое слабое и сердце бьется так редко и тихо, что и впрямь можно подумать, что они мертвы. В долгом летаргическом сне умственное развитие затормаживается. Одна девочка из Буэнос-Айреса заснула, когда ей было шесть лет, и проспала четверть века. Когда она проснулась, она попросила принести ей кукол. Нередко останавливается и физическое старение. Беатриса Гюбер из Брюсселя проспала двадцать лет. Пробудившись, она выглядела такой же юной, как и в далекую пору своего бодрствования. Но чудо длилось недолго: за год она постарела на те же двадцать лет.

Если не считать летаргического энцефалита, о котором мы однажды уже рассказывали, и сонной болезни, которую вызывает разносимый мухой це-це микроб трипаносома, все прочие разновидности патологических спячек имеют, судя по всему, психогенное происхождение. Неврологам хорошо знакома так называемая периодическая спячка, при которой сон продолжается от нескольких часов до двух-трех недель. Мышцы у спящих расслаблены, артериальное давление понижено, на электроэнцефалограмме — сонные веретена. Стадия сонных веретен сама по себе неглубока, но разбудить спящего невозможно. Во время сна люди убавляют в весе, организм их обезвоживается, просыпаясь, они жалуются на головную боль и слабость. Подвержены такой спячке чаще всего молодые женщины.

В периоды войн со многими случаются приступы «истерической нарколепсии», солдаты засыпают внезапно, разбудить их не удается. Приступы длятся иногда несколько минут, иногда несколько часов. Но солдаты — все-таки солдаты. Нарколепсия у жителей прифронтовых городов длится по нескольку суток. Глаза у них открыты, еду, вложенную им в рот, они проглатывают, но во всем остальном это — сомнамбулы. Все это не что иное, как древняя защитная реакция.

Такая же реакция, по-видимому, и летаргический сон. Многим случаям такого сна предшествует психическое потрясение. Когда девятнадцатилетняя аргентинка Мария Тельо услышала, что президент Кеннеди, который был ее кумиром, убит, она заснула и проспала больше семи лет. Аналогичный случай произошел и с одним индийским чиновником. Бопалханд Лодха был министром общественных работ в штате Йодпур. В силу каких-то недоразумений его отстранили от дел, он потребовал расследования, но правительство штата медлило. Полтора месяца Лодха жил в состоянии постоянного душевного напряжения, а затем впал в летаргический сон. Сон длился семь лет, с 1944-го по 1951 год. Все годы Лодха лежал как мертвый, ни разу он не открыл глаз и не сказал ни слова. Его кормили через резиновые трубки, вставленные в ноздри, впрыскивали ему витамины, массировали мышцы и, чтобы не было застоя крови, каждые полчаса меняли положение тела. Неизвестно, сколько бы он спал, если бы не заболел малярией. В первый день приступа температура у него поднялась до сорока градусов, на следующее утро упала до тридцати пяти. В этот день бывший министр начал шевелить пальцами. Вскоре он открыл глаза, а через месяц уже мог поворачивать голову и самостоятельно есть. Зрение вернулось к нему лишь через полгода, окончательно он пришел в себя через год, а спустя шесть лет, в 1957 году, отпраздновал свое семидесятипятилетие.

Одних шок повергает в спячку, других, наоборот, лишает сна. Недавно в газетах промелькнуло сообщение о шестидесятилетнем иракском рабочем Абд Саам Мусе, который не спит вот уже тридцать лет — с того самого дня, когда в автомобильной катастрофе у него погибли мать и сын. Рекордсменов по части бессонницы во всем мире немало: десятки, может быть, даже сотни. Более тридцати лет провела без сна андалузская крестьянка Инес Паломита Фернандес. Она обращалась ко всем врачам, к каким только могла, перепробовала все снотворные, но все понапрасну. Ночи она проводила за шитьем и чтением журналов. Усталости она, как и Муса, не чувствовала никакой. И никаких психических потрясений за нею не числилось. Для рекордсменов бессонницы шок необязателен. Когда бельгийскому таможеннику Жоржу Мазюи было тридцать восемь лет, он стал плохо спать, хотя жизнь его текла так же ровно и гладко, как и прежде. Чтобы заснуть, он начал считать в уме овец — не помогло. Постепенно он увлекся более сложными вычислениями. Тоже не помогло. Врачи только разводили руками. И вот Мазюи уже более сорока лет спит всего по два часа в сутки, а все остальное время занимается извлечением корней, умножением и делением. Чувствует он себя превосходно.

Но действительно ли не спят Муса и Инес? Тысячи людей заверяют врачей, что они не смыкают глаз, но электроэнцефалограмма показывает, что это не совсем так. Пьерон говорил: «Не спит никогда тот, кто спит постоянно». Люди, не смыкающие глаз, могут спать ночью понемногу и дремать незаметно для себя днем; их сон похож на сон акул и дельфинов. Вот те, кто спит по два часа в сутки, может быть, и не спят больше. Поразительно, конечно, как они обходятся таким коротким сном, но — обходятся.

Но все это случаи особые, иное дело — обыкновенная, банальная бессонница, возникающая от самых разнообразных причин. Есть люди, которых она совсем не тяготит, они даже рады ей; они считают, учат языки или просто уносятся на крыльях воображения. Пруст рассказывает, что в юности он мгновенно засыпал с книгой и в течение получаса как бы продолжал размышлять над прочитанным, но это были не истинные размышления, а уже знакомые нам «мысли». «Мне казалось, — пишет он, — что я сам являюсь тем, о чем говорила книга: церковью, квартетом, соперничеством Франциска I и Карла V». А затем наступало пробуждение, и он бодрствовал до рассвета. «Я спрашивал себя, который может быть час; до меня доносились свистки поездов… и, отмечая расстояние, подобно пению птицы в лесу, они рисовали мне простор пустынного поля, по которому путешественник спешит к ближайшей станции; и глухая дорога, по которой он едет, запечатлеется в его памяти благодаря возбуждению, которым он обязан незнакомым местам, непривычным действиям, недавнему разговору и прощанию под чужим фонарем, все еще сопровождающим его в молчании ночи, и близкой радости возвращения…»

Но таких счастливцев, как Пруст, мало; всех нас бессонница тяготит, полжизни готовы мы отдать за крепкий сон. Перебирай в памяти что угодно, бери любую книгу, хочешь — самую увлекательную, хочешь, наоборот, скучную, а в голове все гвоздит одна мысль: заснуть больше не удается, завтрашний день пропал. И тоска какая-то особенная охватывает душу. Как сказано у Тютчева:

. . . . . . . . . . . . . . . . .

Все возрасты подвластны бессоннице. Даже маленьких детей мучит она, но взрослые об этом не знают, потому что дети еще не умеют толком пожаловаться и объяснить, что с ними происходит. А им мешают спать то прорезывающиеся зубы, то колики в животе, то боязнь темноты. Но особенно бессонница терзает стариков. В начале шестидесятых годов шотландские врачи распространили среди 2450 жителей Глазго и Данди анкету со специальными вопросами насчет их сна. Среди сорокалетних всего семь процентов заявили, что спят меньше пяти часов в сутки; среди семидесятилетних таких было двадцать два процента. Только пять процентов из группы двадцатилетних юношей сказали, что часто просыпаются по ночам и встают на рассвете. В группе стариков таких оказалась почти половина.

КОШМАРЫ ФАУСТА

Такое же обследование, только в гораздо больших масштабах, провели врачи из клиники нервных болезней Первого медицинского института. Они распространили анкеты среди 5650 жителей Москвы. В каждой анкете было больше ста вопросов. Обрабатывала весь этот материал вычислительная машина.

На вопрос «Довольны ли Вы своим сном?» пятьдесят семь процентов опрошенных ответили утвердительно, а сорок три — отрицательно. Из этих сорока трех тринадцать были недовольны только длительностью своего сна, десять — только глубиной, а двадцать и тем и другим. Те, кого не удовлетворяла одна лишь длительность сна («мало спящие»), были в основном студенты и старшие школьники — люди совершенно здоровые. На сон им просто времени не хватало. Те же, кому не нравилась и длительность и глубина («плохо спящие»), здоровьем похвастаться не могли. Это были люди главным образом старше сорока лет, обремененные сердечно-сосудистыми и нервными заболеваниями. Одни из них перенесли в свое время энцефалит, другие менингит, у третьих были неполадки в эндокринной сфере. Во сне они разговаривали, вскрикивали, скрежетали зубами, по ночам часто просыпались то от удушья, то от сердцебиения. Эти пробуждения беспокоили их больше всего. У «неглубоко спящих» была приблизительно такая же картина, только на первом месте стояли у них не частые пробуждения, а затяжное засыпание.

Среди тех, кто жаловался на плохой сон, женщин оказалось больше, чем мужчин. Но в клинику, как выяснилось, чаще обращаются мужчины, а не женщины. Чем же это объяснить? Очевидно, тем, что жаловаться и обращаться — не одно и то же. Женщина может пожаловаться, если ее спросят («больная, на что жалуетесь?»), но сама «жаловаться» на плохой сон пойдет лишь в крайнем случае. Женщины, как показал опрос, спят плохо в основном по причинам личным, а мужчины — по «производственным». Меньше всего жаловались на плохой сон те, кто работал на транспорте и на конвейерах, а больше всего — пенсионеры и домашние хозяйки. Кто не работает, тот не спит! Половина опрошенных призналась в том, что днем хочет спать. Впрочем, любители дневного сна неплохо спят и ночью. Они недосыпают не в физиологическом, а в психологическом смысле.

В деревне — то же почти, что и в городе. Сотрудники Харьковского института психиатрии и неврологии провели анкетный опрос в селах Полтавской области. Всё — как в Москве. Правда, среди недовольных сном оказалось больше «мало спящих» и меньше «плохо спящих». Но тут все закономерно. Деревенским жителям, особенно в летнюю пору, приходится вставать раньше, чем городским, а лечь пораньше не дает телевизор. Столь же закономерным было и отсутствие у деревенских жителей тяги к дневному сну: сызмальства спать днем не приучены.

Из всех тягот плохого сна самая изнурительная — позднее засыпание. Тут какие-нибудь полчаса кажутся двумя часами, а два часа — вечностью. Не сладки и частые ночные пробуждения. Из-за них людям кажется, что они не спят совсем. «Всю ночь голова не отдыхает», — жалуются они. Так оно и есть. Глубокий сон у них чересчур короток, он не успевает как следует развиться, и вся психическая деятельность переносится на стадии дремоты и сонных веретен. В этих стадиях сознание толком не засыпает, оно словно раздваивается, как при нарколепсии. Человеку снятся «мысли», и он почти осознает это; и весь этот полусон субъективно воспринимается как бодрствование. Электроэнцефалограмма показывает, что человек в общей сложности проспал за ночь семь часов. Как будто жаловаться грех. Но что это за сон! Вместо пяти циклов «медленный сон — быстрый сон» набралось всего три. Структура сна раздробилась, сон был поверхностным. Нет, «плохо спящие» жалуются не напрасно, они действительно спят плохо.

Всех, кто жалуется на нарушения сна, неврологи делят на пять групп. К первой относятся люди, у которых эти нарушения носят случайный, эпизодический характер и больше зависят от внешних обстоятельств, нежели от внутренних причин. Сел человек в самолет, пересек несколько поясов, ему пора спать, а кругом жизнь еще в разгаре, солнце светит, и люди зовут его обедать. Нарушается суточный ритм, нарушается и сон. Но потом все, конечно, приходит в норму. Хуже, если человек пересекает ни меридианы, а параллели и попадает, скажем, в полярный день. Солнце сияет круглые сутки, ни ночи, ни даже вечера не дождешься. В процессе акклиматизации к полярному дню сон с непривычки становится коротким и поверхностным, человек мрачнеет и смотрит на всех с неприязнью. Приспосабливаться к полярной ночи тоже нелегко: одолевает сонливость, апатия, во время сна мучают кошмары.

Нередко нарушается сон и от шума. Попробуйте-ка заснуть, если у вас окна выходят на автобусную остановку! Правда, неврологи утверждают, что когда люди жалуются на внешние помехи, корень зла все-таки не в них, а в функциональных нарушениях нервной системы. Вейн рассказывает про одного своего пациента, который сетовал на то, что его всю жизнь преследуют шумы. Сначала это был шум, который устраивали соседи по общежитию, потом шум трамвая, шум на стройплощадке у дома. Пациент этот ничего не выдумывал, но неспроста у него частенько случались то личные, то служебные конфликты. Он был человек психически неуравновешенный и всякий шум воспринимал, как мировую катастрофу.

Из шумного места можно перебраться куда-нибудь потише, с севера переехать на юг, но куда уедешь от самого себя? Бывает, эпизодические нарушения сна преследуют человека всю жизнь. Еще ребенком его одолевали ночные страхи. Он вскакивал с постели, вытягивал руки и кричал, содрогаясь от ужаса. Ему уже за пятьдесят, но иногда он, как и в детстве, будит себя и домашних жуткими криками. Именно об этом и рассказывает Фауст Мефистофелю: «И ночь меня в покое не оставит. Едва я на постели растянусь, меня кошмар рукою твердой сдавит, и я в поту от ужаса проснусь». Что порождает эти кошмары, точно неизвестно. Установлено только, что начинаются они посреди самой глубокой стадии медленного сна, в отсутствие сновидений. Бывают кошмары и посерьезнее. Во время вегетативно-сосудистого криза, возникающего в минуты быстрого сна, человек просыпается с сильным сердцебиением, с тяжелым и прерывистым дыханием и тревогой на душе. Он не спит, его знобит, у него поднимается температура и подскакивает давление. Есть люди, с которыми это случается раз в год, но есть, кого такой криз посещает и по нескольку раз в месяц.

В следующую группу входят люди с заболеваниями внутренних органов или периферических нервов. Спать им мешает боль и различные неприятные ощущения. Часто они видят дурные сны, их мучают кошмары. Сердечники засыпают довольно быстро, но, бывает, просыпаются среди ночи и долго ворочаются с боку на бок. Приступы стенокардии, инфаркты миокарда и гипертонические кризы норовят попасть в быстрый сон, а приступы бронхиальной астмы — в медленный. У всех людей в быстром сне меняется пульс и давление, но у кого не в порядке коронарные сосуды, тому резкие перемены пульса и давления грозят приступом. У всех меняется во сне секреция желудочного сока, но у язвенника эта перемена может вызвать боль, а с ней и бессонницу.

Мало спит человек, отравленный алкоголем; в основном у него подавлен быстрый сон. Возвращается быстрый сон к норме нескоро, иногда только на десятый день после запоя. Алкоголь ведь выводится из организма не сразу. Но ждать, пока он весь испарится, быстрый сон не хочет и у некоторых прорывается в бодрствование: начинается белая горячка с бредом и галлюцинациями.

Люди с психическими заболеваниями и разными формами депрессии составляют третью группу. Для шизофреников наши суточные ритмы не указ: спят и бодрствуют они, когда им заблагорассудится. Некоторым из них явно не хватает быстрого сна, и он реализуется в виде тех же галлюцинаций. Что это так, подтверждают эксперименты с лишением сна. К тем, кто галлюцинирует, быстрый сон в восстановительную ночь не возвращается совсем, а у тех, у кого болезнь приглушена, «отдача» быстрого сна происходит весьма бурно.

Этой отдачи не бывает никогда у больных, находящихся в маниакальном состоянии. У этих людей — самый короткий сон на свете: иногда два часа, иногда час, а о желании спать нет и помину. Маниакальный больной всегда возбужден; он вскакивает, хватается за дела, тут же их бросает, охотно ввязывается в разговор на любую тему, но мысли у него перескакивают с пятого на десятое. Проведя в таком состоянии несколько часов, он внезапно засыпает коротким и глубоким сном и просыпается полный сил. Во время этого кипения у него (как и у эпилептика во время приступа) выходит весь «пар», и в быстром сне он не испытывает никакой нужды.

Зато больному, находящемуся в состоянии депрессии, не хватает ни быстрого сна, ни глубокого медленного: четвертая стадия у него вдвое короче, чем у здорового человека. Сон у него поверхностный и странным образом переплетен с бодрствованием: во время бодрствования — либо дельта-волны, либо их смесь с альфа-ритмом, так называемый альфа-дельта-сон. Больной быстро засыпает, но открывает глаза на рассвете или посреди ночи и больше не спит. Лежит он в самом мрачном настроении; тяготит его не определенная проблема или какая-нибудь навязчивая идея, а смутное ощущение тоски, страха и безнадежности. От мрачных дум ему нужна хорошая психическая защита, но частые пробуждения и утренняя бессонница подавляют у него быстрый сон, а с ним и главную его защиту. Он мечтает забыться в сновидениях, но не может, а другого механизма защиты у него нет. Нехватка дельта-сна еще более усугубляет его состояние. Недаром, когда человека лишают дельта-сна, он впадает в своего рода депрессию.

Нарушается сон и при поражениях мозга, когда травма или кровоизлияние затрагивают гипоталамус и структуру ствола. Но у людей этой, четвертой по счету группы нарушения сна сочетаются с такими изменениями в психике, которые заставляют видеть именно в них, а не в органических повреждениях причину всех неурядиц со сном. Во всяком случае, для сна неполадки в психике и в нервной системе гораздо опаснее органических повреждений, и неврозы служат тому неоспоримым доказательством. Среди тех, кто жалуется на нарушения сна, невротики составляют самую многочисленную группу.

РАЗВЕ ЭТО СНОВИДЕНИЯ?

Невроз — это чисто человеческое страдание, говорит западногерманский невролог Энгельмейер. Мы расплачиваемся им за ту свободу, которой отличаемся от высших животных и которая заключается в нашей способности регулировать ритм сна и бодрствования, перебарывать, когда нам требуется, свою потребность в сне и решительно отгораживать себя во время сна от внешнего мира. Если же добавить к этому всевозможные внутренние и внешние конфликты, которые либо настигают нас сами, либо с нашей помощью вырастают из глубин нашей личности, то нарушения сна покажутся нам скорее нормой, нежели отклонением от нее.

Гамма неврозов богата и разнообразна. На одном конце ее находятся неврозы, граничащие с тяжелыми депрессиями, на другом — простые и легкие нервные расстройства, которые случаются на первый взгляд по пустяковому поводу и от которых не застрахован никто. Никакой одержимости, никаких навязчивых идей, свойственных некоторым видам депрессии… Хотя нет, навязчивая идея все-таки есть. Самая обыкновенная: как бы не проспать! Вот типичный случай такого невроза, описанный Вейном.

Сорокалетняя С. обратилась в клинику с жалобами на плохой сон, повышенную утомляемость, слезливость, раздражительность, сильное сердцебиение при волнениях. Всю жизнь спала она спокойно, но после того как переехала на новую квартиру, далеко от места работы, сон у нее резко ухудшился. Чтобы поспеть на работу, надо было теперь вставать на час раньше, чем она привыкла. И вот, несмотря на будильник, С. стала бояться проспать и думала только об одном: как бы излечиться от бессонницы. Чувствовала она себя днем отвратительно — ведь раньше ей для хорошего самочувствия всегда требовалось проспать ночью не менее восьми часов. Во время отпуска сон у С. улучшался, она отсыпалась, но потом сон опять становился плохим. Никакие лекарства не помогали. По словам С., спит она ночью часа два, а остальное время дремлет. Всю жизнь до переезда на новую квартиру она спала хорошо, только в детстве, когда они всей семьей ютились в одной комнате, сон у нее был очень чутким.

Первым делом у пациентки была снята электроэнцефалограмма. Четвертой стадии медленного сна не оказалось совсем, а третья была укорочена на треть! Когда ее будили в третьей стадии, она утверждала, что не спала совсем. Быстрый сон был у нее короче обычного; быстрые движения глаз, как при депрессии, сочетались с сонными веретенами. Словом, полный хаос в структуре сна. Психологический тест подтвердил предварительный диагноз: неврастения.

Откуда же она взялась, эта неврастения, неужели от переезда? Нет, конечно! Как бы далеко ни оказался человек от привычного центра города, он почти всегда радуется отдельной квартире и ради обретенных удобств готов переносить новые тяготы. Во всяком случае, он не становится неврастеником. Неврастения у С. теплилась всю жизнь и после переезда только вырвалась наружу. Зародилась она в детские годы, во время скученной жизни в одной комнатушке, и закреплялась в мозгу в долгие часы поверхностного сна.

Почти все невротики обременены такими болезнями, как гастрит, колит, язва желудка, холецистит, гепатит. Кроме того, они жалуются на быстрое истощение сил, апатию, раздражительность, вспыльчивость, плохой аппетит, слабую память, безотчетную тревогу. Но все это — на втором плане. Главное — плохой сон! Одни говорят, что засыпают через час после того, как ложатся, другие — что через два, третьи — что через три. Заснуть мешают то неприятные или тревожные мысли, связанные с ближайшими событиями, то случайные образы, но всё — и мысли, и образы — подчинено страстному желанию, гнездящемуся в возбужденном мозгу, — как бы поскорее уснуть! Долго находиться в одном положении невротик не может, он все вертится и крутится в поисках удобной позы и прохладного кусочка подушки. Книги ему не помогают, да и не хочется читать. Кое-кто, правда, засыпает без хлопот, но зато просыпается слишком рано, на рассвете или даже до рассвета. Спать больше не хочется, но настроение ужасное, голова болит, слабость такая, что трудно подняться с постели. Настроение улучшается только к вечеру.

Оценивая свой сон, невротики часто ошибаются, но не намного и не в главном. В клинике Первого медицинского института было подвергнуто всестороннему и тщательному обследованию около трехсот больных неврозом, жаловавшихся на плохой сон. Что же выяснилось? Треть пациентов спала ночью более шести часов, около одной десятой — менее четырех часов, а в среднем все спали пять с половиной часов. Маловато, конечно, хотя бессонницей такой сон и не назовешь. Засыпали долго: в среднем около получаса, но кое-кому не удавалось заснуть и за два часа. У многих было за ночь только по два завершенных цикла «медленный сон — быстрый сон», а у некоторых всего один. Вот это, конечно, и выматывало их. Доля дельта-сна была у всех короче обычного, а четвертая стадия сокращена вдвое. Были и такие, у кого дельта-сон оказался таким же чутким, как дремота.

Разбуженные во время дельта-сна, три четверти больных сказали, что задремали только что, остальные заявили, что не спали совсем, хотя и не вспомнили, о чем в это время думали. Если же врачи будили своих пациентов в стадиях дремоты и сонных веретен, те совсем отрицали, что спали, и говорили, о чем думали: о недавних событиях и заботах дня. Доля быстрого сна у них была в среднем такой же, как и у здоровых людей, но что это был за сон! У здорового человека за ночь бывает полторы тысячи быстрых движений глаз, а у невротиков всего триста. Врачи не получили от них ни одного толкового отчета о сновидениях. Да разве с таким количеством движений глаз увидишь сон? То ли дело, например, нарколептик, у которого количество быстрых движений глаз достигает за ночь четырех тысяч!

ДВЕ СТРУКТУРЫ

Сон невротика подточен со всех сторон: и доля дельта-стадии мала, и быстрая фаза никуда не годится. В сущности, такой человек живет, будучи постоянно лишен части быстрого сна. Хотя этого он и не замечает, зато частые пробуждения посреди медленного сна в начале ночи не дают ему покоя. Он просыпается, а ему кажется, что он еще и не засыпал.

Но отчего же он все-таки спит так чутко? Во всем виновато эмоциональное напряжение, лежащее в основе невроза. Оно активизирует механизмы бодрствования, и те не дают сну углубиться в дельта-стадию. Пульс у невротика частит, кожно-гальваническая реакция бушует, выработка катехоламинов идет полным ходом. Налицо все признаки избыточной физиологической активности, связанной с эмоциональными сдвигами. Об этих сдвигах свидетельствуют и тесты: склонность к депрессии, к ипохондрии, мнительность.

Те же черты обнаруживает тест и у сензитивного человека, который дрожит над своим сном («Если я не высплюсь — я не человек!») и которому нередко хочется спать в стрессовой ситуации. Его распекает начальник, а у него слипаются глаза, и рот дрожит в судороге непрекращающейся зевоты. Если он вздремнет, все стрессы с него как с гуся вода. Невротик лишен этого счастья: глаза у него не слипаются, а загораются, он вспыхивает и мрачнеет. Но почему, раз у него плох механизм «сновиденческой» трансформации, не усиливается действие механизма вытеснения? В том-то все и дело! Очевидно, он у него тоже никуда не годится. Подобно неэкономичным двигателям, он нуждается в очень большом количестве энергии. Для ее выработки требуется усиленная физиологическая активность, а на ее фоне мозг ежеминутно готов к пробуждению. Заколдованный круг!

Может быть, пока человеку не хватает одного лишь быстрого сна, субъективное восприятие сна остается у него нормальным: не выспался, ну и ладно, высплюсь в следующую ночь. Но когда другие механизмы защиты тоже неполноценны и побуждаемая ими к усиленной работе мозговая энергетика начинает подтачивать дельта-сон, человек осознает, что столкнулся лицом к лицу с бессонницей и что в нервной системе у него какой-то серьезный изъян. А дальше обычная картина: боязнь не заснуть, боязнь проспать, прислушивание к себе, возвращение к одному и тому же — словом, «одной лишь думы власть», навязчивая идея.

У всех людей нехватка дельта-сна порождает вялость и сонливость, но если эта нехватка вызывается усилением физиологической и психической активности, получается парадоксальное сочетание возбужденности с жалобами на апатию. По этому сочетанию врач сразу же и распознает невроз.