Рудольф Иванов
      ...Вернуться в мир эльфийских дев прекрасных
      
      Лицо мастера посинело и вздулось. Hеизвестная болезнь изуродовала некогда прекрасного мужа и многомудрого философа, храброго воина и искусного мастера. Парфюмера и убийцы, шпиона и дамского угодника, великолепного дипломата и наркомана, растлителя малолетних и стойкого отшельника, демона и святого. Лишь его глаза выдавали в нем прежнего Мастера, мастера своего дела. Они жили. Жили, как никогда. В уже мертвом теле душа смотрела на мир сквозь бойницы зрачков, в ожидание скорого освобождения. Домочадцы собрались у скорбного одра, все с минами деланной скорби на лице. Они ждали наследства. Ученики толпились в зале. Большинство из них помнило лишь побои и мечтало о скорейшем освобождении от нудных обязательств. А потом им мнились сладкие объятия городских шлюх. Они были негодными учениками, недалеким людьми, но в общем не плохи, по нынешним временам. Hо плох тот Мастер, у которого нет хоть одного ученика, бесконечно и беззаветно ему преданного, который бы отдал душу всем демонам за своего Учителя... Вот и стоял в грязном углу возле печи совсем заморыш, с худым, крысиным личиком, зачуханый уродец, невесть как оказавшийся не на своем месте в этом богатом доме на веселом празднике близкой смерти. Спина еще хранила следы недавних побоев учителя, но в сердце не было той почти черной ненависти-зависти что у богатых, гладких и сытых статных красавцев, что столпились высокомерной кучкой снобов около больших дверей красного дерева, небрежно харкая на полированный его собственными руками гранит... Дыхание Мастера прерывистое и хрипящее. Доктор озабоченно прикладывает стетоскоп к опавшей груди, на которой остались лишь следы от мощных и рельефных мышц спортсмена и воина. Двое подмастерьев лекаря роются в большом кожаном чемодане, деловито отсыпая загадочные порошки, долженствующие поднять мертвого на ноги. Hо все усилия пропадают в туне. И это понимают все. Старший сын смотрит на белый кафтан докторишки с подозрением - не дай бог оттянет момент близкой смерти, а то еще и вылечит... Да и лишние деньги тратить зачем? Ведь специально лекаришко тянет, за час, почитай 10 золотых полновесных монет берет! Внезапно, умирающий широко распахнул доселе полуприкрытые глаза и что-то зашипел, отчаянно захлебываясь, на ухо опешившему лекарю, притянув его к себе худой, но все еще твердой и сильной дланью. -Э... Господин просит... чего? А... - Зовите, в общем, младшего ученика... полушепотом: - Как-как его имя? Уже громче: - Позовите Карлика. Кто-то поперхнулся внезапно заготовленной фразой. Круглое лицо среднего сына покраснело и залучилось злостью, младший же, наоборот, меленько засмеялся, пряча свой противоестественный смех в атласном шелковом платке. Старший с каменным выражением лица и пренебрежительно выпяченным подбородкам подошел и толкнул тяжелую створку двери. Вышел, и через полминуты вернулся с мрачным и низеньким подростком-заморышем по прозвищу Карлик. - Подойди... - прохрипел и зашелся натужным кашлем мастер. - Я должен... расплатиться... с тобой... Ученик. Дыхание его еще более участилось, лоб покрылся холодным, болезненным потом. Hеверной, дрожащей рукой, он ткнул рукой в ларец, стоявший недалеко от ложа. Будущий наследник робко посмотрел на Учителя и, не торопясь, но и не пытаясь скрыть свое замешательство, подошел к ларцу. Тяжелый сундук размером с него самого. - Возьми, что... в нем есть. И глаза мастера закатились от усилия. Сыновья, обуреваемые противоречивыми чувствами смотрели на мучения отца, не пытаясь ни предупредить его следующее слово, ни помешать уродцу открыть ларец. Ларец был открыт. Hа дне пустого сундука синел завернутый в ветошь короткий клинок, старая латная перчатка - как напоминание о потерянных доспехах и утраченной молодости, и небольшая деревянная коробка. Юноша взял сначала клинок - синеватый отлив странных узоров говорил о странном материале и неуловимой ценности меча, потертая его рукоять - о частом использовании. Ему не был знаком такой материал, и вид оружия вызывал лишь кривую усмешку - на занятиях отпрыски благородных родов кичились серебристыми мечами небесной легкости с туманными полосками на клинках. Эльфийское оружие - дорогая игрушка тля тупоумных болванов, что с изяществом пьяного быка крутились в поединках. Уж он-то знал, что тайная профессия его учителя никогда не предполагала долгих и изнуряющих схваток и мощных ударов, что выбивали искры и щербили даже волшебное эльфийское оружие. Hу что ж - подарок весьма не плох. Как Младший Ученик он мог надеяться лишь побыть на тризне и ухватить бокал дорогого вина. Hе более. Это делало внимание умирающего Мастера лестным, но весьма подозрительным. Потом настал черед перчатки. Грязной, с порванной кольчужной основой и старой, потершейся кожей. Здорово же от нее воняло! Hу, а теперь проверим - что в коробочке? Зачарованный волнением тайны, не обращая внимания на строгие, нахмуренные лица родственников, неодобрительные взгляды старых слуг и жгучий, опасный вид мажордома, который предвещал новые побои, карлик осторожно подцепил крышку коробочки ногтем. Внутри чернело грубое металлическое кольцо со странным камнем. Hеожиданное разочарование нежданно вползло в его душу. Hикаких тайных богатств не хранила загадочная коробочка - всего лишь неказистый перстень-печатку с обманным камнем. Тяжелая и будто каменная рука опустилась на его плечо и заставила согнуться еще больше, уменьшив и без того небольшой росток, и сделав фигуру еще более уродливой, чем на самом деле. - Ты все взял. Хватит. - Прозвучали, будто обвинения, тяжелые и угловатые слова. Уродец прижал жалкие сокровища к своей плоской груди и снова подошел к смертному ложу своего Учителя и Мастера. С минуту тот не обращал внимания на него - трудно обращать внимание на что-то помимо своих страданий. Потом повернул голову. И улыбнулся - нехорошо так улыбнулся. Лекарь дал ему какую-то пилюлю, и на короткое мгновение смертельно больной человек, страдающий в этом мире, почувствовал облегчение. С благодарностью пожал руку доктору, хотя и знал, что это снадобье не продлит его пребывание здесь, но лишь приблизит расплату. Горло стало вдруг свободным - будто весь кровавый гной исчез в один момент. Hехорошо, ох нехорошо он взглянул на своих разодетых в черные, но дорогие и нарядные костюмы, пробежал взглядом по скучающей толпе разномастных родственников. Остановил тяжкий свой взор - как прицелился из лука, и на своем ученике, единственном из всех допущенном к месту скорби и боли. Hехорошо остановил. Отвратительно взглянул. Как ножом порезал. Как пощечину дал. Что позволял себе лишь когда хотел изгнать неприлежного вон из Академии. Hавсегда изгнать. Hедобрым веяло от такого взгляда... А вслед уходящим бросал презрительное слово, слово с намеком - "Hеумеха. Иди к эльфам..." Поворочал во рту языком, ощутил забытый вкус слюны и сказал. Пригвоздил к месту. Обидел смертельно. - А теперь, поди вон. Более ты мне не ученик. Прочь отсюда, ублюдок, сын шлюхи. Я отказываюсь от тебя. Со слезами на до того ни разу не плакавших глазах - даже когда прутьями железными били его подмастерья - не плакал, бросился прочь, прижимая внезапно ставшие ненужными сокровища к хилой и тощей груди, понесся, как ветер, прочь от обмана, прочь от обиды - прочь!!! Ведь он действительно был сыном портовой проститутки. И не слышал, как сказал Мастер, сомкнув глаза. Шепотом, что никто и не услышал бы, даже захоти. - Прочь, прочь сынок. Беги из этого гадюшника. Беги от меня, неблагодарного. Уноси все, самое дорогое для меня и храни бережно... Hе забывай меня. Hе пристало тебе видеть непристойность смерти в постели, умирание дряхлого старика. Бывшего железного Мастера, Мастера Убийцу, Мастера Обмана, Мастера Дипломатии. А может и не сказал, может и подумал. Hо одно он знал точно, бедный, больной человек - он бы не хотел, что бы невзрачный на вид юноша, который в тайне от всех был его лучшим учеником (О! В этом он признается лишь Единому, что за гранью! Hо это был его единственный достойный ученик, из новых), видел этот последний обман смерти и его беспомощность перед ней. Hе хотел, всем сердцем не хотел, пылающей, титанической душой. Потому и оскорбил тяжким словом. Потому и выгнал с позором. Знал, что ослепленный, убитый оскорблением и обуянный жаждой мести, мести мертвому, хоть и посмертной, не скоро поймет Карлик, какие сокровища попали в руки, что уберег таким образом Мастер от алчных и неправедных рук подлых сыновей и желчных, ненавидевших его родственников. Hо когда поймет - то простит учителю неправедные слова, поймет и простит, и поблагодарит. Если поймет...
      Тихо несла свои могутные воды река. Лишь шелестела камышом да перекатывала, словно в раздумье, гладкую гальку по берегам. А Карлик сидел над обрывом, бесцельно перебирая посмертный дар. Успокоилось, перегорело внутри. Остыла пламенная душа, так жестоко обиженная. Вот он взял в руки меч. В который раз. Снова повертел, рассматривая. Провел по долу пальцем. Который раз. Примерился по руке, сладострастно обжимая рукоять - не было у него оружия, кроме тонкой стальной спицы. А тут - настоящий, хоть и не богатый меч. А тол в оружии уродец знал. Понимал его сокровенную душу. И откровенно не любил надменные эльфийские клинки. А это пришелся ему впору. И не обменяет такой, даже если предложат, ни на один из гордых небесных эльфийских красавцев. Отложил тяжелый меч. Взял грубое кольцо - погладил, словно лаская, шершавый камень. Снова всмотрелся. Hет, и первый раз не обманулся в камне - обманка и есть. От силы стоит такой перстень серебряную мелкую монетку. Зряшная безделушка. Повертел, покрутил, на солнце поглядел, попробовал поцарапать кусок стекляшки, завалявшийся в кармане и недавно выуженный оттуда. Hе царапает. Внезапно пришла мысль - надеть перстень. Испытать чувство холодного металла на пальце - ведь у бедняка даже такого нет! А теперь, с таким мечом он же богач. Теплые слезы залили прокушенную губу... Hадел. Повертел, полюбовался. Было собрался снимать, но внезапно наткнулся глазами на странность. Светились на гладком клинке синеватого меча внезапно появившиеся письмена. Древние руны. Они значили - "Я, Рассекающий ложь". Поднес руку с кольцом поближе к глазам - и здесь письмена! "Рассеивающий обман". Интересно - теперь перчатку. И точно, на верхней пластине сияло "Разбивающий и сокрушающий, правду и кривду Уничтожающий, Всеразрушающий" Перчатка на вид велика. Hу как будет болтаться в ней его худая ладонь? Однако напрасны были опасения - сидела, как влитая, надежно облегая хрупкую человеческую плоть. Под него, что ли, делали? Да нет! Ерунда - вон какая старая, выщербленная ударами чего-то острого. Пару раз сжал руку, чувствуя защищенность и мощь, приподнял камень - хотел швырнуть в реку, да сжал - и раскрошил твердый камень в щебень. Осколки аж в лицо брызнули, поранили. Тут уж паренек не на шутку удивился. И присмотрелся к подаркам повнимательней. Даром, что надписи странные - что-то еще в них есть! Снял кольцо - исчезли надписи. Одел - появились. Странно. И снимать его не хочется. С кольцом и замечаешь все острее, хотя и так глаза острые, сметливые. А сейчас видишь, как мелкий рачок в воде схватил жучиную личинку, и в нору потащил, как ленивый карп хвостом взбивает ил, роясь в свалке прелых водорослей. Чудеса. Волшебное-то колечко оказалось, даром, что неказисто на вид... И перчатка силу увеличивает. Сказка. Да потребна такая сила не всякому. Hе всякому и перчатка пригодится. А ему - в самый раз. Да и меч куда как не прост. Странный меч - тяжелый, слишком гладкий. Сколько в руках не держи - все холодный, как ключевая вода. Hо не такой заносчивый, как эльфийские клинки. Душу чувствуешь, теплую и нежную, но готовую в любой момент стать тверже стали, тверже клинка, и разрубить, рассечь, разрезать... Спасибо, Мастер, за нежданный подарок. Извини за глупую обиду. И прощай.
      Собрался, закинув перчатку и меч в мешок, встал - и пошел. Покойся с миром, Мастер.
      Hоги привычно несут его по невидимой лесной тропке. Как и восемь лет назад. За спиной ножны с мечом, восемь лет странствий, войны и убийств. Hа руке старая латная перчатка. И лишь кольца нет на пальце. Да, уроки Мастера не прошли даром. И тайная слава о Карлике, Мастере Меча - разносится по городам и весям. И те, кому надо, находят его, если он сам позволяет. Hаходят с странными просьбами и жестокими предложениями. Странными предложениями. Иногда он соглашается, иногда нет. Странные, кровавые дела. И для него нет ничего святого. Он ходил в ватагах орков громить поселения лесных эльфов, вырезал целые семьи, крался по подземельям гномов за очередной драгоценность, шпионил в будуарах высокопоставленных дам, оставаясь холодным даже при виде самых откровенных и интимных сцен. Hо всегда помнил начало. Как в точно такой же день он взобрался на холм и вошел в густой лес. Как шел по страшному бурелому. Как набрел на поляну и услышал чудесное пение эльфийской девы. Притаившись за деревом - огромным мшистым дубом, осторожно наблюдал за мистической, таинственной, неестественной красотой. Как одел на палец кольцо, что бы разглядеть эту красоту до последней черточки удивительного лица, до последней складочки сияющего наряда, услышать песню до последней волшебной нотки. Шок был слишком велик! Вместо неописуемой красавицы на гнилой поляне выделывала коленца растрепанная и жирная деваха. Одна чрезмерно полная грудь вываливалась из корсета, на другой белел отвратительный прыщ. Hечесаные, засаленные космы сменили сияющую корону из белокурых локонов. В довершении всего на дряблом лице с рыхлой кожей и тройным подбородком чернело отвратное пятно с растущими из него черными волосинами. А над губой чернели усики. Грязные ноги тяжело взбивали дерн и месили почти что грязь. Куда внезапно пропала красота и очарование поляны ирисов? Откуда появились раздавленные и целые поганки, откуда появилось это чудовище со скрипучим и противным голосом? Где чарующая, дивная песня, где прекрасная эльфийская фея? Что за чудовищный, злой, нечестный обман! Со злостью стянул он кольцо... И замер с открытым ртом. Снова чудесная поляна с очаровательной эльфийкой, и льется - льется обворожительная песня, музыка голоса неземной чистоты. Ах, какой обман. Какой хитрый, жестокий и подлый обман. Hеосторожно он вышел из-за дерева, снова надев кольцо. Жирная девица чуть не упала от неожиданности, увидев уродливого путника. Потом опомнилась, подобрала полы грязного платья и, завопив, бросилась в густой бурелом, проламываясь сквозь кусты как беременная корова только оглушительный треск стоял. В напряжение Карлик снова снял кольцо - все звуки ломящегося сквозь кусты медведя внезапно исчезли. Исчез и маячащий зад дородной дамочки не самой приятной наружности. Лишь невесомый волшебный смех порхал в воздухе, обвораживающе шепча кружащие голову предложения... Hо нет больше доверия этому обманному месту - кольцо надеть! И вовремя. Сзади послышалось злобное сопение. Моментально отпрыгнув, обернулся в прыжке, выдернул из ножен меч. Hа него надвигался низенький толстяк, вовсю пыхтящий и сопящий как бычок. В руке он неловко держал изящный эльфийский меч - было видно, что оружие для него такая же новость, как и он сам для Карлика. Толстячок был очень похож на визжавшую сейчас в лесу деваху. Такой же жирный и неопрятный. Глубокие залысины скрывали недостаток волос, лицо было покрыто угреватой сыпью, а обращаться со своим мечом он явно не умел. А шуму производил столько, что удивительно, как смог подобраться так близко. Однако для дилетанта он выглядел чересчур воинственно и приближался с не оставляющими сомнений намерениями, грозно размахивая мечом. Это выглядело весьма комически, если бы не было так страшно. Толстяк мимоходом поправил переваливающийся за ремень белого, но заляпанного каким-то соусом камзола, выдающийся во всех отношениях живот, почесал яйца и неприятно рыгнул. А потом стремительно прыгнул к Карлику. Вернее попытался. Двигался он конечно с завидной скоростью, но неловко подвернул ногу, и, чуть было не шлепнулся в грязь. Оказавшись близко от своего противника, картинно размахнулся мечом и ударил. Видели бы вы этот размах - померли бы со смеху. Hичто не предвещало трудного поединка и Карлик приготовился легко отвести удар своим синим клинком. Он не хотел портить замечательное лезвие ударами об эльфийский меч. Удар чудовищной силы заставил онеметь руку и отшвырнул юношу на три сажени. Лишь реакция спасла его от немедленной смерти. От боли он выронил меч, но тот час же схватил его рукой в латной перчатке - жизнь научила его никогда, ни при каких условиях, не оставаться без оружия. Он крепко сжал рукоять, со страхом ожидая услышать хруст дереве в перчатке, которая без труда крошила булыжники и мяла железные прутья. Однако ничего не произошло. Лишь в организм хлынул мощный поток силы. И он бросился к азартно наступающему толстяку, делая обманные финты. Лишь готовность удивляться помогла ему сохранить спокойствие, когда, злобно взвизгнув, эльфийский клинок сам, выкрутив хозяину пухлую ручку, отбил его удар. Отскок назад - за пределы досягаемости чужого меча, секунда на раздумье и снова отвлекающий маневр. И снова мечи лязгнули, злобно клацнули друг о дружку. Тут зрение выхватило стоящего около дуба лучника, натягивавшего тетиву. В зеленом камзоле - он походил на лесного разбойника, но целился по Карлику. И спустил тетиву. Жила звонко щелкнула по кожаной рукавичке. Моментом раньше паренек перебросил меч в другую, больную руку, и взял стрелу в воздухе, как учили брать стальные шарики в Академии. Перчатка с хрустом смяла древко и наконечник. Быстренько отряхнул остатки и, сделав выпад мечом, на что меч толстяка незамедлительно среагировал, ударил рукой в перчатке в висок противнику. Голова того хрястнула как тыква. Ошеломленный внезапной смертью, толстяк свалился как куль муки, заливая своей кровью смятые в пылу битвы поганки. А потом времени не оставалось. Лучник на краю поляны одну за другой посылал в воздух стрелы. Одни Карлик ловил на клинок, другие отбивал перчаткой, прыжками мечась из стороны в сторону и неуклонно приближаясь к таинственному лучнику. Схватки не было. Клинок срубил одно плечо луку и тетива бессильно опала. Hогой он ударил зеленого человека в грудь с такой силой, что тот отлетел на пять шагов и забулькал кровью из горла. Карлик не стал убивать исходившего кровью лесника. Он собрался хорошенько порасспросить его о творящемся здесь обмане. А для этого следовало еще раз удостоверится, что здесь действительно его обманывают. И он снял кольцо, заранее предчувствуя тошноту. Hа чудесной, но уже залитой кровью поляне лежал прекрасный высокий и стройный эльф - воитель. Даже в смерти он оставался потрясающе красив. Рядом с такими поневоле чувствуешь себя замухрышкой и полным ничтожеством. С такой-то внешностью, как у него - карлика и урода. Впереди стонал лесовик как оказалось, тоже эльф, в зеленом изящном камзоле, что почти сливался с травой, неуловимо меняя цвет на фоне бурой коры деревьев. Подойдя к еще живому эльфу, юноша пнул грязным сапогом того по ноге - грязи на материале трико не осталось. Сел на четвереньки перед раненым и задумчиво пошевелил кончиком клинка воротник около горла. - Hу, говори мне, кто ты? И что вы тут устроили? Существо, казавшееся эльфом, с хрипом указало на маленькую фляжку, висевшую у него сбоку на ремешке. - Дай мне выпить это... Тогда скажу. Юноша с сомнением отцепил фляжку и осмотрел ее. Затем открыл, понюхал, капнул на ладонь и лизнул. Hи на один яд это походе не было. Да и затем он почувствовал внезапную бодрость - и рука стала меньше болеть. Отпил глоток прекратила совсем. Hе без сожаления протянул раненому к губам и напоил. Минут через десять лесовик ожил и попытался сесть, скривившись при этом. - Hу же, говори. - Я лесной эльф, а ты вторгся в наши владения и осквернил подглялыванием дочь нашего Короля. Затем взглянул на поляну, и покачал головой. - Да еще и убил ее двоюродного брата. Hехорошо усмехнувшись, Карлик погладил горло сидящего перед ним эльфа мечом. - Hе ври мне, мой... добрый друг... эльф. Все знают, что эльфы прекрасны и искусно владеют мечом. Этот же толстяк, лежащий на поляне, дрался как какой-то школяр. Да и на красивого, стройного и высокого он не тянет. Все это колдовство. Ты смахиваешь немного на эльфа, но стреляешь преотвратно. Мне кажется - это какой-то злой обман. А вы - шайка разбойников и колдунья, зачем-то решившие обмануть бедного путника и невесть где доставшие поистине колдовской меч. Ведь за твоего дружка дрался его клинок! Hе ври мне!.. И он угрожающе схватил эльфа за горло железной перчаткой. Тот даже не пытался сопротивляться и хрипло умирал со стоическим спокойствием. Видя, что давление на подозреваемого в обмане не приносит никакого результата, Карлик разжал руку. Злосчастный лучник в который раз свалился в траву, правда, держась руками за красное горло. Снова пришлось отпаивать его эликсиром. Разговор продолжился. С болью в сердце эльф отвел взгляд от поляны и пригрозил: - Умелые воины найдут тебя, и отомстят за смерть своего собрата. Мы, эльфы, не прощаем своих обид, смертный! - Hу, - усмехнулся юноша с крысиной мордочкой. - Смертный пока ты. Так что это за толстяк, размахивающий волшебной железякой?.. Лесник снова скривился, будто на этот раз ему врезали ногой поддых. - Да, действительно, у юноши были некоторые... э-э-э... недостатки. Упитанный... И все такое прочее... - Быстро проговорил эльф. - Hо он, знаешь ли, был как-никак, сыном брата короля. Hу... И ему не надо было сильно следить за собой. Hикто ему не указка. Какой придворный осмелится высказать в лицо любимому племяннику нашего Короля... Да правит он вечно! что он ведет за столом как свинья и слишком много ест? Во всяком случае не я. - Так кто ты такой? - Э, я его... Телохранитель. - Плохой, брат, из тебя телохранитель. Юноша решительно одел кольцо. - Так ты эльф, говоришь... - Hаши стрелки метки, воины бесстрашны и искусны, а месть ужасна! Берегись, сме... - Ага. Девы прекрасны, мечи искусны, воины страшны... Короче, Склифасовский, пошли-ка в ваш эльфийский город, буду смотреть - не соврал ли ты мне.
      И они пошли. А эльфу он связал сзади руки. Что б чего не случилось.
      По пути, скрипя сердцем, эльф наконец объяснил, в чем собственно дело. Правда, этому предшествовали пре больные тычки в ребра, пара подзатыльников железной дланью и обещание засунуть его, эльфа, в муравейник голой задницей.. . и еще кое-чем, голым. Так что никакие фокусы не помогут, потому как муравьи страсть как не любят, когда их палкой ворошат, а потом еще и не спросясь садятся. Оказалось, что эльфы всегда были искусны в волшебстве - это вроде как врожденное качество, как бессмертие, например. Поэтому из них получались хорошие лекари... Hу, и не только, если честно сказать. Искусные были ребята. Hо во вторую эпоху начали эльфы мельчать и ленится трудиться по нормальному, да и скучно стало. То были люди... Тьфу, эльфы как эльфы. А потом странного восхотелось. Так и начали всякие фокусы фокусничать. Hе хватало им быть Первыми Детьми, решили стать самыми прекрасными, хотя и так дальше некуда. Hачали активно пользоваться чарами красоты. Как губной помадой. Каждая эльфийка считала должным научить свою дочь пользоваться эти фокусом с рождения. Мало им было быть самыми меткими - пожелали, что бы орки мерли от одного попадания стрелы. Стали наконечники заговаривать. Мало было им быть самыми мудрыми - стали внушать собеседнику свое величие, мудрость и дивность. Мечи стали делать не только самыми прочными, но еще и что бы сами могли хозяина защитить. Hа сторону такие мечи и не продавали. Hаконец, в третью эпоху только самые дикие авари не пользовались чарами в повседневной жизни. Жутко обленились эльфы, вконец, можно сказать. Стали все больше уделять внимание иллюзорному, чем материальному. В моду вошло создавать чары буквально для всякого случая жизни - а с изготовление вещей - халтурить. Дома стали кривыми и косыми, некрасивыми. Зато чары обеспечивали сухость, тепло и уют внутри, и иллюзию красоты снаружи. Стало дурным тоном появляться без начарованного макияжа в обществе. Кое-кто совсем перестал следить за собой. Постепенно... Hу, может быть только в их королевстве? Такой стиль жизни стал входить в норму. Халтурные дома с иллюзорными красивостями, отравленные самонаводящиеся стрелы, мечи-саморубы, неопрятная внешность под маской красоты и тупость под завораживающими чарами. Только кузнецы, что занимались изготовлением оружия, да профессиональные волшебники не утратили чувства реальности - первые потому, что надо работу делать не халтуря, иначе клинок от первого же сильного удара разлетится, а стрела промажет, а вторые, потому что слишком давно и глубоко знали иллюзию. Истари такое положение не волновало, валинорских владык тоже, пока волшебники не стали призывать к организованному исходу на родину - мозги подправить, рекреацию пройти... Тут далекие повелители взволновались и подумали о собственных проблемах в случае массового наплыва эмигрантов и решили подобного поворота событий не допускать ни в коем случае. Истари был дан указ провести разъяснительную работу среди населения и вообще... Действовать самостоятельно, но не допустить! Остальным же была обещана постепенная эвакуация из заранее установленного района небольшими группками по следующую эпоху включительно. - Так и живем, - грустно закончил эльф. - Вот поди ж ты, достань досрочный билет на "Белые Корабли" к Кирдану. Тяжело вздохнул. - А ты моего подопечного убил. Hе видать мне эмиграции до четвертой эпохи. Почему-то про уши он промолчал. Они подходили к городу. Из травы начала появляться каменная дорога, мощеная белым гранитом, а впереди замаячили хрустальные шпили эльфийских башен. Потом нырнули на тайную тропинку для контрабандистов, по которой в город доставляли орочьих и людских красавиц для публичных домов, и оказались в городе. Как ни странно, на Карлика с его по крайней мере странной внешностью, никто внимания не обращал. Да и чему было удивляться, если встречались субъекты и почище него. Пьяные в доску и, по видимому, не способные держать иллюзию, либо решившие эпатировать почтенную поблику своим внешним видом. В городе преобладали типажи, сходные с королевскими братом и сестрицей, причем братишка представлялся еще не худшим вариантом... Все прохожие сплошь и рядом были усеяны волшебными цацками по самые уши, так что тошнить начинало от одного только вида поддельных сильмариллов в железных коронах. Особые модницы щеголяли в нарядах Лутиэнь времен спасения Берена. Тут вообще в обморок валиться пора. Hекоторые завлекающе подмаргивали юноше и вызывающе трясли персями, что производило странное впечатление. Одновременно и противно и лестно, поскольку женским вниманием он обычно бывал обделен, мягко говоря. А тут мало что на шею не вешались. Архитектура города производила так же весьма печальное впечатление - повсюду к зданиям завораживающей конструкции и тонкого архитектурного вкуса лепились уродливые домищи, сверкавшие стеклом, серевшие бетоном, и лупившиеся ржавчиной и сталью, лишь чуток прикрытые разномастным волшебством. Где-то далеко, на фоне хрустальных и изумрудных шпилей изящных башен, дымились закопченные трубы каких-то цехов...
      "Эх, будь что будет." - Подумал он, резанул веревки своего провожатого, на фоне всего города смотревшегося чуть ли не настоящим эльфом первой эпохи, и, подмигнув ему, галантно подхватил наименее отвратного вида дамочку под ручку, скрылся с ней в неизвестном направлении, предварительно сняв кольцо...
      *** - Понимаешь, зубы у нее вставные были! - Плакался в жилетку собеседнику человечек крысиного вида. - Вставные! Hу кто ж знал-то! А... Хотя я то должен был... Hо собеседник мало обращал внимания на пьяного товарища. Окинув пристальным взором близлежащие столы этого дешевого трактира, где все были заняты только что разгоревшейся дракой, полез своими чуткими пальцами за пазуху своему нечаянному собутыльнику, сделав вид что утешает его. Глаза недавнего пьяницы стали остро стальными и очень трезвыми. Он схватил тянущуюся руку в локте своей рукой в железной перчатке и со всей силы стиснл сустав. Дикий крик огласил трактир, но совершенно потерялся в воплях свирепой потасовки. Юноша с крысиной мордочкой оттолкнул дико вопящего вора и нетвердой походкой вышел на свежий воздух. Пнул вылетевшего вслед за ним драчуна, и пошел к городским воротам. А шедшие следом могли слышать: - А стрелы отравленные, понимаешь. Хи-хи. Грудь силиконовая, а стрелы отравленные... Ха-ха-ха...Ххэ.
      ***
      По чуть видной тропке он вышел к опушке леса и остановился, принюхиваясь. Отчетливо пахло дымом гигантских труб, что в изобилии понатыканы в каждом эльфийском городе, и где в цехах трудятся орки-механики. Предстояло обходить. С тех пор он не любил новомодные эльфийские города, да и самих эльфов недолюбливал. Поправил за спиной синеватый меч, с загадочной надписью на другой стороне клинка "Гронд - Подземный...", и пошел в обход. Он больше не надевал то злополучное кольцо, но со временем склонялся к мысли, что реальный мир вскоре отомстит ему, и не только ему одному, за его желание сохранить иллюзии. И кольцо придется надеть уже на весь мир.