Мощное давление Даллеса на Идена на Женевской конференции с требованием совместно с США осуществить военную интервенцию во Вьетнаме не увенчалось успехом.

Великобритания – великая колониальная держава имела огромный опыт взаимоотношений со своей колониальной империей, над которой, с гордостью заявляли английские руководители, никогда не заходит солнце. В этих взаимоотношениях были всякие пассажи, в том числе и кровавые колониальные войны, как, например, жестокое подавление синайского восстания в Индии в 1857—1859 гг. Однако англичане раньше и в большей степени, чем какие-либо другие колонизаторы, усвоили простую истину – сила оружия отнюдь не главный аргумент в сложных отношениях с колониями, особенно в обстановке мощного антиколониального движения, начавшегося после окончания Второй мировой войны.

Показательно, что разгром блока фашистских государств привел к мощному росту национально-освободительного движения, и все главные колониальные державы – Франция, Нидерланды, Бельгия – вели тяжелые и одинаково бесперспективные колониальные войны. В значительной мере избежала этой участи только Великобритания, которая всемерно стремилась решать свои колониальные проблемы путем дипломатического, политического и экономического маневрирования, а не лобовыми военными ударами.

Тем в большей мере Великобритания не горела желанием идти на военные, экономические и прочие жертвы во Вьетнаме в интересах Франции и «атлантической солидарности».

Отказ английских руководителей на Женевской конференции присоединиться к американской военной интервенции во Вьетнаме предопределил позицию Соединенных Штатов, которые, помня печальный опыт войны в Корее, не рискнули в одиночку ввязываться в новую военную авантюру.

Во многом благодаря этой позиции Великобритании Эйзенхауэру удалось сохранить свой имидж миротворца и дать возможность его современникам, а позднее историкам не без оснований утверждать, что правление этого президента было своеобразным антрактом между двумя тяжелыми военными конфликтами, в которых США участвовали после окончания Второй мировой войны, – интервенции в Корее и во Вьетнаме.

Оказавшись в Женеве в сложной ситуации, Даллес предпочел покинуть совещание, оставив вместо себя Б. Смита. Это было равносильно признанию поражения американской внешней политики. 20 июля участники совещания подписали соглашение о прекращении войны в Индокитае, предусматривавшее установление временной демаркационной линии между ДРВ и Южным Вьетнамом по 17-й параллели. Таким образом, администрация Эйзенхауэра не сумела выполнить план «интернационализации» войны во Вьетнаме. После их провала Эйзенхауэр не пошел на риск того, чтобы США в одиночку ввязались в индокитайский конфликт.

Личная позиция Эйзенхауэра сыграла решающую роль в том, что США не вмешались в индокитайский конфликт, на что пошли его преемники в Белом доме. Принять решение воздержаться от интервенции в Индокитае было не легким делом для Эйзенхауэра. На него оказывалось большое давление внутри страны с требованием нанести по Вьетнаму удар хотя бы с воздуха. Французские союзники США по НАТО, предвидя катастрофу в Дьенбьенфу, где вьетнамцы окружили французские войска, беспрерывно взывали к натовской солидарности, настаивали на прямом военном вмешательстве США в войну во Вьетнаме.

«Эйзенхауэр имел четкое мнение по поводу американского военного вмешательства (во Вьетнаме. – Р.И.). Он сомневался в том, что удары с воздуха по Дьенбьенфу будут эффективны, и опасался, что они могут стать только прелюдией к обязательству использовать во Вьетнаме американские наземные вооруженные силы». Еще находясь на посту Главнокомандующего вооруженными силами НАТО, он записал в дневнике: «Я убежден, что на этом театре военных действий невозможно добиться победы»[615].

Показательный дар предвидения! Именно так развивались события во Вьетнаме, когда позднее США рискнули ввязаться в эту авантюру.

Бесспорно, что США при президенте Эйзенхауэре не рискнули пойти на широкомасштабное участие в войне во Вьетнаме. Однако он все же направил во Вьетнам американские бомбардировщики и 200 военных специалистов. С. Амброуз констатировал: «И все же, несмотря на сокращение числа военнослужащих, направляемых во Вьетнам, и установление точной даты их возвращения, Эйзенхауэр оказался тем, кто послал первый контингент американских солдат во Вьетнам»[616].

Если Эйзенхауэру хватило здравого смысла не идти на полномасштабную войну во Вьетнаме, то он все же пошел на создание опасного прецедента, впервые направив туда американскую технику и военных специалистов.

Именно этот прецедент был использован преемниками Эйзенхауэра в Белом доме, чтобы в дальнейшем ввязаться в одну из самых грязных и кровавых авантюр западных стран в, третьем мире, после окончания Второй мировой войны.

На совещании в Женеве не удалось добиться и урегулирования корейского вопроса. США и другие западные страны – участники войны в Корее отказались принять предложение о выводе всех иностранных войск из этой страны и ее объединении путем проведения свободных выборов в общекорейское Национальное собрание. Совещание в Женеве стало важным рубежом в американской политике в Азии и на Дальнем Востоке. В определенной мере оно подвело итог двум крупнейшим военно-политическим акциям США в Азии в первой половине 50-х гг. – войне в Корее и американской политике во Вьетнаме. Итог был разочаровывающий. В военном плане США оказались в Корее несостоятельны. Во Вьетнаме французский союзник США по НАТО потерпел полное военное и политическое фиаско. В политическом аспекте обе войны свидетельствовали об отсутствии единства среди империалистических держав. В Корее США смогли получить хотя бы номинальную поддержку со стороны ряда капиталистических государств. Во Вьетнаме призывы к «интернационализации» оказались гласом вопиющего в пустыне.

Внешнеполитический курс администрации Эйзенхауэра строился на максимальном использовании усилий союзников США при решении кардинальных проблем международной политики. После совещания в Женеве внешнеполитическое ведомство США пришло к заключению, что создание в Азии военно-политического блока держав, входящих в сферу американского влияния, будет лучшей формой борьбы с силами национально-освободительного движения. Таков был исходный момент рождения идеи создания Договора об обороне Юго-Восточной Азии (СЕАТО).

8 сентября 1954 г. в столице Филиппин Маниле оформился этот новый военно-политический блок. США не удалось при его создании реализовать широко задуманные планы объединения под эгидой этого блока военно-политических усилий крупнейших государств Юго-Восточной Азии. В СЕАТО дали согласие войти только США, Англия, Франция, Австралия, Новая Зеландия, Филиппины и Пакистан. Крупнейшие государства Юго-Восточной Азии отказались участвовать в нем, так как его главная цель заключалась в установлении гегемонии США в этом регионе.

В январе 1955 г. конгресс предоставил президенту право по своему усмотрению использовать вооруженные силы США против КНР.

Внешнюю политику США в период президентства Эйзенхауэра не случайно называют «пактоманией»: в 1954 г. – создание СЕАТО, в 1957 г. – создание СЕНТО. К концу 50-х гг. США связали военными обязательствами 42 государства. Это был курс на глобальное окружение СССР и его союзников военными базами.

Одной из сложнейших проблем, доставшихся Эйзенхауэру в наследство от его демократического предшественника, был комплекс вопросов, связанных с американо-китайскими отношениями. Победа революции в Китае нанесла тяжелый удар по американским позициям на Азиатском континенте. В огромном азиатском регионе, да и в мире в целом произошло резкое изменение соотношения сил, что потребовало от США внесения серьезных коррективов в свою внешнюю политику.

Все важнейшие проблемы американской политики в Азии – советско-американские отношения, война в Корее, японская проблема, война в Индокитае, тайваньский вопрос – были неразрывно связаны со сложным комплексом отношений между США и КНР.

Во время избирательной кампании 1952 г. кандидат республиканцев неоднократно возвращался к проблемам американо-китайских отношений. Определяя свою политику в этом вопросе, Эйзенхауэр учитывал главный в то время фактор – военно-политический союз между СССР и КНР.

Придя к власти, он продолжал придерживаться столь же осторожного курса в американо-китайских отношениях, понимая, что вовлечение в конфликт с КНР, а следовательно, с СССР чревато для США самыми тяжелыми последствиями. Выступая на пресс-конференции 2 декабря 1954 г., президент сделал неофициальное заявление, в котором подчеркнул, что блокада КНР была бы равносильна акту войны. Эйзенхауэр отметил, что он никогда не предпринял бы шагов, направленных к войне, не проконсультировавшись соответствующим образом с конгрессом. Когда Айк пришел в Белый дом, США фактически находились в состоянии войны с КНР, что накладывало свой отпечаток на американо-китайские отношения на протяжении всего его президентства. В течение его восьмилетнего пребывания в Белом доме отношения между двумя государствами нередко принимали очень резкий характер. Но Эйзенхауэр избрал достаточно гибкий политический курс, чтобы не довести эти отношения до черты, за которой начинается военно-политическая катастрофа. 4 августа 1954 г., выступая на пресс-конференции, он высказался против приема КНР в ООН, но отказался взять на себя роль оракула и предсказать, «каково будет положение через пять лет». Говоря о перспективах развития американо-китайских отношений, президент заметил: «Мог ли кто-нибудь из присутствующих здесь сегодня заявить зимой 1944—1945 гг., когда мы сражались в Арденнах, что придет время и мы будем смотреть на немцев, а затем и на японцев как на людей, с которыми следует искать взаимопонимания и тесного сотрудничества?»[617]. Намек на возможность изменения американо-китайских отношений в будущем был достаточно прозрачным.

Эйзенхауэр не внес чего-либо принципиально нового в развитие американо-китайских отношений. Внешняя политика США на протяжении всего послевоенного периода была политикой двух главных партий. И своеобразным символом этого единства демократов и республиканцев в важнейших вопросах большой политики был Даллес.

Даллес энергично ратовал за проведение двухпартийной внешней политики. Выступая 11 декабря 1947 г. в палате общин английского парламента, он утверждал: «Мы не имели такого сотрудничества (между демократами и республиканцами во внешней политике. – Р.И.) после Первой мировой войны, и я думаю, что это было одной из причин крушения мира»[618]. Став государственным секретарем, Даллес последовательно претворял в жизнь эти принципы двухпартийности в области внешней политики, в частности в вопросах американо-китайских отношений. Он считал, что США должны опираться в своей азиатской политике на Чан Кай-ши.

31 марта 1952 г. в одном из конфиденциальных документов, написанных Даллесом, говорилось: «Для многих Чан Кай-ши – героическая фигура периода войны, к которому мы в прошлом, в частности в Ялте, не относились с лояльностью». Даллес считал, что не надо повторять ошибок прошлого. США должны помнить: «Чан Кай-ши останется единственным выдающимся лидером антикоммунизма в Китае, и ему нет сегодня более прозорливого преемника или заместителя»[619].

Провал американской агрессии в Корее и поражение французских колонизаторов во Вьетнаме повысили акции Тайваня на политической бирже в Вашингтоне.

Специальный помощник президента Эйзенхауэра Роберт Грей писал, что Тайвань – «ключевое звено в системе пактов США в Азии»[620]. США не скрывали того, что они делают откровенную ставку на милитаризацию Тайваня, на укрепление этого естественного плацдарма на южных подступах к КНР. И не случайно, что вскоре после прихода Эйзенхауэра к власти произошло договорное оформление отношений между США и Тайванем. В декабре 1954 г. правительство Эйзенхауэра подписало с Чай Кан-ши Договор о взаимной безопасности.

Даллес неоднократно балансировал «на грани войны» при рассмотрении проблем, связанных с тайваньским вопросом. И если эта грань не была перейдена, то объяснялось это не его дипломатическим искусством. Важную, а в ряде случаев и решающую роль в предотвращении американо-китайского военного столкновения сыграл СССР.

В одном из документов от 30 июня 1954 г., хранящемся в личном архиве Даллеса, говорится: «Если США нанесут удар по Китаю атомным и водородным оружием, Советская Россия немедленно придет на помощь Китаю и нанесет ответный удар по Соединенным Штатам»[621].

Готовность СССР прийти на помощь своему китайскому союзнику была главным фактором, мешавшим авантюристически настроенным американским кругам перейти рубеж, за которым начиналась открытая конфронтация.

Военное присутствие США на Тайване не могло не провоцировать обострение отношений между КНР и Тайванем. Решение американского конгресса по тайваньскому вопросу в 1954 г. прозвучало как гимн двухпартийной внешней политике: оно было принято подавляющим большинством голосов депутатов обеих партий. Согласно ему Эйзенхауэру были предоставлены исключительные полномочия. Он получил право сам решать вопрос об использовании американских войск в этом районе. Соответствующий раздел упомянутого документа конгресса предусматривал, что Эйзенхауэр определит «по своему усмотрению, является ли нападение на Куэмой и Мацзу (прибрежные острова. – Р. И.) нападением на Формозу»[622].

Это была очередная и очень тревожная демонстрация политики «с позиции силы». Военно-политические круги США недвусмысленно дали понять, что они готовы пойти на риск нового военного конфликта с КНР.

С осени 1954 до весны 1955 г. и в течение нескольких недель в 1958 г. возникали кризисные ситуации вокруг островов Куэмой и Мацзу в Тайваньском проливе.

Эти кризисы «ближе всего поставили Соединенные Штаты на грань всеобщей войны, чем какие-либо другие инциденты во время администрации Эйзенхауэра. Они стали символом… общей политики администрации в отношении Китая». Эта политика характеризовалась жесткостью, более того, готовностью пойти на крайние меры в борьбе против Китая. «В 1955 г., во время кризиса (в Тайваньском проливе. – Р. И.) Эйзенхауэр публично заявил, что он не видит препятствий к тому, чтобы атомные бомбы были здесь использованы, также как стрелковое и любое другое оружие». Именно во время этого кризиса конгресс принял так называемую Тайваньскую резолюцию, которая предоставила президенту право по своему усмотрению использовать американские вооруженные силы для защиты Тайваня и прилегающих Пескадорских островов. После подписания мира в Корее Эйзенхауэр стал проводить менее жесткий курс в отношении Китая. В настоящее время имеются документальные свидетельства, подтверждающие то, что являлось слухами при его президентстве: «Эйзенхауэр верил в возможность того, что Соединенные Штаты смогут инспирировать коммунистический Китай на разрыв с Советами. Он был убежден, что союз между коммунистами не был естественным и что при соответствующих условиях Китай может разорвать свои связи с СССР»[623].

Во время кризиса в районе прибрежных островов вновь, как и в период корейской войны, исключительно важное значение приобрели действия Советского Союза.

Верное своим обязательствам по Договору с КНР о дружбе, союзе и взаимной помощи, подписанному в феврале 1950 г., Советское правительство заявило, что в случае нападения на КНР оно выполнит свои обязательства, расценив этот акт как нападение на Советский Союз. После этого заявления положение в Тайваньском проливе нормализовалось.

Ситуация, сложившаяся в районе прибрежных островов, снова, в который уже раз, доказала, что стремление Эйзенхауэра использовать союзников США для участия в военных действиях в интересах американской внешней политики наталкивается на упорное сопротивление лидеров союзных стран. Черчилль, например, заявил, что в Англии «война с целью удержания прибрежных островов за Чан Кай-ши не будет рассматриваться как оборонительная». Лестер Пирсон от имени канадского правительства высказался еще более определенно, подчеркнув, что Канада не будет воевать из-за прибрежных островов. Американская пресса, определяя отношение союзников США к событиям в Тайваньском проливе, приходила к выводу: «Все наши союзники, за исключением генералиссимуса Чан Кай-ши, расценивают подобную войну как неудачную, начатую в неудачное время и в неудачном месте»[624].

Во время обострения американо-китайских отношений США резко ставили вопрос о необходимости продолжения и усиления дипломатической блокады КНР. Специальный помощник президента Эйзенхауэра Роберт Грей писал, определяя позицию США в этом вопросе: «Для китайских красных будет величайшей политической победой, если они получат право представлять в ООН 640-миллионный народ континентального Китая»[625].

Генеральным направлением американской политики в китайском вопросе при Эйзенхауэре было использование всех средств – военных, экономических, политических, дипломатических, чтобы воспрепятствовать укреплению внешне – и внутриполитических позиций Китайской Народной Республики. Параллельно США вели курс на раскол социалистического содружества, на использование КНР в борьбе против СССР. И в этом вопросе существовала четко выраженная преемственность между внешней политикой республиканцев и демократов. И до прихода Эйзенхауэра к власти руководители американской внешнеполитической службы делали ставку на возможность обострения отношений между КНР и СССР.

Активную роль в осуществлении этого политического курса играл главный жрец двухпартийной американской внешней политики Джон Фостер Даллес. Целый ряд документов из архива Даллеса подтверждает правильность такого вывода.

10 марта 1952 г. Даллес получил конфиденциальное письмо от посла США в Индии Честера Боулса, в котором говорилось: «Несмотря на тесное единство между Советским Союзом и Китаем, всегда остается определенная возможность того, что различие их интересов и уровней развития может привести к тому, что они начнут дрейфовать в противоположные стороны»[626]. 23 апреля 1952 г., вновь возвращаясь к этой теме, Честер Боулс уже развертывал перед Даллесом целую программу действий, направленных на разобщение КНР и СССР. Он писал: «…одна из самых важных наших долговременных задач должна заключаться в том, чтобы создать такую ситуацию, которая в будущем сделает возможным отрыв коммунистического Китая от Советского Союза»[627].

Отмечая безусловный выигрыш, который США получат от советско-китайского раскола, опытный американский дипломат не без оснований предвидел и серьезные последствия такой политической игры. Боулс выражал опасение, что следствием этого может быть возникновение «третьей мировой войны»[628].

Из переписки Даллеса с Боулсом очевидно, что развивавшиеся последним идеи инспирирования обострения отношений между СССР и КНР были близки и понятны будущему государственному секретарю. Даллес предлагал целую систему мер для достижения конфронтации между СССР и КНР. 25 марта 1952 г., отвечая Боулсу, он писал, что, по его мнению, «наилучшее средство для внесения раскола в отношения между Советским Союзом и коммунистическим Китаем – оказывать давление на коммунистический Китай и создать для него таким путем трудности в отношениях с Советской Россией»[629].

Переписка между Даллесом и Боулсом по вопросу о советско-китайских отношениях показательна. Она имела место в период избирательной кампании 1952 г. и в определенной мере носила программный характер. Эта переписка объясняет ряд важных нюансов будущей политики государственного секретаря Даллеса в китайском вопросе.

Интерес в США к советско-китайским отношениям резко возрос после смерти Сталина. Определенные круги в США считали, что настал удобный момент перевести в плоскость практических действии давно вынашивавшиеся планы осложнения советско-китайских отношений. Такой точки зрения придерживались не только ультраправые, но и либерально настроенные американские политические деятели. 10 марта 1953 г. Генри Уоллес заканчивал свое письмо президенту Эйзенхауэру вопросом: «Не будет ли лучшим решением сразу же после похорон Сталина выдвинуть в Китае лозунг: «Сталин мертв. Да здравствует свободный, миролюбивый Китай, участвующий в торговле со всеми странами!?»[630].

Подобные предложения отвечали внешнеполитическому курсу администрации Эйзенхауэра. Попытки расколоть страны социалистического содружества, а тем более противопоставить их друг другу были заветной мечтой руководителей внешней политики США.

В силу этого президент не спешил с принятием кардинальных решений по китайскому вопросу, он оставлял его открытым для внесения необходимых коррективов в будущем. Возможность и необходимость этого он неоднократно объяснял историческими параллелями. «Коммунистический Китай не является пока членом ООН, – заявлял Эйзенхауэр 2 июня 1953 г. в беседе с группой сенаторов, – но было бы неразумно полностью связывать себе руки в этом вопросе на будущее. Вернитесь мысленно в 1945 г., когда Германия была нашим смертельным врагом. Кто мог тогда подумать, что спустя всего несколько лет она станет нашим другом?»[631].

В годы президентства Эйзенхауэра американская политика в странах Латинской Америки определялась исключительной военно-стратегической важностью этого огромного района, экономическими интересами американских монополий в латиноамериканских странах, стремлением воспрепятствовать всем проявлениям национально-освободительного движения в этом регионе. Латинская Америка продолжала оставаться важной сферой приложения американского капитала, который быстро вытеснял здесь своих конкурентов. Эти факторы экономического порядка наряду с соображениями военно-политического характера и определяли основные направления политики администрации Эйзенхауэра в районе к югу от американских границ.

Первая серьезная проблема, с которой столкнулся Эйзенхауэр сразу же после прихода в Белый дом, была ситуация в Гватемале. В Вашингтоне очень болезненно отреагировали на приход к власти в этой стране правительства Арбенса, который, отстаивая национальные интересы Гватемалы, вошел в конфронтацию с могущественной американской «Юнайтед фрут компани».

В администрации Эйзенхауэра были разные точки зрения по вопросу о том, каким путем надо выходить из кризиса в отношениях с этой страной. Президент решительно выступал за использование силы. Не остановила его и позиция Англии и Франции, которые, руководствуясь своими, в первую очередь, экономическими интересами, протестовали против использования силы для решения гватемальской проблемы. Эйзенхауэр заявил (пресс-секретарю. – Р. И.) Хегерти… что он преподаст «им урок», что они «не смеют совать свой нос в дела, касающиеся всего этого полушария»[632].

Форсированное сколачивание военно-политических блоков, проводившееся США в глобальном масштабе, распространялось в первую очередь на страны Западного полушария. «Антикоммунистическая резолюция», которую Даллес сумел навязать в марте 1954 г. участникам Международной конференции в Каракасе, отражала суть американской политики в этом регионе. Резолюция узаконивала «коллективное вмешательство» в дела тех стран, где к власти придут демократические силы. На практике это «коллективное вмешательство» превратилось в индивидуальное «право» США свергать любой неугодный им режим в Латинской Америке.

Уже в 1954 г. стала очевидной зловещая сущность «антикоммунистической резолюции». Инспирируемые из американского посольства в столице Гватемалы и оплачиваемые американской монополией «Юнайтед фрут компани», банды наемников вторглись в эту страну и свергли демократическое правительство Арбенса. Революционное движение в Гватемале было потоплено в крови. К власти в стране пришел проамериканский режим. Комментируя итоги американской военной интервенции в Гватемале, Эйзенхауэр заявлял: «К середине 1954 г. Латинская Америка была освобождена, по крайней мере, на определенное время от форпостов коммунизма»[633].

Во время президентства Эйзенхауэра США активно поддерживали все диктаторские режимы в Латинской Америке, в частности кровавую диктатуру Сомосы. Когда тяжело раненный журналистом Ригоберто Лопесом Анастасио Сомоса скончался, Эйзенхауэр заявил: «Мы потеряли верного друга»[634].

К концу второго срока пребывания Эйзенхауэра на посту президента США сочли, что новая «угроза коммунизма» возникла в Доминиканской Республике. В феврале 1960 г. семь кораблей американского военно-морского флота вторглись в территориальные воды Доминиканской Республики и высадили десант морской пехоты. Американские интервенты оказали активную поддержку диктаторскому режиму Трухильо, на борьбу против которого поднялись широкие слои доминиканского народа.

Казалось бы, опираясь на «антикоммунистическую резолюцию», давшую США «юридическое право» активного, в том числе и военного вмешательства в дела латиноамериканских стран, Вашингтон сможет держать под контролем развитие событий в регионе. Но Эйзенхауэр не без оснований отмечал, что «фундаментальные проблемы Латинской Америки – это безграмотность и нищета…»[635]. Эти проблемы нельзя было решить ни американскими подачками, ни тем более американскими штыками.

Несмотря на активную поддержку Соединенными Штатами реакционных правительств латиноамериканских стран, под напором патриотических сил в 1957—1959 гг. рухнули диктаторские режимы в Венесуэле, Колумбии и на Кубе. Эти события, особенно победа революции на Кубе, открывшая новую страницу в истории революционного движения Западного полушария, нанесли тяжелый удар по американским позициям в странах Латинской Америки. «Июнь 1958 г., – вспоминал Шерман Адамс, – был неспокойным и несчастливым временем для Эйзенхауэра и всех нас в Белом доме»[636]. Адамс имел в виду скандальные результаты только что завершившейся поездки вице-президента Никсона по странам Латинской Америки. Огромные толпы людей освистывали посланца президента, а в Венесуэле Никсон и его жена оказались даже перед реальной угрозой физической расправы. Эйзенхауэр тем не менее был склонен рассматривать результаты миссии Никсона как успешные[637]. Ну а все неприятности, обрушившиеся на вице-президента, объяснялись, конечно, происками коммунистов. Шерман Адамс в связи с этим резонно спрашивал: «Если резкие демонстрации против Никсона, как сообщалось, были инспирированы коммунистическими агитаторами, почему все же красные так преуспели в организации столь открытых и целенаправленных антиамериканских возмущений?»[638].

Самый тяжелый кризис, с которым столкнулась администрация Эйзенхауэра в Латинской Америке, была победа патриотических сил во главе с Фиделем Кастро на Кубе 1 января 1959 г. Дуайт Эйзенхауэр был сторонником самых решительных мер против правительства Кастро. Он «побуждал Аллена Даллеса предпринять более жесткие акции против Кастро, а не ограничиваться действиями против производителей сахара на Кубе»[639]. Суть этих «жестких акций» широко известна. В 1975 г. комитет сенатора Чёрча, созданный для расследования деятельности ЦРУ, констатировал, что эта зловещая организация предприняла восемь попыток покушений на лидера кубинской революции. Иной была информация кубинской стороны. В 1975 г., встречаясь с сенатором Джорджем Макговерном, Фидель Кастро передал ему список 24 попыток покушений на его жизнь только за период с 1960 по 1965 г.[640]

Известно, что уже в период президентства Д. Кеннеди, в апреле 1961 г., кубинские контрреволюционеры, вооруженные и обученные в США, при активной поддержке американских спецслужб высадились на Кубе, на Плайя-Хирон. Вооруженные силы Кубы разгромили десант в течение нескольких часов, и ЦРУ пришлось изменить тактику в борьбе с кубинской революцией, отказаться от открытых попыток силой свергнуть правительство Фиделя Кастро.

Идея свержения правительства Кастро с помощью кубинских контрреволюционеров при активной американской военной помощи принадлежала Дуайту Эйзенхауэру и стала готовиться при его президентстве. В частности, были предприняты энергичные меры по политическому сплочению в США разношерстных беженцев с Кубы. По бюджету было ассигновано 13 млн долл. на организацию партизанского движения на Кубе. В Гватемале, подальше от глаз международной общественности, готовились военные кадры для руководства вооруженной борьбой по свержению правительства Кастро. «Эйзенхауэр был разочарован… неудачами по созданию временного правительства Кубы в изгнании и заявлял, что без такого правительства, пользующегося реальной поддержкой общественности, он никогда не санкционирует никакого вторжения на Кубу»[641]. В администрации Эйзенхауэра были сторонники и открытой военной интервенции против Кубы. Такой позиции, в частности, придерживался Ричард Никсон. Подготовка к открытому свержению Фиделя Кастро никак не вязалась с обликом Эйзенхауэра-миротворца, столь активно и в целом успешно создававшимся в США. И естественно, что «Эйзенхауэр и его помощники полностью отрицали, что… (их планы. – Р. И.) предусматривали решение о вторжении на Кубу»[642].

Возрастание антиамериканских настроений в Латинской Америке заставило Белый дом искать новые пути решения спорных проблем в отношениях между США и их южными соседями.